Vernost'Number 132

С удовлетворением сообщаем, что в этом номере журнала “ВЕРНОСТЬ” помещены статьи на английском и русском языках.

The Editorial Board is glad to inform our Readers that this issue of “FIDELITY” has articles in English, and Russian Languages.

2. ВОСПОМИНАНИЯ О МИТРОПОЛИТЕ АНТОНИИ (ХРАПОВИЦКОМ). Архиепископ Антоний, Лос-Анжелосский и Южно-Калифорнийский

7. СЕГОДНЯШНЯЯ СОВДЕПИЯ И ОЧЕРЕДНОЙ КРИЗИС. Димитрий Барма

9. APPARENTLY BARED FEMALE BREASTS ARE THE “patriarch’s” NEW “MISSIONARY BREAKTHROUGH” Xenia Doroshenko for “Portal-Credo.Ru” Translated by Seraphim Larin

10. FOR CHRIST OR AWAY FROM CHRIST? Why I left the Russian Orthodox Church (Moscow Patriarchate). Hieromonk Eugene (Pampur) Translated by Seraphim Larin

The kingdoms of this world have become the kingdoms of our Lord and of His Christ,

The “one thing necessary” for the Orthodox Christian is the worship of God “in spirit and in truth”. So the ideal of Orthodox Statehood is the system which facilitates that worship to the maximum degree.

As M.V. Zyzykin writes: “Christianity has revealed the highest purpose of human power, which is to help create the conditions making the salvation of men possible through the construction of a peaceful community (I Timothy 2.2). From the point of view of sanctification and salvation, political power is one of the benefactions of the Divine will; in protecting virtue and restraining the destructive passions, it eases the work of the Church in the salvation of human souls. Power preserves the social order of life, and without this order society is impossible. It was not chance that created the power of the head of the family, the right of the judge, the power of the king. These are fighters raised between good and evil so that the former might be given the opportunity to live peacefully amidst the latter. Before the creation of the Church of Christ the State fulfilled its purpose with less consciousness, but the Church herself, recognizing its Divine origin, is revered by the State itself as the living representative of God, as the governing ideal and principle pointing to the ultimate aim … – the salvation of the soul in the world to come.”[1]

Such an ideal of Christian statehood is, of course, unattainable if the People is not Christian, or only in a very small part, or only in a weak or distorted form. That is why it took nearly three centuries from the Resurrection of Christ before Christian autocracy appeared. God enlightened the soul of the first Christian emperor, St. Constantine, only after the Christian population of the empire had reached a certain critical proportion (5-10%), and only after the fiery trial of Diocletian’s persecution had purified and strengthened the People through the blood and example of the holy martyrs.

Christian autocracy is “delegated Theocracy”, in the phrase of Lev Alexandrovich Tikhomirov – that is, that form of Statehood which is the closest to direct rule by God, in which the ultimate King, by common consent, is Christ. Already in the Old Testament we read that “the king’s heart is in the hand of the Lord; He turns it wherever He wishes” (Proverbs 21.1). When the king is a Christian, his heart is still more closely held by the Lord.

That Christ rules in the State as well as in the Church was revealed by the Archangel, saying: “The Lord God shall give unto Him the throne of His father David, and He shall reign over the house of Jacob for ever; and of His Kingdom there shall be no end” (Luke 1.32-33). St. Gregory Palamas comments on this: “He Whose Kingdom is eternal and without end is God. But the Child to be born also had David as His father, therefore He was also man. He was both God and man, Son of man and Son of God. As man He received the inalienable Kingdom from God the Father, as Daniel saw [Daniel 7.9, 7.13-14)… He was to sit upon the throne of David and reign over the house of Jacob. Jacob was the patriarch of all Godfearing people, whereas David was the first to prefigure Christ by reigning in the fear of God and in a way pleasing to Him. Christ brought together patriarchate and kingdom into one heavenly and earthly dominion.”[2]

The Orthodox patriarchs and kings receive their power by delegation from Christ. They exercise their separate powers in symphony because they are one in Christ, the King of kings and Great High Priest. As for the People, it obeys the king not only because, in a general sense, “the powers that be are established by God”, and we are commanded to “fear God and honour the king”, but also because, more particularly, the Christian promises at his baptism to serve Christ “as King and as God”. Therefore in serving the Christian autocrat, who is anointed by the Church to defend and extend the Kingship of Christ throughout the world, the Christian is fulfilling his baptismal vows as they relate to the political sphere.

At first sight it might appear that “delegated Theocracy” can only be hierocracy – that is, rule by the Church; for the Church alone is a true Theocracy, Christ is already King in her, He has given her His grace, and has promised that she will overcome the gates of hell. However, God called the Emperor Constantine when he was still outside the Church, and the Church accepted his authority, even in the convening of Church Councils, while he was still a catechumen. In this way He demonstrated that the Christian Emperor was not subject directly to the Church hierarchy. Of course, Constantine was baptised on his death-bed, thereby bringing the State still more fully within the grace-filled influence of the Church; and the classical statements of Byzantine Church-State relations, such as Justinian’s Sixth Novella and St. Photius’ Epanagoge, clearly speak of Church and State as two parts of a single organism. Nevertheless, the relative autonomy of the State from the Church within its sphere was an accepted axiom of the Byzantine world-view.

Another way of understanding this is to see Church and State as two Kingdoms under a single King, with the Church as the “inner Kingdom” including only those who wish Christ to be their King and who therefore have been baptised and have promised to obey His commandments, and the State as the “outer Kingdom” including both those who wish Christ to be their King and those who do not. The Church, “the inner Kingdom”, is the Kingdom “not of this world”, which is ruled in an inner, mystical way through the grace communicated to the Church in the sacraments. The State, “the outer kingdom”, is the kingdom “of this world”, which may be extended to include the whole of this external world, over which Christ rules, not by His redemptive grace, but by His Providential power.

“One must distinguish two Kingdoms of Christ,” writes Zyzykin, “and consequently two of His powers. ‘The Son of God, having received human nature into the unity of His Divine Hypostasis, is called a king,’ says St. Gregory the Theologian, ‘but in one sense He is king as the Almighty and king of both the willing and the unwilling, and in the other, as leading to obedience and submitting to His kingdom those who have willingly recognised Him as king’ (quoted in Metropolitan Macarius, Dogmatic Theology, vol. 2, pp. 178-179). In the first case the kingdom of Christ is without end and all three Persons of the All-Holy Trinity participate in Providence. In the second it will end with the leading of all the true believers to salvation, when Jesus Christ hands over the Kingdom to God and the Father, when He will annul every authority and force, that God may be all in all (I Corinthians 14.18). The power of which it is said: ‘all power has been given to Me in heaven and on earth’ was handed over by Him to nobody. He remains the Highest Teacher (Matthew 23.8), the Highest Priest (Hebrews 7.24-25) and the highest ruler of His kingdom, the Pastor of pastors (I Peter 5.4).

“The Church is the visible form of the Kingdom of Christ, its realisation on earth, by which it is destined to embrace the world (Mark 16.15-16; Matthew 28.19-20; Luke 24.47; John 20.23); it is the kingdom that is not of this world (John 18.36). It is a special sphere in which the relationship of man with God is developed (Matthew 22.21; Luke 20.25); Church power by the spiritual character of its commission does not consist in mastery and lordship, which are characteristic of earthly power, but in service (Matthew 20.25-27; Mark 9.35).”[3]

Blessed Theophylact of Bulgaria has a similar interpretation: “’All is delivered’ to the Son by the Father (Luke 10.22) in that all is to be subject to the Son. There are two ways in which God rules over all. First, He rules over all independently of their own will. And second, He rules over those who willingly subject themselves to Him. Hence I can say: God is my Master independently of my will, inasmuch as He is my Creator. But He is also my Master whenever I, as a grateful servant, fulfil His will by working to keep the commandments.”[4]

The two kingdoms have different functions. The inner kingdom of the Church ministers to the inner needs of man, his need for spiritual salvation. The State ministers to his external needs, his need for food and shelter and security from external enemies.

Very shortly after the founding of the Church, the apostles recognised that these needs were different and needed to be ministered to by different people. Thus they said: “It is not right that we should give up preaching the Word of God to serve tables” (Acts 6.2), and delegated to the deacons the task of looking after the material needs of the Church. Similarly, the Church delegates to the Christian State “the serving of tables” on a universal scale, throughout the Christian family of nations.

In recognition of this the Byzantine Church gave the Emperor a rank within the Church equivalent to that of the diaconate. But this recognition did not take place until the State had been fully “churched” (Russian: otserkovlenie) – that is, according to Zyzykin, by the beginning of the 10^th century, “when all the main foundations of Church law had already been established… This enchurchment did not go further than the bestowal on the emperor of the rank of deacon, to which the rank of emperor was equivalent in the Church. But the deacon… has the right to do sacred acts only within certain limits, he has certain privileges in Divine services, such as communion under both kinds, but he has the right neither of pastorship, nor of teaching…”[5]

Thus Church and State are independent of each other, in the Orthodox understanding, each deriving its origin from God alone. But of the two, the Church is the higher, because it was founded directly by Christ as His Divine-human Body, with the promise that the gates of hell will never prevail over it, and the rights of binding and loosing, that are not accorded to the State.

This essential truth was expressed most powerfully by the first Christian emperor and the model for all his successors, St. Constantine, in his speech to the bishops at the First Ecumenical Council: “God has placed you as priests and given you power to judge my peoples and me myself. Therefore it is just that I should be subject to your sentence. It would not enter my head to wish to be a judge over you.”[6]

The State is also founded by God, but indirectly, as it were; it exists for the sake of the Church, as its outer wall and guardian. The Church can exist without the State, just as the soul can exist without the body; whereas the State without the Church is like a body from which the soul has departed – a foul-smelling corpse. The ideal is the “symphony” of Church and State, their working together for the common goal, which is the salvation of souls.

For, as Professor A.V. Kartashev writes: "The hierarchy of the relationships between spirit and flesh, and therefore also of the Church and the State, has its foundation in the creation itself. Just as the body must be the obedient and perfect instrument of the spirit, so the State is ideally thought of as the obedient and perfect instrument of the Church, for it is she that knows and reveals to mankind its higher spiritual aims, pointing the way to the attainment of the Kingdom of God. In this sense the Church is always theocratic, for to her have been opened and handed over the means of the power of God over the hearts of men. She is the ideal active principle, and the role of the State in comparison with her is secondary. The Church leads the State and the people, for she knows where she is going. The Orthodox State freely submits to this leadership. But just as in the individual person the harmony of spirit and flesh has been destroyed by the original sin, so is it in the relationship between the Church and the State. Hence it is practically difficult to carry out the task of Church-State symphony in the sinful world. Just as the individual Christian commits many sins, great and small, on his way to holiness, so the people united in the Christian State suffer many falls on the way to symphony. Deviations from the norm are linked with violations of the hierarchical submission of the flesh to the spirit, the State to the Church. But these sins and failures cannot overthrow the system of the symphony of Church and State in its essence."[7]

“The differences in nature between Church and State indicated in Matthew 22.21 [“Give to Caesar what is Caesar’s and to God what is God’s”] by no means presumes that the State was recognised by the Saviour as being foreign to God and as not being obliged on its side and in its own way to assist the realisation on earth of the aims of Christianity. It is impossible to suppose that the Church, in directing mankind to union with Christ, should recognise it as normal that the State should lead it to Antichrist. God, as the supreme principle, cannot be removed from the State either. After all, the State, according to the words of the Apostle Paul, is called to serve people for the good by means of the forcible muzzling of evil, through which the representatives of the State, too, are called servants of God (Romans 13.2-6). The difference between the pagan and the Christian State consists in the fact that the pagan State found its aim in itself, as ‘the society not knowing anything higher than itself’, in the words of Aristotle, whereas the Orthodox Christian State recognises a higher aim set by the Church over itself, and it finds its highest meaning and mission in voluntarily and without compulsion serving this aim. Christianity does not encroach upon the life of the State, it recognises its positive contribution in the struggle with evil, and calls on it to carry through moral principles in both its internal and its external political life. Christianity came into the world to save the world, including its highest manifestation – the State, by revealing to it its meaning and mission. Its legislature is not called on to legalise natural relations, but to correct itself in accordance with the ideas of a higher righteousness; the supreme power is exhorted to abandon the deification of human arbitrariness and to convert itself to a special service to the will of God; the representative of its power is not the possessor of all the rights of human society, but the bearer of all the obligations of human society in relation to the Church, that is, to the work of God on earth. In and of itself the State does not give meaning to life, but receives it from outside, from the Church; its political life itself requires higher principles and aims coming from outside as its moving principle. The Christian outlook on the world and man gives the State the basis to see in itself a weapon for the attainment of te highest tasks of life. The Church comes out in relation to the State as the star of the East.”[8]

“Christianity renews the State which has corrupted its mission by moral principles, for the originally Divine origin of power excludes neither abuses of power nor unlawful means of obtaining it. The pagan Caesar even before Christianity possessed lawful power, but Christianity regenerated the pagan elements of this institution. In royal anointing royal power is not received from God, it is only sanctified and completed by special gifts of grace so that in their actions the authorities may be a weapon of Divine Providence. This act does not point to any rights of the secular authorities over the spiritual Hierarchy, but obliges the king to be a devoted son of the Church and a faithful minister of God’s work. There exist two independent spheres that are distinct from each other: one in which relationships are developed in the Church as a Divine institution directly established by God, and the other in which civil relationships are developed.”[9]

“Jesus Christ abolished only the external means by which the ideal of the Old Testament theocracy was realised, but not the theocratic ideal itself. In the Church of Christ there is a purely spiritual theocracy. Here the Holy Spirit invisibly admonishes through the priests….”[10]

“In the close union of the Church and the State their immediate, fundamental aims remain different. The State is first of all occupied with the provision of the temporary prosperity of man, while the Church has in mind the provision of means for inner pacification and blessedness, not only on earth but also in heaven. But here there is also agreement in aims, for according to I Timothy 2.2-3 a quiet and peaceful life, which the State is called to give, is a means whereby we may live in piety and purity. The Church desires this peaceful life so as to have the opportunity of better co-operating, under these conditions, with the attainment of its aims. The Church does not remove the earthly aims of the State, but directs them to her higher aims. In seeking the city that is to come, she also reforms the city that passes, thereby also strengthening civil prosperity; she leads into harmony law and morality, for that which is just from a juridical point of view is not always morally good; that which is just juridically speaking can be morally not good, while that which is unjust from a juridical point of view can be turned into the morally good. True Christians prefer the demands of morality. Besides this reworking of law, the Church exerts a moral influence on law, transfiguring the forcible demands of the law into a free habit, and elevating the moral level of humanity by substituting the forcible demands of the law with the free demand for righteousness.” [11]

Zyzykin summarise the Church-State relationship in New Rome as follows: “In reviewing the world-view of the Byzantine canonists and writers concerning imperial power, we could see that in the course of time from the Emperor Constantine to the 15^th century, the time of the fall of the empire, when the history of the relations between the Church and the Christian State in Byzantium comes to an end, two tendencies of thought are observed: one on the basis of various arguments strives to continue the ancient Roman tradition of the divine Augustus pontifex maximus, while the other proceeds from a consciousness of the profound difference between the Church and the State, and, without rejecting the protection of the Church on the part of the State, firmly maintains the independence of the Church from a take-over of its functions by the secular power. This view can place the king in a particular relationship to the Church in view of his duties with regard to the defence of the Church, which it imposes on him in the act of coronation, but it cannot recognise his possession of such powers as would presuppose the presence of apostolic succession and the presence of Grace-given gifts for the realisation of the rights of priestly serving, teaching and pastorship, nor the rights founded upon these of legislation, oversight and judgement in the ecclesiastical sphere. If, on the side of the first tendency, we meet the names of the arianizing Emperor Constantius, the iconoclast Emperor Leo the Isaurian, the canonist Balsamon, who was prominent at the Byzantine court, and the Bulgarian Bishop Demetrius Chomatenus, etc., then on the side of the other tendency there pass before us St. John Chrysostom, St. Maximus the Confessor, St. Theodore the Studite, St. John of Damascus, etc. The inner worth of the second tendency finds its confirmation also in the inner worth of men who were pleasing to God and sealed their judgements with a martyric confession. The second tendency was assimilated by the Church…”[12]

Whatever rights the emperor has in the Church are given to him by the Church, for the sake of the Church, and in view of the fact that he is himself specially endowed with the Church’s grace-filled gifts. This is a vitally important point which is often overlooked by those who look on Church and State as necessarily warring principles. Just as the soul and the body are not by nature warring principles, even if the fall has often set them against each other, so it is with the Church and State. And yet we must agree with Sir Steven Runciman that “the chief practical problem that faces any organized Church lies in its relation to the State”...[13]

The rights of the Emperor in the Church were limited by the fact that he could not perform sacraments, nor did he ordain or defrock bishops and priests. “To be sure, the Emperor wore vestments similar to those of the bishop and even had a special place in the worship of the Church, such as censing the sanctuary at the Liturgy for the Nativity of Christ, offering the sermon during Vespers at the commencement of the Great Lent, and receiving Holy Communion directly from the altar as did the clergy. Nevertheless, the Emperor was not a priest and many Greek Fathers disapproved of even these privileges. Emperor Marcian (451-457) may have been hailed as a priest-king at the Council of Chalcedon (451), but this did not bestow sacerdotal status on him or any Byzantine imperator.”[14]

One of the rights given to the Emperor by the Church was that of convening Councils and enforcing their decisions. This right did not empower the emperor or his officials to interfere in the proceedings on a par with the bishops, but it did enable him to make quiet suggestions which were often vitally important. Thus at the First Council it was the Emperor Constantine who quietly suggested the word “consubstantial” to describe the relationship between the Son of God and God the Father.[15] Again, although the Emperor Marcian said that he had decided to be present at the Fourth Ecumenical Council “not as a manifestation of strength, but so as to give firmness to the acts of the Council, taking Constantine of blessed memory as my model,”[16] his firm but tactful intervention was decisive in the triumph of Orthodoxy.

The Emperor also had the right to invest the Patriarch. “According to the official formula,” writes Runciman, “the Patriarch was elected by the decree of the Holy Synod and the promotion of the Emperor. His investiture took place in the Imperial Palace in the presence of the high dignitaries of Church and State. Until 1204 the scene was the Palace of Magnaura, where the Emperor in person announced the election with the formula: ‘The Divine grace, and Our Majesty which derives from it, raised the most pious [name] to be Patriarch of Constantinople.’ After 1261 the investiture was held in the triclinium of the Palace of Blachernae; and about the same time the formula was changed. The Emperor now said: ‘The Holy Trinity, through the power that It has given Us, raises you to be Bishop of Constantinople, New Rome, and Oecumenical Patriarch.’ By the beginning of the fifteenth century the formula and the setting had changed once more. The investiture now took place in a church in the presence of the Emperor; but it was a high lay official who pronounced the words: ‘Our great and holy Sovereign and the Sacred Synod call Your Holiness to the supreme throne of Patriarch of Constantinople.’ The theologian Symeon of Thessalonica, writing in about 1425, regretted the change of words as there was no mention of God, though he liked the recognition given to the Holy Synod. When the election had thus been proclaimed the Emperor gave to the Patriarch the cross, the purple soutane and the pectoral reliquary which symbolized his office. After this investiture the new Patriarch rode in procession through the streets of Constantinople to the church of Saint Sophia, where he was consecrated by the Metropolitan of Heraclea, in memory of the days when Byzantium had been a suffragan see under Heraclea.”[17]

The Emperor chose the Patriarch from three candidates put forward to him by the Holy Synod. As Simeon of Thessalonica witnessed, this right was not seized by the emperor by force, “but was entrusted to him from ancient times by the Holy Fathers, that is, by the Church itself”. Moreover, “if none of the three candidates was suitable, the basileus could suggest his own candidate, and the Hierarchical Synod again freely decided about his suitability, having the possibility of not agreeing. The king’s right did not in principle violate the Hierarchs’ freedom of choice and was based on the fact that the Patriarch occupied not only a position in the Church, but was also a participant in political life… Simeon of Thessalonica said: ‘He, as the anointed king, has been from ancient times offered the choice of one of the three by the Holy Fathers, for they [the three] have already been chosen by the Council, and all three have been recognised as worthy of the Patriarchy. The king assists the Council in its actions as the anointed of the Lord, having become the defender and servant of the Church, since during the anointing he gave a promise of such assistance. De jure there can be no question of arbitrariness on the part of the king in the choosing of the Patriarch, or of encroachment on the rights and freedom of choice [of the Hierarchs].’”[18]

Another imperial right was that of handing the Patriarch his staff. This should not be interpreted as if the emperor bestowed the grace of the Patriarchy. Nor was it the same as the ceremony of “lay investiture” in the West. The emperor did this, according to Simeon of Thessalonica, “because he wishes to honour the Church, implying also at the same time that he personally accepts the individual now consecrated as his own pastor whom God has chosen for him.”[19]

“Simeon of Thessalonica explains that in this act the king only witnesses to the fact of his agreement with the installation of the new Patriarch, and after the bestowal of the staff he witnesses to his spiritual submission… by the bowing of his head, his asking for a blessing from the Patriarch and his kissing of his hand. By the grace and action of the Hierarchy, the Patriarch does not differ from the Metropolitans and Bishops. But in the dignity of his see, and in his care for all who are under his authority, he is the father and head of all, consecrating Metropolitans and Bishops, and judging them in conjunction with the Council, while he himself is judged by a Great Council, says Simeon of Thessalonica. The king was present at both the consecration and the enthronement of the Patriarch in the altar…; but the consecration and enthronement were acts of a purely ecclesiastical character, and the king’s participation in them was no longer as active as in the first stages of the process, when he convened the Hierarchical Council, chose one of the three elected by the Council and witnessed to his recognition of him in the act of problhsiV [which gave the Patriarch his rights in Byzantine civil law]. In the act of consecration [assuming that the candidate to the Patriarchy was not already a bishop] Hierarchical grace was invoked upon the man to be consecrated by the Metropolitan of Heraclea, while in the act of enthronement he was strengthened by abundant grace to greater service for the benefit, now, of the whole Church, and not of one Diocese [only].”[20]

These rights of the emperor in the Church were paralleled by certain rights of the Church in the State, especially the Patriarch’s right of intercession (Russian: pechalovanie). “The Patriarch was called to intercede for the persecuted and those oppressed by the authorities, for the condemned and those in exile, with the aim of easing their lot, and for the poor and those in need with the aim of giving them material or moral support. This right of intercessory complaint, which belonged by dint of the 75^th canon of the Council of Carthage to all Diocesan Bishops, was particularly linked with the Patriarch of Constantinople by dint of his high position in the Byzantine State with the king.”[21]

Also, State officials “were obliged to help the Bishop in supporting Church discipline and punishing transgressors. Sometimes the emperors obliged provincial officials to tell them about Church disturbances which depended on the carelessness of the Bishop, but the emperors gave the Bishops the right to keep an eye on officials, while the Bishops, in carrying out this obligation imposed on them by the civil law, did not thereby become State officials… In the Byzantine laws themselves the Church was distinguished from the State as a special social organism, having a special task distinct from that of the State; these laws recognised the Church as the teacher of the faith and the establisher of Church canons, while the State could only raise them to the status of State laws; Church administration and Church courts were recognised as being bound up with the priestly rank.”[22]

“In reviewing Byzantine ideas on royal power, we must recognise the fact that, in spite of the influence of pagan traditions, in spite of Saracen Muslim influences leading to a confusion of powers, in spite of the bad practices of arianising and iconoclast emperors, it remained a dogma of Byzantine law to recognise the Church of Christ as a special society, parallel to the State, standing separate and above the latter by its aims and means, by dint of which the supreme head of the State was by no means the head of the other, ecclesiastical union, and, if he entered into it in the position of a special sacred rank, it was far from being the higher, but was only equal to the deacon’s, being subject thereby to the canons which established the Church as a Divine institution having its own legislation, administration and court…”[23]

The State is rooted in the family, being in fact the family writ large, so that the head of the State, the Emperor or King, is like the Father of all his citizens. This principle was accepted in New Rome, and was particularly emphasised in the daughter of New Rome, the Third Rome of Moscow, where the Tsar was affectionately known as the “batyushka-tsar”, or “daddy-tsar”. Another model consists in comparing the Emperor to a Bridegroom, and the Empire to his Bride; but the paternal metaphor is more common.

However, if the Emperor is the father of his people, the Patriarch is the father of the Emperor, and was so called in Byzantium. Thus Emperor Theodosius the Great, embraced St. Meletius, president of the Second Ecumenical Council, as his father. In Serbia, this spiritual relationship was even exemplified in a physical form: St. Symeon, the first king of the Nemanja dynasty, was the physical father of the first archbishop, St. Savva, but at the same time his spiritual son. Again, in Russia the first Romanov Tsar, Mikhail Fyodorovich, was the natural and spiritual son of Patriarch Philaret. This emphasised that Christian politics, as represented by the Emperor or Tsar, should ideally be conformed to – even “begotten by” - the other-worldly spirit and aims of the Christian faith, as represented by the Patriarch. For, as King Boris III of Bulgaria said: “Every true social order is based on the moral order” – the order ordained by God through the Church.[24]

New Rome was eventually conquered by two external enemies: Papism from the West and Islam from the East. Both these heretical systems (for Islam, too, has been called a Christian heresy, albeit a rather extreme one) presented alternative theories of the relationship between religion and politics to that presented by the Orthodox Christian empire. Both, in imitation of the absolutist pagan empires, tended to conflate Church and State, religion and politics, kingship and priesthood, into a single institution or activity, in contrast to the duality of the two spheres which is the norm in Orthodoxy. Both could therefore be called ecclesiological analogues of the Monophysite-Monothelite group of heresies in Christology. And, perhaps not coincidentally, the beginnings of the papist and Islamist heresies coincide with the beginnings of the Monophysite and Monothelite heresies.

Orthodoxy stands for the Chalcedonian unity-in-diversity of Church and State, priesthood and kingship. The two powers are unconfused but undivided under the One King of kings and Chief High Priest, the Lord Jesus Christ. The eventual fall of Byzantium was preceded by the gradual decay of this symphonic, Chalcedonian principle of Church-State relations, making its conquest by anti-Chalcedonian, absolutist principles easier.

This absolutism took two forms: “caesaropapism” in the East and “papocaesarism” in the West. “Caesaropapism” signifies the intrusion of State power into the realm of the Church, and “papocaesarism” – the intrusion of the Church power into the realm of the State.

The decay of the symphonic principle began already with the Arian emperors in the mid-fourth century, revived with the iconoclast emperors in the eighth and ninth centuries, and became firmly entrenched with the Angeli emperors before the Fall of Constantinople in 1204. If anything, the “Orthodox” absolutism of the Angeli, supported by Orthodox canonists such as Balsamon, proved to be a more dangerous temptation than the heretical absolutism of the Arians and iconoclasts. In any case, with its revival in a still more subtle form under the later Palaeologi in the fifteenth century, Byzantium was doomed. For the internal absolutism of the last Palaeologi emperors may be said to have cooperated with the external absolutism of the Latins and the Turks to bring about the final Fall of Constantinople in 1453, insofar as they more or less compelled the reluctant hierarchs to sign the unia with Rome at the false council of Florence, thereby sacrificing the Faith of the Church for the needs of the State. In this case, the resistance of the People, led by a few anti-uniate clergy, saved the honour of the Empire, even if the Empire itself did not recover from the catastrophe. The ideal continued to live in the hearts of the Greeks under the Turkish yoke. But the incarnation of the ideal was entrusted by the King of kings to another people, the Russians.

The situation was even worse in the West, where the fall of the last remaining Orthodox autocracies in the eleventh century to the “papocaesarist” version of the absolutist heresy, Papism, was not succeeded by the survival of the ideal in the hearts of the people. Here not only the flesh, Christian Statehood, died: the spirit, the Christian Faith and Church, was radically corrupted. So in the West, in contrast to the East, there could be no transfer of the ideal to another soil, no renovatio imperii… Not that there were no attempts to pretend that the old ideal was still alive and well. The “Holy Roman Empire” of the Hohenstaufens (and later, of the Habsburgs) claimed to be the continuation and revival of the Roman and Constantinian Empires. But where was the “symphony of powers” between the Roman Church and Empire when one of the powers, the Church, was itself a State that waged war – physical war – against the Empire?

Indeed, the continual wars between the Roman papacy and the “Holy Roman Empire” in the later Middle Ages cannot be compared to the conflicts between Church and State in Byzantium or Western Orthodox history for the simple reason that they were not in fact wars between Church and State, but between State and State. For ever since Pope Leo IX rode on horseback into battle against the Normans in 1053, the very difference between Church and the State, between the other-worldly spirit of Christian society and its this-worldly flesh, had been obscured in the Western mind. Thus the sentence of the King of kings was inevitable: “My Spirit shall not abide in man for ever, for he is flesh” (Genesis 6.3).

It is time to define more precisely the religio-political heresy of absolutism, which, as we have seen, destroyed the flesh of New Rome in the East, and both the flesh and the spirit of New Rome in the West. L.A. Tikhomirov writes: “Absolutism… signifies a power that is not created by anything, that depends on nothing except itself and that is qualified by nothing except itself. As a tendency, absolutism can in fact appear under any principle of power, but only through a misunderstanding or abuse. But according to its spirit, its nature, absolutism is characteristic only of democracy, for the will of the people, qualified by nothing but itself, creates an absolute power, so that if the people merges with the State, the power of the latter becomes absolute.”[25]

“Absolutism is characteristic of democracy”?! This is the height of paradox to the modern Western (and Classical Greek) mind, for which absolutism and democracy are polar opposites, and for which the ideal of Statehood (even Christian Statehood) must consist in the complete extermination of absolutism and the fullest possible installation of democracy. And yet the paradox is true, for the absolutist ruler, be he emperor or king, pope or patriarch, believes that all power on earth, in all matters, is given to him alone – even if, as in pagan Rome, this power was transferred to him from the people according to the lex de imperio. In pagan times, such a belief would be expressed in the idea that the ruler was also a god. In Christian times, such open self-deification was no longer expedient, so the phrase “vicar of God” or “deputy of God” was used instead. In theory, such a title is compatible with a certain self-limitation, insofar as the vicar or deputy of God is obliged to submit his will to the will of God; and some rulers have succeeded in doing just that, becoming saints and “equals-to-the-apostles” in the process. But if the ruler dispenses with an independent priesthood, and is seen as the highest interpreter of the will of God, the path is open to arbitrariness and tyranny on a vast scale, which is precisely what we see in absolutist rulers throughout history, whether pagan or Christian, religious, secular or atheist.

The arbitrariness and tyranny of the single unchecked will inevitably elicits, sooner or later, the appearance of other wills determined to check or completely subdue it. This, in its turn, is inevitably accompanied by a process of debunking or desacralising kingship: since the authority of the absolutist ruler is hedged around with an aura of divinity, the first task of the reformers or revolutionaries is to strip away this aura, to reveal the ruler to be an ordinary man. Then they will strive either to place one of themselves in the place of the former ruler, endowing him with the same aura of divinity as he had, or will put forward a general theory of the ordinariness – or kingliness - of all men. But this is a sign of God’s wrath. For “because of the transgression of a land, many are its princes” (Proverbs 28.2).

We have seen how both courses were adopted in medieval western history: the first in the struggle between the popes and the “Holy Roman Emperors” for absolute power, and the second in the emergence of the doctrines of natural law, conciliarism and democratism. The second course would appear to be radically different from the first insofar as it abolishes the idea of sacred persons altogether. But in fact it simply endows all men with the same absolutism and sacredness as was formerly attributed to pope or emperor. Thus the old personal gods of pope or emperor make way for the new collective god of the people: vox populi – vox Dei. And yet, as Deacon Alcuin of York said to the Emperor Charlemagne: “The people should be led, not followed, as God has ordained… Those who say, ‘The voice of the people is the voice of God,’ are not to be listened to, for the unruliness of the mob is always close to madness.”[26]

And so absolutism is characteristic of democracy insofar as the demos is an absolute power, free from the restraint of any power, in heaven or on earth. In a democracy the will of the people is the final arbiter: before it neither the will of the (constitutional) monarch, nor the decrees of the Church, neither the age-old traditions of men, nor the eternal and unchanging law of God, can prevail. This arbiter is in the highest degree arbitrary: what is right in the eyes of the people on one day, or in one election, will be wrong in the next. But consistency is not required of the infallible people, just as it is not required of infallible popes. For democracy is based on the Heraclitan principle that everything changes, even the demos itself. As such, it does not have to believe in, let alone justify itself on the basis of, any unchanging criteria of truth or falsehood, right or wrong. Its will is truth and justice, and if its will changes, then truth and justice must change with it…

The famed tolerance or freedom of religion in democratic states is only apparent. Or rather, it can be real only for a time, until the State works out its own ruling ideology and applies it consistently. For, as Tikhomirov writes, “if a state, as law and power, removes itself from being linked with a determinate confession, that is, from the influence of a religious confession on its own religious politics, it becomes the common judge of all confessions and subjects religion to itself. All relations between the various confessions and the rights of them all must, evidently, be decided by the state that is set outside them, which is governed exclusively by its own ideas on justice and the good of the state and society. In this situation it evidently has the complete right and opportunity to carry out repressions whenever, in its opinion, the interests of a confession contradict civil and political interests.”[27]

In many ways the collective absolutism of democracy is a more absolute and destructive absolutism than the personal absolutisms of popes and emperors. although many absolutist rulers appeared in both East and West, fundamental changes in society were slow to appear (in the East they did not appear at all). Whatever absolutist rulers may have thought or said about their own unfettered power, in practice they conformed to tradition in most spheres.

For they knew that the masses of the people believed in a higher truth in defence of which they were prepared to die – or at least, rise up in rebellion. Hence the failure of most absolutist rulers to establish a firm tradition of absolutism: Julian the Apostate was replaced by Jovian the Pious, Pope Nicolas I by Pope John VIII, Michael Palaeologus by Andronicus II. Even the more enduring absolutism of the post-schism popes was bitterly contested for centuries, and became weaker over time. But the triumph of democracy in the modern period has been accompanied by the most radical and ever-accelerating change: the demos that overthrew the monarchy in the English revolution, even the demos that obtained universal suffrage in the early twentieth century, would not recognise, and most would certainly not approve of, what the demos has created in twenty-first-century England…

Democracy considers itself to be at the opposite pole from absolutism, and justifies itself on the grounds that its system of checks and balances, and the frequent opportunity to remove the ruler at the ballot-box, preclude the possibility of absolutism. However, the close kinship between democracy and absolutism reveals itself in the persistent tendency of democracy, as Plato noted, to pave the way for absolutism. Thus the democracy of the English Long Parliament paved the way for Cromwell; the democracy of the French Estates General - for Robespierre and Napoleon; the democracy of the Russian Provisional Government - for Lenin and Stalin; and the democracy of the German Weimar Government - for Hitler.

Nor does the return of democracy mean a revulsion from all such absolutisms. Thus a statue of Cromwell still stands outside the English Houses of Parliament; Napoleon is still glorified in the modern French republic; and Lenin’s body still graces Red Square in the modern Russian Federation. For these dictators, for all their cruelty and absolutism, were nevertheless in tune with, and carried out the will of, the iconoclastic spirit of democracy, its exaltation of the will of man – any man – over the will of God.

Europe today is dominated by two absolutist democracies: the European Union and the Russian Federation. The European Union is the heir, spiritually and geographically, of Charlemagne’s empire. It pretends to be a democracy, and is in fact made up of genuine democracies. But the democratic element is swallowed up by an unelected Commission that gives directives to all the member-states in a socialist and atheist spirit. The Russian Federation, the heir of the anti-theist Soviet Union, while appearing to have adopted a more Christian form, is returning to the absolutism of Soviet times, only in a less crude form, with a democratic façade and a nationalist ideology. Neither of these states can be the symphonic partner of the truly Orthodox Church. Both of them, separately or in union with each other, could wipe True Orthodoxy finally off its historic heartland, the European continent.[28]

The restoration of Romanity, whose central unifying element is the Orthodox Christian autocracy confessing the truly Orthodox Faith, is the most pressing need of our time. Not only the New Rome of Constantinople, but also the Third Rome of Russia, has been destroyed; and, deprived of “him who restrains”, the Orthodox Christian Emperor, the world has been plunged into a state of religious, moral, social and political anarchy on a scale unseen in human history. To the fallen human mind there seems to be no hope, no possibility that the apostasy can be checked, let alone reversed. But “love hopeth all things” (I Corinthians 13.7), and in love and hope we must present again that vision of Christian Statehood without which the people will perish.

It was at a similar moment of blackness and despair that the Roman army in York raised on their shields the Emperor Constantine, who proceeded to drive out the tyrant persecutors, and exalt true Christian piety throughout the civilised world. Let us pray to Almighty God, for Whom all things are possible, that He will raise up a New Constantine for the fallen Orthodox oecumene, that we may sing with conviction: “Ye faithful Christian kings, forechosen by divine decree, rejoice. Receiving from God the Precious Cross, make this victorious weapon your glory, for by it the tribes of the enemy that rashly seek battle are scattered unto all ages…”[29]

[1] M.V. Zyzykin, Patriarkh Nikon (Patriarch Nicon), Warsaw: Synodal Press, 1931, p. 231 (in Russian).

[2] St. Gregory Palamas, Homily 14, on the Annunciation, 11, 12.

[3] Zyzykin, op. cit., pp. 300-301.

[4] Bl. Theophylact, The Explanation by Blessed Theophylact of the Holy Gospel according to St. Luke, House Springs, Mo.: Chrysostom Press, p. 114.

[5] Zyzykin, op. cit., part I, p. 133.

[6] Zyzykin, op. cit., part I, p. 266.

[7] Kartashev, Sviataia Rus' i Puti Rossii (Holy Rus’ and the Ways of Russia), Paris, 1956 (in Russian); quoted in A. Tuskarev (now Bishop Dionysius (Alferov)), Tserkov’ o Gosudarstve (The Church on the State), Staritsa, 1992, pp. 34, 35 (in Russian).

[8] Zyzykin, op. cit., part I, pp. 294-295.

[9] Zyzykin, op. cit., part I, p. 303.

[10] Zyzykin, op. cit., part I, p. 304.

[11] Zyzykin, op. cit., part I, p. 305.

[12] Zyzykin, op. cit., part I, p. 123.

[13] Runciman, The Great Church in Captivity, Cambridge University Press, 1968, p. 55.

[14] The Lives of the Pillars of Orthodoxy, Buena Vista, Co.: Holy Apostles’ Convent, p. 125.

[15] Archbishop Averky of Syracuse, Sem’ Vselenskikh Soborov (The Seven Ecumenical Councils), Moscow, 1996, p. 11 (in Russian).

[16] Averky, op.cit., p. 71.

[17] Runciman, op. cit., p. 27.

[18] Zyzykin, op. cit., part I, pp. 116, 117.

[19] Zyzykin, op. cit., part I, pp. 322-323.

[20] Zyzykin, op. cit., part I, pp. 120-121.

[21] Zyzykin, op. cit., part I, p. 121.

[22] Zyzykin, op. cit., part I, p. 137.

[23] Zyzykin, op. cit., part I, p. 139.

[24] Quoted in Tsankov, Protopriest S. "Pokojnij Tsar Boris, kak religiozno-nravstvennaia lichnost'" (“The Reposed Tsar Boris as a religious-moral personality”), Pravoslavnaya Rus' (Orthodox Rus’), № 18 (1495), 15/28 September, 1993, p. 15 (in Russian).

[25] Tikhomirov, Monarkhicheskaia Gosudarstvennost’ (Monarchical Statehood), St. Petersburg, 1992, p. 92 (in Russian).

[26] Alcuin of York, Letter to Charlemagne, M.G.H., 4, letter 132.

[27] Tikhomirov, Religiozno-philosophskie osnovy istorii (The Religious-Philosophical Foundations of History), Moscow, 1997, p. 269 (in Russian).

[28] This is proved by the recent attempt of the “tolerant” European Union to force the Greek government to rescind its 1000-year-old tradition of protecting the last sanctuary of True Orthodoxy and Orthodox Romanity on the European continent, the Holy Mount of Athos. See “European Parliament says monks must end 1000-year tradition”, Orthodox Life, vol. 53, № 5, September-October, 2004, p. 39.

[29] Festal Menaion, Feast of the Exaltation of the Cross, Mattins, Canon, Canticle Eight, troparion.

ВОСПОМИНАНИЯ О МИТРОПОЛИТЕ АНТОНИИ (ХРАПОВИЦКОМ).

Слово Архиепископа Антония, Лос-Анжелосского и Южно-Калифорнийского, сказанное в 1994 г. в Леснинской обители во Франции.

Владыка Антоний стал Киевским и Галицким после собора 1918 г. в Киеве. Все духовенство его очень почитало, и просили о его назначении на кафедру. Мой отец служил в его епархии, но когда появились большевики, ему пришлось скрываться, потому что его искали, чтобы убить только за то, что он священник.

Потом мы бежали из России с армией генерала Врангеля и оказались в Югославии. Я был юношей, мне было 17 лет, но я интересовался церковными делами. Как раз начался раскол митрополита Евлогия, секретарь которого был масон и влиял на него во вред Зарубежной Церкви.

В 1925 г. узнали о смерти патриарха Тихона; его убили большевики, об этом есть несколько свидетельств из различных источников, так что он, несомненно, не только исповедник, но и мученик. Так и народ его почитает.

В Париже этот несчастный митрополит Евлогий поминал митрополита Петра, а у нас, в Югославии, его не поминали. Я учился в это время в кадетском корпусе, и все думал: как же так, почему же Владыка Антоний не поминает митрополита Петра. У меня был маленький внутренний протест, но после я узнал другое. Во-первых, мне попались книги митрополита Антония, и когда я их читал, особенно об исповеди, то меня они очень увлекли. Это единственная в своем роде книга об исповеди, она написана для духовников и для исповедующихся. Потом, довольно скоро после этого, начали поминать митрополита Петра, и я узнал, что, не зная достоверно положения в Москве, не хотели делать опрометчивых постановлений о поминовениях. Когда выяснилось, что митрополит Петр в заточении и что он и есть законный местоблюститель, то его поминали до его расстрела.

После окончания корпуса, я короткое время учился на медицинском факультете, хотя я всегда понимал, что лучший путь – это путь духовный, служения Богу, мне это было ясно. Отец нас в детстве всегда летом по всем монастырям и к Киевской лавре водил. Мы много раз бывали там за лето, пешком ходили, 40 минут от нас было, - от Байкова кладбища до Печерского монастыря. Мы и по другим монастырям паломничества устраивали, в Чернигов как-то ехали на двух или на трех пароходах, это замечательное воспоминание. Однако я боялся, что вдруг я разочаруюсь, вдруг не выдержу, и, в общем, будучи неуверен в себе, решил идти на медицинский факультет.

Когда я поступил на медицинский факультет, то встретил при церкви группу русских юношей, часть из них училась на богословском факультете, часть на других факультетах, но все были воодушевлены верой и каждую неделю собирались на беседы, приглашали часто митрополита Антония или священников и сами читали лекции. И меня туда пригласили, и тут я понял: нет, после всего этого разочароваться нельзя. Пошел к митрополиту Антонию, сказать, что я на медицинском, но я сначала не был уверен, а сейчас, может, все-таки Господь поможет, благословите мне перейти на богословский. А он говорит: «Да, Бог благословит, но докончи год». Во всяком случае, я выдержал все эти зачеты, и вот, среди этой работы, потерял, так сказать, всякое воодушевление учиться, и опять пошел к митрополиту, но он говорит – кончай. Помог кадетский корпус, - у нас были прекрасные преподаватели и, между прочим, мы учили неорганическую химию по учебнику, который был подробнее университетского.

Так я закончил год и поступил на богословский факультет. Благодаря владыке Антонию, я решил, что нужно принимать монашество. Пошел к нему и думал, что он меня пострижет, хотя мне еще оставалось полтора года учиться. Но он благословил окончить сначала богословский факультет и я беспрекословно повиновался.

Мне довелось прислуживать шести архиереям, первому, конечно, митрополиту Антонию, быть чтецом, иподиаконом, и вижу, что очень многие подробности сейчас утеряны, по сравнению с дореволюционной архиерейской службой. Например, митрополит Антоний и митрополит Анастасий, и другие архиереи, которым я прислуживал, когда благословляли трикирием и дикирием, то у них концы свечей едва сходились, они не махали ими. Например, на «Приидите поклонимся, и припадем ко Христу», в России архиереи начинали кланяться при словах «припадем», а не «поклонимся».

Конечно, это мелочи, но, во всяком случае, их довольно много, внешность, конечно не важна, но наша задача сохранить традиции, сохранить благочестие, так, как это было в России.

Как только я получил диплом на богословском факультете, я тотчас сел на поезд – это было 2 часа езды – и поехал к митрополиту: Владыко, вы мне сказали – закончить, вот, я закончил. Теперь прошу пострига. – Ну, поезжай в монастырь, я приеду. Я месяц прожил в монастыре, он приехал, и был постриг. Я принял постриг, когда мне было 26 лет, в том же монастыре и в тот же день, митрополит постриг в рясофор будущего архиепископа Антония Сан-Францисского. Он был Артемий в миру, и его постригли в рясофор, а меня – в мантию.

После пострига митрополит благословил преподавать в сербской семинарии, но в семинарии не оказалось мест. Он тогда говорит: - «патриарх просит тебя в гимназию – иди в гимназию». И я пошел в гимназию преподавать, а также в учительскую семинарию, она соответствовала 5-му классу гимназии. Там учились 4 или 5 лет, и окончивших выпускали с дипломом учителя народных училищ. Не средних учебных заведений, а низших. Преподавал я там Закон Божий, как и в гимназии. В общем, одновременно у меня было, вероятно, 500 учащихся. До обеда я в гимназии преподавал, а после – в учительской семинарии. Туда уже стал проникать коммунизм, и среди интеллигенции были коммунисты. В гимназии были все приличные преподаватели, в смысле направления. В семинарии – это были прокоммунисты, директор, помощник и все.

Однажды у них был конкурс на лучшее сочинение. В день св. Саввы, в январе месяце, у них был торжественный акт, и директор предложил мне как новичку – не знал он – кто и что я, - чтобы я тоже дал тему для сочинения, и я дал свою тему из Евангелия. На эту тему один очень способный ученик написал кощунственное и богохульное сочинение, и когда на педагогическом совете решали, кого наградить, они представьте, эти прокоммунисты предлагали ему первую награду. Я, конечно, протестовал. Они с огорчением дали ему вторую, но были страшно недовольны.

И однажды, когда кончились уроки, и я уходил домой, подошел ко мне помощник директора, такой же коммунист, и сказал: «извольте убираться отсюда подобру-поздорову, потому что иначе мы вас убьем». Свидетелей не было, так что он довольно храбро мне это сказал. Я поехал к патриарху Варнаве и ему рассказал, что, вот, такая ситуация. Он говорит, ничего, не бойся, ты оставайся. И я оставался, как под защитой Божией.

И после этого, может быть, через 3-4 месяца, владыка Анастасий попросил передать моему отцу, что он очень хочет, чтобы я поехал в Иерусалим помогать ему. Отец приехал ко мне и говорит: «Ну вот, какое счастье, в Иерусалим тебя зовут, ты давно мечтал в Иерусалим». Я говорю, скажи владыке Анастасию, что он не туда обратился. Я здесь по послушанию, и в Иерусалим я поеду, если меня митрополит Антоний пошлет, а если не пошлет – то я не хочу ехать. Отец немного был недоволен, но впоследствии митрополит Антоний меня благословил ехать. Когда я уезжал в Иерусалим, то были очень торжественные проводы, меня вышли провожать на станцию, я думаю, человек 400 учащихся, вручали разные трогательные подарки, причем, когда я садился, конечно, в 3-й класс, кондуктор спросил меня: «кого это так провожали?», не предполагая, что это именно меня.

Владыка Антоний благословил меня ехать в Иерусалим при следующих обстоятельствах.

Сначала он вызвал меня из монастыря, т.к. я давал обет остаться в монастыре или в том месте, где за послушание мне скажут. С грустью я покинул монастырь, и мне пришлось заменять больного отца на приходе. Однажды митрополит Антоний мне говорит: тебя одновременно зовут в три места: в твой Кадетский корпус – там нет законоучителя, в Иерусалим – владыка Анастасий нуждается в помощнике, и в Париж – там тоже был Кадетский корпус, но не полный, но он также назывался кадетским корпусом. Там был наш бывший директор, генерал Римский-Корсаков. – Ты подумай и мне напиши – куда ты хочешь. Я пишу владыке Антонию, что я знаю корпус, но я не знаю Иерусалима, какое там служение; не знаю Парижа, и я не хотел бы следовать своей воле, а мне гораздо приятней было бы, чтобы он мне сказал – куда мне ехать.

Он мне отвечает: все-таки, я тебя прошу, напиши мне, куда бы ты хотел? Тогда я пишу: Владыко, хотя мне трудно, но я бы хотел в корпус, где я у4чился. Он отвечает: получил твое письмо, что ты хочешь в корпус. Поедешь в Иерусалим. Так я и поехал в Иерусалим. Причем, он дал мне такое наставление; возвел меня в сан игумена и сказал: если будешь слушаться владыку Анастасия – Бог тебя не оставит. И я этот завет помнил и всегда слушался владыку Анастасия. Я понял, что хотя я и назывался начальником миссии, но я был помощником владыки Анастасия. Никаких амбиций у меня не было, и я был тенью владыки Анастасия, всегда за ним следовал и его слушался. Когда я приехал в Иерусалим, на Елеоне было больше двухсот сестер. А в Гефсимании было больше 100, и 30 монахов было. На Елеоне вспоминали, что когда митрополит Антоний приезжал туда в 1924 г., то ему поставили кресло с правой стороны, а амвон там очень высокий. Ножки стула на краю были, он пододвинулся к окну и упал на спину, прямо на пол. Сестра читала Шестопсалмие и в ужасе остановилась, а он, лежа на полу, говорит: «читай, читай». Он очень был простой и прямой человек, все называл своими именами, кто что заслуживает.

Он писал в Иерусалим, и довольно много писал, и эти письма остались там, когда нам пришлось спасать свою жизнь, а остальное все евреи захватили и отобрали, там и письма остались митрополита Антония. Дорогие для меня, конечно, очень.

После революции в России в 1917 году Русская Православная Церковь в Америке оказалась в очень тяжелом материальном и административном положении. В Европе Блаженнейший Митрополит Антоний и другие Архиереи основали для управления епархиями и монастырями в Зарубежной Руси Синод. Архиереям пришлось защищать Церковь от сектантства и обновленчества, которое особенно сильно проявилось в Северной Америке. Угроза потери многочисленных храмов, и другого имущества в Америке была угрожающей. В американских судах не русскими и не православными адвокатами разбирались по жалобам обновленцев петиции, в которых были обвинения заграничного духовенства. Готовится издание книги: «Иоанн Кедровский, Митрополит Обновленческой Церкви в Америке». В книге - документы, переписка, статьи, дневники и судебные дела.

Как в русской, так и Американской печати этот Митрополит стал известен как «Красный епископ». Его деятельность и сношения с органами в СССР отразились не только на церковные дела в Зарубежной Руси, но и политические.

О движении «обновленцев» в России имеется достаточно опубликованных трудов, по которым можно познакомиться с тем, как произошел захват Церковного Управления русской Церковью несколькими духовными лицами и, с тем, как этими лицами воспользовалось для своих целей Советское Правительство. Некоторые иерархи, после нарушения связи с Церковным Управлением и Патриархом, не будучи подготовленными, к преследованиям и оказавшись без указаний, перешли на сторону обновленческого церковного управления. Все эти происшествия в России известны историкам Церкви. В истории Православия в Америке период обновленчества остался неизученным. Поэтому целью издания документов является предоставление возможности ознакомления и проведения параллелей результатов обновленчества в России и в США. Мы никак не можем закрыть глаза на существование в США и Канаде обновленчества. Как бы факт не был печален своим «народным» и «демократическим» духовенством, он оказал влияние на церковную жизнь АПЦ. Как не печален факт, но обновленчество в России и Сев. Америке нашло союзников не только в СССР, но и в лице Константинопольских патриархов. Также, как в СССР не найдя поддержки среди верующих и потеряв поддержку Советского Правительства, обновленчество в Америке вернулось в состав Патриаршей Русской Церкви. В СССР обновленцы стали орудием гражданских властей, в Америке они заявили о своей преданности и лояльности Советскому Правительству, призывая верующих следовать их примеру.

Из имеющихся в архивах многочисленных документов и дневников И. Кедровского, мы избрали только незначительную часть, но и по ним церковный историк сможет познакомиться с личностью главы обновленчества в Америке – Ивана Кедровского и «церковной работы» Красной церкви. Письма из Синода обновленцев, и некоторые другие документы в книге, будут представлены фотокопиями.

Американские власти традиционно не вмешивавшиеся во внутренние дела церквей, поскольку они не угрожали другому населению страны, признали назначение Кедровского на пост главы русской Церкви в Америке. Митрополит Иоанн защищая свои позиции, писал предложения для разбора на «Вселенском Соборе, жалобы и доносы представителям советского правительства, в консульства СССР. В них он обвинял церковные власти в Зарубежной Руси, Белых Воинов и других тех, кто был, по его мнению, против советского правительства и обновленческого движения. Некоторыми из сообщений обновленцев из Америки воспользовалось правительство СССР в борьбе против Св. Патриарха Тихона и Церкви.

Ниже мы приводим для ознакомления несколько из имеющихся в нашем распоряжении документов.

1924 года, Октября 11. Представителям Великой и Первой ССС Республики [1]

Осмеливаемся всепокорнейше донести и просить о нижеследующем:

С первых дней Великой Революции, освободившей рабочих и крестьян как от царского, так и помещицкого, оглавлявшагося Керенским, ига, среди русских выходцев проживающих в Америке ведется сильная агитация за возвращение раз уже сброшенного ярма. К нашему великому прискорбию мы должны заметить, что главными агентами контреволюции служат священники признающие своей главой патриарха Тихона (Василия Белавина) а главной штаб квартирой служит Кафедральный Нью Йоркский собор.

По нашему донесению Российский Священный Синод обратил внимание на это и назначил Главою Православной Миссии в Америке старого и испытанного миссионера протоиерея Ивана Кедровского, который был вызван в Москву и 8 и 9 Октября 1923 года хиротонисан там во епископа, а на заседании Синода 16 Октября того же года возведен в сан Архиепископа и Митрополита.

По приезде в Америку новый глава Миссии обратил внимание на то, что в Кафедральном Соборе не только поминался (и поминается) на ряду с Тихоном «князек» Кирилл, объявивший себя сейчас «Императором и Царем» но что там устраиваются митинги (собрания) монархистов-контреволюционеров, на которых всегда председательствовал «поверенный императора» Бразоль у правой руки которого возседал бывший Одесский митрополит Платон (Порфирий Федорович Рождественский) и протестант-епископальный Нью Йоркский епископ Манинг. При этом было донесено новому митрополиту (Кедровскому), что даже американский гражданин епископ Манинг подавал свой голос за возстановление царизма и за «царя» Киррила. Издаваемая этой кликой газета «Правое Дело» всячески позорит СССР и Еяе честных самоотверженных работников; распускает о СССР всякие лживые вырабатываемые в Берлинской монархической штаб квартире, корреспонденции, передавая их в Американскую прессу (Нью Йорк Таймс).

Дабы растроить это гнездо «белых ворон» и вычистить как из Кафедрального Собора, так и из других церквей монархическую контрреволюционную грязь Митрополит Иван Кедровский призвал бывшего Одесского митрополита Платона в гражданский Суд. Первый раз дело разбиралось 10 Января сего, 1924 года.

Перед этим, а именно 29 Декабря 1923 года нами была получена каблеграмма из Москвы за подписью председ. Св. Синода митр. Евдокима: «Тихон запретил митрополита Платона», дальше было сообщено в Американских газетах, что Тихон вызывает Платона в Москву на суд, после которого оставляет его (Платона) в своем распоряжении… Каково же было наше удивление, когда представители Платона передали судье бумагу гласящую о том, что Синодом Платон назначается Главою Православной Русской Церкви в Америке. Это назначение Платона подписанно рукою самого патриарха Тихона в Донском Монастыре, Москва. Документ этот следующего содержания:

«Резолюцией Священного Синода от Апреля 14/27, 1922 года Ваше Высокопреосвященство назначены были про темпоре управляющим Северо Американской Епархией. В настоящее время взявши во внимание положение Северо Американской церкви, мы нашли необходимым назначить Вас главой Северо Американской Церкви, освободив Вас от управления Херсонской и Одесской епархией.»

Подпись: Тихон, Патриарх Московский и Всея России.

29 Сентября 1923 года. Донской Монастырь. Москва.

При подаче сего документа представителем Платона было заявлено, что Платон делает все по приказанию патриарха Тихона, что митрополит Кедровский ярый большевик, красный епископ, что Св. Синод работает на благо СССР и что церковь, оглавляемая Тихоном никогда не пойдет следами Синода и не только не будет служить Рабочему и Крестьянскому Правительству, но всячески бороться в России и здесь и будет бороться против этого Правительства, пока не возстановится царизм.

На заявление митрополита Кедровского о том, что он своими глазами видел в СССР порядок несравненно лучший чем был при царях, раздались только смех и шиканье. Не шутя скажем, что в Америке под дирижерством злокачественного Гюза боятся Советов горьше чем быки красного цвета. Имя патриарха Тихона, окруженное ореолом такого мученичества, какового не прочтете даже в житиях святых, наша преданность честному Правительству СССР, документ за подписью Тихона о назначении Платона главою Русской Американской церкви, все это привело к тому, что судья отказал нам в нашей просьбе. В следующем высшем суде даже без слушания дела заявили, что они признают только Тихона и Правительство царское или Керенского (Царский консул в Нью Йорке Мих. Мих. Устимов до сего часу признается таковым). Такое отношение к нам американских судов окрылило Платона и он пошел во всю. Заграбление имущества пошло полным ходом. Разграбление идет под протекторатом протестанта епископала Манинга. При церквах пристраиваются исключительно беженцы контрреволюционеры. На них идут сборы. В кафедральном Соборе и по другим церквам признающим Тихона и Платона служатся публичные панихиды по Николае втором, служатся молебны за Киррила и Николая Николаевича (несмотря на то, что оба ссорятся из за короны). Собираются жертвы для –монархической партии и пр. пр. Быть нейтральными и издали наблбдать такую картину (похуже вакханалии), прислушиваться к речам этих отбросов, читать в газетах вымышленную грязную клевету о Правительстве СССР мы не в состоянии. Наши нервы вынести всего этого не могут. Нам кажется: лучше умереть и навеки закрыть глаза и уши, чем слышать и видеть как даже американские детишки, напоенные ядом монархистов, поносят Великое Имя нашей дорогой матери СССР.

Все это делается здесь под именем патриарха Тихона, которому мы честным образом через московского адвоката Апарникова (Ивана Кузмича) работающего под председательством Тихона, доносили уже. Неоднократно мы просили, чтобы нам была послана бумага за подписью патриарха Тихона о лишении сана Платона и об утверждении главой митрополита Ивана Кедровского, но наши просьбы остаются без ответа. Эти два документа нам необходимы для того, чтобы «выкинуть» стаю ворон из кафедрального Нью ркского Собора, связать выхоленные ручки «проститутки» Платона, Бразоля, Гревса и других «верноподданых Кирюши Романова». Имя СССР позорится во всю и Тихон, уверяющий в Москве, что он де не только признает СССР, но призывает всем своим последователям так же признать, по нашему мнению обязан обратить на это внимание и исполнить нашу просьбу. Он обязан выступить на защиту поругаемого имени СССР.

Лично против Тихона мы решительно ничего не имеем, но должны поверить тем уверениям «тихоновцев», которые здесь распускаются последними: «Тихон и не думал и не думает запрещать Платона; наоборот же приказывает стоять на своем до конца»… до какого.. «до воцарения Кирюши» или «Николая Николаевича». Раз об этом говорят последователи Тихона здесь на всех перекрестках, то как же нам не верить?

При сем прилагаю № «Правого Дела» в котором найдете публичное заявление монархистов о Платоне.

Прибавим еще, что от имени Тихона недавно хиротонисан новый янычар епископ аляскинский Амфилохий, который с епископами Пашковским (хиротонисан по указу Тихона) и Апполинарием сейчас же после хиротонии служили панихиду по Николае. О панихиде же было помещено объявление в Правом Деле на всю страницу. Газета нами послана в Москву в Синод. По нашему мнению Тихон должен быть поблагороднее или открыть маску или же выслать нам просимые два документа ( 1. О лишении сана или запрещении Платона, Апполинария, Пашковского, Немоловского и Амфилохия. 2. Обутверждении главой Миссии Митрополита Иоанна Кедровского). Других выходов не должно быть. Сидеть на двух стульях и играть - В Москве гражданина СССР, а заграницей тайно потакать монархистам, недостойно честного человека.

Добавим еще, что Платон сейчас выехал в Карловцы (в Югославию) на собор беженцев архиереев, которые составили тоже какой то заграничный Синод и до сего часу «действовали» с Николаем и Киррилом с «благословений» патриарха Московского и Всея России.

Об этом кричит беженская контрреволюционная европейская пресса.

Если мы на счет Тихона и ошибаемся, то он ошибется скоро и сам. Есть уже, как Вам известно, «блюститель царева престола» «Кирюша Романов», на днях может появиться Платон «блюститель патриаршего престола». Тихон тогда не в силе будет лишать сана этих врагов русского работника и крестьянина.

Наша нижайшая просьба: Обратите серьезное внимание на наш доклад, доложите Правительству СССР и попросите от нас обратиться к патриарху Тихону поскорее пресечь зло и выслать нам через Вас просимые нами документы и полномочия.

СВЯЩЕННОМУ СИНОДУ РОССИЙСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ.

С сердечным прискорбием осмеливаюсь донести о нижеследующем: Хотя Судья Форд не выдал еще окончательного своего решения по нашему делу, но по его последнему заявлению видно, что таковое будет не в нашу пользу. При сем прилагаю № Газеты (меньшевицкой) Новое Русское Слово, в которой напечатано заявление судьи. При слушании дела с 25 по 30 Октября судья выражался совершенно иначе. Он был больше на нашей стороне. Слушание дела было закрыто (для внесения дополнительных бумаг) еще 12 ноября, но по настойчивым просьбам адвоката противной стороны судья открывал его несколько раз и, принимая бумаги (газетные сведения от Тихона Белавина, «документы» беженского Карловацкаго Сборища и пр. (требовал и от нас ответов. Главным вопросом в последнее время был – «доказать из протоколов Собора 1917-18 года, что следующий Собор созывается через 5 лет». На это мы могли ответить, что Собор созывается периодически. Это не удовлетворило Форда. Было также требование дать документальные данные от тех Восточных Православных Церквей, которые признали Священный Синод. И на это мы ответить не могли. Видны были малозначущие придирчивые вопросы, которым придавалось первостепенное значение особенно, когда с нашей стороны были неудовлетворительные ответы…

Нас видимо карают. Карают за то, что Священный Синод и мы не только признали Советское Правительство и лояльны Ему, но стараемся всячески помочь Ему и защитить Его авторитет так безсовестно грязнимый заграницей беженцами. Прочтите прилагаемые № меньшевитского Нового Русского Слова и Вам ясно представится – почему на нас смотрят «аки волк на агнца».

Кроме этого я считаю долгом заявить, что контрреволюционных беженцев, в том числе и Плутона Рождественского, поддерживают как монархисты, так и меньшевики. Поддерживают и морально и, главное, материально. До сего часа Плутон не выдал из своих средств ни одного пени на суды, тогда, как я вел и веду дело исключительно из своих средств, рессурсы которых истощились.

Как монархисты, так и меньшевики хорошо понимают, что Церковь может сослужить им большую службу и помочь им. Как те, так и другие с большим рвением стараются помочь беженскому духовенству и приобресть их как агитаторов. Заграницей, особенно в Америке, церкви и служат главным местом для пропаганды против признания Советского Правительства, для организаций монархических и меньшевитских клубов и пр. С церковных кафедр вместо Евангельского слова только и слышна грязная ругань в сторону Советского Правительства и Синода и мифические сказания о муках Тихона, о пытках чинимых Советским Правиельством и пр. Прекратить это мы не в силах. Это может сделать только Само Советское Правительство официально запросив Тихона (- «когда он назначал Плутона Управляющим Американской Православной Миссией», «Уволил ли Тихон Плутона, вызвав его в Москву») и ответы Тихона за его личной подписью представив мне для подачи в Суд.

Дерзаю смиреннейше просить Вас, святые Отцы, обратить внимание Советского Правыительства на вышесказанное и упросить Его ради Его же пользы субсидировать нас здесь, в Америке. За кафедральный Собор я еще раз подам в суд, но нам необходимо иметь сейчас же свою церковь в Нью-Йорке, в которой бы было помещение для школы и митингов. На это необходимо единовременное пособие для задатка тысяч в 50-60 долларов и ежегодной субсидии для газет, содержания и пр. хотя бы тысяч 10 долл. В год.

До сего часа мы не обращались с такими просьбами, но видим что пропаганда монархизма идет весьма быстро вперед. Необходимо иметь помещение свое и людей для контр пропаганды.

Сыновне прошу Вас заявить Советского Правительству, что мы бьемся за Его же идею и за Его честное имя.

1924 г. Дек 27 + Иоанн (на копии подпись карандашем)

Страшный голод посетил Христианейшую страну СССР… [3])

Ту страну, которая не только делилась куском хлеба и сорочкой с другими нациями, но отдавала своих сынов на защиту угнетенных. Посылала своих детей оборонять не только близких соседей, но и далекую Америку, когда последняя задыхалась в тисках английского режима билась за свою свободу (либерти).

В СССР вопили о куске хоть полусгнившего хлеба… Враждебно настроенная против СССР Америка через Атлантический океан услышала эти вопли голодных и поспешила на помощь как с хлебом, так с одеждой и медициной. Особенно оказали щедрую христианскую поддержку Квакеры.

В Америке для голодающих СССР жертвовали не только верующие христиане и евреи, но и неверующие. Давали деньгами и сверх того еще лично от себя посылали пакеты с пищевыми продуктами и одеждой. Незнакомые Американцы – неведомым голодающим русским…

В Богоспасаемом граде Москве, как говорится «рукой подать от голодающих» в патриарших палатах, в епископском одеянии не то восточного-православного, не то западного-римокатолического покроя, не знавший ни холода, ни голода, ни жажды, ни наготы проживал «Святейший патриарх» Великий и щедролюбивой Православной Церкви Российской, которая никогда, ничего не жалела для ближних своих, не разбираясь в их религиозных взглядах…

Когда «Святейшему» докладывали о том, как голодающие пожирают трупы своих умерших: родители детей, дети родителей, братья сестер, сестры братьев, «Его Святейшество» не дрогнулось сердцем.. Для него умирающие от голода и пожиравшие трупы своих умерших не были уже людьми-христианами а ...»КАНИБАЛАМИ» (людоедами).

Когда, в тех же палатах, умиравший от отравления Владивостокский Евсевий, чувствуя приближение своей кончины, попросил через посланца Тихона прийти к нему в комнату отделенную одной стеной от патриаршей палаты, чтобы словесно передать «Его Святейшеству» свое предсмертное завещание-просьбу: открыть запертые по повелению Тихона церкви, выдать золото и серебро на покупку хлеба для голодающих и не вмешиваться в политику. Тихон, махнув рукой, сказал посланцу – «Что там… сегодня или завтра все равно все подохнем… Я со своей позиции сходить не намерен..»

Архиепископ Евсевий умер не высказав Тихону своего христианнейшего завещзания и… не удостоившись лицезреть «святейшего»…

А голодная масса вопила душу раздирающим воплем о куске хлеба. Священники, муллы посылали просьбы за просьбами к «главе» Церкви. Нагая толпа не заикалась ни словечком об одежде… «Ради Христа подайте хоть кусок старой башмачной кожи, чтобы хоть нею утолить голод» – писали в Америку из Поволожэья незнакомые христиане и магометане незнакомым евреям и христианам квакерам. В СССР правительственная касса была опустошена монархистами и «подметена» керенщиной. Купить хлеба на правительственные рессурсы не представлялось возможным за отсутствием таковых.

От верхушек куполов до полов храмы в России были переукрашены и сияли златом, серебром и драгоценными каменьями. Из золотых дароносиц священники причащали умиравшую голотьбу ютившуюся по чердакам и подвалам…

В годы довольства люди, прибегая к Матери Церкви с молитвой, любили украшать храмы, отдаваяя им то, что было самое дорогое, самое ценное…

Через свое Правительство Народ обратился к «Его Святейшеству» с мольбой - отдать церковное золото и серебро на хлеб для умирающих от голода.

«Спаси людей от голодной смерти и люди, когда пройдет голод, понесут в Церковь, как к матери кормилице, четверицею». «Если Петр Великий брал со звониц колокола для пушек; если колокольная медь призывавшая людей к молитве смертною косой защищала границы России от врагов, то золото и серебро церковное, наоборот, даст жизнь многим»…

Тихон в ответ анафематствовал всех, кто дерзнет вынести из церквей золото; того мало, - «Его святейшество» нашли канонические правила в христианских книгах и объявили о лишении благодати всех епископов и священников, которые посмеют открыть церкви; нашли канонические правила и объявили об отлучении от церкви, сиречь от Христа всех тех мирян, которые посмеют прикоснуться к церковному золоту…

Забыло «Его Святейшество», что и Давид с сущими с ним съел хлебы предложения, которых не имел права касаться;[4] «что больше: золото, или храм, освещающий золото? Что больше: дар, или жертвенник, освещающий дар?[5] Не хотел понять Тихон, что к нему протянула руки действительная Церковь…

В оградах церковных полилась кровь неповинная; кровь нафанатизированных тихонитами людей.

На просьбы седоголовых архиереев и иереев членов Св. Синода не вмешиваться в политику и открыть храмы, Тихон разогнал Св. Синод, назвав их «дураками».

Запертые по приказу Тихона Церкви долгое время оставались запертыми. «Если Тихон имел право запереть храмы, то Правительство имело право НЕ ПОЗВОЛИТЬ ИХ ОТКРЫТЬ»…

Говоря простым народным языком – «нашла коса (Тихон) на камень (правительство) и должна была сломаться по-полам»…

Церкви стояли запертыми до тех пор, пока «лишенные благодати Тихоном» не открыли их для молящихся, истосковавщихся по службам Божиим, своим невмешательством в политику и христианской отзывчивостью к пастве.

Александр Немоловский, Платон Рождественский и Адам Филипповский. [6])

По проискам Платона Рождественского, бывшего архиепископа С. Американского в 1909 году священник Александр Немоловский был разлучен со своей наложницей Марией Мороз, вызван в С. Петербург и в три дня хиротонисан епископом Аляскинским, викарием С. Американской епархии, т.е. в один день дал клятвенное обещание монашества, на другой день через наречение во епископа став клятвопреступником, а на третий – епископом. Мария Мороз, дочь псаломщика из Осцеола, Пеннсильвания, хотя и была наложницей Немоловского, но оказалась верной ему. Она решила не выходить ни за кого замуж и остается девой и до сего часу. Пока она жила с Немоловским и держала его в руках, Немоловского можно было считать еще человеком.

В 1914 году уходя из Америки в Кишенев, Платон Рождественский забрал с Собою СОРОК ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ Миссийных (казенных) денег, на такую же сумму заложил церковные имущества и, приказав Немоловскому держать это все в тайне, обещал ему сделать его правящим архиепископом С. Американским. Кроме этого мошенического дела с миссийными деньгами, у Немоловского на руках был еще документ от Бруклинской девицы Синдерелы, которой Немоловский от имени Платона Рождественского уплатил ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ПЯТЬСОТ ДОЛЛАРОВ на содержание ее ребенка прижитого от Платона Рождественского. Деньги на уплату пошли из сумм епархиального склада. Немоловский получил от девицы бумагу выданную девице полицейским судом для ареста Платона прямо на пароходной пристани или на самом пароходе. Мне, как своему другу в то время, Немоловский сам показывал эту бумагу со словами – «Если он, подлец и вор, не выполнит своего обещания, то я его имею здесь»…

О крадежке 40 тысяч долл. Мы убедились из приходорасходных епархиальных книг.

В мае 1914 года Платон выехал из Америки и все вздохнули облегчено, Немоловский ожидал указа о назначении правящим, но вместо такового получил весть, что в Америку назначен Евдоким Мещерский.

Здесь то Александр Немоловский перерождается в настоящего Авессалома. Никто из духовенства еще не видел архиепископа Евдокима, но почти все уже были настроены против него. Архиепископ (митрополит) Евдоким будучи еще в С. Петербурге знал об этом, т.к. кое кто ему сообщил. Он просил Св. Синод отменить его назначение, но Синод не внял его просьбам и Митр. Евдоким прибыл в Америку, но не к пастве, а в чистейший пылающий огнем костер. Что пришлось пережить Евдокиму это не поддается описанию… Как Евдоким мог это все перенести и остаться еще в живых - одному Богу известно…

Архиепископ Евдоким уехал на Собор в Москву. За несколько месяцев до выезда арх. Евдокима, Немоловский числившийся на жительстве в Канаде (туда адресовалась вся корреспонденция) тайком жил в Бруклине (часть Нью Йорка), в гостиннице, куда не только днем, но и ночью приходила сожительствовавшая с ним жена протоиерея Сергия Снегарева Екатерина Васильевна (в девичестве Родзаевская, дочь свящ. Киевской епархии) осведомлявшая его обо всем.

По выезде митрополита Евдокима Александр Немоловский узурпировал власть правящего и, чтобы прочнее сидеть на чужой кафедре поднял агитацию по приходам. Собирались подписи от прихожан на пустых листах бумаги. Прихожанам говорили, что это де будет написано прошение о выдаче супсидии на церковь или школу. Листы бумаги носили по кабакам и подсовывали их полупьяным… Очевидно количество подписей не удовлетворило Немоловского и его правую руку «Катюшу» Васильеву. Немоловский собирает «собор» в городе Кливланд, Огайо и выбирает себя правящим. И здесь, как по приходам и кабакам, поднесли «делегатам» пустые листы бумаги для подписи, затем уже написали вверху акт об избрании и послали представителю Керенского правительства Бахметеву в Вашингтон для передачи «Его Святейшеству» Тихону. Часть духовенства и делегатов мирян подали туда же протест. Бахметев «акт» об «избрании» передал впоследствии Платону, а протест скрыл. (В 1919 году) Немоловский почуствовал себя «совсем правящим» и многих протестовавших «лишил благодати» так же, как Тихон в СССР.

В это время на свет вышло его сожительство с Бруклинской девицей, с которой Немоловский (по примеру папы Платона) прижил ребенка и с женой протоиерея Сергея Снегирева. У последнего чуть не дошло до драмы. Когда протоиерей застал «владыку» Александра в спальне со своей женой, то последняя хотела было выброситься из окна третьего этажа, но муж схватил ее за сорочку и удержал…

5/18 Июня 1919 года в Америку прибыл Платон Рождественский с миссией от Генерала Деникина для сбора денег на покупку амуниции и медицинских принадлежностей.

2/15 Июля ему было доложено о проделках Немоловского, но Платон ответил, что по каноническим правилам он не имеет права вмешиваться в дела чужой епархии.

О связи Немоловского с Екатериной Снегиревой гудели даже уличные мальчишки. Снегиревы были привезены Платоном в Америку приблизительно в 1908 году. Платон любил «Катю» как свою дочь. Услышав о семейном скандале, он принял участие в судьбе Кати. Позвав ее к себе он посоветовал ей сделать так, чтобы поисповедовал ее ея муж. Кате это удалось. При исповеди в кафедральном Нью Йоркском соборе в одно из воскресений в июле 1919 года оба, и исповедывавший муж и исповедывавшаяся жена плакали в церкви навзрыд…

2 Ноября по нов. стилю 1919 года на пароходе Св. Владимир наполненном амуницией и медикаментами для Деникина, с карманами наполненными почти 100 тыс. долларами, Платон тайком увез из Нью Йорка в Европу несчасную Катю с ее мужем и двумя детками.

А Немоловский принялся «спасать» растроенные миссийные дела. Он выискал суспендованного и римокатоликами и епископалами некоего Патрикия, возвел его в сан архимандрита, приблизил к себе еврея Адольфа Гуно и пошел в «бизнес» (денежное предприятие). В первую голову он напозычил денег под залог приходских церквей и школ записанных на Платона и переданных ему; затем несколько церквей совсем продал… У нас на руках есть засвидетельствованные копии дидов (купчих крепостей). Закладывая церковные имущества и продавая их Немоловский еще получал супсидии от Бахметева, который выдавал ему крупные суммы (под росписки на двойную сумму) из невидивших России займов Американских банкиров правительству Керенского... Немоловский повел такую жизнь, что ему и этих денег нехватало. Он позычал от людей, давая росписки от имени Православной Русской Американской Миссии.

В то время, как в Москве «Его святейшество» Тихон «стоя на защите Церкви» запирал храмы от голодающих, в Америке его последователи продавали храмы со всем содержимым евреям. (Повторяю, что документы имею на руках.)

Голодающие сиротки православного Русского приюта в Спрингфильд, Вермонт, обратились к «архипастырю и владыке» Немоловскому с просьбой о помощи. Немоловский понял, что из этой просьбы можно иметь кое какой доход. Он просит соборных дам устроить в пользу сирот чай и собрать пожертвования, а Бахметева о субсидии. Дамы приносят Немоловскому две тысячи сто долларов, а Бахметев дает 24 тысячи долларов.

Ждалди сиротки помощи, ждали, невытерпели и подали в суд. Суд приговорил Немоловскому отдать две тысячи сто дол. Сиротам или идти в Людлов стрит тюрьму на 2 месяца. Бахметев спешит на помощь Немоловскому, закрывает выданные им 24 тысячи и выдает еще. После этого сироты и монахини подверглись страшному гонению, которое и по сие время не окончилось.

Священник Аляски Аполинарий Кедровский имевший уже в руках пароходные билеты для возвращения в Вологодскую губернию, человек семейный - жена беременная и пятеро детей, служивший долгое время на Аляске был Немоловским доведен до того, что на кануне отъезда выбросился через окно четвертого этажа Русского Эмигрантского Дома. Вмесчто посадки на пароход, отца Аполинария зарыли в американскую землицу. Семья же в слезах уехала без кормильца-отца.

Священник Павел Филипповский простудившийся при исполнении священнических обязанностей и получивший горловую чахотку просил «архипастыря» Немоловского если не помочь субсидией, то разрешить ему продавать пасхальные поздравительные карточки при кафедральном соборе. Немоловский не только не дал ни цента но попросил полицейского прогнать священника… Нашлись чужие люди, которые определили отца Павла в больницу, где он скоро и отдал душу Богу, оставив вдову и сироту.

Если сироты и голодали, священники просили милостыни или продавали карточки, чтобы принести деткам кусок хлеба, то за то Немоловский купался в масле. Он пьянствовал с девушками, посещал кафе-шантаны, как говорится, бесился с жиру. В одном из кафешантанов Немоловского поймал прихожанин из Ньюарк и сообщил об этом в газетах.

Когда докладывающий о сем напомнил забывшемуся «архипастырю» Немоловскому Апостольское правило 25: - «Епископ, или пресвитер, или диакон в блудодеянии, или клятвопреступлении, или в татьбе обличенный, да будет извержен от священного чина»… и Апостольское правило 59: - «Аще кто, епископ или пресвитер, или диакон, не коему от клира нуждающемуся не подает потребного: да будет отлучон»… то он ответил - «каноны писаны епископами для священников и мирян, а не для епископов»… А потом вскорости еврей красильщик поймал Немоловского в одной из комнат епископской резиденции совокупляющимся с иеромонахом Иной, (говорят гермафродит) о чем и подал заявление царскому русскому консулу М. Устимову.

Американское Правительство не вытерпело и, отобрав все приходорасходные епархиальные книги, (держит их у себя и до сих пор) назначило над Миссией опекуна (рессивера).

Немоловский дважды был арестован и присужден к тюремному заключению, и избежал благодаря вмешательству Бахметева. За третьим разом в 1922 году Немоловский передает по расписку епархию во временное пользование известному «митрополиту» Платону Рождественскому и удирает тайком в Европу, а затем поселяется в Константинополе, где не мало горя и печали причинил покойному святителю Святейшему патриарху Григорию, который запретил Немоловского в священнослужении.

Если бы Немоловский появился бы в Америке, то тюрьмы он не минует.

Таков один из тихонитов «защитник православной церкви».

Платон Рождественский, заместитель патриарха,

11 Мая 1921 года в Америку вторично прибыл бывший Одесский митрополит Платон. На вопрос – «будет ли Платон разследовать дела Миссии», он ответил, что приехал в гости к духовному сыну владыке Немоловскому и вмешиваться в дела не намерен.

Вскоре в местных русских газетах появились статьи о том - как Платон шпионил в Одессе в пользу французских войск; как он взял на сохранение от монахинь Одесского Св. Михайловского монастыря 180 тысяч рублей золотом (в 1918 году;) как приносили ему священники - Иван Слюнин и Иван Чепелев чудотворный образ Богоматери из Одесского кафедрального собора, чтобы последний раз помолиться; как те же священники унесли обратно в собор образ, но уже без драгоценной ризы; как за геройский подвиг шпионажа в пользу французов адмирал ставил у архиерейского дома стражу, которая потом посадила Платона «со всем его имуществом (награбленным добром) на французский крейсер и увезла за границу (смотри газету «Прикарпатская Русь».)

Казалось, что Платон после этого скроется и не покажется на глаза народу, но не так вышло…Контрреволюционеры одобрили "«еройский"» поступок Платона также, как и французы. Этого мало - Платон Рождественский принимает под расписку управление Миссией от Немоловского, входит в курс дела и, вместо умиротворения, принялся за террор.

По его приказу моя церковь в Бруклине была заперта на кануне храмового праздника Благовещения, и я должен был служить и отпевать умершего у себя в столовой комнате.

Яблочко не далеко падает от яблони. Так Тихон передал управление Петру, как по приказу Тихона заперлись Церкви в СССР, так же сделали его детки в Америке. В СССР Тихон запретил дать голодающим церковное золото, покраденное потом его епископами, так в Америке Платон, запрещая сборы в пользу сирот СССР, до чиста, за исключением иконостаса, вынес все из кафедрального собора и резиденции. 2-го сего апреля, при получении нами Собора и резиденции, за исключением грязи и оплеванных стен, мы не нашли ни облачений, ни книг, ни евхаристических приборов, ни образов на аналоях и у царских дверей, ни кадила, ни кропила. Из дома взято все - мебель, ковры, дрейпери и кроме порванных газет ни одной книги из богатой Миссийной и митр. Евдокима библиотек…

Тихон в СССР преобразил церкви в политические арены, клириков во главе с их епископами в пропагандистов и шпионов, кафедры, с которых при свержении царя было оглашено разрешение от присяги дому Романовых, в агитационные пункты в пользу тех же Романовых. За границей его следами, не отступая ни на волос, шествуют бросившие служение Христу, побросавшие, яко наемники, свои паствы, душою и телом отдавшиеся служению контрреволюции и монархизму беженцы-епископы и священники.

По заявлению их, напечатанному в беженских европейских газетах, - «ЕПИСКОП ДОЛЖЕН БЫТЬ НЕПРЕМЕННО МОНАХ И МОНАРХИСТ».

По мнению тихоновцев служить Богу можно только через служение царю. Кто против этого, тот как «коммунист», «большевик», «член 3 интернационала» отлучается от церкви и предается анафеме. Кто лоялен правительству СССР сатаны, или кто симпатизирует Св. Синоду, тот большевик.

Так, например, покойный Св. Патриарх Константинопольский Григорий в монархических и меньшевистских газетах был назван большевиком и живоцерковником за то, что «посмел» посоветовать Тихону для мира церковного удалиться на покой.

Беженцы епископы клеветой на Св. Синод мстят за потерянные аннинские звезды. В контрреволюции их вся надежда на будущее.

Не удивительно, что Платон Рождественский повел в самых широких размерах монархическую контрреволюционную пропаганду в Америке. За все время вряд-ли кто слышал с кафедры и тихоновских церквах слово о Спасителе Христе, о любви к ближнему и о мире.

Платону на помощь англиканский (протестантско-епископальный) Нью Йоркский епископ Манинг, одно время на митинге созванном Платоном в кафедральном соборе для избрания царя для России, поднимавший руку за Николая Николаевича и так же за Кирилла.

Монархическая Контрреволюционнная пропаганда - статья весьма доходная; одновременно с ней Платон принялся и за свой грязный бизнес. Сейчас Платон купил себе прекрасный и весьма доходный дом в Нью Йорке и то на одной из улиц резиденций. Еще раньше, при переезде с Американской на Кишиневскую кафедру, Рождественский кроме вышеупомянутых 40 тысяч долларов миссийных денег и столько же взятых им под залог миссийных имуществ, забрал (украл) все серебро епископской Нью Йоркской резиденции купленное на миссийный счет покойным архиепископом Николаем Зиоровым (Варшавским).

Такими проделками Платон Рождественский отличается издавна. Наверное в Киеве еще помнят о Платоновских денежных операциях, о том как Платон подводил железнодорожный путь к одному из окрестных Киевских монастырей и подвел ее так, что пострадал один только игумен Мелхиседек. Следствие кажется производил Антоний Храповицкий. Об этой подводке было напечатано в газете «Колокол».

14 Ноября 1917 года Платоном Рождественским после доклада о Кремлевских Московских святынях было предложено Всероссийскому Собору о промывке драгоценностей Успенского Кремлевского серебра. Драгоценности по случаю попавшей в купол собора бомбы оказались в мусоре. Собор в то время занятый исключительно политической афферой, не понял в чем дело и ПОРУЧИЛ ПЛАТОНУ взять драгоценности в корзину и промыть (смотри книгу деяний Собора 1917-18 г. т.3, стр. 253) КАК СМЫЛ Платон эти драгоценности, знает он один…

Дудиков, давший свидетельские заприсяжные показания о моральности Платона - моральности ниже даже порнографической, показал, что при возвращении Платона из Америки в Одессу в 1919 году, когда монахини Св Михайловского монастыря спросили Платона в какой банк он положил их 180 тысяч рублей, он самым печальнейшим гласом заявил, что когда он переезжал через Болгарскую границу то таможенный чиновник отобрал у него клобук, а в клобуке были и монашеские деньги… На слезные просьбы монахинь «не дурачить их, а сказать» правду, Платон истово перекрестился сказав «на те крест Христов»…

Если еще при царском-синодальном режиме Платон обделывал такие делишки, то что говорить сейчас.

В Америке он собрал для Деникина выше ста тысяч долларов, да еще медицинскими принадлежностями и пожертвованной амуницией. Кому он их передал - неведомо. Деникину не мог он передать, ибо на второй день по отплытии из Нью Йоркской гавани парохода Св. Владимир, Деникин пал…

Собирал Платон на детей беженцев в Болгарии, на столовые… Собирает сейчас на Американских русских сирот и на фонд Американской православной церкви (не смешивайте с русской), но…

Отчета он давать не любит и, кажется, еще никому не давал. Если бы и нашлось такое средство, которое могло бы заставить Платона Рождественского заговорить, то он рассказал бы такую же печальную историю, куковую услышали от него монахини Одесского Св. Михайловского монастыря.

Приняв епархию от Немоловского, Рождественский порылся в бумагах и нашел, что некоторые церковные имущества были проданы Немоловским не правильно. Рождественский постарался перепродать их правильным порядком: Так случилось с русской православной церковью в Балтиморе Мериленд. Сейчас священник Константин Селецкий судится с Рождественским за перепродажу.

Кроме громадных прибылей от таких операций, Рождественский получал еще крупные субсидии от Бахметева, также как и Немоловский выдавая расписки на двойные суммы. (Рука руку моет. Рано или поздно Америка начнет переговоры с Правительством СССР и на первом месте поставит уплату долга Керенского. Тогда Бахметеву расписки и пригодятся).

Это о втором экземпляре тихонитов стоящем на защите Церкви.

[1] Копия документа находится в AARDM.

[2] Копия документа находится в AARDM.

[3] Копия документа находится в AARDM. Эта выдержка из длинного письма в Константинопольский патриархат.

[4] «Он же сказал им: разве вы не читали, что сделал Давид, когда взалкал сам и бывшие с ним? Как он вошел в дом Божий и ел хлебы предложения, которых не должно было, есть ни ему, ни бывшим с ним, а только одним священникам? Матф. 12, 3-4.

[5] Матф. 23, 17 и 19

[6] Копия документа находится в AARDM. Эта выдержка из длинного письма в Константинопольский патриархат

[7] Копия документа находится в AARDM. Эта выдержка из длинного письма в Константинопольский патриархат

Обоз красных с награбленным провиантом охотники Крестовского нагнали за верт за двадцать пять от экономии Бикенау. Трех краснюков сбили выстрелами. Другие побросали возы, бросились наутек. Возницы, в соломенных брылях, все вислоусые немолодые хохлы безучастно сидели на облучках.

Алеша Беме возвратился в штаб батальона, доложил о деле.

- Кони - красных. Волы - какие колонистов, какие - крестьян.

- Коней, что получше, оставить в батальоне. Остальное - по владельцам.

Под вечер мы вышли встречать наших башибузуков с обозом. Волы медленно тащили повозки. Хохлы в брылях лениво понукали их. Изморенное красное солнце медленно западало за степь. Тянуло горячей пылью, горькими повейными травами, теплым зерном и конским потом.

К штабу собрались колонисты, человек пятнадцать. Два старика возглавляли их делегацию. В их глубоких морщинах - история дедов-прадедов. Было еще несколько мужчин, худощавых, рукастых. С ними два-три подростка и пять-шесть женщин. Одетые в неновое, но чистое, аккуратно заштопанное, они сохраняли достоинство хуторян, людей, живущих землей, любящих землю, знающих себе и своему труду цену.

- Составили списки, у кого что было взято? - спросил Волховской.

- Да, господин начальник, - ответил один из стариков, сделав шаг вперед и подавая лист плотной бумаги.

С германской точностью и скрупулезностью там было отмечено: семья, хутор, количество мешков, вид зерна: пшеница, овес, кукуруза. Что-то вроде такого: Иоганн Клюгге, хутор Ясный, двенадцать мешков пшеницы (36 пуд.), десять малых мешков гречихи (22 пуд.), два дубовых бочонка вина по 5 ведер каждый (метка I.K.), десять окороков свиных, две перины пуховые...

Надо сказать, что двух бочат c выжженной меткой “I.K.” в обозе так и не нашли. Однако Иоганн Клюгге, чисто выбритый, светлоглазый, жилистый фермер, не скрывал радости, что все его двенадцать мешков пшеницы, десять мешков гречихи, а также обе пуховые перины были отправлены к нему на его хутор Ясный. Да впридачу хоть и ржавый, но шарабан с парой коней. Пусть и кони не первой молодости и силы, однако же - кони!

- Лошадей забирай себе, нам они ни к чему, - ответил казак Можальсков. - Небось еще года три-четыре поработают на тягле. Худо ли?

Колонист дрогнул белесой бровью. В глазах затеплилась радость. Конечно, не худо! Пропали два бочонка вина, но вместо них - два коня. На какой такой ярмарке устроишь сделку выгоднее?

Охотники Крестовского быстро раздали свою добычу по колонистам. Жалоб не было. Были только признательные «данке» и гортанные крики хозяев, увозящих добро. Да скрип телег, да удаляющийся женский смех. И вздохи наших сердцеедов им вдогонку.

Батальон разместился в экономии Бикенау и по хуторам вокруг. Само наше присутствие нагнало на окрестных бандитов страху. Колонистам же дало уверенность, что есть в России настоящая власть. Вот, прямо с марша, явился батальон, навел порядок, восстановил справедливость. Правда, бросалось в глаза, что среди колонистов почти не было видно молодых парней и мужчин. Либо подростки, либо уже в годах, отцы семейств. А где же основная рабочая сила?

Рудольф Платт, в небольшом аккуратном домике которого я остановился, путанно объяснил: была мобилизация, некоторых юнге менш забрали, еще была другая мобилизация, других тоже забрали. Ах, вот как? И кто забрал? На этот вопрос Платт ответить затруднялся. Не то красные, не то махновцы, не то самостийники, не то еще какие-то.

В глаза он не смотрел, отводил свои маленькие синие глазки, будто заметил что в подметенном углу горницы. Я тоже посмотрел туда. Там никого не было. Платт досказал: да полтора года назад проходили мимо германские батальоны. Несколько парней ушли с ними, за конями ходить, по хозяйству. В армии всегда рабочие руки нужны, не только стрелки. И надо было врать? Забрали... по повинности... не знаю...

Мой Матвеич только хмыкнул и пошел разогревать самовар.

Хутор Бельский был занят башибузуками Крестовского. Он находился меньше чем в версте от главного имения экономии. Всю ночь до рассвета слышалась их громкая речь, пение казачьих песен, игра на гармонике. Не иначе, как пятиведерные бочата Иоанна Клюгге были найдены и определены по назначению.

На следующий день, после проверки батальонных дел, кто как разместился, как ведется патрульно-заставная служба, я направился для доклада в Василию Сергеевичу. Сошел с коня, передав поводья коноводу.

Его штабная хата, побеленая просторная мазанка с обширным двором, была чуть на отшибе, на краю густого вишенника. Возле нее увидел наших штабных: поручика Дементьева, недавно назначенного адъютантом, двух телефонистов, неподалеку от коновязи двух ординарцев, лениво облокотившихся на поваленный заборишко, возницу Рыбина с другим коноводом из обоза, они осматривали коренника, поднимая и загибая ему переднюю ногу. Тут же стояла тачанка с пулеметом. Капитан Лепешинский в своих залихватски закрученных усиках, наблюдал, как два юнкера возятся у «Максима». Еще один юнкер, при винтовке с примкнутым штыком, прямо у входа. Заметив меня, он подтягивается.

- Здравствуйте, юнкер Семашко. Молодцом, молодцом! Кто у командира?

Я приостановился, обернувшись на крылечке, чтобы осмотреться.

В какой уж раз поразился интуиции Василия Сергеевича. Может, сам того не осознавая, но для штаба он выбрал стратегически идеальное место. Экономия с ее двумя улочками - несколько внизу. Пруд, усыпанный белыми пятнами гусей, тянется вправо. Вдоль него - дорога. Появись неприятель по ней, пулемет тут же накрепко замкнет подход к экономии. А через вишенник позади будет легко уйти.

Капитан Лепешинский оставил своих пулеметчиков и подошел ко мне, открывая потертый кожаный портсигар:

Папироски были нежные, слабенькие, чуть ли не дамские. После махорки курить их, это было все равно, что после самогона-горлодера принять рюмку мятного анжуйского ликера.

В это время как раз от экономии, по пыльному большаку выехало несколько бричек. Нетрудно было рассмотреть, что это гражданские. Они двигались шибко и прямиком к штабной хате. Спустя пять минут одна за другой они подъехали к нам и остановились. Это была опять делегация от колонистов. Среди них, к своему удивлению, заметил Рудольфа Платта, но он держался позади. Они стали просить выйти к ним полковника Волховского.

- Я - начальник штаба батальона, - сказал я, гася недокуренную папироску. -Что вам угодно?

- Мы желаем говорит з командир, - ответил немолодой колонист.

- Желаем говорит з командир, - настоятельно повторил тот.

Полковник Волховской как раз заканчивал свой туалет. То есть наш самоценный унтер Цветков достригал и добривал его. Обновлял бобрик, подбривал серебристые виски, снимал белую пену с подбородка и щек, в тысячный раз пересказывая, как в 1913-м году брил он генерала Каульбарса. Надо знать нашего Цветкова! Будто в его жизни всех событий - генерал Каульбарс. Мы эту историю знаем лучше, чем «полевой устав». А затем, после похвалы Каульбарса, к нему, Цветкову, потянулась вся свита. И к каждому он находил подход, понимал характер и угадывал, что хочет от него тот полковник или ротмистр.

-...Вот я и говорю, Василь Сергеич, тогда полковнику Щербатову: ваш-сок-бродие, по комплекции вашего подбородка надо вам бакенбарды носить, как у Государя Александра Николаевича. Я на фотографической карточке видел: хороши бакенбарды были у нашего Царя...

Я перебил Цветкова. Доложил полковнику Волховскому о колонистах.

Когда четверть часа спустя он вышел, колонисты живо поднялись с приступочек. Тот же немолодой немец выступил вперед:

- Герр полковник. Мой сын женится. Отшень просим на наш сваттьба!

Вот так штука. А я-то уж думал, опять надо «репрессии» проводить.

- Ишь ты! Назад волов получили, сразу и за свадебку? - лукаво усмехнулся Василий Сергеевич. - А невеста хороша ли?

- Дочка Иоганна Клюгге, герр полковник. Он - староста наша общин, отшень респектны тшеловек, добры семья.

- Два версты на нижни дорога - хутор Эссенфельд.

Заметно повеселевшие колонисты попрощались с нами, сели на свои коляски и отправились восвояси.

День прошел в обычных делах. Разъезды Крестовского уходили на десять-пятнадцать верст от Бикенау. Возвращаясь, сообщали, что противника не замечено. Немецкое население встречает, в целом, доброжелательно. Слухи о нашем батальоне разлетелись трескучими сороками. Везде уже знают о нас, о том, как мы перехватили большевицкий обоз и возвратили награбленное.

С управляющим экономии господином Штейном мы легко договорились о продовольствии и фураже. Полковник Саввич остался доволен: местные немцы-колонисты держали на все твердые и невысокие цены.

Денег в батальонном ящике - нечего и считать, но были юнкера и молодые офицеры. Сорок два человека выделил батальон для полевых работ. Даже взводные не погребовали крестьянским трудом, упросились сами, тем более, что хуторяне кормили и поили, не спрашивая, сколько в кого влезет.

Кто отказался от этой выгоды, были башибузуки Крестовского. Этих не тронь и даже не предлагай! Они упрямы в своем - что не будет выдано батальонным пайком, то доберут в налете, в рейде, в поездке «на ярманку».

Пополудни я вернулся в штаб. Из штабной хаты в это время вышел Вика Крестовский. Он стал спускаться со скрипучего крылечка. Трудно не заметить, что был он в сильном смущении. Один человек во всем батальоне мог его смутить - полковник Волховской. Значит, стало за что. Я поздоровался с ним, он расстроенно махнул рукой.

Василия Сергеевича, напротив, я нашел в прекрасном расположении духа. Только по блеску его стальных глаз я понял, что разговор с Крестовским был нешуточный. После моего доклада он произнес:

- Иван Аристархович, вчера дело важное спроворили - вернули населению их добро. Попрошу тебя быть внимательным. Как где-то недоразумение, сразу вмешивайся. Нам без поддержки населения никак нельзя.

На обед я зашел домой. Там хозяин, Рудольф, готовит с моим Матвеичем окрошку. Долго и тщательно вытирает руки полотенцем. Зачем-то лезет в резной шкапчик, достает оттуда свернутую свитком бумагу. Бумага старая, пожелтевшая, с висячей сургучной красной печатью на шнурке. Подает мне Рудольф этот свиток.

- Это нам Государыня Екатерина пожаловала. Тысяча семьсот восемьдесят третий год от Рождества Христова, господин капитан.

Чтоб не обижать хозяина, взглянул. Да, так и есть. Высочайший «решкрипт»: дан Июля 21-го, 1783 года, в граде Санкт-Питербурхе, на владение херсонских земель за рекой Днепром, с точным определением, от какого села до какого речонки, от какой межи до какого раздела. Подпись самой Императрицы.

- Мы - подданные Российской Империи, - торжественно провозгласил Рудольф Платт. - Мы родились здесь, мы здесь будем умирать. Мы немцы, но нет для нас жизни кроме России...

Не ожидал от него, деловитого и суховатого, такой помпезности!

Уже потом, вернув «решкрипт» и поедая свежую, чудесную окрошку, вдруг вспомнил, как выдавил из себя тот же Платт: ушли с германским батальоном наши парни, в армии тоже рабочие руки нужны.

Видать, сосало чувство вины у этого старого доброго немца.

Под вечер к нам на автомобиле заехал офицер-связист. Сообщил, что на восток от нас начинается большое сражение. Там красная орда Жлобы пытается сбросить наши части назад в Крым. На вопрос, есть ли приказ для батальона, офицер пожал плечами. Он ничего не получал. По развернутым картам указал, кто наши ближайшие соседи. В сорока верстах стоял полк корниловцев - маневром был выведен в резерв для дальнейших действий. Также несколько дальше концентрировлись марковцы, им предстояло идти на Б-ск. К востоку от нас, ближе к Днепру, стояли части генерала Сл[ащо]ва. Мы запросили по телеграфу штаб дивизии. Ответ был: оставаться на месте расположения, быть готовыми к переброске.

Офицеру дали в провожатые трех казаков. Офицер уехал, пожелав нам доброго отдыха. Выглядел он озабоченым.

Проводив офицера, я вернулся в хату Василия Сергеевича. Почему-то ожидал увидеть его сидящим над картами или готовящим приказ. Нет, наш командир сидел у окна, в расстегнутой белой летней гимнастерке. На столе, сбитом из грубых досок, перед ним была эмалька с портретом Саши. Но он не смотрел на эмальку. Он читал Евангелие. И лицо его было какое-то необычайно озаренное. Такое лицо бывает у поэтов.

Василий Сергеевич перевел на меня свои светлые глаза. Легкая улыбка на губах. Потом эта улыбка стала отчего-то лукавой.

- Помню, помню, Иван Аристархович. На свадьбу сейчас поедем. Прикажи подавать двуколку через пять минут.

А я-то совсем позабыл. Ах, да, на хутор Эссенфельд. Там эта свадьба. Тоже мне, нашли когда играть. Черт знает что в головах у этих немцев. Никак не понять не нам - их, не им - нас!

...Вечер был душный. Дневной жар уходил медленно, словно нехотя. Пыль поднималась за нашей двуколкой и стояла в неподвижном воздухе золотистой пеленой. Два прапорщика и юнкер на заставе по выезду из Бикенау, поприветствовали нас. Василий Сергеевич качнул головой, довольный. Не сидят в тенечке, не режутся в карты. Внимательно смотрят на дорогу. Несут службу.

Мы проехали до хутора Эссенфельд. Перед самым въездом на хутор, у пыльных кустов акации, повстречали нашего «командора-бомбардира» Соловьева. Тот на артиллерийской упряжке, со своими офицерами. Засмеялся:

- Не посаженным отцом ли, господин полковник?

А на самом хуторе уже шум-гам, да крики, да немецкий аккордион переливчато играет, да скрипки свистят-пиликают. Подъехали - так и есть, башибузуки Крестовского уже величают. Откуда вызнали, неизвестно. Опять же, как им, батальонной разведке, не знать, что будет иметь место в расположении батальона?

Нас радостно встречают колонисты. Выходят родители жениха, тот самый пожилой немец, что приглашал Василия Сергеевича, со своей фрау. Церемонно вышагивают нам навстречу. Оба одеты в праздничное.

Выходят за ними и родители невесты, тот самый Иоганн Клюгге с женой. На нем шляпа с перышком, белая рубашка под праздничным сюртуком, лицо радостное, как же, вот и главный войсковой начальник, не больше не меньше. а сам герр оберст, прибыл на дочкину свадьбу!

Нас ведут во внутренний двор. Там на длинных столах давно уже накрыто. Сидят на длинных же скамьях колонисты. Все семьями, рядком да ладком! Сразу видно: вот отец семейства, вот его супружница, вот их дети. Следующее семейство: старик, старуха, двое сыновей с женами, вокруг их дети, девчушки в платьях, головы украшены лентами, мальчуганы - в новых рубашках. Дальше другое семейство: носатый старик, вокруг него две мослатые женщины, не то невестки, не то дочки-перестарки, старик поднимает длинный корявый палец вверх, что-то провозглашает.

Говорят они на старом немецком языке, со времен Екатерины так и сохранили его. Вижу Алешу Беме, он улавливает смысл сказанного и смеется, помахивая рукой, словно бы говоря: нет, это совсем не так!

Потом вижу сельский оркестрик. Пять музыкантов: аккордионист, два скрипача, пузатый детина с большим барабаном и подросток с кларнетом в руках. Увидев нас, они что-то замешкались, потом вдруг как грянут... «Марш Славянки»! Полковник Волховской только крякнул: эк, уважили, вот уважили русское воинство!

Наконец, добираемся до жениха с невестой. Они сидят в глубине, под навесом из соломы. Жених - высокий, не очень складный, с торчащим кадыком. Одет в черный сюртук, под ним - белая манишка, обязательная белая лилия в петлице. Он встает, увидев нас с полковником Волховским. Невеста тоже легонько снимается со стула. Я смотрю на нее и... сердце мое трепещет. Маленькая, светлая, простенькое личико, тонкие губы слегка подкрашены, под белой пелериной, в белом же платье. Такая чистая, такая нежная... Она улыбается нам, пока жених, наклонившись, что-то говорит.

Чего никак не мог предполагать, это что Василий Сергеевич вдруг достал из кармана брюк черный футляр.

Невеста восхищенно, будто маленькая девочка, потянулась к футляру. Взяла его в маленькие крепкие ладошки. Открыла. И буквально запрыгала от радости! Тут же извлекла из футляра подарок, всем показывая. Это были дамские часики, золотые, на золотом же браслете.

- Данке! Спасибо, господин полковник! Ах, спасибо! Спасибо, господин...

Она тут же надевает часики на свою золотистую ручку, подтягивая для этого белый рукав платья. Золото жарко сияет на ее запястье.

Рассевшись, мы начинаем обзор яств: жареные гуси, как же, без них никакой немец не празднует, тушеные поросята, колбасы, ветчина. Еще много овощей, зелень, помидоры, огурцы. Большие соломенные подносы с ломтями белого хлеба. Хлеб - свой, выращенный на этой земле.

И разумеется, вино. Его разливают трое мальчишек-подростков. Наверное, я даже видел их в тот день, когда колонисты пришли за своим добром. Они сноровисто перемещаются межды столами и сидящими, то и дело подливая пенистого винца в чарочки.

Полковник Волховской и впрямь посажен рядом с женихом и невестой. Ни дать, ни взять, посаженный отец. Отпивает слегка вина из стеклянной дутой рюмочки. Рюмку ставит перед собой, справа. Сам берется за еду.

- Что ж, отведаем гусятины, Иван Аристархович!..

А веселье в полном разгаре. Оркестрик наяривает народные мелодии. Под эти наигрыши немцы, поди, двести лет назад прыгали со своими девицами. Наши офицеры поднимают чарку за чаркой в честь новобрачных. Потом подхватывают фройлян и даже фрау - с разрешения, конечно, родственников! - и начинают носиться с ними по землянному убитому двору. Протанцевав очередную кадриль, возвращают партнерш на место, кое-кто даже целует ручку, потом спешат назад к гусям и вину.

Иоганн Клюгге сидит рядом со мной. Он выпил два стаканчика, и с него этого довольно. Его белесые бровки на красном лице то подпрыгивают, то сводятся к переносице. Он начинает рассказывать мне о своем зяте.

- Отшен славни Питер! Я тшесно скажу, господин капитан, его забирали ф красную армию, ви знаете, болшевики. Но он убегаль от них. Три месяца - и убегаль. Говориль моя Анна, дошка: нихт, не буду пулемет стреляй! Я - русский бауэр, земля пахат, Бог молит. Красни пришель опят. Забираль Питер и другие молодые. Но Питер опят убегаль. Его мутер пряталь на далеки место. Я дошка Анна говориль: надо виходит замуж Питер. Добри парень!

Мальчишка с кувшином подбегает ко мне. Я подставляю сворй «чарочку» - глиняную глубокую миску. Вино в этом Эссенфельде очень даже недурное. Оно немного отдает кислым, но пьется в этот душный вечер легко.

Казаки и охотники Вики Крестовского затягивают величальную:

Мальчишки доливают им в кружки, стаканы и такие же, как у меня глиняные миски. Охотнички жадно дуют винцо. Кричат, что теперь это порядочек! Что даже на гастроли никуда ехать не надо. Крестовский подмигивает мне, поднимая очередную чарку - точеный из липы ковшичек.

Соловьев со своими за другим столом. Они тоже начинают величальную. Не помню всех слов, но в ней невеста сравнивалась с белой лебедью, а жених с ясным соколом. И летел тот сокол в поднебесье, и ударял он лебедушку своим клювом железным, и катилась капелька алая по белу крылу...

- Подавайте-ка винца такова же! Да не клюй, жених, свою лебедушку! - кричали пушкари.- Ты не клюй, не клюй, а цалуй, эх, цалуй!

И требовали, чтобы брачующиемся поцеловались. Такой, вишь-ко, русский обычай. Нечего увиливать! Раз пригласили нас, офицеров Русской армии, то уважьте, уважьте. Мы ж завтра, поди, с этим Жлобой схлестнемся. И ляжет кто-то из нас в эту сухую пылающую землю, под горячие, жгучие камешки.

Впрочем, Питера и уговаривать не надо было. Поднимался, поворачивался к своей Анне, склонялся над нею.

Потом снова взыгрывал оркестрик. И снова вставали с мест офицеры. Уже не совсем твердо приближались к «дамам». А тут и вовсе стемнело. И откуда ни возьмись, были зажжены лампы и факела. Аккордеон вел какую-то старую немецкую мелодию. Барабан отбивал такт. Кларнетик слегка фальшивил, но подтягивал...

- Как это нет вина? Не может такого, чтобы на свадебке да вина не хватило!

Его другие башибузуки поддерживают. Только что было вино. Только что текло красными струями из кувшинов. Куда подевалось?

Мальчишки пускают головы. Потом опрокидывают вверх дном кувшины, показывают, что до последней капельки отдали все гостям.

Вижу озабоченного тестя. Он о чем-то говорит с Иоганном Клюгге. Тот разводит руками. К ним подходит еще один колонист. Что-то объясняет.

М-да-с, не рассчитали немцы русского аппетита!

- Что случилось, господа? - обращается к ним полковник Волховской. - Вино кончилось?

- Отшень извиняюс. Но господин полькофник знает, что меня грабиль красний бандити!

- Разве мы не вернули вам добро? Даже с лихвой! А, господин Клюгге?

Крестовский, покачиваясь, приближается. По белой гимнастерке - темные капли. В лице же - странное, никогда не виданное мной выражение. Не могу описать его. Будто просьба какая. Или грусть затаенная. Он кладет руку на плечо Иоганну Клюгге:

- Пойди и скажи, чтобы налили воды из колодца.

Клюгге отшатывается. Издевается, что ли, русский офицер над ним? Вика же, хотя и покачиваясь, остается серьезен.

- Иди-иди. Скажи, чтоб зачерпнули воды и разлили по кувшинам.

Тут все, как по слову волшебному, замолкли. Все повернулись к Вике, к полковнику Волховскому и отцам брачующихся. Кому же неизвестно это чудо Господне? Тысяча девятьсот лет назад без малого, в Кане Галилейской. Позвали Иисуса на брачное пиршество. И пришел. Ел и пил со всеми. Только вина недостало...

И Вика, только что буянивший на недостаток вина, вдруг совершенно трезво:

- Беме, возьмите ведро. Принесите воды... Или что там.

Алеша Беме поднялся. Распоряжение командира. Обсуждать нечего. Надо выполнять.

Колодцы в тех краях не как у нас, в Вятской сторонке, на дубовых барабанах с ручками. Колодцы там - журавли. Длинная слега приделена к вилке-стояку. На одном конце слеги прицеплена либо такая же слега, но потоньше, либо цепь с ведром. На другом, коротком конце может быть вес. Для облегчения. Ты заводишь журавля над колодцем, опускаешь слегу или цепь с ведром в отверстие. Потом поднимаешь, надавив на короткий конец с весом на нем.

Все молча следили за Алешей. Вытянули шеи. Глазами ему в спину, что едва освещена. Оркестрик стих. Замолчали даже дети, расшалившиеся было под крики гостей. И собаки оставили сладкие сахарные косточки, повернули морды вовне. Только треск смоляных факелов, только шум легкого ветерка по соломе на крыше.

Потом скрипливо опускается слега в колодец. Со стоном вытягивает ведро. Что там, не видим. Не хватает света от керосинок и факелов. Черна, черна ночь!

Мы слышим, как льется в жесть влага. Журчит спросонок.

Через минуту Беме возвращается. В правой руке ведро. Что-то колышется в краях металлических.

- Вот, господин подполковник, - обращается он к Вике.- Как вы приказали.

Тот запускает свой ковшичек в ведро. Потом пьет. Он пьет, а по подбородку течет... темная струйка. Опять на белую гимнастерку его. Нет, не вода это. Не бывает вода такого цвета.

- Уф! Добро винцо из твоего колодца, Иоганн! Лучше, чем допрежь того было. Ну-ка, наливай, ребята!

Подбежали мальчишки да офицеры. Мальчишкам - в кувшины, офицерам - в стаканы и миски глиняные. И давай все пить да покрикивать, сватов поругивать да над ними подтрунивать. Как же так, где это видано, чтобы сначала дрянное винцо подавали, а потом хорошее?

Отпил наш славный полковник вина из рюмки. Немцам-колонистам подмигнул:

- Нет, не бывает, чтобы сначала плохим потчевали, а потом добрым!

И увидев полную растерянность и даже ужас на лицах их, засмеялся:

- Да это ваше же вино, господа. Шепель, кати-ка сюда бочонок.

А Вика Крестовский, обняв Иоганна Клюгге за плечи, стал ему показывать при свете керосинки:

- Погляди, хозяин, не твои это печаточки выжженны по дубовой досточке: “I.K.”? Прости ты нас! Увели мы из твоего добра два бочонка. Так за один пару коней с шарабаном отдали. А другой, вишь-ко, прямо к праздничку вернули...

Сначала все так же растерянно, а потом радостно вдруг заплакал Иоганн Клюгге. Обнял он подполковника Крестовского, стал хлопать его по спине, а сам плачет и плачет. Потом кинулся к Василию Сергеевичу:

- Есть Бог, господин полькофник! Готт ист унтер унс!

И грянул оркестрик опять плясовую, русскую. Снова потекло пенистое винцо по ковшичкам, по стаканам и по чарочкам. И смеялись наши пушкари, и гоготали наши удалые охотнички. И подхватывали наши молодые офицеры девчушек-колонисток, предварительно расшаркнувшись перед отцом-матерью:

- Позвольте, герр Клаус, еще один вальсок с вашей дочерью?

Полковник Волховской вернулся на свое место. Потом ко мне принаклонился:

- Виктор придумал эту затею. Я его распек за бочата, цыганке гадать не надо, куда они подевались? Краснюки их выпить не могли. Значит... А он и отвечает: да я не себе. Будет у них свадебка, хочу чудо Господне явить. Все ж на Руси мы...

Нам говорил Господь-Спаситель, что этот мир во зле лежит.

Когда рождается младенец он горько плачет и кричит.

Своей невинною душою, он знает жизнь полна страстей,

И понимает – пришло время покрыто полное скорбей.

И так вся жизнь, как зыбкий воздух, как утекающий поток,

Так трудно плыть в житейском море и только нам всем невдомёк.

Нам нужны роскошь, сила, слава и забываем об одном

Нагими мы явились в мир сей, нагими также и уйдём

Приносим в мир мы образ Божий, а что потом с собой возмём?

Ни почестей, ни серебра и злата в иной мы мир не унесём.

Но состраданья, добродетель идут с тобою все туда

И в том небесном крае света богата будет жизнь твоя.

За все время существования Совдепии не было и полутора месяцев без каких-нибудь новых катаклизмов и кризисов. Спокойное и уверенное ведение хозяйства, обеспечивавшее неуклонное развитие и укрепление державы на страх и на зависть её врагам, кое искони свойственно было Российской Империи под скипетром Дома Романовых, исчезло еще во времена недоброй памяти Временного Правительства, «керенки» и ценные бумаги которого ценились в мире немногим более чем нынешние «путинки». Изначально антирусски настроенная большевицкая клика (что и сегодня руководит всем на сжавшемся до границ РФ-ии последнем обломке Советского Союза) на протяжении вот уже девяноста лет всеми своими силами и средствами уничтожает голову русского народа и принципиально вытесняет любых дружественных ему лиц из всех ветвей власти. Руководя на русской земле как на оккупированной чужой территории, принципиально попирая все исконные права и свободы русского и других коренных народов (включая и право русских быть действительно православными и жить согласно своей веры!), эта власть вынуждена подавлять и хозяйственную инициативу изначально государствообразующего русского народа как раз ради того, чтобы не допустить смертельно опасного для неё становления и укрепления русского национального капитала.

Не секрет ведь, что как раз перед печально знаменитым «дефолтом» 1998 года, сокрушившим набиравший силу народный капитал, близкие к Кремлю банкиры и крупнейшие бизнесмены обсуждали ни что иное как… «необходимость мер по борьбе с укреплением русского национального капитала». Это ли не очередное прямое доказательство того, что защищая Кремль расстрелянные на старом братском кладбище Москвы (у м. Сокол) юнкера защищали русский народ, его свободу, его право жить достойно и быть верным исконному нашему православию. Защищали от наших непримиримых, принципиальных врагов. От того самого неуговариваемого зла, что и поныне губит Россию. Сокрушив русскую православную монархию и превратив коренных жителей Российской Империи в бессловесных (а изредка и подобострастных) рабов антирусская власть неизбежно должна была и стала первопричиной непрерывной цепи кризисов и катастроф.

Не стану оспаривать ни доказанной всеми предшествовавшими и современными событиями воровской сути и прирожденной подлости победившего племени, ни его самопровозглашенной материалистической «гениальности» (не в этой ли самой подлости?). К чему оспаривать, если и так ясно, что сотворить с Великой Россией та-ко-е мог или злонамеренный «гений», или совершенно антихристиански, антирусски и антиправославно настроенное богоборческое сообщество лиц, кои от природы обладают немногим большими чем у обезьяны управленческими способностями (в этом случае и университетское образование не помогает). Основные особенности этого класса описаны в работе Ивана Александровича Ильина «Что за люди коммунисты», а как они «рулят»* сегодня, из новой «руководящей и направляющей» партии «без идеологии» (т.е. без открыто декларируемой идеологии), коя набрана из «бывших» коммунистов правящего племени и их молодого пополнения, мне довелось описать в ранее опубликованной в Верности и Нашей Стране (№ 2865, стр. 6) статье Управленцы Эрэфии. Как бы то ни было, но при всей помпезности преподнесения своих «грандиозных» «достижений» в течении уже девяноста лет антирусская власть держит Русь в условиях непрерывного, чудовищного и разрушительного кризиса. То, что во всем нормальном мире воспринимается как недопустимое и дикое положение дел, в этом зазеркалье уже привычно воспринимается как норма.

Для проживающих на территории РФ-ии не секрет, что основные решения и действия власти, вся её внутренняя политика, как открыто декларируемая, так и проводимая в жизнь с помощью негласно рассылаемых по учреждениям всех уровней приказов, распоряжений и директив, кои определяют практику применения (и неприменения) формально существующих в Эрэфии законов, в большинстве случаев определяется на проводимых в Кремле встречах президента с главами крупнейших компаний (одним из владельцев пакетов акций в крупнейших из них является нынешний глава правительства, Владимир Путин, снова метящий в доходное президентское кресло). Власть и крупный капитал РФ-ии едины. Едины как раз в своем стремлении извлекать выгоду из несчастий и бесправия простого народа.

Неверным было мнение считавших что падение цен на нефть и последующий кризис будут губительны для власти Эрэфии. Сегодняшняя Совдепия не в ситуации экономического бойкота и подъем цены на русскую нефть до 70 долларов за баррель уже достаточен для довольно долговременной стабилизации власти. Цены и тенденции рынков вообще ничего не определяют. В естественном виде они колеблются по синусоиде, верхушки которой зачастую как-бы сглаживаются государственным регулированием ради отдаления момента неизбежного их снижения (хотя при таком вот искусственном вмешательстве закономерный спад может быть более глубоким).

Кстати, практически можно «срезать» и сгладить самый низ этой синусоиды. Решение экономически безумное, но именно оно позволило большевикам сокрушить, сдержать закономерное развитие России и спровоцировать голодомор как часть общего геноцида собственно русского и украинского народов. Говоря о голодоморе глубоко наивно будет ограничивать его в тех временных рамках в коих это принято, к примеру, сегодня на Украине. Границы голодомора простираются практически на все существование Совдепии. «Как хорошо при Царе жили! А потом - голод, голод, голод…»,- мне никогда не забыть этих слов моего деда. Да и того, что видел сам. Любой, кому довелось пробовать жмых в качестве лакомства и увидеть «советский рай» изнутри может подтвердить то, что весь период неправославной государственности на русской земле мы с полным правом можем оценивать как искусственно организованный антирусской властью непрерывный голодомор (переменной интенсивности) и геноцид всего русского народа (в нашей Российской Империи голодом принято было считать недостаток или отсутствие хотя-бы одного из необходимых человеку продуктов; следуя этой исконной нашей норме мы, русские, с полным основанием считаем голодом весь период неправославной государственности на нашей территории).

Нынешний момент не позволяет единовластно правящей партии в полной мере и открыто использовать свое излюбленное средство борьбы с русским народом. Но на будущее не стоит забывать о том, что эта власть спадов и кризисов не только не избегает, но даже и сама готова использовать их как одно из средств своей внутренней политики. В нормальном же обществе за всяким спадом неизбежно последует стабилизация положения и подъем. И спад, и стабилизацию, и подъем можно использовать, как во благо, так и во зло: к примеру, для усугубления рабского положения простого народа.

Именно так и был использован кризис в Эрэфии. Никто из ныне власть имущих никогда не даст в открытую публикацию стенографию тех переговоров и список тех договоренностей, что были на последних встречах в Кремле, но мы видим по делам что власть Совдепии осталась верна своим исконным традициям. Видим во всех без исключения отраслях, что без единой скоординированности, без синхронности в действиях было бы просто невозможно. Видим, что Трудовой Кодекс РФ является для этой власти и её капитала не более чем пустой бумажкой, коя формально необходима напоказ, но выполнять её как закон власть не собирается. Кризис не уменьшил прибылей абсолютного большинства торговых предприятий и не уменьшил общего числа рабочих мест по стране. Разом, как по команде, исчезли одни должности и тот час же вместо них введены другие, но… с расширенными обязанностями. На практике это означает только то, что тот, кто работал за себя одного, ныне работает за двоих-троих. При тоже разом, как по единой команде, везде одинаково уменьшенной оплате.

При этом неизбежно возникает не только массовое обеднение и социальная пассивность как неминуемое следствие изматывания простого народа нарушением всех существующих и международно признанных минимальных норм защиты труда, но и весьма интересные изменения в производственных процессах на местах. Предпочтение отдается низкоквалифицированному дешевому труду, что, естественным образом, закономерно снижает общее качество получаемого продукта, будь то товар или услуга. Снижение заработных плат и, соответственно, практического размера выплачиваемых премий, лишает одного из важнейших инструментов управления любого специалиста, стремящегося хотя бы стабилизировать качество продукции на минимально приемлемом уровне. Управленец практически любого коммерческого предприятия РФ-ии, почти независимо от его уровня, ныне по вполне объективным причинам не только не способен выпускать качественную и конкурентоспособную продукцию, но и по настоящему эффективно руководить персоналом. Единороссами фактически восстановлено все то худшее, что изначально было в экономике Совдепии.

Хотя, бесспорно, для по-ра-бо-ще-ния сделано немало, поскольку простой русский народ вынужден работать втрое больше за бесценок, да еще в ситуации непрерывного стресса от бессильной суетливости (лишенных единственно пригодных инструментов стимулирования труда!) управленцев победившего племени, но никакой пользы стране от того не будет. Единственное, что достигнуто на деле, так это сохранение уровня оплат и стабильность уровня жизни паразитической части общества. Спасение положения тех, кого В. Ульянов (принципиально нежелавший видеть русских при своей власти и позволявший себе не только самые что ни на есть оскорбительные для русских людей высказывания, но и просто глупо откровенные заявления о «культуре побежденных» (см. в «Что за люди коммунисты», И.А.Ильина)) назвал «непартийными большевиками». Это та самая верная режиму прослойка, что по приказу своей партии массами поставляла доносы на «врагов народа» (кстати, страна-то у нас многонациональная и потому стоило-бы уточнить - врагов какого именно народа?). Те самые ни на что не годные говорливо суетливые бездельники, что безбедно существуя за счет вымариваемого русского народа поставляют из своей среды и пополнение управленцев победившего племени, и кадр его «руководящей и направляющей» партии, и составляют собственно весь триумфально воспевающий «успехи и достижения» хор лжецов. Однако на что, по сути-то, пригодна вся эта масса, кроме как дружно спеть:

Думаю, даже нет смысла говорить о том, куда именно и к чему именно ведут все эти новейшие изменения, поскольку все они выдержаны в старых традициях Совдепии. Все и так понятно.

* прошу простить за употребление в тексте слова «рулить» в свойственной Единороссам жаргонной манере

APPARENTLY BARED FEMALE BREASTS ARE THE “patriarch’s” NEW “MISSIONARY BREAKTHROUGH”

The Orthodox Ru.net is once again stirred up like a bee-hive. The devout circles are still unable to get accustomed to the methods employed by the new “patriarch”. They are still undergoing throes of futile convulsions to reject the new and the progressive that has arrived in the Church and overwhelmed Her. One would think that sufficient has been said and written about the “frivolous” observations of the “patriarch” about sex as “fullness of life”, about “carnal relations” during Great Lent, about other willful attitudes and modernizations… But no, they now have seized upon the two topless women sitting on the backs of Orthodox bikies, who have arrived to liberate Sevastopol that is languishing under the heel of its Ukrainian occupiers. And away it went.

However, before continuing, let us sketch the scenario for the uninitiated. As everyone will remember, one of the key moments on the eve of met.Kirill’s Dec/Jan. election, was his “missionary break-through”. He declared that it’s unacceptable for the ROC MP to remain in a “cultural ghetto”, on the social periphery. She needs to emerge from the “stagnant quagmire”, go into various sub-cultures so that to be Orthodox is to “become modern”. Two weeks after his enthronement, the “patriarch” met with church going youths (and it was here he told them about the “fullness of life”), while 3 months later, he met with the non church going youths at a specially prepared stadium. Here, Kirill was introduced to the “Surgeon” - chief of the union of bikies named “Night wolves”, whose hand he shook warmly and at length, blessing him on his righteous endeavours.

The whole thing here is that the “surgeon”, notwithstanding his brutal and somewhat fearsome looks (his unannounced appearance in many churches would undoubtedly create serious panic among the congregation), is very close to the Kremlin and is personally known to the National Leader (Putin). That’s why the bikies movement under the leadership of the “Surgeon”, appeared in Sevastopol with thousands of Russian flags and making speeches in the spirit of “We will not give up Sevastopol” and “We will re-birth the Empire”. It goes without saying that all these actions were blessed by the “patriarch”, especially since part of the bikies are spiritually nourished by protodeacon Andrew Kooraev, appointee-missionary of his “holiness”.

Having conquered some 2000 kilometres under the umbrella of Peter and Paul Lent, this noisy and threatening cavalcade of liberators, meeting no opposition from the cowardly Ukranian fascists, entered triumphantly into occupied Sevastopol. It stands to reason that the city was liberated instantly. Excited Sevastopolites emerged into the streets to greet the heroes – messengers of mighty Moscow. However, it’s true that there was no hierarchy or even local MP clergy among the welcomers. But is it truly important? After all, on the wheels of the liberators to enter the city was protodeacon Andrew Kooraev. After - as usual – an ingenious concert by the group “Alice”, and having bravely mocked the “orange snot” of the occupiers (the colour Orange was chosen by the Ukrainians in their last election), protodeacon Kooraev at two o’clock in the morning, made an inspired sermon to the public – warmed up by the rock music and alcohol. Initially, he spoke of the need to submit lists of names for commemoration at the Trinity-Sergius Lavra (Laura). He then went on with a sermon developed on the Christian understanding of the slogan: “Take everything from life”, which is popular among the bikies and youth in general. He declared it as “holy words” and called for the audience not to concentrate on beer and “submissive ladies” - which it was mainly focused on in reality – but on that to “become God”. His word by word expression was: “If you want to take everything from life, you want to take everything from God. But if you take everything from God, you yourself will become God”.

The audience applauded, whistled and yelled, and while not refusing in principle to become God, they continued to suck beer and embrace the ladies. However, the crowd didn’t limit their activities to embraces only – the Kremlin mass media released a medley of details on the frantic activities of the city’s guests – from the vomiting mob in the memorial church on the site where Saint Vladimir was christened in Hersoness, to the sexual orgies on one of the city’s beaches. Well, what did you expect? The bikies have broad souls, “they have no deviousness”, so they do what they want honestly, like a child, and that’s why they are closer to Orthodoxy – more so than any Pharisee-missionaryphobe. (We have to note in parenthesis that these bikies behave themselves much more modestly in Moscow, as good old Moscow is not occupied). And if jeans and rock ‘n roll doesn’t interfere with salvation, then all the other elements of sub-culture shouldn’t impede it! “Sex, narcotics, rock ‘n roll”? Let’s make this slogan churchly, but perhaps first refining it slightly with an attendant clarification.

But let us return to the angry furore of the Ru.net. It was brought on by a real triviality, on the tapestry of all that was wreaked in Sevastopol by the motorcyclists-liberators. You see, the pious devotionalists were disturbed by the sight of female bare breasts and their owners that adorned the back seats of some bikies, who are the “pilgrims of the 21st century” – fr.Andrew Kooraev’s expression. Above all else, what the Pharisees really didn’t like was the close proximity of these breasts to the military Orthodox emblem that carries the image of our Saviour Archeiropoitos (not made by human hands) – held by that woman.

The major collection of the Pharisees’ arguments, doesn’t contain in itself anything new. They recalled the commandments of the Holy Gospel regarding a woman’s modesty, in part – the words of Apostle Paul, who stated that a woman must cover her head. They also compared the “façade” of the participants at the gathering and their manners with the traditional image of a Russian Orthodox person, seeing in that façade not just a mass of alien overseas elements, but undisguised satanic symbolism. Rightly, they condemned the behaviour of the young people that “don’t observe lent”, don’t restrain their passions and in the main, don’t give a damn about Orthodoxy. Someone pointed to the clearly expressed, one can say – militarized and political hue of the perpetrated acts, which too is not compatible with Christianity, as religion is not of this world, where there are “no Hellenists, no Jews”. Nonetheless, irrespective how one twists and turns, the crux of the discussion was and remains as the bared female breasts on the emblem that has the image of our Saviour.

People that were attached to this activity and having being well paid from associated Russian sources, immediately found an answer to the traumatized citizens. We will cite one of the ideologues, (who incidentally is unlikely to be well known among the bikies), a Yegor Holmogorov: “In this current instance, we are observing the unique transition from paganism to Christianity. As with most sub-cultures, the bikies’ outstart appears as a sufficiently pagan phenomenon – a cult of strength, fecundity, manliness etc… In some Western countries, this paganism progressed toward Satanism (“Hell’s Angels” and others). Here, it is unexpectedly progressing toward Orthodoxy. To my understanding, this is great”. Holmogorov then changes tack by attacking his “mouldy” opponents, practically accusing everyone of apostasy who regards the public demonstration of the churchly maiden with her exposed breasts, as being contradictory to Christian values. “Amid the wailing around the topless maiden, we are witnessing a collision of two torrents; apostasy, which unfortunately has been traditional for our society for nearly 2 centuries – creeping from Christianity toward paganism, from the Gospel to “Understanding” and rules, and; the completely young torrent of anti-apostasy i.e. the torrent of change from the almost distilled paganism to Christianity. It’s understandable that those who have the seed of apostasy, are reacting very, very nervously on this reversing process, inasmuch as with these new Christians – yesterday’s pagans – they feel about the same way as did the Judean Christians with former pagan Christians in the 1st century AD. Now they are going to lay siege to the hierarchy, just as the ex-Judean Apostles were besieged – “Away with these savages”.

The current “missionary guard” of “pat”Kirill – who are in the main protodeacon Kooraev, hegumen Sergius (Ribko), Kirill Frolov, Yegor Holmogorov – have established their aim to church (although in the most superficial and conditional way) - the most apparently “risky” sub-cultures.

Rebuffing the philosophy of “unity of opposites”, each of the activists injects into the “missionary” activities a certain element from his own experiences, especially those of personal interest in one or another aspects of life and cultures. Moreover, their “missionary” activities are characteristically bound inextricably with their total loyalty to the current Russian political regime and the ROC MP hierarchy in the form of the “patriarch”. Under no circumstances would these “missionaries” undertake any other project. Accordingly, even with the help that they receive from the “patriarch”, it would be foolish to attribute this to their “extremist” proclivities or the “modernism” of the latter. For the “patriarch”, it is a means of offering his unique service to the authorities through the control over the youthful subcultures, which could be dangerous to the regime by bringing about conditions of political de-stabilisation. However, there is this certain discordant intuition, which prompts us: that’s why the youth is joining the“sub-cultures”, that the mainstream existence doesn’t suit them, or the semi-official patriotic pounding, the total corruption and deceitfulness. God willing, it too will sense the falseness of the current “missionary break-through” as it’s not difficult to do. In the wake of the stunned Orthodox public, it’s possible to speculate as to how “pat.Kirill’s wolves” will make the members of various subcultures into church-goers – let’s say the dope addicts, nudists or “swingers”. In any case, even the relatively innocent bare-breasted female bikers or the Goths (barbarians), adorned with 3 figures of the number six, cannot be included into the traditional church format. Neither they will be able to break him, nor him - them. Both the Orthodox devotionalists and bikers with the Goths, will remain marginalized in the contemporary secular society. And this situation, as an idea, should not present itself as an especial tragedy, because the secular society – again, as an idea – is composed of omnifarious individualities,( which include from “sub-cultures”) based on the minimal basis of commonly accepted “modus vivendi” (type of lifestyle). However, this is not turning out like that in Russia.

One gets the feeling that behind the “victorious” acts of the “missionaries” about their successive “head spinning success”, there is no belief in the real prospect of their “mission”. After all, they perform these feats only where it’s advantageous to them and there is no danger involved – where it’s required “of this world”. And its precise aim is: “success” in this world; emerge from the “ghetto”; expand its flock; triumph of the earthly Church, and of course everything else that’s attendant to this objective. Nevertheless, the result of such an outward “mission” is developing a separation within the Church Herself, which is too entrenched in traditions to receive these types of “experiments”. In essence, this current “missionary breakthrough” is a political project in which the “patriarch” and his partners are directly involved. It doesn’t emanate from the depths of church life, has little in common with church traditions and as a consequence, attracts an insignificant percentage both as churchly people, as well as those “missionarised”. But the scandals and “temptations” surrounding it, are immeasurably greater.

Editorial foreword of the “Church accounts from the Russian True Orthodox Church”: We suggest the readers familiarize themselves with the contents of Hieromonk Eugene’s (Pampur) brochure “For Christ or away from Christ? Why I left the Russian Orthodox Church (Moscow Patriarchate)”, published in July by the parish of Saints Royal Martyrs of the RTOC. Hieromonk Eugene spent a number of years in the MP monastery at Ganina Yama, close to Ekaterinburg, during which time he battled – from within – the lawlessness of the MP hierarchy. In July 2008, he joined the Russian True Orthodox Church.

“Woe to you, scribes and Pharisees, hypocrites! For you are like whitewashed tombs which indeed appear beautiful outwardly, but inside are full of dead men’s bones and all uncleanliness. Even so you also outwardly appear righteous to men, but inside you are full of hypocrisy and lawlessness… Your house is left to you desolate”. (Matt. 23:27, 28, 38)

“This is My commandment, that you love one another as I have loved you. Greater love has no one than this, than to lay down one’s life for his friends). (John 15:12-13).

I wrote the text in this anthology during the first half of 2008 – after I had definitely decided to leave the Russian Orthodox Church (MP)/ROCA (MP). This decision was not made instantly, but after long and painful deliberations.

Thoughts of being dishonest and the betraying character of my action stayed with me for a long time. Consequently, I regarded as imperative that I explain my act, even briefly because a full and detailed account would be too lengthy and of doubtful benefit to the reader.

Realising the problems which face the ROC (MP), and seeing from within the moral and spiritual makeup of many of her official servants - which at times appalled me – it didn’t push me away from Orthodoxy; it didn’t make me an enemy of the Church.

In our everyday lives we – including me – don’t often fully realize that the Church, as distinct from all other organizations, is not just a group of people somehow bound together by something, but is joined specifically by Universal Orthodoxy, irrespective of any regional (spatial) and historical (temporary) limitations.

The Church is the Lord Jesus Christ; Her Head; the Saints and pious zealots of all times and from all nations; all that have reposed in the Orthodox faith, and all the Orthodox Christians living on earth.

Likewise, the Russian Orthodox Church as part of this Universal Orthodoxy - which is not the Moscow Patriarchate, especially as it’s not part of her official structure - encompasses all the Orthodox people that apperceived their affiliation to Russian Orthodoxy, which includes correctly ordained bishops, priests and deacons, and not only those that serve within the Moscow Patriarchate.

The hierarchy of the Moscow Patriarchate is accepting an enormous sin for withholding this fact, asserting that the canonicity (which includes the right of ordination) and grace belongs to it alone.

The Russian Church fragmented in the first third of the 20^th century, not as a result of some evil intentions by some schismatic teachers (even though they existed), but on the strength of historical circumstances – the appearance of a godless and militant power in the country.

Part of the Orthodox Christians (not the major but a minor section), headed by metropolitan Sergius (Stragorodsky), consciously aligned themselves with this authority, their collaboration rapidly turning (an inevitable conclusion) to servitude. The other segments either crossed the borders to form the Russian Orthodox Church Abroad, or because of their illegal situation, formed the clandestine and energetically proactive Catacomb Church.

The leaders of the Moscow Patriarchate were compelled to justify the actions of the Soviet authorities, who had brought the peoples of Russia to a state of being soulless and purposeless slaves. They did this by asserting that there were no persecutions against Christians in the USSR, when at the same time thousands upon thousands of clergy and laity were being executed – there were 30,000 priests alone that were shot. A much greater figure of them were subjected to degradation, mockery, torture behind the walls of the OGPU and in the Soviet gulags.

The original betrayal initiated a whole plethora of deviations, lies, cover-ups, fresh betrayals, which continue to this day. It’s this subordination to the Bolshevik authorities that allowed the Moscow Patriarchate in 1943 – through Stalin’s personal directive – to “elect” met. Sergius to become the patriarch of the whole Russia. This was illegal because:

Firstly, those archbishops (and not a Local Sobor – Council) that “elected” him, didn’t represent the whole of Russian Orthodoxy but only a small part of it;

Secondly, “If any bishop, having utilized secular leaders and through them, received his episcopate Church authority, let him be ejected and excommunicated with everybody that communes with him” – rule no.30 of the holy Apostles.

Secular authorities not only sanctioned but often directly appointed the hierarchs of the Moscow Patriarchate.

It is this service to the godless by the Moscow Patriarchate that allowed them to develop into a huge and wealthy organization – not with people but possessions – while contemptuously and arrogantly ignoring all else.

Currently, the masters of the Moscow Patriarchate have been replaced by others, who like the former, are striving toward world domination, only by different methods. But isn’t the ruler of this world (John 14:30; 16:11) and god of this age (2 Cor. 4:4) – the devil?

Who is the Moscow Patriarchate serving? Brothers and sisters, think about this question.

Now is not the place to outline the history of this tragic irreligion. God willing, I will present this in one of my ensuing articles.

I am far from the opinion that everybody outside of the Moscow Patriarchate is a saint, while everybody that belongs to the Moscow Patriarchate, is a downright liar and sinner. All I would like to state – and this is my firm conviction – is that I cannot strive for redemption within the current Moscow Patriarchate where my hands and feet are tied - where a heavy stone burdens my heart. Where - let it be only in silence - I am compelled to daily participate in matters of hypocrisy and mendacity.

I would have remained and attempted to battle this evil, if I wasn’t convinced that it would be impossible to achieve anything.

Let everyone place themselves before Christ and their own conscience… and make the right choice.

РУССКАЯ РЕЛИГИОЗНО-НАЦИОНАЛЬНО-ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА «НАША СТРАНА» НЕ ДЛЯ ПЕССИМИСТИЧЕСКИ НАСТРОЕННЫХ ЧИТАТЕЛЕЙ, ОНА ОБЪЯСНЯЕТ ОШИБКИ ПРОШЛОГО И СОВЕТУЕТ, ЧТО НЕОБХОДИМО ДЕЛАТЬ ДЛЯ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО. ОНА НЕ ПРОВОЗГЛАШАЕТ, ЧТО ПОЛОЖЕНИЕ НАСТОЛЬКО ПЛАЧЕВНОЕ ЧТО, ПОХОЖЕ, НАСТУПИЛИ, ДЛЯ ВСЕГО МИРА И НАСЕЛЕНИЯ, ПОСЛЕДНИЕ ДНИ, И ЧТО ПОЭТОМУ, НЕТ БУДУЩЕГО, К КОТОРОМУ НУЖНО СТРЕМИТЬСЯ.

«НАША СТРАНА» ВЕРИТ В СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ ДЛЯ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ, РОДИНЫ И ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ. ПОЭТОМУ ОНА БОРЕТСЯ ПРОТИВ НЕОКОММУНИЗМА И ЗЛА ПОРАБОТИВШЕГО РУССКУЮ ЦЕРКОВЬ И РОДИНУ. И БОРЕТСЯ ОНА НА СТРАНИЦАХ ГАЗЕТЫ - ПРАВДОЙ!

ПОЭТОМУ ЧИТАТЕЛИ "НАШЕЙ СТРАНЫ" ВО МНОГОМ ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ ТЕХ, КТО УВЛЕКАЕТСЯ ДРУГОЙ ЛИТЕРАТУРОЙ.

ПОЭТОМУ С ЧИТАТЕЛЯМИ «НАШЕЙ СТРАНЫ» ПРИЯТНО ОБЩАТЬСЯ И ГОВОРИТЬ О БУДУЩЕМ, СОВМЕСТНО МЕЧТАТЬ И СТРОИТЬ ПЛАНЫ.

НИКТО НЕ ХОЧЕТ БЫТЬ В СРЕДЕ ТЕХ, КТО ПОСТОЯННО НОЕТ, ЖАЛУЕТСЯ НА ВСЕХ И НЕ ВИДИТ ТО, ЧТО ОКРУЖАЕТ ЕГО ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ. В ОКРУЖЕНИИ ТАКОГО ПЕССИМИСТА ТЕ, КТО С НИМ ОБЩАЕТСЯ, САМ ПОДПАДАЕТ ПОД ЕГО НАСТРОЕНИЕ И НЕ СТРОИТ НИ СВОЕГО, НИ ДРУГИХ БЛАГОПОЛУЧИЯ.

ПОЭТОМУ РЕДАКЦИЯ «ВЕРНОСТИ» СОВЕТУЕТ СВОИМ ЧИТАТЕЛЯМ ПОДПИСЫВАТЬСЯ, ЧИТАТЬ И ДЕЛИТЬСЯ СОДЕРЖАНИЕМ ЕДИНСТВЕННОЙ В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ, ГАЗЕТЫ ПРИЗЫВАЮЩЕЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ К ОБЪЕДИНЕНИЮ "ОСКОЛКОВ" ПРЕЖДЕ ЕДИНОЙ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ, СТРЕМЛЕНИИ ИДТИ ПО УКАЗАННОМУ ЦЕРКОВЬЮ И РУКОВОДИТЕЛЯМИ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ ПУТИ, ДЛЯ СПАСЕНИЯ СВОЕЙ ДУШИ И ПОСТРОЕНИЯ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО ДЛЯ БУДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ.

Основана 18 сентября 1948 г. И.Л. Солоневичем. Издательница: Лидия де Кандия. Редактор: Николай Леонидович Казанцев. 9195 Collins Ave. Apt. 812, Surfside, FL. 33154, USA Tel: (305) 322-7053

Электронная версия "Нашей Страны" www.nashastrana.info

Просим выписывать чеки на имя редактора с заметкой "for deposit only" Денежные переводы на: Bank of America, 5350 W. Flagler St. Miami, FL. 33134, USA. Account: 898018536040. Routing: 063000047.

Цена годовой подписки: В Аргентине - 100 песо, Европе - 52 евро, Австралии - 74 ам. долл. Канаде - 65 ам. долл. США - 52 ам долл. Выписывать чеки на имя:Nicolas Kasanzew, for deposit only.

СДЕЛАЙТЕ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК - "НАШЕЙ СТРАНЕ" !

Редакцией «Верности» были получены в течение последнего месяца многочисленные, и некоторые из них, объемистые письма. В виду ограниченного в журнале места их поместить не возможно и ответить также на каждое затруднительно, так как у нас для этого нет сотрудников и достаточного в электронном журнале места. Но ввиду того, что в письмах выражаются мнения, которые можно разделить на четыре раздела то мы постараемся на поднятые в письмах вопросы ответить суммарно.

2) О присяге ЕИВ Марии Владимировне и наследнику Георгию

3) О том, что Св. Император Николай не подписывал отречения от престола

1) В виду того, что нам присланы письма и копии писем, направленных Преосвященному Владыке Гавриилу и другим Архиереям РПЦЗ-МП то я могу высказать о содержании только мое личное мнение.

Только имея документы, возможно, судить о том какие решения принимал лично генерал А. Власов, а какие совместно со штабом.

Его армия была окружена немецкими войсками и, не имея возможности продолжать военные действия, была принуждена сдаться. В таком положении, без военного снаряжения, без поддержки авиации были многие другие воинские части Красной Армии. Сдаваясь врагу, не значит что он «изменил Родине».

О том, что русские патриоты шли в бои с возгласами «За Родину!», «За Сталина!» то может быть, комиссары это и делали, но сомневаюсь в том, что у русского народа была особенная любовь к Сталину, тем более, когда за их спиной находились «заградительные отряды».

Нет никаких доказательств тому что «генерал Власов трижды был изменником». С точки зрения И. Сталина любой воин, попавший в плен «изменник». Так смотреть, на все те сотни тысяч солдат, попавших по вине «гениального отца народа» в плен, не умно. Нужно вспомнить о погибших Маршале Тухачевском и десятков тысяч командного состава Армии и Флота. Нужно помнить о том, что при начале военных действий ни Армия, ни Авиация не были готовы к войне.

Кто решал «ударить по немцам» в Чехословакии, сам генерал А. Власов или его штаб не могу судить.

Насчет того, что в 1945 г. генерал А. Власов сделал предложение вернуться на службу в Красную Армию и также одновременно обратился к «американцам», то сомневаюсь. Он прекрасно знал, что его может ожидать в СССР. Американцам было, как известно, послано пожелание, чтобы им сдались части Армии.

2 и 3) Я не вижу, какой либо возможности для «честных русских людей» давать присягу в верности княгине Марии. Она не находится во главе государства и ее не избирал управлять Россией Земской Собор. Ее претензии могут быть рассмотрены также как и других претендентов на Престол, и могут быть признаны Собором основательными или нет. Мне кажется, что в настоящее время, она только следует в своей карьере своим предшественникам Кирилловичам и Багратионам в самозванстве.

В Прикреплении – небезынтересный для каждого русского человека материал, который достоин того, чтобы быть опубликованным в «Верности».

От имени и по поручению администрации сайта «Белая Гвардия»

P.S. Когда Вы его прочтете, постарайтесь, хотя бы для себя лично, ответить на следующие вопросы:

1) Почему подобного рода статьи пишут именно монархисты-легитимисты, которым, по Вашей антилегитимистской, логике, ох как невыгодно неотречение Государя Императора Николая Второго?

2) Почему ни один из столь обильно цитируемых «Верностью» Великих Князей и иных Особ Императорской Крови (обратите внимание: в данной части фразы я пишу ключевые слова именно с заглавных букв, хотя ни один из них, буквально поедом евших Императора и Его Семью, этого не заслуживают!) Создавших за пределами совдепии даже союз членов Дома Романовых, в свое время не провели подобного рода работу и не дезавуировали фальшивку «отречения»? Они что, все эти Николай Николаевичи и ему подобные, были а) слепцами, б) равнодушными людьми, в) политическими детьми, г) откровенными дураками?

3) Почему в свое время такую же работу не провели и не выступили с разоблачением подделки иерархи РПЦ во главе с самим Патриархом Тихоном? Они что, всю жизнь прожившие в Российской Империи, сделавшие в ней карьеру и именно ей обязанные личным благополучием, были глупее автора данного материала, ни минуты в Исторической России не жившего? Или, может, люди с высшим духовным образованием забыли фразу: «Не прикасайтеся помазанным Моим; касайся их, яко касайся в зеницу ока Господня» (Зах., 2,8)?

Александр Машкин» (Представитель РИСО в Киеве)

За сим, следует на 10 страницах письмо и доклад о том, что Государь от престола не отрекался и не подписывал.

Будучи в Зарубежной Руси, мне лично были знакомы случаи, когда несколько человек составляли десяток партий и организаций, выдавая от их имени «волю народа». Блаженнейший Митрополит Анастасий, когда к нему приходили с такого рода претензиями, им отвечал: «кого Вы собственно кроме себя, представляете?». Так и Вы, цитируя имена организации РИСО в Киеве - имеется ли она на самом деле? Или только представители княгини?

Согласен с Вами в том, что Св. Император ни Церкви, ни России не изменял, но посмотрите на тех, кого Вы пытаетесь поддерживать – Кирилловичи, которые изменяли, нарушали церковные и государственные законы.

Даже согласно присланному нам докладу, можно с уверенностью заключить, что ни члены Государственной Думы, ни Иерархи Церкви не присутствовали при «отречении», не видели текст, а он им был прочитан.

Утверждая, что подпись Императора копия Его подписи, и прилагаемые к письму образцы подписей Св. Царя должны быть рассмотрены специалистами. Но убеждать себя на основании воспоминаний, и мемуаров различных лиц и догадок, не имеет, смысла.

В Зарубежной Руси было много претендентов выдававших себя за В. Княжну или Наследника. Их претензии были без основания. Они также показывали фотографии и какие-то документы.

Руководство Русской Православной Церкви в момент «отречения» было еще без Патриарха. Члены Синода не были знакомы с военным и политическим положением в России и не могли призывать верующих.

Ваше обращение ко «всем, кому не безразлична судьба Отечества, кто хочет знать правду о самых тяжких страницах его истории и готовы бороться за Реставрацию, - могут также связаться с нами по адресу ….. Машкин А.Н. Делегат Первого (Восстановительного, «Клыковского» съезда СРН), член избранного на данном Съезде ВСВСРН», странно так как, собственно говоря, вводит в заблуждение, из которого не видится выхода. Отлучить и проклять всех – а потом что делать?

«Публично обращаться с амвонов» и предавать «анафеме и проклятию» как Вы это предлагаете чудовищно. Св. Император был введен в заблуждение окружающими его людьми, был оставлен одним после убийства верных Ему помощников. Теперь искать виновников и предавать, как Вы предлагаете «нам следует решительно осудить клятвопреступные деяния участников третьей и всех прочих сессий Поместного Собора Православной Российской Церкви», может служить исключительно на разрушение Русской Церкви, к которой ЕИВ княгиня Мария, как и ЕЕ Державный Отец и дед не имели как Св. Император отношения. Кн. Мария имеет отношение к МП к Патриарху Кириллу и режиму неокоммунистов во главе с президентом Медведевым и премьером Путиным, но не к Церкви и русскому народу.

4) К заявлению мне духовного лица из одного “осколка” (США) о том, что он не видит с кем возможно “объединяться, так как все другие не сохранили своей чистоты и поэтому лучше быть маленькой, но чистой Церковью, чем быть с “раскольниками” можно сделать замечание. В этом "осколке", под влиянием духовенства из другой национальной группы, считают некоторые совершенные таинства в РПЦЗ и в других "осколках" не действительными. Св. Апостолы, когда были затруднения в Церкви, обращались с посланиями, шли далеко пешком убеждать верующих в вере. Поэтому нельзя приветствовать точку зрения о том, что лучше не объединяться и оставаться «маленькой, но чистой как кристалл Церковью». Если бы так поступили Св. Апостолы, то Святое Православие не распространилось бы по всему миру. Спаситель поручил им идти по всему миру, крестить людей и проповедовать. Поэтому обязанность, как всякого духовного лица, так и мирянина нести Слово Божие другим.

Наше издание "Верности" будет как и прежде делать призывы к объединению всех "осколков" прежней единой РПЦЗ в одну Зарубежную Церковь.

Если Г. Распутин и высказывался членам Императорской Семьи о том, что кто-то на него плохо посмотрел или не поздоровался, и он, поэтому обиделся, то это не значит что он «назначал министров и Архиереев». В 8 томах «Падение Царского Режима, стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства» нет указаний на то что «Г. Распутин, делал назначения и производства и Н. Романов» исполнял его решения».

Св. Император имел крепкую волю и чувство ответственности, как перед Церковью, так и перед Россией. Он, вероятно, выслушивал всех, Включая и Гё Распутина, но делал то, что считал полезным для Церкви и России. Поэтому я подозреваю, что те сведения, которые у Вас: сплетни врагов монархии и Царя.

===============================================================================================

Советуем нашим читателям читать на узлах интернета: Западно Европейский Вестник - www.karlovtchanin.eu, Церковные Ведомости РИПЦ - по русски: www.catacomb.org.ua, по английски: http://ripc.info/eng, электронный выпуск газеты: "Наша Страна": www.nashastrana.info, и, Леснинский монастырь: www.monasterelesna.org/

(Более крупные суммы на почтовые, типографские и другие расходы принимаются с благодарностью.)

I wish to join the Society and am enclosing the annual membership dues in the amount of $25 per family. Students

pay $ 10. The amount of annual dues is only for those in US, Canada and Australia. Others pay as much as they can afford.

(Larger amounts for postage, typographical and other expenses will be greatly appreciated)

ADDRESS & TELEPHONE ____________________________________________________________________________

Если Вы прихожан/ин/ка РПЦЗ или просто посещаете там церковь, то согласны ли Вы быть Представителем Общества в Вашем приходе? В таком случае, пожалуйста укажите ниже название и место прихода.

THE BLESSED METROPOLITAN ANTHONY MEMORIAL SOCIETY

Желаю вступить в члены общества. Мой годовой членский взнос в размере $ 25