Vernost'Number 134

С удовлетворением сообщаем, что в этом номере журнала “ВЕРНОСТЬ” помещены статьи на английском и русском языках.

The Editorial Board is glad to inform our Readers that this issue of “FIDELITY” has articles in English, and Russian Languages.

1. HIEROMARTYRS VLADIMIR AND VLADIMIR OF MOSCOW and those with them. Dr. Vladimir Moss

2. AMBROSE ELDER OF OPTINA. Bishop Alexander (Mileant). Translated by Seraphim Larin

3. ВЕРА ОТЦОВ. НЕВЫУЧЕННЫЕ УРОКИ. Епископ Дионисий

4. ПО ТАВРИИ. Рассказы Штабс-капитана Бабкина

6. PATRIARCH KIRILL HAS A NIMBUS. From Portal-Credo.Ru. Transl. and commentary by Seraphim Larin

7. О БОГОИЗБРАННОСТИ РУССКОГО НАРОДА. Г.М. Солдатов

9. БОДИЦИЯ. По мотивам баллады Купера Боудиция. Умнова Лариса

10. АЛКОГОЛЬ НЕ УБЕЖИЩЕ - НО ЛОЖЬ. С.С. Аникин (Продолжение см. № 129, 130, 133)

3) Ответ на открытое письмо А. Бондаренко из РИСО, Иван Федоров

Преследования православных христиан в РФ со стороны неокоммунистических властей Медведева и Путина и патриархийного духовенства патриарха Кирилла усиливаются! Притеснения делаются тех, кто не находится под контролем МП. Власти преследуют православных христиан, русских по национальности. Сектантам и враждебным Православию и русской культуре инославныи религиозным организациям препятствий в их тлетворной пропаганде и деятельности не делается и они духовно и морально разлагают русский народ. У верующих в Суздале и других городах и поселках, забирают храмы, которые они восстановили, и даже те которые они сами на свои средства построили. Забирают иконы и облачения. В храмах и монастырях замазывают краской иконы и иконопись, на которых нежелательные патриархии лики. Русские люди оказались опять без защиты от правительственного произвола, не соблюдающего конституцию, в которой говорится о правах человека. Пощады ждать от окаянных чиновников и патриархийцев в РФ также безрезультатно, как и зайцам от удава "ибо все они лицемеры и злодеи, и уста всех говорят нечестиво" (Ис. 9, 17)

Vladimir Ambartsumovich Ambartsumov was born on September 20, 1892 in the town of Shemakh, Baku province (according to another source, in Saratov) into the family of a Lutheran teacher. His father, Ambartsum Yegorovich, an Armenian, was, together with Theodore Andreyevich Rau, one of the founders of the teaching of deaf-mutes in Russia. His mother, Caroline Andreyevna Knoblokh, was a Volga German. She was a Lutheran, and there were missionaries in her family. She married Ambartsum Yegorovich out of compassion for him and his three orphaned children. From Ambartsum Yegorovich's second marriage he had three children, the youngest of whom was Vladimir.

Vladimir began his education in the Moscow Petropavlovsk secondary school. He liked physics, and constructed various electrical appliances. On leaving secondary school, he entered the physics and mathematics faculty of Berlin University, where he got to know the Christian Student movement. In the middle of July, 1914, on waking up in the morning, he felt that he had to return to Russia. Having arranged his affairs in one day, he got on the train. It later transpired that this had been one of the last trains to leave Germany for Russia before the beginning of the First World War.

On returning to Moscow, Vladimir Ambartsumovich finished his education in Moscow University. In Moscow he became a member of the Christian Student circle and converted from Lutheranism to the Baptist faith.

In 1916 he married a member of the circle, Valentina Georgievna Alexeyeva. The meaning of the young couple's life consisted in preaching the Gospel among the young students. From 1917 to 1919 he was a teacher in Moscow.

In 1919, because of the famine in Moscow, Vladimir Ambartsumovich and his family and several close friends moved to Samara, where he worked in a museum. He again organized Christian Student circles, of which there were about 10 in Samara, with about 10 to 15 people in each. They gathered in private flats with the permission of the owners. Half of Vladimir Ambartsumovich's flat was also reserved for the circles. At this time he was occupied only with the circles and lived on contributions from its members. According to one source, however, he also worked in a museum.

In 1921 he was arrested and taken to Moscow, where he was released after five months on condition that he did not leave the city. So Valentina Georgievna also returned to Moscow with their son. There Vladimir Ambartsumovich re-established his links with the student circles. He also worked as a physicist in an institute.

He found a dilapidated house in Krechetniki and with the help of the students put it into order. Meetings of the circle were held there, and some of the activists, including Vladimir Ambartsumovich and his family, lived there. Members of the circle lived in this house until its destruction in the 1960s.

Then Vladimir Ambartsumovich organized a Central Committee of Christian Student Circles, which united all the circles in Russia. He himself became head of it. The central committee organized yearly congresses which representatives of circles from various cities of Russia attended.

In 1923 Vladimir Ambartsumovich's wife died, leaving him two children: Eugene and Lydia. He suffered greatly from this loss, but remained outwardly calm. An unbeliever happened to witness the burial of Valentina Georgievna, and was so struck by her husband's speech at the graveside that he became a believer, joining the Orthodox Church.

Not long before her death, Valentina Georgievna was speaking with Maria Ivanovna Herter about prayers for the dead. Being Baptists, they both rejected the practice. However, on the fortieth day after her death Valentina Georgievna appeared in a dream to Maria Ivanovna. She spoke about Vladimir and the children, and then said:

After Valentina Georgievna's death, the care of her children was undertaken by Maria Alexeyevna Zhukov. She had always been Orthodox, and in 1925, when Vladimir Ambartsumovich began to come closer to Orthodoxy, she became the godmother of his children. Meanwhile, he continued to devote himself to work for the circle, receiving financial help from the World Student Christian movement in America.

In 1924, however, the activity of the circle was banned. Most of the activists obeyed the authorities, but Vladimir Ambartsumovich continued to preach, miraculously escaping arrest. He had no fixed residence, staying with friends, and had to shave off his beard. His children and Maria Alexeyevna also had no home and lived near Moscow. They used to pray for their father:

In the middle of the 1920s Vladimir Ambartsumovich made the acquaintance of Fr. Valentine Sventitsky, and at the beginning of 1926 joined the Orthodox Church. He took an active part in the life of Fr. Valentine's parish of the church of St. Nicholas "the Big Cross" on Ilyinka, serving and reading in the services. In the summer of 1926 he took active part in the organization of a large pilgrimage of parishioners to Sarov. From 1925 to 1927 he gave private lessons in German and other subjects.

In 1927, on Fr. Valentine's recommendation, Vladimir Ambartsumovich went to Bishop Victor of Glazov, who on December 4 ordained him deacon and on December 11 priest in the Transfiguration cathedral. Shortly after, Fr. Vladimir was appointed priest of the church of St. Vladimir "on the hill" near the former Ivanov monastery in the diocese of Moscow. There, until 1930, he served together with Fr. Sergius Bardelius (later Hieromonk Theodore, who died in prison in the 1930s). At this time he became the spiritual son of Archimandrite George Lavrov, an elder of the Danilov monastery, and was also close to Fr. Paul Troitsky and Fr. Sergius Mechiev.

In 1930, in accordance with the behest of his friend Fr. Basil Nadezhdin, he was made rector of the church of St. Nicholas at Solomennaya Storozhki, in the area of the Timiryazevsky academy.

Priest Basil Fyodorovich Nadezhdin was born in 1895 in Moscow province. He was the son of a college assessor. He graduated from the Moscow Theological Academy in 1918. He was the rector of the church of St. Nicholas at Solomennaya Storozhka. Professors and teachers at the Timiryazevskaya Academy chanted in his choir. Fr. Basil was a very kind, joyful man. Thin and lively, he spoke slowly, warmly and quietly; his thoughts were always clear, simple and precise. His vivid sermons attracted many people. Being the director of a young people’s choir that he had founded, Fr. Basil taught them not only church services, but also went with them to concerts of classical music. And he read and discussed serious literary works with them. He taught the children of some parishioners elementary subjects and the Law of God in the house of I.O. Klushantsev. Of course, the authorities did not like this. They drove him and his large family out of his house, so that he had to rent a store-room. In October, 1929 he was arrested in the flat of his spiritual daughter, A.N. Soboleva, where he had been living for the last several months. His wife and their four children remained; a fifth son was born after the death of Fr. Basil. He was sentenced to three years in the camps. In Butyrki prison he met Fr. Sergius Mechiev. Their conversation lasted for several hours and was very significant for both of them. He was sentenced to go to Solovki, but since navigation was already closed, he was left until spring in Kem. In December, 1929 a man was taken, sick with typhus, to the camp hospital, and Fr. Basil took his place in the barracks. Soon he also fell ill with typhus. They gave him an injection with an infected needle, and he developed gangrene. Matushka Elena Sergeyevna was allowed to visit her sick husband. From Kem she wrote to her relatives: “I am so happy that I am alive here and can help at any rate to some extent.” Before his death on February 19, 1931 Fr. Basil was counted worthy of receiving the Holy Mysteries. His last words were: “Lord, save the pious and hearken unto us” (from the Divine Liturgy). The camp boss allowed Elena Sergeyevna to pray during the night beside her dead husband and give his body over to burial. In Moscow Fr. Vladimir Ambartusumov celebrated the funeral service. In his last farewell letter to his spiritual children Fr. Basil had asked Fr. Vladimir to take over his parish.

Fr. Vladimir’s services and sermons attracted large crowds that filled the church. There were always many young people, there was a young people's choir, and he had many spiritual children. In 1931 the district dean asked the local clergy to define their relationship to Metropolitan Sergius, accept his 1927 declaration and commemorate him as locum tenens. If they disagreed, it was proposed that they retire, so as not to fall under ban. Fr. Vladimir rejected the declaration, and so decided to retire. From May, 1931 he was serving secretly in flats.

From his earliest year Fr. Vladimir loved nature, walking in the woods and listening to the singing of the birds. He could imitate their singing and tell which bird was singing. He dreamed of having a whole window of birds.

On April 5, 1932 he was arrested for being “a participant of the Moscow branch of the counter-revolutionary monarchist church organization, ‘The True Orthodox Church’”, and was cast into the Butyrki prison in Moscow. On July 7 he was sentenced to three years’ exile in Western Siberia. More than a hundred clergy and laity were arrested for similar reasons at this time, including a large group of former parishioners of the church of Solomennaya Storozhka. Fr. Vladimir was conditionally sentenced to three years' exile in Western Siberia, but at the intercession of the Academy of Sciences, where he was working at that time, his sentence was made conditional. He was freed and went to live in the village of Nikolsko-Arkhangelskoye, Moscow district.

Fr. Vladimir worked as a research worker in a series of scientific research organizations, constructing various appliances. After being released from prison he went to work in the Obukhov institute. However, he continued his spiritual work, especially among the young. He continued to guide his spiritual children and to serve in houses. He searched out the families of repressed priests and organized constant material assistance for them. At that time he was paid quite well, and gave a significant part of his earnings to the needy. He gave only a minimum to his own family, not allowing any extravagance.

Fr. Vladimir very much loved his children, but until the winter of 1934-35 he was not able to live with them. They lived with their godmother near Moscow, renting first one and then another flat, while Fr. Vladimir continued to go from one to another of his Moscow friends. When his children became older, he tried to come regularly, if only once a week, to look after their education. He read the Word of God with them. His elder son was not able to go to school, so he taught him physics and mathematics, which came in useful for him later.

Fr. Vladimir had a good ear and a fine voice. He loved to sing spiritual chants, especially the hymn "An unconquerable banner has been given to us", accompanying himself on the harmonium. In his youth he also played the violin. He shared this talent with his children, teaching his daughter to sing and learning with her the chants of the Octoechos.

On September 9, 1937, Fr. Vladimir was arrested for the third and last time After his arrest his relatives were told that he had been sentenced to 10 years without rights of correspondence. On November 3, he was sentenced to death, and on November 9 (according to other sources November 3 or 5) he was shot in the town of Balashikha, Moscow region. He was buried in Butovo, Leninsky region, Moscow.

During his interrogations, Fr. Vladimir steadfastly refused to name those who thought like him. When asked about his relationship to Soviet power, he said: “In accordance with my convictions, I declare that Soviet power is a temporary phenomenon, like every power.”

Also sentenced and shot with him for the reason were Vladimir Alexeyevich Komarovsky, an artist-iconographer, and Sergius Mikhailovich Ilyin.*

From my childhood I had a friend who was two years older than I. She was married two years before me. In the first year of their marriage a son was born to them, and he was baptized with the name of Vladimir. From his very birth the child struck everyone by his large and beautiful dark brown eyes which had, as it were, a sorrowful expression. The child was extraordinarily quiet. In the second year of their marriage a second boy was born to them who was called Boris. This child was the complete opposite of his older brother. From the first day of his appearance in the world he struck everyone by his extraordinarily noisy and lively character. I loved both of these boys and often would come to baby-sit and spend time with them.

Vladimir grew up and remained exactly the same as when he was born. He never wanted to play with other children. He would sit down and remain alone quietly in a corner. This disturbed his parents.

The father and mother were very religious and raised their children in this spirit. Little Volodya was eager to go to church and often went with his nurse when his parents for some reason could not go to the Divine service. The second boy, Boris, on the contrary was lazy about going to church.

"I do not know how Vovochka will be able to study. It seems that he is not only incapable, but there's also some kind of abnormality about him. He is not interested in anything except church; he is always quiet and deep in thought about something not in accordance with his age."

The parents were mistaken; they did not understand their child. he went through all the classes to finish as first in his class, astonishing his teachers by his mind and talents. And when after finishing high school he declared that he desired to enter the theological academy for further education, his parents here also did not understand the path which he had chosen and which was clearly indicated to him by God Himself. They insisted that first he should complete the four-year course of the university in whatever department he himself would choose; and if after this his intention should remain unchanging, then they would give their blessing for him to enter the academy.

He finished the four-year course of the law department in three years, as was allowed at that time, and then he entered the academy. He did not wish to become married, but since according to the Church's rules he did not have the right to remain unmarried as a priest - then behold what a great sign of God saved him and was fulfilled in him.

His family was friendly with another very pious family. They had one young daughter who was dying of advanced tuberculosis. The physicians indicated that she would live no longer than a month. She knew of Vladimir's invincible desire to become a priest, and of his sorrow in connection with the necessity of entering into marriage. And so she offered herself as a holy sacrifice, knowing that she was dying. She agreed to enter into marriage with Vladimir, even though she could hardly stand on her feet, so that he, being left a widower, would have the right to be a priest. The parents did not hinder this holy deed which she undertook before her death. After the wedding they led her home from church. She no longer got up from bed, and in two weeks she peacefully died.

After finishing the academy he was very quickly ordained deacon, and in 1916 he was ordained priest.

Fr. Vladimir, marked from his birth by God, went on his chosen path. In 1924 he and his parents were sent from Moscow to the city of Tver in so-called "voluntary exile". Despite his youth, Fr. Vladimir was given great veneration and love by the parishioners of the church where he celebrated Divine services. Neither he nor his parents had the right to leave the city, and they were considered as being under the observation of the GPU.

The sermons of Fr. Vladimir were distinguished by their complete fearlessness. He called on everyone to submit to no kind of interference in the Church by the Bolsheviks. He would not listen to any kind of warnings to be careful. After one extraordinary sermon he went to bid farewell to his parents, having been secretly warned by someone that he would be arrested at night. Insistently, before his final farewell on earth, he begged his father and mother under no conditions, even at the moment of death, to call a priest who had entered into contact with the Soviet regime [i.e. had remained under Metropolitan Sergius after his 'Declaration' of 1927], even though one would have to die without confession and communion of the Holy Mysteries. In the same night he was led away and executed in the Lubyanka prison in Moscow.

After this, until 1932, since I was not living in Moscow, I did not know anything about this family with which we had been such friends. In 1935 I went to visit my mother, who was quite old and lived in Moscow. Walking along the street alone, I saw Boris coming to meet me. We immediately recognized each other, even though we had not seen each other for a long time. With burning eyes he began to tell me about himself.

We came to the first boulevard and sat down on a bench. And this is what he told me about the evident miracle of God's mercy which had been performed upon him:

"When the unsettled times before the revolution began, I immediately gave into the propaganda. I joined the Young Communists immediately after it was organized, and soon, to the great sorrow and terror of my parents, I became also a member of the Atheist League. My brother Vladimir tried to return me to God, entreating me to come to my senses, and probably both during his life and after his murder he prayed much for the salvation of my soul. But this did not cause me to waver. On the contrary, after he was shot I soon became the head of the Atheist League in one remote city where I went voluntarily, after marrying a girl who was also in the Young Communists and who ridiculed faith in God. Her parents, just like mine, were very religious. Both hers and mine declared to us that if we did not go through the Church rite of matrimony they would renounce us. Despite the extreme difference in our views, I very much loved my father and mother. Seeing their inexpressible sorrow, I persuaded my bride to fulfil the demands of our parents and, while in our souls we mocked the sacrament of marriage, nonetheless we were secretly married - secretly, because otherwise we both would have been shot. Before the wedding the mother of my wife blessed her with a large icon of the Saviour Not-made-with-hands and said:

"'Give me your word that you will not throw it out; even if you do not need it now, still do not destroy it.'

"Truly, we did not need this icon, and it lay in a trunk in our shed together with useless things.

"A year later a son was born to us. We both wished to have a child and were very happy at his birth, but the child was born sick and weak, with a tubercular spine. We had managed to preserve something from the previous pre-revolutionary wealth, and my own salary was sufficient so that without sparing money we could ask the best physicians to come. They all said that in the best possible case, if the boy would be always lying down on his back in a plaster cast, he could live to be six years old, but no more. And so we went away to a remote place, trusting in a better climate. There I became the head of the Atheist League, and in every possible way persecuted the Church.

"The child was five years old and his health was getting worse all the time. Then we were not living in the city itself but in a healthful place in the country. The rumour came to us that a famous professor of children's diseases had been sent to this city for resettlement. One had to go 20 miles from our village to the nearest station, and the train went only once a day. The boy was very sick, and I decided to go and bring the professor to us. When I came to the station, the train left before my very eyes. What should I do? Should I wait a whole day while my wife was at home and the child might die suddenly without me? I thought and thought - but what could be done? I turned back. I came home and found the following: The mother, weeping, was on her knees, embracing the child's legs, which were already growing cold. The local medic had just gone out and said that the child's last minutes had come. I sat down at the table by the window, opposite the shed, took my head in my hands, and gave myself over to despair. Suddenly I saw quite clearly that the doors of the shed were opening, and out of the shed my deceased brother Vladimir came, in priest's vestments. In his arms, facing towards me, was the icon of the Saviour Not-made-with-hands. I was stunned! I clearly saw how he walked, how his long dark hair was blowing in the wind. I heard his steps approaching. I grew cold and was petrified. He entered the room, came up to me, and in silence gave the icon into my hands and then vanished.

"I cannot communicate in words," Boris said to me with tears streaming down his cheeks, "what I experienced. I experienced God! I rushed to the shed, searched out the icon in the trunk and laid it on the child. In the morning of the following day our boy was completely well. The physicians who were treating him shrugged their shoulders. They took off the cast. There was no trace of tuberculosis! Here I understood everything! I understood that there is a God Who is merciful to sinners, and that by the prayers of Fr. Vladimir he had performed the marvellous wonder of the healing of the child and also the healing of my wife and myself, the salvation of our souls. Without hesitating, I resigned not only as the head of the Atheist League, but also from the Communist Party, of which I was already a member. My wife did likewise. I spoke openly and did not hide the miracle that had occurred to us. From that hour I told everyone everywhere about the miracle that had happened, and I called them to faith in God. By His holy will I was not arrested right away and, without putting it off another day, we came to my parents near Moscow, where they had settled after the end of the exile. We baptized the child, giving him the name of George."

I parted with Boris, of course, under the inexpressible impression of the miracle which had been performed upon him by the prayers of the righteous Fr. Vladimir, and I never saw him again. When in 1937 I came back to Moscow from the far south, I found out from his parents that a month after the baptism of the child they had gone to the Caucasus. Boris continued to tell everyone of his former spiritual error. And behold, while he was in perfect health, and was of course being secretly watched and followed, suddenly, in a single instant, he died, but not from a heart attack. It was not allowed for physicians to determine the cause of death. He had, of course, been killed by the Bolsheviks.

(Sources: "Kratkoye Zhizneopisanie otsa Vladimira Ambartsumova", Vestnik Russkogo Khristianskogo Dvizheniya, 160, III-1990, pp. 261-273; Za Khrista Postradavshiye, Moscow: St. Tikhon’s Theological Institute, 1997, pp. 69-70; http://www.pstbi.ru/bin/code.exe/frames/m/ind_oem.html?/ans; http://www.histor-ipt-kt.org/KNIGA/moskva.html; The Orthodox Word, vol. 9, no. 4 (51), July-August, 1973, pp. 132-136)

Патриарх Кирилл и митрополитбюро "на дела Господа они не взирают, и о деяниях рук Его не помышляют"(Ис. 5,12). Православные верующие оставлены ими без духовного окормления и как говорится в Священном Писании "и будут пастись овцы по своей воле, и чужие будут питаться оставленными жирными пажитями богатых"(Ис. 5,17). Нечестивцы преследуют православных верующих и чиновники "за подарки оправдывают виновного и правых лишают законного"(Ис. 5,23).

CONTENTS: Life and selected teachings of blessed Elder Ambrose of Optina. Troparin, Kondak and prayer to the blessed Starets.

Hieromonk Ambrose was born on the 23rd of November 1812 to the family of a sexton Michael Feodorovitch and his wife Martha Nikolaevna, in a village called Big Lipovitsa, situated in the district of Tambovsk. On the eve of his birth, many guests gathered at the house of his grandfather, who was the village priest. On that day, the house was overflowing with bustling people – inside as well as in the courtyard. Martha Nikolaevna was moved to the bathhouse, and shortly thereafter, gave birth to Alexander – future Elder of Optina hermitage – holy Ambrose of Optina. Later in life, the Starets would jokingly reiterate: “Just as I was born in the middle of a crowd, I continue to live surrounded by them.”

Michael Feodorovitch had 8 children: 4 sons and 4 daughters; Alexander was the 6th child.

As a child, Alexander was a lively, happy and bright boy. According to the custom of that time, Alexander was taught to read in Slavonic alphabet, both the Prayerbook and Psalms. Every church festive day, he would read and sing with his father in the choir section. As he was brought up in a strictly church and religious environment, he never saw or heard anything corrupt.

When he turned 12, he was enrolled in first form at the ecclesiastical college of Tambovsk. He studied well, and upon finishing the course in 1830, was admitted to the Tambovsk Seminary. Once again, study came easy to him. As one of his former classmates used to reminisce: “Sometimes, you would spend your last cent to buy a candle so that you can continue studying your lessons; he (Alexander Grenkov) however studied little, but would appear in the classroom and answer all the mentor’s questions – just as it is written, better than anyone.” In July 1836, having successfully completed his studies, Alexander did not enter the ecclesiastical Academy nor did he enroll to study for priesthood. It was as though he felt a special calling in his soul and was therefore in no hurry to commit himself to a fixed position; as though he was expecting God’s call. He spent some time as private tutor to a country squire’s family and then as a teacher in a religious school at Lipets. Possessing a lively and cheerful disposition, benevolence and a sharp wit, Alexander Mihailovich was loved by his friends and workmates. Falling dangerously ill during his final year of studies at the Seminary, he gave a promise that should he recover, he would be tonsured into a monastic order. Upon recovering from his illness, he did not forget his promise. Nevertheless, he delayed its fulfillment for a few years, because as in his own expression, he was “reluctant”. However, his conscience was not giving him any peace. The more time elapsed, the greater were his pangs of remorse. Periods of youthful and carefree gaiety and insouciance were replaced with intervals of sharp anguish, melancholy, fervent prayers & tears.

Once, during a walk through a forest in Lipetsk, he paused on the bank of a river and through the bubbling sounds of the water, distinctly heard the words spoken “Praise God, love God”.

Returning home and isolating himself from inquisitive eyes, he started to pray ardently to the Mother of God so that She may enlighten his mind and direct his will. On the whole, he did not possess a strong will, and in his old age would say to his spiritual children: “You must listen to me from my first word. I am a very obliging person. If you start to argue with me, I may accede and that would not be to your benefit”. In the same diocese of Tambovsk, in the village of Troyekoorovo, there lived a well renowned ascetic Hilarion. Alexander Mihailovich came to him for advice and was told by the starets: “Go to Optina hermitage – there you will become experienced. You could also go to Sarov, but now there are no experienced elders as there were before”. (Seraphim of Sarov reposed a short time earlier). When the summer holidays arrived in 1839, Alexander Mihailovitch together with his seminarian friend and colleague from Pokrov educational institution at Lipetsk, outfitted a tilt-cart and set out on a pilgrimage to the Troitsa- Sergius Monastery to worship before the Abbot of Russia – Saint Sergius.

Returning home to Lipetsk, Alexander Mihailovitch continued to hesitate and could not make the decision to forsake the world. Nonetheless, this did happen one evening as he was amusing fellow guests. Everybody was happy and contented, and dispersed to their respective homes in high spirits. With regard to Alexander Mihailovitch, if in the past, under similar circumstances, he felt remorse, now his promise given to God vividly conjured up in his mind. He remembered the fervidness of the spirit in the Troitsa monastery, the former long prayers, the lamentations and tears, God’s directives conveyed to him through Fr. Hilarion.

In the morning, on this occasion, his resolve grew firm. Fearing that he may start to waver because his relatives and friends might try to persuade him to stay, and without even receiving permission from the diocese authorities, Alexander Mihailovitch quietly departed for Optina.

Here he found monastic life at its height: such stalwarts as Abbot Moses, elders Leo (Leonard) and Macarius. Brother of ascetic and sagacious Moses – Hieromonk Anthony – was the superior of the monastery and was equal in spiritual eminence to Alexander Mihailovich.

Under the guidance of the elders, monastic life carried the imprint of spiritual virtue. Simplicity (honesty), meekness and humility – all were outstanding features of Optina monachism. Junior brothers attempted to humble themselves not only before the seniors, but also in front of other junior members. They were even afraid to offend by looks and any misunderstanding saw the brother hurry to seek forgiveness.

It was in this atmosphere that Alexander Grenkov arrived at the hermitage on 8th Oct. 1839. Leaving his coachman at the guesthouse, he went directly to the chapel. After Liturgy, he proceeded to Elder Leo for his blessing to remain in the monastery. The starets blessed him and directed him to initially live in the guesthouse, transcribing the book “Salvation for sinners” (translated from Modern Greek), dealing with the struggles against carnal desires.

In Jan. 1840 he moved into the monastery although he did not wear an under-vestment. At this time there was an ongoing correspondence with the diocesan authorities - regarding his disappearance - and the superior of Optina had not received a directive from the Archbishop of Kaloozh, inducting teacher Grenkov into the monastery.

Finally, in April 1840, A.M.Grenkov received a blessing to wear monastic raiment. For a short period, he acted as cell assistant and reader (rites and church services) to the elder Leo. Initially, he worked in the monastery bakery producing yeast and baking bread. Then in November 1840, he was transferred to the hermitage. From there, the young novitiate continually visited the starets Leo to receive preceptorials from him. At the hermitage he was an assistant cook for a whole year. Because of his work he often had to visit elder Macarius, to receive his blessing regarding food preparation, or whether he had to toll the bell before a meal, or for some other associated matter. These opportunities allowed him to express his spiritual state to the elder and receive his answers. The aim was for a person to conquer temptation, and not temptation man.

Starets was especially fond of the young novitiate and affectionately called him Sasha. However, motivated by spiritually educational aims, the elder used to test his humility in front of others. With this in mind, he gave him a nickname – “chimera” – and at times would take on an appearance of being angry with him. This name was intended to mean a sterile flower just like cucumber plants produce. But to others he would say “He will be a great man”. Expecting his imminent death, starets Leo called Father Macarius and told him about the novitiate Alexander. “Here is a man that has sought refuge in us elders. I am now very weak. So now I am handing him over to you completely, guide him as you will”.

After the death of elder Leo Alexander became a lay brother to starets Macarius (1841-1846). In 1842, he was tonsured and took the habit with the name Ambrose (in honour of Saint Ambrose of Mediolan (whose memory is celebrated on the 7th. Of December). This was followed with him becoming a hierodeacon (1843) and 2 years later – ordained as hieromonk.

During these years, Fr. Ambrose’s health was greatly weakened. On the 7th of December 1846, during his journey to Kalooga for his ordination, he caught a cold which impacted on his internal organs, leaving him ill for a long time. From that point on, he never really recovered. However he did not feel despondent but rather acknowledged that his physical infirmity was beneficial to his soul: “God does not expect physical deeds from a sick person, but only patience with humility and gratefulness”.

From September 1846 to the summer of 1848, his health deteriorated so dangerously that he was tonsured into schema (the severest monastic order) in his cell with the retention of his name. However, to the surprise of many, he started to improve rapidly and even went for outside walks. This sudden break in his illness was a clear sign of God’s will, and as the elder himself would comment later: “Merciful God! In the monastery, the ill do not die quickly but linger on and on, until their illness brings them some real benefit. It is good to be slightly ill in a monastery, particularly for the young, so that the flesh does not rebel and to minimise empty thoughts entering one’s head”.

During those years, Father Ambrose’s training was not only guided by physical ailments sent by God, but through his beneficial communion with the senior brothers, among whom there were real ascetics. As an example, we will cite an event about which subsequently the elder himself related.

Shortly after being ordained as a deacon, he had to serve at a liturgy in a church at Vedensk and consequently, came into the altar to receive abbot Anthony’s blessing, who in turn asked him:” Well, are you getting used to it?” Father Ambrose replied in a nonchalant manner: “ With your prayers father!” To which Father Anthony continued: “Toward fear of God?”….Father Ambrose understood that his tone of voice was out of place in the altar and became confused. “In this way”, concluded Father Ambrose “ the former elders were able to teach us reverence”.

During those years, his communion with elder Macarius was especially important for his spiritual augmentation. Notwithstanding his illness, as before, Fr. Ambrose remained in full obedience to the starets, giving him an account of even his minor actions. Receiving Fr. Macarius’s blessing, he busied himself translating books written by holy fathers, and in particular, prepared for publication, the work “Stairway” written by the holy Abbot John of the Sinai.

Thanks to elder Macarius’s guidance, Fr. Ambrose was able to learn without any special hindrances, the skill of skills – wise prayer. A novitiate’s activity is accompanied by many dangers, and through his inexperience, in trying to apply his own will in the face of significant lamentations, the devil attempts to lead that person toward self-exaltation. In following this path and without a spiritual guide, a novitiate can inflict great harm to his soul. This is what happened to starets Macarius himself when he independently attempted to master this skill. Because he had a highly experienced guide in elder Macarius, Fr. Ambrose was able to avoid the pitfalls of distress and sorrow during his progression through the clever prayer. Although the starets loved his student, but in order to destroy the novitiate’s self-love, it did not stop him, on occasions, to place him in humiliating circumstances. Starets Macarius was guiding him to become a strict ascetic, adorned with poverty, humility, patience and other novitiate virtues. Whenever anybody defended Fr. Ambrose with “Father, he is an ill person!”, starets Macarius would respond “Do I know less than you? However, to a monk, reprimands and criticisms are but brushes that sweep away sinful dust from his soul; without this, a monk rusts”.

Even while starets Macarius was alive, some of the brothers would visit Fr. Ambrose to discuss their innermost thoughts.

This is how Abbot Mark (he retired to Optina) described it, “As much as I could notice, in those days, Fr. Ambrose lived in isolation without speaking to anyone. Whenever I visited him – which was nearly every day – to discuss my thoughts, I always found him reading spiritual books. Absence from his cell meant that he was with starets Macarius, helping him with correspondence with his spiritual children, or, that he was translating spiritual books. Sometimes I found him sitting on his bed, holding back barely perceptible tears in his eyes. It seemed to me that the elder always moved as if he was in God’s presence, or as though he was constantly aware of His presence, just as it states in a psalm “I have set the Lord always before me…” (Psalm 16:8). Consequently, all his actions were made for God’s sake and to please Him.” That is why he constantly agonised, afraid that he may offend God, and this feeling was reflected in his face. Whenever I was in his presence and seeing this concentrated look of the starets, I was always trembled with reverence. And it was impossible for me to be otherwise. Whenever I knelt before him as I usually did to receive his blessing, he would very quietly inquire “Brother, what can you say to me that is good?” Perplexed by his concentration and feelings, I answered “For God’s sake, forgive me batushka. Maybe I have come at a wrong time?” – “No” was the elder’s reply – “say what you have to say, only be brief.” Having listened to me attentively, he would reverently give me beneficial instructions and affectionately, release me.

Although rich in spiritual intellect, his instructions did not come from his personal wisdom or reasoning. When he did instruct his spiritual young, it was as if he was one of the learners, offering them not his personal advice but invariably, the potent teachings of holy Fathers.” If Fr. Mark complained to Fr. Ambrose about an individual that had inflicted a hurt upon him, the starets would respond in a sad tone of voice “Brother, brother! I am a person that is dying “, or, “Today-tomorrow I shall die. What will I do with this brother? After all I am not the Father Superior. You need to reproach yourself, humble yourself before the brother and you will find peace.” Such replies used to evoke self-reproachment in Fr. Mark’s soul. After bowing humbly before the starets and asking his forgiveness, he would leave composed and comforted – “fly out as though on wings.”

Apart from monks, Fr.Macarius encouraged the bringing together of his lay spiritual children with Fr.Ambrose. Upon seeing Fr.Ambrose conversing with them, he would murmur jokingly “Look, look at that, Ambrose is taking my bread away from me!” In this way, Fr.Macarius was gradually preparing himself a worthy successor. When starets Macarius reposed (7th Sept 1860), the slowly changing events developed in such a way that saw Fr.Ambrose appointed in his place. Forty days after the death of starets Macarius, Fr.Ambrose relocated to another building close to the abbey courtyard, to the right of the belfry. On the western side of this building was an addition called “Shanty”, which served as a reception area for visiting women (as they were not allowed inside the abbey). Fr.Ambrose spent thirty years at this abbey, independently serving his brothers before departing for “Shamardino”.

He had two cell-assistants: Fr.Michael and Fr.Joseph (future elder). His main secretary was Fr.Clement (Zederholm), son of a Protestant pastor. A highly educated individual, who was a Master of Greek literature, he converted to Orthodoxy.

Initially, in order to observe the rites, he would wake up at 4 am, ring the bells which summoned his assistants, who would then read the morning prayers, 12 selected psalms and First Hour. Afterwards, he would retire to spend time in wise prayer. After a short rest, the starets would attend the hours: third, sixth and typika, and depending upon the time of the day, the canon and acathithus to Jesus Christ or His Holy Mother. He would listen to these acathistus’s standing. After prayer and a light breakfast, the working day would begin, interrupted by a short lunch break. The amount of food the starets would consume equalled to that given to a three-year-old child. During lunch, the cell attendants would relay questions to him posed by the visitors. After a brief rest, the intense toil recommenced – continuing deep into the night. Notwithstanding his weakened and ailing state, the starets always finished the day with evening prayer rule, made up of small compline, canon to the Guardian Angel and evening prayers. The continuous flow of people visiting the starets had his cell attendants run off their feet. Occasionally the elder would lie still, as though without any feeling. After the Rule, the starets would ask forgiveness “for having sinned gravely by deed, word, thought.” Having received his blessing, the cell attendants would head for the door, as the bells would peal the Hour. The starets would inquire feebly “Which hour is it?”, “The twelfth” came the response. “You are late” would be his comment.

After two years, a new sickness overtook the starets. If before his health was fragile, now it was completely feeble. From that point on, he was unable to go to church and partook of the Holy Sacraments in his cell. In 1869, his health reached such a low point that hope for his recovery started to wane. The miracle-working icon of Mother of God of Kaloozh was brought to him. After Te Deum, cell vigil and Extreme Unction, his health improved although extreme weakness remained with him for the rest of his life.

These severe relapses returned more than once. It is difficult to imagine how the starets, confined to his bed totally fatigued in a state of debilitating infirmity, continued daily to receive multitudes of people and respond to tens of letters. It was through him that the words “God’s strength is realised through infirmities” became a reality. Without God’s selection of him as His crucible through which He spoke and acted, such a feat and gigantic labour would never have been possible through purely human effort. Clearly, God’s life-giving benevolence and assistance was present.

God’s abundant benevolence that resided in him, was the source of those spiritual blessings that allowed him to serve those that visited him, comforting the grieving, strengthening the faith in those that were wavering and directing everybody toward the path of salvation.

Among the spiritual blessings that were gifted to starets Ambrose, which drew thousands of people to him, his perspicacity has to be mentioned in the first instance. He would penetrate deeply into the soul of his visitor and without any need for any explanations, would read it like a book. Without anyone noticing, he would subtly point out the person’s weaknesses, compelling him to think about them seriously. One woman, who visited him often, was addicted to playing cards but too embarrassed to acknowledge this. Once on her visit, she started to ask the starets for his card. Attentively, the elder fixed her with his distinctive look and said: “What mother? Do you think we play cards here at the monastery?” She understood the allusion and confessed her weakness to the starets. His sagacity amazed many, and this immediately influenced them to place themselves fully in his hands in the firm belief that the starets knew better than them what they lacked, what was beneficial for them and what was harmful.

One highly qualified young woman, having finished her higher education in Moscow, and who was an offspring of a woman that was one of Fr.Ambrose’s spiritual daughters, although having never met Fr.Ambrose, did not like him and called him “hypocrite”. Her mother talked her into spending some time with Fr.Ambrose. Arriving at a public visit to the starets, she stood at the back of everyone, next to the doorway. In opening the door to enter, the starets isolated her behind it. Having said a prayer and glancing over the multitude, he suddenly looked behind the door and said: “And who is this giant standing here? Is this – Faith having come to view a hypocrite?” Afterwards, he spoke to her privately, and this changed the young woman’s attitude toward him completely. She came to love him deeply and her fate was settled – she entered a convent at Shamordino. Whoever placed himself - with total faith - under his guidance, never regretted their decision even though initially they may have received directives from him that seemed strange and totally impossible to fulfill.

Usually, very many people gathered at Fr.Ambrose’s. Once, a young woman that was persuaded to visit the Batushka, became irritated because she was kept waiting. Suddenly the door opens wide. The starets, with a bright face, appears in the doorway and loudly states: “Those who are impatient come to me”. Coming up to the young woman he leads her away. After their conversation, she becomes a frequent guest at Optina and visitor to Fr.Ambrose.

On one occasion, a group of women gathered in the courtyard. One of them, an elderly woman with a pained face sitting on a tree stump, related how she walked from Voronezh in the hope that the starets would cure her afflicted legs. Seven miles from the monastery, she became lost on the snow-covered path and fell on a log, exhausted. Suddenly, an old man approached her. Dressed in an under-vestment and skoufia, he approached the woman and enquired as to the cause of her tears. Pointing which path to take with his walking stick, the woman followed his direction and rounding some bushes, immediately sighted the monastery. Everybody agreed that the old man was either the monastery’s forester or one of its brothers. Suddenly, a young novice appeared on the perron and loudly asked: “where is Eudoxia of Voronezh?” Everybody glanced at one another but kept quiet. The novice repeated his question, only louder, and added that Batushka is calling her. Having just arrived at the monastery, the woman with the afflicted legs exclaimed, “Dear me, but Eudoxia of Voronez is I!” Forging through the throng that had given way, she arrived at the top of the steps and disappeared through the doorway. After some 15 minutes, she came out of the house in tears, sobbing that the old man in the forest that directed her was non-other than Father Ambrose himself, or someone that looked very much like him. However, there was nobody in the monastery that looked like him, and during winter, due to ill health, he was unable to venture out of his cell. Yet here he is, appearing in the forest, giving directions to a traveller, and then having detailed knowledge of her, half an hour before her arrival!

Here is another instance of Fr.Ambrose’s perspicacity as related by an artisan that visited him: “Shortly before the death of the Starets, some 2 years, I had to travel to Optina to get some money. We had finished making an iconostasis and I was there to receive a rather large sum of money from the father-superior. Having received my payment, I dropped in to Fr.Ambrose to receive his blessing for my return journey. I was in a hurry to get home as was waiting to receive a large order – for about 10,000 roubles, and the clients would definitely call at my home the following day. As usual, the number of people waiting to see the Starets was overwhelming. Having found out about my waiting to see him, he sent his cell attendant to ask me to come in the evening to drink tea with him. Although I was hurrying to get home, the honour and joy to have tea with the Starets were so great, that I reasoned that if I delayed my journey till the evening, I will still be able to get home on time if I travelled all night.

When evening arrived, I went to the Starets. Greeting me, the Starets was so happy and joyful that I did not feel the ground beneath my feet. Batushka, our angel, kept me fairly long as it was getting dark. “Well, go with God” he said, “Sleep here tonight and tomorrow I will bless you to attend liturgy, and afterwards come over for tea. “What’s this?” I thought. However, I didn’t dare object. I slept over, attended liturgy and went to drink tea with the Starets while lamenting about my clients, thinking: perhaps I will be able to get home in the evening. Here’s hoping! Finishing my tea and before I can say to the Starets: ‘Bless me on my journey’, he announces ‘Come over tonight and sleep here.’ Even my legs started to sag; yet I could not object. The day passed, the night passed! In the morning, I became a bit bold and thought: To be or not to be, I shall leave today: perhaps my clients will wait for me for one day. Would you believe! I couldn’t open my mouth when the Starets said: “Go to vespers tonight and mass tomorrow morning. Then sleep here again.” What sort of parable is this! Here, I began to really grieve, and to be truthful, sinned against the Starets: what a sage! He knows precisely that because of his generosity, a lucrative job has slipped through my fingers. I was so incommodious with the Starets that I was unable to relay my feelings to him. This time, during vespers, I was not up to praying as thoughts flooded my head: “Well here’s a great Starets! Here is a sage…! Your earnings are blown.” Ah, was I really annoyed at that time! And my Starets, well, as though purposely and to my sin, God forgive me, and seemingly to taunt, greets me in a joyful mood after the all night vigil! I became bitter and insulted: I thought why is he so happy…But I still did not have the audacity to voice my thoughts. I spent the third night in the usual manner. Overnight, my lament slowly diminished: it was like water under the bridge. In the morning, I came over to the Starets, to be told by him: “Well, its time for you to depart! Go with God! God will bless you! And with time, do not forget to thank God!”

From this point, all my sorrows fell away from me. I left Optina with such a light heart and joy that it is impossible to convey…Only why did batushka tell me: “Later, do not forget to thank God!”…..I thought it was maybe because He gave me the great honour of spending three days in church. Travelling home unhurriedly and not even thinking about my clients, I was very happy that batushka treated me the way he had. I arrived home and what do you think? I am driving through the gates and my clients are right behind me. They were three days late! Well, I thought, my blessed Starets! Your works are indeed wondrous Lord!….However, this did not end here. You listen to what happened further!

A short time later, Fr.Ambrose passed away. Two years after his righteous death, my senior artisan is taken ill. A trusted person, he was worth his weight in gold. He lived with me continuously for twenty years. His illness is life threatening. We sent for a priest to administer the last rites while he was still conscious. Approaching me from the deathbed, the priest says: “The sick person is calling for you, he wants to see you. Hurry, before he dies.” As soon as he saw me coming, he somehow managed to prop himself up on his elbows, looked at me and burst into tears: “Please forgive my sin boss! I did want to kill you….” “You what, God forbid! You are delirious….” No boss, I truly wanted to kill you. Remember when you were three days late in returning from Optina. Well, through my arrangement with two others, we waited for you three nights under the bridge: we were after the money you received at Optina for the iconostasis. Due to someone’s prayers, had God not led you away from an unrepentant death, you would not have been alive that night. In God’s name, forgive me, an accursed one, and release my soul with peace!” “God forgive you as I forgive you.” He then began to emit death rattles. May his soul rest in Heaven. Great was his sin, but great was his repentance!”

Father Ambrose’s perspicacity was combined with another most valuable gift, especially for a clergyman – discernment. To people who thought deeply about religion, his directives and advice appeared as sound and practical scripture. Often the Starets would give his preceptorials in a semi-humorous format, thereby lifting the person from despondency, yet not diminishing the deep meaning of his words. Because of Fr.Ambrose’s picturesque expressions, people would invariably ponder over them and remember their meaning for a long time. Sometimes, during general gatherings, the constant question would be raised: “How to live?” To this, the Starets would benignly reply: “We must live on earth just as a wheel turns, where only one point is in contact with the ground, while the rest reaches out upward: but we, once we lie down, are unable to get up.”

“Where there is simplicity, there are a hundred Angels, but where there is cleverness – there are non.” “Do not boast peas that you are better than beans, once you are soaked – you too will burst.”

“From what does a person become bad? – From forgetting that there is a God above him.”

The Staret’s reasoning also extended toward practical questions, far removed from those problems of spiritual life. Here is an example.

An affluent landowner comes to the Starets and as a matter of course, announces that he intends to establish a watering system throughout his wide-spread apple orchards. Totally occupied with the watercourse, batushka begins with his usual words: “People say that the best way” – and then pictures the waterway in detail. Returning home, the landlord begins to read literature on the topic and realises that batushka’s description was the latest invention in this field of technology. The landlord returns to Optina. ‘Well, what about the watercourse?” asks batushka. Everywhere, apples are spoiling, but with the landlord – a bumper harvest.

Thanks to the powers of reasoning and perspicacity within Starets Ambrose that combined with a remarkable, pure maternal softness of the heart, he was able to alleviate the heaviest sorrow and console the most grieving soul.

Some 3 years after the death of Starets in 1894, one inhabitant from Kozelska related the following: “I had a son who worked for the telegraph company by delivering telegrams. Batushka knew us both. My son used to deliver telegrams to him quite often while I went to him for his blessing. Then my son became ill with tuberculosis and died. I came to him – we all came to him with our sorrows. He stroked my head and said: “Your telegram has been cut short!” “Yes, cut short batushka!” and I began to cry. His compassion made my soul feel light, as though a heavy stone was removed. We lived beside him as though with our own father. Now, there are no more staretses like him. Maybe God will send another one to us.”

Love and wisdom – these were the precise qualities that attracted people to the Starets. From morning till evening, people came to him with their pressing questions into which he immersed deeply, living them during the conversation. He always encompassed the crux of the matter with reason and explicated it with incomprehensible wisdom. However, during this 10 to 15 minute dialogue, not only was one issue decided, but during this time Fr.Ambrose intercalated into his heart, the whole human being – with all his attachments, desires – his whole being, internal and external. By the elder’s words and directives, it was clear that he loved not only that person that he was conversing with, but all his loved ones, his life and everything that was dear to him. Considering all aspects of life that may be affected by the subject matter, Fr.Ambrose always bore in mind the possible resultant, significant ramifications – independent of the matter at hand – that may arise from his determinations and affect not only on that person, but others as well. What type of mental concentration was required to solve these problems? Yet these types of enigmas were brought to him by tens of lay people - not counting fellow monks and 50 letters that arrived and were attended to – on a daily basis! Being close to God and in possession of His gift of clairvoyance, the Starets’s words carried great authority. It was prophet’s work.

Insignificant matters did not exist for the Starets. He knew that everything in life had value and its own consequences. Consequently, there was no question that he did not respond to with commitment and a desire to do good. Once, a woman employed by the wife of a landowner to look after her turkeys came to the Starets. For some reason, the turkeys in her charge were dying off and the employer was on the verge of dismissing her. “Batushka!” she turned to him tearfully “I am running out of strength giving all my time to them. I look after them as I would after a treasured one – yet still they fall ill. The mistress wants to replace me. Have pity on me father.” The people present laughed at her. Sharing her concerns and after hearing how she fed them, the Starets gave new feeding instructions, blessed her and sent her home. The Starets then pointed out to those that laughed that her whole life revolved around those turkeys. Later it became known that those turkeys became sickness-free.

Instances of his healings were countless and would be impossible to enumerate in this short treatise. The Starets always tried to hide these occurrences. He used to send the ill into the desert to blessed Tikhon of Kaloozh, where there was a spring. Before the arrival of Fr.Ambrose, there were no known cases of miraculous healings from this desert. One could think that blessed Tikhon healed through the prayers of the Starets. Sometimes, Fr.Ambrose sent the ill to St.Mitrophan of Voronezh. Occasionally, the sufferers would be cured on the journey to Voronezh. They would then return to thank the Starets. Sometimes, as though in jest, he would slap the person’s head and the illness would disappear. Once, a reader was uttering prayers while suffering an acute toothache. Suddenly the Starets hit him. Those present smiled, thinking that the reader had made a mistake. In reality, his toothache left him. Knowing him, some women used to turn to him with: “Batushka Ambrose! Hit me, my head aches.”

The spiritual strength of the Starets used to manifest itself in completely exceptional circumstances.

Once, stooped and leaning on his stick, Starets Ambrose was walking along the road from somewhere toward the abbey. Suddenly, he is confronted with the following scene: a cart fully loaded, next to it lies a dead horse over which a peasant is crying. The loss of a horse, provider to the peasant’s existence, was a substantial misfortune! Nearing the horse, the Starets commenced to walk around it, slowly. Then taking a switch he whipped the horse, shouting: “Get up, loafer” – and the horse stood up obediently.

To many, Starets Ambrose appeared as a distant figure, comparable to Saint Nicholas the Wonderworker, either for the purpose of healing or for liberation from misfortunes. To some, extremely few, the Starets’s power of prayerful intercession before God was revealed graphically. We will bring the recollections of a nun who was one of Fr.Ambrose’s spiritual daughters.

“In his cell an image lamp was alight and a small wax candle was burning on his table. It was too dark and I had no time to read from my notes. I hurriedly said what I remembered and then added: ‘Batushka, what else can I say?' In what else do I repent? – I’ve forgotten.’ Starets rebuked me for this. Suddenly, he got up from his bed. Taking two steps he stood in the middle of his cell. Standing on my knees, I involuntarily followed him with my eyes. Starets straightened out to his full height, lifted his head and raised his arms upward, as though in a prayerful position. It appeared to me at the time that his steps were separated from the ground. I was looking at his radiant head and face. I remember that the ceiling of the cell was as if it was not there, it separated, while the head of the Starets seemingly went upwards. All this appeared to me quite clearly. After a minute, Batushka came up to me in my astonished state and leaning in front of me, blessed me saying; ‘Remember, this is what repentance can lead you to. Go.” I left him swaying, and all through the night I wept over my senselessness and negligence. In the morning, we were given horses and we left. During his lifetime, I was unable to relate this to anyone. He forbade me once and for all of talking about such events, saying threateningly: “Otherwise you will lose my help and benevolence.” People from all the ends of Russia converged on hut of the Starets – poor and rich, the intellectuals and the plain folk. He was visited by well-known public figures and authors: F.M.Dostoevski, V.C.Soloviev, K.N.Leontiev, L.N.Tolstoy, M.N.Pogodin, N.M.Strahov and others. He greeted all of them with equal affection and benevolence. He had a constant need to perform charitable acts, distributing his largess through his cell-attendants while he personally looked after the widows, orphans, the sick and the suffering. During the last years of his life, he blessed the establishment of a women’s monastery some 12 miles away at Shamordino. At that time, it was distinct from other women’s monasteries because it accepted mostly ill and destitute women. In the 90’s of the nineteenth century, the number of novitiates reached 500.

As fate would have it, the hour of death would find Fr.Ambrose precisely at this monastery. On the 2nd of June 1890, he left to spend summer at the monastery, as was his usual practice. At the end of summer, the Starets attempted to return to Optina, but due to illness, was unable to do so. After a year, the illness intensified and he lost his hearing and voice. His final sufferings began. As he himself acknowledged, they were of such severity, the likes of which he had never experienced. On the 8th of September, Hieromonk Joseph together with Frs.Theodore and Anatolius, administered Extreme unction to the Starets, and the next day, Holy Communion. On the same day, the Father Superior of Optina, Archimandrite Isaac arrived to visit the Starets. The following day, 10th Oct 1891, at 11.30, after three deep breaths and crossing himself three times with difficulty, the Starets expired.

The liturgy of the Departed with the order of Burial was performed at the Vedensk church in the Optina hermitage. Nearly 8000 people congregated for the funeral. On the 15th of Oct, the body of Starets Ambrose was interred on the southeasterly side of the church, next to his teacher Hieromonk Macarius. It is worthy to note that one year earlier, on that very same date of Oct 15th, Starets Ambrose instituted the feast day in honour of the miracle-working Mother of God icon “ Ripening of the harvest”, before which he used to utter his fervent prayers on many occasions.

Immediately after his death, miracles began to occur through which, as in life, the Starets healed, instructed and called for repentance.

The years passed, but the path to the Staret’s grave did not grow over with weeds. A period of massive upheavals arrived. The Optina Hermitage was looted and closed. The small chapel on the Staret’s grave was demolished. However, the memory of the great God-pleasing Starets was impossible to eradicate. The people marked the position of the chapel and continued to flow to their teacher.

In Nov 1987 the Optina Hermitage was returned to the Church and in June 1988, the local Council of the Russian Orthodox Church acclaimed Starets Ambrose into the ranks of the Saints. On the day of his death – 23rd Oct when his memory is commemorated – in the presence of many pilgrims, a triumphant Archbishopric mass was performed in the Optina Hermitage. By this time, the remains of Blessed Ambrose were discovered. On that day, everybody involved in this celebration, experienced a pure and indefinable joy that the holy father loved to endow during his life to all those that came to him. One month later, on the anniversary of the monastery’s renaissance and by the grace of God, a miracle occurred: the icons of Mother of God of Kazan and Saint Ambrose, as well as his remains became odoriferous by exuding fragrant oils. His holy remains performed many other miracles, assuring us sinners that he has not stopped interceding for us before our Lord, Jesus Christ. Eternal praise be to Him! Amen.

CONTENTS: HOW TO LIVE. ON HOW MUCH WE CARE ABOUT OUR BODIES AND HOW MUCH WE CARE ABOUT OUR SOULS. ON SALVATION. ON HUMILITY. ON UNBELIEF. ON REPENTANCE. ON SUFFERING. ON LOVE. ON CHARITY. ON LAZINESS AND DESPONDENCY. ON PATIENCE. ON IRRITABILITY. ON ENVY AND MALICE. ON PRIDE. ON THE MEANING OF TEMPTATION. ON THE MEANING OF FAST AND ITS NECESSITY. ON PRAYER. ON EXTERNAL AND MORAL PROGRESSION.

“How to live?” – was this extremely important question posed to the Starets from everyone. He would answer in his usual humorous tone: “Live – do not grieve, don’t judge anyone, do not vex anyone and my respect to everyone.” Often the Staret’s tone would produce smiles on the frivolous listeners. However, if one was to contemplate this instruction, the deep meaning would become apparent to anyone. “Do not grieve,” i.e. so that the heart does not occupy itself with sorrows and misfortunes that are unavoidable to a human being, but rather it be directed to the Sole Source of eternal joy – God. Through Him, a person is reconciled with his sorrows, becomes “submissive” and thereby obtains tranquillity. – Don’t judge anyone,” “do not vex”. Judging and vexing, which are the offspring of destructive pride, are the two most common activities among people. They are sufficient to decline a person’s soul into the depths of hell; even while in the main, on the surface they might think that they are not sins. - “My respect to everyone” – refers to the Apostle’s directive: “..in honour giving preference to one another.” (Romans 12:10) Gathering all these thoughts into one, we can see that in the above pronouncements, the Starets was mainly preaching humility – the basis of spiritual life, the source of all goodness without which one cannot be saved.

The Bible tells us: “For what will it profit a man if he gains the whole world, and loses his own soul?” (Mark 8:36) That is how precious the human soul is. It is more precious than the whole earth with all its treasures and blessings. However, it’s frightening to think how little we understand our soul’s worth. From morning to night, we direct all our thoughts to the body, the housing for worms, this fallen coffin, and on God’s most precious and beloved creation, on His image of glory and majesty, we hardly spare one thought in a week. We spend the most flourishing years of our life in serving our body, and only the last minutes of our decrepit old age, toward eternal salvation. Daily, the body indulges itself with full cups and sumptuous dishes, as though at a rich man’s feast, while the soul barely gathers crumbs of God’s words on His doorstep. The insignificant body is washed, dressed, cleaned, adorned with all types of treasures from nature and the sciences, while the priceless soul, the bride of Jesus Christ, inheritor of Heaven, wanders with exhausted steps, donned in clothing of a poor wanderer that is without charity.

The body doesn’t tolerate one blemish on its face, any dirt on its hands, not one patch on its clothing, while the soul, from head to toe, covered with filth that goes from one sinful quagmire to another and its yearly confessional which is often hypocritical, only increases its patches rather than rejuvenating it. The body demands various forms of diversions and gratifications; it frequently ravages whole families, for its sake people sometimes are willing to exert all types of efforts while the soul - has barely one hour on Sundays to partake in the Divine Liturgy, scarcely minutes for morning and evening prayers, reluctantly collects a handful of copper coins for charity and when thinking about death, expresses its satisfaction with a cold sigh. For the sake of health and welfare of the body, the atmosphere and habitat is substituted, foremost and distant physicians are summoned, there is abstinence from food and drink, the most bitter medicines are consumed, the body is allowed to be burned and dissected, yet for the health of the soul, for the avoidance of temptations, for distancing away from sinful infection, they take not one step but remain in the same atmosphere, in the same iniquitous society, in the same corrupt house, not seeking any spiritual physician, or else selecting one that is unfamiliar and inexperienced, hiding from him that which is already known to Heaven and hell, and about which they themselves boast among their circles. When the body is dying, you hear lamentations and despair, but often no thought is given when the soul is dying from mortal sin.

Like Adam and Eve, we don’t know the value of our soul and give it away for a seemingly rich yield.

At least why don’t we cry like Adam and Eve? Unfortunately, in the main, our concerns are for acquiring earthly benefits and not Heavenly ones. We forget that earthly gains soon pass and cannot be retained, while Heavenly gains are eternal, endless and cannot be taken away. Most gracious Lord! Help us to despise everything transient and concern ourselves only with the needs to save our souls.

Through the words of Peter of Damascus, while a Christian lives on Earth, his salvation remains between fear and hope. But humans still keep searching for total fulfillment on Earth and that from locations or from people, when Christ Himself says in the Scripture: “You will be sorrowful in this world.” These words clearly show that irrespective where a Christian is located, he cannot be without some type of sorrow. There is only one solace – in fulfilling the laws of the Scriptures, just as the Psalm says: “Great peace have those who love Your law, and nothing causes them to stumble.”(Psalm 119:165) If something or someone does tempt or confuse us, it clearly shows that we are not relating correctly to God’s laws, among which the greatest one is that of not judging or condemning anyone. On Judgment Day, everyone will either be glorified or shamed by their deeds. The Old Testament decrees that we attend ourselves toward salvation and betterment of our soul. It is towards this that we should concern ourselves mostly.

There isn’t anywhere that God induces us against our will, but rather offers us a choice for our determination, and it is through the personal will that individuals turn out to be either good or evil. Therefore, it is useless to blame those that live with us or surround us as interfering and impeding our salvation or spiritual improvement. Samuel lived and was brought up by the priest Elias, among his debauched sons, yet preserved himself and was a great prophet. Even in Heaven, Eve violated God’s law. While Judas, living three years in the presence of Christ Himself, did not improve even though he saw so many miracles and continually heard the Scriptural sermons, but became worse and sold his Teacher and the world’s Redeemer, for thirty pieces of silver.

Our failure to find spiritual fulfillment emanates from us ourselves, from our ignorance and our incorrect thinking which we are loathe to part with. And it is this that leads us to confusion and doubt and various perplexities; all this torments and weighs us down into a disconsolate circumstance. It would be good if we were able to understand the simple words of a holy father: “If we humble ourselves, and not mentally roam all over places where it will not improve us and maybe make us worse, we will find peace in every situation.”

You must humble yourself before everyone and regard yourself as worse than anyone. If we did not commit an offence that had been perpetrated by others, then it may be that we did not have the opportunity, or the situation and circumstances were different. While in every person there is something good and kind, all we normally see are their iniquities and do not notice anything good in them.

To the question that can one wish for spiritual perfection, the Starets answers: “Not only can you wish but you must endeavour to perfect yourself in humility i.e. to regard yourself in your heart that as lower than every human being and every creature. It is natural and essential that a sinful human humbles himself. If he doesn’t, then he will be humbled by circumstances, arranged thoughtfully for the benefit of his soul. During times of good fortune, he usually ascribes it to himself, to his puny strength and so called authority, but as soon as some type of misfortune befalls him, he asks for mercy and from an imaginary enemy.

The Starets also related how fortuitous circumstances humble a person: “Once, a person organised a luncheon and dispatched his servants to invite his guests. Confronted by a rather careless-looking servant, one of the invited guests asked of him: ‘Don’t tell me that your master could not find a better-looking servant than you?’ To which the servant replied: ‘The handsome servants he sent to the handsome guests and me, he sent to your lordship.’”

Starets Ambrose further instructed his students on humility: “Once, a visitor called on Father Superior Moses, and not finding him home, went to see his brother Abbot Anthony. During their conversation, the visitor posed the question: “Tell me batushka, what type of precepts do you maintain?” Fr.Anthony answered: “I had many precepts: I lived in the desert and monasteries and they all had different rules. Now there remains only one endeavour left: ‘God have mercy on me.’”

Batushka also recounted how “One woman kept wandered here and there, to Kiev then to Zadonsk, and one starets told her: ‘All this is of no benefit to you. Sit in one place and utter the Wise Thief’s prayer.’”

“I once mentioned to Batushka,” wrote one of his spiritual daughters, “about one family, which I felt very pity for them because they did not believe in anything, neither in God nor afterlife. I pitied because it may not be their fault, due to them being either brought up in such unbelief, or perhaps for another reason. Batushka shook his head and said very angrily: “There is no justification for unbelievers. The Scripture is written for everyone, decidedly everyone, even heathens; after all, the knowledge of God is implanted into us at birth, so they themselves are to blame. You ask can we pray for them. Of course, you can pray for anyone.”

Starets also stated that some renounce their faith in God by imitating others and through false shame. Here is an example: there was a person who did not believe in God for this reason. However, during the war in the Caucus, when he had to fight and during the heat of battle, when bullets were flying past him, he bent over and hugged his horse all the while uttering: “Blessed Mother of God, save me.” Later, when he recalled the incident and his comrades laughed at him, he repudiated his words. At which point he added: “Yes, hypocrisy is worse than not believing.”

In order to give the necessary understanding about the power and importance of repentance, Starets Ambrose would say: “What times have befallen us! Before, when somebody sincerely repented his sins, he changed his sinful lifestyle and lived chastely. But now it often happens, that during confession a person would detail all his sins and then continue his lifestyle unchanged.”

Starets imparted another instructional narrative: “A demon in the appearance of a human was sitting and dangling his feet. Seeing him with his spiritual eyes, he asked him: “Why aren’t you doing something?” The demon replied: “Well there is nothing for me to do but to dangle my legs, because people are doing everything better than me.”

“There are three stages for salvation. St.John the Golden Tongue states: a) Do not sin. b) If you have sinned, repent. c) Those who repent inadequately, have to bear their sorrows as they find them.”

“It happens,” Batushka used to say, “that although our sins are forgiven through repentance, our conscience does not cease to reproach us. As a comparison, the reposed Starets Macarius used to show his finger that was cut a long time ago: the pain had long gone but the scar remains. That is exactly the same that after repentance, the scars remain i.e. admonitions of the conscience.”

“Although God forgives the sins of those repenting, every sin demands a cleansing punishment. For example, after Christ said to the wise thief: “Today you will be with Me in Paradise,” his knees were broken. And what was it like to hang on his hands only, with broken kneecaps, for some three hours? It meant that he had to cleanse himself through suffering. The cleansing of those sinners who die immediately after repentance, is done through the prayers of the Church and those present, while those living, have to cleanse themselves through a change in their lifestyles and charity that would cover their sins.

“God does not create crosses for people i.e. cleansing spiritual and physical sufferings. And however heavy that cross may be for that individual, the tree that produces its timber grows from the soil of his heart.”

The Starets also said: “If a person walks a straight path, for him there is no cross. However, when he starts to lurch from one side to the other, then different circumstances appear which push him back onto the right track. These elements constitute a cross for a person. Of course they occur differently, according to the individual’s need.”

“Sometimes The cross is a mental one, confusing the individual with sinful thoughts. But the person is not at fault if he doesn’t accede to them. The Starets cited an example: ‘ Once a female ascetic was agitated for a long period over having unchaste thoughts. When Christ appeared and drove them away from her, she cried out to Him: ‘Sweet Jesus, where were You up to this time?’ Christ replied: ‘I was in your heart.’ She said: ‘How can that be? But my heart was filled with unchaste thoughts.’ And Christ said to her: ‘Therefore understand that I was in your heart, and that you had no disposition toward those unclean thoughts but more so, endeavoured to liberate yourself from them. Not being able to do so, you suffered over them, thereby preparing a place for me in your heart.’

“Sometimes, suffering is sent to an innocent person, so that he, as with the example of Christ, suffers for others. Christ Himself suffered for people. Likewise, His Apostles were tortured for the Church and people. To have absolute love means to suffer for your close ones.”

Love encompasses everything. And he, who is benevolent to his close ones - through the inclination of the heart and not moved just by duty or desire – the devil is unable to interfere with him.

Of course, love is higher than everything. If you find that you have no love within you but wish to obtain it, then perform acts of love, even though at the beginning without love. God will see your desire and suffering and will implant love into your heart. “Those who have an unsightly heart should not despair, because with God’s help they can reform it. All you need to do is watch yourself attentively, do not allow an opportunity to be beneficial to your close one slip by, disclose your thoughts to your starets and be benevolent to the utmost. Of course this cannot be done suddenly, but God is very patient. He only terminates the life of a person when He sees that he is ready to cross over into eternity, or, when He sees that there is no hope for improvement in him.

Starets Ambrose had this to say on acts of charity: “St.Dimitri of Rostov wrote: if a person rides up to you on a horse and begs you, give it to him. You will not be responsible as to how he applies your alms.”

And more: “St. John the Silver Tongue says: begin by giving the needy that what you don’t need, that is just lying around, then you will be in a situation to give more even at your own expense, and finally you will be ready to give away all that you have.”

Tedium is the grandson of despondency and the daughter of laziness. To drive her away, exert yourself in work and don’t be lazy with prayers: then your tedium will pass and zeal will arrive. And if you add to this patience and humility, then you will rid yourself of many banes.” Sometimes posing his own question: “Why do people sin?” the Starets would answer: “Either from not knowing what you have to do and what you have to avoid; or if they do know, they forget, and if they did not forget, then they are lazy and become despondent. Conversely: as people are very lazy when it comes to performing good deeds, they very often forget their main responsibility that of serving God. Laziness and forgetfulness leads to extreme senselessness or ignorance. These are the three ogres: despondency or laziness, forgetfulness and ignorance, from which the whole human race is bound through the shackles of indecision. Whereupon, carelessness follows with all its multitude of evil desires. That is why we pray to the Queen of Heaven: “Presviataya……..

When you are being plagued, never ask what for and why. You will never find that in the Scripture. Instead, it says: “If somebody strikes you on your right cheek, turn the other one to him. It is really difficult to strike one on the right cheek and should be understood as: if somebody starts to denigrate you or provoke you unjustifiably, that will mean hitting you on your right cheek. Do not grumble but bear this blow patiently, and turn your left cheek i.e. remembering your past faulty deeds. If in this time you are innocent, then you have sinned greatly in the past; with this you will be convinced that you deserve punishment. Self justification is a large sin.”

“Batushka, teach me patience” – said one sister. “Learn,” the Starets answered, “and begin by being patient with the disappointments that you find and meet.” “I can’t understand how you can not get upset with insults and unfairness.” The Starets’s answer: “Be fair yourself and don’t upset anyone.”

No one should justify his irritability with some type of illness because it comes about from pride. According to the words of St Apostle James: “for the wrath of man does not produce the righteousness of God.” So as not to succumb to irritability and anger, you should not hurry.”

Starets said: “You must force yourself , though against your will, to do some good for your enemies and mainly, not to seek vengeance but to be careful so as not to offend them with an appearance of contempt and humiliation. “

One woman asked: “I don’t understand Batushka, how you not only do not get angry at those who speak ill of you, but continue to love them.” To this, the Starets laughed at length and said: “You had a young son. Did you get angry with him when he did not say or do something properly? Instead, didn’t you try to cover up his deficiencies?”

For many, there is nothing to be proud of. This was the reason that the Starets related the following story: “One woman, during confession, told her spiritual father that she was a proud person. “What are you proud of?” he asked her, “Are you famous?” – “No” she answered – “Well,, talented?” – “No.” – Well then, rich?” – “No.” “Hmmmm….in that case, you can be proud” he said finally.”

To the question: how is it that the righteous, knowing that they are leading a chaste life according to God’s laws, are not exalted through their piety, the Starets answered: “They do not know what awaits them at the end. “That is why” he added “Our salvation should be performed between fear and hope. Under no circumstances is one to despair, but at the same time, one should not hope excessively.

The free will of all intelligent beings has been tested and till now is being tested until it is confirmed in goodness. Because without trials, goodness is never firm. Every Christian is subjected to some kind of test: one with poverty, another with sickness, a third with various bad thoughts, the fourth with some type of misfortune or humiliation, while another, with perplexities. This tests the strength of one’s faith, and hope, and love for God i.e.. shows the person’s inclinations, his attachments, whether he aims for sorrows or is still affixed to earthly things. So that through these trials a person-Christian himself could see in what position he is in, what his disposition is, and involuntarily humble himself. Because without humility, as all the holy fathers of Godly wisdom confirm in one voice, all our works are unsettled. Even the free will of Angels was tested. If the Heavenly dwellers could not escape the test, then more so must the free will be tested of those living on earth.

In the Scripture, we see the necessity to observe fasts, firstly from the example set by Christ Himself, who fasted 40 days in the wilderness, even though He was God and had no need of this. Secondly, to the Disciples’ question as to why they could not drive out the evil spirit in a person, He replied: “Through your unbelief;” and then added: “This kind can come out by nothing but prayer and fasting.”(Mark 9:29) Apart from this, there are directions in the Scripture that we must observe Wednesdays and Fridays as days of fasting. On Wednesday, Christ was given up for crucifixion and on Friday, He was crucified.

Plain food is not nasty food. It does not corrupt the body but fattens it. And St.Apostle Paul says: “Even though our outward man is perishing, yet the inward man is being renewed day by day.” (2 Cor 4:16) He calls the outward person as body and the inward, as the soul.

The Bible states that every deprivation and every constraint is precious before God: “..the Kingdom of Heaven suffers violence, and the violent take it by force.” (Matt. 11:12) Those who audaciously and willfully violate the established fasting rules, are called enemies of the Cross. To them, their God is their stomach and their glory lies in their shame. It is stated in the Psalms: “ lost through the stomach” Understandably, its another matter if a person violates the fast due to an illness and weakness of the body. But the healthy become healthier and on top of that, they sometimes live longer even though they may look gaunt. With fasting and self-restraint, the body does not rebel as much, we don’t succumb to sleep as much, less empty thoughts invade our mind and spiritual books are read more eagerly and with greater understanding.

And so, if by the grace of God you developed a desire to cleanse yourself of your internal iniquities – let it be known to you that their origins cannot be extracted except through sincere prayer and fasting, and then sagaciously. Otherwise, you may have a foolhardy example that occurred here. One landowner, living an indulgent life suddenly wanted to observe a severe fast: he resolved that all he would eat during Great Lent is ground hemp-seed washed down with kvass (a Russian soft drink). From this severe change of indulgence to fasting, his stomach was so damaged that it could not be remedied after one whole year. Incidentally, there are words of Holy Fathers that tell us we should not be body killers but vice killers.

So that people did not remain unconcerned and placed all their hopes on outside prayers of help, the Starets used to repeat an ordinary Russian saying: “God help me, but you yourself peasant don’t lie idly.”

One nun said: “Batushka! Through whom do we ask for prayerful help if not through you?” Starets replied: “And you yourself ask for it! You recall, when the 12 Apostles beseeched our Saviour on behalf of a Canaanite woman, He did not hear them. But when she started to entreat herself, she did receive.”

Because prayer is the most powerful weapon against the invisible foe, he tries in various ways to distract people from it. Starets related the following story: “A monk at Mt. Athos had a much-loved, talking starling that used to entertain him with his chatter. But here was a strange thing – no sooner than the monk commenced to fulfill his rule of prayer, the starling would commence talking non-stop, not allowing the monk to pray. Once, on the bright Holy Day of the Resurrection of Christ, the monk came up to the cage and said: “Starling, Christ has risen!” And the starling replied: “That is the woe to us that He did,” and immediately perished, filling the cell with unbearable stench. Thereupon the monk realised his error and repented.”

Starets said that the most important thing that God looks at is the internal disposition of a person’s soul: “Once, Abbot Anthony was visited by a man with ailing legs who said: “Batushka, my legs are aching and I am disturbed that I cannot bow to the ground.” Fr. Anthony replied: “Well it is said in the Scripture: “Son, give me your heart,” and it doesn’t say – “legs”.

One nun told Starets that she saw the icon of Mother of God and heard Her say: “What did you bring as an offering?” She responded: “What will I bring, I have nothing.” Then Batushka said: “It is written in the Psalms: “Whoever offers praise glorifies me.”

One of Batushka’s spiritual daughters relayed the following questions from her son. 1. “According to the Scriptures, before the end of the world, human society is presented in the most horrible way. This denies the possibility of continuous improvement of mankind. Is it possible to labour for the good of mankind, knowing beforehand that there are no means that will be capable of achieving a concluding result of moral perfection for the human race, before the world’s demise. 2. The responsibility of a Christian is to create good and endeavour that this good will triumph over evil. In which way can we attempt to conquer evil with goodness, knowing that these efforts will not be crowned with success and that in the end, evil will triumph?”

Answer from Starets Ambrose: “Tell your son: evil has already been vanquished, vanquished not by the efforts and strength of human beings but by the Lord and Saviour Himself, Son of God Jesus Christ. Who for that reason came down to Earth from Heaven, incarnated, suffered humanly and through His suffering on the Cross and Resurrection - smashed the power of evil and its source the devil who had reigned over the human race – liberated us from the devil’s and sinful slavery as He himself said: “Behold, I give you the authority to trample on serpents and scorpions, and over all the power of the enemy, and nothing shall by any means hurt you.” (Luke 10:19) Now, through the Mystery of Baptism and by obeying the laws of the Scripture, every practicing Christian is given the strength to trample evil and create good, and except those that are negligent in keeping God’s laws or mainly the ones that voluntarily submit themselves to sin, nobody can be forcibly possessed by evil. Wanting to conquer evil with your own strength, evil that has already been conquered through Christ’s coming, shows a lack of understanding of the Christian Mysteries of the Orthodox Church. It exposes signs of human pride in self-reliance which wants to do everything with its own strength, not turning to God for His assistance when Christ Himself says: “for without Me you can do nothing” (John 15:5).

You write: the Bible states that before the end of the world, evil will triumph over good. The Bible does not state this anywhere, but it only speaks that faith will diminish during the last days: “when the Son of Man comes, will He really find faith on Earth?” (Luke 18:8) and “And because lawlessness will abound, the love of many will grow cold” (Mat 24:12). While Apostle Paul says that before the Second Coming of Christ: “and the man of sin is revealed, the son of perdition, and who opposes and exalts himself above all that is called God or that is worshipped..” (2 Thes 3:7) i.e. antichrist. However, it too states here that Christ will destroy him “with the breath of His mouth “ and through His coming, exterminate him…Where is there evil triumphing over good here? And generally all triumphs of evil over good are imaginary and temporary.

On the other hand, it is also unfair to state as though humanity on Earth is continually improving. Progress or improvement is only in the outward human works, in life’s comforts. For example, we utilise railways and telegraph, which did not exist before; coal is being dug up which used to conceal itself in Earth’s bosom etc. In Christian-moral respects, there had been no progress. Throughout all times, there had always been people – guided by the true faith of Christ and following the true Christian teachings in accordance with Divine Revelations which God revealed to His Church through the God-inspirited, Prophets and Apostles– that achieved high Christian-moral eminence. These people will also exist during the times of antichrist, and as written, for whose sake time will be shortened: “And unless those days were shortened, no flesh would be saved; but for the elect’s sake those days will be shortened” (Mat 24:22).

Spiritual perfection on Earth is attained partly, not by mankind collectively, but by every faithful individually, according to the measure of fulfilling God’s commandments and to the measure of humility. Final and complete perfection is reached in Heaven, in the next never-ending life, toward which yet our short life on Earth serves as a preparation and is similar to that of the years spent by a youth in a learning institution, which serve him as a preparation for future practical activity. If the destiny of mankind was limited to its earthly existence, if for a human being everything concluded on Earth, then why: “both the earth and the works that are in it will be burned up” (2 Peter 3:10) Without the future blessed, everlasting life, our earthly sojourn would be harmful and incomprehensible.

The desire to toil for the good of mankind appears very admirable, but is misplaced. In words, everybody wants to labour for the good of close ones, ignoring or paying very little attention to the necessity of first shunning sin themselves and then worrying about others.

The broad schemes of the modern generation about grand activities for the good of all mankind has the appearance that of someone, not having finished an educational course, wishing that he could be a professor and instructor in a university. However on the other hand, to think that if we cannot move humanity forward then we shouldn’t labour at all, is the other extreme. Every Christian is obliged to toil according to his capacity and position for the good of others, so that everything timely and orderly, and that the fruit of our labours are presented to God and His holy will.

In conclusion, I would say this: advise your son not to confuse outer human endeavours with the spiritual- moral. In outer devices and partly in the sciences, let him find progress. But in a Christian-moral respect, I repeat, universal progress in mankind is non-existent and cannot be. Everybody will be judged according to their deeds.

“We run to thee O Ambrose, our Father as to a healing spring. For thou dost truly instruct us on the path of salvation, preserving us from misfortune and calamity by the prayers, consoling us in sorrows of body and soul, teaching above all by humility, patience and love. Pray to Christ, the Lover of mankind, and to our Fervent Intercessor that our souls may be saved”.

“Having fulfilled the precepts of the Shepherd of shepherds, thou didst inherit the grace of eldership, having pity on all who run to thee with faith. Therefore we, thy children, cry out to thee in love: Holy Father Ambrose, pray to Christ God that He would save our souls.”

Известно, что Православие основывается на Предании Церкви. Выразителями Предания являются преимущественно святые отцы. Поэтому Православие есть вера Отцов, сохранение верности Отцам и живого преемства с ними. Это положение всегда подчеркивалось церковными учителями в полемике с новыми учениями, нарушавшими это преемство. Все новшества в вероучении принято считать ересями. И тем не менее, как свидетельствует церковная история, эта верность Отцам далеко не всегда избавляла отдельные поместные церкви и богословские школы от вероучительных заблуждений, вплоть до впадения в ереси и отпадения от Вселенской Церкви. Вопрос о соотношении авторитета отдельных Отцов и выражаемых ими местных традиций с традицией Вселенской Церкви встал в истории довольно остро уже в эпоху христологических споров V-VI века. И отделившиеся от Вселенской Церкви несториане и монофизиты, равно как и кафолики-халкидониты, понимали Православие, как веру Отцов, неизменную верность Преданию, и отвергали всякие новшества, как ересь. Начало вероисповедных документов у всех трех партий начиналось почти одинаково: "последуя Божественным Отцам,.. анафематствуем всякие новшества..." И тем не менее, этот одинаковый и принципиально правильный подход не избавил тогда Восточну. Церковь от грандиозного раскола.

Для нашего времени проблема церковных авторитетов получила новую актуальность. После распада Русской Зарубежной Церкви встал вопрос о ее многокомпонентной традиции, включающей в себя и наследие дореволюционной Русской Церкви, и собственных Отцов-основателей, и влияние со стороны других поместных церквей, особенно греков-старостильников. Какие из этих традиций потенциально способствовали ее распаду? Чему теперь отдать предпочтение при попытках ее восстановления? Рассмотрим некоторые примеры из классической истории Церкви, пытаясь найти в них ключ к разрешению проблемы.

1. Несторианство: "вера блаженных отцов Диодора, Феодора и Нестория"

В конце XIX и в начале ХХ века были открыты новые важные источники по истории несторианства, в том числе и произведение самого Нестория "Книга Гераклита". Полученные результаты были обработаны разными учеными, в т.ч. и русскими профессорами В. Болотовым и А. Спасским, а позднее А. Карташевым и о. И. Мейендорфом и другими. Отдельно выделим работу проф. Спасского: "Сиро-халдейские несториане и присоединение их к православной Церкви" (С.-Пб., 2007). Из современных исследователей стоит упомянуть работу Н. Селезнева: "Несторий и Церковь Востока" (М., 2005). Авторы подводят к двум основным выводам. Во-первых, учение "Церкви Востока", неточно называемой несторианством, является древней традицией консервативной сиро-халдейской церкви, не вводившей никаких новшеств. Во-вторых, это учение отличается от кафолического православного вероучения, которое является более точным и глубоким раскрытием христологии, хотя и более поздним по времени. Кратко сказать, несторианство, хотя и не есть новшество, но, тем не менее, не есть и кафолическое православие, а все-таки ересь.

Несторианство продолжало традицию богословских школ востока: Антиохийской и Эдесской. Сам Несторий не был изобретателем нового учения, а только верным учеником своей Антиохийской школы, и получил известность лишь вследствие занятия им Константинопольского патриаршего престола (429-431 гг). Позднее "Церковь Востока" установила праздник в честь трех "блаженных греческих учителей: Диодора Тарсского, Феодора Мопсуэтийского и Нестория" и называла свое исповедание верой этих блаженных отцов. Несторий в этом списке стоит последним, главное место занимают фигуры Диодора и Феодора.

Диодор, митрополит Тарса в Киликии, был учеником одного из столпов Никейского Собора и одновременно лидеров Антиохийской школы – св. Евстафия. В начавшейся борьбе с арианством, он, будучи пресвитером вместе со св. Флавианом, был соратником св. Мелетия и прославился, как исповедник православия. Во время ссылки св. Мелетия эти два пресвитера стояли во главе кафолической общины в Антиохии. Одновременно они возглавляли Антиохийскую богословскую школу. Среди их учеников был и молодой Иоанн Златоуст. Диодор написал большое количество экзегетических и догматико-полемических сочинений. Личное благочестие его было образцом для всех, а аскетизмом он превосходил многих пустынножителей: по свидетельству блаженного Феодорита, "он был столь худ, что походил на скелет".

Диодор был активным членом "новоникейской" догматической партии, возглавляемой св. Василием Великим и св. Мелетием Антиохийским.Он состоял в дружеской переписке со св. Василием, принимал деятельное участие в большом Антиохийском Соборе 379 г и в Константинопольском Соборе 381 г (2-м Вселенском). По результатам последнего Собора император Феодосий Великий составил для разных округов список иерархов, где православие является образцовым и общение с которыми необходимо для остальных епископов. Для Киликии образцом православия здесь назван именно Диодор Тарсийский.

В 370-е годы у Диодора вышел напряженный спор с Аполлинарием, епископом Лаодикийским, начавшим проповедь нового учения в области христологии. Сильной стороной учения Аполлинария было подчеркивание единства Христа, как предвечного Сына Божия и как явившегося во плоти Сына Человеческого ("одного и того же"). Именно Аполлинарий ввел знаменитую впоследствии формулу монофизитов: "единая природа Бога-Слова воплощенная". Но при этом Аполлинарий умалял полноту человеческой природы Спасителя, отрицал у Него наличие человеческого ума, вместо которого якобы действовал только Божественный ум. Это искажение нарушало сотериологический принцип: "что из человеческого существа не воспринято Христом, то и не спасено". В полемике с Аполлинарием Диодор справедливо защищал полноту человеческой природы во Христе. Но при этом он уклонился в другую крайность: у него полная человеческая природа во Христе приобрела черты отдельного субъекта. Если Аполлинарий исповедовал во Христе одну ипостась, одно лицо и одну природу, то Диодор исповедовал не только две природы, но и две ипостаси, хотя и соединяемые в одно лицо (просопон) единения. Диодор отвергал, что он учит про двух сынов и двух Христов, - в чем и обвинял его Аполлинарий. И тем не менее, лицо Христа у него явно двоилось.

Эта полемика между двумя борцами против арианства была через полвека повторена св. Кириллом Александрийским и Несторием, причем первый воспроизводил аргументы Аполлинария, а второй – Диодора.

Феодор, еп. Мопсуетийский был учеником Диодора и другом юности св. Златоуста. Он оставил после себя большое количество экзегетических сочинений на Ветхий и Новый Завет, воспитал целую плеяду учеников-епископов. Отличаясь при этом личным благочестием, он пользовался большим уважением во всем диоцезе Востока. Феодор продолжал и развивал идеи Диодора, не привнеся в них ничего принципиально нового. Несторий был, в свою очередь, лишь верным учеником Феодора, озвучивавшим учение своего учителя, а вовсе не самостоятельным мыслителем.

Несторий был анафематствован на 3-м Вселенском Соборе в Ефесе (431 г), затем повторно на 4-м Вселенском Соборе в Халкидоне (451 г). Феодор Мопсуэтский был анафематствован по инициативе императора Юстиниана на 5-м Вселенском Соборе (553 г), хотя значительная часть епископата, особенно западного, не соглашалась предавать анафеме тех, кто умер в мире с Церковью, и уже предстал на суд Божий. Диодора – отца 2-го Вселенского Собора лично предать анафеме не решились. Но он был вычеркнут из списка отцов и все сочинения его были уничтожены. "Церковь Востока", сохранившая верность этим своим отцам и не принявшая "новшеств соборов в Ефесе и в Халкидоне", оторвалась от Кафолической Церкви и существует до сих пор. В течение многих веков она активно занималась миссионерством по всей Азии, вплоть до Индии и Китая, обратила в христианство сотни тысяч людей из разных народов, в том числе часть монголо-татар. Хан Сартак, сын Батыя и побратим св. Александра Невского, как и тысячи монголов и уйгуров был "несторианином". Эта же церковь дала и подвижников, из которых у нас известен преп. Исаак Сирин, живший в VII веке и бывший епископом Нисивийским в этой конфессии. Все это показывает, что это общество не было вовсе оставлено Богом, не было совсем лишено благодати. И тем не менее, в отрыве от остальной Кафолической Церкви несторианская конфессия не могла не быть ущербной. С XIV века началось ее засыхание. В конце XIX века большая часть "Церкви Востока" приняла унию с Римом, некоторая часть присоединилась к Русской Церкви (Урмийская миссия в Закавказье).

2. Монофизитство: "вера блаженных Отцов Феофила, Кирилла и Диоскора"

В отличие от несторианства, изгнанного с V века из пределов Византийской империи, монофизитство в течение еще двух столетий продолжало обитать в империи ромеев, отторгнув от Кафолической Церкви целые патриархаты и народы. Если несторианство было все же ограниченно кругом лиц, принадлежавших к Антиохийской и Эдесской школе, то монофизитство, помимо воспитанников Александрийской школы, охватывало и широкие народные массы, особенно монашество. Монофизитство тоже было крайне консервативным направлением, врагом всяких новшеств, держалось за веру своих отцов. "Вера блаженных отцов Феофила, Кирилла и Диоскора", - вот самоназвание монофизитского исповедания.

Первым в списке трех шел Феофил, яркий представитель Александрийских пап-фараонов (по выражению Златоуста). В догматическом отношении он может считаться безупречно ортодоксальным: он первым анафематствовал на местном соборе оригенизм и вообще ревновал о чистоте учения. Ему принадлежит несколько канонических посланий, до сих пор входящих в нашу Книгу Правил. На 5-м Вселенском Соборе он был включен в список избранных отцов. И в то же время как признать святым того, кто всем своим обликом являл антипод евангельскому Пастырю. Первым это отметил современник событий преподобный Палладий Еленопольский в своем "Диалоге с римским диаконом Феодором о жизни блаженного Иоанна Златоуста". В этом произведении он противопоставляет Феофила и Златоуста в личной нравственности и пастырской деятельности, как последователей разных идеалов - Каиафы и Христа.

Свою борьбу за православие против оригенизма Феофил ознаменовал расправами над монашескими скитами и обителями, естественно, без суда и следствия. В наших святцах записан не только сам Феофил, но и его жертвы, нитрийские монахи, огнем и дымом уморенные (398 г, память 10 июля). Уцелевшие от этих убийств и насилий монахи искали защиты у Златоуста (известное в истории дело "долгих братьев"). На св. Иоанна, прославленного и добрым нравом, и добрым учением обвинение в ереси найти было очень трудно. Но Феофил, восстав на него по своей зависти и властолюбию, использовал эту историю "долгих братьев". Среди прочих обвинений на Златоуста ему приписали и оригенизм только за то, что Златоуст отказывался анафематствовать Оригена и его многочисленных последователей. Хотя совершенно очевидно, что, как подлинный представитель Антиохийской школы, Златоуст был весьма далек от взглядов Оригена и всей Александрийской школы. В вину ему вменялось лишь миролюбие к инакомыслящим, защита их от физического насилия и убийства. Современные подражатели Александрийского "фараона" назвали бы Златоуста "полуоригенистом" или "криптооригенистом", но на самом деле речь должна идти не о ереси, а о нравах: евангельских и антиевангельских.

Александрийские патриархи владели житницей империи – плодородным Египтом, а заодно и официальным титулом "Судья Вселенной" (ойкумены). Несложно в этих двух фактах увидеть логическую связь. Первый из таких судей – Феофил, мучитель монахов, гонитель величайшего из Константинопольских патриархов.

Преемником по Александрийской кафедре своего дяди Феофила и продолжателем его традиций и пастырского стиля был Кирилл. Будучи выдающимся церковным писателем и глубоким богословом, он был властным и жестким папой, не очень разборчивым в средствах борьбы со своими противниками. Дело своего дяди против Златоуста он полностью одобрял. Известна его злая фраза, написанная в послании к Константинопольскому архиепископу Аттику по поводу отказа включить в диптихи Златоуста: "если Иоанн – епископ, то почему Иуда не апостол?" Неслучайно именно Кириллу по поводу средств, применяемых им в борьбе с Несторием, писал преп. Исидор Пелусиот: "пристрастие никогда не бывает зорко, а ненависть вполне слепа". Характерно, что как Феофил первым начал атаку на яркого представителя антиохийцев на столичной кафедре, так и Кирилл первым поднял судебное дело против Нестория, другого Константинопольского патриарха из антиохийцев. Предполагать в этой борьбе только ревность о православии едва ли было бы справедливо.

За св. Кириллом остается заслуга продолжения сотериологической традиции св. Афанасия Великого в применении к христологии. Нестория и с ним всю Антиохийскую школу он опровергал, исходя из этого важнейшего принципа: если личность Спасителя не есть Божественная, т.е. вторая ипостась Святой Троицы, то мы не спасены. Отсюда его ударение на единстве и единственности личности Христа, ибо "нашего ради спасения Един от Святой Троицы пострадал" (так называемая "теопасхистская" формула). Но при этом Кирилл неосторожно смешивал понятия ипостаси и сущности, как синонимы. Такое случалось во времена св. Афанасия, но после работ св. Отцов-Каппадокийцев, давших новое четкое понятие об ипостаси, это смешение терминов было уже неоправданным. Кирилл также использовал еретическую формулу Аполлинария: "единая природа Бога-Слова воплощенная".

Только столетие спустя после смерти св. Кирилла в VI веке Леонтий Византийский в работе "О подделках аполлинаристов" доказал, что ученики Аполлинария, желая сохранить от уничтожения наследие своего учителя, надписали ряд его произведений именами св. Афанасия Великого, св. Григория Неокесарийского, римских пап Юлия и Феликса. Сам же св. Кирилл, пользуясь ложно надписанными сочинениями Аполлинария, думал, что цитирует св. Афанасия. При поспешном (за один день) заочном осуждении Нестория под председательством Кирилла на Ефесском Соборе эти цитаты из Аполлинария вошли уже в Деяния Вселенского Собора. Это показывает, что абсолютной непогрешимостью на земле не обладает никто: ни люди, даже святые, ни составленные такими людьми соборы.

Особое положение Александрийского папы состояло в том, что от него непосредственно зависели все епископы Египта, числом около ста, причем зависели не только административно. На любой собор "Судья Вселенной" мог сразу выставить сто голосов в свою пользу, плюс несколько сотен вооруженных монахов, плюс несколько десятков кораблей с пшеницей в Александрийском порту, готовых по мановению папы отправиться или не отправиться в столицу. С таким судьей любому человеку во вселенной сложно было спорить. Как показал опыт Халкидонского Собора, египетские епископы не решались ни обсуждать, ни подписывать никаких вероисповедных документов самостоятельно, без своего папы, опасаясь физической расправы с его стороны. Поэтому, когда этот папа в лице Диоскора, племянника св. Кирилла, уклонился от православия, он увлек за собой в монофизитство и почти весь свой патриархат.

Если бы вся проблема монофизитства заключалась только в неточных терминах и ошибочных источниках св. Кирилла, движение никогда бы не получило такого народного размаха и такого фанатического накала, какой показывает история. Церковные историки не раз справедливо отмечали, что "слова монофизитских богословов были православнее, чем настроения монофизитских народных масс" (прот. Г. Флоровский). Это настроение, более в аскетическом, нежели богословском отношении, умаляло все человеческое, и в связи с этим – человеческое во Христе. Оно отвергало, что Христос единосущен нам по человеческому естеству, потому что гнушалось всем человеческим, желая только Божественного. Сказывалось еще крепкое влияние эллинского и собственно египетского язычества на уровне подсознания. В воспитании такого монофизитского настроения, такого "антропологического минимализма" главную роль сыграло египетское монашество с его чрезвычайным телесным аскетизмом, точнее аскетическим надрывом, отсечением у пасомых своего разума и своей воли, заменяемых разумом и волей старца. Авторитет этих отцов-старцев, почти их культ, сыграл огромную роль в распространении монофизитства. Именно аввы в популярном виде распространяли монофизитские идеи в народных массах, перехватывали учительские и властные функции у иерархии, которая, по их мнению, предала православие на соборе в Халкидоне. Уже на первом Ефесском Соборе (431 г) монахи во главе со старцами терроризировали епископов – противников Кирилла. На втором Ефесском соборе 449 года ("Разбойничьем") монахи-кирилловцы, во главе с аввой Варсумой, учинили уже и физическую расправу над иерархами, неугодными Диоскору, и прежде всего – над патриархом Флавианом Константинопольским, который вскоре после этого скончался.

Показательна фигура Константинопольского архимандрита Евтихия – "спускового крючка" монофизитства. Это был типичный лже-старец, харизматик и фанатик, имевший множество духовных чад в столице и при императорском дворе, в том числе и самого Хрисафия – всесильного временщика при императоре Феодосии Младшем. Он был верным "кирилловцем", участником 3-го Вселенского Собора, активно поддержавшим тогда Кирилла в борьбе с Несторием. В богословии он не желал знать других авторитетов, кроме Александрийского папы. Когда патриарх Флавиан привлек Евтихия привлек Евтихия за проповедь монофизитства к соборному суду, большинство столичного монашества встало на сторону архимандрита. На соборе в Халкидоне сторонники Евтихия снова пытались устроить шумную демонстрацию в защиту "веры Кирилла", как они ее понимали, и были удалены только силой императорской стражи. Этот односторонне понимаемый авторитет своих отцов настолько тяготел над самыми благочестивыми и духовными людьми монофизитского движения, что даже такие из них, как египетский авва Исаия, палестинские аввы Варсонуфий и Иоанн из Газского монастыря Серида, не признавали Халкидонского Собора и пребывали в общении с монофизитской иерархией. (см. Д. Читти "Град-пустыня" СПб. 2007)

Последний авторитет в монофизитской триаде основателей – Диоскор, патриарх Александрийский, не принес ничего нового в традицию, сложившуюся до него. Он только максимально сузил учение своего предшественника по кафедре – св. Кирилла, сделав главным пунктом неудачную фразу о единой воплощенной природе и тем самым доведя дело до ереси. Более всего он прославился насилиями, с которыми провел второй Ефесский ("разбойничий") собор 449 г. Объявив всех несогласных "несторианами" ("Несторий не один, несториев много") он самовольно низложил многих иерархов с применением к ним физической расправы. Боевым кличем его сторонников и практической установкой в их борьбе за "веру отцов" стало: "рубить надвое тех, кто разделяет Христа", то есть признает во Христе две природы. Что это были не пустые угрозы, показывают многочисленные погромы, устроенные монофизитскими толпами во главе с монахами в разных городах Египта, Сирии и Палестины в V-VI в. Достаточно напомнить только одно убийство кафолического Александрийского патриарха Протерия (457 г), которого толпа монахов убила в храме во время богослужения Великой Субботы(!) После этого злодеяния убийцы еще помели написать новому императору Льву I Фракиянину, что они стоят за православие и будут впредь защищать "веру отцов" (то есть, в буквальном смысл: православие – или смерть всем несогласным). Примечателен и ответ им императора Льва: "Где, у каких отцов и в каком Евангелии вы научились защищать веру с помощью убийства?" Так спрашивает царь у монахов! Действительно, в Евангелии таких примеров у Христа и Его апостолов найти невозможно. Только враги Христовы, фарисеи и саддукеи, с помощью убийства мнились службу приносити Богу. Но вот у почитаемых за святых отцов местных авторитетов, у тех же Феофила и Диоскора монофизиты могли такие примеры почерпнуть.

Показательно, что "вера св.Кирилла", противопоставляемая монофизитами кафолической халкидонской вере, не обеспечила единства в их собственных рядах. Известно, что уже в конце V века они разбились на ряд враждующих между собой образований. А в середине VI века в одном только Египте насчитывалось около двадцати разных монофизитских групп, в том числе и полных акефалов ("безглавных"), не признававших никакой иерархии, как "неправославной" по их понятиям. Посему эта "вера Кирилла" в монофизитском истолковании вошла в историю, как пример классической схизмы, в даже большей степени, чем ереси. Именно так оценивал ее преп. Иоанн Дамаскин в своем каталоге ересей. И Кафолическая Церковь (например, в лице Александрийских патриархов св. Евлогия и св. Иоанна Милостивого) принимала монофизитов через исповедание Халкидона, но без воспроизведения их таинств.

Так местная традиция, возведенная в абсолют, оторвала Египетскую Церковь от Вселенской. Максимальный консерватизм, перешедший в слепой, ожесточенный фанатизм, заставил этих "ревнителей православия" отвергнуть Халкидонский и последующие Вселенские Соборы, сделал их неспособными критически оценить наследие св. Отцов, в том числе "веру Кирилла", отделив в ней верные мысли от неверных слов и тенденций. Последующие поколения православных богословов, особенно в VI веке, в эпоху императора Юстиниана Великого, проделали огромную работу, пытаясь доказать, что "вера Кирилла" в принципе не противоречит вере Халкидона. Была принята "теопасхистская формула" св. Кирилла: "Един от Троицы пострадал" в виде литургического гимна: Единородный Сыне, составленного самим императором. Была принята даже формула: "единая природа Бога Слова воплощенная", истолкованная в халкидонском смысле, как одна Ипостась. Наконец, ради единства с монофизитами император Юстиниан составил даже указ с анафематствованием лидеров Антиохийского богословия (так называемые "три главы"): Феодора Мопсуэтского, Феодорита Киррского и Ивы Эдесского, - из-за чего пошел на конфликт с большей частью православного епископата. (5-й Вселенский собор предал персональной анафеме из этих трех учителей только Феодора). Но все было напрасно. Слепой консерватизм и фанатизм не желал ничего ни видеть, ни слышать, ни думать, держась только за привычные авторитеты, и только за их слова. Даже менее ожесточенные монофизиты на все аргументы православных отвечали так, как, например, монахини одного монофизитского монастыря Константинопольскому патриарху Иоанну Постнику: "ничего из Ваших слов мы не понимаем, но от веры своих отцов никогда не отступим". Ожесточенные же фанатики лишь разжигали ненависть ко всем последователям "халкидонских новшеств".

3. Латинская традиция, как причина раскола Запада с Востоком

Обособленность западной богословской традиции от восточной, начавшаяся уже в эпоху Вселенских соборов, сыграла важную роль в великом церковном расколе. К настоящему времени история догматических расхождений изучена весьма подробно (см. например, о. Иоанн Мейендорф "Византийское богословие"). Западный подход к троическому догмату, как известно, завершился прибавлением в Символ веры "filioque", то есть учением, что Дух Святой исходит от Отца и Сына, как единого начала. Зачатки этого учения на Западе прослеживаются уже у Тертуллиана, св. Илария Пиктавийского, св. Амвросия Медиоланского и особенно у блаженного Августина Гиппонского. Блаженный Августин держался еще в рамках православной тринитарной догматики, но подходил к раскрытию троического догмата отлично от восточных отцов. Он еще не расходился с ними в догматических выводах, но уже отличался в исходных предпосылках, в иной расстановке акцентов. Одностороннее развитие августиновской традиции привело, как известно, западное богословие к уклонению от православия.

Другая тема, разработанная бл. Августином, - соотношение между Божественной благодатью и свободной волей человека, доведенное им до учения о Божественном предопределении как ко спасению, так и к осуждению, - стала причиной долгих споров на Западе (так называемых, "полу-пелагианских") и в конце концов легло в основу протестантского учения о спасении. Именно по поводу этого учения Августина преп. Викентий Леринский написал свое знаменитое определение: "истинно то, во что в Церкви верили все, везде и всегда", подчеркивая кафоличный характер церковной истины. И при этих догматических погрешностях сам бл. Августин в личном и пастырском отношении выглядит безупречно. Это, действительно, святой, всегда равнявшийся на евангельский образец, чуждый и церковной политики, и узкого фанатизма, человек глубокой и живой личной веры. Одна только его "Исповедь" в этом отношении является образцом для христиан всех времен.

Равным образом и другие латинские догматы, например, о чистилище или о папском примате, коренились в глубинах традиции Римской Церкви и имели основания в очень почтенных Отцах. Например, папа Григорий I, он Великий, он же в славянской традиции Двоеслов, автор Преждеосвященной литургии, личность светлая, подлинно евангельская. Евангельски шествовати изволил еси, - поется ему в православном тропаре. Однако он недвусмысленно учил о чистилище. Папа Лев Великий, главный борец с монофизитством, спасший Восточную Церковь от египетского "фараона" Диоскора, ради спасения Рима и своей паствы лично выходивший без оружия навстречу предводителям варварских орд – гуннам во главе с Атиллой и вандалам во главе с Гензерихом. Именно он при этом являлся основателем учения о папстве в его главных пунктах. Эти примеры можно продолжить, но остановимся на сказанном. Не отрицая личной святости ни Августина, ни пап Льва и Григория, Восточная Церковь не приняла их ложных мнений, личных или опиравшихся на местную традицию, но во всяком случае противоречивших кафолическому учению.

Вышеназванные примеры показывают, что связь между личной святостью и догматической верностью у реально живших в истории Отцов и учителей Церкви не столь однозначна, как принято полагать в обыденном современном церковном сознании. Лично святые люди могли серьезно ошибаться; чаще всего это были ошибки их школы или местной традиции, которые они повторяли. И наоборот, далеко не святые по жизни люди могли быть в учении своем вполне ортодоксальны – опять же в силу верности традиции, в которой были воспитаны. Поэтому вопрос об авторитете Отцов сводится в конечном счете к согласованию традиций местных со Вселенской, преданий местных с Кафолическим Преданием.

Что касается личностей самих Отцов, то бережное, сыновнее отношение к ним чад церковных должно со снисхождением относиться к их погрешностям. Возьмем противоположный отрицательный пример. В XVII веке на Западе разгорелся спор по поводу православия древних Отцов, живших до Никейского Собора. Католический догматист иезуит Дионисий Петавий, опираясь на фактический материал, доказывал, что почти все Отцы этого периода погрешили разными еретическими мнениями и потому не могут считаться в числе церковных авторитетов. Действительно, например, в области тройческого богословия почти все писатели II-III веков, начиная с апологетов, держались субординатизма, то есть, рассматривали Святую Троицу в виде убывающих по сущности ступеней, не исповедуя единосущия Трех Ипостасей. В области эсхатологии большая часть древних Отцов, те, кто признавали Апокалипсис Иоанна, придерживалась хилиазма, то есть учения о земном тысячелетнем Царстве Христовом. Меньшая же часть, вслед за Оригеном предполагала всеобщее восстановление твари. Можно спорить по частностям, но, безусловно, ни догматической четкости в формулировках, ни глубины осмысления сути догматов, такой, какая была достигнута в эпоху Вселенских Соборов, у доникейских отцов не было. Но можно ли было сделать вывод, как делал его Петавий, что большинство этих церковных учителей пребывало в ереси? Можно ли признать их "арианами до Ария"?

Отрицательный ответ на этот вопрос – и справедливо – дал оппонент Петавия англиканский епископ Джордж Буль. Он указал, что подход Петавия не историчен, что взгляды людей должно судить по меркам их эпохи, а не с точки зрения позднейших достижений мысли. Например, субординатизм в троическом догмате апологетов II века был вызван их миссионерской попыткой использовать понятие Логоса из платонизма для проповеди эллинам Бога-Слова из Евангелия от Иоанна. Да и Сам Иоанн использовал в Евангелии слово Логос, имея в виду не только библейское понятие о Слове Божием, но и греческих читателей своего Евангелия. Субординатизм Отцов III века был последствием их борьбы с ересью модализма (савеллианства), упразднявшего личное бытие Бога-Слова, а вовсе не каким-то "арианством до Ария". Доникейские Отцы не желали искажать веру Церкви или противопоставлять ей свое богословие, а желали лишь излагать веру Церкви и пребывали в единстве с нею.

Недостаточная разработанность понятий приводила к использованию терминов не всегда удачных или двусмысленных. Слова часто тянули за собой и мысль, искажая ее. В новой культурной среде, эллинской, слова еврейской Библии были непонятны. Требовалось изложить христианское вероучение на понятном языке с использованием для этого категорий греческой философии. Отцами Церкви поэтому справедливо называются те, кто излагал евангельскую веру понятно для своих современников. При этом разные отцы использовали методы разных школ греческой философии, наиболее широко – Аристотеля и Платона. Одни (например, представители Антиохийской школы), следуя за Аристотелем, особое внимание обращали на точность терминологии, на логическую дисциплину мышления и диалектику. Другие (например, александрийцы), следуя за Платоном и особенно Плотином, использовали свободный аллегорический метод толкования Писания, предпочитали созерцания и мистические озарения ума. Поэтому исследователи иногда даже делят Отцов по методу их богословской работы на "аристотеликов" и "платоников", хотя, разумеется, это деление условно. В применении этих не сродных Евангелию методов для истолкования христианских истин и могли корениться богословские ошибки. Эти ошибки исправляла вся Церковь, современная Отцам или последующая.

Для оценки же самого церковного писателя, как учителя-догматиста, решающей была и остается христоцентричность его сознания, сотериологичность его богословия и проверка себя и своего учения Писанием. Отцами Церкви были те, кто из Евангелия исходили и к Евангелию возвращались, им поверяли и свои богословские построения, и свою жизнь, и его же проповедовали людям. Еретиками в точном смысле слова были те, кто жертвовали евангельским образом Христа ради своих теорий, отвергали сотериологическую основу в христианстве, то есть уходили от Христа сами и уводили от Него других. Но не менее явных еретиков были опасны и те, кто при формальной ортодоксии были вполне чужды Христу и Евангелию по своим нравам, те, кто, имея власть в Церкви, гнали истинных последователей Христа, как Феофил гнал Златоуста.

Из приведенных выше примеров можно видеть две крайности в почитании авторитета Отцов. Одни почитатели придают Отцам статус Божественной непогрешимости, но при этом, естественно, не рассматривают все их наследие, тем более в историческом контексте, а вырывают некоторые отеческие мысли и цитаты и им приписывают абсолютный авторитет чуть ли не выше Евангелия. Другая крайность заключается в отрицании авторитета св. Отцов путем поиска у них догматических погрешностей и несоответствий с точным учением последующей Церкви; опять же здесь игнорируется историческая обстановка, в которой жили Отцы, те вопросы, которые стояли в их времена. Те же крайние оценки могут при желании быть применены и к Апостолам.

Отвергнув эти обе ложные крайности, попытаемся понять, в чем состоит правильный путь верности Отцам. Подлинная верность Отцам должна быть прежде всего внутренняя, а не внешняя, живая, а не формальная, основанная на полном и точном знании их наследия (каждого из Отцов конкретно, с учетом исторического контекста), но при этом растворенная живой любовью к ним, как к людям.

Историческое православие прошло огромный многовековой путь, во многом изменило свои первоначальные внешние формы, и тем не менее, в силу своего внутреннего сродства, духовного преемства, справедливо исповедует себя наследником апостольской веры, преемником Апостольской Церкви. Апостол проповедания и отец догматы Церкве едину веру запечатлеша, яже и ризу носяще истины, исткану от еже свыше богословия... – исповедует Православная Церковь в кондаке в Неделю св. Отцов 1 Вселенского Собора. Апостольская проповедь Христа и Его домостроительства спасения человеков были всегда в центре внимания Отцов. Отцы Церкви были истолкователями апостольской проповеди, пережитой и действовавшей в их личном духовном опыте, а не носителями какого-то нового божественного откровения, как их иногда неверно представляют. Их духовный опыт складывался, во-первых, из личного сознательного обращения ко Христу, восприятия спасения во Христе и жизни во Христе, как возделывания дара спасения; во-вторых, из углубленного изучения Священного Писания (почему и большая часть их наследия – экзегетика); в-третьих, из литургической жизни в Церкви (почему почти все Отцы были священнослужителями, чаще епископами, предстоятелями евхаристических собраний, составителями множества разных литургических текстов, богослужебных чинов и песнопений); в-четвертых, из пастырской душепопечительной деятельности в тех общинах, которые они возглавляли, из наблюдения за духовной жизнью самых разных людей и помощи им в борьбе с грехом; в-пятых, из терпения скорбей, своих страданий и сострадания пасомым. Мистические откровения и озарения мысли, которые у них бывали, основывались на этом духовном и пастырском базисе. Поэтому, чтобы правильно понять Отцов, нужно иметь собственный духовный опыт, хотя бы в чем-то подобный им, пусть и значительно меньший по объему, но все же тождественный по качеству. Ибо подобное познается подобным. Этот собственный опыт христианина должен быть христоцентричным и церковно-кафолическим, должен включать в себя личное сознательное обращение ко Христу и последующую жизнь во Христе в здоровой церковной обстановке, а также изучение Священного Писания и Предания Церкви, регулярную литургическую жизнь и здоровое духовничество. Если же, как часто бывает в современном официальном и неофициальном Православии многие из этих составляющих отсутствуют, начиная с самой первой, то декларации верности Отцам остаются пустыми словами. При личном духовном опыте прямо противоположном святоотеческому, не может быть подлинного преемства с Отцами.

Кроме того, есть еще и историческая сторона. Как точно заметил митр. Антоний (Храповицкий), "святые Отцы в своих творениях не только богословствовали, но и просто жили". Желающий быть в преемстве с Отцами должен изучить не только их основные творения, предназначенные, так скажем, к публикации, но и их письма к частным лицам, где они предстают, как живые люди, подобострастные нам человеки, которые тоже и болели, и скорбели, и шутили, и обижались, и даже гневались на человеческую несправедливость. Не прочитав писем того же св. Василия, писем и стихов св. Григория Богослова, посланий из уз св. Златоуста, невозможно понять их как людей. Из писем видно, как часто им бывало очень тяжело, как мало кто ценил их, и как дорожили они дружбой, как много было у них клеветников и завистников, обвинявших то в ереси, то в канонических нарушениях. После этого только можно и должно полюбить св. Отцов сострадательной любовью, той, которою Сам Христос возлюбил род человеческий, и которой ожидает от своих последователей по отношению друг к другу. Нездоровая любовь к Отцам, которая творит из них кумиров, ставит их на место Христа, как например, у нездоровых обожателей св. Иоанна Кронштадтского, - такая любовь уводит от спасения. Св. Отцов нужно полюбить не как богов, а как людей, какими они были в реальной истории, в своей земной жизни, со своими достижениями, трудами, скорбями и даже ошибками. Сами св. Отцы своим отношением к предшественникам подают нам именно такой пример. Не стоит забывать, что как и все потомки Адама, Отцы получили оправдание о освящение во Христе, в Нем же наследовали и небесную славу. Попытки увеличить их славу с помощью земной также тщетны, как и попытки судить тех, кто уже предстал на суд Божий.

6. Нео-монофизитское искушение в альтернативном православии

В современном альтернативном православии при его общем духовно нездоровом состоянии и низком образовательном уровне постоянно повторяются схизматические искушения, подобные упомянутым выше историческим примерам. В "осколках" РПЦЗ везде декларируется верность св. Отцам и их экклезиологии, но на самом деле кафолическая традиция эпохи Вселенских соборов просто игнорируется, а традиция Русской Церкви дореволюционного периода сознательно отвергается, как якобы "недостаточно православная". Из наследия Зарубежной Церкви выбирается только то, что соответствует весьма поздней радикальной позиции греческих старостильников, близкой к схизматической. Наследие Отцов-основателей, первоиерархов РПЦЗ Антония и Анастасия с собором их соратников также отклоняется. Знаменем новых ревнителей стал лозунг: "вера св. Филарета", а некоторые уже прямо пишут, что митр. Филарет Вознесенский был чуть ли не единственным православным иерархом в РПЦЗ, среди остальных отступников. Сходство с монофизитским лозунгом: "вера св. Кирилла" напрашивается само собой. Дополняет сходство и то обстоятельство, что такая "вера св. Филарета" отнюдь не способствует единению всех исповедующих ее, разбитых на несколько конкурентно-враждебных группировок, включая также и полных "акефалов". Осенью 2008 г. в течение одного месяца состоялось три раздельных собора разных групп, на каждом из которых был отдельно канонизирован митр. Филарет, и на каждом из которых обозначился раскол в соответствующей группе. Всего же таких канонизаций св. Филарета отдельными группировками за последние годы было уже пять! И эти канонизации не только не начали процесс сближения наследников "веры Филарета", но и еще больше отодвинули его, поскольку признавали только акт своей канонизации и не признавали того же действия у соседей, как "незаконный" в "неканоническом сообществе".

Можно еще вспомнить, что первым выдвинул лозунг "вера св. Филарета" Бостонский монастырь в 1986 г и выдвинул его в противовес новому тогда Первоиерарху РПЦЗ митр. Виталию, то есть именно с целью раскола той самой Зарубежной Церкви, которую еще только что возглавлял святитель Филарет. Возглавлялся этот монастырь классическим лжестарцем архим. Пантелеимоном, лишенным сана в РПЦЗ за аморальные деяния, достойным наследником Константинопольского лжестарца Евтихия. Древние монофизиты выдвинули лозунг: "рубить надвое разделяющих Христа" – и действительно рубили. Современные нео-монофизиты пока рубят своих противников в виртуальном пространстве Интернета.

"Парад канонизаций" святителя Филарета имел в виду не его самого, как пастыря и церковного иерарха. Ревнителям не терпится придать святоотеческий авторитет его сомнительным высказываниям о безблагодатности советской церкви, выдвинутым в частной переписке и никогда не навязываемым с его стороны сопастырям. Теперь же, когда "советской церкви" той эпохи уже нет (есть другое более сложное явление), эти слова почившего святителя распространяются его почитателями на весь прочий православный мир, с целью "освятить" единственность и непогрешимость своего самого истинно-православного собрания.

Мы не беремся оспаривать личную святость митр. Филарета. Диодор Тарсийский, Киприан Карфагенский, Августин Гиппонский, папа Лев и папа Григорий и многие другие Отцы, как мы уже видели, тоже были лично святыми людьми. Но некоторые их сомнительные частные идеи уже с самого начала не соответствовали кафолической истине. Когда же духовно поврежденные люди, выдирая эти мысли из их исторического и полемического контекста, доводят их до абсурда и поднимают на свои знамена, освящая авторитетом Отцов, то тогда именно и рождаются ереси и расколы, всякие не православные движения в истории Церкви.

Подлинные почитатели митр. Филарета стали бы ревновать не о его отдельных мыслях, особенно высказанных в частных письмах, а том, чтобы стяжать духовный опыт, в какой-то мере подобный тому, который имел почивший святитель и тождественный опыту его предшественников – основателей РПЦЗ. Этот опыт опирался на многолетнюю глубокую личную жизнь, пастырское служение святителя, терпение скорбей и болезней. Результатом этого опыта было то, что святитель Филарет более всего дорожил единством Зарубежной Церкви, единством с собратьями-епископами, даже с теми, с кем в чем-то был не согласен. Если угодно, это опыт братского сотрудничества с сопастырями при различиях в церковных позициях. Возможно ли себе представить, чтобы святитель Филарет, подобно некоторым нынешним лидерам "осколков", позволил бы себе травлю несогласных с ним архиереев, налагал бы на них прещения или поощрял бы тайные интриги против них? Следовало бы подражать личным пастырским добродетелям святителя, его стилю церковного руководства. Но в этом отношении митр. Филарет не представляет в Зарубежной Церкви чего-то уникального. Он сам исповедовал себя (и справедливо) учеником и продолжателем пастырской школы митр. Антония – основателя Зарубежной Церкви. Поэтому более уместным было бы прославление трех Первоиерархов РПЦЗ, митрополитов Антония, Анастасия и Филарета, а может быть, даже Собора Зарубежных святителей, с присоединением к ним, например, свт. Иоанна Шанхайского, архиепископа Аверкия, архиепископа Виталия (Максименко). Такое церковное действие, как канонизация, должно было бы подчеркнуть согласие Отцов, то общее, что они исповедовали, и на чем стояла Зарубежная Церковь в свои лучшие годы. А именно: отвержение компромиссов с богоборческим злом, сохранение свободы Церкви и духовной свободы христианина от мира сего, поддержание подлинной православно-христианской жизни и свидетельство инославному и нехристианскому миру о богатстве Православия. Это и есть то важнейшее, что сохраняет актуальность и поныне.

Напротив того, современные канонизации одного святителя Филарета имели целью разорвать это единство и преемство отцов, противопоставить одного всем остальным, обособить в его наследии нечто частное и сомнительное. Мы же должны следовать своим отцам Зарубежной Церкви в том, что они, в отличие от нынешних зелотов, никогда не отрекались от своей Матери – Русской Церкви синодального периода, как якобы "недостаточно православной", тем более, никогда не дерзали оторваться от кафолической православной традиции.

1. проф. Спасский "Сиро-халдейские несториане и присоединение их к православной Церкви" С.-Пб., 2007.

2. Н. Селезнев "Несторий и Церковь Востока" М., 2005.

Когда не спишь сутки, голова становится тяжелой, но тело легким, сухим, звенящим, ожидающим отдыха. Когда не спишь трое суток, все чувства словно умирают. Не слышишь ни мускулов, ни собственного голоса, не замечаешь, что ешь и пьешь. Не замечаешь даже, если ничего не ешь.

Мы были в рейде восемь суток. Батальон прикрывал отход на Перекоп. На него наседали силы не меньше двух советских дивизий. Полковник Волховской вызвал нас: надо пройти по тылам, иначе не выдержим.

С Викой Крестовским гуляем мы по красным обозам. Налетаем на лазарет, громим его. Кто отстреливается, тех добиваем. Кто сдается, тот живет. Но сжигаем все, что может там гореть. Хотели раздуть мировой пожар, большевички? Получите махонький пожаришко для начала.

Затем мы врываемся в штаб какой-то части. Часовых просто сшибаем конями. Охрана сдается и даже помогают вывести штабных. Штабные у них пьянь да кокаинисты. Коммунистов мы сразу расстреливаем. Всего их четверо, настоящий интернационал. Латыш Залнынь, китаец Сунь, еврей Зильберман и русский Кусков.

Остальные сидят на земле, трясутся, у многих штаны обмочены. Глаза - пуговицы, носы - подошва. Рожи затравленные. Ни на одном креста нет. Мразь, а не людишки! Мы их порем. Раскладываем все пятнадцать голых задниц на длинном мачтовом бревне, и плетками пошли - вжиг, вжиг! Эта мразь визжит. Но ни один не встал, не повернулся: лучше застрели меня, белый!.. Нет, эти будут визжать, мочиться от страха, только бы жизненки сохранить.

Захваченные в штабе шестнадцать телефонов, два пулемета, трехдюймовую пушку с зарядным ящиком и автомобиль мы заталкиваем в большой сарай. Сарай забрасываем факелами. Выпоротым приказываем: лежать, гаденыши, пока солнце не сядет! А то перебьем!

Сами бросаемся дальше. В набеге на станцию Б-т сбиваем охрану, подрываем два состава с вооружением и снарядами. Весело и громко грохочут они нам вдогонку. Потом мы портим железную дорогу в десяти местах. Делается это просто: ямку подкопал под рельсом, пироксилиновую шашку заложил. Ага! И вывернуло рельс, встал он загогулиной.

Уже было две отчаянные стычки. После второй, увидев, что их не меньше эскадрона да с тачанками, мы разделились. Небольшими командами кружим по степи-матушке. У Вики все продумано. Уход на тридцать верст на север, вглубь красного тыла. Как поется в старинном романсе, «Ты не ждала меня средь ночи...» Походя, подрываем телеграфные столбы, сжигаем склады с фуражом и продовольствием.

Круг размахом в тридцать-сорок верст. Потом возвращение. Сбор у заброшенного хутора Чистого.

Днем раскаленное солнце выжигает каждую клеточку мозга.

Нас в команде двенадцать. Я за старшего. Из старых офицеров со мной капитан Видеман, поручик Костин, вернувшийся в строй после второго ранения, подпоручик Чижов, уже представленный к поручику, два казака, донец Попов и кубанец Мехонько. Остальные - из нового пополнения, но ребята оторви и брось. К Вике вторым сортом не попадают.

Мы медленно едем по степи. Марево на горизонте надоедливо. Оно словно вплывает в мозг. Боже, но почему Ты не погасишь это солнце?

Чижов бьет себя по липким от пота, впалым, небритым щекам. Я трясу головой, потом долго отплевываюсь. В голове как будто все винтики разболтаны, бренчат, грохочут. Мой жеребчик косит глазом, что это там с хозяином стряслось.

«Вань, может, заляжем в ложку где-нибудь, - подъезжает ко мне Видеман. - Хоть часик-другой передохнем. Ребята в седлах не держатся...»

Я смотрю вперед и вокруг. Жар плавит плоские косогоры. Серо-желтая выгоревшая степь. Бирюзовое небо над нею.

«Как же, залегли. А красные черти, Алеша, прихлопнут нас, как мухобойкой!..»

Так и есть, молодой охотник Шевцов, из последнего набора, свалился в пыль. Он все висел на своем дончаке бесчувственным пугалом. Видать, и вовсе забылся. Сразу же вскочил, руками машет, как от мороки отбивается. Ясно, ничего не понимает, пытается шашку вытянуть.

Как и все мы, Костин небрит. Как у всех, у него красные глаза, впалые щеки, сухие губы, выгоревшие брови и усы. Тонкий острый нос облупился. Фуражка сбита на затылок. Гимнастерка выцвела добела.

Он в Офицерском батальоне от Екатеринодара, один из тех тридцати трех.

Тогда пришел с матерью, с двумя сестрами, старшей и младшенькой. Тут же, получив деньги, им и отдал. Был вольноопределяющимся, произведен в прапорщики. Ранен на тех проклятых курганах, где и меня здорово прихватило. Пока я прохлаждался по лазаретам, он участвовал в нескольких серьезных делах. Получил Георгия 4-ой степени. Этот белый эмалевый крестик - единственное светлое пятнышко на его пропыленной фигуре.

Такие же пропыленные, пропахшие едким потом, прокопченные на безжалостном таврическом солнышке и все мы.

«Конные справа, впереди!» - тревожно подает голос Попов.

Мы приостанавливаемся, приподнимаемся в стременах. Сердце начинает стучать. Дыхание перехватывает.

Из степи по направлению к нам быстро движется отряд. Кроме нас да ребят Вики Крестовского, здесь белых нет. Но это не Крестовский, отряд значительно больше. Это кавалерийская сотня, позади - их тачанки, ездовые нахлестывают пары.

«Хрен редьки не слаще», - подводит итог пожилой казак Сапрунов.

По пыли, по быстро увеличивающемуся пятну, я понимаю своим воспаленным мозгом, что принимать бой - все погибнем. От меня теперь зависит жизнь ребят. Я должен принять единственно верное решение.

«Уходим! Капитан Видеман, Попов, Мехонько, Сапрунов, Можальсков - через пару верст отделяетесь и влево, в сторону Никольщины. Остальные при мне!»

«Нда-с, вот и вздремнули!» - сухо клекочет Видеман, поворачивая своего Гнедка.

Сначала рысью, потом и в галоп мы мчимся прочь. Все, как приказано: через пару верст группка Видемана отделяется и уходит влево. Мы семеро сначала галопируем прямо, потом резко сворачиваем вправо. Если мне не изменяет память, там в десяти-пятнадцати верстах будет старый ерик, поросший камышом. В камышах сможем переждать.

Красные не ожидали от нас такого маневра. Пока они напрягают свои прококаиненные мозги, что делать, мы уже далеко. Ни выстрелов, ни разрывов ручных гранат не слышно. Дай-то Бог, чтобы и ребята Видемана успели куда-нибудь залечь.

Сонного тления как ни бывало. Наши кони летят ветром в поле. Пот враз высыхает на лбу. Образуется соляная корка. Ее стираешь рукавом. И кожа снова впитывает, вбирает каждой порой горьковатый степной ветер.

Потом снова переходим на быструю рысь. Еще через пару верст на медленную.

«Оторвались, Иван Аристархович?» - это Костин.

Мы молчим. Прислушиваемся. Лошади чутко поводят ушами. Что-то тревожит и нас в этой бескрайней выжженной солнцем степи. Но что? Ведь ушли...

Нет, не ушли. Неожиданно из-за лысого, истоптанного овцами косогора вывалили они на нас. Не меньше сорока всадников. Тоже вояки опытные, это видно сразу. Рассыпались в лаву, ревут свое «ура!», пики выставили, из карабинов по нам палят.

Бросились мы вперед. Заревели навстречу красным. Бьем в них из карабинов. Рвем шашки из ножен. Схлестулись. Я расстреливаю магазинную пачку. Выхватываю наган. Вот солнышко и затянулось смертною кисеей. Вскрикнул кто-то позади меня. Значит, пуля достала молодца. В пыли сбились наши кони. Жестока схватка. Помню, что бью я из нагана по красному казаку. А он от пуль моих уворачивается, скалится чертом неуловимым, шашку заносит. Но вдруг откинулся назад, шашка выпала. Вижу, что прямо с боку его Шевцов из карабина снял. Нет такого красного черта, которого бы не сбила офицерская пуля.

Тут и самого Шевцова смерть настигла. Ударил его красный конник пикой в спину, сшиб с коня. Я в этого краснюка две пули всадил. И еще бил бы, да кончились патроны в моем нагане. Я со своего жеребчика нагнулся, карабин Шевцова подхватил. И вовремя! Свистнула шашка надо мной, да только воздух рассекла. Когда я поднялся, увидел, как здоровенный детина на огромном битюге в самую свару врубился. И тут же вторым взмахом - по шее поручику Костину. Костин возле своей кобылки стоял, как он вылетел из седла, я не видел. Только теперь пытался назад вспрыгнуть. Отлетела его голова, ударил фонтан крови!.. Завизжал я нечеловечески, рванулся к детине, из карабина по нему бью, пулю за пулей всаживаю... И в еще одного. И в следующего...

Втроем оторвались мы. Со мной Чижов, с рассеченным плечом, да Свириденко, молодой широкоплечий хохол с усами старого, времен Тараса Бульбы, запорожца. Красные нас не преследовали. Тоже потеряли человек двенадцать-пятнадцать. Еще трех добить - себе дороже станет.

Верст пять шли мы аллюром по выжженной степи. Синее небо, серая степь, бурый сухой ковыль по земле стелется. Ветер колыбельные вспоминает. Не сдаемся мы, идем ровно и быстро. Потом придержались. Сердце никак не могло успокоиться. Билось, билось. В ушах шум, посвист и стук. Сошли с коней. У них морды в пене. Ушами прядут, на нас косят. Чижову было плохо. Вся гимнастерка темная от плеча и вниз. Кровь надо было остановить.

Я сделал перевязку. Чижов скрипел зубами и кряхтел, как старик. По его лицу обильно тек пот. Мы допили последнюю воду из баклажки.

Когда запрокинул я голову, то увидел: высоко в небе - орел. Ходит широким кругом. Может, за нами присматривает. Нет, орелик, ищи себе красную падаль на обед. Мы еще живы!

Снова в седла. Пытались найти ерик, там и укрыться. Но ни ерика, ни хоть какой-то поросли не было. Ехали шагом. Одна серая бесконечная степь, одно безумное палящее солнце. Которому было все равно, кто и как сегодня погиб.

«Не найти нам камышей», - сказал я, не узнавая своего голоса.

«Ничего, Иван Аристархович, давайте сразу на Никольщину», - ответил слабо Чижов.

Мы стали заворачивать еще шире вправо. Хотя кто знает, вправо ли, влево - сделали еще один круг по степи, и уже в синих душных сумерках увидели какое-то сельцо. Десятка полтора-два хат. Окна светятся. Перед нами рощица. Дорога тянется вдоль полей. Поля сжаты, стерня да пыль - все их обличье. Да луна выкатилась совсем некстати. Никольщина ли это, еще ли какое-то селение, сказать трудно.

«Мабуть, цэ е Ныкольшчина, хосподын капытан?» - подает голос Свириденко.

Нет, в селение это мы входить не будем. У рощицы подождем утра, там разберемся. Потом нужно все равно двигаться на хутор Чистое.

Никольщина - это крохотное сельцо-экономия. Мы там были месяц назад, всем батальоном. Запомнили вкусную воду в колодцах. Такая она была вкусная, что мы тогда пили и пили ее. Вместо кваса, вместо пива, вместо молока. Утром, днем и вечером. А местные мужики только посмеивались: добра водица-то? Вот так-то! К нам из Аскании-Новой приезжают, канистрами воду берут. Пейте, офицерики, что ж, воды-то не жалко, другая натекет...

Когда подъезжаем к рощице, тихий свист останавливает нас.

Экий ловкач! Сам сел в дозор, своим ребятам дает отдохнуть.

Мы падаем с наших коней, оставляя их нерасседланными. Они постепенно успокаиваются, изредка всхрапывая в ночи. Костра мы тоже не разводим. Сия роскошь нам нынче не позволительна. Не хватало еще, чтобы к нам ночью подобрались.

«Слышали давеча стрельбу, - тихо говорит Видеман. - Это вы?»

«На крупный разъезд нарвались, Алеша. Четверых потеряли. Шевцова, Костина, Батожкова и Лепилина».

Я рассказываю, как было дело. Видеман опустил голову, согнулся. Заметил я, что мы все чаще и чаще гибель наших ребят воспринимается как нечто несправедливое. В Первом походе, в боях на Кубани, в Донбассе, у Ростова, в нашем рывке на север, на Москву, смертей было не меньше. Каких людей теряли! Золотую молодежь. Цвет армии, самых честных, чистых, жертвенных. Но тогда это было объяснимо: мы за Россию дрались.

Чем объяснить наши сегодняшние потери? Когда Россия подлегла под эту большевицкую мразь, как...

Чижов и Свириденко в это время приняты остальными. Нас теперь всего восемь человек. Да, надо выбираться. Сначала до Чистого, на соединение с Крестовским, затем к батальону. А пока отдых. Сон! Скоро все засыпают, кто где, кто как. Кто подложив сумку под голову, кто - просто кулак.

Примерно в час ночи Видеман меня расталкивает:

«Ваня, посиди за меня. Возьми еще кого, а то я Богу душу отдам!»

Четыре часа сна меня ничуть не взбодрили. Я чуть не выдал бравому капитану по первое число. Но вовремя спохватился - он же нес охранение все это время.

Потом скорчившись, сижу в кустах, прислушиваясь, вглядываясь в блестящую дорогу на Никольщину. Опять думаю о чем-то. О том, как не удалось нам увернуться от краснюков вчера днем. О том, еще четверых не стало с нами. И за это надо бы еще потрепать красный тыл - перебить не меньше четырех сот. О том, что Крестовский, наверное, уже давно поджидает нас на Чистом...

В предутренних густых сумерках от Никольщины проползла повозка. Мужик на облучке курил, запах душистого самосада принесло ко мне утренним ветерком. Стало даже зябко. Ребята в рощице храпели - ну, чисто Соловьи-разбойники! Ах, если б так прохладно было бы весь день. Не восходи, солнышко жаркое. Задержись хоть на один денек. Дай нам всыпать этой красной нечисти еще разок и - айда через их позиции к своим!

«Господин капитан, - громко шепчет со стороны кто-то. - Иван Аристархыч!»

Трясущимися руками достаю коробок спичек, чиркаю одну. Небритое лицо Костина возникает в слабом неверном свете спички. Фуражка все так же сдвинута на затылок. Тонкий острый нос. Глаза... его глаза...

«Я вас искал, искал... Потом собразил, что вы на Никольщину поскакали!»

«Господин капитан, вы отсюда уходите, на Никольщине красные... Поутру уходите. Сейчас они не сунутся, а с восходом солнца...»

«Нет, я за лошадью спрятался. Убили мою Векшу. Потом я какую-то красноармейскую лошадь поймал, за вами угонялся...»

«А я тут за вас побуду, не впервой в дозоре...»

Так настойчиво. Не знаю, почему, но я не спорю. Уступаю ему место за кустом. Сам делаю несколько шагов в сторону и просто падаю на траву. Трава росистая, приятная, прохладная. Это последнее, что остается в моем сознании. Потом тьма.

Толчок в плечо будит меня. Вижу лицо Сапрунова, склонившегося надо мной.

«Пора двигаться, - говорит Сапрунов. - Мы только из разведки. В Никольщине красные. Не меньше роты, два пулемета...»

Сажусь на земле. Подтягиваю сапоги. Во рту сухо и противно. Уже утро. Солнце упирает мне свой луч в темечко.

Сапрунов странно посмотрел на меня. Но я не обратил на это особого внимания. Офицеры и казаки уже садились на коней. Мой жеребчик ждет меня. Увидел, всхрапнул, узнавая.

Два дня мы не поили лошадей. Что ж, выносите, родимые!

Я заношу ногу через седло. Сажусь. Алексей Видеман подъезжает:

«Мехонько и Сапрунов ходили в Никольщину. Разведали все».

«Не надо было им ходить. Могли раскрыть нас. Костин же рассказал...»

Видеман пристально смотрит мне в лицо. Но ничего не говорит. Машет рукой другим, приказывая следовать за ним. Когда мы выбираемся из рощицы, я по привычке пересчитываю людей. Восемь вместе со мной.

Встающее солнце бьет нам в лицо. Это хорошо. Это значит, что красным со стороны Никольщины оно тоже бьет в лицо, и они не видят нас.

«Алеша, а где Костин?» - спрашиваю я Видемана.

Он отстраняется, словно бы лучше меня рассмотреть.

«Но он вернулся. Под утро. Сказал, что выскочил из той переделки. Он же и сообщил, что в Никольщине красные...»

В глазах Видемана не то жалость, не то еще что-то. Белесые у него глазки. С повыгоревшими ресницами. Хлопает он веками, отворачивается.

«Нет, Иван Аристархович, может, привиделось тебе. Все же больше недели с коней не слазим. Спим в седлах...»

На этот раз без особых происшествий мы покрыли около сорока верст еще до полудня. Красных больше не встречали. На хуторе, не обозначенном ни на одной карте, смогли напоить коней. У старика-хуторянина купили молока и хлеба для себя, два мешка овса для коней. Собрали, у кого что и сколько было. Плата оказалась разнобойной. Я дал царскую кредитку-десятку. У Можальскова оказались советские бумажки. Попов выложил кучу «колокольчиков». Кто-то подбросил сверток ничего не стоющих керенок. Видеман пошарил в своих карманах и извлек Государев серебряный рубль. Положил его поверх бумажного вороха. Подмигнул старику:

Хуторянин покачал головой, но деньги аккуратно собрал и унес в хату. Потом вышел, вынес нам хлеба. Был тот хлеб нарезан большими неровными ломтями. Мы его ели, запивая молоком. Никогда больше в своей жизни я не едал ничего более вкуснее.

Когда уезжали с хутора, старик вдруг взялся за уздечку моего жеребца.

«Так что, если охвицерик тот вернется, што ж сказать ему?»

Что-то защемило у меня в сердце. Стоял он передо мной, старый, жилистый, с жилистой же шеей, с натруженными коричневыми руками, светлыми глазами вопрошал. А мне и сказать нечего. Не могу я выдать путь нашего следования. Если он с красными связан, так и будут ждать нас у Чистого.

«Скажи, чтоб шел до батальона. Прямо до батальона».

И снова в пути. Идем на рысях. Обок старинного шляха, чтобы не нарваться опять на красный разъезд. Запах конского пота. Сухие удары копыт о выжженную землю. Опять орел в синем поднебесье. И солнце палит неимоверно.

Но нам намного лучше. Мы сыты, мы выспались, если можно это назвать сном. Кони наши накормлены и напоены. За три часа ходкой рыси вышли на Чистое. Хороший хутор. Славное название! Оно и есть Чистое. Речка понизу извивается, берега поросли таволгой да густой травой. По лугу коровы бродят. Пастушок сидит в сторонке. Мы на него сверху, с дороги поглядываем, а он - словно не замечает нас, конных.

Дальше, за излучиной, открываются посадки. Это сады яблоневые да вишенники. На всю округу известно Чистое своими яблоками и вишней. Мы тогда, месяц назад, через него проходили, яблок сладких наелись, в фуражки напихали, за пазуху, в карманы - весь батальон яблочным духом пропитался. А дальше - постройки хуторские. Всего и было-то полторы улочки. Там теперь ни души. Когда-то была жизнь, но ушла, источилась она от налетов бандитских, да от дневок наших. Остался этот пастушок. Мы его помним, Илюшкой зовут, внучок деда Ардалиона. Дед - сторож для сада, присматривает за брошенным хутором.

«Что-то не видно наших башибузуков», - подъезжает ко мне Видеман.

Мы долго всматриваемся в белые пятна домов посреди зелени. Зной становится совсем нестерпимым, особенно теперь, при виде речки. Броситься бы вниз, прямо на конях, да в прохладную живительную воду.

Наконец, из-за ближних яблонь доносится довольный голос хорунжего Шепеля:

Мы рассмеялись. Вика Крестовский вышел нам навстречу, карабин на плече.

«Нет и нет вас. Мы уж говорим: никак, на Москву маханули, решили брать ее сами!»

Вечером, выставив ночные дозоры, мы сидим в просторном хуторском доме. Окон в нем нет, кто и при каких обстоятельствах повыбил, неизвестно. Мебель вся переломана, ни одного стула целого не осталось. Офицеры и казаки устраиваются на ночлег. При помощи деда Ардалиона натащили свежего сена, набили им большие рогожные мешки, а то и так навалили и сверху набросали всевозможных тряпок.

Нашему Чижову все хуже. Его уложили в соседней горнице. Его трясет в лихорадке. Дед Ардалион колдует над ним. Он сам перевязал его и вычистил нагноившуюся рану. Сварил отвар из трав, поит его. Чижов исходит потом и стонет.

Вика выслушивает мое донесение о нашей стычке. Оказывается, он уже связался по телеграфу с полковником Волховским. Телеграф в двенадцати верстах, на станции. Перекликались открытым текстом, без шифрования. Чего там шифровать? И так красным понятно, что гуляет по их тылам неугомонная полусотня.

«Как бы там ни было, а Василий Сергеевич просит подмочь еще», - говорит Крестовский и несколько раз поворачивает голову вправо-влево.

Это он делает такие упражнения. У него от сна в седле да на мешках с сеном опять начались боли в шее. И водки нету.

«Мне Костин доложил, что на станции Бычково стоят...»

«Виктор Георгиевич, - подает голос Видеман. - Костина убили!»

«Чушь, он обогнал вас на полтора часа, - отвечат Крестовский. - Только был здесь. Докладывал, что на станции Бычково стоит два воинских эшелона. Один - с продовольствием, фуражом, амуницией, запасными частями к автомобилям и орудиям, бочками с керосином. Охрана - полурота. Другой - новобранцы, винтовок им еще не дали, числом до батальона...»

Я смотрю в упор на Видемана. Он не опускает глаз. Потом взглядывает на Крестовского.

«Господин подполковник, осмелюсь внести поправку, - громче говорит он. - Поручика Костина убили. Иван Аристархович лично был свидетелем...»

Теперь Вика уставился на нас, как на запечных привидений. Потом резко поднимается и кричит в открытую дверь:

Приземистый хорунжий, брякнув шашкой о косяк, выходит.

Мы сидим молча. Это безумие должно чем-то закончиться. Либо сейчас войдет Костин, живехонек-здоровехонек, либо вернется Шепель и скажет, что никакого Костина нигде нет.

Неожиданно, совсем близко бабахнуло орудие. За ним второе. Потом пулеметная трескотня, винтовочные выстрелы. В дом заскакивает Илюшка, истошно кричит:

Мы выпрыгиваем кто в дверь, кто в пустые окна. Уже горит какой-то сарай. В отблесках пожара мечутся конники. Выследили таки нас! Что ж, держись, голова, чтоб плечам не легчало! А ну-ка, ножки, побегайте-ка! А вы, ручки, держите наган покрепче! А ты глазок, прицелься пометче! Эх, семи смертям не бывать, а одной не миновать. Примите, «товарищ», эту пулю к сведению!

Отряд отбивается. Бьем из карабинов, из наганов и браунингов, разбрасываем ручные бомбы. Мы с Видеманом, подхорунжим Гребневым и Поповым отстреливаемся из-за плетня.

Первая растерянность быстро прошла. Ей на смену - холодное ожесточение. Захотелось, краснюки, наших жизней? По товару и цена, подходи, над мошной не трясись, давай-давай развязывай.

Гребнев молодцом, из своего карабина уже четвертого всадника снимает. Попов широко размахивается и далеко выбрасывает ручную бомбу. Она рвется с треском и грохотом. Кажется, из них никого не задела. Но в бою не самое важное - убить. В бою часто требуется иное - переломить своей волей их волю. Вбить им страх в сердце.

А вот и Вика на своем белом жеребце. С ним несколько его «башибузуков». Визжат, шашками секут. Настигли тачанку с пулеметом. Возницу сбили, зарубили. Один из охотников прямо с коня - и в шарабан, тут же за пулемет и давай жечь красных.

Ночной бой особенный. Редко когда его дают или принимают. В ночном бою и своих можно положить, и врага не достать. Но если уж он навязан, ночной бой, то тут уже держись до конца. Либо ты, либо тебя!

Я расстреливаю все патроны из своего нагана. Кажется, попадаю все-таки еще в одного красного. Но больше мне стрелять нечем. Тогда я перемахиваю через плетень:

Я бегу к темному пятну. Это красный кавалерист, сбитый не то Поповым, не то Видеманом. Его карабин валяется неподалеку. Свет пожара льет кровавый отблески на черную улицу, на всадников, на белые стены. Я добегаю до трупа, поднимаю карабин, передергиваю затвор.

Из-за угла прямо на меня вываливают конные, ревут, несутся. И сердце мое сначала замирает в испуге, потом вдруг успокаивается. Но хоть одного я еще успею снять!

Прикладываю щеку к прикладу. Наугад почти стреляю. Всадник слетает с коня.

Оборачиваюсь - Костин. Все так же заломлена фуражка, все так же небриты щеки. Разве что глаза в отсветах пожара поблескивают незнакомо.

У него в руках тоже карабин. Значит, все-таки жив. Значит, привиделось мне, как рубит его голову детина на битюге. Вика был прав. Это у меня от недосыпа в сознании все набекрень, мозга за мозгу цепляется, глупости всякие лезут.

Костин начинает всаживать пулю за пулей во всадников. Мне ничего не остается делать, как поддержать его. Как это девки у нас пели: «А мы горох сеяли, сеяли, сеяли...»

Тут и Видеман с Гребневым подскочили. И вот нас уже крепкое ядро, бьем по красным!.. И Крестовский снова налетает сбоку. А пулемет трещит и трещит, только теперь уже косит красных. Поняли они, что не их это бой, побежали по кустам, по огородам, стали перепрыгивать по-за плетни и теряться со мгле.

Через четверть часа мы быстро оставляем хутор. Потому что нападавшие добрались до своих артиллеристов. Их пушки снова начали обстреливать эти полторы улочки. Мы забираем Чижова, один из охотников подхватывает Илюшку на коня, дед Ардалион машет нам: да идите вы, идите!

Уже под утро, верст за семь-восемь от Чистого мы очухались. Пересчитались. Славное дело, ни одного не потеряли. Подпоручик Щукин легко ранен в ляжку, царапина, хотя и кровоточит. Урядник Семенов ранен в предплечье, пуля прошла под кожей навылет. А больше - никаких потерь! Зато тачанку с пулеметом взяли, да пяток карабинов захватили. Пусть в пулемете патронов всего одна неполная лента, но нам и такая малость в немалую крепость.

«Подожди, Вика, а где Костин? Он же рядом с нами был, - вдруг вспомнил Видеман. - Я сам его видел. А, Ваня? Вы же вместе отстреливались...»

«Кто-нибудь видел поручика Костина?» - спросил Крестовский.

Нет, после ночного боя его никто не видел. В бою же видели только мы, Гребнев, Попов, Видеман да я.

«Потеряли?» - задумчиво спрашивает Крестовский.

Справа, в предутренней синей дымке чернеет ложок. Вика вдруг командует:

«Айда, ребята, на Бычково. Проверим, что там за новобранцы!»

До Бычкова всего версты три-четыре. Мы их в десять минут покрываем. И всей силой тридцати шашек врываемся на станцию. На путях и впрямь два состава. Возле одного несколько красноармейцев. Они сидят вокруг костров, винтовки в пирамидах. Часовой только и успел сделать один выстрел. Но тут же срубил его Сапрунов, как лозу на учении. Остальные руки подняли.

Из другого эшелона начали было выпрыгивать какие-то. Мы им по-над головами прострочили из пулемета. Они тут же на землю попадали. Два красных командира попытались отстреливаться - тут же сняли их «башибузуки» Крестовского.

«Сдавайся, красное сучье! - заревели десятки глоток. - Посечем из пулеметов! Артиллерия, взять на прицел эту банду!»

Перепугались красные. Себе и вопроса не задали, как так могло случиться, что белые с пушками, с пулеметами, с бомбами - и у них в глубоком тылу? Ну, дак волосьями дурость не прикроешь.

Триста восемь человек попало к нам в плен. Мы их всех разоружили, назад в вагоны загнали. Вагоны закрыли. Паровозную бригаду вытащили из станционного помещения. Машинист, по-видимому, коммунист, костистый, злобный, с гнилыми прокуренными зубами, ощерился: ваша песенка спета, белогвардейское...

Шепель оказался ближе всех. Рубанул шашкой наискось. Жуткое это представление. Но мы смертушку во всех видах видывали.

Кочегар и помощник машиниста тогда сразу в один голос: приказывайте, что делать.

Вика послал охотников проверить, что в остальных вагонах. А там оказалось в несчитанном количестве летнего обмундирования, новых сапог, ящиков с американскими консервами; три вагона забиты мешками с овсом, еще в одном - взрывчатка, капсюли, запасные части к орудиям, разобранные моторы для автомобилей, колеса к ним же...

Все точь-в-точь доложил Вике поручик Костин.

Часа не прошло, как длинный состав прогрохотал мимо опустевшей станции Бычково.

Я сидел на открытой платформе, сразу за паровозом. Около пулемета, обложенного мешками с песком. Теперь к нашему пулемету у нас было триста или четыреста лент. Рядом со мной - Шевцов, Можальсков и Щукин. Алексей Видеман с еще двумя охотниками заняли место в паровозе, следили, чтобы помощник машиниста с кочегаром не вздумали свернуть с прямого пути. Остальных своих «башибузуков» Вика Крестовский распределил по вагонам и площадкам. Сам с тремя-четырьмя охотниками в последнем вагоне, с лошадьми.

И все мы... в шлемах с красными звездами, в новеньких гимнастерках, даже с красным флагом над одним из вагонов.

Как подкатываем к какому полустанку, видим обходчиков, еще каких-то людей, я в стенку вагона прикладом винтовки стучу:

Видеман выскочит на угольный тендер паровоза:

«Сукины дети! Ровнее и громче! Запевала, плохо будешь петь - лично повешу на водокачке...»

Семьдесят верст, по степи, по желто-серой выгоревшей земле, прямо до линии фронта промахнули, как и не видели. Где какие дозоры встречаются, останавливаются, вслед нам смотрят. На станции хотели было нам стрелку перевести, но бородатый Мехонько высунулся из будки:

«От я те поперевожу, я те поперевожу. Дорогу красным героям!»

На папахе у него красная полоса, в руках карабин, сам - зверь зверем. Кто там у стрелки был, так и прыснули тараканами. А мы - дальше, дальше! Под палящим нестерпимо солнышком. Которое, однако, теперь будто подгоняло наш паровоз. А тот белой одышкой пара и черными клубами дыма возвращал ему свое.

Промахнули мост через реку. Кажется, все-таки кто-то дал знать красным, чтó за состав на всех парах мчится в сторону белых. На последнем разъезде ожидали нас, ударили по нам ружейным огнем. Я с Можальсковым туда сразу же длинную очередь влепил. Так доказательно протрещал «максим», что красные сразу замолкли.

На подъеме другие попытались за нами угнаться. Красный полуэскадрон в намет ударился. Там уже Вика Крестовский с тыла заправил им. Уже по одному тому, как стали сыпаться красные, стало ясно, что не только американские консервы и овес нашел Вика. Опять удалью стали охотники пробавляться - враз десяток красных слетело с коней.

«Петь, подлюки! Быстро «Варшавянку» запевай!»

Видеман повернулся ко мне, сверкнул белыми зубами:

Так мы с этим красным флагом с расположение нашего батальона и въехали. На станции М-во увидели вдруг знакомые лица: вот полковник Саввич, вот штабс-капитан Никитин, а дальше Гроссе, поручик Лепешинский, Алеша Беме с рукой на перевязи. Вокруг солдаты и офицеры. И конечно, сам полковник Волховской, стоит, опирается на свою палочку.

«Здравствуй, Иван Аристархович, - протянул мне ладонь Волховской. - С возвращением. Сколько, говоришь, пленных? Триста восемь?»

Глаза его светлые на темном, побуревшем от зноя лице улыбаются. Радостно нашему полковнику видеть своих офицеров целыми и невредимыми.

«То есть, что значит «откуда»? Сам же послал мне поручика Костина. Час назад он лично доставил донесение...»

Из вагонов и с площадок подбегали охотники и казаки Вики Крестовского, сбрасывали с себя островерхие шлемы, топтали их ногами. От паровоза шел капитан Видеман, по ходу распоряжаясь, чтобы кто-нибудь сорвал красную тряпку с вагона.

«Твоей собственной рукой, Иван Аристархович написано», - спокойно говорит полковник.

Полковник Волховской шарит по нагрудному карману френча. Но нужной бумаги не находит. Оборачивается к полковнику Саввичу:

«Нет, Василий Сергеевич. Сам помню, как ты его именно в этот карман вложил...»

Неожиданно все замолчали. Все, до единого человека на станции. Офицеры, солдаты, казаки, охотники, пленные красноармейцы. Все сотни и сотни людей на станции. Какой-то необъяснимый, страшный, истинно леденящий миг. Только лошади мирно похрапывают. Да паровоз впереди отдувается последними парами.

Полковник Волховской поднял голову. Мы сделали то же.

Там, в невыносимо глубокой небесной синеве парил орел. Точнее, свой круг он закончил и теперь уходил куда-то вдаль, плавно, редко и сильно взмахивая крылом и исчезая в этой знойной полуденной синеве.

В ОН интересуются защитой в РФ исключительно не православных религиозных организаций и не русского населения!

Посвящаю этот рассказ моему другу, Русскому человеку, издателю и публицисту профессору Юрию Солдатову и его семье. Умнова Л. А.

Годы шли, а добрейшие супруги – мои соседи по даче оставались бездетными. Звали их дядя Миша и тетя Лида. Однажды дядя Миша ездил на Карпаты. Там в районе Карпатских гор, на базаре, он купил сурка и привез его к себе в Филевский дом-дачу. Это ручной зверек. Он отзывается на кличку «Сурик». Во время трапезы супругов сурок становился на задние лапки, а передние – устало поджимал к телу. Он был настолько скромен и деликатен, что лапки никогда не протягивал и даже мордочку не пытался положить на стол. Сурик тихо и спокойно стоял возле стола и внимательно смотрел на супругов: тетю Лиду и дядю Мишу, умными и черными глазками. Ну, разве можно было отказать в лакомствах такому симпатичному «человечку»?

Больше всего Сурик любил морковку и молоко. Когда ему наливали молоко в миску, он громко чавкал, а потом, набрав, молока, запрокидывал голову. Этой своей повадкой сурок напоминал пьющую птицу, или полоскавшего горло человека.

Сурок всегда забавлял супругов, когда, с видом хозяина, беззаботно, вразвалочку, разгуливая по дому, слегка волоча брюшко по полу.

Сурик был очень опрятный и чистоплотный зверек. Он нигде и никогда кроме ящичка с ухой травой не оставлял никакой грязи. Иногда дядя Миша выводил сурка погулять на поляну. Тот с удовольствием щипал травку, не показывая ни малейшего поползновения убежать.

У Сурика (на языке сурков он звался Марми) остались в Карпатских горах целые квартиры: летняя и зимняя. Обе они располагались под землей под землей, у границы вечных льдов и снегов, между двумя крутыми обрывами. Летняя квартира служила Сурику убежищем от хищных птиц и зверей. Она помещалась не глубоко под землей, и также как зимняя квартира, имела узкий вход, в который человеку трудно было просунуть кулак.

Когда Сурик приступал к отделке своих квартир, он работал умело. Небольшую часть земли выбрасывают наружу, а остальную утрамбовывал так, что стены его помещений становились крепкими и гладкими. Особенно тщательно Сурик отстраивал зимнюю квартиру. В ней он соорудил большие коридоры – проходы с вентиляцией. На перекрестке коридоров Сурик устроил туалетную комнату, где полотенцами служила душистая трава. Каждый год, на зиму, сурок Сурик обновлял запас травы: старую выбрасывал и приносил новую, свежую. Он запасал траву в таком количестве, что о нем ходили слухи, будто он, чтобы поскорее и побольше набрать травы, ложился на спину, а его сурчата набрасывали на него сухую траву и, как сани с сеном, волокли его к дому. Так действительно поступали другие сурки. Он сам общипывал траву, сушил ее и небольшими пучками таскал в свою нору. Стоял летний, теплый денек. На небе не было видно и облачка: ярко зеленела трава, сверкая на солнце бусинками изумрудной росы. Сурик-Марми решил погулять. Он просунул мордочку из норы, потом вылез, огляделся по сторонам и увидел, что вокруг все тихо, и нет никакой опасности. Вслед за сурком-папой ловко вылезли из норы сурчиха с сурчатами.

Они сначала погрелись на солнышке, а потом всей семьей стали бегать друг за другом, играть в разные игры, прыгать и кувыркаться.

Вдруг Сурик зацепился задней лапкой за какой-то крепкий корень, который цепко обвился вокруг его второй задней лапки, он рванулся и запутался всем телом. Сурик-Марми оказался в плену, и от ужаса и горя по его мордочке из черных глаз побежали слёзы. Вдруг зверек увидел человека, который приближался к нему! Вот он совсем рядом, этот страшный человек! Что ему нужно? Тут Сурик вспомнил о семье и громко и пронзительно свистнул. Сурчата знали, что это сигнал тревоги и начали быстро по очереди проваливаться в норный вход! За ними вслед камнем скатилась в норку сурчиха-мать. Все семейство замерло в страхе. Марми со связанным, словно окаменевшим тельцем и полным страха и ужаса сердцем, ждал своего смертного часа: он был уверен, что человек-охотник обязательно его поймает и съест! Тут он увидел, что ужасный, тревожно пахнущий человеком и железом, охотник наклоняется к нему, и почувствовал, что кто-то его схватил огромными лапами и потащил.

Потом сурка в беспамятстве засунули в мешок и увезли далеко от дома, от сурчат и сурчихи. Так Сурик-Марми попал к людям: тете Лиде и дяде Мише. Первое время он так тосковал, что не мог ничего есть. По ночам ему снилась зеленая лужайка, покрытая травой. Во сне он видел своих маленьких ласковых, послушных сурчат и добрую, нежную и заботливую сурчиху. Но прошлого было не вернуть, и Сурик-Марми понемногу стал привыкать к людям!

Целое лето он радовал тетю Лиду и дядю Мишу. Брал у них из рук морковку, пил молочко, позволял себя гладить. Но с наступлением осени сурок перестал есть, и стал куда-то пропадать.

С наступлением октября Сурик-Марми забеспокоился. Он волновался, хотя знал, что Михаил и Лидия его очень любят, да и сам он всем сердцем, как благодарный зверек, привязался к супругам. На его брюшке появился жирок, а это значит: пришло время, уходить в долгую, зимнюю спячку! А жирок с каждым днем нарастал все больше и больше. Сурика клонило ко сну и ему совсем не хотелось есть.

«А что, если я засну прямо в койке или на террасе?», – рассуждал Сурик-Марми.

Однажды теплой осенней ночью он воспользовался тем, что дверь, ведущая с террасы на крыльцо, была открыта. Сурик-Марми знал, что супруги часто спали с распахнутой дверью, чтобы из сада в комнату шел свежий воздух и проникал аромат цветов.

Сурок бесшумно спустился в сад. Он обошел террасу и в самом дальнем углу сада, там, где терраса соприкасалась с забором соседей, нашел подходящее место для рытья норы. Наконец, когда построенная по всем правилам зимняя квартира была готова, наш герой забрался в спальню и …

Последние дни жизни у супругов Сурик-Марми очень волновался. Он знал, они его горячо любят, да и сам он всем сердцем привязался к супругам.

«У меня на брюшке появился жирок, а это, значит, пришло время, уходить на долгую, зимнюю спячку»,– думал он. А жирок с каждым днем нарастал, сурка неудержимо клонило ко сну и ему больше не хотелось есть.

«А что, если я засну прямо в комнате ли на террасе. Ведь они подумают, что я умер», – рассуждал сурок.

Однажды теплой осенней ночью сурок воспользовался тем, дверь, ведущая с террасы на крыльцо, была открыта. Сурик-Марми знал про открытую дверь.

Не производя шума, он спустился в сад, обошел террасу и в самом дальнем углу сада, там, где терраса соприкасалась с забором соседей, нашел для норы подходящее место. За одну ночь справиться с работой было трудно, поэтому сурок под утро, пока тетя Лида и дядя Миша спали, вернулся в дом. За завтраком супруги стали угощать морковкой, но зверьку совсем не хотелось есть, и он от завтрака отказался. Вялый и сонный, Сурик-Марми бродил по комнатам, дожидаясь, когда вновь наступит долгожданная ночь, и можно будет вновь приняться за работу. Несколько раз по ночам он спускался со ступенек террасы в сад, пробираясь к норе и продолжал с упорством работать. Наконец, когда построенная по всем правилам зимняя квартира была готова, сурок забрался в спальню–самый дальний угол его норы, но не заснул глубоким сладким сном до весны..

Усталый, после тяжелой работы он свалился, как говорится без задних ног, в своей спальне, он совсем окоченел: тельце его вытянулось. Температура его тела снизилась. Дыхание у него было еле уловимым, и только раз в сутки сурок незаметно, потихоньку вдыхал воздух. Он впал в анабиоз, как сказал бы любой биолог. Многие крупные грызуны средней полосы периодически впадают в спячку, а уж сурки засыпают зимой все без исключения, потому в домашних содержать их сложно; даже поговорка есть такая: спит как сурок. К таким относился и наш друг – домашний сурок. И теперь он залег на зимнюю спячку.

Если бы тетя Лида и дядя Миша, найдя своего любимца в норе под террасой, принесли его в комнату и отогрели, то сурок начал бы сначала похрапывать и смешно втягивать носом воздух, вытягивать лапки и все тельце, а потом проснулся и стал бы есть. Жаль, что всего этого не знали наши добрые знакомые.

Они-то думали, что их питомца поймала и растерзала какая-нибудь собака (от кошки бы он отбился) или кто-нибудь украл, так как сам зверек убежать от них не мог. Прошла зима, наступила весна. Безутешные супруги скорбели, тетя Лида украдкой, чтобы не расстраивать мужа, плакала. Но поиски сурка ничего не дали, на объявление никто не откликнулся, посещение живого уголка соседнего дома пионеров также ничего не дало: в нём вообще не было сурков, а только белые лабораторные мыши, кролики и морские свинки. Тетя Лида и дядя Миша стали подолгу гулять, по Филевскому лесопарку. Однажды, надышавшись свежего весеннего воздуха, они возвращались домой на полянку, что была прямо на опушке, они присели отдохнуть на пенечках. День выдался ясный, солнышко ласково пригревало… Супруги с наслаждением, слушали пение птиц, любовались едва проклюнувшейся травкой, и им совсем не хотелось уходить домой. Тетя Лида прикрыла глаза, как вдруг рядом зашуршали прошлогодние листья. Тетя Лида открыла глаза и долго не могла произнести ни одного слова, как будто онемела. Потом она взяла за руку дядю Мишу и молча показала ему на отощавшего после зимней спячки такого знакомого, милого сурка. Сомнений не было: это был Сурик! Прошло полчаса, а счастливые супруги гладили маленького любимца и поочередно держали на руках, передавая, его друг другу как драгоценность.

Улучив минуту, тетя Лида спросила: «Ты понял, что случилось? Ведь я ночью помолилась горячо Богу и попросила его ради моего отца-священника, расстрелянного в 1937г. о. Леонида. А о чем я просила - секрет!»

Дальше произошло настоящее чудо: впервые за все сложные годы их супружеской жизни. Они не очень ладили, так как дядя Миша горячо ревновал жену к ее работе. Она была необыкновенно эффектной женщиной, к дяде Мише относилась не очень внимательно. Дядя Миша нежно обнял свою прекрасную супругу, прижал её к сердцу и выдохнул тихо, чтобы слышала только она одна: «Слава Богу!»

Еще зимой тетя Лида посмотрела в словаре, что по-французски сурок будет «лё марми». Дома тетя Лида накормила сурка Марми, так они его переименовали после его чудесного возвращения, морковкой. Зверек стоял у стола и ел, глядя на хозяев своими черными блестящими, ласковыми и благодарными глазами. Всем своим существом он показывал, как не хватало ему добрых и заботливых хозяев и как он жалеет, что огорчил их. Если бы он только мог, он рассказал бы, как разгребал лапками замерзшую землю, чтобы выбраться на свет Божий. Следующую зиму Марми провел в своей «спальне» под террасой. Супруги его не беспокоили и дали ему вдоволь отоспаться.

Для верующих возможно возвратиться, как это было при сталинском режиме в катакомбы и посредством своих соотечественников в Зарубежной Руси сообщать о происходящем произволе неокоммунистического правительства. Совместно будет возможно организовать информационные интернетовские пункты. Православные верующие Руси помнят о том что сказал Господь: "Бог ! спасение мое: уповаю на Него, и не боюсь, ибо Господь - сила моя, и пение мое - Господь; и Он был мне во спасение" (Ис.10,1-2).

In the church of the Theodore monastery in the Gorodtse` Nizhegorodskoy region, an unusual fresco has been discovered. The fresco portrays Saint Prince Alexander Nevsky – who has been canonized by the church many, many years ago – and….. the Patriarch of Moscow and all Russia Kirill. This current head of the Russian Orthodox Church has been depicted on this recently created mural – with a nimbus (halo). Together with this, in keeping with the traditions of iconography, which calls for the name and the canonical status be recorded above the image, the abbreviated letters “St.” (for the word “Saint”) appear above the figure of the Patriarch.

Inasmuch as to this point of time, there has been no Patriarch Kirill in the Russian Church, there is no doubt that the creators of this fresco had in mind the current head of the Church. As the “New Region” informs, this has been written up by Protodeacon Andrew Kooraev in his blog. The fresco has been created under the ceiling of the church, on the side of the Iconostasis and facing the inside of the altar. Consequently, it’s not visible to the parishioners.

As Andrew Kooraev noted, Patrarch Kirill performed the rite of blessing the church on his visit to the region on the 12^th Sept. and he would have hardly noticed the fresco.

As the Protodeacon informs: “The participating bishops only saw it clearly during the reading of the Apostles (even though they arrived one hour before the Patriarch), and smiling, they nodded their heads toward it. However, being on an elevated position, the Patriarch did not look that way”.

The photograph of the fresco was shown on the official portal of the Russian Orthodox Church “Patrairchate.ru”. However, the Protodeacon noted that two days ago and upon the insistence of the head of the Church, it was removed from the portal. “It would appear that the Patriarch considered the dissemination of such an unusual fresco as being inappropriate” said Kooraev.

However, the photograph with its unusual fresco was noticed by the blogger fraternity, who in turn noted caustically in their commentaries that even in life, the head of the ROC has been included in the ranks of Saints. Bloggers consider that you cannot equate the Patriarch with Alexander Nevsky, as he hasn’t earned this as yet. Although it has to be noted that in the Western culture in the art of painting, there were cases where the painter included the patron or donor of the holy image in the painting – though as a rule, without the nimbus.

Apparently, in order to avert further emergence of speculations on this topic, Kooraev attempted in his blog to explain to the “blogosphere” about Kirill’s portraiture in the church. According to the deacon, the fresco simply denotes the holiness of a patriarch’s calling. “The image of the current Patriarch with the nimbus doesn’t mean it’s an anticipation of God’s illation or the Church’s judgement, it’s not the canonization of the personage Patriarch Kirill, but is an indication of the holiness of the patriarchal service. The inscription “St.” carries a double-meaning and can only mean “holiness” i.e. as part of the official-protocol title of a Patriarch”, - explained Kooraev.

“The nimbus in a hieratic painting is not only a mark of personal holiness, but as an indication of the holiness of the vocation of the portrayed person. It’s certainly far from a fact that all the people depicted with a nimbus, have been glorified by the Church. In the past, there were depictions with a nimbus on monetary coins of such people like Prince Vladimir, the non-glorified by the Church Prince Yaroslav Vladimirovich, and the anathematised by the Church Sviatapolk the Cursed (killer of his brothers – Boris and Gleb)”, - writes Kooraev.

The deacon also upheld the decision of the church officials to remove the fresco from the site of the ROC, inasmuch as “its meaning is understood only by the church-educated”. The Theodore monastery must become an educational-missionary centre. “For the theologically educated brothers, the whole system of the altar paintings would be understandable, while the fresco to the parishioners, would not be so” - noted Kooraev.

As expected, “pat”Goondaev’s marionette, creative fabricator -“protodeacon” Kooraev – fresh from his recent triumphant participation in his profoundly “spiritual” declaration of “Take everything from life” by sanctioning the dregs of society on motorbikes vomiting in church and staging an open orgy in Sevastopol - made his presence felt with his usual diatribe in defending and “explaining” the gross profanity and reckless insolence of his master’s portrait being present in a sanctified church.

As with all KGB college graduates, his instilled systematic instructions to respond to damaging facts always carries an outstanding absence of truth, and a surfeit of outright lies, casuistic reasoning and intentionally warped interpretations. His reaction to Goondaev’s elevation into the realms of the canonized, although to be expected by the ungodly, is a classic example of when there are no facts to suit the argument, resort to plain braying of lies to suit the justification. With this in mind, let us examine his arguments in support of this profanity.

In asserting that the inscription “St.” could mean not only “Saint” but also the “holiness” of the Patriarch’s official title, can he point out to even one icon in the Russian Orthodox Church depicting a canonized Patriarch (and there are a number), which in keeping with his asinine creative interpretation, carries a double inscription of “St.” – one to depict “Saint” and the other to show his “official-protocol” title, “Holiness”. In fact, if one is to extend Kooraev’s construal, the icons of true Patriarch Saints should carry THREE inscriptions of “St.” – one for the Patriarch’s calling, two, for his official-protocol title and three, for being canonized! What a laughable absurdity! Yet this shameless spiritual charlatan trundles out his inane reasoning to the gullible followers of the commercial enterprise titled the MP.

Furthermore, can Kooraev point out one instance where an icon in a church carried an image of an individual that was not a Saint? A church is God’s sanctified domain and contains images of SAINTS ONLY. It is not an art gallery or pictorial museum. Yet his “patriarch” Kirill decides to present himself – and blasphemously in the company of a true great Saint Alexander Nevsky – as a living “saint”! What an act of arrogance and lack of respect for canonized true servants of God.

Then on the other hand, this could be the budding result of “pat”Kirill applying Kooraev’s philosophy - as enunciated to his “pilgrims of the 21st century” in the form of unruly cutthroat bikies at Sevastopol - “If you want to take everything from life, you want to take everything from God. But if you take everything from God, you yourself will become God”. Apparently, “pat”Kirill has not yet achieved that status – as the inscription on his nimbus is but a modest “St.” – which leads to suggest that he has not as yet taken “everything from God”. Perhaps with time…

Invariably, an interesting question arises over the fresco’s depiction of “patriarch” Goondaev and his nimbus. Should he ever return to this church that is defiled by his portraiture, would he look up and pray to himself?

In attempting to justify the unjustifiable, Kooraev really stretches his imagination beyond the field of the serious and invariably wanders into the realm of make believe. By declaring that: “In the past, there were depictions with a nimbus on monetary coins of such people…”, he feebly tries to promote the idea that not everyone depicted with a nimbus on whatever item, is not a Saint. This is quite so, BUT… can he cite any instances where monetary coins or other forms of items, carrying depictions with nimbuses over the heads of the portrayed personages, were located INSIDE CHURCHES, where every icon inside is consecrated and is there to be venerated by the faithful??? Can his casuistic logic explain why “nicotine” Kirill’s portraiture – a man who stated that he doesn’t believe in the Resurrection of Christ (as reported in the ROCOR’s official publication “Orthodox Russia” some 18 years ago) is linked with a GREAT Saint ??? Will he acknowledge that EVERY icon inside a church is subject to veneration?? And will he explain why the professionally smiling visage of his master was installed in the church – in the first place??? And please, no puerile answers like: “Because it was done without his ‘holinesses’ knowledge and consent”.

As for his: “its meaning is understood only by the church-educated”, we, as “church-educated” are still waiting for an explanation why it is still there.

This is another clear example of Goondaev and his MP’s gross violation of Church Statutes, and indeed, even elementary respect for the holy. Yet the followers of the MP remain in its lethal embrace because their very fine arguments are always given for doing nothing to upset their comfortable status, even though they can clearly see that their “church” is a discreditable advertisement of spiritual infirmity, desecration and corruption of the truth. At the same time, the ROCOR (MP) clergy have acquired a crippling inadequacy of speaking the truth, while suggesting a hint of sullen envy of those who refused to be “ingested” by Stalin’s graceless communist creation. As far as they are concerned, once you’ve lost your head, you don’t cry about your hair.

ПАРТИЯ БОЛЬШЕВИКОВ АТЕИСТИЧЕСКАЯ, НАПОРИСТАЯ, ДЕМАГОГИЧЕСКАЯ И БЕСПРИНЦИПНАЯ, ПРОДОЛЖАЕТ УПРАВЛЯТЬ НАШЕЙ РОДИНОЙ. ОНА ТОЛЬКО ПЕРЕМЕНИЛА СВОЕ НАЗВАНИЕ, НО У НЕЕ ПРЕЖНИЕ ЦЕЛИ МИРОВОГО ПРАВЛЕНИЯ. ЭТА ПАРТИЯ МЕДВЕДЕВА-ПУТИНА ПРЕКРАСНО ПОНИМАЕТ, ЧТО ВЛАСТЬ МЕНЬШИНСТВА НАД БОЛЬШИНСТВОМ МОЖНО ОСУЩЕСТВИТЬ, ТОЛЬКО ПРИМЕНЯЯ НАСИЛИЕ. ПОЭТОМУ ПАРТИЯ СОХРАНЯЕТ АППАРАТ ТЕРРОРА И ПОДВЛАСНОЕ ЕЙ МИТРОПОЛИТБЮРО МП.

Ветхозаветное понятие об ответственности и служении Богу и людям у еврейского народа отличается от новозаветного христианского. Евреи следуют традиции книги Галута (изгнание). Пример этого берется из книги Есфирь (евр. - Эстер). Книга Танах советует следовать примеру Есфирь когда «переменчивая судьба время от времени возносит кого-либо из сынов Израиля на самые вершины общественной лестницы в чужой стране… то не избегай, но все время помни, что высокое положение, столь чуждое для еврея, - лишь инструмент, который должен послужить на пользу братьев твоих. Так поступал Мордехай, который использовал свое возвышение в державе Ахашвероша для того, чтобы «искать добра для народа своего» так поступали Нехемья и Иосиф. Так поступила и Есфирь, показав пример того, как необходимо использовать свое положение».

Из этих примеров толкователи еврейского вероучения сделали вывод о том, что всякая власть и любое высокое положение, обретенные человеком, даются ради достижения и осуществления миссии, главная цель которой – благополучие еврейского народа.

Но исключительное служение только своему народу, предостерегает сам Мардехей, намекая на то, что величие человека среди чужого народа превращается в тяжкую и опасную обузу, влекущую в бездны погибели. На это указывают современные толкователи Танаха, указав на те страдания евреев, которые последовали после их участия в русской революции.

Есфирь начала свое служение с призыва евреям очиститься трехдневным постом. Как повествует книга, очистившись постом и молитвой, предстала Есфирь перед царем и отвела от евреев опасность, перенеся погром на других «избивали Иудеи всех врагов своих, побивая, мечем, умерщвляя и истребляя, и поступали с неприятелями своими по своей воле» (Есфирь 9, 5). Спасши евреев ни Есфирь в Вавилоне, ни Иосиф в Египте, однако, не преследовали других жителей за иные религиозные убеждения и обычаи, проявив полную религиозную толерантность. В Вавилонском царстве люди без принуждения «многие из народов страны сделались Иудеями, потому что напал на них страх перед Иудеями» (Есфирь 8, 17).

Еврейский народ, расселившись по всему миру, понял не миссионерски, но практически свое «Божье избранничество» как только для своего народа, и не осознал своей обязанности служения всему человечеству, на что ему указывало Священное Писание Ветхого Завета. На эту обязанность, проповедуя евреям, напомнил Иисус Христос, сказав «люби ближнего своего». Но кто же был ближним в притче? Им оказался чужой еврейскому народу самарянин!

Но христиане запомнили слова Св. Апостола Павла: «Ибо все вы сыны Божии… нет уже Иудея, ни язычника… ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3, 26-28). Во Вселенской Церкви не делалось национального различия, которое развилось гораздо позднее под влиянием правительств стремившихся к независимости.

Приняв христианство, Святой Князь Владимир, вдохнул душу русскому народу. Он стал не только духовным отцом народа, но и настоящим основателем государства. Государства, в которое было заложены христианские понятия ответственности перед Богом и ближними. Языческие верования на Руси быстро исчезали в народе, заменяясь в душах и быте христианским учением о любви и милосердии, произведя в народе нравственную перемену. В русский народ проникла идея обязанности помощи и благотворительности другим. Народ на Святой Руси стал жить в «страхе Божием», проникаясь чувством гуманности в стремлении избегать грехи. Время Св. Владимира (Красное Солнышко) и он сам вошли в русскую историю как золотой век. Принятие христианства открыло путь влияния на Руси Византийской культуры, идей и учреждений. Из Византии пришло также понятие о том, что князь поставлен управлять от Бога и не только для защиты страны, но и для суда и поддержания внутреннего общественного порядка. Великий Князь в понятии народа ответственен только перед Богом и ему должны оказываться повиновение и лояльность. Пришедшие на Русь византийские архиереи советовали Св. Владимиру: «ты поставлен еси от Бога и на казнь злым, а добрым на милованье» и князь с ними советовался в делах государства. Начался тесный союз светской и церковной власти названной «симфония». Духовенство редко когда вмешивалась в политические дела русского государства, употребляя свое влияние главным образом для поддержания мира, миссионерства, нравственности, защиты православия и законов.

После разрушения кочевниками Киевской Руси и переселения населения на север в Суздальско-Владимирское княжество, а затем Московское, произошло после падения Византийской империи идейно-политическое возвышение княжеской власти. Кроме Московского независимого государства не осталось ни одного другого православного. Великий князь Иван III в 1472 г. вступил в супружество с Софией Палеолог, что повысило возвышению монархической власти в государстве. Став супругом последней византийской царевны, великий князь Москвы, стал как бы преемником византийского императора, главы всего Православного Востока. На Святой Руси появилась мечта об освобождении Константинополя и о водружении креста на храме Св. Софии, вместо «басурманского» полумесяца. Под влиянием Вел. Княгини Софии в Москве был заведен церемониал византийского двора, изменив прежние взаимоотношения государя с боярами и народом. В сношениях с другими княжествами и землями появился титул «царя всея Руси» и автократора (самостоятельного государя). Затем был принят к употреблению византийский герб – двуглавого орла в центр, которого включен прежний герб Св. Георгия Победоносца. В 15 и 16 веках распространилась в православных государствах и в русском народе теория о том, что как наследница Константинополя, Второго Рима, Москва стала "Третьим Римом" со всеми из этого исходящими обязанностями.

Под таким влиянием, как государи Московского Царства, так и народ стали смотреть на свои обязанности иначе: «яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти, - уже твое христианское царство иным не останется» писал князю инок из псковского монастыря Филофей. Понятие ответственности защиты и помощи всем православным народам вошло в души русских государей и народа. В Московское государство потекли просители из всех стран, где жили православные жители под ярмом мусульман.

Но не только единоверцам оказывалась русская помощь. Перед революцией 1917 г. например, на Ближнем Востоке для местных жителей, как христиан, так и для мусульман было более ста школ, организаций помощи и т.д. Также и в других странах Православная Церковь и лично Цари, в особенности во время бедствий, оказывали помощь всем и не только православным верующим и не только людям русского происхождения. Особое значение в Ветхом Завете было прощение другим людям, но в учении Иисуса Христа добавлено об обязательности прощения грехов другим, без чего Господь не простит человеку. Прощение причиненных обид и неприятностей другими людьми, обязательное условие на исповеди в русских церквах, перед принятием причастия Крови и Тела Спасителя. Приказ Спасителя о прощении других, стал для многих русских людей обязательным в их жизни, научив их быть не злопамятными. В этом разница еврейской и русской идеологии и религиозных убеждений об ответственности перед Богом и другими людьми.

В РПЦЗ в Свято-Троицкой духовной семинарии на курсах по Пастырскому Богословию указывалось, на Божью избранность и обязанности русского народа по отношению к Богу и человечеству. Московская патриархия подверженная ереси экуменизма, не занималась этой миссионерской службой с верующими. После того как была проведена «уния», на присоедившуюся к патриархии РПЦЗ начали оказываться влияния: католическое космополитизма и экономическо-политического протестантизма, усматривающего избранностью нации в зависимости от материального и военного благополучия. Но в души верующих на родине и в Зарубежной Руси были крепко заложены Церковью идеи обязанностей перед Богом и человечеством, что подтверждается не официальными сообщениями государственной и патриархийной прессы, но независимыми печатными и интернетовскими изданиями. Верующие сохраняют верность данной ему Богом миссии и избранность русского народа может быть доказана Священным Писанием и также даже еврейским толкованием.

Согласно учению Танаха: «Израиль – Мой сын первородный» не означает, что еврейский народ должен был остаться единственным, избранным, просто он был первым.

Поэтому по указанным выше причинам: хранения веры, мученичеству во Имя Божие и даже указанным евреями причинам, заслуживает быть русскому народу - БОГОИЗБРАННЫМ НАРОДОМ.

Общество Блаженнейшего Митрополита Антония, со времени своего основания, следуя примеру своего небесного покровителя, непрестанно стремилось объединить разразненные части, совсем еще недавно, бывшей единой Русской Православной Церкви Заграницей. Поэтому Общество с великим прискорбием относится ко всем возникающим распрям между этими разразненными частями и не поддерживает ни одну из них в отдельности (РПАЦ, РПЦЗ(В), РИПЦ, ГИПЦ(К), РПЦЗ(А) и другие, призывая их вновь сплотиться воедино для совместного противостояния с Московской Патриархии, пока МП не вернется на путь истиного Православия. Разделение произошло не по вине и участию верующих, но в Синоде среди Архиереев возглавлявших Церковь. Поэтому только Архиереи могут объединившись, возвратить РПЦЗ к единству. Мы все должны помнить слова Спасителя что "всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит" (Мат. 12, 25) и "чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях" (1 Кор. 10).

В его глазах блеснул огонь - как озаренья свет:

«Пусть боль и ненависть моя тебе дает ответ.

Открыл мне тайну небосвод в пророчестве моем:

НЕОКОММУНИСТЫ В РФ ДЛЯ ОТВЛЕЧЕНИЯ ВНИМАНИЯ РУССКИХ ПАТРИОТОВ ВЫДВИНУЛИ ОБВИНЕНИЯ ПРОТИВ ГЕН. ВЛАСОВА И ТЕХ РУССКИХ, КОТОРЫЕ В РОА И КАЗАЧЬИХ ВОЙСКАХ ВЗЯЛСЯ ЗА ОРУЖИЕ ПРОТИВ НЕНАВИСТВОЙ РУССКИМ НАРОДОМ ВЛАСТИ КОММУНИЗМА. КО ВРЕМЕНИ 2-Й МИРОВОЙ ВОЙНЫ В СОЗНАНИЕ НАРОДА УКРЕПИЛОСЬ УБЕЖДЕНИЕ, ЧТО ПРОТИВ КОММУНИЗМА НЕОБХОДИМО БОРОТЬСЯ ЛЮБЫМИ ВОЗМОЖНЫМИ ПУТЯМИ. НАЧАВШАЯСЯ ВОЙНА С ГЕРМАНИЕЙ ПРЕДОСТАВИЛА ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ БОРЬБЫ. ДАЖЕ КОГДА ПЛЕННЫЕ КА И РУССКИЕ, ЖИВШИЕ В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ, УЗНАЛИ О ЧУДОВИЩНОСТИ ПРИРОДЫ НАЦИЗМА, ТО ВСЕЖЕ МИЛЛИОНЫ БЫВШИХ СОВЕТСКИХ ГРАЖДАН СЧИТАЛИ ЧТО ДОЛЖНО БОРОТЬСЯ ПРОТИВ РЕЖИМА СССР. ОНИ НЕ СОМНЕВАЛИСЬ В ТОМ, ЧТО РАЙХ НЕ СМОЖЕТ УДЕРЖАТЬ ПОД СВОИМ КОНТРОЛЕМ БЕЗГРАНИЧНЫЕ ПРЕДЕЛЫ РОССИИ, И ПОБЕДУ ГИТЛЕРА РАССМАТРИВАЛИ КАК КРАТКОВРЕМЕННЫЙ ПЕРИОД ПЕРЕД НАЧАЛОМ СОЗДАНИЯ НЕЗАВИСИМОЙ РОССИИ С ВОЗВРАЩЕНИЕМ ЕЕ КО ВСЕМ ДУХОВНЫМ И КУЛЬТУРНЫМ ЦЕННОСТЯМ. ТРАГЕДИЯ РОА В ТОМ, ЧТО НИ НАЦИСТСКАЯ ГЕРМАНИЯ, НИ ПРАВИТЕЛЬСТВА США И ВЕЛИКОБРИТАНИИ НЕ ПОНИМАЛИ СУЩНОСТИ КОММУНИЗМА.

РОССИЙСКИЕ ТРЕЗВЕННИКИ И СОБРИОЛОГИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА

Не секрет, сегодня в России превалирует либеральный взгляд на наркотизм. Видимо, генеральная задача трезвенников на данном этапе – радикально изменить отношение россиян к этому явлению, для чего следует выбрать способ воздействия на массовое сознание. Ввиду того, что средства массовой информации и коммуникации временно не доступны, следует активно использовать просветительские меры, как-то, лекция, урок, беседа, обучающие семинары, конференции и т.д., опираясь на человеческий фактор педагогического, журналистского, управленческого звена государства. Важно среди этой категории сограждан расширять круг своих союзников, игнорируя образ возможного противника, всячески избегая публичного столкновения с идеологами наркотизма, без соответствующей к тому подготовки, дабы не расширять информационное пространство наркотизма. Тем более, недопустим поиск противников среди людей, считающих себя трезвенниками, либо твердо стоящих на позициях здорового образа жизни.

Как же отличить своего союзника и сторонника от мнимого или действительного противника?

Трезвенники и наркоманы отличаются друг от друга, в первую очередь, по своим морально-нравственным, этическим нормам, эстетическим вкусам, интеллектуальным ценностям. На наш взгляд, целесообразно за оценочный критерий принадлежности к той или иной общности признать отношение индивида к НДВ (алкоголю, табаку, наркотикам). Доктор исторических наук А.Н. Якушев пишет: «Если трезвость является социальной нормой, а в этом нет сомнения, то тогда пьянство следует считать социальной патологией». Уточним: пьянство является производной наркотизма и может развиться от употребления любого психоактивного препарата или… информационного брэнда. Вероятно людей, которые сознательно, или под влиянием обстоятельств, исключили из своей жизни опьяняющие вещества, можно отнести к трезвенникам.

Если задать вопрос: «Кто такие трезвенники?», то ответы на него могут быть разнообразными. Ряд исследователей полагают, что трезвенником можно назвать человека, который безразличен к спиртному и к процессу его приёма, он гордится тем, что по своей природе употребление алкоголя ему чуждо, человек этого не стесняется, т.к. знает истинную "цену" спиртному, алкогольному "благу". Такой трезвенник равнодушен к опьянению всей глубиной своих чувств и помыслов, не испытывает к нему никаких положительных переживаний, как, впрочем, и отрицательных. Но есть среди них те, у кого сильно развиты негативные чувства к алкоголю или другим наркотически действующим веществам (НДВ). В ряде случаев, наблюдается ненависть, связанная с ощущением пагубности его приема. Это может граничить с патологией. На наш взгляд, нетерпимость следует проявлять в отношении процесса алкоголизации или наркотизации населения, вести борьбу с идеологией наркотизма, но не с самим веществом. Хотя без сомнения, наркотики следует уничтожать и выкорчевывать, но в рамках существующего законодательства. Оно же меняется под давлением народных масс, выбирающих в законотворческие органы страны своих представителей.

Писатель И.В.Дроздов сообщает, что над словарем трезвенника работал Г.А.Шичко и приводит один из его вариантов. Укажем, что «словарь Шичко» или «азбуку Шичко» можно встретить в разной транскрипции. Так, практиковавший последователь ученого Ю.В. Морозов, осуществил в 2002 г. издание, обнаруженного им «Основного словаря трезвенника». Свой вариант предложили А. Абраменко, Е. Батраков, Е. Миронов, М. Мухамедшин и др. На первый взгляд, словари снимают ряд вопросов, упрощают задачу поиска понимания слова «трезвенник», но на самом деле усложняют ее, используя термин «трезвенник» в различных значениях. Так, по мнению автора словаря, «трезвенник – это человек, не имеющий питейной запрограммированности и совершенно не употребляющий спиртное». «Естественный трезвенник – трезвенник, не имеющий представления об алкогольных напитках и не интересующийся ими». «Благоразумный трезвенник – трезвенник, противоалкогольно запрограммированный на основе малого объема знаний по алкогольной проблеме» (там же, с.8). «Сознательный трезвенник – трезвенник, хорошо знающий алкогольную проблему и на основе этого осмысленно избравший безалкогольную жизнь». Если заглянуть в БСЭ (т.43, 1956 г., с.182), то можно узнать, что трезвенники – это сектанты, объявившиеся в России в конце 19 века. В словаре Г.А. Шичко показано, что «религиозные трезвенники – не располагают научными знаниями о наркотической проблеме, у них на основе мистических представлений сформировалась трезвенная запрограммированность, которая удерживает от употребления наркотиков. Религиозное трезвенное программирование производится просто: верующего, обычно в детстве, убеждают в греховности употребления наркотиков, в обязательности сурового наказания Богом за нарушение запрета.

Значительная часть населения Земли относится к религиозно запрограммированным трезвенникам, в том числе мусульманское население арабских стран, различные сектанты, баптисты, часть старообрядцев, чуриковцы и т.д. Интересно, что в ряде арабских стран, например в Египте, «сухой закон» отсутствует, однако мусульмане второе тысячелетие живут трезво». Нам кажется, что глоссарий следует дополнить термином «совестливый трезвенник», который будет показывать человека, который живет трезво, потому что жить по-другому ему совесть не позволяет. С его точки зрения, жить по-другому – это плохо, безнравственно, стыдно.

Кандидат исторических наук А.Л. Афанасьев, делая обобщение, показывает, что для большинства трезвенников достижение трезвости является не столько средством избавления от алкогольных бедствий, сколько результатом обретения сверхсмысла жизни. На его взгляд, человек выбирает трезвый образ жизни по ряду причин:

1) начинает верить в Бога (мусульмане, христиане – православные, католические общества трезвости, др.);

2) появляется идея, цель, которая способствует объединению людей в сообщества (наиболее распространенное в протестантских странах околомасонское общество трезвенников: «Международный орден добрых храмовников» – International Order of Goot Templars, IOGT и др.);

3) считает себя патриотом, гражданином (служение народу, Отечеству).

Анализ литературных источников, собственные наблюдения, жизненный опыт и личная трезвость позволили нам выделить этапы, через которые проходит взрослый человек, сознательно выбравший трезвый образ жизни (табл. 1).

Составляя таблицу, мы исходили из того, что практически все взрослое население России употребляет алкоголь. Как показали наши исследования, российская молодежь к 20 годам в 99 случаях из 100 имеют опыт употребления спиртного, в 70 случаях курения табака, в 30 – приема наркотиков, поэтому говорить о естественной трезвости среди взрослого населения не приходится. В связи с этим порой бессмысленно призывать взрослых людей жить трезвой жизнью, т.к. эта часть россиян считают «нормальным» пребывание в состоянии опьянения. Поэтому говорить с ними о трезвенном воспитании подрастающего поколения очень трудно, хотя никто из родителей не желает плохого своим детям, мало кто из них понимает, какую печальную судьбу подготовили они своим поведением для собственного потомства. Но когда взрослый человек понимает, осознает и выбирает трезвый образ жизни, ему по мере восстановления мозга, оздоровления психики, предстоит пройти ряд этапов осознания своего места в природе, социуме, понимания самого себя, выбрать свое место в жизни.

Трезвенники на каждом этапе, помимо трезвости, как воздержания от употребления НДВ, имеют свою идеологию и культуру. Основная их масса ориентируется на такие ценности как совесть, правда, добро, свободная воля, честность, порядочность, справедливость, сознательность, разумность, правильность, грамотность, религиозность, отзывчивость, здоровье, творчество, трудолюбие, семья, патриотизм (Т.И.Авдонина, 1993; А.П.Орлова, 1996; др.).

Характеристика этапов трезвого образа жизни взрослого человека,

Обозначив культуру первого этапа как «трезвая культура», мы предположили, что ее носителями являются люди, которые не употребляет алкогольные изделия. К этому разряду можно отнести трезвенников естественных («дети»), совестливых («что мама скажет?»), благоразумных («вредит здоровью»), религиозных («вера не позволяет»), а также тех, кто воздерживается от употребления спиртного по собственной инициативе («не хочу и не буду»), или под чужим влиянием («пить будешь – помрешь»), или в силу обстоятельств («чрезвычайные положения»). Среди них могут быть курящие представители, но считающие себя трезвенниками, а также часть «культурно пьющих», которые сами себя причисляют к «трезвенникам». В России, как правило, это учителя, врачи, журналисты, управленцы. Из истории известно, что в 10-х годах, когда еще мало был изучен алкоголь, и в 80-х годах ХХ столетия, когда максимально была расширенна мифологическая база о полезных свойствах спиртных изделий, отряд «культурно пьющих», объединялся и возглавил общества, подобные Всесоюзному добровольному обществу борьбы за трезвость (ВДОБТ). В силу своего занимаемого положения, эти деятели формировали общественное мнение о допустимости «умеренного», «культурного» употребления спиртного, что не только подрывает идею трезвой жизни, но и само по себе является абсурдом. Алкоголь, он же этиловый спирт, – это яд, наркотик¹, употребление которого признак невежества и бескультурья. Г.А. Шичко сравнил это выражение с другими: «культурно воровать», «культурно убивать» и т.п. В годы постсоветского периода алгоритм культивирования был перенесен на другие наркотически действующие вещества.

В настоящее время носителей «трезвой культуры» можно встретить в различных общественных объединениях, культивирующих здоровый образ жизни: «Трезвость и Здоровье» (ТиЗ), «Клуб любителей зимнего плавания», «Клуб любителей бега» и т.д. Сюда же мы отнесли членов полусектанских организаций оздоровительной направленности: секции восточных единоборств, рукопашного боя, йоговцы, рериховцы, малаховцы, норбековцы, ивановцы и т.д. Как правило, за пределы психосаматокооррекции они выходят редко. Если же их деятельность связана с «распространением продукта» и подкреплена финансовым интересом, как у менеджеров сетевого маркетинга, то говорить об их переходе на следующую ступень не представляется возможным.

Представители «трезвеннической культуры» не употребляют алкоголь, не курят табачных изделий, не принимают других наркотически действующих веществ. Это могут быть «сознательные трезвенники», которые, по мере расширения сознания, резко отрицательно относятся к любому виду опьянения, поэтому стараются изучать, анализировать проблему, пытаются выяснить причину, проникнуть в суть явления. Они, проявляя личную инициативу, пишут письма, обращения, воззвания, проекты законов и посылают их в СМИ, административные и государственные органы страны, тем самым пытаясь изменить официальный взгляд на НДВ, как правило, в сторону ужесточения мер контроля за их производством и реализацией. Данный этап показывает культуру трезвенника-инициатора. Она всегда индивидуальна, но не самобытна, можно сказать, стандартна и, в сущности, не отличается от массовой культуры.

Носителей культуры трезвенничества объединяет ритуализация поведения, основанная на традициях и скрытых, для непосвященного человека, смыслах. На данном этапе трезвенники объединяются в группы, клубы, общественные и политические организации. Их кредо – спасти народ, человечество, к примеру, от «зеленого змия». Они живут по принципу: «Выбрался сам – помоги другому», «Спешите делать добро», «Если не я, то кто же?», «Я сам в ответе за свой род, за жизнь потомства, за народ». На данный страт проходят, пользуясь терминологией Г.А.Шичко, сознательные трезвенники. Они резко отрицательно относятся ко всем видам опьянения, готовы безвозмездно помогать страждущим отказаться от зависимости, привлекая последних в свои ряды.

В отличие от трезвой культуры, которая у каждого из трезвенников она своя, и трезвеннической культуры, где среди трезвенников отсутствует связь по интересам с другими трезвенниками, культура трезвенничества развивается в среде, где объединяющим элементом является отдаленная цель. В данном случае, взаимосвязь между трезвенниками можно обозначить как «соратничество». Оно – больше чем равноправие, это, одновременно, единоверие и горение сердец идеей отрезвления народа и, вслед за этим, возрождения страны… Соратник решает задачу отрезвления по зову сердца и души, по совести, но не по указке мэтра, чиновника, генерала. Соратник собой зажигает сердца других людей, которые, соприкасаясь с его убежденностью, тоже становятся соратниками – людьми, окрыленными идеей отрезвления. Именно личность каждого соратника играет главенствующую роль в движении за трезвость.

Как правило, в этом страте трезвенники имеют более радикальные взгляды в отношении всех опьяняющих средств, выступают оппозиционерами проводимой правительствами стран либеральной алкогольной, наркотической политики. Сюда мы отнесли представителей досоветского периода: черносотенцев, революционеров-большевиков, и прочих смутьянов. Заметим, что организация «Черная Сотня» была инициатором проведения I антиалкогольного съезда в России. Из советского периода мы отметили: общество русской культуры «Отечество», из Свердловска (ныне Екатеринбург); любителей произведения В. Чивилихина «Память» (Новосибирск); клубы «Одумавшиеся алкоголики», «Бодрствование», «Оптималист» (Ленинград), «Данко», «Январец» (Одесса), «Гиштерис» (Вильнюс), «Аметист» (Рига), «Вита» (Киев), «Феникс» (Казань), «Исток» Нижний Тагил и др. В постсоветский период в этот раздел входят политические партии и движения, в чьих программах отдаются приоритеты трезвому образу жизни.

Отличительной чертой трезвенников данной культуры является то, что их объединяет идея, которую они могут пропагандировать, за неё могут агитировать соотечественников. Они открыто могут сообщить, что ведут трезвый образ жизни, тогда как на предыдущем трезвенники зачастую говорят о своей приверженности здоровому образу жизни и смущаются называть себя тем, кем они являются в действительности - трезвенниками. На первый взгляд, носители культуры трезвенничества отстаивают групповые интересы, порой выдавая их за общественные или государственные. Однако, провозглашаемая ими идея отрезвления страны или человечества, с позиции эволюционизма или здравого смысла, не имеет альтернативы, поэтому, для ее скорейшего воплощения в жизнь, они участвуют в шествиях, манифестациях, протестах. Можно сказать, что в результате подобных мероприятий у них выкристаллизовывается гражданская позиция трезвенника.

На наш взгляд, к представителям этого страта следует отнести, внешне менее агрессивную часть трезвенников, членов полурелигиозных, сектантских, около масонских, масонских организаций, которые не участвуют в ярко выраженных протестных формах. Представители этих групп или обществ имеют общие ритуалы, традиции, и также поклоняются некой идее, но наделяя ее мистическим свойством. Сюда можно отнести «Анонимных алкоголиков», «Орден Синей Ленты» (Англия), «Синий Крест» (Швейцария), «Международный орден добрых храмовников», IOGT, МНАТ² и др. Кандидат исторических наук В.М. Ловчев указывает на трезвеннические организации-долгожители, к которым относятся:

1) IOGT (Independent Order of Goot Templars), крупнейшая мировая трезвенническую организация, которая объединяет около 4 млн. трезвенников, действует более 150 лет;

2) «Женский союз Германии за культуру, свободную от алкоголя», который более века осуществляет свою деятельность.

Подобные трезвеннические организации-долгожители можно обнаружить в Швеции, Норвегии, Исландии, США и ряде других стран. (В России одной из старейших трезвеннических организаций является община чуриковцев). Официально представители данного страта не являются оппозиционерами власти, некоторые из них сами представители власти.

К носителям «трезвенной культуры» мы отнесли сознательных трезвенников, в чьей концепции присутствуют духовно-нравственные воззрения религиозного содержания. На первый план они выносят утверждение, что человек - существо свободное и имеет право выбора между добром и злом, сотворен по Образу и Подобию Бога. Если представители предыдущего этапа выбрали трезвость по морально-этическим критериям, то носители данной культуры сознательно отвергают аномальное поведение, как порочный образ жизни, который губит душу. «Если так поступать плохо, безнравственно, значит, так поступать нельзя», – говорят они. Эти люди имеют духовно-нравственный идеал в виде веры в Бога и стараются не преступать Божии Заповеди. Они, если не лидеры, то уважаемые люди, хорошие специалисты и профессионалы в какой-то узкой области; общительны и любознательны, имеют широкий кругозор и здоровый интеллект. Многие научные открытия и успехи в области литературы, искусства, медицины, науки и техники были сделаны ими. Как правило, в этой когорте много долгожителей и выдающихся личностей (Л.Н.Толстой, И.П.Павлов, Ф.Г.Углов и др.). Их кредо: истинно верующий человек – это всегда трезвый человек, а трезвый человек – это всегда верующий в Бога человек; своим трудом, своим поведением, своим образом жизни они это многократно доказывают. Эти люди – хорошие семьянины и патриоты. Для них трезвость – это больше чем мировоззрение: это их духовно-нравственный выбор.

К примеру, Л.Н.Толстого считал, что человечество избавится от пьянства не через запретительные меры, а через осознание порока. «А это будет только тогда, когда человек будет считать благо духовное выше блага телесного. А такое предпочтение души перед телом может быть только у человека религиозного. Так что, по моему мнению, пьянство – от отсутствия религиозного сознания и спасение от него – в пробуждении этого сознания», – писал классик.

Чтобы стать трезвенным человеком и представлять трезвенную культуру, недостаточно не употреблять опьяняющие вещества и занимать активную гражданскую позицию, следует пройти этапы духовно-нравственного самосовершенствования. Этот путь каждый может пройти самостоятельно, но более короткий путь к духовно-нравственному совершенству лежит через школу трезвения, когда помогают опытные люди. Идеальной моделью школы трезвенного воспитания может служить школа С.А.Рачинского и Первая Всероссийская Школа Трезвости П.Горшкова. Но, за неимением таковых в современной России, сегодня подобные школы организуются при церковных приходах, в основном для взрослых людей. К примеру, первая из таковых была открыта по благословению митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна при храме «Неупиваемая Чаша» завода АТИ г. Санкт-Петербурга. Ее ректор В.А.Михайлов³, показывая лествицу трезвения, как жизнь и самосовершенствование православного христианина, выделяет четыре этапа, в каждом из которых по три ступени. Продолжительность первого этапа – до 1 года, второго этапа – до 3 лет, третьего – до 7-10 лет, четвертого – вся жизнь православного христианина до конца дней.

Первая ступень – это покаяние, т.е. обнаружение проблем и признание потери самоконтроля в отношении страстей. Предполагается, что в человеке постоянно борется его воля (форма деятельности души: сила духа, накопленная в перенесении страданий) со страстями, которые бывают физическими, т.е. природными и демоническими, т.е. греховными. Иногда физиологическая составляющая в страсти совершенно не присутствует, а сразу – демоническая (например, разного рода извращения).

Вторая ступень – это осознание необходимости обращения за помощью к опытным благочестивым людям для того, чтобы вернуть себе здравомыслие. В.А. Михайлов указывает, что служение страстям всегда развивается с помощью внешних сил, а пороки приходят через других людей «от демонов».

Третья ступень – это принятие решения присоединить свою волю к воле Божией, отрекаясь, тем самым, от сочленения с дьяволом.

Второй этап характеризуется систематическим, практическим участием в православной общине, православного клуба, православного общества. Т.е. воздействие первого этапа усиливается соборностью. С данного лествиничного марша начинают восхождение люди православного вероисповедания (крещеные).

Четвертая ступень – это полное и глубокое покаяние человека в соделанных преступлениях против норм морали и нравственности.

Пятая ступень – признание перед Богом и людьми истинной природы своих прежних заблуждений (следование воле дьявола и слуг его), убежденность в том, что возобладают не физиологические потребности, а греховные наваждения.

Шестая ступень – готовность жить по-новому, с Богом в душе, когда в качестве поведенческого образца выступают боголюбцы.

На третьем этапе происходит деятельное воцерковление.

Седьмая ступень – это смирение перед Богом, молитвенное прошение прощения. Христианин перестает винить в своих бедах других людей и обличает свою гордыню.

Восьмая ступень – составление исповеди дурных деяний, помянника обиженных кающимся человеком людей и желание делом загладить некогда содеянное. Им ведется своеобразный дневник-памятка, куда записываются греховные помыслы и все, что потребуется сделать на годы вперед для искупления грехов.

Девятая ступень – делание по исправлению некогда содеянного: прошение прощения перед людьми, пострадавших от кающегося грешника; деятельное соучастие и пр. Соблюдается осторожность, чтобы не навредить.

Последний, четвертый этап, как показывает ректор Школы трезвения, является деятельной жизнью в ограде церковной, жизнь ради достижения Царствия Божия.

Десятая ступень – жизнь в правде, т.е. в соответствии с Заповедями Божиими, с незамедлительным исповеданием и преодолением новых согрешений и искушений.

Одиннадцатая ступень – Божие угодничество, т.е. личное усовершенствование в вере и молитве, в сокрытии от окружающих и показных проявлений.

Двенадцатая ступень – апостольское служение в рамках своих возможностей: в семье, коллективе, обществе, государстве.

Из опыта многолетней трезвеннической деятельности «в ограде церковной» В.А.Михайлов⁴ вынес формулу: «Корень психологических страданий – в гордости». На его взгляд, главным поражающим душу фактором является гордость – ложное чувство собственного превосходства над другими людьми. Синонимами ей служат слова надменность, высокомерие, кичливость. Гордость таит в себе элементы лжи, несправедливого отношения к себе и к окружающими и противоречит Творцу, создавшему всех людей равными. Деятельный автор уверяет, что гордость – серьезнейшая, трудно излечимая болезнь, которую Господь лечит страданиями. Именно это понимает трезвенник, находясь на седьмой ступени лествицы трезвения.

Только на четвертом лествичном марше трезвения совершенствующийся трезвенник начинает жить по правде, т.е. по совести. Совесть – внутренний (естественный) способ сообщения человеку Божией воли. В «Полном православном Богословском энциклопедическом словаре» дается подробное объяснение сущности совести:

- совесть говорит о существовании в человеке естественного, нравственного закона;

- совесть проявляется во всех трех сферах души:

1. мыслительной (говорят: «совесть заговорила», «совесть призывает» и т.п.);

2. чувственной (ощущение радости или скорби и т.п.);

3. волевой (говорят: «совесть удерживает меня» и т.п.).

Таким образом, не человек владеет совестью, а совесть владеет человеком, которая есть голос Божий, возникающий из всех трех характеристик души. Согласно православному учению, совесть может быть судящая, отражающаяся в тайном унынии, меланхолии, тоске, в состоянии безнадежности, и наказующая, производящая в человеке беспокойство, боязливость, мучительное ожидание будущего воздаяния. Совесть может болеть и вымирать, под воздействием страстей и шума мира она становится оглушенною. В этом случае, средствами оглушения совести являются одурманивающие вещества, извращенные действия на органы чувств, антиистины. Очень часто, этот процесс оканчивается смертью совести, т.е. бессовестностью.

В.А.Михайлов указывает, что люди заглушают совесть потому, что она бескомпромиссна, с ней нельзя вступать в сделки: совесть неподкупна, говорит человеку непосредственно и карает за поступки немедленно. Таким образом, согласно трезвенному мировоззрению совесть предстает либо в виде ангела-утешителя, либо дьявола-мучителя.

Таким образом, можно предположить, что у носителей трезвенной культуры культурные ценности сливаются с ценностями православной культуры, а сами трезвенные люди, по сути, являются православными людьми, для которых соборование и следование канонам Православной Церкви есть непременное условие трезвой жизни. Вероятно, сегодня наиболее приближены к данной культуре трезвенники Всероссийского православного общества «Трезвение» в честь Иоанна Предтечи, которое объединяет православных трезвенников России. Они зачастую прошли через предыдущие периоды трезвости, а на данном этапе, на пути к вечной жизни, стремятся преодолеть лествицу трезвения. Носителей культуры трезвления мало, можно сказать, что они – вершина пирамиды трезвости (Таб.2).

Назвать их «трезвенниками» не поворачивается язык, т.к. они разительно отличаются от насельников предыдущих периодов. Нам кажется, представителей данного страта следует обозначить «трезвленниками». Это отшельники, люди не от мира сего, прошедшие лествицу трезвения, общающиеся друг с другом в молитвенной сфере. Жизнь трезвленника не телесная, но духовная. Трезвленник, вечно находясь на поле брани, беспрестанно стоит на страже добра от зла. (Под духовностью подразумевается мир живых бестелесных существ, которые делятся на духов злобы и любви.) Трезвленники люди опытные, прошедшие все этапы трезвости доказывают, что душа человека бессмертна и рекомендуют жить так, чтобы после телесной смерти душа не страдала, а жила в раю. Для этого, советуют они, следует творить добрые дела. «Твори добрые дела и будешь на пути праведников», «Спасись сам - и вокруг тебя спасутся другие», «Люби ближнего, как самого себя; ибо, любя ближнего, любишь себя, и ненавидя ближнего, прежде всего, делаешь вред себе, прежде всего, ненавидишь свою душу». Путь в трезвленность тернист. Мерилом жизни трезвенника, стоящего на пути в трезвленность, служат Заповеди Божии, наставления святых, опытных в духовной жизни старцев. Одним из маяков на этом пути служит пятикнижье «Добротолюбие» – главы «священного трезвения». К трезвленникам мы отнесли весь сонм святых, которых чествует Русская Православная Церковь.

Таким образом, мысленно рассмотрев пирамиду трезвости, мы увидели, что трезвость это не однородная масса, а мозаичная структура, состоящая из множества представителей трезвости и их культур. Трезвость это явление, это процесс. Так, если в основании пирамиды мы еще наблюдаем у трезвенников хаотичность взглядов, разнородность мнений, разноликость интересов, то, по мере возвышения трезвость структурируется, приобретает черты разумности и целенаправленности, а у самой вершины трезвость, отсекая суету, превращается в священный монолит Веры, Надежды, Любви и Премудрости Божией.

Если провести аналогию со стадиями взросления человека, то данные этапы можно обозначить как младенчество, детство, отрочество, юность, взрослость (зрелость), старость (мудрость). Следует понимать, что речевая деятельность педагога позволяет подвести учащегося к каждому из обозначенных периодов, дав возможность развиваться на одном из них. Иногда потенциальный трезвенник, не будучи еще таковым, и просто трезвенник длительное время не переходит на высшие стадии трезвого образа жизни по причине малого объема информации относительно конкретного периода. И наоборот, у трезвенника малые ресурсы, т.е. он тверезый⁵, поэтому он не может воспринять и усвоить информацию. Как тут не вспомнить: «Не мечите бисер перед свиньями». Однако, при соответствующем содержательном блоке лекции или беседы, трезвенник может перейти на другие этапы трезвения. Важно помнить, что переход на высшую ступень зависит от мировоззренческого концепта как ведомого, так и ведущего к трезвости. Так, атеист-трезвенник будет убеждать собеседника в пагубности употребления, допустим, алкоголя, мимоходом критикуя церковный взгляд на пьянство; религиозный трезвенник будет проповедовать воздержание от спиртного, как один из способов сохранения души, отвергая предыдущий взгляд как недальновидный и т.д. Разница между этими двумя подходами очевидна, так, в первом случае трезвенник будет знать о химических и физических свойствах алкоголя, его действии на живой организм, семью, общество, государство. Во втором случае, приняв библейский взгляд на человека как существо свободное, у которого есть право выбора между добром и злом, трезвенник уверяется в состоятельности трезвости, как позиции, как цели, как ценности, как нравственной нормы. Он понимает, что человек сам для себя выбирает мировоззренческий концепт, в котором имеется высший идеал, культурная среда, сообразная идеалу, форма поведения, соответствующая ему. Так, если для русского человека высшим идеалом служит Бог, культурной средой является православная культура, форма поведения - христианская жизнь, т.е. жизнь по заповедям Христа, то для религиозного россиянина трезвенника, имеющего трезвенное мировоззрение, идеалом также служит Господь, поэтому все действия и дела такого трезвенника посвящены Ему.

Так разве можно судить о трезвости однобоко и прямолинейно, как это зачастую делается в среде трезвенников из разных ее культур? Не разрушаем ли мы этим себя? Не уничтожаем ли самобытность других трезвенников? Не обедняем ли трезвость?

Очень может быть, что непонимание пирамиды трезвости ведет к разногласиям и сварам. А что может быть проще, помещая мысль в соответствующем страте, высказываться на языке той культуры, от имени которой говорит выступающий. И уж если говорить об антиалкоголизме или антинаркотизме, то в лексике «трезвой культуры», а если о клубе или организации, то в пространстве трезвенничества. Хочется верить, что данная публикация будет полезна как соратникам, так и трезвенным людям в построении трезвенного информационного пространства.

Анализ пирамиды трезвости показал, что трезвеннические страты заполнены трезвенниками – представителями данной культуры. Они являются конкретными носителями определенного образа жизни, который представляет собой синтез социально-типического и индивидуально-неповторимого в поведении, общении и складе мышления – ментальности отдельного человека. В результате деятельности людей, ведущих трезвый образ жизни, появляются вещественные объекты соответствующей культуры, т.е. продукты деятельности трезвой, трезвеннической, трезвенной и т.д. Это – материальные носители культур, в виде знаков, символов, сигналов трезвости, наделенные своим значением, содержанием, биографией. Это образы, которые имеют «очевидный и скрытый смысл: очевидное – это сознательное и конкретное; скрытое – это бессознательное и подразумеваемое», которые психологами рассматриваются в четырех значениях: буквальном, аллегорическом, нравственном и мистическом. Всякий предмет или явление обозначается словом, то есть не вещественным, а идеальным знаком, который имеет свое сигнальное психическое отражение, выступает как инструмент обобщения и абстрагирования.

А.Ф.Лосев отмечал: «Живое социальное бытие при абстрактном разложении состоит из 1) идеи и 2) материи. Реально существует не идея вещи и не материя вещи, но сама вещь, т.е. тождество идеи и материи. Тождество идеи и материи, неразличимо и единично данное, есть 3) символ. Живое социальное бытие, таким образом, есть в диалектическом смысле вид символического бытия» .

Для развития трезвенного информационного пространства, его расширения требуются материальные носители, как то:

· значки, галстуки, шарфы, регалии, одежда и другие вещественные атрибуты трезвости, трезвения, трезвенности;

· листовки, газеты, журналы, книги, кассеты, дискеты, компьютеры, интернет, теле-, радио и иные информационные носители культуры;

· календари, фотографии, мемориальные доски, постаменты, памятники и прочие хронологические свидетельства трезвого, трезвеннического, трезвенного образа жизни;

· помещения, здания, школы, церкви, музеи, театры и тому подобные культурно-архитектурные объекты, предназначенные для трансляции трезвой, трезвеннической, трезвенной культуры, для образования и воспитания детей и взрослых, проведения массовых мероприятий;

· комнаты, квартиры, дома, поселения, города, страны – места для проживания людей;

· предприятия, фабрики, заводы, фермы, общества и братства трезвости, сельскохозяйственные общины – места для работы людей;

· скверы, аллеи, парки, беседки, чайные, кафе, столовые, концертные залы, библиотеки и другие специально оборудованные места для встреч, общения, отдыха;

· экскурсии, туристические походы, путешествия – познавательные мероприятия, предназначенные для более длительного общения и т.д.

Поэтому, с целью расширения трезвенного информационного пространства, любая вещь, любой материальный предмет, объект, любое действие, мероприятие, явление должны быть обозначены, т.е. названы в терминах либо трезвой, либо трезвеннической, либо трезвенной культур.

Выше мы условились, что представителями «трезвой культуры» могут считаться люди, которые не употребляет алкогольные изделия. Они своим видом как бы говорят: «Посмотри на меня – я трезвый (т.е. не пьяный)». Трезвенники из «трезвеннической культуры» не употребляют алкоголь, не курят табачных изделий, не принимают других наркотически действующих веществ. Как правило, это «сознательные» трезвенники. Они категоричны в отношении опьяняющих веществ, предпочитают жить в среде и вести образ жизни, где такие вещества отсутствуют. Представители «трезвенничества» к этому активно пропагандируют трезвый образ жизни и агитируют за трезвость. Носители «трезвенной культуры» также считают себя «сознательными» трезвенниками, но в их концепции присутствуют духовно-нравственные воззрения, религиозного содержания. Наконец, «трезвленники» – трезвенники, имеющие опыт духовного трезвения – трезвления, духовно-нравственного бодрствования.

Примечательно, что, несмотря на отличия в понимании трезвости, они принадлежат одному семантическому пространству. Трезвенники, внутри каждой из культур, могут иметь свои субкультуры, которые связывает общий взгляд на употребление спиртного в текущий период времени. Вполне естественно, что не только в структурах этих культур имеются различия, но и у каждого представителя «своя» культура. И это нормально. Однако, при проведении трезвеннической работы очень сложно дифференцировать все эти культуры, да в этом нет никакой необходимости. В наши задачи это тоже не входит, поэтому для упрощения понимания процесса сохранения и утверждения трезвости мы считаем, что надо объединить все культуры трезвости под одним понятием «собриологическая культура», которое является производным от лат. sobrietas – трезвость, разумность. По нашему представлению, собриологическая культура объединяет личностные и групповые культуры людей, ведущих трезвый образ жизни, и рассматривается в рамках собриологии.

Как указывает писатель А.Н.Маюров, собриология – это новая, развивающаяся наука о путях отрезвления народа. Надо заметить, что этот термин известен в мировой трезвеннической среде, встречается в поздних работах российских ученых. Это слово неоднократно употребляет в диссертационном исследовании доктор педагогических наук Л.К.Фортова. К примеру, под «собриологическими знаниями» ученый понимает знания о трезвости, а под «собриологической готовностью» – трезвенническое воспитание юношества. Развивают это направление В.П.Кривоногов, Н.А.Гринченко, З.В.Коробкина, С.С.Аникин, и др., показывая пути достижения трезвости, разумности, сознательности.

Укажем, что особых отличий от других культур, которые бросались бы в глаза, у собриологической культуры нет, за исключением одного – ее представители не употребляют алкогольные изделия. Таким образом, собриологическая культура – это культура людей, ведущих трезвый образ жизни, в первую очередь детей, а затем и взрослых. В связи с этим, культурная среда трезвенника становится собриологической средой, т.е. средой, которую могут насыщать разнообразные культуры трезвенников. Можно сказать, что она не только моделирует, но и показывает культуру поведения личности, организуя его деятельность, создавая условия для общения, личностного роста на мотивах креативности и успешности, для формирования, в конечном счете, трезвенного мировоззрения. На наш взгляд, это в полной мере отвечает критериям воспитанности личности, которая, помимо социально ценностного действия – сознательного устойчивого отрицательного отношения к употреблению опьяняющих веществ, включает культуру поведения (характеризующую повседневные нормы поступков), этикет (соблюдение правил поведения в регламентированной форме) и манеры поведения в общении.

Известно, что неотъемлемо в одном социуме находятся как апологеты трезвости, так и лица, не причисляющие себя даже к трезвенникам и даже неблагожелательно к ним относящиеся, которых может оскорблять сравнение с ними. Но, в силу обстоятельств, даже мировоззренческие антагонисты могут быть согражданами, сотрудниками, коллегами, т.е. людьми решающими одну задачу, делающими одно дело в одно и то же время на одном и том же месте. На наш взгляд, если такая совместная деятельность совершается в период воздержания от употребления опьяняющих веществ, то ее следует обозначить как собриологическая деятельность, а пространство, в котором она функционирует – собриологическим пространством.

А.А.Веряев вводит понятие «информационная культура», понимая под ним сложное интегральное системное личностное образование, представляющее собой «гармонически сочетающуюся совокупность общечеловеческих представлений, идей, знаний (когнитивный компонент), ценностных ориентаций, гуманистических представлений, эмоционального опыта (мотивационно-ценностный компонент), качеств личности, стилевых и мировоззренческих образований (индивидуально-творческий компонент), универсальных способов познания, алгоритмов поведения, способов коммуникации (операционально-деятельностный компонент), ориентированных на свободное существование, развитие, самосовершенствование в исторически и технологически обусловленном информационном обществе».

Вероятно, собриологическая информационная культура – это культура, где нет знаков, символов, икон, фигур наркотизма, т.е. культуру любого народа, любой группы людей, где отсутствуют названные информационные единицы, можно считать собриологической культурой. Но, например, школьная культура, по определению являясь собриологической, может стать транслятором наркотизма, если вдруг, в качестве антуража появляются его знаки, коими могут быть игрушка, сделанная из пачек табачных изделий, учитель, курящий на виду воспитанников, сверстник пьющий безалкогольное пиво, детское шампанское или жующий конфету, жвачку в виде сигареты и т.д.

Ошибочным будет утверждение, что собриологическая культура – это субкультура, т.е. культура какой-то небольшой группы людей. Такое утверждение ложно изначально, так как по определению трезвость – это «нормальная естественная жизнь без мифов и иллюзий», «норма жизни». А.К.Байбурин показывает, что в понятии «норма» всегда содержится оценочный смысл. В этом случае норма выступает как «выражение «внешней» точки зрения, в соответствие с которой любой поступок может быть охарактеризован как «правильный» или «неправильный», «хороший» или «плохой», «высокий» или «низкий» и т.д. Ученый пишет: «Поведение может быть «правильным» или «неправильным». Варианты «правильного» поведения для одного и того же человека возникают в связи с приданием самостоятельной ценности индивидуальным формам поведения, что в свою очередь является следствием ролевой дифференциации членов коллектива, роста индивидуального самосознания».

В.И.Слободчиков и А.В.Шувалов понимают под «нормой» не характеристику среднестатистического уровня развития какой-либо способности, не ссылку на отсутствие выраженной патологии, высокую приспособляемость и непротиворечивость требованиям культуры, а указание на возможность высших достижений для данного возраста. Норма – это не то среднее, что есть, а то лучшее, что возможно в конкретном возрасте для конкретного человека при соответствующих условиях. Основой психологического здоровья человека является нормальное развитие субъективной реальности в онтогенезе. Взрослые (в норме!) обеспечивают ребенку презумпцию человечности – право и возможность стоять на человеческом пути развития, по мере взросления становиться действительным автором собственного развития, говоря словами Г.Гессе, наряду с внешней судьбой обрести судьбу внутреннюю, более существенную, не случайную.

С этих позиций собриологический содержательный аспект отвергает любое сочленение наркотизма с трезвостью, как явление противоположное «норме», а значит олицетворяющее собой психологическую болезнь. Нам кажется, что любая «нормальная» культура – это психологически здоровая культура. Но из определения известно, что «трезвость – это норма жизни» и т.д., из чего следует, что собриологическая культура – это есть «нормальная» культура. А так как, «нормальная» культура – это психологически здоровая культура, то и собриологическая культура – это психологически здоровая культура. По всей вероятности, личностная собриологическая культура – это тоже нормальная, т.е. психологически здоровая индивидуальная культура, в которой отвергаются любые виды опьянения. Поэтому содержательный личностный аспект трезвенного информационного пространства будет базироваться на тех же принципах, что и общий, доминирующим из которых является отсутствие в информационном пространстве индивида семиотической составляющей наркотизма.

По нашему мнению, собриологическую культуру можно рассматривать в плоскостях отношения: к употреблению опьяняющего вещества, к собственному здоровью, к досугу и отдыху (или рекреации), среде, пространству. Степень отношения к употреблению опьяняющего вещества имеет два диаметрально противоположных полюса. В основе одного из них лежит полное отрицание какого-либо употребления опьяняющих средств, другой - допускает возможность употребления в допустимых пределах того или иного психоактивного или наркотически действующего препарата. В основном спор разгорается вокруг алкоголя, как легализованного, поэтому наиболее доступного наркотика, вошедшего в быт и культуру человечества. Степень отношения к собственному здоровью заключается в умении человека работать над собой по изменению своего сознания с тем, чтобы преобразовать себя и увеличить продолжительность жизни через разумное питание, воздержание, закаливание, саногенное мышление, трезвый образ жизни и т.д. Степень отношения к досугу и отдыху (или рекреации) характеризуется умением отдыхать, т.е. наличием определенных знаний и на их основе выработки умений и навыка по поиску, созданию условий для полноценного отдыха. Степень отношения к среде предполагает выбор, а также преобразование среды в соответствие со своим мировоззренческим концептом, воспитанием и развитием «эмоций высокой ценности».

Таким образом, формируя единое информационное пространство в России, трезвенники должны меньше всего опираться на внутренние ресурсы трезвеннического движения. Более того, они обязаны искать союзников в среде трезвых (на данный момент) людей и совместно с ними конструировать информационное пространство собриологического содержания. К тому же, государство финансирует деятельность организаций далеких от трезвости, однако это не повод вступать с ними в конфронтацию, наоборот, требуется наладить с ними контакт для решения генеральной задачи: радикального изменения отношения россиян к трезвому образу жизни. Сегодня для трезвенников России актуальной должна стать единственная цель: выработка концепции трезвого поколения. Над этим нам предстоит работать в ближайшие годы, об этом следует думать сейчас. Ведь трезвенник это не тот, кто вина не пьет, а тот, кто мыслит о будущем трезво.

¹ГОСТ 18300-72 (1972 г.), п/п 5.1. «Этиловый спирт – легко воспламеняющаяся бесцветная жидкость с характерным запахом, относится к сильнодействующим наркотикам, вызывающим сначала возбуждение, а затем паралич нервной системы». ГОСТ 5964-82 (1982 г.), п/п 4.1. «Этиловый спирт – легко воспламеняющаяся бесцветная жидкость с характерным запахом, относится к сильнодействующим наркотикам». ГОСТ 5964 – 93 (1993 г.), п/п 7.1. секвестрирован до неузнаваемости: «Этиловый спирт – легко воспламеняющаяся бесцветная жидкость с характерным запахом», а в 1999 и 2000 гг. Государственная Дума РФ приняла законы, согласно которым алкогольные изделия относятся к пищевым продуктам

2 Председатель Международной независимой ассоциации трезвости (МНАТ) В.М. Ловчев категорически возражает против причисления МНАТ и IOGT к околомасонским организациям, считая, что мировоззрение этих организаций описывается крайне тенденциозно. Ученый утверждает, что МНАТ никогда не имела подобных ритуалов, а IOGT отказалась от религиозных элементов в начале ХХ века, превратившись из организации протестантской в светскую. Это заслуга принадлежит ученому с мировым именем Августу Форелю, который в 1906 г. возглавил религиозно нейтральную IOGT. Ныне на своих Всемирных конгрессах эта организация награждает наиболее выдающихся исследователей в области трезвости медалью Августа Фореля и предоставляет последним право произнести мемориальную лекцию.

3 Михайлов В.А. Лествица трезвения. – СПб: Православный клуб «бодрствование» во имя святого мученика Вонифатия, 1998.

4 Михайлов В.А. Опыт практической работы. СПб.: Православный клуб «Бодрствование» во имя св. мученика Вонифатия, 1998.

⁵Тверезый – трезвенник без ума в голове. Ср.: «Мужик ты добрый, тверезый одно только горе – ума в голове нет» (А.П. Чехов. Мертвое тело).

Внимательно слежу за публикацией Н.Н. Смоленцева-Соболева «Ижевское восстание».

В общих чертах автор, повторяя зарубежных и советских писателей, также допускает небольшую путаницу исторических событий, мест действий и фактов.

Так, как и многие историки, называет полковника Ефимова летописцем какой-то Ижевско-Воткинской дивизии, которой никогда не было. Была Ижевская и 15-я Воткинская, которые находились на Восточном фронте, но в разных армиях Колчака и соединились в Ижевско-Воткинскую стрелковую бригаду только на Дальнем Востоке в 1921г.

Коренной воткинец А.Л. Болонкин пришел с Великой войны уже подпоручиком, а не прапорщиком, как это указано и никогда не был участником восстания в Ижевске.

Далее: «Итак, воткинцам было сообщено, что утром 17 августа им на помощь придет отряд Болонкина. Вооружения у воткинцев не было. Отряду Болонкина поэтому пришлось нагрузиться дополнительными винтовками и огнеприпасами. Задача была не из простых: ночью, лесными путями, обойти движущийся навстречу 6-тысячный большевицкий отряд, переправиться через ряд водных прегра, выйти на Воткинск по возможности не замеченными, в установленное время, на заре, атаковать город, извне поддерживая восстание в городе. В ночь с 16-го на 17 августа отряд Болонкина вышел из Ижевска». (с)

Представляя произвольную трактовку этих событий, читателю даже в самой пылкой фантазии трудно представить - как человеку ночью с двумя трехлинейками возможно пройти по лесу более 60 км, переправиться через ряд водных преград, а затем вступит в бой. Но никаких водных преград, кроме двух небольших ручьев по всей дороге в то время не существовало и сегодня не существует.

Без указания на источник не поддается критике и дейтвия какго-то «6-тысячного большевицкого отряда», который двигался им на встречу.

По воспоминаниям члена РКСМ Воткинска В. Полушкина, хранящиеся в Партархиве КПСС УАССР: «На ст. Кварса (5 км. от Воткинска) прибыли платформы с ижевскими рабочими и одним полевым орудием, которые выдвинулись по Сарапульскому тракту и с рассветом атаковали город».

В приказах отделу снабжения Начальника штаба Юрьева не раз упоминается о распределении «обмундирования, оставшихся от большевиков при бегстве 16-го августа». (ЦА УР Р-548) В действительности основная часть большевиков успела уплыть на небольшом пароходе по пруду в реку Шарканка. Об этом писала газета Воткинская жизнь 24-го сентября 1918г. на С. 3.

«Через несколько часов после свержения власти большевиков в Воткинске бывший «военком» Вавилов засел на телеграфе в с.Шаркан и разослал тревожные телеграммы по всем направлениям…Первая была подана 17-го августа в 4 часа 40 мин. «Военкому Трапезникову. Воткинск занят бандой и фронтовиками отступающих Ижевска. Будьте готовы. Мобилизуйте свои силы. Мошкин едет обратно. Дебесах будет военный штаб все сведения Вятки Глазова будут поступать Дебесы на имя военного штаба. Вас уполномачиваю получать всю корреспонденцию депеши и распоряжения адресуемые на имя военного штаба и немедленно передавать мне телеграфом Шаркан на мое имя Начальника штаба Вавилова. На почте установите дежурство и следите за правильной отправкой депеш. Начальник военного штаба и военком Воткинского завода Вавилов»

В 4 часа 45 мин. была подана следующая телеграмма: «Глазов Военкому. Воткинск занят бандой и фронтовиками отступающих полагаю Ижевска численностью триста пеших пятьдесят конных. Советские войска после упорного, но короткого сопротивления отступили по шоссе Осу Галево и несколько человек Шаркан. Дебесах организован мной Штаб который будет находиться Дебесах все ваши распоряжения и принятые меры передавайте Дебесы на имя военного Штаба. Высылайте соответствующую силу. Военком Воткинского завода и начальник военного Штаба Вавилов».

Далее идут телеграммы: «Чепца начальнику отряда приехавшего из Воткинска», «Начальнику караула станции», «Вятка Губвоенкому». Всем сообщается о занятии Воткинска бандой и фронтовиками отступающими из Ижевска, численность триста пеших и пятьдесят конных». Последняя телеграмма была подана Вавиловым в Левшино (район Перми – С.П.) агенту Воткинского завода Богатыреву. «Прошу немедленно выехать станцию Чепца захватить все деньги, имеющие вашем распоряжении необходимые для военных операций».

Не даром говорится: «У страха глаза велики». Для воткинских красноармейцев и их командира Вавилова небольшой отряд ижевцев превратился чуть не в полк. Мы хорошо знаем, что ижевцев не было и двух сотен, а конных при отряде не было ни одного человека. Впрочем, для нас ясно, что все преувеличения Вавиловым допускались умышленно, с расчетом во первых не уронить Воткинских «совдепщиков» в глазах глазовских, вятских и т.д, а то ведь их глазовские «товарищи» могли ответить: «вы имели силы, ничего не сделали против небольшого отряда, так черт с вами – гибните! Во вторых – чтоб «не уронить дух» глазовской красной армии и т.д. Вот почему Вавилову пришлось врать во всю о числе ижевского отряда, вот почему он вынужден был говорить «после упорного сопротивления советские войска отступили на Осу, Галево и Шаркан».

Для нас хорошо известно это отступление, - «отступление» в баржи, «отступление» под кустиками за прудом. Эх вы большевики! Как вы увлеклись враньем: врали и врете перед народом, и врете даже перед своими товарищами «военкомами» и т.п. Пуэрло»

Ответ автора статей «Ижевское восстание»

Могу только порадоваться, что на исторической родине Ижевцев и Воткинцев все-таки есть люди, которым небезразлична история нашей Обороны и Ухода. Признаком этого небезразличия, несомненно, является письмо в электронный журнал профессора Г.М.Солдатова «Верность», пришедшее от С. Простнева из Воткинска.

Ценностью этого письма является также то, что он, как и некоторые интересующихся этой темой, использует доступные ему материалы, что хранятся в Партархиве КПСС УАССР, а также в Центральном Архиве УР.

Впрочем, С. Простнев не совсем верно отмечает, что в своей работе над циклом статей «Ижевское восстание» я повторяю «зарубежных и советских писателей». Да, действительно, я знаком с художественными произведениями некоторых писателей, большей частью советских, например Алдан-Семенова («Красные и белые»). Однако повторять этих советских писателей мне не пристало - там практически нет правды.

С другой стороны, художественных произведений о нашей Обороне, написанных Русскими в Рассеянии, чрезвычайно мало. По этой причине мне повторять их также нет серьезной возможности. Впрочем, я даже затрудняюсь сказать, что значит «повторять писателей». Но это, так сказать, по требованию более точного оформления мысли, раз уж мой читатель С. Простнев решил поправить автора.

По фактам же попробую уточнить то, что имеет в виду С. Простнев, и что в самом деле написано мной, действительно использовавшим как зарубежные, так и советские источники.

Например, С. Простнев сообщает: «Так, как и многие историки, (Н.С.) называет полковника Ефимова летописцем какой-то Ижевско-Воткинской дивизии, которой никогда не было. Была Ижевская и 15-я Воткинская, которые находились на Восточном фронте, но в разных армиях Колчака и соединились в Ижевско-Воткинскую стрелковую бригаду только на Дальнем Востоке в 1921г.»

Смотрим, что было мной написано. В Главе-4 сказано: «Как сообщает летописец Ижевцев полк. А. Ефимов, во время Великой войны Д. Федичкин - «стрелок 13-го Туркестанского полка, он получил большой боевой опыт на Кавказском фронте и был награжден многими боевыми наградами, в том числе орденом Святого Георгия 4-й степени».

Обращу особое внимание С. Простнева на фразу: «летописец Ижевцев полк[овник] А.Ефимов...» О воткинцах здесь нет речи ни как о дивизии, ни как о бригаде. Речь идет только об Ижевцах.

В Главе-6 я увидел деятельность Авенира Геннадьевича шире и назвал его «летописцем Ижевско-Воткинской дивизии», хотя, несомненно, нужно было написать «летописец Ижевской и Воткинской дивизий». Обе дивизии какое-то время существовали, обе были в армии А. Колчака. У обеих было разное командование и различные места дислокации. Почему так получилось, мы еще дойдем в нашем повествовании. На этот счет С. Простневу не следует волноваться. Опишем, как видим и понимаем из того, что знаем.

Полковник А. Ефимов в самом деле описывал боевые действия Ижевцев и Воткинцев, так как был на командных должностях Ижевской дивизии, а в 1921 г. стал командиром Ижевско-Воткинской бригады. В любом случае, автор благодарен С.Простневу за внимательное прочтение и поправку.

В отношении воинского звания А. Болонкина, между прочим, есть такие же сомнения, как и по поводу многих деталей тех времен и событий. Например, полковник Федичкин сам себя постоянно называет «полковником». Однако чин полковника ему дали... Ижевцы, когда выбрали и назначили своим Главнокомандующим. До той поры Федичкин был в чине капитана. Знатоки военного чинопроизводства в старой России сразу могут оспорить самого Федичкина: не можете вы, господин капитан, называться полковником, пока вас не произведет в этот чин высшее командование Армии. Однако давайте уж быть честными: где была та Армия и где было то высшее командование, когда Ижевцы поднялись против сатанинской власти? Это также станет предметом нашего рассказа в дальнейшем.

О том, что Андрей Лаврентьевич Болонкин был на момент восстания не в чине прапорщика, принято с благодарностью. Только у летописца Ижевцев и Воткинцев полковника А. Ефимова и в мемуарах С. Лоткова, этот офицер сразу оказался в поручиках, а не в подпоручиках, как сообщает об этом С. Простнев, и с ноября 1918 г. он уже штабс-капитан. Это, так сказать, поправка на поправку.

Между прочим, то, что А. Болонкин не был Ижевцем, а был коренным воткинцем, нигде не оспаривается. Мой добрый критик чуток переборщил, в своем праведном усилии доказывая этот факт. Об участии А. Болонкина в обращении к Ижевцам и переходе вместе с боевым отрядом их и воткинцев в ночь с 16-го на 17-е августа 1918 года ясно указывается во многих источниках. Сам ночной переход Ижевцев под Воткинск и атака на город утром 17 августа 1918 года описана многократно и достаточно подробно.

Как «читатель самой пылкой фантазии», С. Простнев отчего-то указанные мной 45 верст до Воткинска превратил разом в 60 км. Позволю себе заметить, что 45 верст это не 60 км. В одной версте - 500 саженей, в одной сажени - 7 русских футов, то есть примерно 2 м.14 см. Итого, а одной версте - примерно 1070 метров, что равно, опять-таки не с точностью до полудюйма, одному километру. Поэтому считается, что 45 верст это 48 километров, а не 60. Да, мне известно, что сегодня автобусный путь от Ижевска до Воткинска считается длиной в 60 км.

Сорок верст, кстати, для сведения всех интересующихся, это норма дневного перехода Русского пехотинца. С полной выкладкой. С винтовкой, патронной сумкой, шинелью, лопаткой, котелком и ложкой за голенищем. Дневной переход длился ровно 8 часов, отдай еще два часа на дневки. По пять верст в час, а при наличии гужевого транспорта, попросту телег - и того быстрее. Так что ничего удивительного я, например, не увидел в том, что Ижевцы промахнули эти 45 верст, но к рассвету не поспели, о чем сообщалось во многих мемуарах. Воткинцы даже стали подозревать, что их обманули. Уже выйдя на свои места, готовые атаковать большевиков, они никак не могли дождаться появления Ижевцев. И чуть было не начали атаку без сигнала. Но тут Ижевцы и подскочили.

Теперь о двух ручьях, о которых сообщает С. Простнев. Изменения рельефа местности могут быть огромны в несколько лет, не то что в несколько десятков лет. О водных преградах - ручьи таковыми являются также - на пути ночного десанта Ижевцев сообщают практически все, кто писал об этом с нашей, Белой стороны.

Если С. Простнев убежден что «никаких водных преград, кроме двух небольших ручьев по всей дороге в то время не существовало и сегодня не существует», то читатели могут спросить: неужели С. Простневу более 100 лет, что он все так хорошо помнит о «том времени»?

Я же обращу внимание на то, что 250-сильный отряд с А.Болонкиным и унтер-офицером Коряковым во главе не шел по Сарапульскому тракту - вопреки воспоминаниям члена РКСМ Воткинска В. Полушкина, которые хранятся в Партархиве КПСС УАССР и на которые ссылается С. Простнев. Не по дороге шли, а по лесу. Об этом сообщают также практически все, кроме В. Полушкина. Атаковали со стороны Сарапульского тракта - это да. Однако идти к Воткинску - это одно, а рассыпаться в боевой порядок и атаковать - это совсем другое.

Теперь о количестве Ижевцев, атаковавших Воткинск. Есть две основных версии. Первая: фронтовики Воткинска, в количестве 180 человек, узнав о восстании в Ижевске, ушли туда, а 17 августа, усиленные 15-ой ротой Ижевцев под командой прапорщика Ермакова, вернулись. Число называется 360 (а у другого мемуариста - 250) человек. Куликов и Дмитриев вводят в дело сербского офицера Пашича, который руководил этим ночным походом. Другая версия: только несколько воткинских офицеров (называются фамилии) просочились в Ижевский, дали сведения о готовности воткинцев, затем часть этих офицеров вернулась, а часть осталась в Ижевском отряде, который шел всю ночь, атаковал Воткинск, и был количеством до 250 человек.

К теме Воткинска мы еще обратимся. Очень любопытная тема.

Пока же ответим на еще одно обвинение С. Простнева: «Без указания на источник не поддается критике и действия какого-то «6-тысячного большевицкого отряда», который двигался им на встречу».

О катастофической неудаче Антонова-Овсеенко на походе от Гольян писали и пишут все, кому не лень. Наряду с последующим разгромом Аплока под Бабками («бабкинская резня») это одна из самых ярких и воодушевляющих побед Ижевцев. И повторю самого себя: стратегическое решение было генеральским по уровню. Что ставит нашего полковника Федичкина и других Ижевских военачальников на голову выше не только всяких Антоновых да Аплоков, но и генералов старой школы.

И последнее, о приведенных фактах, которые С. Простнев почерпнул из Партархива КПСС УАССР, а также из Центральном Архиве УР. Вне всякого сомнения, они имеют определенное значение, однако, по моему глубочайшему убеждению, это значение никак не больше значения наших Белых источников. А потому объективизировать данные партархивов и ЦА УР, то есть считать истиной в последней инстанции, было бы ошибочным. Когда же на основе этого кто-то пытается уловить автора в каких-то особых неточностях, а заодно раздуть эти неточности, как реальные, так и мнимые, до непомерных размеров слона, так это и вовсе неприемлемо.

И все-таки есть у меня мечта. Это что на той земле, откуда ушли мои предки и где мне не было ни воли ни жизни, когда-нибудь появятся исследователи, историки, краеведы, публицисты, архивных дел специалисты, которые не станут искать блох, а напишут мне: Н.Н., давай работать вместе, давай писать настоящую историю Ижевцев и Воткинцев, все как было, все, чем они жили, за что гибли, как побеждали. Это я к вам лично обращаюсь, С. Простнев.

На последнюю статью вашу, о потерянной роте, мне указали, читал, знаю. Задался вопросом: отчего казаки в Прикамье (на фото) вдруг в синих штанах с красными лампасами? Или Прикамье уже частью Войска Донского стало? Или, как всегда, ответ простой: рядимся, как можем? Без ряженности стопку не поднесут?..

Бывайте здоровы. Желаю вам всяческих успехов.

ОТВЕТ НА ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО А.БОНДАРЕНКО ИЗ РИС-О

Несколько дней назад мне было переслано «Открытое письмо» некоего А.Бондаренко, старшего соратника РИС-О из Новосибирска. Что такое РИС-О? Это Российский Имперский Союз-Орден. Создана он был 80 лет назад с главной целью сохранения монархических кадров в эмиграции и возрождения монархизма в России.

В последние пятнадцать-двадцать лет данную эмигрантскую организацию обрабатывали точно так же, как РПЦЗ. Внедряли в нее провокаторов, «казачков засланных», «агентов влияния», открывали филиалы на территории бывшего СССР, набирали в эти филиалы каких-то странных людей, которые вдруг начинали делать громкие заявления, что они - за монархию. Затем делили РИС-О на части, раскалывали на куски, разрывали на клочки.

Подобно нынешним «осколкам» Зарубежной Церкви, сегодня каждый кусок и клочок РИС-О заявляет о себе, как о единственно законной, единственно благоверной, единственно легитимной и т.д. Все прочие объявляются «лже-РИС-О» с последующими оргвыводами. Хотя, по правде сказать, каждая из частей РИС-О на территории РФ сегодня в политическом плане не значит ничего. Это малочисленные группы маргиналов и функционеров, искусственно подпитываемых из неизвестно каких источников.

Все попытки оживить ту или иную организацию РИС-О, либо совместными усилиями с другими организациями хотя бы завоевать небольшие симпатии среди народонаселения РФ потерпели поражение. Впрочем, таков был замысел, разработанный и оформленный ребятами из «конторы глубокого бурения», они же нынче - ФСБ, они же чекисты.

Письмо «старшего соратника» А.Бондаренко не выделяется из перечня мероприятий, которыми потчуют время от времени ребята из той самой «конторы». Прежде всего, потому что предметом своих нападок А.Бондаренко выбрал интернет-издание «Верность», на сегодня, очевидно, единственное электронное издание не под контролем тамошних «конторщиков».

Популярность «Верности», которая издается в США, в последнее время неслыханно выросла. Ее читают, ее материалы обсуждают, к мнению ее авторов прислушиваются русские православные по всему свету: в Америке и Канаде, в Аргентине и Бразилии, во Франции, Германии, Греции, Испании, Болгарии, на Украине, в Белоруссии и Казахстане. А в первую очередь – в РФ. Вместе с этим растет интерес к "Обществу Ревнителей Памяти Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого)", являющемуся организационной основой этого издания.

Поэтому не удивительно, что А.Бондаренко накинулся со своей «критикой» именно на «Верность» и на ее бессменного администратора-редактора Г.М.Солдатова. Главными пунктами нападок «старший соратник» назвал следующие:

–что авторы журнала стараются доказать, что в России и в Русской Церкви "всё плохо",

–что Г.М.Солдатов принимает к публикации материалы лиц, не угодных А.Бондаренко,

–что "Верность" на данном этапе не является органом радетелей за церковную истину,

–что "Верность" превратилась в рупор деструктивных сил антимонархического толка.

Поводом для таких утверждений явилось противоречие между Г.М.Солдатовым и А.Бондаренко – это отношение к так называемой «кирилловской ветви» семьи Романовых.

Тот РИС-О, в который входит А.Бондаренко, является ярым сторонником так называемого «Российского императорского дома Романовых» (в дальнейшем, для кратости – «РИДР»), защищающего за «кирилловской ветвью» несуществующее более право на несуществующий более престол в несущестующей более Российской Империи.

Опираясь на серьезную публицистическую и научную литературу, проф. Г.М.Солдатов в ряде выступлений опровергает таковое право как в целом «кирилловичей», так и, в частности, главы этой организации Марии Гогенцоллерн (в девичестве и после развода с Гогенцоллерном – Романовой) на царский престол.

Письмо-провокация А.Бондаренко достаточно большое и пестрит различными именами, от И.Яблокова до В.Рудинского, от Г.Новицкого до А.Люлько, от М.Назарова до Н.Казанцева. В адрес чуть не каждого Бондаренко находит какой-нибудь эпитет, что вообще выводит его «опус» за пределы общепринятых норм поведения.

Но допустим, это издержки нервной системы самого Бондаренко, расшатанной бесплодной политической деятельностью и отсутствием нужных лекарств. О чем же по существу сообщается в его Открытом письме?

А.Люлько уже дал свой подробный и доказательный ответ, указав А.Бондаренко на абсурдность и лживость его «обвинений» в свой адрес. За проф. Г.М.Солдатова говорит сама «Верность», все сто тридцать два номера которой многими копируются и сохраняются в памяти персональных компьютеров. После получения писанины Бондаренко у меня возникло множество вопросов, а попытавшись ответить на них, я пришел к интересным выводам.

Хамский тон, который взял Бондаренко, 1970 года рождения, в адрес старейших на сегодня активных деятелей монархического движения, не может скрыть факта, что по сути все письмо – это апологетика уродливого мировоззрения пост-советского человека. О таком мировоззрении «бондаренок» хорошо сказал сам директор канцелярии «РИДР-а» А.Закатов: "Эклектичность сознания – одно из зол нашего времени. Мне приходилось встречать людей, считающих себя православными и приходящих в мавзолей Ленина, как в храм".

Нет сомнения, что имя А.Закатова хорошо известно Бондаренко, в силу того что он выступает за так называемый «легитимизм» и саму организацию «РИДР». Нет также сомнения, что эклектичность сознания самого Бондаренко не дает ему самому осознать всю глубину собственного духовного падения и всю комичность ситуации, в которую он себя поставил.

Судите сами. В одном из собственных электронных сайтов о своей церковной принадлежности и состоянии, А.Бондаренко сообщает: год крещения – 1992, приход – РПЦЗ, воцерковленность – воцерковляюсь, посещаю храм не всегда, когда должно, редко участвую в таинствах церкви, не до конца соблюдаю посты и молитвенные правила.

Любой православный тут же замашет руками: хватит, хватит, таких мы видели много, еще один недобеременный! Редко он участвует «в таинствах церкви»? Скажи по-русски: на исповедь не хожу, посты не соблюдаю, церковь вообще посещаю тогда, когда вдруг очень захочется (или прикажут?), но это бывает крайне редко. Тогда возникает вопрос: чем этот «старший соратник» отличается от обычного совка, который точно так же на исповедь (а следовательно, к причастию) не ходит, посты не соблюдает, да и в церковь заглядывает, только если «все пойдут»? Только тем, что он громогласно заявляет: «Мы должны быть подлинно рыцарями духа, а потому быть глубоко-воцерковлёнными людьми»?

Но не напоминает ли это двуличность и лицемерие коммунистов и комсомольцев, которые также призывали быть честными, правдивыми, не бояться трудностей, бороться за идеалы коммунизма, а сами в это время грабили, убивали, сажали в лагеря, бдили и стучали в «органы», голосовали на своих собраниях «за», подличали, пьянствовали, воровали, развратничали, теряли человеческий облик?

Странно ли тогда слышать от этого, извините, «поборника» Православного Царства такие безграмотные заявления, сделанные совсем недавно, 7 октября 2009 г, в его послании 3-му имперскому съезду:

«Нет и не может быть никаких компромиссов с теми, кто... толкает Русскую Православную Церковь в пучину экуменизма и сергианства».

«Мы должны быть верны Имперской Присяге и всегда поддерживать Государыню Марию Владимировну и Цесаревича Георгия Михайловича».

Однако кому же не известно, что в пучину экуменизма и сергианства МП-РПК давно уже влезла сама, чуть не от самого зарождения своего, будучи инструментом богоборческого коммуно-чекистского режима, которому нужны были свои представители на международной арене, в том числе и в области религиозной? Таковым инструментом МП остается до сих пор, так как и коммуно-чекистский режим, по внутреннему содержанию, ничуть не именился со времени И.Сталина.

В 2007 году мы стали свидетелями еще одного завоевания ИХ «революции» – поглощения бóльшей части Русской Православной Церкви Зарубежом сектой МП, в руководстве которой остаются ныне уже публично открытые агенты КГБ-ФСБ. После такового поглощения РПЦЗ получила совершенно объяснимый довесок и называется теперь: РПЦЗ-МП. Вопрос о сергианстве и экуменизме еретической сектой МП давно уже хитроумно обойден и снят с повестки. МП была и остается экуменической и сергианской сектой.

К какому приходу принадлежит Бондаренко, пока не известно. Однако по его поведению, это не приход, отвергающий унию с МП. По ряду обмолвок самого Бондаренко можно сделать вывод, что это приход РПЦЗ(МП), зарубежной части еретической секты МП. К той же РПЦЗ-МП, похоже, принадлежат и М.Гогенцоллерн-Романова с ее «РИДР-ом», каковой не признают ни одна из других ветвей семьи Романовых.

Экуменизм и сергианство М.Гогенцоллерн-Романовой не вызывают никаких сомнений. Она не только участвует в квази-политической возне МП, но и постоянно, при каждом возможном случае, молится вместе с этими поборниками экуменизма и охранителями сергианства.

Бондаренко, этому 39-летнему недорослю, наверное, невдомек, что такое Апостольские Правила и решения Вселенских соборов. Однако если б он почаще в церковь ходил, да еще читал бы церковную литературу, да молился бы усердно во славу Господа нашего, то обнаружил бы, что 65-ое Апостольское Правило гласит:

«Аще кто из клира, или мирянин, в синагогу иудейскую или еретическую войдет помолитися: да будет и от чина священного извержен, и отлучен от общения церковного».

На современный лад переложив, получаем такое требование: пошла мирянка М. Гогенцоллерн-Романова молиться с еретиками-экуменистами - должна быть отлучена от церковного общения. Молилась с экуменистами из МП она много раз, и каждый раз становился достоянием публики. Например, приехала на похороны Алексея Редигера, известного сексота КГБ по кличке «Дроздов», который быв у нас в Нью-Йорке в 1991 году называл иудеев своими братьями, и который играл не последнюю скрипку в экуменическом оркестрике. Заодно молилась с экуменистами, еретиками-сергианами из МП и нераскаянными коммунистами, врагами русского народа, уголовными преступниками: К.Гундяевым, А. Коноваловым, Ю.Чайкой, В.Черномырдиным, С.Шойгу, Ю.Лужковым, В.Матвиенко.

А.Бондаренко же, отрицая напоказ какие-либо компромиссы с экуменистами и сергианцами, в то же время призывает к верности безусловным экуменистам и сергианцам, Гогенцоллернам Марии Владимировне и ее сыну Георгию, каковые являются по сути отступниками и отлученниками. Очевидно, неведомо ему, что только помолившись с нею, отлучницей, и даже не в церкви, а в частном доме, он тоже должен быть отлучен от церковного общения? Именно так - согласно 10-го Апостольского Правила.

Бондаренко не может апеллировать к тому, что МП не отлучала Марию Гогенцоллерн-Романову. Еще раз повторим, МП – это вообще не церковь, а еретическая секта, созданная по указу И.Сталина в 1943 году – и в нарушение 30-го Апостольского Правила, которое гласит:

«Аще который епископ, мирских начальников употребив, чрез них получит епископскую в церкви власть: да будет извержен и отлучен, и все сообщающиеся с ним».

Он не может апеллировать к тому, что и РПЦЗ-МП ее не отлучала – ныне эта организация также стала частью еретической секты МП. Еретики еретиков не отлучают, бесы бесов не изгоняют.

В отличие от А.Бондаренко и им подобных, как раз в интернетском издании "Верность" проф. Г.М.Солдатова ведется ясная, канонически выверенная, строго православная линия: есть экуменизм и сергианство, есть их сторонники-еретики, отказавшиеся от Истины Господней, ради материальных и иных низменных выгод объявившие себя «попутчиками» путинского режима. Среди этих людей находятся члены так называемого «РИДР-а».

Ни Бондаренко, ни его кукловоды, скрывающиеся за кулисой, никак не могут обвинить Г.М.Солдатова в отклонении от Христова пути. Их потуги в этом выглядят смешным, комичным фарсом. Приверженность Г.М.Солдатова Христову учению, подкрепленная его прекрасным и уникальным церковно-религиозным образованием в Джорданвилльской семинарии, делают его интернет-издание исключительным явлением как нашей церковной жизни, так и в целом, жизни Русского Зарубежья. Именно поэтому сотни и сотни новых читателей обращаются к «Верности», находя в материалах, опубликованных здесь, ответы на мучающие их вопросы.

«Верность» прошла несколько этапов своего становления. Любое СМИ – это живой организм, через который проходят и сменяют друг друга люди, идеи, доктрины, события. Требовать от газеты, журнала или интернет-издания оставаться в застойном положении, глупо и непрофессионально. Именно поэтому поначалу в «Верности» публиковались Е.Магеровский, М.Назаров и многие другие, чьи убеждения звучали сходно с убеждениями проф. Г.М.Солдатова.

Прошло время, и многие из тогдашних авторов нашли иной путь самовыражения или изменили свои идейные ориентиры. Пришли другие авторы. Требования Бондаренко, чтобы все они были исключительно монархически настроены, обнаруживает его полное непонимание, что такое журналистика и что такое СМИ.

Я полагаю, что А.Бондаренко, проведший все сознательную жизнь, с 20 до 39 лет, в рядах своего РИС-О, не только потерял всякую связь с действительностью, с практической жизнью, он просто запутался в собственных абстрациях, а потому несет в своих многочисленных интернетских публикациях на предмет монархии полную дребедень:

«Не нужно ждать скорого воплощения в жизнь идей Ордена. Иллюзий быть не должно. Но это не может вводить нас в уныние. Я оптимист и верю в торжество Русского Православного Царства...» - трам-там-там, тара-тара-рам!

«К сожалению, отсутствие времени и средств в эпоху кризиса не позволяют мне принять участие в Съезде, но я мысленно с Вами и шлю из столицы Сибири всем участникам свои поздравления с Имперским Праздником и 80-летним Юбилеем РИС-О».

Так и захотелось напомнить: эпоха кризиса у вас в РФ произошла по причине падения мировых цен на нефть и газ, а также оттого, что «конторщики» заняли в государстве ключевые экономические позиции, уворовывая из казны не миллиарды, а триллионы рублей. При режиме Путина и Ко., которых всячески пытается подмаслить М.Гогенцоллерн-Романова, коррупция так разъела экономику страны, что впору вводить снова талоны на сахар, масло и водку, смертность во многих областях страны преобладает над рождаемостью, уровень самоубийств – по-прежнему «ельцинский», детская и подростковая проституция, бездомность и наркомания стали выше.

Но еще более комичен пафос А.Бондаренко, когда он начал обличать авторов «Верности», которые якобы «стараются доказать, что в России и в Русской Церкви "всё плохо"... Комичность его пафоса состоит в том, что всего за месяц до того, в том же послании к 3-ему Имперскому Съезду, сам А.Бондаренко заклинал своих соратников:

«В эпоху секуляризации и толерантности к самым страшным грехам и порокам, расцвета советского реваншизма и необольшевизма, культивируемых в Эрэфии, мы должны быть непоколебимо верны...» и т.д.

Другими словами, свою собственную Родину А.Бондаренко отчего-то начинает клеймить позорным словом «Эрефия», утверждая, что там сейчас идет расцвет советского реваншизма и необольшевизма. При этом он явно клевещет о толерантности в своей стране к самым страшным грехам и порокам, а самые страшные грехи и пороки, согласно Библии, это убийство, воровство, ложь, содомский грех и т.д. Можно сказать, что Бондаренко в данном случае порочит собственную россиянскую действительность и льет воду на мельницу врагам своей любимой Эрефии.

Возникает вопрос: где же настоящий Бондаренко? Тот, что любит-ненавидит Эрефию, или тот, что захлебывается праведным гневом против авторов «Верности»?

Таких, как Бондаренко, поборников экклектизма и политического фарса, жалко: когда советско-гебешный реваншизм осуществится в полной мере, их посадят в клетку, «судья» зачитает им приговор: за клевету против России... А дальше история известна:

Этап на Север - срока огромные,
Кого ни спросишь, у всех - Указ.
Взгляни, взгляни в лицо мое суровое,
Взгляни, быть может, в последний раз...

В силу своего возраста А.Бондаренко, вероятно, не знает и этого момента своей россиянской действительности. В «Верности» этот момент очень точно описан неоднократно, потому что уничтожение духовности – главная задача коммуно-чекистского режима, перед которым заигрывают так называемые «легитимисты» М.Гогенцоллерн-Романовой, в том числе А.Бондаренко. Что ж, если выживет, будет демонстрировать потомкам свое «лицо суровое».

Мы переходим к следующему обвинению А.Бондаренко: "Верность" превратилась в рупор деструктивных сил антимонархического толка, так как это обвинение непосредственно связано с предыдущим. Со всей яростью купленного мальчика накидывается он на одного из самых стойких борцов против русофобского ГБ-режима - Д.К.Веймарна, буквально плюясь слюной, не выбирая выражений, не стараясь сохранить хотя бы внешние приличия.

Поводом для такого обильного слюноотделения А.Бондаренко явилось «Обращение к соотечественникам», сделанное Д.К.Веймарном летом 2009 года. Основная идея Дмитрия Константиновича была такой же ясной и понятной, как и вся его борьба за возрождение национальной России. Это был призыв к вооруженному сопротивлению коммуно-чекистскому режиму.

Тут я соглашусь с А.Бондаренко: да, «Обращение к соотечественникам» Д.К.Веймарна содержит разрушительный призыв. И Бондаренко, и его кукловоды-«конторщики» все поняли абсолютно правильно. Патриотический призыв Д.К.Веймарна направлен на... абсолютное разрушение антинародного, русофобского режима в РФ. Вот чего смертельно боятся те самые кукловоды: что народ в РФ, измученный и отчаявшийся, восстанет и перебьет их, преступных менеджеров криминального государства, гебешных администраторов, коммуно-мафиозных «бугров» и их шестерок, к каковым теперь относится и «РИДР», вместе с его доморощенными адептами в РФ.

Эта «деструктивность» находится в явном противоречии с идеологией и практикой таких, как А.Бондаренко. Для них псевдо-монархическая трескотня – это подвиг. Конечно же, они видят, что жизнь их уходит в «свисток». Но видят ли они, что они выполняют также роль ширмы, за которой творятся просто бесстыдные, подлые и грязные дела?

Для так называемых «легитимистов», например, нормой является не только молитвенное общение с еретиками, но и возведение в дворянское достоинство... коммуно-чекистов, офицеров и генералов советской армии, отребья общества. Так, М.Гогенцоллерн-Романова некоторое время назад «даровала» свой дворянские титулы: главному чекисту РФ Н.Патрушеву, генералам СА В.Шаманову, А.Квашнину, В.Манилову, мэру Москвы Ю.Лужкову (он же - Кац), тогдашнему «патриарху» Алексею Ридигеру, генпрокурору Ю.Чайке, вдове А.Собчака - Л.Нарусовой, депутату госдумы А.Митрофанову...

Ничего удивительного в том, что та же М.Гогенцоллерн-Романова 90-летие со дня трагической гибели Государя-мученника Николая II и его Семейства отметила совершенно омерзительным заявлением: она, якобы будучи «истинной христианкой», прощает убийц последнего российского императора. То есть прощает Свердлова, Юровского, Белобородова, организовавших бессудную расправу и казнивших Государя-Императора Николая Александровича, его Венценосную Супругу Александру Феодоровну, их пятерых Детей.

Никто из так называемых «легитимистов» не поднял свой голос против этой наиподлейшей акции женщины, которой, по сути, наплевать на память о Государе-мученике, и на судьбу Русского народа и даже на собственное достоинство. Какового у нее, Марии Гогенцоллерн-Романовой, попросту больше не осталось.

У них же, «бондаренок», послушно тявкающих по приказу «конторщиков» из Кремля и с Лубянки, также не осталось ничего, что бы оказалось достойным какого-либо обсуждения.

РУССКАЯ РЕЛИГИОЗНО-НАЦИОНАЛЬНО-ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА «НАША СТРАНА» НЕ ДЛЯ ПЕССИМИСТИЧЕСКИ НАСТРОЕННЫХ ЧИТАТЕЛЕЙ, ОНА ОБЪЯСНЯЕТ ОШИБКИ ПРОШЛОГО И СОВЕТУЕТ, ЧТО НЕОБХОДИМО ДЕЛАТЬ ДЛЯ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО. ОНА НЕ ПРОВОЗГЛАШАЕТ, ЧТО ПОЛОЖЕНИЕ НАСТОЛЬКО ПЛАЧЕВНОЕ ЧТО, ПОХОЖЕ, НАСТУПИЛИ, ДЛЯ ВСЕГО МИРА И НАСЕЛЕНИЯ, ПОСЛЕДНИЕ ДНИ, И ЧТО ПОЭТОМУ, НЕТ БУДУЩЕГО, К КОТОРОМУ НУЖНО СТРЕМИТЬСЯ.

«НАША СТРАНА» ВЕРИТ В СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ ДЛЯ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ, РОДИНЫ И ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ. ПОЭТОМУ ОНА БОРЕТСЯ ПРОТИВ НЕОКОММУНИЗМА И ЗЛА ПОРАБОТИВШЕГО РУССКУЮ ЦЕРКОВЬ И РОДИНУ. И БОРЕТСЯ ОНА НА СТРАНИЦАХ ГАЗЕТЫ - ПРАВДОЙ!

ПОЭТОМУ ЧИТАТЕЛИ "НАШЕЙ СТРАНЫ" ВО МНОГОМ ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ ТЕХ, КТО УВЛЕКАЕТСЯ ДРУГОЙ ЛИТЕРАТУРОЙ.

ПОЭТОМУ С ЧИТАТЕЛЯМИ «НАШЕЙ СТРАНЫ» ПРИЯТНО ОБЩАТЬСЯ И ГОВОРИТЬ О БУДУЩЕМ, СОВМЕСТНО МЕЧТАТЬ И СТРОИТЬ ПЛАНЫ.

НИКТО НЕ ХОЧЕТ БЫТЬ В СРЕДЕ ТЕХ, КТО ПОСТОЯННО НОЕТ, ЖАЛУЕТСЯ НА ВСЕХ И НЕ ВИДИТ ТО, ЧТО ОКРУЖАЕТ ЕГО ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ. В ОКРУЖЕНИИ ТАКОГО ПЕССИМИСТА ТЕ, КТО С НИМ ОБЩАЕТСЯ, САМ ПОДПАДАЕТ ПОД ЕГО НАСТРОЕНИЕ И НЕ СТРОИТ НИ СВОЕГО, НИ ДРУГИХ БЛАГОПОЛУЧИЯ.

ПОЭТОМУ РЕДАКЦИЯ «ВЕРНОСТИ» СОВЕТУЕТ СВОИМ ЧИТАТЕЛЯМ ПОДПИСЫВАТЬСЯ, ЧИТАТЬ И ДЕЛИТЬСЯ СОДЕРЖАНИЕМ ЕДИНСТВЕННОЙ В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ, ГАЗЕТЫ ПРИЗЫВАЮЩЕЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ К ОБЪЕДИНЕНИЮ "ОСКОЛКОВ" ПРЕЖДЕ ЕДИНОЙ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ, СТРЕМЛЕНИИ ИДТИ ПО УКАЗАННОМУ ЦЕРКОВЬЮ И РУКОВОДИТЕЛЯМИ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ ПУТИ, ДЛЯ СПАСЕНИЯ СВОЕЙ ДУШИ И ПОСТРОЕНИЯ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО ДЛЯ БУДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ.

Основана 18 сентября 1948 г. И.Л. Солоневичем. Издательница: Лидия де Кандия. Редактор: Николай Леонидович Казанцев. 9195 Collins Ave. Apt. 812, Surfside, FL. 33154, USA Tel: (305) 322-7053

Электронная версия "Нашей Страны" www.nashastrana.info

Просим выписывать чеки на имя редактора с заметкой "for deposit only" Денежные переводы на: Bank of America, 5350 W. Flagler St. Miami, FL. 33134, USA. Account: 898018536040. Routing: 063000047.

Цена годовой подписки: В Аргентине - 100 песо, Европе - 52 евро, Австралии - 74 ам. долл. Канаде - 65 ам. долл. США - 52 ам долл. Выписывать чеки на имя:Nicolas Kasanzew, for deposit only.

СДЕЛАЙТЕ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК "НАШЕЙ СТРАНЕ" - ЕДИНСТВЕННОЙ МОНАРХИЧЕСКОЙ ГАЗЕТЕ В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ!

ТОЛЬКО ВРАГИ НАРОДА, ЗАБОТЯЩИЕСЯ НЕ О БЛАГЕ СТРАНЫ, А О СОХРАНЕНИИ ВЛАСТИ, МОГУТ ИЗ ГОДА В ГОД БЕЗДАРНО РАСПОРЯЖАТЬСЯ ЖИЗНЯМИ И ИМУЩЕСТВОМ НАРОДА, НЕ ОБРАЩАЯ ВНИМАНИЯ НА ДУХОВНЫЕ, ЭКОНОМИЧЕСКИЕ И КУЛЬТУРНЫЕ НУЖДЫ НАСЕЛЕНИЯ РФ ПРЕНЕБРЕГАЯ СОВЕТАМИ УЧЕНЫХ И СПЕЦИАЛИСТОВ.

===============================================================================================

(Более крупные суммы на почтовые, типографские и другие расходы принимаются с благодарностью.)

I wish to join the Society and am enclosing the annual membership dues in the amount of $25 per family. Students

pay $ 10. The amount of annual dues is only for those in US, Canada and Australia. Others pay as much as they can afford.

(Larger amounts for postage, typographical and other expenses will be greatly appreciated)

ADDRESS & TELEPHONE ____________________________________________________________________________

Если Вы прихожан/ин/ка РПЦЗ или просто посещаете там церковь, то согласны ли Вы быть Представителем Общества в Вашем приходе? В таком случае, пожалуйста укажите ниже название и место прихода.

If you are a parishioner of ROCA/ROCOR or just attend church there, would you agree to become a Representative of the Society in your parish? In that case, please give the name and the location of the parish:

Этапы	Характеристика особенностей трезвого образа жизни
Трезвость	Человек перестает употреблять спиртное, а вслед за ним и другие психоактивные вещества (ПАВ), т.к. проявляет заботу о собственном здоровье. Это этап соматокоррекции, на котором трезвенник пытается устранить ряд заболеваний или предпринимает попытки продлить свою жизнь, начав вести здоровый образ жизни
Трезвение	Идет становление морально-этических норм, заканчивается формирование трезвеннического мировоззрения. У трезвенника появляется собственное мнение, убеждения, интересы
Трезвен- ничество	Трезвенники объединяются по идеалам и интересам. Совместно разрабатывают правила, инструкции, уставы, законы, появляются традиции и ритуалы, оформляются гражданско-правовые взаимоотношения. Ярко выражена гражданская позиция
Трезвенность	В поисках высшего идеала и постижения предназначения жизни на Земле, трезвенник начинает верить в Бога, соблюдает Божии заповеди, стремиться к духовно-нравственному самосовершенствованию. Происходит его воцерковление. Все вокруг он видит через призму духовности. Им принимаются религиозные традиции и ритуалы
Трезвление: духовное бодрство-вание	Стремление к пониманию того, что происходит внутри себя, бдение за собой. Борьба с греховными помыслами и соблазнами. Добровольное отречение от зла, духовное бодрствование, подготовка души к бессмертию – к Вечной Жизни после смерти телесной, усердие, понуждение себя совершать добрые поступки. Безвозмездная помощь людям. Отшельничество.

Носители культуры	Пирамида трезвости	Культура
Трезвленники		Трезвления
Трезвенные		Трезвенная
Соратники		Трезвенничества
Трезвенники		Трезвенническая
Трезвые (не пьяные)		Трезвая

Пирамида трезвости

THE BLESSED METROPOLITAN ANTHONY MEMORIAL SOCIETY

Желаю вступить в члены общества. Мой годовой членский взнос в размере $ 25