3. LETTER FROM THE STAVROS MONASTERY IN CYPRUS TO THE CYPRUS ARCHIEPISCOPATE Translated by Seraphim Larin

4. PROTODEACON KOORAEV CALLS FOR UNDERSTANDING REGARDING THOSE THAT DO NOT OBSERVE THE APOSTLES’ PETER and PAUL LENT. Portal.credo.ru. Translation and commentary by Seraphim Larin

6. БЕЛАЯ ИДЕЯ ПОД КРАСНЫМИ ПЛАЩАМИ. Епископ Дионисий

9. IN DEFENCE OF THE TRUE ORTHODOX CHURCH OF GREECE. Against the Attacks of Fr. Roman Pavlov

10. ИЖЕВСКОЕ ВОССТАНИЕ. Н.Н.Смоленцев-Соболь. (Продолжение)

12.. РОССИЙСКАЯ ДУХОВНАЯ МИССИЯ В ПЕКИНЕ (КИТАЙ). М.К. (Осень 1938 г.). (Продолжение см. № 140, 149)

13. ВРАТА АДА НЕ ОДОЛЕЮТ! Димитрий К. Веймарн, Председатель ВМС

14. КАВКАЗЦЫ В БОЛЬШЕВИЦКОЙ ПАРТНОМЕНКЛАТУРЕ. Дмитрий Барма

15. ВОЙНА ОКОНЧИЛАСЬ, НО ГЕНОЦИД ПРОДОЛЖАЕТСЯ!

ВЫДАЧА НОВЫХ ЭМИГРАНТОВ ИЗ ЛАГЕРЯ МАНХЕЙМА. В.К. Сорокина.

НАСИЛЬСТВЕННЫЙ ВЫВОЗ ИЗ ЛАГЕРЯ БАД-АЙБЛИНГА 21 Авг. 1946 г. О. Сергий – со слов очевидцев.

16. QUO VADIS ПАТРИАРХ? «Вселенский Патриархат и его права согласно Патриарху Варфоломею». Г.М. Солдатов (продолжение см. № 147, 148)

СВЯТИТЕЛЬ ИОАНН - НЕ С БОЯЗЛИВЫМИ! Вадим Виноградов

ОТКРЫТ НОВЫЙ КАЗАЧИЙ БЕЛЫЙ МУЗЕЙ. Дмитрий Барма,

РЕДАКЦИЯ ВЕРНОСТИ ВЫРАЖАЕТ СОЧУВСТВИЕ ЖИТЕЛЯМ МОСКВЫ, ЗОЛОТОГО КОЛЬЦА И ГОРОДОВ ПОДВЕРГНУВШИХСЯ СТРАШНОМУ НЕСЧАСТЬЮ ПОЖАРОВ ЛЕСОВ. С ПОЖЕЛАНИЯМИ СКОРЕЙШЕГО ПРЕКРАЩЕНИЯ ЭТОГО БЕДСТВИЯ. ГОСПОДИ УСЛЫШИ МОЛИТВЫ ТВОЕГО НАРОДА ПОМОГИ РОССИИ!

With the passing of the 17^th of May 2007 - that day of infamy when Judas’s disciple met. Laurus, head of the ROCOR led his Church into the jaws of the abominable soviet creation, the Moscow Patriarchate, every observant person has witnessed the ever escalating sacrilegious actions of its KGB operatives in “cassocks”. Between then and now, we have been:

Horrified by “pat. nicotine” Kirill’s blessing of human dregs (at Sevastopol) in the form of “bikies”, who went on to desecrate the highly venerated St. Vladimir’s cathedral by vomiting inside it, and then participating in a loathsome orgy for all to see. This was sanctioned by that renowned “Christian” Putin, who was present to support his good friend nicknamed “The Surgeon” (and not because he is a member of the medical profession), head of the demonian rabble. At that same gathering, predictably Kirill’s spiritual cardboard cutout, “professor” Kooraev, waxed lyrical about these vile desecrators by calling them “contemporary true pilgrims”!

Outraged at the MP’s fervent increase in participation in that spiritual brothel – the World Council of Churches – thereby exposing its total embrace of the “heresy of heresies” – ecumenism and showing their true diabolic nature.

Dismayed at the MP’s imminent policy of injecting into the Russian school curricula, the teaching of the Islam faith on an equal basis, with that of the Orthodox Faith.

Stunned by the MP’s declaration “to take everything from life… from God”, so that you too can become gods.

Disgusted at reading the MP’s proclamation that sexual relations are a must to be a complete person, which means monks are not complete and are therefore not pleasing to God… Then what about our greatest Saints that were monks???

Revolted at Kirill’s proclamation, that the Catacomb Church, – blessed by SAINT Patriarch Tikhon, – is a “sewer that cleanses the MP”.

Infuriated by the MP’s invitation for the Spanish Catholic Cardinal to consecrate the first Russian Orthodox Cathedral in Spain!

Insulted by the MP’s acknowledgement of the Jews - unrepentant crucifiers of Christ – as our “SENIOR” brothers”.

Shocked by the UN’s condemnation of the MP, for violating sanctions by trading in oil.

Devastated by the MP’s acknowledgement that Russia’s main and most holy Cathedral of Christ the Savior, is adorned internally with many Jewish/Masonic 6 sided crosses, which in fact, signify the accursed anti-Christ’s number 666 i.e. 6 sides, 6 corners, 6 peaks!

The list goes on… However, the latest desecration that has come to light, transcends all the above and other unholy and heinous acts perpetrated by Kirill and his henchmen in cassocks. It surely proves once and for all, in a most vivid and unambiguous manner, the true satanic force that resides in the hierarchy of the MP.

This year, in the diocese of Tver a religious procession of the cross took place between 29^th May to 18^th June. This was the 12^th such annually held procession that is usually dedicated to a past event that is of national importance. In this instance, it was in honor of the 65^th anniversary of the defeat of Germany in WW 2. The procession progressed both by boat and land, visiting 16 towns and districts of the region. The convoy was headed by the holy relic of Great Martyr and Victory bearer Saint George. The progress was met by thousands of pilgrims and faithful, coming up to the relic to venerate it… only to find MP’s satanic defilement of the Holy relic!! On top of the container housing the relic, the MP have placed a life-size bronze human arm, with its fingers arranged in the sign of satan – commonly referred to as the “goat” (see photo). The arm is sitting on a bed of what resembles flames – from hell?? This obscenity was blessed by the MP archbishop Victor, head of the diocese and supported by his clergy that travelled with this effigy! Needless to say, the duped faithful were inadvertently forced to bow down, venerate and receive a blessing from satan!!! Horrified, they made a public declaration denouncing this duplicity, calling the whole procession an act of debasement of Russia and Her Orthodox Faith.

The awesome and fearful enormity of this MP defiling initiative, is heralding an end to the era of clandestine and muffled acts of satanic treachery, and the advent of open rejection of Christ and the embrace of satanism as the “true” faith of mankind. The fruits of all the constant and putrid efforts by the MP since its coming into being in 1927, have finally ripened and emerged in this explicit display of fealty to its true “lord and master” – satan. Behind its mask of piety and godliness, lay a spiritual abomination of deceit and blasphemy, which has finally been openly flaunted by its hierarchy, while “pat” Kirill’s newly acquired ROCOR (MP) subjects “have forsaken the right way and gone astray, following the way of Balaam the son of Beor, who loved the wages of unrighteousness” (2 Peter 2:15). The MP’s intimidating brute supremacy in the art of lying has bludgeoned them into voiceless submission. The devastating sadness lies in the fact that despite this open act of satanic profanity, of all the HUNDREDS of ROCOR (MP) clergy – let alone the tens of thousands of faithful - around the world, there has not been ONE individual that courageously and openly condemned this monstrous act. Instead, on the Australian home front, as though to confirm their true convictions and contrary to their ongoing brazen disavowing lies, the Australian and New Zealand Diocese of met. Hilarion’s ROCOR (MP) are registered official members of the satanic World Council of Churches. This can be confirmed by logging on to the OFFICIAL WCC internet site! So much for met. Hilarion’s impassioned declaration of 3.5 years ago that ROCOR will never join the heresy of heresies – ecumenism!! What a pitiable and pathetic LIAR!

It would appear that all the overseas adherents of the MP are afflicted with sterile consciences, and an ability to close their minds to the unpleasant obvious. Despite this most current act of open worship of satan, not one of them had the courage to stand up in defense of Christ!! In the absence of penitence, their shameless obeisant silence promises awesome ramifications on Christ’s Judgement Day. Yet it’s strange how I am moved by the ROCOR (MP) clergy’s palpable sad air of inside knowledge of who they are serving, which invariably reminds their suppressed conscience of their ongoing BETRAYAL!

May God grant them the “light of the righteous”, so they may awaken from their lethal slumber and rejoin Christ’s true Church.

МП НЕ ДОСТИГЛА УСПЕХА. ЗАРУБЕЖНАЯ РУСЬ НЕ БЫЛА ПОЛНОСТЬЮ ЗАХВАЧЕНА. ПО ВСЕМУ ЗАРУБЕЖЬЮ В ЕВРОПЕ, СЕВЕРНОЙ И ЮЖНОЙ АМЕРИКЕ, АВСТРАЛИИ ОСТАЛОСЬ МНОГО ПРИХОДОВ, МОНАСТЫРЕЙ И ОРГАНИЗАЦИЙ НЕ ПОДЧИНИВШИХСЯ ПАТРИАРХИИ. В ЗАРУБЕЖЬЕ ПОВТОРЯЕТСЯ ПРОЦЕС КОНСОЛИДАЦИИ СИЛ ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ С ВОЗМЕЩЕНИЕМ ПОНЕСЕННЫХ ПОТЕРЬ. МП ДОБИЛАСЬ ТОЛЬКО УСИЛЕНИЯ К СЕБЕ НЕДОВЕРИЯ, ОБИД И ВРАЖДЫ.

One of the few good acts of the Provisional Government was its giving permission for the convening of the Local Council of the Russian Orthodox Church convened. The Council held three sessions between August 15, 1917 and September 20, 1918. Then it was brought to a close by the Bolsheviks before it could finish its business.

The Council, assembled in the Cathedral of Christ the Saviour in Moscow, was composed of 564 delegates, including 299 laymen. On the one hand, it included among the delegates such open Freemasons as Lvov, and on the other, it excluded such pious hierarchs as Metropolitan Macarius of Moscow because of his monarchist views. However, in spite of this and other flaws, it was the first Council in the history of the Russian Church since 1666, and was to prove to be a critical point of repose, refreshment and regrouping for the Church before the terrible trials that awaited her.

At the beginning there was little sign that more than a minority of the delegates understood the full apocalyptic significance of the events they were living through. On August 24, and again on October 20, the Council issued statements condemning the increasing violence, theft and sacrilege against churches, monasteries and priests that had been increasing ever since February.[1] In general, however, revolutionary sentiment was dominant.

According to Princess Urusova, the Council even decreed that there should be no discussion of “politics” – that is, no condemnation of the revolution. Instead property questions were discussed. But then a professor from Belorussia said: “We should not be discussing these questions now! Russia is perishing, the throne is mocked. Without an Anointed of God, an Orthodox Tsar, she will soon fall under the power of darkness.” But he could not continue his speech since he had touched “politics”…[2]

At first the Council, while condemning the moral degeneration taking place in the country, did not indicate the act that had opened the path to this: the nation’s – and the Synod’s – betrayal of the Tsar and Tsarism. As N. Kusakov writes, “I have long asked myself: why did the Council not demand of the Provisional Government the immediate release of the Royal Family from under guard? Why did Metropolitan Pitirim of Petrograd and Metropolitan Macarius of Moscow remain in prison under the Provisional Government during the days of the Council? The cold breath of February blew in the corridors of the Council.”[3]

On October 21, during Vespers in the Dormition cathedral of the Moscow Kremlin, two people dressed in soldiers’ uniforms went up to the shrine and relics of St. Hermogen, Patriarch of Moscow, threw off the covers and began to remove the vestments. When taken to the commissariat, they told the police that “now there is freedom and everyone can do anything he wants”. Three days later a penitential moleben was carried out in front of the shrine with the holy relics. The next day, the October revolution took place. St. Hermogen, who been canonized by the Church only a few years before, was notable for his refusal to recognize the government of the False Demetrius, and for his call to the nation to rise up in arms against it. For those with eyes to see, the incident at his shrine just before the coming to power of the Bolsheviks was a sign that the time had come to act in his spirit, against another false or anti-government.

The Council seemed to understand this, for after the Bolsheviks came to power on October 25, a new spirit of defiance began to prevail in it, a spirit that became still stronger after the Bolsheviks dispersed the Constituent Assembly in January.

One of the delegates, Metropolitan Eulogius of Paris and Western Europe, described the change thus: “Russian life in those days was like a sea tossed by the storm of revolution. Church life had fallen into a state of disorganization. The external appearance of the Council, because of the diversity of its composition, its irreconcilability and the mutual hostility of its different tendencies and states of mind, was at first matter for anxiety and sadness and even seemed to constitute a cause for apprehension… Some members of the Council had already been carried away by the wave of revolution. The intelligentsia, peasants, workers and professors all tended irresistibly to the left. Among the clergy there were also different elements. Some of them proved to be ‘leftist’ participants of the previous revolutionary Moscow Diocesan Congress, who stood for a thorough and many-sided reform of church life. Disunion, disorder, dissatisfaction, even mutual distrust… – such was the state of the Council at first. But – O miracle of God! – everything began gradually to change… The disorderly assembly, moved by the revolution and in contact with its sombre elements, began to change into something like a harmonious whole, showing external order and internal solidarity. People became peaceable and serious in their tasks and began to feel differently and to look on things in a different way. This process of prayerful regeneration was evident to every observant eye and perceptible to every participant in the Council. A spirit of peace, renewal and unanimity inspired us all…”[4]

The Council coincided with the most momentous events in Russian history: the war with Germany, the fall of the Provisional Government and the Bolshevik coup, the dissolution of the Constituent Assembly and the beginning of the Civil War. On all these events it was able to make declarations that expressed the opinion of Believing Russia. In a real sense, in the absence of any other representative assembly, it was the voice of Russia – or, at any rate, of that large proportion of the population which had not been engulfed by the revolutionary frenzy. As for the Bolsheviks, whose decrees with regard to the Church were either ignored or outrightly defied by the Council, they made no serious attempt to impede its work…

The pre-conciliar council in June had expressed itself strongly against the restoration of the patriarchate. And on September 1, the government, not waiting for the verdict of the Constituent Assembly, had declared that Russia was a republic. And so when the proposal was introduced on October 11 by the future Hieromartyr Bishop Metrophanes of Astrakhan, it met with considerable opposition on the grounds that it was a reactionary measure. However, the Bolshevik revolution in October coincided, paradoxically, with a rise in support for the idea, largely owing to the energetic support by Archbishop Anthony (Khrapovitsky) and Archimandrite Hilarion (Troitsky). On October 28 the motion was carried, and on October 30 the first ballot to elect a Patriarch produced the following result: for Archbishop Anthony – 101 votes; for Archbishop Cyril of Tambov (the future hieromartyr and first-hierarch of the Catacomb Church) - 27; for the new Metropolitan of Moscow Tikhon – 23; for Metropolitan Platon – 22; for Archbishop Arseny of Novgorod – 14; for Metropolitan Vladimir of Kiev, Archbishop Anastasy of Kishinev and Protopresbyter George Shavelsky – 13; for Archbishop Sergius of Vladimir – 5; for Archbishop James of Kazan, Archimandrite Hilarion and A.D. Samarin, a former over-procurator – 3. The other fifteen candidates received one or two votes. At the second ballot on November 1 three candidates were elected: Archbishop Anthony (159), Metropolitan Arsenius of Novgorod (199) and Metropolitan Tikhon of Moscow (162).

On November 5, lots were drawn. Metropolitan Eulogius writes: “Everybody shivered in expectation of whom the Lord would call… At the end of the moleben Metropolitan Vladimir went up to the analoy, took the casket, blessed the people with it, broke the cord with which the casket was bound and removed the seal. The venerable elder, Hieroschemamonk Alexis, the hermit of Zosima desert (not far from the Trinity-St. Sergius monastery), came out of the altar; he had been taking part in the Council for the sake of ecclesiastical obedience. He crossed himself three times and, without looking, took the piece of paper from the casket. Metropolitan Vladimir read it carefully: ‘Tikhon, Metropolitan of Moscow’. It was as if an electric spark had run through the worshippers… The refrain of the metropolitan rang out: ‘Axios!’, which was drowned in the unanimous ‘Axios!!… Axios!…’ of the clergy and people. The choir together with the worshippers began to chant: ‘We praise Thee, O Lord…’”[5]

Thus was the wish of one of the peasant delegates fulfilled: “We have a tsar no more; no father whom we love. It is impossible to love a synod; and therefore we, the peasants, want a Patriarch.” Archbishop Hilarion said in triumph: “The eagle of Petrine autocracy, shaped in imitation of the West, tore asunder the Patriarchate, that sacred heart of Russian Orthodoxy. The sacrilegious hand of the impious Peter pulled down the senior hierarch of the Russian Church from his traditional seat in the Dormition Cathedral. The Council, by the authority given it by God, has once more placed the patriarch of Moscow in the chair, which belongs to him by inalienable right.”[6]

Metropolitan Tikhon was duly enthroned on November 21 in the Kremlin cathedral of the Dormition to the sound of rifle fire from the battle for Moscow outside. With the enthronement of the patriarch, as Sergius Firsov writes, “an historical event took place – the Orthodox Church received its canonical head, whose voice had not been heard for a whole 217 years. Not only formally, but effectively this was the closing of the last page in the history of the Synodal period.”[7]

According to the new constitution of the Russian Church agreed at the Council, the Church’s supreme organ was the Sacred All-Russian Council, composed of bishops, clergy and laity, which was to be periodically convoked by the Patriarch but to which the Patriarch himself was responsible. Between Councils, the Patriarch administered the Church with the aid of two permanent bodies: the Synod of Bishops, and the Higher Church Council, on which parish clergy and laity could sit. Questions relating to theology, religious discipline and ecclesiastical administration were to be the prerogative of the Synod of Bishops, while secular-juridical, charity and other church-related social questions were to be the prerogative of the Higher Church Council. On December 7 the Holy Synod was elected, and on December 8 – the Higher Church Council.

On January 25, the Council heard that Metropolitan Vladimir of Kiev had been murdered by the Bolsheviks. These events concentrated minds on the danger the Patriarch was in; and on the same day the Council immediately passed a resolution entrusting him with the drawing up of the names of three men who could serve as locum tenentes of the Patriarch in the event of his death and before the election of a new Patriarch. These names were to be kept secret - on February 3/16 Prince Trubestkoj said that there had been “a closed session of the Council” to discuss this question, and that “it was decreed that the whole fullness of the rights of the Patriarch should pass to the locum tenens”, and that “it is not fitting to speak about all the motivation behind the decision taken in an open session”.[8]

The Patriarch’s will was revised by him towards the end of 1924, and was published only after his death in 1925. It was read out in the presence of sixty hierarchs and declared: “In the event of our death our patriarchal rights and obligations, until the canonical election of a new Patriarch, we grant temporarily to his Eminence Metropolitan Cyril (Smirnov). In the event of the impossibility, by reason of whatever circumstances, of his entering upon the exercise of the indicated rights and obligations, they will pass to his Eminence Metropolitan Agathangelus (Preobrazhensky). If this metropolitan, too, does not succeed in accomplishing this, then our patriarchal rights and obligations will pass to his Eminence Peter (Polyansky), Metropolitan of Krutitsa.” Since both Metropolitans Cyril and Agathangelus were in exile at the time of the Patriarch’s death, Metropolitan Peter became the patriarchal locum tenens.

Patriarch Tikhon’s choice turned out to be inspired, although Metropolitan Peter was not well known at the time of the Council. As Regelson comments: “That the first-hierarchical authority in the Russian Church after the death of Patriarch Tikhon was able to be preserved was thanks only to the fact that one of the patriarchal locum tenentes Patriarch Tikhon chose in 1918 was Metropolitan Peter, who at the moment of the choice was only a servant of the Synod! Many hierarchs were amazed and disturbed by his subsequent swift ‘career’, which changed him in the course of six years into the metropolitan of Krutitsa and Kolomna… But it was precisely thanks to the extraordinary nature of his destiny that he turned out to be the only one chosen by the Patriarch (in actual fact, chosen by the Council, as entrusted to the Patriarch) who was left in freedom at the moment of the death of Patriarch Tikhon. It is difficult even to conjecture how complicated and, besides, tragic would have been the destiny of the Russian Church if the wise thought of the Council and the Patriarch had not been realized in life.”[9]

The Council refused to recognize the legitimacy of Soviet power. Thus when, on the day after the coup, October 26, Lenin nationalized all land, making the Church’s and parish priests’ property illegal, the Council addressed a letter to the faithful on November 11, calling the revolution “descended from the Antichrist and possessed by atheism”: “Open combat is fought against the Christian Faith, in opposition to all that is sacred, arrogantly abasing all that bears the name of God (II Thessalonians 2.4)… But no earthly kingdom founded on ungodliness can ever survive: it will perish from internal strife and party dissension. Thus, because of its frenzy of atheism, the State of Russia will fall… For those who use the sole foundation of their power in the coercion of the whole people by one class, no motherland or holy place exists. They have become traitors to the motherland and instigated an appalling betrayal of Russia and her true allies. But, to our grief, as yet no government has arisen which is sufficiently one with the people to deserve the blessing of the Orthodox Church. And such will not appear on Russian soil until we turn with agonizing prayer and tears of repentance to Him, without Whom we labour in vain to lay foundations…”[10]

This recognition of the real nature of the revolution came none too early. On November 15, a peasant, Michael Efimovich Nikonov, wrote to the Council: “We think that the Most Holy Synod made an irreparable mistake when the bishops went to meet the revolution. We do not know the reasons for this. Was it for fear of the Jews? In accordance with the prompting of their heart, or for some laudable reasons? Whatever the reason, their act produced a great temptation in the believers, and not only in the Orthodox, but even among the Old Ritualists. Forgive me for touching on this question – it is not our business to judge that: this is a matter for the Council, I am only placing on view the judgement of the people.

“People are saying that by this act of the Synod many right-thinking people were led into error, and also many among the clergy. We could hardly believe our ears at what we heard at parish and deanery meetings. Spiritual fathers, tempted by the deception of freedom and equality, demanded that hierarchs they dislike be removed together with their sees, and that they should elect those whom they wanted. Readers demanded the same equality, so as not to be subject to their superiors. That is the absurdity we arrived at when we emphasized the satanic idea of the revolution. The Orthodox Russian people is convinced that the Most Holy Council in the interests of our holy mother, the Church, the Fatherland and Batyushka Tsar, should give over to anathema and curse all self-called persons and all traitors who trampled on their oath together with the satanic idea of the revolution. And the Most Holy Council will show to its flock who will take over the helm of administration in the great State. We suppose it must be he who is in prison [the Tsar], but if he does not want to rule over us traitors,… then let it indicate who is to accept the government of the State; that is only common sense. The act of Sacred Coronation and Anointing with holy oil of our tsars in the Dormition Cathedral [of the Moscow Kremlin] was no simple comedy. It was they received from God the authority to rule the people, giving account to Him alone, and by no means a constitution or some kind of parliament of not quite decent people capable only of revolutionary arts and possessed by the love of power…

“Everything that I have written here is not my personal composition alone, but the voice of the Russian Orthodox people, the 100-million-strong village Russia in which I live.”[11]

Many people were indeed disturbed by such questions as: had the Church betrayed the Tsar in March 1917? Were Christians guilty of breaking their oath to the Tsar by accepting the Provisional Government? Should the Church formally absolve the people of their oath to the Tsar? The leadership of the Council passed consideration of these questions, together with Nikonov’s letter, to a subsection entitled “On Church Discipline”. This subsection had several meetings in the course of the next nine months, but came to no definite decisions…[12]

The Council’s decree of December 2, “On the Legal Status of the Russian Orthodox Church”, ruled, on the one hand, that the State could issue no law relating to the Church without prior consultation with and approval by her, and on the other hand, that any decree and by-laws issued by the Orthodox Church that did not directly contradict state laws were to be systematically recognized by the State as legally binding. Church holidays were to remain state holidays, blasphemy and attempts to lure members of the Church away from her were to remain illegal, and schools of all levels organized and run by the Church were to be recognised by the State on a par with the secular schools. It is clear from this decree that the Church was determined to go Her own way in complete defiance of the so-called “authorities”.

On December 11 Lenin decreed that all Church schools be transferred to the Council of People’s Commissars. As a result, the Church was deprived of all its academies, seminaries, schools and all the property linked with them. Then, on December 18, ecclesiastical marriage was deprived of its legal status and civil marriage introduced in its place.

As if to test the decree “On the Legal Status of the Russian Orthodox Church”, on January 13, Alexandra Kollontai, the People’s Commissar of Social Welfare (and Lenin’s mistress), sent a detachment of sailors to occupy the Alexander Nevsky monastery and turn it into a sanctuary for war invalids. They were met by an angry crowd of worshippers and in the struggle which followed one priest, Fr. Peter Skipetrov, was shot dead.[13]

According to Orlando Figes, Lenin was not yet ready for a confrontation with the Church, but Kollontai’s actions forced his hand. [14] On January 20 a law on freedom of conscience, later named the “Decree on the Separation of the Church from the State and of the School from the Church”, was passed (it was published three days later in Izvestia). This was the Bolsheviks’ fiercest attack yet on the Church. It forbade religious bodies from owning property (all property of religious organizations was declared to be the heritage of the people), from levying dues, from organizing into hierarchical organizations, and from teaching religion to persons under 18 years of age. Ecclesiastical and religious societies did not have the rights of a juridical person. The registering of marriages was to be done exclusively by the civil authorities. Thus, far from being a blow struck for freedom of conscience, it was, as the Council put it, a decree on freedom from conscience, and an excuse for large-scale pillaging of churches and murders, often in the most bestial manner.[15]

Fr. Alexander Mazyrin points out that this decree in effect deprived the Church of its rights as a legal person. “This meant that de jure the Church ceased to exist as a single organization. Only local religious communities could exist in legal terms, the authorities signing with them agreements on the use of Church property. The Eighth Department of the People’s Commissariat of Justice, which was due to put into practice Lenin’s decree, was officially dubbed the ‘Liquidation’ Department. It was the elimination of the Church, not its legalization as a social institution, that was the aim pursued by the ‘people’s commissars’ government.”[16]

On January 19 / February 1, Patriarch Tikhon, anticipating the decree, and even before the Council had reconvened[17], issued his famous anathema against the Bolsheviks: “By the power given to Us by God, we forbid you to approach the Mysteries of Christ, we anathematise you, if only you bear Christian names and although by birth you belong to the Orthodox Church. We also adjure all of you, faithful children of the Orthodox Church of Christ, not to enter into any communion with such outcasts of the human race: ‘Remove the evil one from among you’ (I Corinthians 5.13).” The decree ended with an appeal to defend the Church, if necessary, to the death. For “the gates of hell shall not prevail against Her” (Matthew 16.18).[18]

The significance of this anathema lies not so much in the casting out of the Bolsheviks themselves, as in the command to the faithful to have no communion with them. In other words, the government were to be regarded, not only as apostates from Christ (that was obvious), but also as having no moral authority, no claim to obedience whatsoever – an attitude taken by the Church to no other government in the whole of Her history.[19] Coming so soon after the Bolsheviks’ dissolution of the Constituent Assembly, it indicated that now that constitutionalism had proved its uselessness in the face of demonic barbarism, it was time for the Church to enter the struggle in earnest…

It has been argued that the Patriarch’s decree did not anathematise Soviet power as such, but only those who were committing acts of violence and sacrilege against the Church. However, this argument fails to take into account several facts. First, the patriarch himself, in his declarations of June 16 and July 1, 1923, repented precisely of his “anathematisation of Soviet power”.[20] Secondly, even if the decree did not formally anathematise Soviet power as such, since Soviet power sanctioned and initiated the acts of violence, the faithful were in effect being exhorted to having nothing to do with it. And thirdly, in his Epistle to the Council of People’s Commissars on the first anniversary of the revolution, November 7, 1918, the Patriarch obliquely but clearly confirmed his non-recognition of Soviet power, saying: “It is not our business to make judgments about earthly authorities. Every power allowed by God would attract to itself Our blessing if it were truly ‘the servant of God’, for the good of those subject to it, and were ‘terrible not for good works, but for evil’ (Romans 13.3,4). But now to you, who have used authority for the persecution of the innocent, We extend this Our word of exhortation… “[21]

It was important that the true significance of the anathema for the Church’s relationship with the State be pointed out. This was done immediately after the proclamation of the anathema, when Count D.A. Olsufyev pointed out that at the moleben they had just sung ‘many years’ to the powers that be – that is, to the Bolsheviks whom they had just anathematized! “I understand that the Apostle called for obedience to all authorities – but hardly that ‘many years’ should be sung to them. I know that his ‘most pious and most autocratic’ [majesty] was replaced by ‘the right-believing Provisional Government’ of Kerensky and company… And I think that the time for unworthy compromises has passed.”[22]

On January 22 / February 4 the Patriarch’s anathema was discussed in a session of the Council presided over by Metropolitan Arsenius of Novgorod, and the following resolution put forward by a special commission attached to the Conciliar Council was officially accepted by the Council: “The Sacred Council of the Orthodox Russian Church welcomes with love the epistle of his Holiness Patriarch Tikhon, which punishes the evil-doers and rebukes the enemies of the Church of Christ. From the height of the patriarchal throne there has thundered the word of excommunication [preschenia] and a spiritual sword has been raised against those who continually mock the faith and conscience of the people. The Sacred Council witnesses that it remains in the fullest union with the father and intercessor of the Russian Church, pays heed to his appeal and is ready in a sacrificial spirit to confess the Faith of Christ against her blasphemers. The Sacred Council calls on the whole of the Russian Church headed by her archpastors and pastors to unite now around the Patriarch, so as not to allow the mocking of our holy faith.”[23]

At this session A.A. Vasiliev said: “We thank the Lord for giving us what we have been waiting for – that is, finally to hear the true Church voice of our Most Holy Father and Patriarch. For the first time in this year of disorder, a truly ecclesiastical word, a word spoken with regard to the events about which nothing has been said up to now. And a pastoral judgement delivered on all those who are guilty of these events… Our Christian conscience must suggest to each of us what concessions he can and cannot make, and when he must lay down his life for the truth. People are puzzled about precisely who is subject to this ban which his Holiness the Patriarch speaks about in his epistle. After all, it is not just since yesterday, and not since the coming of the Bolsheviks, that we have been experiencing a real satanic attack on the Church of Christ, these fratricides, fights and mutual hatred. At the very beginning of the revolution the authorities carried out an act of apostasy from God (voices: “Right!”). Prayer was banned in the armies, banners with the cross of Christ were replaced by red rags. It is not only the present powers that be that are guilty of this, but also those who have already departed from the scene. We shall continue to hope that the present rulers also, who are now shedding blood, will depart from the scene.”[24]

Then Fr. Vladimir Vostokov spoke: “In this hall too much has been said about the terrible things that have been suffered, and if we were to list and describe them all, it this huge hall would be filled with books. So I am not going to speak about the horrors. I want to point to the root from which these horrors have been created. I understand this present assembly of ours as a spiritual council of doctors consulting over our dangerously ill mother, our homeland. When doctors come up to treat a sick person, they do not stop at the latest manifestations of the illness, but they look deeper, they investigate the root cause of the illness. So in the given case it is necessary to reveal the root of the illness that the homeland is suffering. From this platform, before the enlightener of Russia, the holy Prince Vladimir, I witness to my priestly conscience that the Russian people is being deceived, and that up to this time no-one has told them the whole truth. The moment has come when the Council, as the only gathering that is lawful and truly elected by the people must tell the people the holy truth, fearing nobody except God Himself…

“The derailing of the train of history took place at the end of February, 1917; it was aided first of all by the Jewish-Masonic global organization, which cast into the masses the slogans of socialism, the slogans of a mythical freedom… So much has been said here about the terrors brought upon the country by Bolshevism. But what is Bolshevism? – the natural and logical development of Socialism. And Socialism is – that antichristian movement which in the final analysis produces Bolshevism as its highest development and which engenders those phenomena completely contrary to the principles of Christian asceticism that we are living through now.

“Unfortunately, many of our professors and writers have arrayed Socialism in beautiful clothes, calling it similar to Christianity, and thereby they together with the agitators of revolution have led the uneducated people into error. Fathers and brothers! What fruits did we expect of Socialism, when we not only did not fight against it, but also defended it at times, or almost always were shyly silent before its contagion? We must serve the Church by faith, and save the country from destructive tendencies, and for that it is necessary to speak the truth to the people without delay, telling them what Socialism consists of and what it leads to.

“The Council must say that in February-March a violent coup took place which for the Orthodox Christian is oath-breaking that requires purification through repentance. We all, beginning with Your Holiness and ending with myself, the last member of the Council, must bow the knee before God, and beseech Him to forgive us for allowing the growth in the country of evil teachings and violence. Only after sincere repentance by the whole people will the country be pacified and regenerated. And God will bestow upon us His mercy and grace. But if we continue only to anathematize without repenting, without declaring the truth to the people, then they will with just cause say to us: You, too, are guilty that the country has been reduced to this crime, for which the anathema now sounds out; you by your pusillanimity have allowed the development of evil and have been slow to call the facts and phenomena of state life by their real names!

“Pastors of the Church, search out the soul of the people! If we do not tell the people the whole truth, if we do not call on them now to offer nationwide repentance for definite sins, we will leave this conciliar chamber as turncoats and traitors of the Church and the Homeland. I am so unshakeably convinced of what I say now that I would not hesitate to repeat it even if I were on the verge of death. It is necessary to regenerate in the minds of people the idea of a pure central authority – the idea that has been darkened by the pan-Russian deception. We overthrew the Tsar and subjected ourselves to the Jews! [Voices of members of the Council: ‘True, true…’] The only salvation for the Russian people is a wise Russian Orthodox Tsar. Only through the election of a wise, Orthodox, Russian Tsar can Russia be placed on the good, historical path and re-establish good order. As long as we will not have a wise Orthodox tsar, there will be no order among us, and the people’s blood will continue to be shed, and the centrifugal forces will divide the one people into hostile pieces, until the train of history is completely destroyed or until foreign peoples enslave us as a crowd incapable of independent State life…

“We all must unite into one Christian family under the banner of the Holy and Life-Creating Cross and under the leadership of his Holiness the Patriarch, to say that Socialism, which calls people as if to brotherhood, is an openly antichristian and evil phenomenon, that the Russian people has become the plaything of the Jewish-Masonic organizations behind which the Antichrist is already visible in the form of an internationalist tsar, that by playing on false freedom, the people is forging for itself slavery to the Judaeo-Masons. If we say this openly and honestly, then I do not know what will happen to us, but I know that Russian will be alive!”[25]

On February 27 / March 12, 1918 (94^th Act) the Council reaffirmed the patriarch’s anathema, proclaiming: “To those who utter blasphemies and lies against our holy faith and Church, who rise up against the holy churches and monasteries, encroaching on the inheritance of the Church, while abusing and killing the priests of the Lord and zealots of the patristic faith: Anathema”.

The Bolshevik decree on the separation of Church and State elicited strong reactions from individual members of the Council. Thus one exclaimed: “We overthrew the tsar and subjected ourselves to the Jews!” And another said: “The sole means of salvation for the Russian nation is a wise Orthodox Russian tsar!” In reply to this remark, Protopriest Elijah Gromoglasov said: “Our only hope is not that we may have an earthly tsar or president… but that there should be a heavenly Tsar, Christ”.[26]

The section of the Council appointed to report on the decree made the following recommendations: “The individuals wielding the governmental authority audaciously attempt to destroy the very existence of the Orthodox Church. In order to realize this satanic design, the Soviet of People’s Commissars published the decree concerning the separation of the Church from the State, which legalized an open persecution not only of the Orthodox Church, but of all other religious communions, Christian or non-Christian. Not despising deceit, the enemies of Christ fraudulently put on the appearance of granting by it religious liberty.

“Welcoming all real extension of liberty of conscience, the Council at the same time points out that by the provisions of the said decree, the freedom of the Orthodox Church, as well as of all other religious organizations and communions in general, is rendered void. Under the pretence of ‘the separation of the Church from the State’, the Soviet of People’s Commissars attempts to render impossible the very existence of the churches, the ecclesiastical institutions, and the clergy.

“Under the guise of taking over the ecclesiastical property, the said decree aims to destroy the very possibility of Divine worship and ministration. It declares that ‘no ecclesiastical or religious association has the right to possess property’, and ‘all property of the existing ecclesiastical and religious associations in Russia is declared to be national wealth.’ Thereby the Orthodox churches and monasteries, those resting-places of the relics of the saints revered by all Orthodox people, become the common property of all citizens irrespective of their credal differences – of Christians, Jews, Muslims and pagans, and the holy objects designated for the Divine service, i.e. the holy Cross, the holy Gospel, the sacred vessels, the holy miracle-working icons are at the disposal of the governmental authorities, which may either permit or not (as they wish) their use by the parishes.

“Let the Russian people understand that they (the authorities) wish to deprive them of God’s churches with their sacred objects! As soon as all property of the Church is taken away, it is not possible to offer any aid to it, for in accordance with the intention of the decree everything donated shall be taken away. The support of monasteries, churches and the clergy alike becomes impossible.

“But that is not all: in consequence of the confiscation of the printing establishments, it is impossible for the Church independently to publish the holy Gospel as well as other sacred and liturgical books in their wonted purity and authenticity.

“In the same manner, the decree affects the pastors of the Church. Declaring that ‘no one may refuse to perform his civil duties on account of his religious views’, it thereby constrains them to fulfil military obligations forbidden them by the 83^rd canon of the holy Apostles. At the same time, ministers of the altar are removed from educating the people. The very teaching of the law of God, not only in governmental, but even in private schools, is not permitted; likewise all theological institutions are doomed to be closed. The Church is thus excluded from the possibility of educating her own pastors.

“Declaring that ‘the governmental functions or those of other public-juridical institutions shall not be accompanied by any religious rites or ceremonies,’ the decree thereby sacrilegiously sunders all connections of the government with the sanctities of the faith.

“1. The decree published by the Soviet of People’s Commissars regarding the separation of the Church from the State represents in itself, under the guise of a law declaring liberty of conscience, an inimical attempt upon the life of the Orthodox Church, and is an act of open persecution.

“2. All participation, either in the publication of the law so injurious to the Church, or in attempts to put it into practice, is not reconcilable with membership of the Orthodox Church, and subjects all transgressors belonging to the Orthodox communion to the heaviest penalties, to the extent of excommunicating them from the Church (in accordance with the 73^rd canon of the holy Apostles, and the 13^th canon of the Seventh Ecumenical Council).”[27]

These recommendations were then adopted by the Council as its official reply to the decree (February 7). In the same spirit, on April 15 the Council decreed: “Clergymen serving in anti-ecclesiastical institutions, as well as those who put into effect the decrees on freedom of conscience which are inimical to the Church and similar acts, are subject to being banned from serving and, in the case of impenitence, are deprived of their rank.”[28]

Although, as we have said, it was unprecedented for a Local Church to anathematise a government, there have been occasions in the history of the Church when individual hierarchs have not only refused to obey or pray for a political leader, but have actually prayed against him. Thus in the fourth century St. Basil the Great prayed for the defeat of Julian the Apostate, and it was through his prayers that the apostate was killed, as was revealed by God to the holy hermit Julian of Mesopotamia. Neither St. Basil nor his friend, St. Gregory the Theologian, recognised the rule of Julian the Apostate to be legitimate.[29] Moreover, they considered that St. Gregory’s brother, St. Caesarius, should not remain at the court of Julian, although he thought that, being a doctor, he could help his relatives and friends through his position there.[30] This and other examples show that, while the principle of authority as such is from God (Romans 13.1), individual authorities or rulers are sometimes not from God, but are only allowed by Him, in which case the Church must offer resistance to them out of loyalty to God Himself.[31]

There were some who took the anathema very seriously and fulfilled it to the letter. Thus in 1918, the clairvoyant Elder Nicholas (Parthenov), later Hieromartyr Bishop of Aktar, “following the anathema contained in the Epistle of his Holiness Patriarch Tikhon, and not wishing to enter into relations with ‘the outcasts of the human race’, went into reclusion…”[32]

The Council had exhorted the faithful to protect church property, and soon there were reports of people mobbing the officials and soldiers detailed to carry out the decree. Several hundred thousand people marched through Petrograd in protest. Shkarovskii writes: “Numerous religious processions, some of which were fired upon, took place in the towns; services in defence of the patriarchate were held in public places and petitions were sent to the government. There followed a mass religious upsurge in Russia. From 1918, thousands of new converts, including some prominent intellectuals, joined the now persecuted Orthodox Church. And an ‘All-Russian Union of United Orthodox Parishes’ was also formed.

“The Sovnarkom had expected its decree to be implemented quickly and relatively painlessly, but this was prevented first and foremost by the opposition of millions of peasants, who supported the expropriation of church and monastic property but were against making births, marriages and deaths a purely civil affair, depriving parishes of their property rights, and dropping divinity from the school curriculum. Peasants thus resisted Bolshevik efforts to break the ‘unshakable traditions’ of ‘a life of faith’ in the Russian countryside. The implementation of the law was also hindered by the lack of suitable officials to carry it out, and by the inconsistence of the local authorities’ understanding of the law.”[33]

A Barmenkov wrote: “Some school workers began to interpret [the principle of Church-School separation] as a transition to secular education, in which both religious and anti-religious propaganda in school would be excluded. They supposed that the school had to remain neutral in relation to religion and the Church. A.V. Lunacharsky and N.K. Krupskaia spoke against this incorrect interpretation…, emphasising that in the Soviet state the concept of the people’s enlightenment had unfailingly to include ‘a striving to cast out of the people’s head religious trash and replace it with the light of science.’”[34]

“On March 14/27,” writes Peter Sokolov, “still hoping that the existence of the Church could be preserved under the communist regime and with the aim of establishing direct relations with the higher state authorities, a Church deputation set out in the name of the Council to the Council of People’s Commissars in Moscow. They wanted to meet Lenin personally, and personally present him with their ideas about the conditions acceptable to the Church for her existence in the state of the new type.” This initiative hardly accorded with the anathema against the Bolsheviks, which forbade the faithful from having any relations with them. It was therefore unsuccessful. “The deputation was not received by Lenin. The commissars (of insurance and justice) that conversed with it did not satisfy its requests. A second address to the authorities in the name of the Council that followed soon after the first unsuccessful audience was also unsuccessful…”[35]

The Council made two other decisions relating to Soviet power and its institutions. On April 15 it decreed: “Clergymen serving in anti-ecclesiastical institutions… are subject to being banned from serving and, in the case of impenitence, are deprived of their rank”. On the assumption that “anti-ecclesiastical institutions” included all Soviet institutions, this would seem to have been a clearly anti-Soviet measure.

However, on August 15, 1918, the Council appeared to take a step in the opposite direction, declaring invalid all defrockings based on political considerations, applying this particularly to Metropolitan Arsenius (Matsevich) of Rostov and Priest Gregory Petrov. Metropolitan Arsenius had indeed been unjustly defrocked in the reign of Catherine II for his righteous opposition to her anti-Church measures. However, Fr. Gregory Petrov had been one of the leaders of the Cadet party in the Duma in 1905 and was an enemy of the monarchical order. How could his defrocking be said to have been unjust in view of the fact that the Church had officially prayed for the Orthodox Autocracy, and Petrov had worked directly against the fulfilment of the Church’s prayers? The problem was: too many people, including several hierarchs, had welcomed the fall of the Tsarist regime. If the Church was not to divide along political lines, a general amnesty was considered necessary.

On the other hand, as Bishop Dionysius (Alferov) of Novgorod writes, the Council could be criticised for its “weakening of Church discipline, its legitimisation of complete freedom of political orientation and activity, and, besides, its rehabilitation of the Church revolutionaries like Gregory Petrov. By all this it doomed the Russian Church to collapse, presenting to her enemies the best conditions for her cutting up and annihilation piece by piece.

“That this Council… did not express the voice of the complete fullness of the Russian Church is proved by the decisions of two other Councils of the time: that of Karlovtsy in 1921, and that of Vladivostok in 1922.

“At the Karlovtsy Council remembrance was finally made of the St. Sergius’ blessing of the Christian Sovereign Demetrius Donskoj for his battle with the enemies of the Church and the fatherland, and of the struggle for the Orthodox Kingdom of the holy Hierarch Hermogenes of Moscow. The question was raised of the ‘sin of February’, but because some of the prominent activists of the Council had participated in this, the question was left without detailed review. The decisions of this Council did not receive further official development in Church life because of the schisms that began both in the Church Abroad and in the monarchist movement. But the question of the re-establishment of the Orthodox Kingdom in Russia had been raised, and thinkers abroad worked out this thought in detail in the works, first of Prince N.D. Zhevakhov and Protopriest V. Vostokov, and then, more profoundly, in the works of Archbishop Seraphim (Sobolev), Professor M.V. Zyzykin, Archimandrite Constantine Zaitsev, V.N. Voejkov and N.P. Kusakov.

“The Church-land Council in Vladivostok, which is now almost forgotten, expressed itself more definitely, recognizing the Orthodox autocracy to be the only lawful authority in Russia.”[36]

On April 18 / May 1, in a decree entitled “On Measures Elicited by the Ongoing Persecution of the Orthodox Church”, the Council resolved:

“1. To establish the raising in church during Divine services of special petitions for those who are now being persecuted for the Orthodox Faith and Church and those who have completed their lives as confessors and martyrs…

“3. To establish throughout Russia a yearly prayerful commemoration on January 25 [the day of the martyrdom of Metropolitan Vladimir of Kiev], or on the Sunday following (in the evening), of all the confessors and martyrs who have fallen asleep in the present year’s savage persecutions.

“4. To organize on the Monday of the second week of Pascha, in all parishes where confessors and martyrs for the Faith and the Church finished their lives, cross processions to the places of their burial, where triumphant pannikhidas are to be celebrated with the specific verbal glorification of their sacred memory…”[37]

Points 3 and 4 of this decree remained a dead letter for most of the Soviet period. However, in November, 1981 the Russian Church Abroad canonized the new martyrs, and since then devotion to the new martyrs and observance of their feasts steadily increased inside Russia, leading, as some have thought, to the fall of communism in 1991. Thus the glorification of the new martyrs, which began in April, 1918, may be said to have been the earnest of, and first step towards, the resurrection of Russia. It implicitly condemned the attitude of the Sovietized Moscow Patriarchate, which for most of the twentieth century declared that the new martyrs and confessors were “political criminals” worthy of derision rather than praise.

On January 19, 1918, the Soviet State introduced the new calendar into Russia. Thinking “to change times and laws” (Daniel 7.25), a Decree of the Council of People’s Commissars dated January 24, 1918 ordered that the day after January 31, 1918 would be February 14, not February 1.

By a remarkable coincidence, on the same day the Patriarch anathematised the Bolshevik State, calling on the faithful Orthodox to have no communion with “these outcasts of humanity” in any way whatsoever. A few days later the Patriarch’s anathema was confirmed by the Church Council then in session in Moscow. In view of this rejection of the legitimacy of the State, it is not surprising that the Church also rejected the State’s change of calendar.

Protopriest Alexander Lebedev writes: “The Sobor [Council] addressed the issue three days after the Decree was signed, at its 71^st Session on January 27, 1918. The need for a prompt decision by the Church on how to relate to the civil calendar change was clear – the change was to take place four days later.

“It was decided to send the issue to a Joint Session of two separate Sections of the Sobor – the Section on Divine Services and the Section on the Relationship of the Church to the State.

“This Joint Session of the two Sections met two days later, on January 29, 1918 and heard two major reports, one by Professor S.S. Glagolev, entitled ‘A Comparative Evaluation of the Julian and Gregorian Styles’, and one by Prof. I.I. Sokolov, entitled, ‘The Attitude of the Orthodox East to the Question of the Reform of the Calendar’.

“Neither of these presentations in any way supported the introduction into Church life of the Gregorian Calendar – quite the contrary. Prof. Glagolev concluded, ‘The Gregorian Calendar, in addition to being historically harmful, is astronomically useless’… Professor Sokolov concluded: ‘Therefore, the controlling voice of the Orthodox East, both Greek and Slavic, is expressed as being not only against the Gregorian calendar, as a creature of the inimical to it [the Orthodox East] Catholic West, but also against a neutral or corrected calendar, because such a reform would deleteriously affect the ecclesiastical life of the Orthodox peoples.’

“Finally, the Joint Session of the two Sections prepared a Resolution on the issue of calendar reform.

“It decreed that the Church must stay with the Julian calendar, basing its decision on the following:

“1) There is no reason for the Church not to have a separate ecclesiastical calendar different from the civil calendar.

“2) The Church not only is able to preserve the Old Calendar, - at the present time it would be impossible for it to move to the new calendar.

“3) The introduction of the new calendar by the Russian Church would cause it to break unity with all of the other Orthodox Churches. Any change in the calendar can only be done by mutual agreement of all the Orthodox Churches.

“4) It is impossible to correlate the Orthodox Paschalion with the Gregorian Calendar without causing grave disruption to the Typicon.

“5) It is recognised that the Julian Calendar is astronomically inaccurate. This was noted already at the Council of Constantinople in 1583. However, it is incorrect to believe that the Gregorian Calendar is better suited for ecclesiastical use.

“The Council, in full session, approved this Resolution of the Joint Session.”[38]

This was an important decree in view of the patriarch’s later temporary acceptance of the new calendar, and its acceptance by several Local Churches.

On August 16, it was announced that a department for the reunification of the Christian Churches was being opened: “The Sacred Council of the Orthodox Russian Church, which has been gathered and is working in conditions that are so exceptionally difficult for the whole Christian Church, when the waves of unbelief and atheism threaten the very existence of the Christian Church, would take upon itself a great responsibility before history if it did not raise the question of the unification of the Christian Churches and did not give this question a fitting direction at the moment when not only one Christian confession, but the whole of Christianity is threatened by huge dangers on the part of unbelief and atheism.

“The task of the department is to prepare material for a decision of the present Council on this question and on the further development of the matter in the inter-Council period…”[39]

On September 20, during the last, 170^th session of the Council, the project for a commission on the reunification of the Churches was reviewed and confirmed by the Council.

The president of the department on the unification of the Churches, Archbishop Eudocimus (Meschersky) of Alaska and the Aleutian Islands, said: “I am very sad that the report has come at such a difficult time, when the hours of our sacred union in this chamber are coming to an end, and when at the end of work my thoughts are becoming confused and I cannot report to you everything that I could tell you. From our point of view, the Council should have directed its attention at this question long ago. If the Church is alive, then we cannot remain in the narrow limits she has existed in up to now. If we have no courage to preach beyond the bounds of our fatherland, then we must hear the voice coming from there to us. I have in mind the voice of the Anglo-American Episcopalian Churches, who sincerely and insistently seek union or rapprochement, and do not find any insurmountable obstacles on the path to the indicated end. Considering the union of the Christian Churches to be especially desirable in the period of intense struggle with unbelief, crude materialism and moral barbarism that we are experiencing now, the department suggests to the Sacred Council that it adopt the following resolution:

“‘1. The Sacred Council of the Orthodox Russian Church, joyfully beholding the sincere strivings of the Old Catholics and Anglicans for union with the Orthodox Church on the basis of the teaching and traditions of the Ancient-Catholic Church, blesses the labours and endeavours of the people who work to find paths towards union with the named friendly Churches.

“‘2. The Council directs the Holy Synod to organize a permanent Commission attached to the Holy Synod with branches in Russia and abroad for the further study of the Old Catholic and Anglican questions, to explicate by means of relations with the Old Catholics and Anglicans the difficulties that lie on the path to union, and possible aids to the speedy attainment of the final end.’”

The decisions of the Council of a theological or dogmatic significance were subject to confirmation by a special assembly of bishops. At the last such assembly, on September 22, 1918, this decision was not reviewed. It is possible that it was for this reason that the “Resolution regarding the unification of the Churches” did not enter the official “Collection of the Decrees and Resolutions of the Sacred Council of the Orthodox Russian Church of 1917-1918”.[40]

There may also have been a deeper, providential reason: that this Resolution was not pleasing to God, in that it threatened to open the doors of the Russian Church to the heresy of ecumenism, of which the Anglicans were the leaders, at precisely the moment of her greatest weakness…

[1] Metropolitan Tikhon said: “Look! Her unfortunate, maddened children are tormenting our dear mother, your native Rus’, they are trying to tear her to pieces, they wish to take away her hallowed treasure – the Orthodox Faith. They defame your Father-Tsar, they destroy His portraits, they disparage his Imperial decrees, and mock him. Can your heart be calm before this, O Russian man? Again ask of your conscience. It will remind you of your truly loyal oath. It will say to you – be a loving son of your native land” (in Archimandrite Luke, “Nationalism, Russia, and the Restoration of the Patriarchate”, Orthodox Life, vol. 51, № 6, November-December, 2001, pp. 30-31).

[2] N.V. Urusova, Materinskij Plach Sviatoj Rusi (The Maternal Lament of Holy Russia), Moscow, 2006, p. 109 ®.

[3] Kusakov, in Pravoslavnij Tsar-Muchenik (The Orthodox Tsar-Martyr), Moscow: The Orthodox Pilgrim, 1997, pp. 727-728 ®.

[4] Translated in Nicholas Zernov, "The 1917 Council of the Russian Orthodox Church", Religion in Communist Lands, vol. 6, № 1, 1978, p. 21.

[5] L. Regelson, Tragedia Russkoj Tserkvi, 1917-1945 (The Tragedy of the Russian Church, 1917-1945), Moscow: Krutitskoe Patriarshee Podvorie, 1996, p. 217 ®.

[6] Hilarion, quoted in John Shelton, Church and State in Russia: The Last Years of the Empire 1900-1917, New York: Octagon Books, 1965, p. 260. Archimandrite Luke writes: “The idea that a Patriarch would replace the Tsar (especially after his execution) was not absent from the delegates’ understanding. ‘The proponents for the scheme to re-establish the Patriarchate emphasized the fact that “the state desired to be non-confessional, openly severing its alliance with the church”, and consequently the Church “must become militant and have its own spiritual leader”’. ‘Somehow the thought of Patriarch became associated with that of Tsar, while those opposed to the reestablishment of the Patriarchate brought forward democratic and republican principles.’” (“Nationalism, Russia and the Restoration of the Patriarchate”, Orthodox Life, November-December, 2001, p. 32)

[7] Firsov, Russkaia Tserkov’ nakanune Peremen (konets 1890-x – 1918 gg.) (The Russian Church on the eve of the Changes (end of the 1890s to 1918), Moscow, 2002, p. 542 ®.

[8] Monk Benjamin (Gomareteli), Letopis’ tserkovnykh sobytij Pravoslavnoj Tserkvi nachinaia s 1917 goda (Chronicle of Church Events, beginning from 1917), www.zlatoust.ws/letopis.htm, p. 15 ®.

[9] Regelson, op. cit., p. 67.

[10] On the same day, however, the Council decreed that those killed on both sides in the conflict should be given Christian burials.

[11] GARF.F.3431.Op.1.D.318.L.36-3706; http://www.ispovednik.org/fullst.php?nid=31&binn_rubrik_pl_news=136 ®.

[12] M. Babkin, “Pomestnij Sobor 1917-1918 gg.: ‘O Prisyage pravitel’stvu voobsche i byvshemu imperatoru Nikolaius II v chastnosti” (The Local Council of 1917-1918: ‘On the Oath to the Government in general and to the former Emperor Nicholas II in particular), http://www.portal-credo.ru/site/print.php?act=lib&id=2704 ®.

[13] Pipes, Russia under the Bolshevik Regime, 1919-1924, London: Fontana, 1995, p. 343. According to Regelson (op. cit., p. 226), this took place on January 19.

[14] Figes, A People’s Tragedy, London: Pimlico, 1997, p. 528; Archpriest Michael Polsky, The New Martyrs of Russia, new edition, Wildwood, Alberta: Monastery Press, 2000, pp. 91-92.

[15] Professor Ivan Andreyev, "The Catacomb Church in the Soviet Union", Orthodox Life, March-April, 1951. For details of the destruction wrought against the Church in these years, see Vladimir Rusak, Pir Satany (Satan’s Feast), London, Canada: Zarya, 1991 ®.

[16] Mazyrin, “Legalizing the Moscow Patriarchate in 1927: The Secret Aims of the Authorities”, Social Sciences: A Quarterly Journal of the Russian Academy of Sciences, No 1, 2009, p. 28. This article was first published in Russian in Otechestvennaia Istoria, no. 4, 2008.

[17] “When they asked the holy Patriarch why he had issued his epistle on the eve of the Council’s Sitting, Vladyka replied that he did not want to put the Council under the hammer and preferred to take it on himself alone” (Andreyev, op. cit., p. 9).

[18] Russian text in M.E. Gubonin, Akty Sviateishego Patriarkha Tikhona (The Acts of His Holiness Patriarch Tikhon), Moscow: St. Tikhon's Theological Institute, 1994, pp. 82-85 ®; Deiania Sviaschennogo Sobora Pravoslavnoj Rossijskoj Tserkvi (The Acts of the Sacred Council of the Russian Orthodox Church), 1917-1918, Moscow, 1918, 1996, vol. 6, pp. 4-5 (Act 66.6).

[19] In a letter to Metropolitan Anthony (Khrapovitsky) that was captured by the Bolsheviks, the Patriarch called the Bolsheviks “oprichniki” – that is, he compared them to the murderous henchmen of Ivan the Terrible (Za Khrista Postradavshie, Moscow, 1997, vol. 1, p. 426 ®).

[20] Gubonin, op. cit., pp. 280, 296.

[21] Gubonin, op. cit., p. 151.

[22] Deiania, op. cit., vol. 6, p. 7; quoted in A.G. Yakovitsky, “Sergianstvo: mif ili real’nost? (Sergianism: myth or reality?), Vernost’, 100, January, 2008 ®.

[23] Deiania, op. cit., vol. 6, p. 36 (Act 67.35-37).

Another source quotes the following response of the Council to the patriarch’s anathema: “The Patriarch of Moscow and all Russia in his epistle to the beloved in the Lord archpastors, pastors and all faithful children of the Orthodox Church of Christ has drawn the spiritual sword against the outcasts of the human race – the Bolsheviks, and anathematised them. The head of the Russian Orthodox Church adjures all her faithful children not to enter into any communion with these outcasts. For their satanic deeds they are cursed in this life and in the life to come. Orthodox! His Holiness the Patriarch has been given the right to bind and to loose according to the word of the Saviour… Do not destroy your souls, cease communion with the servants of Satan – the Bolsheviks. Parents, if your children are Bolsheviks, demand authoritatively that they renounce their errors, that they bring forth repentance for their eternal sin, and if they do not obey you, renounce them. Wives, if your husbands are Bolsheviks and stubbornly continue to serve Satan, leave your husbands, save yourselves and your children from the soul-destroying infection. An Orthodox Christian cannot have communion with the servants of the devil… Repent, and with burning prayer call for help from the Lord of Hosts and thrust away from yourselves ‘the hand of strangers’ – the age-old enemies of the Christian faith, who have declared themselves in self-appointed fashion ‘the people’s power’… If you do not obey the Church, you will not be her sons, but participants in the cruel and satanic deeds wrought by the open and secret enemies of Christian truth… Dare! Do not delay! Do not destroy your soul and hand it over to the devil and his stooges.” ("Iz sobrania Tsentral'nogo gosudarstvennogo arkhiva Oktyabr'skoj revoliutsii: listovka bez vykhodnykh dannykh, pod № 1011" (From the collection of the Central State Archive of the October Revolution: pamphlet without dates, under № 1011), Nauka i Religia (Science and Religion), 1989, № 4 ®; partly translated in Arfed Gustavson, The Catacomb Church, Jordanville, N.Y.: Holy Trinity Monastery, 1960, p. 9). One member of the Council said: “If the father, mother, brothers and sisters did not receive the returning evil-doer, but expelled him, saying: ‘You are a scoundrel, your hands are covered in blood, you are not our son, nor our brother,’ the disorders would cease.” (Deiania, op. cit., vol. 6, p. 40).

[24] Deiania, op. cit., vol. 6, p. 40; Yakovitsky, op. cit.

[25] Deiania, op. cit., vol. 6, pp. 41-43.

[26] Deiania, op. cit., p. 159.

[27] Gustavson, op. cit.; John Sheldon Curtiss, The Russian Church and the Soviet State, 1917-1950, Boston, 1953, pp. 125-127. Curtiss refers to pages 177 to 179 of the Acts of the Local Council.

[28] Bogoslovskij Vestnik (The Theological Herald), № 1, 1993, p. 217 ®.

[29] V.A. Konovalov, Otnoshenie khristianstva k sovyetskoj vlasti (The Relationship of Christianity to Soviet Power), Montreal, 1936, p. 35 ®. As Bishop Gregory (Grabbe), the foremost canonist of the Russian Church Abroad, wrote: “With regard to the question of the commemoration of authorities, we must bear in mind that now we are having dealings not simply with a pagan government like Nero’s, but with the apostasy of the last times. Not with a so far unenlightened authority, but with apostasy. The Holy Fathers did not relate to Julian the Apostate in the same way as they did to the other pagan Emperors. And we cannot relate to the antichristian authorities in the same way as to any other, for its nature is purely satanic.” (Pis’ma (Letters), Moscow, 1998, p. 85 ®)

[30] Protopriest Benjamin Zhukov, Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ na Rodine i za Rubezhom (The Russian Orthodox Church in the Homeland and Abroad), Paris, 2005, p. 17 ®.

[31] Konovalov, op. cit., p. 35.

[32] Alexis Rufimsky, “Biografia sviaschennomuchenika Nikolaia (Parfenova), episkopa Atkarskago, radi Khrista yurodivago ‘malenkago batiushki’” (A Biography of Hieromartyr Nicholas (Parthenov), Bishop of Aktar, fool for Christ, ‘the little batyushka’), Pravoslavnaia Rus’, № 17 (1782), September 1/14, 2005, p. 5 ®.

[33] Shkarvoskii, “The Russian Orthodox Church”, op. cit., pp. 420-421.

[34] Barmenkov, in Alexander Mikhalchenkov, “Tserkov’ v ogne” (The Church in the Fire), Pravoslavnij Vestnik (The Orthodox Herald) (Canada), June-July, 1989, p. 9 ®.

[35] Sokolov, “Put’ Russkoj Pravoslavnoj Tserkvi v Rossii-SSSR (1916-1961)” (The Path of the Russian Orthodox Church in Russia and the USSR (1916-1961), in Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ v SSSR: Sbornik (The Russian Orthodox Church in the USSR: a Collection), Munich, 1962, p. 15 ®.

[36] Alferov, op. cit., pp. 16-17. For more on the Vladivostok Congress of the Land, see Demetrius Anakshin, “Poslednij zemskij sobor”, Pravoslavnaia Rus’, № 21 (1594), November 1/14, 1997, pp. 10-11,15 ®, and M.B. Danilushkin, Istoria Russkoj Pravoslavnoj Tserkvi (A History of the Russian Orthodox Church), vol. I, St. Petersburg, 1997, chapter 6. The first decree of this Congress stated: “The Congress recognizes that the only path to the regeneration of a great, powerful and free Russia is the restoration in it of the monarchy, headed by a lawful Autocrat from the House of the Romanovs, in accordance with the Basic laws of the Russian Empire”.

[37] Regelson, op. cit., pp. 236-237.

[38] Lebedev, “St. Patriarch Tikhon and the Calendar Question Part 1”, orthodox@LISTSERV.INDIANA.EDU, 10 July, 2002.

[39] Monk Benjamin, op. cit., p. 21.

[40] Sviataia Rus’ (Holy Rus’), 2003; Monk Benjamin, op. cit., pp. 23-24.

LETTER FROM THE STAVROS MONASTERY IN CYPRUS TO THE CYPRUS ARCHIEPISCOPATE

Translated by Seraphim Larin

All Holy Vladika, bless us! Pray for us!

On the 11^th of May 2010, we received an encyclical from the Holy Synod of Cyprus, which we read very carefully. Prior to raising anything else, we are experiencing a grave urgency at this given time to express to you – as our true spiritual father – our spiritual pain regarding not only the decision by the Holy Synod of the Cyprus Church, unanimously endorsing the President of Cyprus’s official invitation to the Roman Pope Benedict XVI, but the fact that the endorsement was univocal. As far as our Holy cloister is concerned, we are boldly declaring our opposition to any type of official reception and expression of honour to the Pope on the part of the church hierarchy, which can well be construed as acknowledging him and being subordinate to him.

It is an established fact that every Orthodox believer clearly proclaims that after the rift of the Western Church with the Catholic Orthodox Church, every Roman Pope is considered to be not only a schismatic, but a heretic. In relation to this, we consider suffice to cite the bold position held by our Fathers: Photius the Great, Gregory of Palamas, Saints Mark and Gennadius, and others, who quite clearly and unambiguously declare that after the great Schism, the head of the Western “church”, the Pope appears as a great heretic.

If Apostle Paul in the Holy Spirit declares that “Reject a divisive (heretic) man after the first and second admonition” (Titus 3:10), then to what end are these theological dialogues with the Papists, these official receptions and embraces? The Apostle of tongues speaks quite plainly about shunning heretics – undoubtedly for the sake of their conversion, and of course only if they exhibit the spirit of humility and genuine repentance. At the same time, this doesn’t mean that there is a compromise by accepting that conditions are on an even par - as though truth and falsity stand on a same level and the existing chasm that separates us is ignored. Because in accordance with godly Apostle Paul, “after the first and second admonition”, we must turn away from useless and needless Dialogue, inasmuch as “.. such a person is warped and sinning, being self-condemned” (Titus 3:11).

Furthermore, in the above-mentioned Synodal Encyclical, there is mention of “oneness of all” in accord with the magisterial Lord’s prayer (“that they may be one”). Then why is the meaning of the Holy Gospel and accordant patristic interpretation of the text contained in this document - where “oneness” is understood to solely mean as being unity in the True Faith - being distorted ? Over the period of the past 1000 years, theological dialogue has continued with the papists. Yet they have not displayed even the slightest signs of humility and genuine repentance, or in other words, endeavours to return to the One, Holy, Catholic and Apostolic Church. Who is it that doesn’t understand that the real aim and actual wish of the papists is for Orthodoxy to ultimately betray the Sole Truth, and for us to subordinate ourselves to the cosmopolitan intentions of the Pontifical Caesar-pope?

The best part of the Encyclical is the enunciation of its view on the “ecclesiological deviation of Uniatism, which to us is an unacceptable method of proselytism”. However, from our point of view, the inevitable and significant question arises: “What is the purpose of the invitation, the reception and rendering of hospitality, as well as the holding of meetings on an equal basis with Uniates during dialogues between the Orthodox and Roman-Catholics?

In the final analysis, it’s also important to note that all the esteemed priests of Cyprus received this Encyclical, and in turn will be reading it out to the God-loving people during Divine Liturgy on important Church high days: a) Sunday, 16.5.2010 when the Service commemorates the 318 Fathers of the First Ecumenical Council, and b) Sunday 30.5.2010 on the feast day of the holy Fathers.

This raises the quite reasonable questions:

a) When the Holy Fathers of the First Ecumenical Council were drafting the Symbol of Faith, which was finalized at the Second Council, was their decision not God-inspired about the emanation of the Holy Spirit from the Father only and thereby fully rejecting the fundamental blasphemous papal teachings about the Filioque? It’s on this decision that anathema was pronounced on Arius and his teachings - that expelled from the Church any denigration of God-Man Christ. But in accordance with the God-inspired writings of the contemporary Saint and Confessor, Father Justin Popovich, “the Western Christian-humanist maximalism (Papism)… has taken away everything from Christ”, and having banished Christ, replaced Him with “the infallible human from the West”, i.e. the Pope.

b) In no way did the Saints ever justify impiety, and not one of them had ever justified Papacy. On the contrary, when it came to Papism, they have always passed unambiguous resolutions against it. As a result, on the basis of the reading of the Encyclical at the nominated feast-days, what emerges is completely contrary to what was officially practiced by the Church of Cyprus in relation to the welcoming of the Pope to the island of the Saints.

In conclusion, we again express our spiritual sorrow for the official decision by the Holy Synod, concerning the reception for the Pope. We humbly believe that this welcome is happening not fortuitously but underhand, which is more than obvious. This identifies the Pope’s position and his worldly – of the highest order - duplicitous behaviour, while expectations of national benefits from this visit will evaporate like steam. We are experiencing great anxieties in that the final result of this – as expected – will exact great injury to the people of Cyprus and inflict a blow against the authority of our Church.

The above that we have expressed to you filially, our honoured and beloved in God Father and Vladika, we respectfully ask that you convey this to the esteemed members of the Holy Synod of the Cyprus.

With profound filial esteem and love in Christ,

Arhimandrite Athanasius,

Father Superior of The Holy Monastery of Stavros, and my brothers in Christ.

PROTODEACON KOORAEV CALLS FOR UNDERSTANDING REGARDING THOSE THAT DO NOT OBSERVE THE APOSTLES’ PETER and PAUL LENT

Portal.credo.ru

Translation and commentary by Seraphim Larin

The issue of “Regions.Ru” has reported that Professor of the Moscow Theological Academy, protodeacon Kooraev, has called on understanding regarding those that do not observe this Lent with all its demands.

“I am not calling for a re-examination of current Church tradition of observing this Lent, but am simply appealing for a softer approach to those Orthodox Christians who for one reason or another, are unable to comply with all the Lent’s stringent demands” declared “fr”Kooraev.

According to his words, the ancient Church didn’t propose any special Lent after Trinity – especially a lengthy one. After Pentecost begins the “normal routine of everyday life, which assumes the rotation of moderate and fasting days during the week. This year, the Lent after Pentecost is as lengthy as the Great Lent – both being more than 40 days… this is nothing more than modernism”, regards “fr”Andrew.

He reminded that even in the 6^th century, the Church canons condemned this as the heresy of “Quartodecimans” i.e. those who regarded the need to fast 40 days twice a year, as though Christ was crucified twice, writes “Interfax-religion”. “That’s why” continued “protodeacon”Kooraev, “even in the 6^th century it was regarded that there could be only one lengthy lent a year”.

COMMENTARY:

The latest spiritually repulsive offering by “pat” Kirill’s toady – “professor” Kooraev – is really something else. Imbued with KGB’s art of distortion and outright fabrication, he throws caution to the wind and ventures beyond the safeties of past truths and the Teachings of our TRUE CHURCH with his latest theatrical inspiration.

Discussing the current Apostles Peter and Paul Lent, he initially and admirably declares: “I am not calling for a re-examination of current Church tradition of observing this Lent”. Then in the next breath he calls for its cessation because it’s too lengthy (this year, 6 weeks), stating that only the Great Lent (6 weeks) has to be observed! He even has the ingrained audacity to misquote the truth and fabricate lies to prove his point. In this instance, he states that the Church Statutes in the 6^th century condemned fasting during this Lent, calling those who did as HERETICS!! The MP’s arrogance has transcended even elementary boundaries of sanity, while their principal “evangelist” Kooraev has once again avoided the psychiatrist’s couch!

Obviously, his arrogant contempt for the truth and secure in the knowledge that nobody would bother to check out the Church Statutes, he feels secure that even those of the ROCOR MP adherents that KNOW that this is a LIE, would do nothing to disturb their earthly comforts. Whereas the rest of the simpletons would embrace it because there is another Lent neutralized, allowing them to savour pelmeni and salamis with a clear “na zdoroveeyea” consciences!

As facts have it, regarding his mention of “Quartodecimans”, the TRUTH of the matter is that it has NOTHING to do with Lents or their length! It was a dispute that arose over when Easter should be celebrated. The controversy was over the question of whether Easter should always be celebrated on a Sunday or on the actual day of the Jewish lunar month (14^th of Nisan) on which the Paschal lamb was slaughtered. While this argument was resolved by the Council of Nicaea in 325, it has no relevance to the Lent in question as it deals with significance of DATES, rather than Lents or their durations!!

In the same article, this pathetic purveyor of creative lies declares that adherence and observance of this Lent, is nothing but “modernism”. Considering that this Lent has been observed by Christ’s GENUINE Church and Her faithful for well over 10 centuries, his “Rip Van Winkle” mentality predictably makes him an object of merited ridicule, because his understanding of time lacks normality.

His unashamed lie that the Great Lent is a dominating factor in Christ’s Crucifixion and Resurrection, shows his lack of elementary logic and laziness in his effort to be somewhat convincing. Considering that Saints Apostles’ Peter and Paul Lent varies in duration – year by year - from just over a week to 40+ days (depending when Easter is celebrated), are we to understand that what the “professor” is saying that provided this Lent is less than 40 days - which is mostly the case - we can then observe it?....

His dramaturgic and blatantly conspicuous superiority and authoritative complex should be embalmed for the ridicule and laughter of future generations!

What sort of demented logic is this? Or is it part of the new “Spiritual Guidelines According to Kooraev”, blessed by his entrepreneur Chairman of the mercantile MP “nicotine patriarch” Kirill?

This, once again, continues to prove the evil blatant efforts by the MP and its mouthpiece Kooraev to dilute, distort and redirect the confused faithful toward their secular plans of control through a “resurrected” ROCOR.

Unfortunately, their corrupting efforts will continue and intensify as the Russian True Orthodox Church continues to extend Her hand to all the confused souls seeking confirmation and salvation.

May God grant strength, reinforcement of conviction and longevity of effort to our beloved clergy, who are indeed leading us toward the “Light of the world”… and let us heed: “Beware lest anyone cheat you through philosophy and empty deceit… and not according to Christ” (Col. 2:8).

"THE MASTER AND MARGARITA"; A PARABLE OF SOVIET REALITY.

Dr. Vladimir Moss

Already years before the Great Terror of 1937-38 the voice of truth had disappeared from the public life of the Russian nation. Both Trotskyites at the one extreme, and the official Orthodox Church at the other, had been silenced and crushed; people hardly dared to speak the truth even in the privacy of their own homes. Probably the only places where some remnants of free speech still existed were the confessional (but not that of the official church) and the camps – if only because the inmates now had nothing but their chains to lose…

But where, in the midst of this nightmare, was the traditional bastion of truth and justice against tyranny in Russian society – the writer?.. Of course, the cult of the writer since the time of Pushkin had been largely created by the revolutionary-minded intelligentsia as a tool for overthrowing the Orthodox tsars and the Orthodox faith in general. Writers such as Alexander Herzen, Lev Tolstoy and Maxim Gorky were exalted because they lambasted the official order; and the restrictions placed on them by the authorities were exaggerated in order to give their sufferings an aura of martyrdom. When the infinitely more repressive order of Soviet power came into being, the great majority of these “champions of truth and justice” fell strangely silent – or, like Gorky, publicly supported the new order.

However, the very prestige that the writer’s profession had acquired in pre-revolutionary Russia meant that the authorities could not simply crush them out of existence. Nor was it useful to them to have just hacks churning out communist propaganda or the communist parody of true realism in art that they called “Socialist Realism”. The Russian public was highly educated and had a discerning literary palate: only real literature and real writers could be expected to have a real influence on this higher class of Soviet citizen.

So the authorities began looking around for writers with talent who could serve the communist cause in a truly creative way. Of course, there were dangers in such a search: a talented writer might betray the revolutionary cause as some of the most talented writers of pre-revolutionary Russia had done: instead of a Herzen, they might find themselves with a Gogol; or instead of a Tolstoy – with a Dostoyevsky… But the risk had to be taken…

One of the most talented of Soviet writers was Michael Afanasyevich Bulgakov. He was also one of the most truthful: his Heart of a Dog (1924), for example, was a brilliant satire on the regime’s attempts to create a new kind of human being, Homo Sovieticus. As a natural result of this truthfulness, however, he suffered repression, and by the end of the 1920s it looked as if his career would end in the way that the careers of other talented writers such as Mandelstam ended: in death-row or the camps. But by Divine Providence he had one extremely influential admirer: Stalin, and a phone call from the great leader was enough to ensure that Bulgakov lived undisturbed in his Moscow flat until his death in 1940. This enabled him to write his masterpiece, The Master and Margarita, in relative peace and quiet at the very centre of the 1930s maelstrom. It was not published, however, until 1967, and that only in a severely cut edition. For not even the favour of a Stalin could ensure that a true parable on Soviet reality, however heavily disguised, could be allowed to corrupt the minds of Soviet citizens…

The Master and Margarita is a novel on two, or even three levels: there is the novel about Pontius Pilate and Yeshua (Jesus), which is set in Yershalaim (Jerusalem) on Great Friday; there is the novel about the Master, who writes the novel, and his mistress, Margarita, who ensures its survival; and there is the novel about the poet Bezdomny, who continues the Master’s work, and the Moscow society of writers, theatre agents and government officials in which he lives and works. The action is precipitated by a visit to Moscow by Satan, posing as the German Professor of Black Magic Woland, and his demonic suite: the dapper ex-choirmaster Korovyev, the black cat Behemoth, the executioner Azazello and the naked witch Hella (not to mention other minor demons such as Abadonna). As one would expect, all hell is set loose: the editor Berlioz loses his head (literally), various people are tricked, robbed or go out of their minds, and the house of the union of writers, Griboyedov, is burned to the ground. However, good comes out of this evil. Not only are many bad writers and officials given their just deserts, and the vices and vanities of Moscow society exposed: the Master is rescued from the asylum into which repression and rejection by his fellow writers had driven him through the good offices of Satan and Margarita, who becomes (temporarily) a witch for his sake; and the bad poet Bezdomny renounces his bad poetry and becomes the faithful disciple of the Master.

The interpretation of the novel must also proceed on several levels. Most obviously, it is a satire on the literary world of Moscow in the 1930s, a hilarious exposure of how the writers have betrayed their calling to tell the truth about the society they live in, and of how the best writers had suffered at the hands of their philistine colleagues. Here there also enters a strong autobiographical element: clearly Bulgakov sees himself, the writer who suffered from other writers, in the figure of the unjustly persecuted Master, and to a lesser extent in the figure of Bezdomny; while his wife, who later published The Master and Margarita, is portrayed in the role of Margarita. The way in which Satan-Woland rescues the Master and Margarita also recalls the way in which Stalin rescued the real-life Bulgakov in 1929. And there are many incidents and people in the novel that industrious researchers have traced to real incidents and people in Bulgakov’s life.[1]

But there are also deeper, moral and philosophico-religious strands. Thus Satan-Woland causes the beheading of Berlioz because the latter denies the very existence of Christ and therefore also of himself, Satan, who likes to point out that he was personally present when Pilate gave sentence on Yeshua. It is difficult not to see in this an implicit rebuke to the literary world for its inane atheism… Again, the destruction of the Griboyedov house by fire can be seen as Divine retribution for the sins of the writers – even if God uses the evil Satan as His instrument in the accomplishing of this good. This latter interpretation is supported by the quotation at the beginning of the whole novel from Faust: “… so who are you in the end?” “I am a part of that power which eternally desires evil and eternally does good.”

However, we look in vain in Bulgakov’s novel for a placing of the whole of the revolution in the scheme of Divine Providence. Satan comes to Moscow to carry out God’s judgement on the Soviet Union of Writers, and we ask: but is not every Soviet institution, and the whole of Soviet reality, the creation of Satan and therefore subject to God’s wrath? And was not the revolution itself a deliverance of Russia to Satan, allowed by God as His punishment for the sins of the Russian people? But Bulgakov does not pose these questions, even indirectly, just as there is only the very slightest hint in the novel at the great fact of the age – the terrible persecution of the Church and faith. Of course, Bulgakov was not writing a historical or theological treatise (although, significantly, Bezdomny becomes a member of the Institute of History and Philosophy at the end). But to omit the widest questions and perspectives from what was clearly designed to be a hugely ambitious parable of Soviet reality indicates a certain pusillanimity, or lack of faith…

The main moral theme of the novel is cowardice. Both Pilate and the Master suffer from guilt at their cowardice – Pilate, because he delivered the innocent Yeshua to death out of fear of being denounced to Caesar, and the Master - because cringing before Soviet power was the original sin of all Soviet writers. Again, there is an autobiographical element here: Bulgakov survived when many writers perished, and although he was more truthful (or less mendacious) than most, it was impossible to survive in Soviet conditions without bowing, even if very shallowly and stiffly, to the false Soviet god. The theme of cowardice is confronted more directly in the Pilate novel – Pilate is haunted by the last words of Yeshua, that one of the most important vices was cowardice[2], and after nearly two thousand years of purgatorial suffering he is redeemed by Yeshua. The Master, on the other hand, does not appear to face this issue directly; and his lapse into mental illness appears to be the result, less of his persecution by others (which was mild, relatively speaking), as of his own inner conflict, his suppressed guilt at failing to live up fully to his calling as a writer, who, as Russian tradition affirmed, must tell the truth, the whole truth and nothing but the truth about his society. This interpretation is supported by the fact that Yeshua does not redeem him as he redeems Pilate, but through his faithful disciple Levi Matthew he pronounces the following sentence: “He has not merited light, he has merited peace”.[3]

Is this how Bulgakov judged himself: as worthy of peace because of the good novel he had written, but not of the light because he had done a deal with Satan (Stalin) to keep his career alive? It is impossible to say - there is no reliable path from the characters of a novel to the true nature of a writer or his religious beliefs. What we can say is that there was indeed no place for the true writer, the Christian writer, in Soviet society; and that even the finest products of Soviet literature were poisoned from within by their sin of cowardice, by their schizophrenia, by their serving a master whom they hated while pretending to serve another whom they loved - but not well enough.

“Manuscripts don’t burn”, said Satan-Woland in the most famous line of the novel. But this was a lie from the father of lies. The Holy Scripture says: “What is not of faith is sin” (Romans 14.23). And again: “You have not yet resisted to blood, striving against sin” (Hebrews 12.4). Soviet literature was born in sin, the sin of the revolution, the sin of the Bolshevik assault on faith. Without a complete and wholehearted renunciation of that sin, and a striving against it to blood, the blood of confession and martyrdom, there could be no real redemption for the Soviet writer. Without the real conversion of the writer to True Christianity that took place in, for example, Gogol and Dostoyevsky, there could be no true eternity for his work, no protection against the flames of the Last Day (or even the penultimate day: we remember that Gogol, Bulgakov’s favourite writer, burned the second part of Dead Souls). Even if the writer injected a Christian element into his work, as Bulgakov did in The Master and Margarita and Pasternak would later do in Doctor Zhivago, that Christian element could not sanctify the rest of the work, but would rather be deformed by the alien context in which it found itself. And so Yeshua in The Master and Margarita is a pitiful shadow of the real Jesus, being shorn of His power and majesty - Satan-Woland is much more interesting. Of course, this is a phenomenon found throughout the history of literature: it is much easier to depict the evil than the good; and from Shakespeare to Milton, from Dostoyevsky to Bulgakov, the satanic characters stick longer in the memory than the Christlike. But the truly Christian writer at least comes closer to the mark, as Dostoyevsky did in The Brothers Karamazov and in the Parable of the Grand Inquisitor. The great tragedy of the Russian revolution was that it defiled everything it touched, making it impossible to be a true Christian and a real participant in public life – and that public life included its artistic and literary life. So the lesson from literature was the same as the lesson from every other sphere: true life, the life of the spirit, the life in Christ, could only be preserved in the catacombs…

July 2/15, 2010.

[1] For example, the chapter on Satan’s ball was inspired by a real-life ball given by the American ambassador in 1935. See J.A.E. Curtis, “Mikhail Bulgakov and the Red Army’s Polo Instructor: Political Satire in The Master and Margarita”, in Laura D. Weeks (ed.), The Master and Margarita: A Critical Companion, Northwestern University Press, 1996, pp. 213-226.

[2] Bulgakov, The Master and Margarita, ch. 25, p. 312 in the Hugh Aplin translation, Richmond: Oneworldclassics, 2008.

[3] Bulgakov, The Master and Margarita, ch. 29, p. 367 in the Hugh Aplin translation.

БЕЛАЯ ИДЕЯ ПОД КРАСНЫМИ ПЛАЩАМИ.

Епископ Дионисий

Несколько лет назад у меня была беседа с московскими кадетами (морские кадетские классы Цесаревича-Мученика Алексия Николаевича) по поводу просмотра ими старого американского фильма (1962 г) «Триста спартанцев». Фильм этот мне довелось смотреть еще в школьные годы, лет сорок назад, и он тогда произвел на нас с одноклассниками большое впечатление. Он был поставлен на основе реальных исторических фактов и в нем удачно были выделены основные черты того подвига, которым вдохновлялись истинные патриоты разных эпох.

Подвиг спартанцев царя Леонида, запечатленный первоначально «отцом истории» Геродотом, вошел в мировую историю на века, как образец патриотизма воинской доблести и самопожертвования. На примерах гражданских добродетелей и подвигов героев древней Греции и Рима, входивших в учебные программы наших гимназий и кадетских корпусов, воспитывалась и наша русская дореволюционная молодежь. Эта патриотическая молодежь, юноши идеалисты, как известно, составила основу первых белых добровольческих отрядов. Для правильного понимания мотивов их поведения полезно рассмотреть и те исторические примеры, на которых они были воспитаны. И здесь пример спартанцев царя Леонида оказывается полезным. Под красными плащами спартанцев можно увидеть белую идею.

1. Религиозное осмысление воинского служения.

Спартанцы были лучшими воинами античного мира, чему способствовала система воинского воспитания древней Спарты, весь ее общественный уклад. Все мальчики Лакедемона с раннего детства готовились к воинскому служению, и все мужчины постоянно тренировались в военных лагерях. Спартанцам удалось воспитать удивительно стойкого и умелого отдельного солдата и создать наиболее боеспособную по тем временам армию. Но при этом часто забывают о религиозной основе этого воинского служения. Древние спартанцы в этом отношении не были похожи ни на ландскнехтов Нового времени, ни на профессиональных наемников современности, готовых за приличные деньги воевать за кого угодно и против кого угодно. Для них военное дело не было выгодным ремеслом, а особой формой религиозного служения. По свидетельству древнегреческих историков (Ксенофонта, Фукидида, Плутарха и др.) Спарта вообще была наиболее религиозным государством среди прочих полисов Греции. Здесь усерднее, чем в других местах справлялись праздники в честь богов и в целом был выше уровень общественной нравственности. Конечно, это была еще ложная религия языческого эллинизма, но важной представляется сама религиозная потребность людей, не удовлетворявшихся одним земным и материальным, - пусть эта потребность и выражалась неправильно. Здесь уместно сравнить Спарту с ее антиподом-соперником торгово-промышленными Афинами, где руководились расчетами экономики и политики, строили земное будущее, жили радостями и удовольствиями настоящей жизни. В Спарте с ее отсталой экономикой, патриархальным общественным строем, жили традицией, хранили предания старины, много думали о загробной жизни и готовились к смерти.

Все знают знаменитый спартанский девиз: «со щитом или на щите». На щите приносили убитых в бою, со щитом возвращались победители. Бежавшие с поля боя прежде всего бросали тяжелый щит, мешавший бегству. Поэтому тот, кто вернулся без щита, рассматривался как беглец и трус. Наиболее уважаемой в Спарте была именно доблестная смерть на поле брани. Победа непостоянна, она даруется свыше и не может быть всегдашним уделом даже наилучшего воина. А славная смерть венчает его жизненный путь. Например, знаменитый спартанский царь Агесилай II, участник десятков тяжелых боев и одержавший много побед, доживший до восьмидесяти лет, но умерший своей смертью, рассматривался как лишившийся главного отличия спартанца. Спартанец жил для славной смерти, а не для удовольствий этой жизни, - Потому он и был лучшим воином своей эпохи, а не только потому, что он много занимался боевым искусством. Религиозная установка шла впереди собственно боевой подготовки. И именно эта религиозная установка позволяла спартанцу терпеливо нести тяготы «спартанского воспитания» и образа жизни, обрекавшего его на многие лишения и прямые мучения с раннего детства. Этот образ жизни невозможно было бы выносить целому народу в течении нескольких веков, если бы за ним не стояла религиозная цель выше настоящей жизни.

В греческой цивилизации, жившей преимущественно интересами земной жизни, спартанское милитаризованное общество с тоталитарными законами Ликурга представляло исключение. Конечно, этот пафос смерти и войны не может быть взят христианином за образец целиком. Но в нем была и важная идея воинской жертвы, использованная впоследствии христианскими авторами.

2. Идея воинской жертвы

Царь Леонид со своим маленьким отрядом оправился на войну без надежды на победу. Оракул предсказал ему, что или должен погибнуть царь Спарты, или погибнет сама Спарта. Для спасения своей родины царь Леонид добровольно идет на смерть. Эта смерть в безнадежном, хотя и славном бою, является воинской жертвой, приносимой за «кого-то», а не «кому-то». Она приносится не противнику и не кому-то из недовольных олимпийских богов – для их «умиротворения». Она приносится за свою родину и за свой народ. Кто-то из лучших людей должен умереть, чтобы остальные остались живы. В этом значении воинской жертвы заключалась высокое достоинство смерти спартанца, ее религиозное измерение.

Греческие Отцы Церкви, размышляя о спасительном значении смерти Христа, приводили сравнение с воинским поединком. Христос при этом сравнивался с воином, который сражается с врагом человечества – диаволом и приносит себя в воинскую жертву для избавления человечества от власти диавола. Сам этот образ, конечно, не исчерпывает всего домостроительства нашего спасения во Христе, но позволяет проиллюстрировать одну важную сторону. Христос приносит Себя в жертву не врагу диаволу, не кому-то; а за кого-то – за спасаемых Им людей. И этот образ воинской жертвы был знаком любому греку по примерам родной истории, и наиболее по примеру спартанцев царя Леонида.

И русские белые добровольцы вдохновлялись этим образом воинской жертвы. Мысль о том, что для спасения родины нужна жертва, - а в жертву приносят себя лучшие, а не худшие люди,- была присуща тем, кто оправлялся на борьбу без особой надежды на победу.

3. Слагаемые патриотизма

Спартанцы царя Леонида защищали от нашествия персов свою родину. Их большая родина – Греция, состояла из 70 полисов – самостоятельных городов-государств, политически независимых и объединяемых в религиозный Дельфийский союз (вокруг храма Аполлона в Дельфах). Основой греческого единства было религиозное единство, общая религия и святыни. Поэтому и спартанцы, как религиозный народ, защищали, прежде всего, свои национальные святыни, храмы, могилы предков. Все это не имеет материального выражения, денежного эквивалента, и потому не может быть предметом торговли. Национальная война тогда и начинается, когда враг посягает на святое, на душу народа, а не только на его политическую независимость, но и материальное благосостояние.

Малой родиной спартанцев была область Лакедемон со столицей-городом Спартой. В понятие малой родины входит и ее ячейка-семья и род: предки и родственники, и родовые предания и традиции. Свою семью и своих родных любой нормальный человек защищает до конца.

Нашествие персов угрожало семьям греков мучительным и постыдным рабством. Рабом в античном мире был не только невольник на плантациях или в рудниках, но и надзиратель, и управляющий. Сами вельможи и сатрапы персидского царя также были его рабами. Раб не просто не имел никаких прав, он не имел ни своих убеждений, ни моральных устоев, - и потому не был вполне человеком. Раб был вещью, инструментом в чужих руках, без своей воли и личного достоинства. Для свободного человека, сознательной созревшей личности, превратиться в раба всегда было хуже смерти. Потому свобода личности, свобода совести и убеждений, свобода самоопределения в разные эпохи защищались разными людьми от посягательств на них не менее горячо, чем свобода своей родины.

Русское белое движение столько же защищало родину, сколько и свободу человека от нового большевицкого тоталитарного рабства, и всегда подчеркивало эту связь родины и свободы. В частности, приходит на память савинковский «Союз защиты родины и свободы», поднявший в июле 1918 г ряд антибольшевицких восстаний, в том числе знаменитое Ярославское восстание.

Греко-персидские войны (V в до Р.Х.) потому и получили такой накал, что были не просто войнами греков за политическую независимость, но и войнами свободных граждан, не желавших становиться рабами персидского царя. Греческое войско, составленное из свободных граждан, защищавших свою родину и свободу, показало моральное превосходство над персидским войском, численно превосходящим, но составленным большей частью из мобилизованных покоренных народов, т.е. по сути – из вооруженных рабов.

Царь Леонид защищал не только свою малую родину – Спарту, но и большую родину – Грецию. Он был одним из немногих спартанцев, сумевших возвыситься над областным патриотизмом и понять общенациональные интересы. Спартанский совет геронтов не разрешил царю Леониду идти на север для защиты Средней Греции, решив ограничиться защитой полуострова Пелопоннес, заняв позицию по Коринфскому перешейку. Позиция в Фермопильском проходе, выбранная царем Леонидом, позволяла защищать именно Среднюю Грецию, т.е. Беотию (Фивы) и Аттику (Афины), - исторических соперников Спарты. Царь Леонид смог подняться над историческими раздорами греков до идеи национального единства и защиты общих интересов. В этом он обрел союзника в лице афинского стратега Фемистокла, который тоже ради национального единства уступил командование объединенным флотом Спарте. Фемистокл смотрел на эту войну еще глубже и видел в ней защиту общегреческой цивилизации от нападения азиатского варварства.

И русское белое движение вдохновлялось идеей национальных русских интересов и общенационального единства – в противовес интернациональной демагогии большевиков и разжиганию ими междоусобной классовой борьбы. Мыслители белого дела отмечали защиту белыми русской христианской цивилизации от нашествия богоборческого варварства.

4. Царь-воин и царь-деспот

Спартанский царь Леонид действовал в истории в противоборстве с персидским царем Ксерксом. Они олицетворяют собою два типа монархов: царя-воина и царя-деспота. Строго говоря, с точки зрения монархической государственности любой спартанский царь не являлся настоящим монархом-носителем верховной власти. Он был ограничен, во-первых, наличием соправителя – второго царя, во-вторых, советом геронтов (старейшин), в-третьих, советом эфоров (жрецов). Полноту власти он имел только в походе над своим войском. Его власть реально определялась в большой мере его личным достоинством и авторитетом. Он должен был сражаться в первом ряду фаланги, подавая пример личного мужества. В случае поражения, он обязан был показать пример доблестной смерти. У спартанского царя было мало прав и тяжелая обязанность – быть первой воинской жертвой. Отношения его с подчиненными были в значительной степени «первого среди равных»: первого среди свободных граждан Спарты и первого среди боевых товарищей, воспитанных с ним в одном военном лагере, в одинаковых бытовых условиях, без всяких льгот.

Царь Ксеркс был представителем восточной деспотии, неограниченной монархии, носителем верховной власти, обожествленным при жизни. Персидский монарх носил титул «царя царей»: ему повиновались, как рабы все покоренные властители. Своей властью он мог раба сделать вельможей и сатрапом, а мог и любого сатрапа и князя лишить жизни. Восточная деспотия была неограниченна не только юридически, но не имела и моральных ограничений. В такой монархии были только господин и его рабы. Обожествление такой власти в языческой религии приводило ее носителей к надмению и богопротивной гордости, превышающей обычные человеческие масштабы. Примеры такого возвышения показали Навуходоносор вавилонский и Сеннахирим ассирийский - идейные предшественники Ксеркса персидского.

Надмение царя-деспота чаще всего не подтверждалась его личными достоинствами. Царь Ксеркс был чужд не только аскетизма, но и умеренности, утопал в роскоши и пороках, был чужд доблести и мужества. Он не разделял ратных трудов со своими войсками, не говоря уже об опасностях, а наблюдал за войной, как за зрелищем. Он не ценил жизни своих воинов, бросая их в костер войны, как солому. Свои войска он соблазнял обещанием грабежа и угрожал расправой за неудачу, апеллируя к низшим инстинктам человека.

Ксеркс не пользовался доверием своих войск, которые неохотно сражались за капризного деспота. Ксерксу приходилось опасаться и своих вельмож, в любой день ожидать заговора и покушения на жизнь. У него было много рабов, но не было верных боевых друзей, как у царя Леонида. Свою смерть он нашел не на поле брани, а в своей спальне от руки заговорщиков, ненамного пережив спартанского царя. Это была не славная смерть героя, а постыдная смерть тирана.

В белом движении господствовал идеал вождя-рыцаря, главными были личные достоинства, деловые и нравственные. «Нами правит лучший» - такой девиз среди других девизов белого движения выдвинул проф. И.А.Ильин. Многие современные монархисты, критикуя белое движение за «не-монархизм», к сожалению, нередко выдвигают ему неудачный антитезис в виде то «опричного царя», то «евразийского монарха» (Чингисхана?) в духе азиатской деспотии. Для русского монархиста образцом могут служить наши последние шесть Императоров, которые по своему облику были царями-рыцарями, носителями личного мужества и жертвенности, а не азиатскими деспотами. Роль азиатского «евразийского» властителя как раз играл Сталин, красный, обожествленный при жизни псевдо-монарх.

5. «Путник, поведай спартанцам о нашей кончине…»

В истории человечества добро и зло, героизм и подлость, подвиг и предательство всегда идут рядом. В экстремальной ситуации, когда от человека требуется сделать выбор в двоичной системе («или-или»), он бывает или героем, или шкурником. Подвиг спартанцев царя Леонида проходил на фоне массового постыдного поведения греков. Многие греческие полисы еще до похода Ксеркса признали его власть и выставили свои воинские контингенты в его походе на еще не покоренную Грецию. Персидский флот наполовину состоял из греческих кораблей с их экипажами. Из непокоренных греческих полисов большинство не прислали своих отрядов для защиты родины, предпочли выжидать, чья возьмет. Объединенный греческий отряд царя Леонида насчитывал едва пять тысяч человек против многотысячной персидской армии, а объединенный греческий флот Фемистокла в шесть раз уступал персидскому. Даже жрецы храма в Дельфах продались за персидские деньги и изрекли через оракула пророчество о бесполезности сопротивления персам.

Но и в таких совершенно безнадежных условиях подлинные герои не пали духом, а сопротивлялись. Отряд царя Леонида пять дней отражал яростные атаки персов, и нанес им огромные потери. Геродот сообщает, что после боя персы похоронили около двадцати тысяч своих убитых и только три тысячи греков. Флот Фемистокла нанес поражение персидскому флоту. Персы уже готовились к отступлению, победа была близка.

Исход Фермопильской битвы решило предательство местного люмпена, за деньги показавшего персам тропу в обход позиции греков (вот роль «маленького человека» в истории!). Обойденный с тыла, царь Леонид с остатками отряда спартанцев отказался эвакуироваться на корабли и погиб на занимаемом им рубеже. Всем известна знаменитая эпитафия на братской могиле спартанцев в Фермопилах: «Путник, весть отнеси ты гражданам Лакедемона; честно исполнив свой долг, здесь мы в могиле лежим».

Эта надпись – горький укор своим землякам-спартанцам, которые бросили своих героев и не прислали им помощи. Самым тяжелым испытанием для царя Леонида и его воинов была измена своих. Спарта по мобилизации выставляла 30-тысячную армию, которая в следующем году разгромила персов в битве при Платеях. Если бы на помощь царю Леониду, несколько дней оборонявшему Фермопилы, было прислано, хотя бы несколько тысяч спартанцев, исход этой битвы был бы иным. Но спартанская армия в бездействии стояла на Коринфском перешейке, в то время, когда ее царь погибал в Фермопилах. По старому соперничеству с Афинами совет геронтов Спарты решил не помогать афинянам отстаивать Среднюю Грецию, оставив ее персам на разграбление. Мелкая и низкая политика спартанской геронтократии обернулась предательством и общегреческого дела, и собственного царя Леонида. Царь Леонид потому и не отступил с позиции, что хотел своей кровью смыть позор предательства со своего города, своею смертью сохранить честь Спарты перед лицем греческого мира. Так поступают подлинные герои, которые ищут не своей личной славы, а думают о чести своей родины. Именно так поступали и герои белого движения, в обстановке всеобщей деморализации спасавшие честь России.

Эпитафия на могиле была написана после войны с персами. А сразу после Фермопильской битвы укором спартанцам была сама смерть отряда царя Леонида: «честно исполнив свой долг, здесь мы в могиле лежим... А что делали в это время вы?» И надо сказать, и спартанцы, и все честные греки услышали этот укор. В следующем году в решающей битве при Платеях именно спартанцы оказались главными виновниками победы над персами, проявив исключительное мужество и загладив свои прежние грехи.

Здесь видна нравственная сила воинской жертвы. Самопожертвование отряда царя Леонида всколыхнуло упавших духом, пробудило равнодушных, устыдило политиканов – и сплотила всех греков в единую победоносную коалицию. То, чего не могли сделать ухищрения политиков и красноречие демагогов, сделали те, которые «честно исполнив свой долг», сошли в могилу. Именно герои Фермопил подали пример жертвенности, пробудили народную совесть и возбудили национальный подъем, принесший победу общему греческому делу.

В этом отношении сходство с белой борьбой напрашивается само собой. И наши белые герои начинали свое дело в абсолютном меньшинстве среди массового равнодушия и предательства. И их борьба закончилась внешним поражением и смертью, как и у спартанцев царя Леонида. Но принесенная ими воинская жертва, не оцененная современниками, предназначалась для будущих поколений. Ныне, в постсоветской России всё более молодых людей обращается к этой теме, вдохновляется подвигом белых героев.

А упомянутые выше кадеты морских классов уже четыре года ухаживают в Донском монастыре за могилами генералов Деникина, Каппеля и проф. Ильина и каждое воскресенье стоят у могил в почетном карауле…

Июль 2010

ХРОНИКИ ВОРОДЕРЖАВИЯ

    Престолонаследие против монархии

    На днях Первомайский районный суд города Кирова вынес решение в отношении материалов брошюры «Российская Православная церковь и современная предантихристова эпоха. Вероисповедальная концепция Российской Православной Церкви». Заявление в суд было направлено прокурором Октябрьского района города. «Брошюра поступила в Управление федеральной службы безопасности по Кировской области в конверте без указания отправителя, его адреса и каких-либо пояснительных подписей. Автор данного произведения также указан не был», - рассказала газете «Репортёр» заместитель прокурора Октябрьского района Татьяна Зайцева. По словам Зайцевой, была проведена судебная экспертиза, которая установила, что в тексте брошюры имеются высказывания, «направленные на возбуждение ненависти и вражды к определенной группе лиц по признакам национальности, отношения к религии, а также принадлежности к социальной группе». По итогам социально-психологического исследования, проведенного деканом факультета психологии Вятского государственного гуманитарного университета Рудницкой установлено, что брошюра «представляет собой текст ярко выраженного негативного пропагандистского и агитационного характера». В итоге, книга была признана экстремистской с примечательной формулировкой: «содержит высказывания, направленные на пропаганду превосходства православной монархии перед другими формами государственной власти, пропаганда неполноценности иных религий, скрытые призывы к действиям, направленные на возбуждение национальной розни».
Тем временем, в городе Курске эксперты отличились не менее замечательным открытием, признав листовки «Долой престолонаследие и самодержавие!», найденные у орловского нацбола Михаила Деева призовом к насильственному свержению действующей власти. Эксперты, вынесшие данное заключение, Е.А. Трубникова и Д.В. Бердников, являются ведущими экспертами Курской области и регулярно привлекаются прокуратурами Курска и других областей Черноземья. В частности, на основании заключения данных экспертов был признан виновным в возбуждении межнациональной ненависть к кавказцам координатор ДПНИ-Курск. По их мнению, выражение «самодержавие и престолонаследие» следует рассматривать как синоним государственной власти, из чего вытекает, что борьба, к которой призывает листовка, направлена на свержение существующей государственной власти. О насильственном же характере оной свидетельствуют указанные на рисунке элементы: закрытые масками лица, закатанные рукава, палки в руках, наличие только мужчин. Благодаря этому очередному шедевру экспертного творчества, Михаилу Дееву может грозить срок до 4 лет реального заключения.
Судя по вердиктам экспертов, складывается такая картина: в нашей стране сегодня действует престолонаследие, на дух не выносящее православной монархии. А мы-то, по наивности, полагали, что в демократическом государстве живём, как в конституции записано!

    Страх закручивает гайки

    Кроме православной монархии наши «хамодержцы» очень боятся страшного «русского национализма». В эти же дни сотрудниками компетентных органов был проведён обыск в петербургском Центре православной книги «Кифа». Центр объединяет в себе одноимённое православное издательство и магазин православной литературы. Имея свои корни в РПЦЗ, «Кифа» является единственным в городе церковным магазином, предлагающим широкий выбор книг по монархической идее, Белому движению, истории РПЦЗ и РИПЦ, антикоммунистической и патриотической литературы. «Кифа» поддерживает связи с местными и иногородними православными и патриотическими издательствами, благодаря чему предлагаемый покупателям ассортимент постоянно обновляется. Проверка была совершена по поручению отдела по борьбе с экстремизмом Прокуратуры Санкт-Петербурга и возглавлялась лично прокурором Петроградского района Д.Ю. Смирновым. Как явствует из милицейского протокола осмотра, составленного сотрудниками УВД, ими установлено, что в помещении «Кифы» «реализуется литература, имеющая признаки разжигания межнациональной розни, фашизма и антисеметизма» (орфография милицейского документа сохранена). 18 книг были изъяты для экспертизы под 282 статью. Остаётся добавить, что ранее в 2007-2008гг. сотрудники «Кифы» уже проходили по уголовному делу, возбужденному по ст. 282 УК РФ за продажу в магазине патриотической периодики.
Страх не оставляет власть ни на мгновение. Сколько бы ни было принято репрессивных законов, как бы ни были урезаны официально декларируемые права и свободы, всё это не угашает страха. И власть предпринимает всё новые и новые шаги для того, чтобы обезопасить себя от опасности главной - народа. В минувшем году граждане не на шутку встревожили режим, осмелившись перекрывать дороги в связи с отсутствием у них в нашем процветающем государстве средств к существованию. Премьер-министр Путин проявил отеческую заботу и, эффектно «урегулировав» ситуацию в Пикалёво, решил на будущее обезопаситься от повторения подобных, прямо скажем, не конструктивных проявлений недовольства. Правительство РФ внесло в Госдуму законопроект «О внесении изменений в некоторые законодательные акты РФ в связи с обеспечением безопасности на транспорте». В нем серьезно ужесточается уголовная ответственность за незаконное вмешательство в работу транспорта. Желающие организовать акцию протеста на транспортной магистрали теперь получат не административный штраф в 2,5 тыс. рублей, а до 2 лет тюрьмы или штраф до 100 тыс. рублей.
Но и этого показалось недостаточно. Ведь остались ещё столь опасные акции, как одиночные пикеты, которые, страшно сказать, можно проводить без предварительного уведомления. Московская областная дума решила исправить это досадное упущение и внесла в федеральный парламент проект соответствующих поправок в действующее законодательство. Чиновники заявляют, что таким образом они проявляют заботу о гражданах. Как сказано в пояснительной записке, в некоторых случаях пикетчики-одиночки решаются на самосожжение, или на них совершаются нападения.

    Социально-близкие уголовники

    Такая забота властей о гражданах весьма трогательна. Но ещё более трогательна она в отношении уголовных преступников. В стране вступает в действие новая форма наказания – домашний арест от 2 месяцев до 4 лет. Конечно, тюремное заключение в случае мелких правонарушений не есть добро. Она, как известно, хорошему не учит. Да и тюрьмы без того переполнены. Но почему бы, в таком случае, не использовать такую меру наказания, как общественные работы, столь популярную в тех же США? Правонарушитель оказывается при такой системе избавлен от калечащего нередко тюремного опыта, но и несёт наказание, вынужденный выполнять чёрную работу в качестве, к примеру, дворника, тюрьмы не перегружаются, а государство получает выгоду от такого рода бесплатного труда. Бездельный же домашний арест является мерой вполне пустой, а подчас и вредной. Политолог Юрий Болдырев обращает внимание на три позиции, показывающие большую ущербность данного проекта: «Первая – радикально расширены возможности весьма произвольного решения судом вопроса об ответственности виновного в преступлении – дополнительное и значительное расширение поля для коррупции.
Вторая - новое наказание ориентировано, прежде всего, на преступления не случайные, пусть даже и с тяжелыми последствиями (ехал на машине трезвым и с умеренной скоростью, но на гололеде не справился с управлением и сбил пешехода), но на преступления сознательные корыстные – воровство, присвоение, мошенничество и т.п. Это становится уже похожим на недвусмысленное поощрение корыстно-преступного мировоззрения и поведения. Не говоря уже о возможности применения подобной меры даже и за… ограбление. Здесь, вместо очевидно необходимого радикального ужесточения наказания, мы наблюдаем уже просто преступный и лицемерный псевдогуманизм законодателя.
И третья – в ряде случаев и для ряда категорий лиц наказание за реальное преступление, как нечто весьма серьезное и тяжело переносимое, в этом случае практически заменяется чем-то вроде легкого порицания с незначительными ограничениями привычного образа жизни. Особенно, если постоянным местом жизни осужденного таким образом за мошенничество является не тесная квартирка в хрущевке, а особняк в несколько тысяч метров жилой площади где-нибудь на Рублевке. Тем более, что к «нетяжким» отнесены и такие виды опасных и жестко пресекаемых в цивилизованном мире преступлений, как финансовое мошенничество… Очевидно, эта «гуманистическая» мера – прямое следствие длительного лоббирования вульгарно-либеральным (финансово-мошенническим) сообществом идеи отказа от лишения свободы за «ненасильственные» (прежде всего, финансовые) преступления…»
В своё время в системе ГУЛаг существовало разделение зэков на социально-близких и социально-чуждых. Чуждыми оказывались классовые враги: «кулаки», священство, дворяне и т.д. – политические. Уголовники же, происходившие из «пролетариев», попадали в категорию социально-близких, что позволяло им пользоваться неизменными преференциями перед политическими, лишённых всяческих прав.
Социально-близки уголовники оказались власти с первых дней революции, когда Временное правительство выпустило их из тюрем, отдав им на разграбление всю Россию. Ещё ближе оказались они власти большевистской, делавшей ставку на шваль, как декларировал Ленин. Уголовники стали властью и стали составлять законы под себя. Сама идеология строилось на том, что уголовник лишь жертва среды, и не он виноват в том, что встал на преступный путь, но довёдшие его до этого классы-эксплуататоры. Эти идеи озвучивались видными большевистскими юристами.
Естественно, нашёл себе отражение такой подход и в законодательстве. Если политические получали сроки по 10-25 лет, если за кражу у государства (приравниваемую к политике) давалось в среднем по 15 лет, то за кражу у частного лица (в том числе, грабёж квартир) преступник мог отделаться всего лишь годом заключения.
Вышеуказанное положение приводило к подлинной эпидемии краж и грабежей, о чём свидетельствуют многочисленные воспоминания. Вот, в частности любопытный эпизод из воспоминаний княгини Н.В. Урусовой, относящийся к последним предвоенным годам: «По улицам ходить страшно. Такое воровство, такие разбои, о которых и не слыхано, думаю, ни в одной стране. Подрежут сумку бритвой или карман и всё вытащат так ловко, что и не почувствуешь. Если вы видите, что у кого-нибудь крадут, сказать не можете. Вас в лучшем случае если не убьют через день-два сообщники воровских шаек, то изуродуют. Я знаю факт, когда неосторожная девушка крикнула: «Гражданин, у вас из кармана тянут». Не прошла она нескольких шагов, как мальчишка лет 16-ти бритвой срезал ей нос и скрылся. Бывало, если боишься чего-нибудь и увидишь царского солдата, то чувствуешь опору и защиту, но в советах, если вы одна на улице и идёт красноармеец, то быстро, кто верит, творит молитву, а неверующий от страху замечется, чтоб скрыться. Пусть опровергает, кто хочет, а это истинная правда». Знакомая картина, не правда ли? Не такую ли наблюдаем мы сегодня? Не так же ли опасливо запираемся на все замки и озираемся по сторонам, ожидая нападения? Не так же ли зачастую инстинктивно переходим на другую сторону улицы при виде сотрудника МВД?
Следует добавить, что проводимые большевистской властью амнистии касались исключительно уголовников, для политических снисхождения не было, равно как и сегодня амнистируя чеченских боевиков, власть ни разу не сделала того же в отношении российских солдат и офицеров.
У российской власти сегодня тоже есть – социально-близкие и социально-чуждые ей. Мошенники и воры, коррупционеры и боевики – всё это социально-близкие. А, вот, православные монархисты, националисты, верующие, не принадлежащие к МП, все те, кто инако мыслит, чужды ей, как и раньше. Как говорится, найдите десять отличий.

    Самой демократической конституцией своего времени была сталинская. Нынешняя российская конституция тоже является образчиком социальности и демократичности. Демократичность эта вскоре дойдёт до того, что граждане России будут иметь право совершенно свободно проводить конструктивные акции протеста в пределах собственных кухонь, традиционно требуя, чтобы власть соблюдала свою конституцию, не писанную ей ни прежде, ни теперь. Режим, действующий сегодня на территории РФ, не имеет никакого отношения, ни к демократии, ни к социализму, ни к самодержавию. Это – вородержавие. Власть воров, которой было, есть и будет чуждо и враждебно всё жизнеспособное, настоящее и чистое.

        Изба-Читальня

IN DEFENCE OF THE TRUE ORTHODOX CHURCH OF GREECE

Against the Attacks of Fr. Roman Pavlov

Dr. Vladimir Moss

Writing under the name of Protopriest Konstantin Fyodorov but without his approval[1], Fr. Roman Pavlov has posted a slanderous attack in the spirit of the Greek Matthewite schismatics on the True Orthodox Church of Greece led by Archbishop Chrysostom (Kiousis) of Athens, the so-called “Florinites”. Wishing to portray the True Orthodox Church as ecumenist or semi-ecumenist heretics and schismatics, Fr. Roman lumps together this rightly-confessing Church with the group known as “Synod in Resistance” or the Cyprianites, failing completely to make clear that the Cyprianites created a schism from the True Orthodox Church in 1984 on the basis of a confession of faith that the True Orthodox Church officially and formally rejected. Moreover, Fr. Roman slanders the reposed first hierarch of the True Orthodox Church, Metropolitan Chrysostom of Florina (+1955), in a lamentable manner, distorting some important facts and completely omitting others. Through a carefully doctored version of history, he seeks to prove that the Matthewites have been the only canonical True Orthodox Christians in Greece since 1937, and that the Florinites are heretics and schismatics. From this he seeks to draw the conclusion that his own Russian Synod, avoiding the mistakes of ROCOR in its relations with the new calendarists and Florinites, should enter into communion with the Matthewite Churches of Greece and Cyprus.

But let us see what the facts actually are…

In 1924 the State Church of Greece adopted the new calendar. The resistance to this innovation was led at first by a few priests, mainly from Mount Athos, and some hundreds of thousands of laypeople. In 1935, however, three bishops returned to the Old, Julian Calendar from the State Church: Metropolitan Germanos of Dimitriades, Metropolitan Chrysostom of Florina and Metropolitan Chrysostom of Zakynthos. Having officially declared the new calendarist State Church to be schismatic and deprived of the grace of sacraments, the three bishops proceeded to ordain four new vicar-bishops. The impulse that these events gave to the Old Calendar movement alarmed the Greek authorities, who immediately began to persecute the bishops, and soon Metropolitan Chrysostom of Zakynthos and two of the vicar-bishops returned to the State Church, leaving two metropolitans and two vicar-bishops in True Orthodoxy.

In 1936 Metropolitan Chrysostom of Florina travelled to the Middle East, where he tried to recruit the support of the Old Calendar Patriarchs of Antioch and Jerusalem to convene an Ecumenical or Pan-Orthodox Council that would condemn the new calendar. On his return to Greece, Metropolitan Chrysostom, together with Metropolitan Germanos, the head of the Synod, began to declare that the new calendarists were only potentially, and not yet actually schismatics, and that they could be deposed and considered definitely out of the Church only as the result of a decision of an Ecumenical, Pan-Orthodox or, at any rate, large Local Council. This alarmed the two vicar-bishops, Matthew of Bresthena and Germanos of the Cyclades, who almost immediately (within a few weeks) denounced the two metropolitans as apostates, declared them excommunicated and deposed and started referring to them as, for example, “the former Metropolitan of Demetriades” or “Monk Chrysostom”.

Astounded by this extreme zealotry, which went, as they considered, far beyond the bounds of acceptable akriveia or strictness, the two metropolitans denounced Matthew and Germanos, and so a schism was created in the ranks of the True Orthodox. In the early 1940s Metropolitan Germanos died in exile, while the two vicar-bishops separated from each other. In 1948 Bishop Germanos made overtures towards Metropolitan Chrysostom, and the two bishops eventually returned into communion with each other. Meanwhile, Bishop Matthew ordained on his own four new bishops and was promoted by them to the rank of “archbishop”. In 1950 Bishop Matthew died. Metropolitan Chrysostom then issued an encyclical in which he repented in very humble terms of his calling the new calendarists merely “potential” schismatics, and appealed to the “Matthewites” to return into communion with him. They rejected this overture, and continued to denounce him as an apostate until his death in 1955 (Bishop Germanos died as a confessor in prison in 1951).

Finding themselves without bishops, the so-called “Florinites” or “Chrysostomites” appealed to Archbishop John Maximovich to help them. He was sympathetic to their plight, and referred them to Metropolitan Anastasy. However, the metropolitan did not want to help for fear of angering the Ecumenical Patriarchate, with which ROCOR wanted to remain on good terms… In 1960, the Florinites sent their first candidate for the episcopate, Archimandrite Acacius (Pappas), together with his nephew, the present Metropolitan Acacius of Diauleia, to America, where Fr. Acacius the elder was ordained to the episcopate by Archbishop Seraphim (Ivanov) of Chicago and Bishop Theophilus (Ionescu), a Romanian new calendarist bishop who was part of the ROCOR Synod. Since Metropolitan Anastasy had not blessed this ordination, it was clearly uncanonical – apart from the fact that Bishop Theophilus denied that he had participated in it. Later, in 1962, Archbishop Leonty of Chile travelled to Athens, where, together with Bishop Acacius, he ordained Archimandrite Auxentius and some others to the episcopate. This, too, was uncanonical, since it was done again without the metropolitan’s blessing. However, Archbishops John Maximovich and Averky argued that the ordinations should be recognized nevertheless, and eventually, in 1969, the whole ROCOR Synod led by Metropolitan Philaret officially recognized the newly created “Florinite” Synod.

Alarmed by the formation of this “rival” Synod, the Matthewites sent a delegation to New York in 1971, asking the ROCOR Synod to rule on the canonicity or otherwise of their single-handed ordinations by Bishop Matthew. In a carefully balanced judgement, the ROCOR Synod refrained both from condemning Bishop Matthew’s ordinations and from fully accepting them. The two bishops in the Matthewite delegation, Metropolitans Callistus of Corinth and Epiphanius of Kition, received the laying on of hands (cheirothesia in Greek, rukopolozhenie ruk in Russian) while wearing their episcopal vestments, and were required to perform the same sacrament on their fellow bishops on their return to Greece, who would then perform it on their priests. They were also required to enter into communion with the “Florinite” Synod under Archbishop Auxentius. Bishop Laurus, secretary of the ROCOR Synod, interpreted the cheirothesia as a full cheirotonia, implying rejection of the validity of Matthew’s ordinations. However, Metropolitan Philaret and Protopresbyter George Grabbe called it, at different times, “a prayer of absolution” (for the sin of Matthew’s one-handed ordinations) and “a blessing”.

On the return of the Matthewite bishops to Greece, the other bishops accepted cheirothesia from them, but most of the priests refused, being incited by the lay theologians Eleutherius Goutzides and Menas Kontogiannis (the future “Metropolitan” Kyrikos of Mesogaia) to reject the whole act as a Masonic plot designed to deny the validity of their apostolic succession and so destroy the True Orthodox Church of Greece.[2]

Eventually, in 1984, the Matthewite Synod officially declared the 1971 union and cheirothesia to be “a robber act, which had been previously constructed by the enemies of the Church.”[3]

Not content with this, in 2005 “Metropolitan” Kyrikos of Mesogaia went into schism from the main Matthewite Synod under Archbishop Nicholas, denouncing them as heretics who had betrayed the True Church of Greece by their acceptance of the cheirothesia in 1971…

So did Metropolitan Chrysostom of Florina fall away from the True Church in 1937? Of course not! There is no precedent in Church history for a senior metropolitan falling away from the Church simply on the basis of his hesitating over the exact canonical status of an erring Local Church. How many Orthodox hierarchs in the centuries since 1054 have expressed themselves ambivalently in relation to the Roman Catholic heretics! And yet not one of them was brought to trial, let alone condemned, for such ambivalence! Only in the ecumenist twentieth century did the True Church take a stricter attitude in relation to such ambivalence – because by then ambivalence had been replaced by full recognition of the heretics (no talk of “potential schism” here!), praying together with them, removal of anathemas from them, and trampling on the dogma of the One Church for the sake of them. Metropolitan Chrysostom, it must be emphasized, did none of these things: he never concelebrated with the new calendarists (unlike some ROCOR hierarchs) and never removed the anathemas against the new calendar, but only wondered whether the Synod of the True Orthodox Church of Greece was competent to declare the new calendarists already anathematized.

The most that Metropolitan Chrysostom can be accused of is inconsistency: in 1937 he softened the very strict position he had taken in 1935. And yet his wavering was understandable: he was in negotiations with the Antiochian and Jerusalem patriarchates for the convening of an Ecumenical Council that would condemn the new calendarists, and he knew that these patriarchates, being still in communion with the new calendarists, would never accept that they were already condemned. Of course, from a Matthewite perspective, the attempt to win the cooperation of these patriarchates was in itself a kind of betrayal; for, in accordance with the words of St. John Chrysostom that they loved to quote, “he who communes with an excommunicate is himself excommunicated”; so the Antiochian and Jerusalem patriarchates – indeed, all the Local Churches – were, according to their reasoning, outside the One, Holy, Catholic and Apostolic Church.

If the two metropolitans had shown a certain inconsistency compared with their previous statement, this inconsistency pales into insignificance with the blatant contradictions of the strict Matthewite position. Let us consider some of these:

1. On October 11, 1934 the Administrative Council of the Old Calendarists appealed to ROCOR to consecrate bishops for them. Nothing came of their appeal, but by this appeal the Old Calendarists (including the future Bishops Matthew and Germanos) showed that they still recognized the canonicity of bishops who remained in communion with the new calendarists – as ROCOR remained at that time.[4] Again, in May, 1935 the three hierarchs in official communications did not reject the Old Calendarist Local Churches that were in communion with the new calendarists (Antioch, Jerusalem, Serbia, etc.), but sought to “collaborate” with them.[5] So if these Churches still remained inside the One, Holy, Catholic and Apostolic Church in spite of being in communion with the new calendarists, how was it possible to condemn Metropolitan Chrysostom, who was not in communion with the new calendarists?

2. If the new calendarists lost grace immediately they accepted the new calendar in 1924, then even the three hierarchs who later returned to the Old Calendar lost the grace of the episcopate at that time. But in that case, when they returned to the Old Calendar in 1935, they returned as simple laymen. And yet they were received in their existing rank by the community of priests and laity. They did not make a public confession of repentance, saying that they had been trying to work for the restoration of the Julian calendar from within the State Church. They were re-established in their sees through their public confession of the true faith.[6] In any case, a group of priests and laity, however large and distinguished, cannot confer the grace of the episcopate, nor restore it to one who has lost it. This shows that the three hierarchs were accepted by the Old Calendarists (including the future Bishops Matthew and Germanos) as being bishops in good standing in the period 1924-35.

3. The two bishops justified their separation from, and condemnation of, the two metropolitans on the grounds of the 15^th Canon of the First-and-Second Council of Constantinople (861), which allows one to separate from a bishop even before a conciliar decision has been made about him if he pronounces heresy publicly. But what heresy did Metropolitan Chrysostom confess? Hesitating about whether the new calendarists are inside or outside the Church is not a heresy. In any case, for complete consistency, the cut-off point should not be considered to be the introduction of the new calendar in 1924, but the first official proclamation of the heresy of ecumenism in 1920. But in that case the Ecumenical Patriarchate must have lost grace as early as 1920… And in that case the whole Orthodox Church lost grace, because no Local Church broke communion with the Ecumenical Patriarchate…

Such are the absurdities and contradictions to which the ultra-strict Matthewite position leads…

But there is a further, still more serious contradiction in the position of Fr. Roman Pavlov. By accepting the ultra-strict Matthewite ecclesiology, and the Matthewites’ condemnation of Metropolitan Chrysostom of Florina, he is logically obliged to condemn also the whole course of ROCOR under its first two first-hierarchs, and to cast ROCOR into the same abyss of condemnation and gracelessness as he casts Metropolitan Chrysostom. For, as he himself documents, ROCOR did not make a radical break with World Orthodoxy until the time of Metropolitan Philaret and his anathema against ecumenism in 1983. Even then, hierarchs such as Archbishop Anthony of Geneva ignored and/or distorted the anathema, and continued both to recognize World Orthodoxy and to remain in communion with part of it. As late as 1994 ROCOR under Metropolitan Vitaly officially accepted the Cyprianite ecclesiology, which recognizes World Orthodoxy as being inside the True Church, at the same time that the True Orthodox Church of Greece had not only condemned Cyprianism, but had officially condemned the new calendarists as graceless no less than four times (in 1935, 1950, 1974 and 1991).

The new calendar innovation did indeed create a schism, and the new calendarists have truly fallen under the Pan-Orthodox anathemas of 1583, 1587 and 1593. This is the Orthodox confession, and all those who wish to remain within the True Church must join themselves to this confession. However, differences of opinion as to precisely when this or that group has fallen into schism and gracelessness are permissible, as they have always been permissible in Church history. The important thing is not mathematical correctness, but a correct attitude to innovation and heresy. The “zeal without knowledge” of Fr. Roman Pavlov does not help the zealot cause, but hinders it by falling into manifest contradictions and absurdities, and by slandering those hierarchs who, while erring at times like all men, confessed the true faith to the end of their lives and have earned eternal memory in the heavens…

July 16/29, 2010.

[1] The first part appeared as “РПЦЗ и Церковь ИПХ Греции и Кипра: история общения и проблемы его восстановления”, http://www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id=2759 (in Russian)

[2] Matthewite zealotry went even further. In 1980 the head of the Matthewite Synod, Archbishop Andreas, told the present writer that ROCOR had actually been schismatics from 1924 to 1971, and that the only sacrament actually performed in New York in 1971 had been performed by the Matthewite bishops on the ROCOR bishops, whereby the Matthewites received the whole ROCOR Synod (invisibly and without their knowledge) from schism into the True Church! The Matthewite metropolitans had not entered into communion with the Russians until they had confessed (orally) that the new calendarists were schismatics. By this oral confession they were, supposedly, invisibly restored to the True Church by the Matthewite metropolitans. Unfortunately, they fell away again in 1976 when the Matthewites broke communion with them…

[3] Kirix Gnision Orthodoxon (Herald of the True Orthodox Christians), March, 1984, pp. 102-103, Epistle № 1897 of March 1 (in Greek).

[4] George Lardas, The Old Calendar Movement in the Greek Church: An Historical Survey, B.Th. Thesis, Holy Trinity Monastery, Jordanville, 1983, p. 17.

[5] http://www.genuineorthodoxchurch.net/images/GOCDemetrias1935eng.pdf; http://www.genuineorthodoxchurch.net/images/GOC1935DiangelmaBeng.pdf.

[6] Bishop Photius of Marathon, private communication, March 5, 2008.

БЕС

Игорь Колс

«Сей же род изгоняется только молитвою и постом»

От Матфея, 17, 21

Иван выпорхнул из клетки в конце восьмидесятых, в первую брешь железной завесы. Летя в салоне международного лайнера и всё далее удаляясь от «Империи Лжи», он развеивал дурман, приобретенный за годы рабства в советском концлагере. Прислонившись к иллюминатору и глядя на облака, он мысленно переносился в совдепию, откуда бежал при первой подходящей возможности.

В «лагере общего режима», как он называл страну Советов, прошли его детство, юность и молодые годы. В «колонии-поселении», то есть, в Москве, где он родился в шестидесятом, Иван не полюбил «режим» с детского сада.

В саду оболваненные воспитатели прививали ложь детям в обязательном порядке, как делают прививки от оспы. Указывая на портрет лысого человека с лукавым прищуром, они внушали, что это их дедушка и требовали учить наизусть: «Дедушка Ленин - самый любимый, самый родной! Нам помогает во всём - дорогой!»

Однажды, придя с мамой к бабушке, Ваня попросил её выслушать стишок, что выучил в садике. Бабушка, вытерев руки о передник и отрываясь от хозяйства, села на кухонный табурет и с умилением приготовилась слушать. Ваня с ударением звонко выдал стишок и ожидал аплодисментов, но бабушка даже не улыбнулась.

- Бабушка, почему ты не хлопаешь? – удивился внук.

- За что же хлопать, Ванечка?

- Как за что? Я же хорошо прочитал! – обиделся Ваня.

- Прочитал ты с выражением, это правда, да вот стишок мне не понравился.

- Почему бабушка? – искренне удивился внук.

- Правды в нём нет, - вздохнула бабушка.

Ваня внимательно смотрел на бабушку, пытаясь понять, ни шутка ли это и, заметив, что бабушка серьёзна, крикнул с раздражением:

- В тебе нет правды!

Тут вмешалась мама:

- Ты что, Иван, так разговариваешь! Тебя этому тоже в саду научили?

Глаза у Вани стали мокрые. Он не понимал, что происходит, и растерянно глядел по сторонам.

- Иди ко мне, родной, - позвала бабушка без тени огорчения.

Ваня двинулся к ней и уткнулся лбом в плечо, еле слышно всхлипнув. Бабушка погладила его и обратилась, как ни в чём не бывало:

- А ты его видел?

- Кого? – спросил Ваня, подняв с интересом глаза на бабушку.

- Ну, Ленина этого.

- Он в садике на стене висит, - охотно поделился с ней внук.

- Ах, вон оно что, - как будто согласилась бабушка. - А он тебе сказку на ночь рассказывал?

- Нет, - растерялся Ваня.

- А конфетку давал? – продолжала бабушка.

- Нет, бабушка, его же нет, - попытался объяснить Ваня.

- Не-е-е-т? – удивилась бабушка. - А как же он стал тебе самым любимым, самым родным и дорогим? Не уж ты любишь его больше своего деда Ивана?

- Бабушка, это же совсем другое, Ленин он всех детей любит! Он всё нам дал!

- Ха-ха-ха-ха-ха, - искренне и от души рассмеялась бабушка, - Что же он тебе дал?

Ваня совсем растерялся, он чувствовал, что в бабушке нет подвоха, что она права, её и деда он очень любил, но непонятное упрямство застряло в груди, заставляя противиться.

- Он дал нам садик, - пытался разъяснить Ваня.

Бабушка обняла внука руками, как птица, защищая птенца, охватывает его крыльями, и поцеловала в макушку.

- Дедушка Ваня тебе самый родной! Я - родная и дорогая, мама с папой самые любимые и дорогие, а этого, что на стене висит, мы и не видели вовсе, - доверительно засмеялась бабушка.

Ваня посмотрел на мать, ища подтверждения, и перехватил её тревожный взгляд на бабушку.

Бабушка улыбалась:

- Ванечка у нас мальчик умный, он не будет всем рассказывать, что любит своего дедушку больше других… Правда, Ванечка? – подмигнула она внуку.

Ваня прижал щёку к бабушке и обхватил за шею ручонками.

- Ты моя родная, - сказал он и поцеловал её в щёку своими нежными губками.

- Правильно, - подтвердила бабушка.

Иван вспомнил своё детское осознание лжи и первые унижения в школе, где вместо индивидуального мышления навязывалось коллективное повиновение догмам неестественной и лживой морали.

«Нет, ни за что не вернусь», - думал он, откинувшись в кресле лайнера. - «В пустыню уйду австралийскую, но только не к этим надсмотрщикам».

Тут, он вспомнил свой вылет из Шереметьево. Стоя в очереди на досмотр, он волновался - взял с собой больше положенного. К вывозу дозволялось только триста долларов, но разве на них проживёшь в стране, где нет ни души знакомой, ни угла и встретить некому. Купил кольцо с бриллиантом новое, сувениров дорогих, часы разные, бинокль и всё, что можно списать на поездку, и не удержался, купил перед отъездом коллекцию старинных русских монет. Если их найдут, то в лучшем случае конфискуют, а в худшем - снимут с рейса и «дело пришьют». Иван надеялся, что сумеет объясниться: «Мол, сувениры.… Хотелось иностранцев удивить».

Собираясь в аэропорт, Иван надел солидный костюм, за границу ведь едет, а на голову - гуцулку, шапку молдавскую из соломы с козырьком, для камуфляжа. И сработало, сыграл на контрасте. Таможенник перед ним перетряс всех в очереди, а на него уставился, повёл бровью, не дурак ли, и дал отмашку, мол, чтоб духу твоего не было. Иван проскочил поскорее, а сердце ещё билось бешено, пока паспорт проверяли в погранзоне. Строгий майор в который раз переводил взгляд с фотографии на Ивана и обратно, цепко хватаясь глазами за душу.

- Тьфу, - плюнул Иван, сидя в самолёте и вспоминая его толстую белесую физиономию. - Ни за что не вернусь, устроюсь как-то, что-то придумаю.

Иван вспомнил Валерку, который сделал ему приглашение и гостевую визу в Австралию. Валерий бежал раньше, в семидесятых. Он женился на туристке-финке и с трудом, преодолевая все чиновничьи заслоны и раздавая взятки, выхлопотал заграничный паспорт и перебрался к ней в Финляндию, потом жил в Швеции, потом в Австралии, а после приехал в родные пенаты, как настоящий иностранец: одет просто, спокоен, в глазах уверенность, паспорт синий….

Сидя в московской кухне Ивана, он просвещал его:

- Иван, как ты не понимаешь, что здесь жизни нет, и не будет. Они же всю нашу кровь выпили, кровопийцы. Это же бесы, бесы настоящие! От них пощады не жди, им душа нужна! Ты что, не читал Достоевского? Он всё предсказал! Что они погубят Россию! Достоевский – это не просто писатель, это пророк!

- Валера, какие бесы? О чём ты? О большевиках?

Валерий посмотрел на Ивана, стараясь телепатически передать свои мысли, будто по старой привычке, боясь вслух говорить на запретные темы.

- Конечно о большевиках, о ком же ещё? - живо вставил он в разговор. - Большевики и бесы это синонимы, ты разве не знал?

- Знал, - улыбнулся Иван, оценив юмор друга.

Иван вспомнил, как за месяц до отъезда ходил к гадалке. Та гадала ему на кофе и предсказала такую дорогу, что дальше не бывает.

«Как она могла знать такое?» - думал Иван. - «Ведь я тогда сам не был уверен, что поеду в Австралию. И если предположить, что кто-то может заглянуть в будущее, значит, кто-то это будущее спланировал, устроил и, вероятно, дал и начало, саму жизнь…».

Когда Иван думал о смерти, ему становилось неприятно, холодело в животе от несправедливости или бессмыслицы, терялся смысл жизни: «Зачем тогда всё?». Юношей он спрашивал мать: «Зачем мы живём?». Она отвечала: «Чтобы детей иметь, помогать друг другу». Иван шёл дальше: «В чём смысл всего этого?». Но ответа не получал, и всё терялось в пустом небытие.

В трудные минуты он вспоминал о Боге, но потом думал: «Чего от страха не придумаешь?».

Сейчас, на пороге неизвестности, хотелось, чтобы кто-то помог, поддержал, чтобы удалось задуманное.

«Если всё получится, схожу в храм, поставлю свечку», - думал он, подлетая к Сиднею.

С собой было два номера телефонов. Один - дочери знакомого, которая давно замуж за «свободного» вышла. Другой - репатрианта, который во время «исхода» с семьёй выехал. Они оказались люди добрые, помогли с жильём и работой. Вот, где подарки пригодились.

Через месяц после приезда в Австралию Иван познакомился с иммигранткой второго поколенья. Мэри или Маша, как её звали, была очень милая. С ней было легко и интересно, как будто знал её раньше, только разлучили на годы.

Иван и Мария были счастливы вместе и решили пожениться. Когда готовились к венчанию, то выяснилось, что Иван не крещённый. Священник посоветовал подготовиться: выучить Символ Веры, прочитать Закон Божий и дал на это время.

После крещения Иван почувствовал себя обновлённым. Он радовался, как дитя, и улыбка перестала сходить с лица, как и у большинства австралийцев.

Живя радостной жизнью с Мэри и детьми, которых она подарила ему одного за другим, Иван не забывал и о матери, которая осталась в далёкой стране: приезжал к ней с внуками, помогал, как мог, общался по телефону, делился новостями.

И, вот, однажды, когда ей стало за семьдесят, она обратилась к нему усталым голосом:

- Иван, сколько мне ещё здесь мучаться? Забирай меня скорее!

Сердце Ивана дрогнуло. Как он не подумал об этом. Она ведь осталась одна. Отец ушёл рано, как и положено в той стране, не дожив до пенсии месяц. Бабушка с дедом умерли в неверии. Что может быть хуже?

«Надо скорее спасать мать», - решил Иван.

- Мама, я не думал, что ты хочешь…

Иван не знал, что сказать, понимая, что сам об этом не спрашивал, а она женщина гордая... И после паузы добавил:

- А когда ты будешь готова?

- Когда позовёшь я и буду готова, - растрогалась мать.

- Тогда начинаю оформлять документы, - успокоил ее он.

Иван задумался, как устроить визу, жильё, содержание. Он знал, что не отступится, ведь речь шла о спасении родной души.

Мэри обрадовалась новости и взялась помогать с бумагами. Прошёл год, и наступила встреча в аэропорту. Мама шла, толкая перед собой тележку с багажом, постаревшая и осунувшаяся. Длинные побелевшие волосы, расправленной косой, выглядывали из-под платка, глаза выдавали нелёгкую жизнь и долгий перелёт.

Пожив в Австралии, мать ожила, помолодела и пошла на курсы английского языка, где завела себе новых друзей. Ей вдруг захотелось всех благ новой жизни.

- Иван, мне сказали, что мне пенсия положена, - сообщила она, придя с занятий.

- Да, только нажить в стране надо два года, чтоб её получать, - согласился сын.

- Я знаю, что другие сразу получают, - смотрела она с подозрением на сына.

- Мама, те, кто получают сразу, приехали по другой иммиграции, как беженцы, а мы тебя по спонсорству вызвали.

- Какие беженцы? О чём ты? У них здесь дети! Есть из Москвы, Киева, Одессы! Они их вызвали! – горячилась мать.

- Да, мама, - успокаивал сын. - Они их действительно вызвали, но по другому виду, у них особая категория, закон для них особый.

- Что же ты меня по особому закону не привёз? – мать смотрела, сузив глаза.

- Мама, ты же не еврейка! – рассмеялся Иван.

- Да какие они евреи! Ты шутишь? Они все русские! – с недоверием смотрела на Ивана мать.

- Они русские евреи. Для них особый закон - «Меньшинства из бывшего СССР», - пытался объяснить ей ситуацию сын.

Мать задумалась, опустив голову, не зная, что сказать, и незаметная трещинка появилась в их отношениях. Она ходила задумчивая, неразговорчивая, проводила время вне дома и жаловалась на жизнь.

- Другие в своих квартирах живут, летают на родину, на курорты ездят, а мне ещё до пенсии ждать, - укоряла она.

- Может, ты хочешь в Москву слетать, подруг навестить? – успокаивал сын.

- Ты же знаешь, что у меня здоровья нет. Всё здоровье там растеряла, работала, как каторжная, - сокрушалась мать.

- Надеюсь, что ты здесь восстановилась, - сказал Иван, отметив бойкий вид матери.

Новая стрижка, красиво покрашенные волосы и модное платье делали её намного моложе.

- У меня душа болит! – мать указала на грудь.

- Почему? – спросил сын.

- Не знаю, грустно, как будто потеряно многое.

- Ну, конечно, потеряно, мама. Ты, ведь, на каторге столько лет провела.

- На какой каторге? Я всю жизнь учителем проработала! – сработал безусловный рефлекс.

- Я знаю, мама! Это я образно, думал ты поймёшь.

- Трудно вас понимать стало, вы здесь другие стали…

Иван вечером рассказал Мэри о разговоре с матерью. В эту ночь они долго не спали, обсуждали что делать.

- Может крестить её надо? - спросила Мэри.

- Я всегда хотел этого, говорил с ней и раньше, а она всё твердит, что не готова.

- Ей уже семьдесят пять. А если случится что? Что тогда себе скажешь? – спросила Мэри.

- Надо обо всем со священником договориться, а потом и ей сказать, - быстро решил Иван.

С отцом Михаилом договорились окрестить мать на неделе, храм свободный, никто не помешает. А когда сказали об этом матери, то удивились, что она сразу согласилась, хоть и задумалась, осмысливая решение.

В храме, перед купелью, священник читал молитвы. Мать стояла, отдавшись происходящему, и старательно содействовала таинству. Отец Михаил поставил её лицом к выходу на Запад и спросил:

- Отрицаеши ли сатаны и всех дел его, всех аггел его, и всего служения его, и всея гордыни его?

И подсказал шёпотом: Отрицаюсь!

- От-ри-цаюсь! – громко, с выражением, произнесла мать каждый слог.

- Плюньте три раза, - продолжал подсказывать священник.

- Тьфу, тьфу, тьфу, - выразительно плюнула мать в сторону воображаемого лукавого.

- Отрицаеши ли сатаны и всех дел его, всех аггел его, и всего служения его, и всея гордыни его?– спросил священник во второй раз.

- Отрицаюсь! – также выразительно, как в первый раз, произнесла мать и трижды плюнула со знанием дела в сторону выхода.

Иван в это время стоял в стороне, спиной к матери и, можно сказать, почти не видел её. С другой стороны стояла Мэри, склонив голову и участвуя в таинстве молитвенной помощью.

- Отрицаешься ли ты от сатаны, всея дел его, всех аггел его и гордыни его? – спросил священник в третий раз.

- Отрицаюсь! – чётко и с чувством сказала мать и трижды плюнула, отвергая сатану и отрицаясь всех дел его и гордыни его.

И тут Иван почувствовал, что кто-то молнией прыгнул в него, вселился в самое сердце и замер. На миг ему показалось, что этот кто-то знаком ему. И вдруг Ивана стало изнутри распирать хохотом. Да так неожиданно, что он побледнел от ужаса. В голове пронеслось, что о нём подумает Мэри, мать, священник. В такой день, такое таинство и вдруг хохот сына… Сердце сжало от кошмара войти в историю осмеявшим крещение матери.

Иван хотел закрыть рот руками, но понял, что это только детонирует ситуацию. Он собрал всю свою волю, перехватил ей горло и сжал, что было силы, перекрыв само дыхание. На секунду это помогло, но внезапно, с новым мощным натиском, хохот стал разрывать всё его существо, готовый сотрясти святой храм.

Иван испугался. «Нет! Нет! Нет! Ни за что не позволю!» - вбивал он себе в голову мысленные приказы, выдёргивая из памяти самые горькие моменты из жизни, прежнюю боль, страдания, борясь всеми силами, всей душой с внезапным злым натиском и устремясь сердцем к Богу.

Он понял, кто это! Узнал его! Бес! Мамин бес! Приставленный к ней с рождения злой дух. Он вспомнил, как мать распирало смехом, когда Иван был маленьким. Когда они смеялись с ней над чем-то, она вдруг могла начать сотрясаться от хохота, да так, что не могла остановиться. Хохотала всем телом, так что пунцовела. Казалось, что она задохнётся, так не поспевало ее дыхание. Иван пугался и успокаивал: «Мама, мамочка, перестань, успокойся, пожалуйста». Она, продолжая содрогаться, переводила дыхание и еле приходила в себя, вытирая слёзы с лица.

«Вон ты, какой вражина», - определил сущность незваного гостя Иван, стискивая своё горло волевой хваткой. Бес сжался, поняв, что его вычислили, и тут же в миг выскочил.

Иван почувствовал облегчение, хоть и потерял силы. Он понял, что победил врага, злобного, пошлого и лютого человеконенавистника.

«Значит можно его побеждать», - понял Иван, обернулся и увидел мать, которую священник повёл к купели.

После крещения вышли на порог церкви, договорившись с отцом Михаилом причастить мать в воскресенье. На пороге храма при солнечном дне их окропил мягкий еле видимый дождь.

- Божья роса, - пошутил Иван, и все улыбнулись, разделяя нахлынувшую на них радость.

Дома Иван поделился с Мэри своим необычным опытом, пережитым в храме. Она задумалась, услышав удивительную историю, но воздержалась от комментариев, считая, что не время говорить об этом.

В воскресенье Царские Врата раскрылись, и отец Михаил вышел с Чашей.

Мать перекрестилась, повторяя за другими, и, подойдя к Чаше, причастилась.

Около столика с частицами просфор и вином для запития было несколько человек. Мать подошла к нему, остановилась на миг и прошла мимо. Одна прихожанка среднего возраста с аккуратно подобранными волосами под светлым платком подошла к ней и поздравила:

- С принятием Святых Таинств.

Мать бегло взглянула на неё и буркнула в ответ c закрытым ртом:

- Угу.

Женщина удивленно отошла в сторону, и Иван понял, что у матери что-то во рту.

«Она не приняла Причастие! Может и не запила его не случайно?», - пронеслось в голове Ивана, знавшего брезгливость матери.

Мать всегда была приветлива к людям. Не характерный для нее невежливый ответ удивил его, и подозрение сжало сердце. Иван двинулся к матери, но неожиданно кто-то из прихожан прошёл между ними. Он взглянул на мать и заметил её руку у рта, в которой белел платочек.

Подойдя к матери, Иван спросил ее:

- Почему ты не запила Причастие?

Она смотрела неприветливо и молчала. Иван огорчился и переглянулся с Мэри, поймав её тревожный взгляд.

Домой ехали без радости, как будто утратили что-то. Иван с Мэри сидели впереди и изредка переговаривались. Мать сидела сзади насупившись. Иван поглядывал в зеркало заднего вида и замечал, что мать злится. Подъезжая к дому, он обратился к ней:

- Ну, что примолкла? Радоваться надо.

И вдруг за спиной он услышал незнакомый, сиплый и глухой голос, который, растягивая слова, прошипел со слышимой угрозой:

- Хо-те-ли ме-ня по-гу-бить. Не выш-шло!

Иван с Мэри переглянулись и с ужасом, в один голос, воскликнули:

- Это бес!

Иван быстро обернулся к матери и увидел её испуганной, но пытавшейся овладеть собой.

«Чего она так испугалась?» - подумал он. - «Чужого голоса, змеей выползшего из нее или нашей реакции на него?»

Шли годы…. Крещение исцеляло дух матери, она смягчилась, по праздникам посещала храм, чаще обращалась к Господу, но бес неверия - злой насмешник еще терзал её неопытную душу.

Сидней, 2010

***

ИЖЕВСКОЕ ВОССТАНИЕ

Н.Н.Смоленцев-Соболь

(Продолжение)

АНАТОМИЯ КАРАТЕЛЯ. Часть 1.

После публикации первых глав «Ижевского Восстания» в адрес автора пришло очень много самых различных сообщений. Иногда критических, но в основном, положительных, одобрительных, благодарных. Нынешние россияне пытаются осознать самих себя, свою историю, свое прошлое и как оно связано с настоящим.

Среди писем оттуда, из РФ, оказалось и несколько писем моего многолетнего знакомца Анатолия Гончарова, журналиста и краеведа. Одно их них любопытное, так как оно, словно бы исподволь дает исторически несколько иной расклад по большевикам-карателям в моем крае.

Выводы, к которым я пришел в процессе изучения событий тех лет, лежат вне пост-советского официозного историоведения. А. Гончаров своим письмом словно бы пытается, - возможно, подсознательно, - возвратить меня в общепринятое «русло».

Так, например, я не просто поразился количеству лиц не-русской национальности, которые карательными мерами «устанавливали» большевицкую власть в России, всех этих евреев, башкир, латышей, мадьяр, китайцев, немцев и прочего интернационала. Предметом моего исследования стало, в частности: какие идейные, мировоззренческие мотивы, наряду с собственно материальной выгодой, жаждой обогащения, могли оказаться доминантой, например, в действиях карательной группы «Черная Дюжина» Бриллианта-Сокольникова, или грабительской Продармии под руководством Шлихтера и Зусмановича, или чекистской дивизии кокаиниста Азина.

Журналист А. Гончаров, как бы в ответ, дает мне довольно длинный список этнически русских коммунистов, которые орудовали, в частности, в Святогорском районе, сразу после подавления местного восстания:

«Первая партийная ячейка на территории современного Красногорского района создана в Селеге 14 января 1919 года, тогда как Удмуртия была освобождена от белых лишь через полгода, - пишет он. - Вот имена первых членов Селеговской партийной ячейки РКП(б): Чумаков Степан Ларионович, 30 лет, делопроизводитель при военкоме; Шутов Ефим Афанасьевич, 27 лет, комиссар военкома; Копысов Михаил Андреевич, 31 год, комиссар продовольствия; Матушкин Иван Федорович, 24 года, председатель Селеговского волисполкома; Бердников Иван Никифорович, 32 года, комиссар социального обеспечения; Брыляков Яков Потапович, 34 лет, военный комиссар; Брыляков Савелий Никитич, 35 лет, председатель земотдела; Шубин Павел Федорович; Чувашов Петр Иванович; Тутышкин Максим Федорович».

Список, очевидно, должен был бы убедить меня, что звериный оскал «революции» невозможно свалить на «интернационал». Много зубов в этом оскале - коренные, родные, свои. Посмотришь - и впрямь советская власть представлена была этнически русскими, а потому, со всей очевидностью, и сама революция была делом рук русского народа, который больше не желал жить по-старому.

Правильно?

Нет, не правильно.

Все эти «Иваны Никифоровичи» да «Ефимы Афанасьевичи» были мелкой сошкой, которыми управляли сверху. Те, кто управляли, случалось, оказывались с русскими именами, как, к примеру, Павел Иванович Гусев. Но теперь-то мы знаем, что за «Павел Иванович» скрывался под фамилией «Гусев» - Яков Давидович Драбкин.

Другие и имена не меняли. Оставались, как есть: Лунц, Азарх, Аплок, Жидялис, Азин, Рейнфельд, Зусманович... Над ними стояли: Вацетис, Цюрупа, Шлихтер, Спундэ, тот же Драбкин, Мрачковский, Штернберг, Антонов-Овсеенко, Галанов...

А над ними, еще выше, самые нáбольшие «вожди»: Ленин, Троцкий, Свердлов.

(Только в наши дни приподнимается завеса секретности над ядовитым и опасным пауком Янкелем Мовшеевичем Свердловым. Только сейчас становятся известны особые методы партийной и советской работы, которые этот чахоточный очкарик привнес в большевицкое руководство. И мы еще вернемся к нему).

Сейчас нас все-таки интересует среднее исполнительно-карательное звено: командиры экспедиционных отрядов, получающие «секретки» прямо от Ленина, губернские и уездные комиссары, лихорадочно создающие полки и батальоны для подавления Ижевцев, военкомы и политкомы, бросающие войска на русских людей. Их имена и фамилии, между прочим, звучат вполне по-русски: Медведев, Малыгин, Пастухов, Барышников, Журавлев, Булкин, Деткин, Чевырев, Кучкин...

То есть совершенно так же, как звучат имена и фамилии в статье А. Гончарова.

Уже было достаточно сказано о Барышникове, сжигавшем целые деревни дотла, поставлявшем молодых женщин-удмурток извращенцам-садистам Штернбергу и Яковлевой. Тут и фрейдистский комплекс, и психологическая травма, и племенная патология - все вместе.

Но остальные-то? Что с ними случилось?

Сразу обнаружилась одна деталь. Каратели, палачи, садисты-убийцы, даже русского происхождения, были люди не столько Ленина, сколько Л. Троцкого и Э. Склянского. Именно Лев Троцкий давал им направления и наставления, что делать с русским населением, когда отправлял на реквизиции хлеба или в карательные экспедиции. Эфраим Склянский, правая рука Лейбы Троцкого в Реввоенсовете республики, подбирал Троцкому этих людей - он был «отделом кадров». Но за всем этим стоял... Янкель Свердлов.

В поле нашего зрения попал Александр Чевырев. Мельком мы уже упоминали об этом убийце, у которого руки в крови были не по локоть - по плечи. Это его крупная банда до 2000 человек постоянно угрожала Ижевску со стороны Агрызи. Это он косил Ижевцев из пулеметов, подъезжая на самодельном «бронепоезде» к самому городу. Это он казнил людей без суда и следствия, наводя ужас на удмуртские и русские деревни. Казнил не только захваченных Ижевцев или крестьян-повстанцев. Он расстреливал красноармейцев и даже большевиков. Лично! Для устрашения и приведения в полное повиновение своих отморозков.

Его личным другом был не Файдыш или Зусманович, и даже не Бриллиант-Сокольников, поставлявший ему кокаин, а - Кучкин. Тоже этнический русский. Когда же в декабре 1918 года, после казней в Ижевском, А. Чевырев будет направлен на обучение в Академию Генерального штаба, то там встретится и подружится с... В. Чапаевым.

Ловкая большевицкая пропаганда десятилетиями замазывала нам глаза. Вот они, настоящие сыны Русского народа, ставшие легендарными полководцами красной армии, кавалерами орденов «красного знамени», награжденные «золотым оружием».

Сыны?.. Русского?.. Народа?..

Андрей Кучкин, в те дни ставший политкомиссаром 2-ой советской армии, позже сделает блестящую, и по советским и по западным меркам, карьеру. Достаточно сказать, что сталинский «Краткий курс ВКП(б)» в действительности это текст группы политработников под руководством А.П. Кучкина. Для молодежи, которая, возможно, подзабыла, что это за книга, скажу: «Краткий курс ВКП(б)» - это «библия» коммунистов 1930-1980-х годов, «освященная» самим Сталиным и с его именем на первой и многих других страницах. Даже по этому примеру можно представить, что за величина был Андрей Кучкин во всей политико-карательной системе СССР.

А несколькими годами раньше, в 1928 году он издаст книгу «Чеверев», в предисловии к которой сообщит:

«Автору очень хорошо известны описываемые в книге события: они переданы с исторической точностью. Никакой отсебятины. Автор был близок Чевереву...»

Это очень хорошо, что никакой отсебятины Андрей Кучкин решил не нести, повествуя о своем друге Чевереве. Потому что даже и в наши дни читатель немного обнаружит сведений об этом «красном герое». Умеют хранить секреты те, кто начал геноцид русских, и те, кто продолжает этот геноцид до сих пор. Одного, как уже не раз было сказано, они не учитывают: нет ничего тайного, что бы не стало явным.

По происхождению А.Чеверев не просто какой-никакой русский, может, пролетарий с завода, может, крестьянин из деревеньки. По отцу Михаилу Трофимовичу он - настоящий оренбургский казак. Родился в 1889 году в Оренбурге, куда семья Чеверевых перебралась из станицы в поисках хлеба полегче, а рубля подлиннее.

Что сразу заметно по повествованию Кучкина, это безсословность Михаила Трофимовича, та самая, которую точнее называют «люмпенизация». В станице ему не нравится, в Оренбурге тоже не пришлось, двинулись в Саратов в 1895 г., там, дескать, жизнь легче. Но и там надо работать. Тогда поедем в Уфу, край мясной, молочный, сытый. Там в 1898 г. отец находит работу на заводе Гутмана, становится модельщиком.

Казалось бы, устроился - остепенись. Не таков Михаил Трофимович. Надо ему свой норов показать, вдруг решил за «обездоленных» рабочих повыступать, да еще время подошло смутное, беспорядки начинаются.

Сын все видит. Растет смышленным, физически сильным. И драчливым. Еще в начальной школе избивает одного до крови, другому прокусывает ухо - куда там Майку Тайсону, что Холлендеру ухо за деньги откусил! Он бы сделал то же самое без денег, ради удовольствия! Ребятишки в школе сразу все понимают. Маленького Чевырева дразнят: «Чевряк - гнилой червяк!»

Нет никаких сомнений, что про «гнилого червяка» Чевырев сам и рассказал Кучкину, может, по пьянке, под сало с капусткой, может, после очередных расстрелов.

Откуда же эта «гниль»?

К 1928 году входило в моду издеваться над религией, а особенно над Православием, чему способствовал всеми своими организаторскими и прочими способностями чекист и палач Губельман, он же к тому времени Ем. Ярославский. «Библию для верующих и неверующих» помните? Его продукт вторичный.

А. Кучкин не преминул подхватить модные в те годы веяния. Ак же не выслужиться? Темка-то злободневная. Тут же рассказал, что по окончании 4-х классов пришел Сашка Чеверев домой, принес награду (учился все-таки отменно!) - Евангелие. Отец ему в лицо расмеялся:

«Ха-ха-ха! Вот так награда!» А потом так разъяснил причину своего смеха, что 12-летний мальчишка «взял и вышвырнул Евангелие».

Самый корень гнили обнажил, сам того не желая, крупный партпропагандист А. Кучкин - стала гнить та часть русского народа, что выбрасывала Слово Божье, а сгнивая, переставала быть самим русским народом.

... Свое первое в жизни Евангелие я никогда не забуду. Его дала мне Кузьмовна, крестная моей мамы. Это было обычное, карманного формата, в коричневом коленкоре Евангелие 1914 года издания. Первых двух страниц в нем не было. Долго я не знал, с чего начинается «Евангелие от Матфея». Остальной текст сразу прочитал. Потом еще. Плохо понимая, после уроков в советской школе, что это такое - жизнь вечная, как это - двумя рыбками и пятью хлебами накормить тысячи народа, а еще: почему надо подставить левую щеку, коли вдарили тебя в правую?..

Помню, спрашиваю мать: оставить Евангелие на столе или спрятать?

Мама, Ижевочка моя синеглазая, кстати, старший преподаватель университета, отвечает:

«Нечего прятать Божью книгу. Но и не выпирай свое, сынок. Поставь на книжную полку...»

И потом многажды читал. Постепенно входило в меня Слово Господне. Не сейчас, так потом, не потом, так через год. Но входило. И будучи, наверное, от природы не менее драчливым, чем тот же Чеверев в свое время, да еще выучившись драться на ринге, запросто валя «коронным» правым крюком 80-килограммового бойца, не раз и не два за свою жизнь оставлял я своего обидчика, опускал кулаки, даже делал вид, что испугался его, примирительно уговаривая: «Да ладно, никаких проблем...» Если ему моча в голову не била, и он принимал мое примирение, то ничего с ним не случалось. Если же нет... Честно скажу, что одну Христову заповедь мне приходилось нарушать не раз - это ту, где говорится о щеках. Так и не научился подставлять другую. Вместо этого, крушил недоумыша своим крюком или еще как-то. На том мир и порядок восстанавливался.

Когда же повзрослел и обзавелся семьей, то были наши шатания по 1/6 суши земли, по всему СССР-у. Не было нигде тихого места, куда бы приткнулся и затих. Не давали! Увольнения, да еще с «волчьим билетом», угрозы «психушки», как полагалось в начале 80-х, бездомность, безысходность. Люди - любят, власти - гонят. Со стороны посмотреть - словно бы похоже на Михаила Трофимовича, люмпена из оренбургских казаков. Только с одной разницей - мы от своей Веры никогда не отказывались. Куда ни переберемся, сразу церковь ищем. Надо к Богу идти, надо благодарить Его за все и молиться Ему.

Вот почему бросилось это в глаза: засмеялся отец Сашки, гниль безверную заронил в сердце мальчика. Отсюда, от безверия, родится потом сатанинская удаль - убить человека что рюмку водки хлопнуть. Раз - и в глотку, и засмеяться!

Бродить по России молодой Чеверев начал, едва оперился. Не гнездо вить, а бродить по бескрайним просторам: из Уфы в Оренбург, оттуда - в Астрахань, там спит под брезентом с …трупом женщины. Водку пьет, дерется, как что «не по ндраву» ему, ненавидит полицейских. Как пишет Кучкин, «всегда норовит двинуть камнем, чтоб никто не видел…» Вот же подлюка!

Первый арест - ударил городового. Сошло с рук, всего лишь выслали на родину, в Оренбург, по этапу, как беспаспортного. Сбежал от конвойного. Опять бродит бесприкаянно. Объявляется на шахтах в Донбассе. Азартные игры, пьянка, женщины, драки. Снова шатается. Едет в Читу в 1906 году, к отцу - эк занесло Михаила Трофимовича, уже, якобы большевика! Отец устраивает сына учеником в литейный цех. А тут 17-летнего оболтуса уже с книжками и прокламациями поджидают.

Потом отца под арест, а Чеверев-младший опять в бродяжничество. На Кавказ, опять на шахты. Потом к деду в Оренбург. Там, в 1912 году, - первый уголовный срок. Интересно, что не за членовредительство или убийство, а за осквернение могил: выдернул два креста и повесил их на ворота священника. Дали полгода тюрьмы.

Гниль растет, захватывает весь организм.

1914 год. Начинается Мировая война. Александру Чевереву 25 лет. В армию, на фронт? Ни в коем случае! Бежит к отцу в Уфу, оттуда на Симский завод. Рабочих на войну не берут - кому же фронт обеспечивать? Все рассчитал молодец.

Обращаю внимание на одну закономерность. Так или иначе, но сознательная жизнь А.Чеверева связана с Уфой. Там он учится одно время в училище. Там живут периодически его родители с сестрами. Там он находит своих политических наставников. Да что ж за место такое, Уфа и Уфимская губерния?

Вдруг всплывает, что в Уфе в те годы базируются так называемые «боевые организации» РСДРП. Братья Кадомцевы - Иван, Михаил и Эраст Самуиловичи - заправляют ими. Что делали боевики? Занимались грабежами или, как они называли, "эксами". Грабили кассы, конторы, нападали на транспорты с деньгами.

Бомб и патронов не жалели, случайные люди гибли десятками. Еще в 1903 году объединенные БО эсеров и эсдеков убили губернатора М.П. Богдановича в Уфе. Наводили террор, вселяли страх убийствами. В общем, Дикий Запад, с тем отличием только, что в Америке за такими начинали гоняться. Объявляли вне закона, шериф устанавливал оплату за участие - получался дополнительный заработок. Всей толпой устраивали man-hunt, охоту на человека. И в любом случае добивали.

В России же царствовал Закон. Говорили свои речи адвокаты, волновалась интеллигенция, выступали журналисты, обличая «свинцовые мерзости» самодержавия, создавалось «общественное мнение». Это так называемое «общественное мнение» играло на религиозных чувствах - Россия тех лет была глубоко религиозной страной. На самом святом играли. И убийц оправдывали. Они выходили на свободу, и возвращались к тому, что им было близко и знакомо.

Беспорядки 1905-07 годов были спровоцированы и поддержаны, в основном, как раз «боевыми организациями» разных соцпартий. Отдельные БО были с этой целью сформировны соц-демократами, причем не только в Уфе, но и в Вятке (руководитель А. Шкляев, явно удмуртская фамилия), в Мотовилихе (руководители А. Юрш, Я. Кузнецов), Екатеринбурге (руководители Ф. Сыромолотов и А. Патрикеев).

К этому времени в Прикамье, на Урале давно уже образовалась питательная среда для таких БО и прочей «мафии». Как пишет Эмма Шкурко, белорусско-еврейская публицистка, «в конце ХIХ—начале ХХ вв. в Уфимской губернии насчитывается более 700 евреев: сапожников и чулочников, слесарей и жестянщиков, портных и шапочников, мелких торговцев и купцов, мыловаров и сыроваров, акушерок и врачей, дантистов и провизоров. Принимали евреи активное участие в общественной жизни губернии, были членами различных попечительских комитетов...

... в годы послереволюционной реакции (1906—1910) в Уфимскую губернию устремился поток беженцев от погромов, и число евреев возросло в 1,5 раза. За годы первой мировой войны еврейское население Уфимской губернии возрасло почти в два раза. Новые переселенцы были в подавляющем большинстве бедными местечковыми кустарями, сапожниками, портными, скорняками с многочисленными семьями, как и те, кто в 1905 г. бежал сюда от погромов. Попадали в Уфу и военнопленные, австрийские подданные, которых нередко поселяли в еврейских семьях...»

Я заинтересовался происхождением фамилии «Кадомцев». Имеется мнение, что это от названия города в Рязанской губернии - Кадом. Может быть, это и так. Однако посмотришь на фотографию Эраста Самуиловича Кадомцева уже в пожилом возрасте (он один пережил и гражданскую войну, и Великую Чистку, и ВОВ, и разоблачение культа Сталина, и разоблачение волюнтаризма Хрущева) - смотрит оттуда натуральный бердичевский сапожник. На заслуженном отдыхе. Потом припомнились строки из Ветхого Завета о стране на востоке - Кедем.

Однако вернемся к конкретным историческим фактам.

Основой БО являлись так называемые «боевые дружины» при комитетах РСДРП и эсеров. Из них, при участии получивших на Западе (в Швейцарии, во Франции) спецподготовку «революционеров» стали формироваться нам уже известные БОНВ, то есть «боевые организации народного вооружения». В 1906-м году боевые дружины имелись в Златоусте, Симском заводе, а позднее организовались в Миньяре, Аша-Балашове, на других заводах Южного Урала. Боевики проходили курсы, изучали системы пистолетов и револьверов, изготовление бомб, тактику уличных нападений, боев и отходов, конспирацию и организацию других БО.

В августе и сентябре 1906 года уфимские боевики совершили нападения на почтовые поезда близ разъезда Воронки и ст. Дема. Были экспроприированы огромные денежные средства. На эти деньги покупали оружие, взрывчатые средства, отчисляли деньги своим политическим лидерам. Оружие должно было стрелять, и оно стреляло.

БОНВ в 1907 году были расформированы по решению политического руководства РСДРП. Боевикам было рекомендовано спрятаться, перейти на легальный способ существования. Особо ценных и заслуженных из них вывезли зарубеж. Там, на партийные деньги, они отлеживались: в Париже, Лондоне, Берлине, в Лозанне и Берне, в США, на Капри у Горького тож, о чем есть многочисленные свидетельства.

Однако зимой 1917 года, после октябрьского переворота, БОНВ были восстановлены. Те же братья Кадомцевы возникли словно ниоткуда, получили мандаты на создание нового поколения БОНВ. И как пишут большевицкие публицисты тех лет, «работа закипела».

К марту 1917 года Алесандр Чеверев... женится. Описать как? Прямо по Кучкину, ничего не придумывая.

Из-за девок в Симском заводе драки, партия на партию, железными прутами, ножами, молотками, иногда - топорами. Кто-то всегда побеждает. «Ночевать с таким героем - счастье. Герой, как султан, швыряется девками, а иногда и поколотит ее. Но - «милого побои - слаще меду», - пишет наш официальный биограф Чеверева.

Одна «осчастливленная» оказывается по имени Нюрка. Больше ничего не узнаем мы о ней. Ни имени отца-матери, ни фамилии, так сказать, «девичьей». Для смазки образа Чеверев читает ей стихи собственного изготовления:

Не могу я сидеть сложа руки,

Когда борются люди кругом,

Когда мир этот, подлый и пошлый,

Опрокинуть хотят кверху дном!

А после - объяснение в любви Чеверева:

«Эх, Нюрка. Знаешь, что? Надоело мне по чужим бабам ходить. Хочу своей обзавестись. Давай поженимся!»

Да только за такое объяснение в любви Чевереву надо памятник поставить. В публичном доме на улице «красных фонарей» в Шанхае. И водить к этому памятнику делегации коммунистов всех стран.

Поженились по-новому. «К попу не ходили, а загса не было еще», - переворачивает романтическую страничку А. Кучкин.

Это - все присказка, как говорила мне бабушка Людмила Павловна, сказку я тебе ишо расскажу. Увы, никогда мне больше не слышать ее слегка окающий говорок. Зато теперь «сказки» рассказывают большие дяди другим большим дядям.

Так, в интернетской «Уральской энцеклопедии» я нахожу искрометную в духе а-ля «большевик-верный-ленинец» версию жизнеописания Чеверева.

1909 год - военно-полевой суд в Оренбурге приговаривает Чеверева к каторге за организацию восстания в 14-ом кавполку. Отчего Чеверев не оказывается на каторге, как ему полагается, не сообщают. Скорее всего, бежит. Почему Кучкин упускает такую выгодную деталь биографии? Думаете, сочинители «Уральской энцеклопедии» не читали Кучкина? Как раз на его книгу «Александр Чеверев» они ссылаются. Правда, берут издание 1957 года, как раз к 40-летию их «революции».

У нас же под рукой та же книжка, но первое, неприлизанное и более близкое к тому времени издание 1928 года. Между прочим, книжка в Нью-Йоркской публичной библиотеке оказалась даже ... неразрезанной. Я в 2010 году оказался ее первым читателем, который, к изумлению соседей-американцев, листал книгу с... перочинным ножичком.

Так вот, в этом издании изложена детально точная биография «народного героя» Александра Чеверева. Никакой каторги в 1909 году А. Кучкин за своим подопечным не усмотрел. Были «горьковские университеты», то есть бродяжничество, пьянство, драки, гулянки «по чужим бабам», временные приработки, картежничество, первый срок в 1912 году за осквернение могил. Никакого 14 кавполка даже рядом не стояло.

Потом Симский завод, Нюрка, создание семьи «нового типа», рождение дочери очень кстати, потому что это тоже отмазка от армии.

На том и конец.

В марте 1917 года весть об отречении Государя. Тут же повыскакивала всякая крикливая шушера. Выскочила эта шушера и на Симском заводе, как известно, когда-то имевшем свою БО. Чеверев становится членом «гражданского комитета», бегает, орет, организует массы для продолжения свержения всего и всех, в штанах носит наган и бомбу. Чеверева и за глаза, и в глаза называют сумасшедшим, анархистом и дураком. Он в ответ беснуется и требует арестовать всю администрацию завода.

Никакой Чеверев не дурак. Мы помним, что учился в школе он отменно. Только гнилью безбожия поражен с детства. Благодаря отцу-безбожнику. В апреле 1917 года Чеверев отправляется на социал-демократическую конференцию в Екатеринбург. Он представляет Симскую организацию РСДРП. И с кем он там знакомится? Читайте и запоминайте: с Я. Свердловым, А. Спундэ, Н. Крестинским, Л. Сосновским.

Пройдет чуть больше года, и в Ижевск из Вятки будут посланы агитаторы, петроградские «рабочие»-большевики. А прямо на выборы в совет нагрянет 25 мая 1918- большой отряд красноармейцев под командой ... А. Спундэ. Для подкрепления пулеметами и винтовками «свободного волеизъявления» Ижевцев. Правда, Ижевцы наплевали с высокой колоколенки на винтовки и пулеметы Спундэ, о чем я уже писал. На тех выборах они вообще выбросили большевиков из политической жизни и управления городом и Заводом.

Но какая любопытная связь: А.Чеверев - А. Спундэ!

Николай Крестинский (1883-1938) - член ленинского партийно-бандитского оркестрика, то бишь ЦК РСДРП: Троцкий, Апфельбаум-Зиновьев, Розенфельд-Каменев, Свердлов, Крупская, Луначарский, Дзержинский, Радек, Иоффе, Калинин, Раковский, Бухарин, Гольдштейн-Володарский, Радомысльский-Урицкий, Красин, Равич, Лурье-Ларин, Рыков, Шмидт, Лашевич, Курский, Склянский, Цыперович, Томский, Крестинский, Стеклов-Нахамкес, Бонч-Бруевич, ну и др.

В графе анкеты «национальность» Крестинский писал - украинец. Кто жена по национальности, сказать трудно, но зовут ее Вера Моисеевна.

По происхождению, Крестинский далеко не из рабочих. Окончил в 1907 году Петербургский университет, юридический факультет. Был присяжным поверенным. Как при этом ему удавалось оставаться большевиком с 1903 года, надо спросить Жандармское управление. С того же 1907 года - член большевицкой фракции Госдумы. Только в 1914 году был выслан в Екатеринбург. Почему не в Нерчинск или Минусинск, тоже надо спросить Жандарское управление.

В 1917-ом Н. Крестинский председатель Уральского областного и зампред. Екатеринбургского комитетов РСДРП(б). В октябре 1917-го председатель Екатеринбургского военно-революционного комитета. О правах и законности этих «комитетов» уже было сказано. В 1918-ом - первый нарком финансов РСФСР, вводил первые советские деньги. В ноябре 1919 - марте 1921 секретарь ЦК, в марте 1919 - марте 1920 член Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б). Их тогда всего пятеро было: Ленин, Троцкий, Каменев, Сталин, Крестинский, - в их политбюро.

Как политик, Крестинский всегда был рядом с Янкелем Свердловым и Лейбой Троцким. Но ядовитый паук Свердлов скрючил лапки в 1919-ом. А козлобородый Троцкий продолжал свою деятельность. Крестинский до последних дней оставался «троцкистом». За что и ответил по гамбурскому счету в 1938 году.

Вот такого большевицкого полета птица прилетела на отбор Чеверева, в том числе, еще в 1917-ом. Как говорится, делайте выводы сами.

Лев Сосновский тоже член того же оркестрика. К Чевереву у него подкат намылен - оба урожденцы Оренбурга. У обоих патологическая ненависть к России, к Государю, к русскому народу-Богоносцу. Если Чеверев из побродяг, то Сосновский - сын кантониста, еврея, который был крещен и служил в Русской армии. Для Льва Семеновича это травма на всю жизнь, как писал позже он сам и повторяли его биографы.

В 1917 году в Екатеринбурге Л. Сосновский и Я. Свердлов налаживали связи с «массами». Позже войдет вместе с Я. Свердловым в «Комиссию по расследованию убиения императора Николая Второго». Эта «комиссия» - верх глумления, цинизма и наглости тех, по чьему распоряжению последний Государь и его Семья со слугами будут зверски казнены. Сосновский будет составлять текстики для оркестрика. Себя он будет считать партийным публицистом, журналистом и даже родоначальником советского фельетона.

Он станет членом ВЦИК-а, то есть высшего законодательного органа советского гособразования - наряду с такими, как Иоффе, Розенфельд-Каменев, Крыленко, Луначарский, Петерс, Смидович, Стучка, Вейнберг и проч. А в 1937-ом получит свою 9-граммовую шайбочку в затылок.

Пока же, в апреле 1917 года, вся эта шайка тщательно отбирает среди «делегатов конференции» таких, которые соответствуют их задачам и планам. С Чеверевым работает сам Янкель Свердлов. Ему нравится этот неуемный верзила, с гулким митинговым голосом, с ладно подвешенным языком, с готовностью резать, вешать, взрывать, стрелять. Тихо и вкрадчиво объясняет Свердлов, кто главный враг большевиков - все те, кто не с ними. Но в его тихой вкрадчивости таится опасность, это шпана и хулиган Чеверев сразу осознает.

Лейба Троцкий, познакомившись с Янкелем Свердловым в 1917 году, напишет о роли соплеменника в ранне-послеоктябрьский период следующее: «Все советские ведомства и учреждения в тогдашнем первоначальном периоде своей стройки обращались к нему [Свердлову] за людьми, и это первое, черновое распределение партийных кадров требовало исключительной личной находчивости и изобретательности...»

Особой «личной находчивости» Свердлову, думаю, проявлять не приходилось. К этому «черновому распределению кадров» Свердлов подошел, как к бизнесу, по-деловому - он же и готовил и проверял эти кадры еще до переворота октября 1917-го.

Наш современник скажет немного больше: «...в Свердлове чувствовалась такая мощная сила, такая железная убежденность в совершаемом им деле, что по неволе его признавали негласным лидером всей партии. Тихий голос Свердлова внушал ужас во много раз больший, чем истошные крики Ленина...»

Любопытно, что сам Ленин при знакомстве с Янкелем Свердловым в 1917 году не был очень благорасположен к нему, не хотел его в свой аппарат. Учтем этот фактор, так как прожженный политик Ленин умел отшивать, отбривать, а то и топтать того, кто ему не был по вкусу. Он сам вспоминал, что был против включения Свердлова в ЦИК. Причина: Свердлов вообще был неизвестен в РСДРП, ранее ничем не проявился, и вообще взялся просто будто из пустоты. Ленину это не понравилось. Однако КТО-ТО указал Ленину, что он неправ. И Ленин принял Свердлова, а позже не мог нарадоваться такому незаменимому работнику.

У нас же остается вопрос: кто это такой всевластный, что мог указать Ленину, кого ему брать в ЦИК, а кого отставлять? Оставим этот вопрос открытым для решения последующим поколениям историков.

Как бы там ни было, но Свердлов оказался весьма нужным парт-функционером. Кадры решают все, скажет позже Усатый Палач. Однако до него лет за двадцать чахлый с виду, но шустрый по делам Янкель в пенсне и весь с головы до ног в коже покажет и докажет это на практике.

Чеверев со своим менталитетом урки-бродяги сразу угадывает в Свердлове «пахана». Он видит, что «заслуженные» боевики, участники «эксов», организаторы беспорядков, нападений на полицейские участки, убийств и взрывов, смотрят этому очкарику в рот, ловят каждое его слово.

Не иначе, как под влиянием бесед со Свердловым, получив от него инструкции, наставления, а главное, одобрение на безнаказанность, назад в Симский завод Чеверев возвращается с воплями: «Долой всю эту сволочь с завода!» Он пытается настроить рабочих против администрации, поднять бунт, если нужно, то со стрельбой.

Однако уральские рабочие, со своей трудной историей, но с устоявшимся бытом и традициями, все-таки не видят себя люмпенами, перекати-поле. Никакого успеха Чеверев со своими воплями не имел. Сами эсдеки-заводчане одергивают Чеверева, стараются его сдержать, а когда это не помогает, наконец, исключают его из партии. Происходит это в мае 1917-го.

А. Кучкин этот эпизод описывает как «неприятное происшествие», как глупость и ошибки Чеверева. Такой же «ошибкой» он называет и факт, что после исключения из РСДРП Чеверев неожиданно записывается ... добровольцем в армию, став низшим чином 10-й роты, 103-го полка, расположенного в Уфе.

Тут я не соглашусь с маститым парт-агит-историком.

Налицо не глупость или ошибки, а запланированная акция: при неудаче бунта в Симском заводе, Чевереву предписано перевестись на другой «фронт». Он должен проникнуть в армию. Подчинить себе армию для большевиков весной-летом было наиглавнейшей задачей. Об этом пишет Ленин, Бухарин, Троцкий, а также Сталин.

На местном уровне, на уровне дислокации запасных полков и батальонов, армия должна быть пронизана большевиками-агитаторами, их агентами влияния. Это была разработанная стратегия и тактика РСДРП и партии социал-революционеров. Агитаторов засылают не десятками - тысячами. Одним из них оказался А.Чеверев.

Симская заводская организация РСДРП в этом ему подыграла, - тоже по инструкциям Свердлова и Ко. Все было отрежиссировано. Если бы Чеверев, шпана и митинговый крикун, прямо с конференции РСДРП направился в военный комиссариат, то у любого офицера или фельдфебеля закралось бы подозрение и возник вопрос: что этому дебоширу, пьянице, драчуну, политически неблагонадежному и «разлагающему элементу» делать в армии? Ответ напрашивался сам собой.

Исключенный из партии, осужденный самими большевиками, Чеверев уже как бы другого качества. С неблагонадежными эсдеками разрыв. Сам вдруг патриот и даже «оборонец». Так он без труда проникает в военные ряды. Надевает солдатскую шинель, на законных правах вселяется в казарму, становится на довольствие.

Дальше все по накатанной дорожке. Время событий - весна 1917-го. Уже вошел в силу «приказ №1». Офицеры лишены своих армейских прав. Они могут оставаться на командных должностях при условии, если выборный «совет» солдатских депутатов согласится. Все власть в армии, таким образом, у советов солдатских депутатов - высшее достижение керенщины.

А.Чеверев обнаруживает свой недюжинный талант орать, угрожать, шутить, высмеивать политических противников. Скоро и награда по талантам: полковой совет посылает Чеверева участвовать в работе военной секции Уфимского городского совета. А здесь - своих бандитов маленький оркестрик: Брюханов, Юрьев, Цюрупа, Б. Эльцин (ой, неужели предок?), Евлампиев, все большевики. Здесь, как раз, Алексадр Чеверев и знакомится с А. Кучкиным, который как раз занимался газетным делом в Уфе вместе с некой Людмилой Сталь. Большевики словно бы не замечают, что Чеверев только что исключен из РСДРП. Они сразу принимают его в свои ряды.

Это очень занимательная деталь. Эсдеки-большевики Симского завода исключают его из своих рядов, а эсдеки-большевики Уфы тотчас вводят его в военную секцию горсовета. Головокружительный кульбит, надо сказать. Результат: эсдеки Уфы получают на законных основаниях ставленника Я. Свердлова - на ключевую позицию.

На эту тему, несомненно, историкам будущего тоже стоит покопаться в партийных и чекистских архивах. Потому что с этого начинается реальное восхождение Чеверева-карателя.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

СВЯЩЕННЫЙ ЗОВ

Из тьмы веков, из морока преданий
Непостижимой тайной бытия
Пленяя сердце и будя сознанье,
Зовёт меня вновь Родина моя.

Сей зов звучит в моей душе набатом,
Протяжной песнью, звоном ратных битв,
В которых низвергались супостаты,
И огненною силою молитв.

Священный зов! Зов крови неумолчный,
Не ведающий зыбкой грани вех.
Лишь в памяти лежит исток пророчеств,
В ней мудрость обретает человек.

Я слушаю и песней откликаюсь,
И как живые пращуры встают,
И вглубь времён всё дальше устремляясь,
Я постигаю Родину свою.

И морок лет становится яснее,
Соединяя порванную нить,
Смотрю вперёд и вижу, как светлеет
Россия, что должны мы возродить.

РОССИЙСКАЯ ДУХОВНАЯ МИССИЯ В ПЕКИНЕ (КИТАЙ). М.К. (Осень 1938 г.)

(Продолжение см. № 140, 149)

СТОЛП И УТВЕРЖДЕНИЕ ИСТИНЫ.

Глубоко скорбел о всеобщем упадке нравов, об огрублении сердец и поругании церковных канонов в Боге почивший митрополит Иннокентий. Он ясно видел, что милость Господню можно заслужить только покаянием и очищением своей жизни. Строгий к себе, он безбоязненно обличал бесчиние и призывал свою паству покаяться, очистить свою жизнь, обратиться к Богу и свято хранить церковные каноны.

Бесстрашно указывал он неканоничность Синодального Строя. Он утверждал, что Церковь называется «Соборною» не потому, что якобы управляется Соборами, а потому, что состоит из многих церквей, рассеянных по вселенной: Соборная – то есть «Вселенская». Соборы служат не для управления Церковью, а для достижения согласия между всеми правящими епископами. Епископ – наместник Христа в своей епархии. Он обязан править согласно священных канонов и если не отступает от них, то никто не вправе вмешиваться в его распоряжения. Соборы служат высшей инстанцией для разбора жалоб на епископа. Синод – только исполнительный орган Собора.

Соответственно этим основным положениям и правил митрополит Иннокентий вверенной ему епархией. Он особенно призывал соблюдать чистоту христианской жизни и святость семейного очага. Он не допускал разводов и браков, разведенных при живом супруге. Он не допускал вторжения других иерархов в подведомственную ему область и открыто боролся с ересями и лжеучениями.

Суровы были его требования, не каждый мог вместить их, но всякий сознавал его правоту, и всем было ясно, что он право правит слово Божественной Истины и подготавливает своих пасомых к вхождению в истинную Церковь Православную, очищающуюся от плевел на нашей Родине.

«да устрашатся и да вразумятся бесстрашно попирающие Божественные каноны. Верные же чада Православной Церкви да не смущаются вникшими нестроениями. На протяжении многовековой истории Св. Церкви много появлялось дерзких ругателей, попиравших Божественные каноны и увлекавших в погибель за собой себе подобных. Но Св. Церковь, призванная вести борьбу с темными силами мира сего, преодолела все трудности на своем пути. Если даже и все силы ада ополчатся на Святую Церковь, то и тогда, по непреложному обетованию Спасителя, пребудет она непоколебимой… Но горе дерзнувшим попрать Божественные каноны и внести соблазн в среду верующих. Не избегнут они суда Божия».

ПО ПОВОДУ ПРОПАГАНДЫ ТЕОСОФИИ ОН ГОВОРИЛ И ПИСАЛ:

«Многие из Православных прельщаются теософским учением. Одни – по неведению, другие – для достижения злых целей, которые тщательно ими скрываются от непосвященных.

«Основательница теософского учения писала: «Вы спрашиваете, верим ли мы, теософы, во Христа? – В Христа безличного – да. Кришна или Айа – тот же Христос, но не во Христа Иисуса Назаретского. Наша цель – смести христианство с лица земли».

Теперешний глава теософов – Ан. Безант заявляет: «Быть обращенным в христианство хуже, чем быть скептиком и материалистом».

Теософы не верят в Господа Иисуса Христа, как в Бога… Те, которые будут учить не так (как учит Церковь Православная), или которые будут следовать каббалистическим бредням и верить в переселение душ, должны знать, что они сами себя отсекают от тела Христова. Таковых Св. Церковь отметает и анафематствует».

ПО ПОВОДУ АНАФЕМАТСТВОВАНИЯ ОН ПИСАЛ:

«Как мы, пастыри, можем оставаться спокойными, видя, какой разврат и какие беззакония творятся повсюду? - Утрачено само понимание, что добро, и что зло. Если и мы, пастыри, умолкнем – камни возопиют. Вы скорбите и печалуетесь за отлученных. Но ведь никто не лишает их возможности образумиться и вернуться в ограду церковную… Вспомните притчу о блудном сыне, вспомните о разбойнике, который вместе с Христом вошел в Царствие Небесное… Разве из- за того, что мир нас ненавидит, мы должны перестать проповедовать истину и обличать беззаконие? – Не бойтесь, что ради открытого служения правде все отойдут от истинной Церкви: Бог знает своих чад и ни один из них не погибнет».

ОБЛИЧАЯ РАЗВРАТ, ОН ПИСАЛ:

«Разврат так усилился и так глубоко всюду проник, что скоро трудно будет встретить честную семью. Даже благочестивые женщины не считают для себя предосудительным входить в общение с развратными, покрывающими себя позором, женщинами.

Несчастные русские люди! – К вам вопиет кровь Крестителя Господня, пролившего за обличение прелюбодеяния Ирода. Вы сделались хуже язычников. И у язычников прелюбодеяние строго осуждается и жестоко карается, а вы, выходцы из Святой Руси, своей беспутной жизнью порочите Имя Христово. Ради вас Оно попирается среди язычников.

Прелюбодеи и прелюбодеицы! – Поймите, наконец, что из-за вас ваша Родина истекает кровью. Образумьтесь, безумные, никакой меч не спасет Родину вашу от меча, ниспосланного с Неба, если вы не образумитесь и не покаетесь».

ПО ПОВОДУ РАЗВОДОВ ОН УЧИЛ:

«Брак, как таинство, по учению Православной Церкви почитается неповторимым. После смерти мужа жена может выйти замуж за другого… В переживаемое нами время распущенности нравов и упадка брачной дисциплины, для улучшения и укрепления основ семейной жизни, Христова Церковь должна с особым старанием проводить в жизнь во всей чистоте свои идеалы. Уступки времени и греховным наклонностям человека несогласны с духом Христова учения»…

В ГОДОВЩИНУ ТОРЖЕСТВА БОЛЬШЕВИКОВ И ГОНЕНИЙ НА ЦЕРКОВЬ ОН ПИСАЛ:

«Нам стараются внушить, что мы должны быть аполитичными, что Церковь не должна вмешиваться в политику. Это самая наглая ложь. Церковь не должна принимать участие в политических дрязгах, должна быть выше всякой политической партии: это они ниспровергают престолы, колеблют государственные устои. В их руках правительства-марионетки. Разве можно уважать правительство, которое само не знает, будет ли оно существовать завтра?

Да и о какой лояльности можно говорить, когда за послушание сегодняшней власти завтра каждый может быть расстрелян новой властью? – В России уже создалось кошмарное положе. Никто не знает, что его ожидает завтра. Все бродят, как приговоренные к смерти. И нам говорят, что Церковь должна оставаться безучастной, равнодушной свидетельницей, как текут реки человеческой крови, как дети убивают родителей, как матери пожирают своих детей, и весь род человеческий, как труп, разлагается и гниет.

Бог для того и создал Церковь, чтобы она боролась со злом. Она призвана к постоянной борьбе с князем мира сего – диаволом… Первою, священнейшей обязанностью истинного воина Христова – христианина является, поэтому непримиримая вражда против мира сего. Личных наших врагов Господь заповедал нам любить и молиться за них. Но Он говорил: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю: не мир пришел Я принести, но меч».

Всякий, кто уклоняется от священной борьбы с князем мира сего, есть изменник и предатель Христа. Таковой должен быть извержен из среды христиан, как негодный член. … Если мы христиане, то в ответ на насилия большевиков над Церковью мы должны прервать с ними всякое общение. Большевицкая зараза проникает повсюду, незаметно отравляет всех. Если мы искренно пожелаем освободиться от нее, мы немедля должны обратиться к Господу с покаянием. Гнев Божий не отвратится от нас, пока мы не покаемся.

Как можем мы предаваться ныне увеселениям? –

Разве кто может радоваться, веселиться, проводя время в театрах и клубах, когда у него в доме дорогой покойник? –

Наша родина-мать скована железными оковами и лежит на смертном одре, истекая кровью. Неужели мы этого не чувствуем и нас это не тревожит! –

Когда минует гнев Божий, когда рассеются тучи и снова взойдет Солнце Правды, тогда большевицкая мразь и нечисть сама собой исчезнет. Тогда пошлет Господь врагам нашим робость в сердца их, и шум колеблющегося листа погонит их, и побегут, когда никто не преследует их (Лев. 26, 8. 36). Как дым рассеются враги наши, и мы будем поражены, как могли мы так долго трепетать пред этим гнусным призраком.

И стыдно будет нам».

СКОРБЯ О ВСЕОБЩЕМ РАЗВРАЩЕНИИ, ОН ВЗЫВАЛ:

Но где же пастыри? – Почему они молчат? Почему не кричат на площадях? – Почему не осуждают, почему не выгоняют и церквей таких преступниц и преступников, которые наполняют храм легионами демонов? –

… Пастыри! – Ваше молчание заслуживает самого жестокого осуждения. Вас может быть страшит участь ветхозаветных пророков, и потому вы молчите? – Но для того вы и призваны, чтобы обличать порок и наставлять вверенную вам паству, и не страшиться возможных притеснений и гонений… Не страшитесь. Если вас выгонят – бегите в пустыни, проповедуйте со скалистых гор, но не умолкайте: Вся вселенная будет слышать ваш голос».

НА ОСВЯЩЕНИИ ХРАМА ПОКРОВА ПРЕСВЯТЫЯ БОГОРОДИЦЫ В ТЯНЬЦЗИНЕ ОН ПОУЧАЛ:

«Храм, который мы только что освятили, создан руками человеческими. Он является лишь образом Храма Нерукотворенного, созидаемого Самим Богом.

Храм Нерукотворенный – это вы, если только в вас живет Христос…

Волею Божией из вас созидается Храм Нерукотворенный – Святая Церковь. Но вы еще не Церковь: вы еще не объединились в единое живое, любовью связанное, Тело Христово…

Помните, что некогда Родина наша называлась Святою Русью. Помните, и не подражайте язычникам. Подражайте вере отцов ваших. Созидайтесь в Храм Нерукотворенный, и никакие силы адовы вас не одолеют. Вы преисполнитесь такой силой духовной, что враг затрепещет и побежит при одном приближении вашем, и вам не придется даже прибегать к оружию.

Только этим путем вы сможете спасти Родину и без кровопролития прославить Имя Отца Небесного по всей земле».

Митрополит Иннокентий оставил по себе светлую память не только как основатель Китайской Православной Церкви, право правивший слово Божественной Истины, не только как строгий архипастырь, столп русской православной Церкви и ревнитель Священных Канонов Церкви, но и как ученый.

Изучив китайский язык, он составил обширный китайско-русский словарь, переводил на китайский язык богослужебные книги, издал исследование о Григорианском календаре, доказав непоколебимость православной Пасхалии и политическую первопричину Нового стиля, менее точного, чем старый Юлианский стиль, наконец он издал свое исповедание «О Церкви», являющееся лучшим памятником его архипастырского служения.

В этом труде он говорит:

«Церковь есть Град Божий, в котором Царь-ХРИСТОС, слуги-Ангелы, а Граждане – Души Праведников. В этом Граде царит правда и господствует любовь.

Люди могут быть в Церкви, и Церковь может быть в людях, но Церковь не есть люди, что ясно из такого примера: солнце отражается во всем, способном его отражать, и в каждом отражении являет всю полноту свою, но при этом само не умаляется и не из собрания этих отражений состоит"»

Из этих слов Владыки Иннокентия становится ясно, что Церковь есть общество Святых, возглавляемое самим Господом Иисусом Христом, а христиане – члены Церкви в той мере, в какой они стремятся быть святыми, стремятся в общество Святых.

Решительно отвергая управление Церковью Соборами, состоящими из церковной иерархии, клира и мирян, как Домогательство социалистов управлять Церковью «Церковным народом», он отвергал, и право Соборов отменять старые законы, издавать новые, перетолковывать Священное Писание, изменять формы церковной жизни и в промежутках между Соборами управлять Церковью выборным коллективом – Синодом.

Он утверждал, что слова Символа Веры «Во Едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь» должны пониматься сообразно с текстом, установленным Вселенским Собором, а этот текст написан на греческом языке и в нем слово «Соборный» читается «Кафоликос», что значит «ВСЕОБЩИЙ». Исповедуя Церковь Кафолической, мы исповедуем, что к ней принадлежат все люди без различия национальностей, пола и социального положения, что в ней нет ни иудея, ни язычника, ни раба, ни свободного (Гал. 3, 28), что во Христе – все братья, все – сонаследники Христу. В нее входят люди всех национальностей и всех положений, как равноправные члены.

«Церковь – Тело Христово – составляется не из собрания людей, а в них вселяется, раскрывается и постигается в мере очищения человека от страстей помощью благодати, причем индивидуальное. Я не уничтожается, а все более просветляется, все яснее сознает себя членом единого великого Тела-Церкви, и насыщается Духом Святым. Поэтому и Апостол Павел учит, что Церковь – не просто собрание людей, а тело Христово, и кто в Церкви, тот не себе живет, но живет в нем Христос.

Управляет Церковью не народ церковный, а Сам Господь Иисус Христос чрез избранных Своих, которых Он поставил в Церкви епископами и вверил им всю полноту Апостольского служения.

Каждый епископ – наместник Христа в пределах вверенной ему епархии и должен действовать, как самостоятельный князь Церкви, являясь послушным орудием Духа Святого. Если он строго придерживается Священных канонов и учит согласно с учением Святых Отцов и Учителей Церкви, то никто не должен ограничивать его власти и вмешиваться в его управление и учение.

Епископ является источником благодати, беспорочным строителем Дома Божия (Тит. 1, 7) и высшим смотрителем или пастырем Христова стада (1 Петр, 5, 4). В нем сосредоточена вся власть духовная. Он имеет всю полноту Апостольской власти… Епископ в своей епархии есть глава Церкви и единственный ее судья (Ап. пр. 41). Как правитель Дома Божия (1 Тим. 3, 15), он имеет попечение и право распоряжения всем церковным имуществом епархии (Ап. пр. 41).

Права и обязанности епископов строго определены божественными канонами, изложенными в Книге Правил, которая имеет одинаковую силу и значение с Библией и считается вечной и неизменной Конституцией в Церкви. Хранителем этой Конституции являются Соборы епископов.

Книга правил знает только епископальное управление Церковью, строго монархическое или теократическое.

Ничего нового вводить в церковную жизнь Соборы не могут: «Никому да не будет позволено изменять или отменять, или принимать другие Правила… Если же кто уличен будет, как покусившийся некое Правило изменить… таковой будет повинен» (6 Всел. Соборн. Прав. 2, 7 Всел. Соб. Пр. 1).

Ничего выходящего из пределов предоставленных ему прав епископ творит – без воли первого, или старшего, не может (Ап. пр. 34).

Первый между епископами – такой же Епископ в своей епархии. Он не Епископ Епископов, а только первый по чести среди равных (Карф. Соб. Пр. 48. Антиох. Соб. Пр. 9).

Собору Епископов вверено хранение божественного откровения и право суда над уклонившимися от истины Епископами, что осуществляется ежегодными епископскими Соборами, созываемыми старейшим среди равных, но назначение этих соборов – не управление Церковью, а водворение и сохранение в Церкви мира и единомыслия.

Бей-гуань, все его церкви, все учреждения, все здания – созданы Владыкой Иннокентием. Здесь все живет памятью о нем и воодушевляется его заветами. И погребен он в Церкви, сооруженной им на братской могиле 222 китайских мучеников, погибших за Веру Православную.

(Продолжение следует "Смиренный Архипастырь").

ВРАТА АДА НЕ ОДОЛЕЮТ!

Противно смотреть на нынешнее положение, когда неосоветская нечисть, не только распоряжается в России, но и захватила главные позиции в Зарубежной Руси.

Это готовилось десятками лет… и раньше, покупали так, что больше не знаешь, кто сидит рядом с тобой: предатель, продавшийся или истинный соратник?

Наконец добрались до Церкви: факты вспоминать нечего т.к. они всем известны. У нас отобрали Церковь, присоединив ее к советской патриархии!

Теперь некоторые из нас приспособились. Многие же, наоборот, стали видеть агентов КГБ/ФСБ решительно повсюду. По слабости характера, взбунтовавшись, они, увидели «жупела» во всех углах. В поисках «жупела»- провокатора они стали обвинять друг друга, то есть делать, то чего добивались неокоммунисты из РФ. Они развели угодную путинцам мышиную возню позабыв о главном! Друг друга обвиняют, обличают провокаторов.. часто ошибаются. Это одна из главных причин того, что до сих пор не совершилось объединение «осколков» Зарубежной Церкви под одним духовным руководством. Повторяю: в своей мышиной возне (угодной нео-большевикам) забывают главное: возрождение нашей Церкви, страны и Нации!

Мы все члены Церкви – как говорил мне Блаженнейший Митрополит Виталий – и мы имеем за Церковь ответственность, поскольку Господь Иисус Христос нам это доверил.

Перестанем же враждовать между собой! Объединимся вокруг нашей идеологии, вокруг той Церкви, которая продолжает жить в наших сердцах.

В наше смутное время, каждый из нас должен положиться на свою совесть и здравый разум. В надежде на процесс возрождения снизу, надо примкнуть к приходу какого-нибудь достойного священника, которого нам послал Господь, верного Православию и Самодержавию, и перестать критиковать и обвинять других чад истинной, непатриархийной РПЦЗ. Зорко за всем следить, но быть снисходительным и терпеливым к человеческим слабостям единомышленников, и продолжать хранить наши традиции – нашего исторического Православия и Самодержавия. Наши соотечественники на Родине примыкают к «непоминающим» из МП.

Нам нужно объединиться, нам нужен диалог между собой – и если поспорим, это не плохо т.к. надеюсь, плодотворного результата.

Мне пишут из России: «объединение РПЦЗ в самом Зарубежье зависит от отношений между представителями зарубежной общественности, между собой.

Так объединимся же! Будем следовать вышесказанному в надежде на объединение, ибо в единении сила!

Димитрий К. Веймарн,

Канада, Июль 2010 Председатель ВМС

КАВКАЗЦЫ В БОЛЬШЕВИЦКОЙ ПАРТНОМЕНКЛАТУРЕ

Дмитрий Барма

К началу 20 века сепаратистские настроения охватили полуинтеллигенцию Закавказья. В учебных заведениях центральных губерний России «передовая» интеллигенция вместо распространения в народе знаний вела пропаганду по «сен-симонисту» Герцену и Марксу, а в переписке кавказской полуинтеллигенции были такие строки: «В школах нашего города должно происходить формирование будущих борцов за свободу армянского народа».

Что удивительного в том, что Шуша, где эти строки были написаны, была родным городом верных соратников большевистской шайки Левона и Богдана Кнунянца (известного под партийной кличкой Рубен)? Насаждаемая «демократической» полуинтеллигенцией неприязнь к русскому народу, русской православной церкви и русскому белому Царю на сепаратистском Кавказе понемногу перерастала в стремление к разрушению самой Российской Империи и стала той самой питательной средой из которой и выросла кавказская гвардия большевизма.

Та самая, что начиная от Владимира Ульянова-Ленина и Иосифа Джугашвили-Сталина (Кобы) и на все дальнейшие времена советчины составила не только значительную часть большевицких функционеров на всех уровнях власти, но и служащих репрессивного аппарата тайной политической полиции Советии. Нет никаких сомнений в том, что именно неприязненная ненависть к русскому народу, воспитанная долгой и кропотливой агитацией закавказской полуинтеллигенции, стала главной основой этого служения большевизму.

Интересы и чаяния собственно русского народа набранным из кавказцев советским функционерам и управленцам изначально не только непонятны и чужды, но и воспринимаемы с плохо скрываемою враждебностью. Это стало основою доверия к кавказцам со стороны верхушки большевицкой партии. Материальные выгоды от ограбления порабощенного русского народа и теплые места во всех уровнях управления хозяйством страны лишь закрепили за «передовыми» представителями Закавказья их новое место в уродливой социалистической системе распределения материальных благ. Стали их главным завоеванием и основою их верности поработителям России.

О разрушительной работе, в которой с 1903 года активнейшее участие принимали большевики-кавказцы, ныне почему-то почти ничего не пишется. А ведь интересных документов много. Вот, к примеру, достаточно лирический отрывок из воспоминаний старого большевика: «В жаркие, душные ночи, когда не хотелось возвращаться домой, мы отправлялись кататься по морю на лодках… Ночь была тихая, лунная, море необычайно спокойное. В лодке был Шаумян, Джапаридзе, Коба, Спандарян, Жгенти, Ашот Хумарян, Фаро и Людвиг Кнунянц. Мы отплыли далеко от берега, перестали грести и долго молчали, полулежа любуясь красотой моря и наслаждаясь тишиной».

Из письма Максима Литвинова В. Ульянову-Ленину от 20 сентября 1905 года: «сформировать при ЦК исполнительное бюро, в которое вошел бы из его агентов пропагандист (Инсаров-Лалаянц И.Х.), агитатор (Рубен), организатор (Бур-Эссен) и секретарь (вероятно, я). Это бюро выполняло бы всю практическую работу, лежащую на ЦК».

«Всю практическую работу»… Больше, пожалуй, и добавлять то ничего не нужно. Ближе к власти быть невозможно. И очень жаль, что сегодня так редко пишется о закавказцах Советии. Не стоит забывать ни о их отношении к русскому народу, ни о сегодняшнем месте в жизни новосоветского общества, ни о их исконной предательской роли по отношению к России.

ВОЙНА ОКОНЧИЛАСЬ, НО ГЕНОЦИД ПРОДОЛЖАЕТСЯ!

После первой мировой войны темными силами геноцид направлен главным образом против Православных народов. Жертвы: армяне, жители малоазиатских стран, белорусы, русские, сербы, украинцы и многие другие. Голокост православного населения с ожесточением продолжается до наших дней в республиках бывшего Советского Союза и в других странах мира. В Православии враги Церкви Христовой, строители «нового порядка», готовя приход в мир антихриста, видят препятствие. Поэтому им было необходимо для достижения своих планов убить Удерживающего - Русского Императора, короля Сербского и множество духовных и верующих в надежде этим ослабить Церковь.

Преступное правительство РФ не заинтересовано в благосостоянии населения, которое находится в нищенском положении и с каждым годом количественно уменьшается. На смену православным людям города и области заселяются иноплеменниками с Кавказа и Азии. Даже в сердце России – в Москве на улицах слышится не русский, не белорусский и не украинский говор, но враждебный всему русскому, а на местах сорока сороков воздвигаются врагами Православия капища ложным богам.

Многие тяжести пришлось перенести православным людям во время т.н. «холодной войны» также на Западе. Их обвиняли то в фашизме, то в коммунизме. Бывало, избивали, а бывало и похуже. В Миннеаполисе священник Св. Пантелеимовской церкви даже выступил по телевидению с объяснением, что его прихожане беженцы от коммунизма и не являются сторонниками Союза.

О многом печальном могут вспомнить и рассказать бежавшие от коммунизма жители Зарубежной Руси.

Мы приводим примеры того, как выдавались на расправу соотечественники, находившиеся в Западной Европе после окончания второй мировой войны.

Из всего происходившего ранее и происходящего в наше время следует сделать вывод, что единственная надежда на помощь может исходить от Господа, к которому и необходимо покаявшись обратиться с молитвами.

ВЫДАЧА НОВЫХ ЭМИГРАНТОВ ИЗ ЛАГЕРЯ МАНХЕЙМА. В.К. Сорокина.

«Здравствуй, боголюбивая дева! Вставай! Вставай! Пойдем гулять!» Взглянув на веселое лицо о. Владимира Востокова, обрамленное шелком белоснежных волос, Вера сразу расплылась в улыбку Этот маленький, худощавый старец, несмотря на свои 82 года, был полон энергии и жизни. Умный, образованный и глубоковерующий о. Владимир внушал Вере и симпатию, и уважение. Она с удовольствием слушала его рассказы, переплетенные юмором и житейской мудростью; преклонялась перед силой духа, присущей людям, принявшим в сердце истину Христову. Отец Владимир был священником Ди-Пи лагеря в Мангейме, когда американцы малодушно и жестоко выдавали ни в чем неповинных русских людей на пытки в застенках и ссылках СССР. Слухи о низком предательстве и беспощадной выдаче советам нескольких десятков тысяч казаков, их жен и детей, в Линце уже доползли до западных пределов Германии. Ужас и отчаяние сковали русские сердца. После долгих лет мучительного страха нужды и гнета на родине, наконец, вырвались советские люди в свободный мир; верили, что протянет несчастным руку помощи, а он, как Иуда отвернулся и предал их, даже не за десять серебренников… Нигде и никогда не выдавали политических беженцев. Почему же для них забыты гуманитарные законы и братские чувства?

Отец Владимир ежедневно служил в маленькой лагерной церкви, утешал и укреплял дух этих бездомных и беззащитных людей. Он сам не верил, что подобное преступление может произойти в ХХ веке., и совершит его культурный, христианский народ англичан и американцев.

Утром перед лагерем Манхеймом, появились американские части вместе с советскими агентами. В церкви шла служба; люди молились горячо, как в эпоху гонений. «Православные! Сказал о. Владимир, все мы христиане, и все мы русские. Нет ни старых, ни новых эмигрантов. У нас одна родина и одна вера. Не отдадим на смерть и муки наших безвинных братьев! Мы не можем отстраниться и равнодушно смотреть на это каиново дело»! И толпа ответила своему пастырю полным одобрением и согласием. Млящиеся стали плотной стеной, закрывая собою новых эмигрантов. В это время, солдаты ворвались в церковь, стали бить людей и выгонять насильно. Один молодой американец, еврейского типа, вышиб крест из старческих рук о. Владимира, вцепился в бороду и вырвал седой клок волос. Люди кричали и стонали в отчаянии…. Разбивали стекла и резали себе горло, вскрывали вены на руках… 26 летний Виктор З-ский схватил своих детей и бросился прочь из лагеря; но солдат заметил и выстрелил ему в спину. Пуля повредила позвонок. Он упал, и о нем забыли…

Избитую, окровавленную, плачущую толпу окружили неуместно веселые солдаты и советские агенты, загнали на грузовики и увезли… Опустел лагерь и постепенно утих…

Оставшиеся подобрали Виктора и доставили в тот же госпиталь, куда потом прибыла Вера. Красивый молодой человек, на двух костылях, с трудом перебрасывал парализованные ноги. Америка, страна его упорной, горячей мечты, захлопнула перед ним двери… и не только Америка, но и весь мир…

Вначале, физические страдания Виктора были так велики, что милосердные врачи вспрыскивали ему морфий. Раненные нервы постепенно заживали, но душевные муки не унимались. Виктор постоянно умолял дать наркоз, чтобы хоть на время забыться. Ему, конечно, отказывали. Виктор стал красть морфий в госпитале. Его поймали. Он плакал и твердил: «пропащий я человек! Нет мне ни жизни, ни смерти!»

НАСИЛЬСТВЕННЫЙ ВЫВОЗ ИЗ ЛАГЕРЯ БАД-АЙБЛИНГА 21 АВГ. 1946 г. О. Сергий – со слов очевидцев.

Еще не изгладились из памяти кровавые события в Дахау и Платтлинге, когда, по требованию советского правительства, американцы насильно выдали им русских военнопленных, как уже вновь надвинулась новая трагедия.

Уже трижды в течение восьми месяцев происходили пассивные протесты военнопленных в виде голодовок и самоубийств. Уже неоднократно обращалась русская общественность к демократических странам с призывом к справедливости и милосердию. Каждому ясно, что всякий насильственно выданный большевиками подвергается не только сам неописуемым пыткам и мученической смерти, но и его родственники и близкие будут преследуемы, лишены всех прав и сосланы в далекие края Сибири. Но ничто не помогло. И вновь свершился гнусный факт насильственного вывоза русских пленных.

9-го мая группа в 800 человек была перевезена из Платтлинга в Бургау, якобы для роспуска. 9-го июля их вновь перевозят, но в Бад-Айблинг. Распоряжение коменданта лагеря гласило:

Распоряжение Коменданта лагеря Бургау.

Все военнопленные в понедельник поедут в Бад-Айблинг, в лагерь П.В.Е. 26 для проверки. Те, которые будут найдены подходящими, будут отпущены. Остальные будут возвращены в лагерь П.В.Е. 318. Все люди берут свои вещи. Комендант.

В конце июля и в начале августа все люди прошли третью по счету комиссию, в состав которой вошел советский представитель. Комиссия задавала три вопроса: «Был ли до 1-го сент. 1939 года советским подданным», затем – «Служил ли в Красной армии?» и – В какой форме перешел в американский плен?»

Вопрошаемому не давалось ни времени, ни возможности сказать что-либо в свое оправдание. Многие, прошедшие комиссию, видя, что их устные протесты против огульного причисления всех пленных к Красной армии, остаются без внимания (требовался лишь короткий ответ – «был» или «не был»), подавали письменное прошение на имя председателя комиссии. В нем давалось разъяснение, что большинство из них не служило в Красной армии, а как неблагонадежный элемент были насильственно, без присяги, без права ношения оружия, определены в трудовые бригады для выполнения оборонных работ – рытья окопов, устройства противотанковых заграждений и т.д.

Почти вся эта группа военнопленных или их родственники были репрессированы и лишены права голоса. Однако советский представитель заявил, что даже те, кто находился на каторжных работах или был в ссылке, считаются служившими в трудовых бригадах, т.е. в Красной армии.

21-го августа люди получили приказ собраться с вещами у ворот блока для перевода их в другой блок. Там они должны получить обед. За неделю до этого они были переведены из этого же блока под предлогом чистки помещения для вновь прибывающих военнопленных. При этом они были тщательно обысканы и у них отобрали все, что могло служить самоубийству. С тревогой начали собираться люди. Высказывались предположения о возможности вывоза, так как не раз уж давались обманные объяснения переводов из блока в блок. У ворот опасения подтвердились. Здесь ожидала их не польская охрана, а американцы в нетрезвом состоянии. Американский офицер начал вызывать людей по списку. Каждая вызванная группа в 15 человек сразу же окружалась конвоем, который взводил курки и с винтовками на перевес плотно сжимал группу. По дороге она подгоняла людей прикладами, а американский офицер, руководивший операцией, был вооружен револьвером и плеткой, которую не раз применял, чтобы подгонять нерасторопных. Когда группа удалялась на расстояние, не позволяющее видеть ее из блока, она окружалась еще более сильным конвоем. На разветвлении дорог группа, в зависимости от знака сзади идущего американца, подаваемого головному солдату, пятящемуся задом с автоматом наготове, сворачивала либо в блок, либо к вагонам, где происходила погрузка. Группе, направляемой в блок, приказывалось сидеть в бараках. Погрузка, как и раньше, происходила по заранее намеченному плану, по знакам, следящего все время по часам, американца. При погрузке в вагоны, людей заставляли снимать сапоги, а часто и френчи. Приказывалось бросать все вещи. Медлительных и сопротивляющихся погрузке били немилосердно. Пытавшимся покончить жизнь самоубийством медицинская помощь не оказывалась. По словам очевидцев, в одном вагоне поднялся шум и крики. Американцы, открыв дверь и увидя там несколько раненых, истекавших кровью, хладнокровно вновь закрыли дверь и замотали ее проволокой. В вагоны грузили по 40 человек. Внутренней охраны не было.

В этот кровавый день, 21-го августа 1946 года, было вывезено 630 человек, т.е. почти все русские военнопленные остававшиеся еще после печальных событий в Платтлинге.

(Продолжение следует)

QUO VADIS ПАТРИАРХ?

«Вселенский Патриархат и его права согласно Патриарху Варфоломею».

Г.М. Солдатов (продолжение см. № 147, 148)

Вселенский Патриарх Варфоломей считает Константинопольский патриархат и свое личное положение на подобном католическому Риму, с властью подобной папе единолично решать дела Церкви, без Собора и без согласия других Автокефальных Православных Церквей.

Для поднятия своего авторитета и права, Патриарх основывается на историческом прошлом первых веков христианства, Восточной Римской Империи в Константинополе, до того как миссионеры принесли Учение Христа в Новый Свет, Австралию и многочисленные страны мира как Японию, Китай и т.д.

Патриарх утверждает, что в Православной Церкви около 300 миллионов верующих и географически они расселены на берегах Средиземного моря, Восточной и Северной Европе и на Ближнем Востоке и в нескольких самоуправляющихся патриархатах, образующих как он их назвал «интернациональную федерацию», в которой каждая Поместная Церковь обладает независимостью, соблюдая единство в вере и богослужении. Не находящиеся в этих древних патриархатах Церкви не получившие томос, подчиняются административно Вселенскому Патриархату. (Глава Американской Православной Церкви в Америке – Митрополит Иона, однако в этом году отвергнул эти претензии, указав на канонические законы, правонарушение Константинопольского Вселенского Патриарха вмешиваться в дела Американской Церкви.)

В статье «История Вселенского Патриархата», Патриарх Варфоломей опираясь на решение Халкидонского Собора в 451 г. пишет, что Константинопольской патриархии даны особые права по всему миру распространения своей юрисдикции на еще не занятые территории… а после «Великой схимы» в 1054 г. права на управления всеми православными во всем мире, также как и «почетное первенство службы, первым среди равных» – автокефальных или независимых Церквей. Он пишет, что и после нарушения единства в 1054 г. было «много контактов между Православием и Римом» а после занятия в 1453 г. Константинополя Оттоманской Империей, Вселенский патриарх был признан как Етнарх Православных жителей, с подчинением ему Восточных Патриархов и Церквей на Балканском полуострове. (Он не упомянул об ужасах того, какому разгрому крестоносцы подвергнули Константинополь, как и того что, свое положение Патриархи покупали у султанов, свергая друг друга.)

Не смущаясь, он пишет о Вселенском Патриархе что он «стал главным символом единства. (Это точно соответствует учению римокатоликов о положении папы). Он пишет о заслугах миссионерства патриархата в Киевскую Русь, Юго-восточную Азию и т.д. указывая, что патриархат ответственен не только за миссионерство, но и защиту Церкви.

В статье «Роль Вселенского Патриархата», Патриарх перечислил все подчиненные ему православные Церкви, епархии, представительства и организации:

Архиепископия Константинополя с районом Ставродромионом, Татаоулом, Босфором, Гипсомаеуем и Фанаром, также четыре митрополии в Малой Азии: Халкидона, Деркона, Имвроса (с Тенедосом), и острова Принца.

Все тридцать шесть метрополий в «Новых Землях» Северной Греции, которые временно с 1928 г. находятся в юрисдикции Автокефальной Церкви Греции.

Семи-автономная Архиепископия Крита,

Пять Митрополий на островах: Родос, Кос, Калымнос (с Леросом и Астипалем и Кассосом) и Сими.

Архиепископия Северной Америки,

Архиепископия Австралии,

Архиепископия Тиатерии и Велико Британии (с Западной Европой, Мальтой и Ирландией),

Митрополия Франции,

Митрополия Германии (и Центральной Европы),

Митрополия Австрии (с Венгрией и отдельным Европейским районом),

Митрополия Швеции и всей Скандинавии,

Митрополия Бельгии,

Митрополия Новой Зеландии (и Японии),

Митрополия Швейцарии,

Митрополия Италии (и Южной Европы),

Митрополия Торонто (и Канады),

Украинская епархия в Канаде,

Митрополия в Буенос Айрес (Аргентина и Южная Америка),

Митрополия Панамы (и Центральной Америки),

Митрополия Гонг Конго (с Индией, островами Филиппин, Сингапуром и Индонезией),

Митрополия Испании и Португалии,

Митрополия Кореи

Патриархальный Экзархат Русских Православных приходов в Западной Европе,

Кроме того, Вселенскому Патриархату непосредственно подчинены на положении ставропигии: монастырь Св. Иоанна Евангелиста на острове Патмос, Монашеская Республика с двадцатью приходами и скитами на Афоне, исторические монастыри Влатадес и Св. Анастасия в Фессалониках.

Некоторые интернациональные Патриархальные организации как Институт Патристики в Фессалониках, Православный Центр в Шамбеси и Православная Академия на Крите.

Некоторые организации в разных странах как то: Постоянное Представительство при Мировом Совете Церквей, Православное Представительство в Европейском Союзе и Представительство Патриархии в Афинах.

От имени всех Патриархатов, Автокефальных Церквей и организаций Вселенский Патриарх выступал на различных съездах, экуменических встречах, встречался с главами государств и представителями других часто нехристианских религий.

(Продолжение следует: «Патриарх Варфоломей о Турции и Коране».)

ТАМ ГДЕ В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ ПОЯВЛЯЮТСЯ ПРЕДСТАВИТЕЛИ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ ВОЗНИКАЮТ НЕДОРАЗУМЕНИЯ, РАССКОЛЫ, ВРАЖДА И СЕМЕЙНЫЕ ССОРЫ.

ИЗ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ НАМ СООБЩИЛИ

СВЯТИТЕЛЬ ИОАНН - НЕ С БОЯЗЛИВЫМИ !

Вадим Виноградов

Статья "МП и лишние люди", помещённая в 149 номере «Верности» вынуждает задуматься о глубоких изменениях, произошедших в последнее время в церковной среде.

Казалось бы, что эта статья только о факте подобострастия ныне зависимого то МП Сан - Францисского духовенства, встретившего жену президента с нескрываемым восторгом.

Хотя сию то даму, пожелавшую приложиться к мощам, именно там, где покоятся мощи святителя Iоанна и со слезами на глазах и вопросить бы, как смог в России появиться такой чудовищный документ, как "Основы религиозной культуры и светской этики", не допускающий в нежном возрасте исповедания Христова?

И коли она не поняла бы о чем речь, то и разъяснить бы ей какую бомбу против духа веры изволил подложить её муж - президент, подписав эти «Основы» к исполнению.

Но, оказалось, что и духовенству, не удержавшему то, что оно имело, а, именно, Духъ Русской Зарубежной Церкви, теперь даже и невдомёк, как и самой госпоже президентше, что готовит русским детям этот страшный документ.

Так, что статья "МП и лишние люди", она не только о факте подобострастной встречи госпожи президентши, а и о самих вылезающих наружу последствиях, связанных с принятием унии.

То, что капитулянты не нужны МП - это вопрос, как бы, частный: конечно же, их потихонечку устранят, поставив на их места людей без прошлого зарубежного духа.

А вот, что произошло с сознанием тех, кто ещё совсем недавно утверждал Духъ Русской Зарубежной Церкви? Как с принятием капитуляции без всякой сергианской школы изменилось мышление недавних карловчан? Как, например, протоиерей Петр Перекрестов, который упомянут в этой статье, будучи совсем недавно не просто карловчанином, а карловчанином строгим, пламенный издатель "Русского пастыря", во мгновенье превратился в автора дряблого сентиментализма (выражение новомучеников), защищающего ныне то, что ещё вчера обличал, как извращение православия. Психология измены - вот, вопрос, ожидающий ещё богословского исследования. Подписали, всего лишь, документ о, вроде бы, внешнем объединении, а в ту же секунду, независимо от самих себя, произошло и изменение сознания, и карловчанин тут же - уже и мыслит, как сергианин. Не так ли будет и с печатью антихриста? Примешь печать, чтобы получить в лавке пайку хлеба… и ты уже другой человек, с каким-то уже не русским мышлением?

Ну, а мышление сергианское, как известно, оно от лукавого. И это хорошо иллюстрируют новые сергиане, например, манипулируя мощами святителя Iоанна Максимовича.

Святитель Iоаннъ, давший самое точное определение Московской Патриархии, как образ пленения и духовного безсилия, неужели же не увидел бы страшного прогресса этого пленения и духовного безсилия в нынешнем состоянии Московского Патриархата? Ведь, митрополит Сергий, провозгласивший: ваши радости - наши радости, ведь, только провозгласил эти радости. Да, этим провозглашением совершено страшное дело - он, как бы, узаконил одновременного служения Богу и мамоне. И, тем не менее, ни сам Сергий, никто из его приверженцев сами не только не радовались радостям тогдашних безбожников, а только на словах, в сущности, обманывая их, заявляя, что они де радуются вместе с ними.

Совсем не то теперь! Нынешние сергиане искренне радуются радостям нынешних безбожников, правда, взятием в руки свечечек, принявших вид людей верующих. Да, разве бы мог великий святитель Iоаннъ, которому Господь открывал так много, не увидеть этого нового пленения духовенства радостями мiра, этого духовного безсилия, препят-ствующего отказу от ереси экуменизма? Как никто проник бы святитель Iоаннъ в суть духа нашего времени, и, что самое главное, раскрыл бы всю его подноготную.

И вот теперь, пользуясь тем, что мощи святителя Iоанна оказались на территории тех, кто сам являет сегодня собой образ пленения и духовного безсилия, они стали предметом обмана. Вот, пример: “О. Петр сообщил г-же Медведевой о том, что 10 мая 2006 г. поздно вечером за день до голосования, зная о большом несогласии между делегатами, проект резолюции Собора, положили на мощи Св. Иоанна и отслужили молебен. Не смущаясь сообщаемым, о. Петр сказал г-же Медведевой, что резолюция была принята почти единогласно!” Да, кто проголосовал то, отец Петр? Проголосовали то только боязливые! Да, их в данном случае на «соборе», оказалось большинство. Но Христовъ то духъ с демократическим большинством ничего общего не имеет. Как призывал говорить русских людей святитель Антоний Храповицкий? А вот, как:

«Русский гражданин, говори, как Максим Исповедник пред еретиками моно-фелитами: - Если и вся вселенная пойдёт по пути этого безумия, я один не пойду за ними! И как некогда те три блаженные отроки пред Новохудоносором, истинно одни во всём мiре остались верными Богу и прославили Его правду посреди огненной пещи, так и мы останемся верными основам христианской жизни русской, много ли, мало ли нас будет»

Ну, и разве святитель Iоанна благословил бы боязливых? Да, никогда! Так что, это очередная подтасовочка, прикрываемая мощами святителя Iоанна.

И разве эти пророческие слова святителя Iоанна, которое тоже донёс до нас в свое время отец Петр, ещё в пору своего карловадского мышления:

- Новые изменники не должны быть даже впущены в пределы России.

Зарубежье даст многих сознательных работников против Православной России, которые, оставаясь внешне православными и русскими, будут тайно работать против России, - разве не подтверждают эти слова святителя, что не было никакого его благословения на унию?

P.S. И были ли, вообще, карловчанами, пребывающие ныне в унии с МП, бывшие зарубежники? И часто слышимые от митрополита Виталия: "были с нами, но были не наши" - совсем не риторические слова? Вотъ, въ чемъ вопросъ.

* * *

ОТКРЫТ НОВЫЙ КАЗАЧИЙ БЕЛЫЙ МУЗЕЙ

Дмитрий Барма,

31 июля этого года в дополнение к белому мемориалу на Дону усилиями Владимира Петровича Мелихова был открыт белый музей и в подольском районе Подмосковья. Экспозиция музея не только не уступает московскому «Музею современной истории России», но во многом его превосходит. Владимиру Петровичу удалось создать одно из лучших мест для знакомства молодежи и школьников с нашей родной русской историей.

Открытие музея было только частью события. Не менее важен был сбор казаков со всех краев нашей Родины. Что можно сказать по нему? Казачество стало намного серьёзнее и настроения в нём самые белые (да и ориентировано оно более на практические дела нежели на дискуссии в интернете). Почитание Царя Мученика всеобщее.

Всем было ясно, что власть вновь и вновь попытается загубить всякое доброе казачье дело и ещё не раз изначально казалось бы свои люди и организации ''сменят свою ориентацию'', предательски уйдя под её крыло. Власть сбивает людей с толку соблазном ''вписаться'' в режим, воссесть в думе в виде крошечной, но якобы могущей что-то решить, ''необходимой и полезной'' ''белой'' партии. ''Вписавшиеся'' неминуемо послужат официальному курсу всепримиренчества с красными победами и легитимизации как чекистократической власти, так и МП, представители ЗЦ МП которой не стеснялись вводить казаков в заблуждение представляясь им… в качестве ''священников РПЦЗ''. Естественно, что в казачьем кругу обсуждалось как противостоять этой привычной уже методе лубянки да и многое другое, в том числе и антирусская настроенность нерусских людей с национальных окраин, и наивное незнание казачества многими своими же, русскими людьми, возникшее как следствие большевистской политики уничтожения казачества и до сих пор проводимого чекистской властью информационного блокирования нежелательных ей источников информации.

Однако казачья пресса есть и познакомиться с ней не сложно. Сайт В.П. Мелихова имеет весьма таки интересную белую библиотеку в электронном виде. С него же можно подписаться и на Альманах «Донские казаки в борьбе с большевизмом». http://elan-kazak.ru/

Газета Наша Страна http://www.nashastrana.info/ уже не раз писала о самом Владимире Петровиче и его Альманахе. Но есть не менее интересная общеказачья газета-журнал «Станица», архив номеров которой доступен на www.gipanis.ru

Подмосковье

===============================================================================================

РЕДАКЦИЯ «ВЕРНОСТИ» СОВЕТУЕТ СВОИМ ЧИТАТЕЛЯМ ПОДПИСЫВАТЬСЯ, ЧИТАТЬ И ДЕЛИТЬСЯ СОДЕРЖАНИЕМ ЕДИНСТВЕННОЙ В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ, ГАЗЕТЫ ПРИЗЫВАЮЩЕЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ К ОБЪЕДИНЕНИЮ "ОСКОЛКОВ" ПРЕЖДЕ ЕДИНОЙ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ, СТРЕМЛЕНИИ ИДТИ ПО УКАЗАННОМУ ЦЕРКОВЬЮ И РУКОВОДИТЕЛЯМИ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ ПУТИ, ДЛЯ СПАСЕНИЯ СВОЕЙ ДУШИ И ПОСТРОЕНИЯ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО ДЛЯ БУДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ.

1948 - 2010

" Н А Ш А С Т Р А Н А "

Основана 18 сентября 1948 г. И.Л. Солоневичем. Издательница: Лидия де Кандия. Редактор: Николай Леонидович Казанцев. 9195 Collins Ave. Apt. 812, Surfside, FL. 33154, USA Tel: (305) 322-7053

Электронная версия "Нашей Страны" www.nashastrana.info

Просим выписывать чеки на имя редактора с заметкой "for deposit only" Денежные переводы на: Bank of America, 5350 W. Flagler St. Miami, FL. 33134, USA. Account: 898018536040. Routing: 063000047.

Цена годовой подписки: В Аргентине - 100 песо, Европе 55 евро, Австралии - 80 долл. Канаде - 70 долл. США - 65 ам. долл. Выписывать чеки на имя:Nicolas Kasanzew, for deposit only.

===============================================================================================

ВЕРНОСТЬ (FIDELITY) Церковно-общественное издание

   “Общества Ревнителей Памяти Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого)”.

      Председатель “Общества” и главный редактор: проф. Г.М. Солдатов. Технический редактор: А. Е. Солдатова

      President of The Blessed Metropolitan Anthony (Khrapovitsky) Memorial Society and Editor in-Chief: Prof. G.M. Soldatow

     Сноситься с редакцией можно по е-почте: GeorgeSoldatow@Yahoo.com или

      The Metropolitan Anthony Society, 3217-32^nd Ave. NE, St. Anthony Village, MN 55418, USA

      Secretary/Treasurer: Mr. Valentin Wladimirovich Scheglovski, P.O. BOX 27658, Golden Valley, MN 55427-0658, USA

      Список членов Правления Общества и Представителей находится на главной странице под: Contact

      To see the Board of Directors and Representatives of the Society , go to www.metanthonymemorial.org and click on Contact

      Please send your membership application to: Просьба посылать заявления о вступлении в Общество:

      Treasurer/ Казначей: Mr. Valentin Wladimirovich Scheglovski, P.O. BOX 27658, Golden Valley, MN 55427-0658, USA

      При перепечатке ссылка на “Верность” ОБЯЗАТЕЛЬНА © FIDELITY

     Пожалуйста, присылайте ваши материалы. Не принятые к печати материалы не возвращаются.

Нам необходимо найти людей желающих делать для Верности переводы с русского на английский, испанский, французский, немецкий   и португальский языки.

Мнения авторов не обязательно выражают мнение редакции.   Редакция оставляет за собой право редактировать, сокращать публикуемые материалы.   Мы нуждаемся в вашей духовной и финансовой поддержке.

Any view, claim, or opinion contained in an article are those of its author and do not necessarily represent those of the Blessed Metr. Anthony Memorial Society or the editorial board of its publication, “Fidelity.”

===========================================================================

ОБЩЕСТВО БЛАЖЕННЕЙШЕГО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ

По-прежнему ведет свою деятельность и продолжает издавать электронный вестник «Верность» исключительно за счет членских взносов и пожертвований единомышленников по борьбе против присоединения РПЦЗ к псевдоцеркви--Московской Патриархии. Мы обращаемся кo всем сочувствующим с предложением записаться в члены «Общества» или сделать пожертвование, а уже ставшим членам «Общества» напоминаем o возобновлении своих членских взносов за 2006 год.

Секретарь-казначей «Общества»   В.В. Щегловский

The Blessed Metropolitan Anthony Society published in the past, and will continue to publish the reasons why we can not accept at the present time a "unia" with the MP. Other publications are doing the same, for example the Russian language newspaper "Nasha Strana" www.nashastrana.info (N.L. Kasanzew, Ed.) and on the Internet "Sapadno-Evropeyskyy Viestnik" http://www.karlovtchanin.eu, (Rev.Protodeacon Dr. Herman-Ivanoff Trinadtzaty, Ed.). Russian True Orthodox Church publication in English: http://ripc.info/eng, in Russian: www.catacomb.org.ua, Lesna Monastery: http:www.monasterelesna.org/, Russkaia Istinno-Pravoslavnaia Zerkov': http://community.lifejournal.com/ripc. There is a considerably large group of supporters against a union with the MP; and our Society has representatives in many countries around the world including the RF and the Ukraine. We are grateful for the correspondence and donations from many people that arrive daily. With this support, we can continue to demand that the Church leadership follow the Holy Canons and Teachings of the Orthodox Church.

===============================================================================================

(Более крупные суммы на почтовые, типографские и другие расходы принимаются с благодарностью.)

I wish to join the Society and am enclosing the annual membership dues in the amount of $25 per family. Students

pay $ 10. The amount of annual dues is only for those in US, Canada and Australia. Others pay as much as they can afford.

(Larger amounts for postage, typographical and other expenses will be greatly appreciated)

ADDRESS & TELEPHONE ____________________________________________________________________________

Если Вы прихожан/ин/ка РПЦЗ или просто посещаете там церковь, то согласны ли Вы быть Представителем Общества в Вашем приходе? В таком случае, пожалуйста укажите ниже название и место прихода.

СВЯЩЕННЫЙ ЗОВ

THE BLESSED METROPOLITAN ANTHONY MEMORIAL SOCIETY

Желаю вступить в члены общества. Мой годовой членский взнос в размере $ 25