Vernost'Number 155

4. И СНОВА, ТАК НАЗЫВАЕМАЯ... Вадим Виноградов

5. ECUMENISM IN ACTION. (“Portal Credo.ru” 20/5/10). Translation and commentary by Seraphim Larin

6. БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ. Генерал П.Н. Врангель. © Елена Семёнова

«Родина – это всё». ВОЗЗВАНИЕ. П.Н. Врангель.

7. ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫЕ ПРИЧИНЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ КАТАСТРОФЫ. Решетников Л. П.

8. АЛЬКАЗАР. Ген. Штаба Генерал-Майор фон Лампе

9. НОВАЯ КНИГА. «О ЧЁМ ШУМИТЕ ВЫ, НАРОДНЫЕ ВИТИИ…» © Георгий Назимов,

10. ГОСПОДИ! ПОШЛИ РОССИИ САМОДЕРЖАВНОГО ЦАРЯ! Н. Потоцкий

14. КАВКАЗСКИЕ ТРЕЗВЕННИКИ: АНТИАЛКОГОЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ НА ЮГЕ РОССИИ. Аникин С.С.

Bishop Sinesius, in the world Sergius Grigoryevich Zarubin, was born in the village of Panino, Saltykovskaya volost, Moscow province in 1886. He finished art school, and from 1906 to 1917 was a teacher in a craft school in Irkutsk. He joined the Starogolutvin monastery and was tonsured with the name Sinesius. Later, in 1918, he was ordained to the priesthood, and served in Omsk, Tyumen, Irkutsk and Urazov. From 1917 he was teaching in theological schools. On October 4, 1922 he was arrested “for anti-Soviet agitation”, but on November 1 the case was shelved and he was released. From the middle of the 1920s he was archimandrite of the Spaso-Golutvin monastery.

On May 31 / June 13, 1926, he was consecrated to the see of Ostrog, a vicariate of the Voronezh diocese, but in the same year he was renamed Bishop of Urazov, a vicariate of the same diocese. In December, 1926, he became Bishop of Kolyma, a vicariate of the Yakutsk diocese, and then Bishop of Yakutsk and Vilyusk. In 1928 he became Bishop of Izhevsk. He was disenfranchised.

After the declaration of Metropolitan Sergius he entered into opposition to him. In 1928, according to one (dubious) source, he signed the decisions of the so-called “Nomadic Council” of the Catacomb Church. He joined the Catacomb group led by Bishop Victor. On February 26, 1930, he retired, and lived in Izhevsk, not hiding his disagreement with, and separation from, Metropolitan Sergius. He continued to serve in the Assumption church without the permission of the ruling bishop. However, according to one source, in February, 1930 he was arrested in connection with the True Orthodox Church and sentenced to five years in the camps on the White Sea canal.

He was an original hierarch. He used to give two-to-three hour sermons, not noticing whether there was anybody in the church or not. Once it happened that he delivered a sermon, and the worshippers, tired of its length, all left the church. But he continued to talk. Finally, the church warden came up to him and said:

Only then did he, astonished by the words of the warden, finish his sermon in the empty church.

On May 9, 1930 he was banned by Metropolitan Sergius, and on June 4 was submitted to a hierarchical trial, but continued to serve, not considering himself to be a sergianist bishop.

As Metropolitan Sergius, relying on the Soviet authorities, increased the pressure on those who did not recognize him, Bishop Sinesius departed into the catacombs. He took on the appearance of a wanderer. He travelled round what was once Holy Russia, but which was now fallen, full of sin, in bast sandals with a rope belt round his waist, his hair and beard sticking out in wisps, a knapsack on his back... Who would have thought that he was an archpastor! In these difficult conditions he taught and instructed Orthodox Christians on the way to salvation. He spoke about the Jesus prayer as a convenient and indispensable work... He also spoke about the external conditions of the persecuted Church:

"From now on don't go into the open churches. They are snares. There is no Orthodoxy there. Only the form without the content... There it is as the Lord said: 'Your house is left to you empty!' (Luke 13.35). The Lord has punished us for our sins. The Church of Christ is not there - only a sham appearance remains. The true pastors have been annihilated, imprisoned, exiled, put to flight. While the 'priests' that have remained are, as a rule, party members, atheists. And these priests are creating there what the Holy Gospel calls 'the abomination of desolation'. And we are told to 'flee into the mountains' from this 'desolation'. And this is the same as that which Revelation refers to as 'fleeing into the wilderness'... Flee by praying to God! He is the Most High, He will not leave us who hope on Him as orphans. He is powerful to defend us, to preserve us from all evil, from enemies visible and invisible... Save us!"

The Lord gave him the gift of clairvoyance, but he hid it by playing the fool. Because of his foolishness for Christ's sake, there were some who did not understand this feat and laughed at him.

His prophecies were sometimes realized many years later. Once he gave a nun some children's swaddling clothes. She was indignant:

And ten years later she was put in camp... And her swaddling clothes "came in handy"!

On May 24, 1931 he was arrested for being “the leader of the Udmurtia branch of the counter-revolutionary church-monarchist organization, the True Orthodox Church”, and on January 26, 1932 was sentenced to ten years in the camps. He was sent to the camps on the Baltic-White Sea canal, arriving there on March 17. He was accused of inciting counter-revolutionary agitation among the prisoners, and on September 20, 1937 was sentenced to be shot by the Karelian NKVD. The sentence was carried out on September 27 in Sandormokh grove. According to another source, he was shot on October 15.

(Sources: "Svyashchennoispovednik Episkop Sinezij (Zarubin)", Pravoslavnaya Zhizn', 48, N 2 (554), February, 1996; Schemamonk Epiphanius (Chernov), Tserkov' Katakombnaya na Zemlye Rossijskoj; Lev Regelson, Tragediya Russkoj Tserkvi, 1917-45, Paris: YMCA Press, 1977, pp. 605-606; Russkiye Pravoslavniye Ierarkhi, Paris: YMCA Press, 1986; Metropolitan Manuil, Die Russischen Orthodoxen Bischofe von 1893-1965, volume 6, Erlangen, 1989, p. 224; M.E. Gubonin, Akty Svyateishago Patriarkha Tikhona, St. Tikhon's Theological Institute, 1994, p. 993; Bishop Ambrose (von Sievers), "Istoki i svyazi Katakombnoj Tserkvi v Leningrade i obl. (1922-1992 gg.)" (MS); “Katakombnaya Tserkov’: Kochuyushchij Sobor 1928 g.”, Russkoye Pravoslaviye, N 3 (7), 1997, p. 20; “Episkopat Istinno-Pravoslavnoj Katakombnoj Tserkvi 1922-1997gg.”, Russkoye Pravoslaviye, N 4(8), 1997, p. 5; I.I. Osipova, “Skvoz’ Ogn’ Muchenij i Vody Slyoz”, Moscow: Serebryanniye Niti, 1998, pp. 260-261; M.V. Shkarovsky, Iosiflyanstvo, St. Petersburg, 1999, p. 298; http://www.histor-ipt-kt.org/KNIGA/nnov.html#n.018a)

HIEROMARTYR THEODORE OF PETROGRAD

Fr. Theodore Konstantinovich Andreyev was born in a merchant's family in St. Petersburg on April 1, 1888 (or 1887). On finishing his secondary education in 1905, he entered the St. Petersburg Institute of Civil Engineering, but left during his fourth year and moved to the Moscow Theological Academy, from which he graduated in 1913 with a degree of candidate of theology. The subject of his candidate’s dissertation was “Yu. F. Samarin as a theologian and philosopher”. Then he became professor of systematic philosophy and logic in the Moscow Theological Academy, receiving his cathedra from Fr. Paul Florensky.

After the revolution, considering it “a time of self-definition”, he decided to devote himself entirely to the Church. In 1918 he cooperated on the Orthodox journal, Vozrozhdenie. In 1919, after the closure of the Moscow Academy, he moved to Petrograd, where he became a teacher of Russian language and literature in the former Mikhailovsky artillery school. He was also a teacher of apologetics and liturgics in the Petrograd theological institute from 1921 to 1923. On July 18, 1922 he became deputy of the pro-rector, and in his first academic year read 81 lectures on Christian apologetics. In the second year he read 83 lectures on patrology, and led the philosophico-apologetic circle.

I.M. Andreyev writes: "In 1921-22 Prof. T.K. Andreyev would sometimes give lectures or, more frequently, debates. Especially striking was his talk at the 'Home of Scientists' in the discussion after the lecture of Prof. N.O. Lossky in 1921, 'On the Nature of the Satanic', when the young professor, with immense feeling and broad erudition, censured the renowned philosopher Lossky, reading as it were a counter-lecture on the theme of 'The Origin of Evil'."

He also very cleverly and tactfully refuted the uniate exarch, Fr. Leonid Fyodorov and the talented Yu.N. Danzas, who until their arrest in 1922 preached the unia with Rome among the professorial body, claiming that it was the only way to the spiritual and political regeneration of Russia. Thanks to Theodore Konstantinovich, only two people in the whole professorial world accepted the unia. In this period, Theodore Konstantinovich began gradually to depart from his former professor and friend, Fr. Paul Florensky, and come closer to the well-known church writer and publisher, Michael Alexandrovich Novoselov (the future secret Bishop Mark).

On July 23, 1922 Theodore Konstantinovich married Natalia Nikolayevna Florovskaya. It was a happy marriage, and the couple had two twin girls.

On December 17, 1922 Theodore Konstantinovich was ordained to the diaconate, then to the priesthood, and on December 19, 1922 was appointed fourth priest in the Kazan cathedral. After the seizure of the cathedral by the renovationists, he temporarily did not serve. In the autumn of 1923 Bishop Manuel (Lemeshevsky) appointed him junior priest of the St. Sergius cathedral. He was raised to the rank of protopriest in 1927.

Fr. Theodore was tall, thin, well-built, with light-brown hair and beard, and with an exceptionally beautiful, inspired, but always waxy-pale face. He was distinguished for his asceticism, his simplicity and the strictness of his confession. Hundreds of inhabitants of Petrograd, especially from the intelligentsia, used to go to him for confession, when he gave many the Optina rule: “Live simply, say the Jesus prayer from day to day”. However, he forbade many to receive Communion. It is known, for example, that once he did not allow the widow of a professor of the Military-Medical Academy to receive Communion because she had attended an anti-religious spectacle in a theatre. To another parishioner he offered either that she get married in church or that she terminate her living together of many years with a certain professor. Otherwise, he would not allow her to receive Communion.

From 1924 to 1928, Fr. Theodore taught Dogmatic Theology and Liturgics in the "Pastoral Courses" which had been set up in Petrograd by a number of theology professors as an answer to the two other theological schools remaining in the city, a "renovated" one and a "liberal" one. However, when the rector of these courses, Professor John Pavlovich Shcherbov died, the courses closed down. Fr. Theodore lost his professorship and began teaching in technical and high schools.

His sermons produced a powerful impression on his listeners. They attracted so many people that the huge cathedral could not hold all those who wished to hear his inspired Orthodox word. Among his listeners were many professors and students of the Military-Medical Academy and University, and scientific researchers at the Academy of Sciences, who gradually became his spiritual children.

In the summer of 1927, when Metropolitan Sergius issued his infamous declaration, Fr. Theodore refused to accept it. On July 14 he was arrested, but was released after signing a promise that he would not leave the city on August 31. On November 10, the case against him was dismissed by the OGPU. In December he left the Sergiev Cathedral, whose two mitre-bearing protopriests, Fr. John Morev and Fr. Basil Zapolsky, were sergianists, and moved to the Cathedral of the Resurrection on the Blood, where the clergy who did not recognize Metropolitan Sergius had gathered: the superior, Protopriest Basil Veryuzhsky, Protopriest Sergius Tikhomirov, Protopriest Alexander Tikhomirov, Fr. Nicholas Prozorov, Fr. Nicephorus Strelnikov, Protopriest Victorin Dobronravov and others.

On November 27, a delegation from the Petrograd clergy and laity went to Moscow to remonstrate with Metropolitan Sergius. Before going, they had sent a letter composed by Fr. Basil Veryuzhsky suggesting ways of averting the impending schism. Fr. Theodore was to have gone as a member of this delegation, but was prevented by illness, and Fr. Victorin Dobronravov went instead. (According to another source, the members of the delegation were Bishop Demetrius and Fr. Basil from the clergy, and I.M. Andreyevsky and Professor Abramovich-Baranovsky from the clergy).

When the delegation arrived in Moscow, they handed Metropolitan Sergius three letters, one from the episcopate which may have been composed by Fr. Theodore but which has not been preserve, another composed by S.S. Abramovich-Baranovsky from the academic world, and a third composed by Fr. Theodore from the clergy and laity. Fr. Theodore's letter read as follows:-

"The present letter to you comes from certain representatives of the Orthodox clergy and laity of the city of Leningrad. It is elicited by your recent actions, beginning with the epistle of July 16/29 of this year. Our letter to you will probably be familiar to you in its contents. For us, however, who give it to you, it has to be decisive as regards the question of our further relationship to you and your activity. We therefore beg you to attend to us in your capacity as archpastor.

"We, your Eminence, - like, probably, the majority of the Orthodox people, - do not find that your recent actions have been perfect in the eyes of our God (Revelation 3.2).

"Do you remember what you undertook to do when you became the guardian of the Russian patriarchal throne, which had been widowed after the exile of its first locum tenens? You promised to maintain what was the only correct, though difficult, position in which the Lord had placed the Russian Church in relation to the present rulers of Russia. This position is difficult, for its common name is - rightlessness. But the Ecumenical Church as a whole has at times already known such a position; in individual parts she always known it; while the Russian Church, in the ten years of her living next to Soviet power, has likewise neither seen nor sought the possibility of any other kind of relationship. Orthodox people understood that an authority which has as one of its aims the spread of unbelief is unable not only to protect the Church, but even to preserve her order within the boundaries of its dominions.

"And truly, as we do not have to remind your Eminence, the position of believers in the country has become difficult. Remembering the words of the Lord and the teaching of the apostles, we have obeyed all the prescriptions of the civil authorities that do not contradict our Orthodox conscience, and we have suffered in silence all the repressions to which our faith has been subjected. But we did not hope to have any closer juridical relations with the unbelieving authorities, and did not seek them.

"That is how things continued for ten years, and that is how they should have remained in the future. The Russian Orthodox Church, seeing her Sun of Righteousness hanging on the wood of the Cross, stood in her order, reflecting the way of the Cross of her Master in her earthly wanderings during the time of persecution.

"You, your Eminence, wished as it were to help the Church and obtain for her certain rights from the civil authorities. But at what price did you obtain these? A price which for many Orthodox will become and already has become 'the price of blood' (Matthew 27.6). True, you did not act on your own, but as it were in the name of the Church, in your capacity as the guardian of the patriarchal throne. But you have gone far beyond the bounds of your remit. In fact, you know, your remit derives from the patriarchal remit and is defined by it; the Patriarch depends on the Local Council, and the Council expresses the voice of the whole of the Russian Church. These three grades of ecclesiastical authority were before your eyes when you composed your epistle. But how did you ascend on them to the primary source of your rights?

"You began with the Patriarch. Here, on your way to him, there arose before you the figure of the locum tenens. He had already been deprived of his place of service and had been sent into exile by the same authority from which you sought new rights for the Church, and was silently witnessing before the face of the whole of the Russian Church that his sorrows were not the sorrows of this authority, as your epistle claims, but were the same as our common, Orthodox grief. You understood that you could not justify your way of acting in the name of him whose closest deputy you were; and so, passing by the locum tenens, you never even mentioned him in your epistle. You extended your hand to the Patriarch himself through his exiled head, as it were.

“On the basis of certain unclear, as yet unconfirmed words of the reposed Patriarch concerning some 'three years' which he supposedly put forward as necessary for his completion of a work identical to your own, if death had not hindered him, you established this specious link of yours with him, at the same time that his nearest deputy, who was probably better initiated into the intentions of the reposed Patriarch, preferred to spend these three fatal years in exile, instead of working in the direction supposedly bequeathed to him by the Patriarch.

"Having established in this way an artificial link with the Patriarch, you turn to the next step - the Local Council. But here, not finding anything in the most recent Council which would authorize you to create those relations with the civil authorities which were laid down in your epistle, but even finding a decision contrary to your own in the decree of August 2/15, 1918, you, of course, did not seek for confirmation in the acts of previous Councils but preferred to turn to a Council that was still to come. It, you claim in your epistle, will solve the question concerning the higher ecclesiastical administration and 'those who tear the robe of Christ' - that is, evidently, the most recent schismatics and heretics. Moreover it will do a number of other things - but you did not say that it would review your own epistle [declaration] and everything done in the name of the council before its actual convening. It follows that there will be no proper Local Council, but only some new executive institution attached to your person. Moreover, in being called to establish a new form of higher ecclesiastical administration, it will evidently remove also that very patriarchate, on your links with which you have just tried to base your epistle. Don't you see the vicious circle you have fallen into?

"Let us now turn to the third, highest step of ecclesiastical authority - the conciliar mind of the Church. Perhaps, in bypassing the Council and the Patriarch, you succeeded in making immediate contact with the Orthodox conscience of the Russian members of the Church, and your epistle appeared as the expression of their voice? No, this voice would have had to assure you that if you seek the true witness of the Christian conscience, you would first of all have to find out the opinion of those who especially bear the name of witnesses of the truth, that is, the confessors who have suffered for it. You not only did not do this, but, on the country, you completely swept them aside as have sinned against that very authority with which you have so ardently been concerned to establish better relations. You swept aside both the witnesses and those whom you simply supposed would not be on your side, considering them to be 'ivory-towered dreamers'. You even suggested that they depart from you altogether, whether temporarily or forever. You recognized what remained from this selection to be the true Russian flock and began to act in their name. It is not surprising that they turned out to be in full agreement with you.

"And so the whole aim of the epistle was to give you the appearance of lawfulness, and yet it all stands on sand. Neither the Patriarch, nor the Council nor the conciliar mind of the Church is in fact in agreement with it. The epistle not only does not express their opinion: on the contrary, having first deviated from them, it substituted false likenesses of them and then clothed itself in its own fictitious rights. To put it bluntly, it is not the Russian Church that has drawn this epistle from her own depths; it is rather that the epistle, having been torn away from the historical Church, has itself been laid as the cornerstone at the base of the new 'church of the evildoers'. It has constructed new logical steps of representation in its own image and likeness: it has revealed to the world a deputy standing above and beyond the person he deputizes for; it has thought up a council with previously prepared acts; it has gathered to its advantage only those voices of whom it knew in advance that they would have to be in agreement with it.

"And this 'shame of nakedness' (Revelation 3.18) which has been revealed by the epistle cannot be covered by the 'Temporary Holy Synod' attached to the deputy which has arisen with it. It is in vain that it tries to communicate the likeness of a Patriarch to its president, for in accordance with the conciliar decree it is conceivable only with a Patriarch; its claims to express the voice of the Church are crazy. The synod is only a kind of soft carpet that covers over the profanation of the steps of ecclesiastical authority. They are now so smoothed down that they have formed a single steep incline along which the Russian Church is bound to crash down into the pit dug for it by you and the synodical epistle.

"But the abomination of desolation extends even further, it has been set up on the holy place, it penetrates into the very holy of holies of the Christian sacraments. Already the name of the patriarchal locum tenens is commemorated as if unwillingly, without calling him 'our lord'; already the deputy is sending out warnings that this commemoration will shortly cease because of 'the absence of canonical basis for it'; already the name of the deputy, which up to now has not been commemorated aloud in the churches, has been set next to that of the locum tenens and is about the crowd it out; already the names of the lawful diocesan bishops are being substituted with those of new ones forcibly imposed by the higher authorities in spite of the church canons; the commemoration of the very civil authorities who have rejected all faith is being introduced - a new phenomenon which disturbs the conscience of many; and many other anticanonical acts are also being carried out.

"And so the unity of the Church, which, in the words of Hieromartyr Ignatius the Godbearer, has its external expression in the bishop, and so for the Russian Church as a whole - in the Patriarch, has already been shaken - as a whole, by your union with a synod that has exceeded its rights to the point of equality with you, and in individual dioceses - by unlawful transfers of local bishops and their substitution by others. The holiness of the Church, which shines in martyrdom and confession, has been condemned by your epistle. Her catholicity has been desecrated. Her apostolicity, as her link with the Lord and as an embassy to the world (John 17.18), has been destroyed by the break in hierarchical succession (the removal of Metropolitan Peter) and the movement of the world itself into her.

"The stormy waves of this unprecedented ecclesiastical unrighteousness have rushed up even to our city. Our metropolitan has been removed without guilt and without a trial - you know all about this, Vladyka, although you have paid no attention either to him or to those who ask about him. A new bishop has been consecrated without sufficient basis and against the will of many Orthodox; another banned bishop takes part in church services; a series of other ecclesiastical iniquities have been committed, about which those who have given you this letter will tell you about.

"Our embassy to you, Vladyka, has been directly elicited by the pressure of this wave, but in coming to you we knew that were ascending to the very source of all the recent misfortunes, for that source is your epistle, and for that reason we beseech you on behalf of the needs not only of our diocese, but of the whole Russian Orthodox Church, whose members, by the mercy of God, we are. And we repeat what we said at the beginning: our embassy to you is decisive.

"You, Vladyka, must separate yourself, as the head of the Russian Church, from your own epistle, declaring it to be the expression only of your personal opinion which is not binding for the other members of the Russian Church, in accordance with the decree of the Council of 1917-18 of August 2/15, 1918, which made the taking up of this or that kind of attitude towards political questions a matter of the conscience of the believers themselves, for our Church by the legislation of the civil authorities themselves is separated from the state. Moreover, you must annul and reconsider all the canonically incorrect acts carried out by you and the synod and, in places by diocesan councils as a result of your epistle.

"But at the present time of our meeting we expect from you the simple witness of your conscience: do you accept our letter or not, so that we can inform our like-minded fathers and brothers who have authorized us to come to you whether we can expect from you the return of our holy rightlessness. Otherwise, our rejection of your epistle and your actions connected with it must, to our great sorrow, be transferred to your person, and, preserving hierarchical succession through Metropolitan Peter, we shall be forced to break canonical communion with you."

This letter was dated November 26-28 / December 9-11. Metropolitan Sergius did not respond to it. And so the True Orthodox Christians of Petrograd broke communion with him; and it was Fr. Theodore who composed the text of their "secession" in a letter dated December 14-16, 1927.

On September 8, 1928 he was arrested. First he was tortured. Then his throat filled with blood. The prison doctors diagnosed tuberculosis of the throat and pleurisy. At one of the interrogations they offered him freedom on condition that he supported Metropolitan Sergius. The investigator Makarov painted a rosy picture of all the "delights" of a flourishing Church recognizing the communist government and benefiting from the rights of a juridical person before the emaciated, barely alive pastor.

"We do not need your Soviet laws," replied Fr. Theodore, "leave us in our holy rightlessness".

Fr. Theodore defended his position in a work entitled “Apology of the Departed”, which was published under the name of his close friend and mentor, M.A. Novoselov, but which is now thought to have been written by Fr. Theodore

When the doctors had determined that Fr. Theodore had no more than one month to live, the GPU allowed him home without sentencing him. According to one source, he caught a chill at the beginning of Great Lent, 1929 while giving confession for hours in the cathedral of the Resurrection “on the Blood”. On returning home he lay down, with blood frequently pouring out of his throat. But in a weak voice he exhorted his visitors to be faithful to the Church of Christ and Metropolitan Joseph of Petrograd. His last known words were: “I am always thinking about the events that have taken place, and as I examine myself before the face of death, I can say one thing – with that mind and that soul that the Lord has given me, I could not have acted otherwise…”

Protopriest Theodore died quietly in his flat on May 23, 1929, and thousands attended his solemn funeral service. According to Professor A.I. Brilliantov of the St. Petersburg Theological Academy, the city had not known such an assembly for a funeral since the death of Dostoyevsky. Several future martyrs were there: Bishop Demetrius of Gdov, Protopriest Sergius Tikhomirov, Fr. Nicholas Prozorov, the young reader Kartsev (shot in 1931), and many pastors and laymen. Bishop Demetrius called him an "adamant of Orthodoxy" for his righteous criticism of Bulgakov, Berdyaev and other pseudo-Orthodox thinkers. It is known from the testimony of Hieromartyr Paul Borotinsky that Fr. Theodore, together with Bishop Demetrius of Gdov, was also opposed to Metropolitan Anthony Khrapovitsky’s teaching on “the Dogma of Redemption”.

In September, 1930 Fr. Theodore’s matushka, Natalya Nikolayevna, was arrested in connection with the case of “The All-Union Counter-Revolutionary Monarchist Organization, ‘The True Orthodox Church’”, and was sentenced to three years in exile. A search was carried out in the flat and many precious theological works by Fr. Theodore were taken away into the depths of the NKVD. On returning from exile, Matushka Natalya and her daughter Zoya were taken care of by his disciple and future Catacomb confessor and theologian, I.M. Andreyevsky. However, according to another source, she returned to Leningrad only in the middle of the 1950s, and died in 1970.

(Sources: L.E. Sikorskaya, Svyaschennomuchenik Dmitrij Arkhiepiskop Godvskij, Moscow, 2008; Protopresbyter Michael Polsky, Noviye Mucheniki Rossijskiye, Jordanville, 1949-57, part 2, chapter 19; "The Holy New Martyrs and Confessors of Russia", Orthodox Life, vol. 37, no. 1, 1987, p. 37; I.M. Andreyev, Russia's Catacomb Saints, St. Herman of Alaska Brotherhood, 1982, p. 92; Orthodox Apologetic Theology, St. Herman of Alaska Brotherhood, 1995, pp. 23-25; Victor Antonov, "Otvyet na Deklaratsiyu", Russkij Pastyr, 24, I-1996; M.B Danilushkin (ed.), Istoria Russkoj Tserkvi ot vosstanovlenia Patriarchestva do nashikh dnej, vol. I, St. Petersburg, 1997, pp. 989-990; M.V. Shkarovsky, Iosiflyanstvo, St. Petersburg, 1999, p. 300; http://www.pstbi.ru/cgi-htm/db.exe/no_dbpath/docum/cnt/ans/newmr; Bishop Ambrose (Epifanov), “’Ostav’te nam nashe sviatoe bespravie!’”, Vertograd, 1 (96), April-June, 2009, pp. 14-27)

Для каждого человека это немаловажный вопрос. Попытка разрешить его для себя и найти ответ приводит человека к такому образу жизни, который он сам избирает по своей воле. Когда же настает момент рассмотрения итогов прожитого, тогда и звучит ответ на этот вопрос. Ах, если бы можно было бы раньше на него ответить! Да и возможно ли это?

На самом деле все вышесказанное напрямую зависит от нашего отношения к таким понятиям как добро и зло. Человек вынужден принять сторону или того или другого. Попытка устраниться, оставаться нейтральным заранее обречена на неудачу. Слишком сильно зависит человек от духовного мира. Связь эту разорвать невозможно. А разорвав, невозможно будет найти того, что ищешь.

Счастье - это близость к Богу. Чистота человеческого сердца, возвышенного состраданием преображает мир человеческой души. Так должно быть. Но не каждое устремление человека к Богу приводит к этому результату. Особенно сейчас, в современном мире мы можем видеть упадок духовной культуры и торжество духов заблуждения. Везде говорят о Христе, но только тогда, когда это «удобно».

В жизни же страдание Христа ради отвергается. Понятие о счастье замещается понятием о благополучии. Мещанство (благополучная, благоустроенная жизнь, лишенная духовного наполнения) празднует победу, находя прочную основу в современном мире . И чем больше этого благополучия и комфорта в земной обстановке, тем меньше человек ощущает влечения к небесному, неземному, запредельному. Одновременно обнаруживается у многих людей большая склонность к этому самому нейтралитету между добром и злом. Но это уже другая форма духовности, другая религия.

Между тем бывают эпохи и разворачиваются события, когда этот нейтралитет между добром и злом становится совершенно невозможным. При этом схватка добра со злом становится крайне напряженной и достигает своего апогея. Вот тогда-то, в такие критические мгновения и разворачивается реальная картина мира перед человеческим сознанием. Душа оказывается между двумя безднами - между бесконечностью Горнего Мира и бездонной пучиной бесконечного мрака.

Это то время и те обстоятельства, когда все человеческое естество подвергается тяжелым испытаниям. Душа страждет и молит о помощи и избавлении. «Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света!» - призывает нас апостол. Это Церковь Воинствующая встает на защиту души человеческой от искушений этого мира, все больше погружающегося во тьму. Со дня грехопадения первых людей в материальном мире царствует ночь. Человечество одержимо духовным сном. Особенно это становится очевидным в наши дни. В последние 200 лет наша цивилизация пережила уже несколько глобальных катастроф, в том числе военных. Произошло вторжение человеческого знания в области тварного мира, явно запретные для человечества. Космос (макромир) раскрыл для людей грозную бездну, способную поглотить в один миг песчинку под названием Земля. Например, недавно пролетевшую мимо Земли на довольно близком расстоянии комету, ученые сравнили с «пулей, пронесшейся у самого виска». Ее даже не заметили сразу, т.к. она приблизилась со стороны Солнца. И что наша «могучая» цивилизация смогла бы сделать, если бы даже и заметили?

Микромир и энергия атома оказались не менее разрушительными. Даже «мирный» атом продемонстрировал людям свою адскую сущность на примере Чернобыля и других катастроф.

Как неясно оказалось будущее! Наш хрупкий мир оказался «зажат» между двумя страшными «тьмами». Теперь уже «освобожденные» самим человеком энергии этого мира могут погубить самого человека.

А что же само человечество? Люди по-прежнему заняты почти исключительно собиранием материальных благ и защитой накопленного. Удовлетворение своих земных потребностей и услаждение земной временной жизнью, хождение по своим собственным страстям (не редко вполне неестественным) - продолжают оставаться целью жизни большинства людей. Достижение успеха в этой жизни, которую сами же себе и создали, рождает иллюзию настоящего мира. По причине этого духовного сна забывают, что приходит конец всему - не только отдельной жизни человеческой, но и жизни всего космоса. Время ускоряется и это уже трудно не заметить.

Между тем мир успокаивает, усыпляет человека : « Время еще не настало, жизнь еще впереди - наслаждайся ею!». Таково магическое воздействие этого мира на душу человека.

Достаточно только появиться небольшой угрозе достоянию человека на земле и большинство людей готовы подобно жителям страны Гергесинской выйти из своего града и просить Господа удалиться из их пределов, чтобы не погибло их достояние. На их глазах погибло огромное свиное стадо и им страшно было видеть эту небольшую катастрофу. А то, что бесы приблизились к ним – это их не сильно взволновало. А ведь даже один из бесов мог бы ввергнуть весь этот град в пучину вместе с этими свиньями.

Тем не менее спасенный град не пустил Господа в свои пределы. Те кто от этого мира - сделали свой выбор. Им дороже оказались свиньи. А в чем же мир ищет защиту от потустороннего влияния?

Кроме того и от стихий мира сего тоже потребна защита. Когда требуется власть и мирское достояние, то Господне не понадобится. Нужна сила, способная дать могущество в материальном мире сейчас и при этой жизни. Не мешает привлечь к «сотрудничеству» и бесплотные силы, т.к. ясно, что они обладают колоссальной энергетикой. Выход у таких людей один - магия. Это уже область иного религиозного знания. Перед нами предстает антицерковь.

Мировоззрение , основанное на запретных знаниях в полном смысле слова можно назвать магическим. Ключ от двери, за которой открывается бездна - это и есть магия. Магия - в дословном переводе означает «энергия земли». Значит знания из области тварной энергетики - одно из самых опасных искушений для человека. Это искушение тайным (запретным) знанием. Ну а если это знание предполагает возможную власть над миром, то любые сомнения отпадают. Запретные плоды оказываются слишком привлекательными...!

«И сказал змей жене: ...в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.

И увидела жена, что древо хорошо для пищи, приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание.» (Бытие III, 4-6).

Но напитавшись запретным плодом, люди обрели смерть.

К сожалению история мало чему научила людей. Они продолжают жадно охотиться за необычными способностями, преимуществами и возможностями. Тайное знание должно по их мнению дать власть над людьми и стихиями. И дьявол снова подсказывает: «...откроются глаза ваши...!». Конечно «откроются» - перед тем как навеки закрыться, ибо человек при этом противодействии Богу удаляется от Него и умирает уже смертью духовной через свою гордыню, любопытство и непослушание. Потеря жизни вечной может оказаться для человека более сокрушительной, чем потеря райского существования или временной земной жизни.

Вся мировая история - есть борьба светлых и темных сил за душу человека. Только с этой точки зрения все исторические процессы становятся нам вполне ясными и понятными.

Древние и современные тайные общества, ереси и антихристианские религии и секты, модернистские течения и синтетические сообщества вроде синкретических религий и движений имеют один и тот же источник - противление Богу и ненависть к христианству. Это убедительно показывает все современное мироустройство.

Следует видимо привести примеры возникновения и последующей истории некоторых антихристианских и магических учений.

Вначале расскажем, например, о «Религии любви». Так по крайней мере называли ее последователи персидского проповедника Мани. В историю же эта ересь вошла под названием манихейства.

Мани родился в 227 г. по Р.Х. в Месопотамии. Он был сыном одного из руководителей иудео-христианской секты «крестителей» в Персии. После 24 летнего пребывания в этой секте у Мани произошел конфликт с руководством секты, который едва не стоил ему жизни. После этого он поселился в столице Персии и основал там собственную тайную общину.

Через некоторое время Мани объявил себя пророком и начал проповедь своего учения в Персии, Туркестане и Индии. Мани понимал и хорошо знал силу христианства и поэтому решил воспользоваться им, скрыв запретные гностические и каббалистические знания под христианскими обрядами. Ересиарх включил в свое учение элементы других религий, чтобы успешно распространить свое учение по всем известным тогда странам.

Пользуясь как прикрытием учением христианским, он объявил себя Утешителем, Которого обещал послать своим ученикам Иисус Христос. Мани обозначил свое превосходство над апостолами и даже над самим Иисусом Христом, назвав Его всего лишь одним из пророков. В последнем мы можем найти явное сходство с учением магометанским, что не удивительно, т.к. следы манихейства мы встречаем сегодня не только в исламе.

Манихеи считали материальный мир ошибкой Бога-Творца. Другими словами - «плохой работой» Создателя. Весь материальный мир - это мир тьмы, т.е. зла (сходство с учением гностиков). Т.о. была объявлена война не дьяволу и ангелам его, а тварному миру, в том числе и человечеству.

Учение манихеев изложено в труде «Книга Гигантов» и основа его заключается в утверждении равенства добра и зла (дуализм, неотъемлемая часть всех восточных религий). По их учению эти миры первоначально не соприкасались друг с другом. Но сильные возмущения в мире тьмы привели к соприкосновению с миром света и это вторжение привело к тому, что обитатели тьмы породили план захвата мира света. Свет не мог ответить жестокостью и силой на это нападение. Единственное средство защиты света стало привнесение частиц самого света во тьму, которая от этого сама разрушалась. Первые люди на Земле были заключены в нечистую плоть и страдали от этого. Это в общих чертах и есть мировоззрение манихеев. Как видим, здесь Богу отводится вполне второстепенная и весьма неблаговидная роль.

Спасение от мрака и тьмы манихеи видели в освобождении от материального и нечистого. Таким образом должны освобождаться частицы света, в том числе заключенные в телесном составе человека. Это по сути означало вражду против всего материального мира и человека как части его. Манихеи готовились к последней битве «сынов света» с «сынами тьмы» и многие из них обладали мастерством боевых искусств. Нужно отметить, что боевые искусства - весьма распространенное явление в лже-религиях, исповедующих дуализм (равенство добра и зла).

Манихеи проповедовали для рядовых членов общин довольно строгое воздержание, безбрачие и внешнее благочестие. Их проповедь «любви» соблазняла многих, особенно молодежь. Влияние манихеев довольно быстро распространилось от Испании до Китая. На некоторое время манихейство даже стало государственной религией в Туркестане и царстве Уйгуров.

Самому Мани не повезло. Он был казнен после того какпроиграл в соревновании в магической силе зороастрийским жрецам. Это произошло в 277 г. по Р.Х. Сама же религия выжила. Прямых последователей этого учения в разных странах довольно много даже сейчас.

Нередко попадали в эту секту и образованные люди. Например, Блаженный Августин (один из великих учителей Церкви) в юности находился под непосредственным влиянием этой секты около 10 лет. Блаженный Августин вспоминает, что в секте учили «тайному знанию», что Иисус Христос - это «сын света» и совсем не Сын Божий и что Новый Завет подделан теми, кто хотел привить к христианской вере иудейский закон. Подобная информация сообщалась тайно, при этом никаких подлинных текстов никогда не показывалось. «Это была страшная сеть дьявольская и многие запутывались в ней, прельщенные сладкоречием манихеев»,- писал впоследствии Бл. Августин. Манихейство всегда пыталось проникнуть в христианство и всегда в нем провоцировало ереси и расколы. Манихейство было осуждено соборно Церковью как ересь.

В Азии это учение получило более широкое распространение. Манихейские догматы нашли свое место в исламе, буддизме и даосизме. Особое распространение манихейство получило в Китае, на Тайване и в Гонконге среди восточных мистических сект, всегда активно исповедавших магию( например учение У-Шу). Революционные движения в Азии, особенно в Китае были «пропитаны» представителями тайных обществ. О революциях в Европе и России в этом отношении и говорить не приходится. Но это тема для другого разговора.

Достаточно вспомнить картину «боксерского восстания» в Китае в начале XX века. Восстание было направлено конечно же против христиан, в особенности против русского православного влияния. Очевидцы погромов и зверских убийств свидетельствуют, что все совершалось вполне организованно. Исполнители проделывали все это совсем как одержимые. Перед нами предстает картина направленного религиозного воздействия, по духу совершенно дьявольского. Здесь без кодировки сознания никак не обошлось. Это элемент любой восточной религии, любого восточного единоборства. Стоит только придти к мысли о равенстве добра и зла, как начинается процесс пересмотра всего сознания.

Мысль о Богочеловечестве Иисуса Христа может в результате отпасть сама собой. Зло окажется ближе по двум причинам. Во-первых - падшее естество человеческое будет совсем без большого труда приближаться к нему. К Божественному идти неизмеримо труднее, нужны значительные усилия. Во-вторых - мы с падшими ангелами находимся в области одного земного мира. Это опасное соседство и нужны усилия, чтобы Покров Божественный не был снят с нас.

Таковы глубокие корни только одного древнего учения, противляющегося Богу. Есть ли сейчас проявления этого начала? Восточные культы сейчас переживают расцвет, можно даже говорить о «вторжении» их в западную культуру. Конечно же они несут с собой не только элементы гимнастики или боевых искусств, но обязательно в центре всего будет чужеродное антихристианское религиозное сознание. В России особенно ярко все это проявилось в 90-е годы ХХ века.

Вспомним еще одну «религию любви», которая управляла сознанием молодежи в 60-70 годы ХХ века. Движение «хиппи» охватило миллионы молодых людей во всем мире. Мир свободного бесстыдного разврата, наркотики и религиозно-музыкальное сознание породили на первый взгляд подобие новой религии. «Дети цветов» создавали как им казалось новые понятия о добре и зле, отвергали старые понятия морали, государственного устройства и религии. Они совсем не замечали того, что все действие это реально имело религиозный характер и использовало древний манихейский призыв: «Да будет свет, любовь добра!». Запах волка не отобьешь никакой овечьей шкурой. Оскал страшной древней ереси хорошо просматривается в этом масштабном театральном действии, которое не редко по своему характеру принимало форму шабаша (древней языческой мистерии).

Сознание людей отвергает материалистическую культуру современного общества. Но при этом часто не происходит возврата к своим потерянным корням и душе не возвращается религиозная память. Людям предлагают «купить» новое мировоззрение. Не важно какой менеджер этим занимается - из спортивной секции У-ШУ, из псевдо-христианской секты, из оккультного общества или увеселительного клуба, результат будет один - кодирование. Они правда это называют «счастьем». Ведь там все «любят» друг друга, там весело и интересно. Потом все это назовут «церковью» или другим религиозным термином. Главное, чтобы все ощущали «дух любви». И кому какое дело, что когда-то «давным-давно» божественный апостол предупредил людей : « Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире.» ( I Ин., IV,1)

Вы можете задать вопрос: «А как же отличить от Бога или нет дух того или иного учения или проповедника?». Скажу больше, тот или иной проповедник, не соответствующий Духу Истины , может оказаться и в Церкви. Не секрет, что противные духи всегда стремились проникнуть в церковную ограду. Собственно, тем они и опасны, что умеют хорошо скрывать свои настоящие устремления. Апостол Иоанн сразу ответил на этот вопрос в своем послании: «Духа Божия и духа заблуждения узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога...» (I Ин., IV, 2)

Соответственно, всякий кто в скрытой или явной форме не признает воплощение Спасителя - есть дух антихристов. При этом совершенно не важно как он называется. Но если отвергают воплощение Христово, а значит и последствия воплощения, главное из которых Воскресение, то не имеют в себе ничего от Духа Святого.

Когда ведут речь о многоразличных учениях, пытающихся подделаться под христианство, то обычно можно заметить их общие черты : уже названное отрицание Божества Иисуса Христа, отрицание Его воплощения, отрицание самой Троицы, отрицание Страшного Суда и отрицание Церковных Таинств.

Т.о. становится ясным , что в мире существуют только две основные религии. Одна - это служение Истинному Богу, Спасителю и Творцу Вселенной.

Другая - противление Богу во всех его многообразных проявлениях. Причем, вторая религия понемногу заменяет первую. Также не трудно заметить, что процесс этот ускоряется. Для ослабевших в вере христиан предлагаются перетолкования святоотеческого духа Православного учения, размываются духовные основы жизни, ставятся под сомнение догматические истины. Для уже отшедших предлагают совершенно другие религиозные начала, только для прикрытия смешанные с христианскими понятиями. Таких людей переводят постепенно на пантеистическую (многобожие, его разновидность - экуменизм) религиозную основу. Ну а для самых «продвинутых» готовят просто молитвенное обращение ко злу и черные мессы. Это, если точно выражаться, - готовые козломольцы.

В действительности это довольно распространенное явление. Процессу изменения духовной направленности во многом подчинены современные средства информации, общественное устройство и сами основы существования государства. Задумайтесь, если государство утверждается в мысли, что все культурные основы имеют равное право на существование и начинает выращивать разрушительные начала ( антихристианские или просто извращенческие, вроде содомистов), то оно само участвует в активном растлении своих граждан. Бочка с порохом уже готова, останется ее поджечь!

Какова же цель этого сатанинского передела мира? Христа нельзя победить силой! Он живет в сердцах человеческих - Бог живых - не мертвых душ. Но сердца эти можно отвратить от Бога, напитав их ядом ложного познания и угостив их плодом отступления и греха. Тогда перед нами появляется и начинает расти отступническое сообщество, выступающее не редко под именем Христовым, но не имеющее в себе настоящего духа христианского.

По сути - это самая страшная смерть, которую называют духовной. Так еще в древности отпали от Истинного Бога иудаизм, а затем появился ислам, являющийся по сути поздней трансформацией иудаизма. Хотя эти религии признают существование Единого Бога- Творца, но не признают необходимость спасения человечества через искупление грехов и жертву Спасителя. Они не учитывают всеобщего закона тления и продолжают верить в возможность получения вечной жизни через свои собственные дела. Веру же в единственно - возможное на Земле дело искупления грехов, в крестную смерть и Воскресение Спасителя - отвергают.

Это отвержение дела Воплощения Спасителя лежит в основе деятельности антихристианских течений внутри самого христианства с первых его веков существования. Ариане и гностики, манихеи и альбигойцы, богомилы и тамплиеры, гуманисты и современные «просветители» из различных «клубов» в основе их идеологии лежит все то же отвержение спасительной жертвы Христовой и принятие на себя «роли церкви».

Что же такое ересь? Если перевести с греческого, то получим беру, выбираю. Беру и выбираю то, что мне нужно, а не то о чем проповедует Христос. Православный катехизис утверждает, что ересь состоит в том, что человек «к учению веры примешивает мнения, противные Божественной истине». По гордости своего ума еретическое сообщество и утверждается в своем собственном мнении.

Давайте посмотрим на более современные события. В начале ХХ века в России появилось в среде духовенства и мирян движение под названием обновленчества. Оно прежде всего насаждало недоверие к Церкви. Проводилась мысль о том, что Церковь и Православие перестали быть стержнем государства в России. Члены этого сообщества организовались в кружки и проповедовали гностические оккультные (магические) знания под видом нового течения - «софиологии». Еще в революцию 1905-06 гг. обновленцы выступили с призывом «реформировать Церковь». На Соборе 1917-18 гг. Они выступили против учреждения патриаршества. Практически не скрывалось, что члены этого сообщества находятся в Церкви для того, чтобы изменить ее устои изнутри. Смятение среди паствы вызвала попытка посеять сомнения в Священном Писании и отвергнуть основы Священного Предания Церкви; отвергнуть канонизацию святых; подвергли сомнению решения Вселенских и Поместных Соборов. Был изменен порядок богослужения и составлены переводы служб на русском языке ( что и сейчас иногда предлагается некоторыми священнослужителями Русской Церкви). Было заявлено обновленцами, что они «восстанавливают первозданную церковь». При этом ими было показано полное пренебрежение к иконам и основным догматическим истинам веры. Проповедовались и распространялись тайные гностические сочинения под видом «истинного христианства».

Результатом подобной разрушительной деятельности всегда является страшное духовное ослепление людей. Подобные явления когда то происходили в Католической церкви на рубеже Х-ХI вв. по Р.Х. Позже это привело к Реформации и религиозным войнам, в которых погибли сотни тысяч людей.

А что же обновленцы? Потерпев неудачу к концу 20-х годов ХХ столетия движение сошло на «нет», но кадры «передового священства» остались и вошли в состав «воссоздаваемой» богоборческой властью церкви.

Одним словом, Православие столкнулось с новым видом ереси под названием «обновленчество». Корни любого течения всегда можно обнаружить. Поросль в современной Русской Церкви от этих корней получилась обильная. Может быть поэтому так крепко держится эта поросль за экуменизм, что это близко к ее природе? Все ереси имеют один общий корень - противление Богу. Образцом в данном случае может послужить любое еретическое сообщество.

О подобном состоянии верующих в своем « Слове к благочестивым против богоборца и пса Магомета» пишет преподобный Максим Грек: «О, как возможет кто-либо достойно оплакать то помрачение, в которое пришел род наш! Окрест нечестивии ходят как львы рыкающие, которые всяким способом прельщают и похищают от Бога благочестивых и приносят их отцу своему - диаволу, в дар, ему весьма любезный. Пастыри же наши соделались бесчувственнейшими самих камней, считая для себя достаточным к ответу во время испытания то, что они возмогли спасти самих себя. Они добровольно презирают и не понимают божественного гласа, который говорит: «Аз есмь пастырь добрый, пастырь добрый душу свою полагает за овцы...».

Не нужно также забывать, что Православие осознает грядущие бедствия для сообщества верующих. В Евангелии содержится обетование, что врата ада не смогут одолеть Церковь Христову, но и пришествие антихриста признается неизбежным. Почему? Потому, что люди в силу своего удаления от Бога сами будут приближаться к Его противнику.

« Здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут себе избирать учителей, и от истины отвратят слух и обратятся к басням» ( 2 Тим. 4, 3-4 ).

Особая приверженность ко злу, возникшая в некоторых сообществах может возрастать и закрепляться даже генетически. Как известно грех имеет свойство не только накапливаться, но и передаваться в поколениях. Так ,например, особый вид отверженности не только от Бога, но и от человеческого образа представляют из себя, например, содомисты. Генетические исследования последнего времени показали, что гомосексуалисты отличаются от нормальных людей отсутствием одной хромосомы (см. «Древо зла» С.Н.Заволожский, № 6, Русский дом, 2004). То есть набор генов, определяющих нормальные мотивы поведения и ориентиры в жизни у этих людей отсутствуют. Ученые установили, что это явление происходит особенно интенсивно в условиях «цивилизованных стран Запада» и является результатом постепенного уменьшения в размерах мужских хромосом. Инфекции, вредные воздействия, стрессовые ситуации и т.д. влияют на этот процесс. Но самое главное - отвержение от Бога по своей воле и жизнь «свободная от предрассудков» вызывают повреждение человеческой природы. Другими словами - перед нами процесс деградации, закрепленный на генетическом уровне. Генотип гомосексуалиста довольно выразителен. Такие качества как жестокость, беспощадность, ненависть, мстительность, совершенная отверженность от естественного типа поведения - являются естественными для них, но патологическими для нормального человека чертами поведения. Этим объясняется очень большой процент содомистов среди серийных убийц (см.Русский дом).

Современное же «цивилизованное» сообщество их постепенно приближает к разряду обычных людей, утверждая, что они тоже представляют из себя нормальных людей. Значит либерализм и свободное «цивилизованное» общество само себя приближает к явному отклонению от нормы. «Свободный» образ жизни практически оборачивается свободой падшего человека. Не одна из мировых религий не принимает этого смрадного союза (кроме современного экуменического сборища), т.к. сознают, что это смертельная угроза для жизни всего человеческого рода. При внешней схожести с обычными людьми (только не в поведении) мы имеем дело с семенем другой генерации существ, с семенем антихриста. Поскольку человек - есть образ и подобие Божие, то образ Божий в данном случае явно теряется. Что же остается человеческого?

Господь решает участь подобных таким образом: « И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огнь от Господа с неба.»(Быт. ХХ, 24,25). Содом - означает горящий.

Сколько же таких ужасных плодов познания запретного можно еще перечислить?! Сколько ужасных явлений отпадения от Божьей благодати толкают людей в бездну и грозят миру не только физической (т.е. материальной ) смертью , но самое главное вечной погибелью и разрушением основ существования человеческой души?! Вот значит каков этот плод познания добра и зла! Понятно становится почему Господь запрещал людям прикасаться к этому опасному знанию. Познание ведь возможно и без искушения во зле. Оно может напрямую передаваться от Бога, как это и происходило в раю. Именно отсюда весьма высокий уровень познаний в области окружающего мира у первых людей и ранних цивилизаций. Человеком же, не без «посторонней помощи», был предпочтен непрямой путь познания. Это и положило начало удаленности от Бога и разделению среди самих людей. Это и был плод раздора (конфликта, противоречия). Наверное когда говорят «плод», то чаще всего представляют себе нечто обычное, яблоко например. Отсюда и появилось наверное выражение в русском языке - «яблоко раздора» ( другими словами - причина и плод противостояния).

Господь, побеждая разделение мира сего, вернул нам снова плоды вечной жизни. Древо крестное даровало людям плоды Христова Воскресения через причастие Христовой благодати и окончательную победу над злом. «Се гряду скоро» - эти слова, по объяснению св. Андрея Кесарийского, показывают или кратковременность настоящей земной жизни по сравнению с будущей, или же внезапность и быстроту кончины каждого, так как преставление от этого мира к вечности и составляет для нас конец этого бытия. Поэтому и заповедано нам не дожидаться всеобщей погибели мира сего и жадно улавливать эти признаки, хотя их и действительно становится все больше. Но для нас это может совершиться в один миг. Отсюда следует, что нужно «бодрствовать и иметь чресла препоясанными и светильники горящими» ( Ев. от Луки 12,35).

В Откровении Иоанна Богослова мы находим два символа вечной жизни. Первый - это «светлая, как кристалл, чистая река воды жизни». Второй же символ - это «древо жизни», по подобию того, которое было когда-то в земном раю. Плод его - неоскудевающий плод Богоразумия. Великое промыслительное действие Божие над всем родом человеческим воспевается в Пасхальном кондаке: « Аще и во гроб снизшел еси, Безсмертне, но адову разрушил еси силу, и воскресл еси яко Победитель, Христе Боже, женам мироносицам вещавый: радуйтеся, и Твоим апостолам мир даруяй, падшим подаяй воскресение.»

Жизнь есть за гробом - вот высшая сущность Пасхального торжества!

Воскрес Христос - и приблизился невечерний день Царствия Его!

«Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель».

2) Великий Пост и Светлое Воскресение, М. 1990г.

5) Св. Тимофей Алферов «Две космогонии», М. 1999г.

7) Князь Евгений Трубецкой «Три очерка о русской иконе», М. 1991г

8) С.Заволожский «Древо зла» , Русский Дом № 6, 2004г.

И снова интеллигенция… И снова срочно требуются слова святого правед-ного Iоанна Кронштадскаго:

- Как хитёръ и лукавъ сатана! Чтобы погубить Россiю, раздулъ въ ней невежество и развратъ черезъ высшiе и среднiе учебные заведенiя, через злона-меренныхъ писателей, черезъ, такъ называемую, интеллигенцiю»!

А вновь потребовались эти слова в связи с тем, что телеканал «Культура» в середине ноября 2010 года показал фильм «В поисках Толстого», где, вытащив из нафталина еретическое учение Толстого, преподнёс его на блюдичке с голубой каёмочкой, наконец-то, совершенно не развитому духовно нашему телезрителю.

Может показаться, что «Культура» сбрендила, приступив к утверждению лживой теории Толстого. Ничего подобного, теперь ясно, что, добровольно доверившись диаволу, «Культура» целенаправленно выпускает, самых что ни на есть академиков и директоров, чтобы ни у кого не возникло малейшего сомнение в великости толстовства. Академик и директор Абдусалан Гусейнов прямо говорит: - Для всех Толстой - автор «Войны и мира», а когда познакомимся с его учением, то его авторство «Воины и мира» уйдет на второй план. На первый выйдет его учение.

И ведь, как ничтоже сумняся, академик и директор, утверждая толстовство, не стыдясь и не краснея, преподносит рассуждения Толстого:

- Мы о Боге ничего не знаем, Он нам сказать ничего не может…

Вот, почему Iоаннъ Кронштадский сделал акцент на слова “так называемая”. Так называемая интеллигенция, даже нося звания академиков и директоров институтов, и никаких-то там атомных, а института философии, даже не знает, что Богъ говорил с человечеством через пророков тысячи лет тому назад. А Евангелие и апостол уж так много дали людям знания о Боге, и так много Богъ сказал всем через Евангелие и апостола, и Абдусалану Гусейнову в том числе, что морочить доверчивых людей, мол, мы о Боге ничего не знаем, Он нам сказать ничего не может… это означает, что действительно диавольское обольщение уже близъ есть, при дверехъ (Мф. 24,33).

И что самое то потешное со всеми нынешними академиками - философами? А то, что они, воистину, как и Лев Николаич, не желают знать, что Богъ снисходит к нам, и, пожив вместе с нами, ставит Себя в пример, представляет Свой образ жизни для подражания (Святитель Григорий Палама). А у “так называемых” - мы о Боге ничего не знаем.

И это всё об учении, которое признанно всей русской святостью гибельным для спасения. Святой праведный Iоаннъ Кронштадский не только написал страшное обличение толстовского учения, он всем сердцем молил Господа: - Господи, возьми Толстого! Потому и молился истово, чтобы не распространялось его губительное учение.

И целый век всё, что касалось этого учения, покрывалось молчанием. И только теперь, когда власть тьмы почувствовала свое время, когда стало некому заступиться за Православие, то есть, за Христа, православные атеисты, что называется, подняли свои головы. Да, как! Через телевидение, то есть, на весь мiръ.

Ну и где опытные православные богословы? Где «святители» - «просвети-тели»? Где телевизионный поп Чаплин Всеволод? Единственно, что они и могут произнести, и то не вслух: «Смятенный вид». А шёпотом друг дружке: - Что поделаешь - у нас светское государство. И мы не можем нарушать его «свободу слова», главную опору нашего родного государства, которое дало нам такую свободу, какой не было за всю историю церкви.

Итак, вот молитвенная запись святого праведного Iоанна Кронштадскoго:

Господи, мiръ в смятении; диавол - торжествует, правда - поругана.

Возстань, Господи, в помощь Церкви Святой. Господи, Л. Толстого возьми!

22 февраля 1901года вышло определение Священного Синода за номером 557, в котором сказано:

"Граф Лев Толстой непрерывно, словом и писанием, к соблазну и ужасу всего православного мира, и тем не прикровенно, но явно пред всеми сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковью Православною".

Лев Николаевич с этим определением был полностью согласен. Он сразу же пишет "Ответ Синоду".

Я действительно отрёкся от Церкви, перестал исполнять её обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей…

То, что я отвергаю непонятную Троицу и басню о падении первого человека, историю о Боге, родившемся от Девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо.

Это квинт - эссенция толстовства, учения, которое канал «Культура» в фильме «В поисках Толстого» (кстати, сделанном на средства Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям), вытащив из еретического сундука учение Толстого, пытались снова привлечь к нему сознание телезрителей, всячески выдавая это учение, как великую мысль: «Вер много, а дух один». Все господа, которые превозносили в фильме толстовство, как атеисты, конечно же, не знают, что ещё преподобный Феодосий на такой случай предлагал спросить сектантов, утверждавших почти за тысячу лет до Толстого, о множестве вер: - А ты спроси его, - поучал преподобный Феодосий, - что Богъ многоверный, что ли? А так же на Руси было твёрдое убеждение, что есть одна истинная вера - вера православная. Как к Православной вере относился Лев Николаевич, он сам нам об этом только что напомнил.

Так зачем же нужно было нынешней, так называемой интеллигенции, вытас-кивать из нафталина толстовское учение, о страшном последствии которого предупреждал святой праведный Iоаннъ Кронштадский:

И, как денница и сатана, отторгнул своим хребтом третью часть звёзд небесных, то есть ангелов, сделал их единомышленниками с собою, так наш Лев, сын против-ления, носящий в себе духъ его, своим рыканьем и хвостом, отверг тоже едва ли не третью часть русской интеллигенции, особенно из юношества, вслед себя, вслед своего безбожного учения, своего безверия. Его безбожные печатные сочинения свидетельствуют о том.

Так почему академику и директору института философии РАН Абдусалиму Гусейнову и другим создателям фильма, а также каналу «Культура» и Федеральному агентству по печати это рыкание и хвост Льва Толстого понадобилось преподнести, широкой телевизионной аудитории, как явление, превосходящее саму «Войну и мир»?

Сегодня великий художник ещё затмевает великого еретика. Но всеобщий экуменический духъ нашего времени вполне стал соответствовать ереси Толстого, объявившего войну Церкви Православной и всему христианству. И нынешние, добровольно уклонившиеся от Бога по наущению своего патрона диавола, посчитали, что ересь Толстого сегодня, прикрытая величием художника, может сыграть важную роль в деле подготовки прихода антихриста. И вот, первая ласточка - возвращение ереси Толстого в умы, приготовляемые всем экумени-ческим сообществом к поиску лжи (Пс. 4, 4).

А какое невиданное ограбление русских душ совершают ежесекундно все российские СМИ, ведомые Федеральным агентством по печати и массовым коммуникациям? Это, просто, не поддаётся никакому учёту!

Ну, что такое коррупция? Что такое приватизация - материальное ограбле-ние целого народа?

Ограбление русской души - вот она, главная то победа диавола!

И во всё время этого невиданного в истории человечества грабежа русской души над всей страной, над всей Российской Федерацией, не умолкая, звучит в исполнении сергиан Московского Патриархата гимн, под названием: «Россия возрождается»!

И после советчины это “страшное” наступило! Имя Бога стало у всех на устах… Но, что это за бог, которого нет в душе? Бог Льва Толстого в интерпретации философов эпохи всеобщей толерантности? Сегодня даже на таком звучном мероприятии, как Всемирный русский собор, вы не слышите Имя Христа? Какой же он тогда русский, этот собор, если он без Христа?

Вот, и перечисленные нами академики - директора, у которых бог на устах, сами то, как видим, в душе своей Бога то… не имеют.

Ну, и куда русской душе податься? Приходит к ней через телевизор Сахаров Андрей Николаич, (см. «Новые Губельманы») член - корреспондент и директор всей российской истории и, отвлекая русскую душу от Христа, тем самым грабит её. Потом приходит Пивоваров Юрий Сергеич, академик и тоже директор, и тоже грабит русскую душу, отвлекая её от Христа. Приходит ещё один директор, академик и философ - Абдусалам Абдулкеримыч Гусейнов, и тоже бессовестно грабит русскую душу отвлечением её от Христа.

И во всё время этого невиданного в истории человечества грабежа русской души над всей страной, над всей Российской Федерацией, не умолкая, звучит хор сергиан Московского Патриархата, в духе времени повторяющий одну только фразу: «Россия возрождается»!

Глава 1.

                                                                                                    Врангель был нашим любимым вождём.
                                                                                                    В нём воплощалась наша последняя надежда на победу
                                                                                                    в этой войне. Мы верили и любили его,
                                                                                                    нашего белого рыцаря…
                                                                                                                                                    Капитан артиллерии Пронин

    Род Врангелей известен ещё с 13-го века. Именно тогда встречается упоминание о неком немецком рыцаре, сражавшимся в рядах Тевтонского ордена. Позже его потомки служили шведскому королю. Надо сказать, что исстари Врангели были известны, как воины. Многие из них прославились в различных сражениях своей поры. Их девиз был: «Погибаю, но не сдаюсь!» Истории известны имена 79-ти Врангелей, служивших в шведской армии. Тринадцать из них пали на поле брани, а семеро погибли в плену.
С конца 18-го века начинается история баронов Врангелей в Российской Империи. Барон Карл Врангель участвовал в Русско-персидской войне 1826-1829 годов, многие годы воевал на Кавказе, командовал знаменитым Ереванским полком, в коем в то время сражались аж девять Врангелей. Карл Врангель разбил турецкие войска под Наджимом в 1854 году и взял крепость Баязет, известную читающей публике, благодаря одноимённому роману В. Пикуля. Участвовал барон и в легендарной обороне Севастополя.
Тем же Ереванским полком позже командовал другой Врангель – Александр. Он познал все тяготы Кавказской войны и проявил подлинный героизм, идя со своими гренадёрами на верную смерть, во время штурма крепости Гуниб, итогом коего стало пленение Шамиля.
Наиболее известен широкой публике Фердинанд Врангель, учёный и мореплаватель, в честь которого названы остров в Северно-Ледовитом океане, порт, вулкан и даже индейское племя. Фердинанд Врангель совершил два кругосветных путешествия, составил карты побережья Северо-Восточной Сибири и водных путей Аляски, возглавлял морской департамент Русско-Американской компании и, подробно изучив Аляску, пытался заинтересовать русское правительство её потенциальными богатствами, но, к сожалению, безуспешно.
Дед будущего Главнокомандующего Русской Армии, Егор Ермолаевич Врангель начинал свою службу в лейб-гвардии Гренадёрском полку и был одним из немногих там, кто не сочувствовал бунту декабристов. В 1826-м году он с двумя своими братьями отправился на войну с турками, где отличился и был жестоко изранен под Варной. В 1831-м Егор Ермолаевич штурмовал Варшаву и был награждён Золотым оружием. Оставив службу, барон женился на Дарье Александровне Рауш фон Траунберг, родной внучке Абрама Ганнибала, знаменитого «арапа Петра Великого». А.С. Пушкин приходился ей троюродным братом.
Старший сын Егора Ермолаевича, Александр был некоторое время семипалатинским прокурором. Как раз тогда там отбывал бессрочную солдатскую службу освободившийся из «мёртвого дома» Фёдор Достоевский. На всю жизнь Врангель сделался одним из самых близких и верных друзей писателя. Позже, в бытность Александра Егоровича секретарём русской миссии в Копенгагене, Фёдор Михайлович даже гостил у него однажды. О своей дружбе с Достоевским Врангель оставил интереснейшие воспоминания.
Средний сын, Михаил Егорович, более других унаследовавший крутой характер отца, сделал карьеру на государственной службе. Уже к середине 80-х годов он был генералом и губернатором одной из европейских областей России.
Младший сын, Николай Егорович оказался совершенной противоположностью своему отцу и старшему брату. Вот, что пишет о нём внук, Алексей Петрович Врангель в своей книге «Доверие воспоминаний»: «…отца Петра Врангеля можно было назвать кем угодно, но только не солдатом: сибарит, повеса, знаток и любитель искусств, он являл собою полную противоположность своим предкам». Николай Врангель был типичным представителем либеральной интеллигенции. В своих воспоминаниях он с гневом обрушивается на правление Николая Первого и Александра Третьего, обличает крепостнический строй, не щадя и собственного отца, который, впрочем, проявлял большую заботу о своих крестьянах и был ими весьма уважаем. С отцом Николай Егорович не ладил. Мать же его умерла, когда он был ребёнком, и его воспитанием занималась няня. Эта замечательная женщина могла спорить с суровым барином, настоять на своём, и тот, несмотря на «крепостничество» и самовластность, спускал ей это. После крупной ссоры с родителем, едва не окончившейся самоубийством сыны, Николай Егорович отправился учиться в Швейцарию. За время пребывания за границей он свёл знакомство с народниками, марксистами, нигилистами и прочими деятелями этого сорта, коих было там в избытке. Молодой барон даже встречался с Бакуниным. Было много и других знаменательных встреч: с княгиней Полиной Меттерних, писателем Александром Дюма… С принцем Уэльским, будущим Эдуардом Седьмым Врангель сошёлся довольно близко. Однажды имел место даже курьёзный случай: когда молодые люди спускались по лестнице одного из наиболее известных борделей Парижа, один из них оступился, оба упали, и в итоге Николай Егорович сломал ногу, а принц – несколько рёбер.
По возвращении на Родину Врангель, теперь уже доктор философии, опробовал несколько родов занятий: он был помощником губернатора Польши, литератором, какое-то время служил в гвардии и, наконец, получил хорошую должность в Русском Обществе пароходства и торговли, одним из руководителей и акционером коего оставался вплоть до революции. Судьба: именно кораблям этой компании суждено будет вывозить из Крыма остатки Русской Армии генерала Врангеля… Позже барон, хорошо освоившийся в финансовых кругах и будучи старым знакомым С.Ю. Витте, станет также председателем Амгунской золотопромышленной компании и Товарищества спиртоочистительных заводов и членом правлений нескольких компаний.
Николай Егорович женился на Марии Дмитриевне Дементьевой, бывшей в близком родстве с поэтом А.Н. Майковым (по линии отца) и С.Д. Полторациким (дед по линии матери), приходившимся кузеном небезызвестной А.П. Керн, музе А.С. Пушкина.
Мария Дмитриевна родила мужу трех сыновей. Младший, Всеволод, умер от дифтерии в раннем возрасте. Семья тогда жила в Ростове-на-Дону. Это несчастье было предсказано неким юродивым. Когда после смерти ребёнка родители пришли на его могилу, юродивый сидел рядом с ней и повторял с улыбкой:
- Тут наш ангелочек, тут…
Тяжело переживая утрату, семья перебралась в Петербург.
Средний сын, Николай, унаследовал от отца тягу к искусству. Он стал известен в среде петербургской интеллигенции, как писатель и историк искусства. Николай Николаевич устраивал многочисленные выставки, участвовал в журнале «Старые годы», редактировал журнал «Аполлон», был одним из учредителей Общества сохранения памятников старины, почётным корреспондентом Румянцевского музея, получил за свои научные труды орден Почётного легиона. Многие забытые имена, среди которых Кипренский, Мартос, Росси, стали хрестоматийными, именно благодаря этим трудам. Все работы Игоря Грабаря возникли при содействии Николая Николаевича, а весь пятый том скульптуры Грабаря и вовсе был написан им. Александр Бенуа называл этого человека «рыцарем искусства». Это о нём строки поэта Георгия Иванова:
Но Врангель – это в Петрограде.
Стихи. Шампанское. Снега, -
Николай Николаевич ушёл из жизни в 35 лет. С самого начала Первой Мировой войны он посвятил себя деятельности Красного Креста, став уполномоченным санитарного поезда имени Великой княжны Ольги Николаевны. Во время поездки на Западный фронт Николай Врангель заболел желтухой и скончался в госпитале Варшавы. Влияние Николая Николаевича в мире искусств было колоссально. Неслучайно в статье «Венок Врангелю» в 1916-м году Александр Бенуа написал: «Возможно, что будущие поколения будут говорить о какой-то эпохе Врангеля». К сожалению, потомки предали этого выдающегося деятеля забвению…
Старший сын Николая Егоровича, о котором и пойдёт речь в дальнейшем, Пётр, родился 15-го августа 1878 года в городе Ново-Александровске Ковенской губернии (ныне: Зарасай – известный курорт в Литве). Детство его прошло в Ростове-на-Дону, среди казаков. Пётр Николаевич уже тогда отличался недюжинной смелостью, смекалкой и ловкостью. Николай Егорович всегда брал сыновей с собой на охоту. В своих воспоминаниях он отмечал: «Стрелять влёт от излишней горячности я никогда хорошо не научился, и мальчики, к их гордости и моему конфузу, вскоре меня заткнули за пояс, особенно Пётр».
Николай Егорович, бывший заметной фигурой в среде промышленников, видел в старшем сыне продолжателя своего дела. Играя большую роль на сибирских золотых приисках, он рассчитывал, что Пётр Николаевич, став инженером, сможет сделать там хорошую карьеру. Этим и было продиктовано решение последнего поступать в Санкт-Петербургский Горный институт.

           Глава 2.

                                                                                Когда вошёл Врангель, было ощущение, что,
                                                                                повинуясь его властному виду, двери сами открываются перед ним…
                                                                                В тот момент он казался нам воплощением силы и могущества.
                                                                                Он вселил в нас веру и вернул душевное спокойствие.
                                                                                                                                                                    Капитан Орехов

Учёба давалась молодому барону легко. Из преподаваемых дисциплин наиболее занимала его минералогия. Один из современников, знавший Петра Николаевича в ту пору, вспоминал: «…Я встречал его в юности на великосветских балах, где он выделялся не только своим ростом, но и тужуркой студента Горного института; он был, кажется, единственным студентом технического института, принятом в высшем обществе…»
Среди разночинного студенческого общества Врангель держался обособленно. Ему, убеждённому монархисту, были чужды сходки и маёвки, митинги, демонстрации и иные излюбленные занятия «учайщейся молодёжи», которую один из тогдашних острословов справедливо назвал «не учащейся». Этой холодностью по отношению к ним Пётр Николаевич резко отличался от А.И. Деникина, в то время уже поручика, учившегося в Академии Генштаба. Антон Иванович с большим интересом относился к «прогрессивным» течениям и даже как-то прятал у себя подпольную литературу, которую принесли ему боявшиеся обыска курсистки. Позже приносили и иную нелегальщину. Уже по просьбе самого Деникина, желавшего расширить свой кругозор.
Обладая блестящими способностями вкупе с прилежанием, Врангель по окончании института получил золотую медаль, как первый ученик. Но, прежде чем заняться деятельностью, к коей он готовился, барон должен был по тогдашней традиции пройти воинскую службу. Как и его предки отбывал её Пётр Николаевич в Конном полку лейб-гвардии Его Величества.
В гвардейском обществе Врангель сразу ощутил себя в своей среде. Великолепный наездник, отличавшийся отвагой, доходящей в то время даже до некоторого молодчества, и несомненным шиком, он был одним из тех, о ком можно сказать словами поэтессы Цветаевой: «Цари на каждом бранном поле и на балу…» Надо сказать, что на балах Пётр Николаевич бывал охотно и танцевал блестяще.
Довольно скоро Врангель решил остаться на военной службе, сдать экзамен на офицера и поступить в полк, благо сдача экзаменов была для него, первого ученика Горного института, задачей ничуть не сложной. Подвел Петра Николаевича один курьёзный случай. Накануне производства в офицеры барон с друзьями отмечал это событие. Возвращаясь домой, он, проходя мимо дома полкового командира, вдруг выхватил саблю и лихо изрубил высаженные вдоль аллеи молодые деревья. Командир их очень любил, и кандидата забаллотировали с присвоением, впрочем, младшего кавалерийского обер-офицерского чина.
Надо сказать, Врангель в молодые годы отличался некоторой необузданностью характера. Известен случай, когда Пётр Николаевич выбросил в окно человека, который неуважительно обошёлся с его матерью (по счастью, это был первый этаж). Той же участью пригрозил барон проводнику и пассажиру, занявшему купе, зарезервированное для него и его молодой супруги: места были освобождены. Пришлось Врангелю стать и участником дуэли. Правда, только в качестве секунданта своего деверя Дмитрия Иваненко. Дуэль, впрочем, закончилась благополучно, и бывшие враги с размахом отметили это. Сохранилось свидетельство, что во время отмечания барон палил из дуэльных пистолетов по окнам… Подобная лихость, вообще, была свойственна гвардейцам. Однажды, в процессе одного из тех пиров, кои Николай Егорович Врангель, хорошо знакомы с этой средой, назвал в своих записях «Валтасаровыми», в офицерской столовой развели огонь прямо на полу, чтобы приготовить шашлык. Возникла угроза пожара. Положение спас Пётр Николаевич, откупоривший бутылки с шампанским и залившим огонь вином. К слову, на протяжении всей жизни Врангель питал слабость к шампанскому марки «Пайпер», за что друзья так и прозвали его – Пайпер.
Карьера инженера в Сибири вышла недолгой из-за начавшейся войны с Японией. Впрочем, этого времени вполне хватило Петру Николаевичу, чтобы ознакомиться с тамошним укладом жизни. Сибирские деревни в то время отличались зажиточностью. Были там даже свои «техасские миллионеры». Однажды в купеческом доме Врангель обнаружил круглое зеркало гигантских размеров. Заметив изумление гостя, хозяин гордо сообщил, что купил его на Всемирной выставке в Сан-Франциско.
- Но как вы доставили его? – недоумевал барон.
- Нет ничего проще. Кораблём до Владивостока, а потом санями с дюжиной лошадей сюда.
- Как же вы внесли его в дом?
- Его не вносили в дом. Дом построили вокруг него, - просто ответил хозяин…
По окончании Русско-Японской войны Врангель окончательно посвятил себя военному делу. В 1907-м году он успешно сдал экзамены в Академию Генштаба и был временно зачислен в родной полк Конной гвардии, шефом которого был сам Государь. В том же году Пётр Николаевич был замечен Императором. Вспомнив родственников барона, служивших ранее в полку и оценив по достоинству боевые награды Врангеля, Николай Второй сказал: «Я хочу, чтобы капитан Врангель служил в моём полку…» Таким образом, Пётр Николаевич стал полноправным офицером Конной гвардии.
Для большинства офицеров поступление в Академию было задачей весьма сложной. Подготовка занимала не один год. Нанимались репетиторы, изучались иностранные языки. Но из всех кандидатов принимались немногие. В тот год в Академию поступило 124 человека. Высший балл получил барон Врангель – 10,3, при среднем – 10. И вновь далось это Петру Николаевичу с легкостью. Часть предметов, кои были непреодолимым препятствием для его товарищей, он в совершенстве знал со времён Горного института.
Блестящие успехи барона во время учёбы в Академии не помешали впоследствии оклеветать его будущему маршалу СССР Шапошникову, однокашнику Врангеля, и другим. Вот, что пишет об этом сын Петра Николаевича, А.П. Врангель: «Однажды на экзамене по высшей математике Врангелю достался лёгкий вопрос, он быстро справился с ним и записал решение. Его соседу, казачьему офицеру, попался трудный билет, и Врангель обменялся с ним, получив взамен решённой новую, более трудную задачу, с которой тоже успешно справился. Эту историю много лет спустя однокашник Врангеля по академии советский маршал Шапошников описал в своих мемуарах. Однако Шапошников сделал то, на что не решился даже Сталин, которого Врангель разбил под Царицыном, - поменял роли участников, и у него вышло, будто это Врангель попросту стащил у товарища билет с более лёгкой задачей. Вряд ли такой исторический подлог добавил славы советскому маршалу». Многие другие факты Шапошников извратил точно также.
Академию Пётр Николаевич окончил среди лучших, седьмым по списку из почти полусотни, после чего «…прибыл в Офицерскую Кавалерийскую школу и зачислен в число прикомандированных к Офицерскому отделу для изучения технической стороны кавалерийского дело» (из документа от 20-го октября 1910 года). После прохождения этих курсов Врангель, ко всеобщему удивлению, отказался от службы в Генштабе и вернулся в свой полк. Своё решение барон объяснил так: «Из меня выйдет плохой штабист. Они подают советы начальству и делают вид, что довольны, когда их советами пренебрегают, а я дорожу своим мнением».
Уже в 1912-м году Врангелю была оказана величайшая честь – командование эскадроном Его Величества Государя Императора Николая Второго. Основные заповеди Гвардейского офицерства: «Гвардия на страже монархии», «Армия вне политики», «За Веру, Царя и Отечество» - стали основой мировоззрения будущего главкома Белой Армии.

        Глава 3.

                                                                                            Это был выдающийся человек.
                                                                                            Вспомним добрым словом храброго офицера,
                                                                                            верно служившего делу союзников, и главнокомандующего,
                                                                                            который потерпел поражение
                                                                                            только из-за трагического стечения обстоятельств.
                                                                                                                                                            Сэмюэль Хор («Таймс»)

    Предназначенного судьбою не изменить никому. Петру Врангелю самим Богом была уготована стезя воина, рыцаря, истинного продолжателя славных традиций его предков, и небольшое отступление от неё после досадного инцидента с изрубленными деревцами ничего, в сущности, не могло переменить. И два года спустя Пётр Николаевич отправился на войну с Японией. В чине хорунжего он был определён во 2-й Аргунский казачий полк, входивший в отряд генерала фон Ренненкампфа.
Первоначальным местом дислокации был китайский город Ляоян. Любознательный и наблюдательный барон, с нетерпением ожидавший настоящего дела, в отсутствии оного занялся изучением местных достопримечательностей. Их, правда, было немного: резиденция губернатора (тифангуана), подле которой тюрьма, окружённая высоким частоколом, и «лобное место», где Врангелю случилось однажды наблюдать казнь пятерых разбойников (хунхузов), которые были обезглавлены и погребены прямо рядом с местом казни. Были ещё кабачки, в одном из которых Пётр Николаевич познакомился с китайской кухней, среди деликатесов которой были тухлые варёные яйца и морские черви, и чайные, где собирались курильщики опиума.
Наконец сотня Врангеля, до той поры находившаяся в резерве получила первое задание. За прошедшее время барон успел довольно порядочно изучить характер казаков, которые отличались большой смекалкой. Особенно удивляла хорунжего их способность никогда не сбиваться с пути. Один из казаков охотно поделился секретом:
- Когда идёте куда-нибудь, ваше благородие, так почаще оглядывайтесь – смотрите назад. Как дорога покажется, так и на обратном пути казаться будет, никогда не ошибётесь.
Во время стоянки в деревне Цау-Хе-Гау стало известно о поражении основных сил русской армии. Разгром был сокрушительным. На поле боя остались убитые и раненые солдаты и орудия, уцелевшие из которых тянули теперь назад, к Ляояну. Под непрерывно моросящим дождём проходили поредевшие стрелковые роты, плелись раненые в промокших шинелях, поддерживая друг друга. Иные, потеряв силы, падали в грязь, пили воду из луж. Врангель приказал своей сотне спешится и предоставить лошадей раненым, но это была капля в море. Несчастные всё прибывали, они смотрели умоляюще измученными глазами, но хорунжий уже ничем не мог помочь им…
Система снабжения войск, как случалось зачастую, была налажена скверно, а потому казаки вынуждены были перейти на самообеспечение, реквизируя у местного населения продовольствие и фураж. Добычей они щедро делились со своими командирами, вынужденными закрывать глаза на эти экспроприации. Не хватало медикаментов. Изорванную одежду меняли на то, что попадалось под руку, и иного казака можно было уже увидеть в довольно нелепом облачении: смесь собственного обмундирования и китайских нарядов. Разбитые сапоги заменяли китайские туфли, к коим пришивали голенища. Убитых лошадей заменяли мулы.
Однако, армия сражалась геройски, и вскоре была одержана первая победа, которая дала надежду на перелом в войне.
Ещё в самом начале кампании, узнав о назначении главкомом бывшего начштаба легендарного Скобелева, генерала Куропаткина, старый друг Н.Е.Врангеля, генерал Дохтуров предрёк, что Куропаткин, привыкший к штабной работе, даже победу обратит в поражение. Пророчество сбылось в точности.
Между тем, Врангель отлично проявил себя в боях. Не раз пули свистели над его головой, но ни одна из них не задела его. Судьба исправно хранила будущего главкома Русской Армии. К слову, абсолютное вверение себя судьбе и презрение к смерти было чертой китайского народа. В разгар кровопролитных боёв, когда пули свистели совсем рядом, китайские женщины продолжали заниматься своей работой, будто бы ничего необычного не происходило…
Однажды барону Врангелю и его подчинённым случилось оказать услугу самим китайцам. Долгое время ряд китайских деревень подвергали разграблению хунхузы, находившиеся на содержании японцев. Командовал ими известный своей жестокостью Тя Фу, легендарный разбойник, фактически властвовавший в этой местности. Деревни хунхузы сжигали, жителей убивали, а сами оставались неуязвимы.
Какой-то ночью хунхузы напали на деревню возле русского поста и сожгли её. Тя Фу убил старосту деревни и похитил его дочь, чтоб жениться на ней. Отослав большую часть своей банды, он с несколькими приближёнными и пленницей отправился в маленькую деревню, чтобы там в доме старика, бывшего хунхуза, сыграть свадьбу. Врангель получил приказ взять по три человека из каждого эскадрона и захватить разбойников. Задача была выполнена. Казаки окружили указанный дом, из которого доносилась громкая музыка. Врангель с четырьмя казаками вошёл внутрь. Музыка смолкла. Один из китайцев высадил плечом оконную раму и выскочил наружу. Однако, его задержали казаки. Пленный был молод, крепко сложен, одеты в дорогие шёлковые одежды. Врангель приблизился к нему и спросил:
- Шима шинзе (как тебя зовут)?
- Тя Фу, - ответил хунхуз глядя в стальные глаза барона.
Так окончилась история легендарного атамана китайских разбойников…
Вскоре хорунжий Врангель получил срочный приказ: захватить пленных или, на худой конец, знаки отличия, оружие и снаряжение противника, которое бы позволило определить, какие именно части действуют против русских. Приказ был вызван донесениями лазутчиков о появлении новых вражеских формирований.
Ночью барон и несколько добровольцев предприняли вылазку к лагерю противника. Предприятие было рискованное, но, несмотря на стычку с японцами, в результате которой было ранено двое лазутчиков, и спешный отход под частым огнём противника, операция всё же была успешной. Двое японцев было убито, их амуниция и оружие захвачены. Врангель успел даже зарисовать план вражеских укреплений. Лазутчиков в русском лагере встречали как настоящих героев, с ликованием и поздравлениями…
Русско-японскую войну П.Н. Врангель закончил в чине подъесаула. За боевые отличия он был награждён орденом Святого Станислава Третьей степени с мечами и бантом. Послужной список барона в этот период выглядит так: в походах и делах со 2-м Аргунским казачьим полком в составе отряда генерала Ранненкампфа с марта 1904-го по май 1905-го, с июня по октябрь 1905-го – в разведке и делах со 2-й сотней Отдельного дивизиона разведчиков.
К слову, служа в разведке, Пётр Николаевич свёл знакомство с хорунжим Лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка П.Н Шатиловым, коему в будущем суждено стать начальником Штаба и ближайшим другом и соратником Белого Главнокомадующего…
О Русско-японской войне Врангель, имевший склонность к перу, составил прелюбопытные записки, в коих подробно описал не только военные действия, но и быт, нравы, природу окружавшей его местности. Записки эти были достойны настоящего исследователя, этнографа, отличались яркостью, художественностью и гибкостью языка. Мать Петра Николаевича, хорошо разбиравшаяся в литературе, передала эти записки в «Исторический Вестник», где они были опубликованы, и Врангель, к своему изумлению, даже получил гонорар.
Война окончилась поражением России. Однако, для Врангеля она имела весьма значимый результат. Генерал Дохтуров сказал отцу Петра Николаевича:
- Я много говорил с твоим сыном, собирал о нём подробные справки. Из него выйдет настоящий военный. Пусть и после войны остаётся на службе. Он пойдёт далеко!
И Врангель на службе остался.
В самом начале Первой Мировой войны Петру Николаевичу суждено было прославиться выдающимся подвигом в бою, который навсегда вошёл в анналы истории. В начале августа 1914-го года немцы закрепились в деревне Каушен, откуда обрушили бешенный огонь на русские соединения. Кавалерии приказали спешиться. Раз за разом гвардейцы, выпрямившись в полный рост, шли в атаку на германские батареи, и шквал свинца и картечи выкашивал их до одного. В этом аду гибла кавалерийская элита, представители самых знатных родов Империи. Так, в самом начале войны, русский офицерский корпус будет буквально уничтожен, так как офицеры шли в атаку первыми, ведя за собой своих солдат. Новых офицеров будут наскоро набирать из резервистов, но они уже не смогут заменить прежнего ядра, и это сыграет в будущем свою роковую роль. Сам Врангель отмечал позже в своих «Записках» о 16-м годе: «После двух лет войны армия так и не стала такой, какой ей надлежало быть. Большая часть младших офицеров и солдат, особенно в пехоте, погибли либо выбыли из строя. Вновь призванные офицеры были плохо обучены, им не хватало военного образования и мышления, из них не получались полноценные командиры. (…) Настоящей армии не могло получиться. Солдаты, призванные до войны, легко сносили тяготы и лишения службы, но их осталось слишком мало. Новое поколение было неудовлетворительным во всех отношениях…» Но это будет позже…
А в тот день в резерве остался единственный эскадрон Конного полка. Командовал им ротмистр Пётр Врангель. Вот, что говорит о нём служебная характеристика того времени: «…отличный эскадронный командир. Блестяще военно подготовлен. Энергичный. Лихой. Требовательный и очень добросовестный. Входит в мелочи жизни эскадрона. Хороший товарищ. Хороший ездок. Немного излишне горяч. Обладает очень хорошими денежными средствами. Прекрасной нравственности. В полном смысле слова выдающийся эскадронный командир».
Последнее Врангель доказал в битве при Каушене, когда получил приказ атаковать вражеский оплот своим эскадроном в конном строю. Чтобы успеть добраться до позиций противника прежде, чем тот уничтожит атакующих сплошным огнём, нужно было примеряться к местности. Петру Николаевичу удалось отлично использовать её: эскадрон неожиданно вылетел напротив немецкой батареи, изумлённые немцы не успели изменить прицел и ударили наудачу. Эскадрон шёл в лоб. Непрерывным огнём были выбиты из строя все офицеры, кроме командира. Коня Врангеля убили под ним прямо перед вражескими траншеями. Ротмистр вскочил на ноги и с шашкой ринулся к батарее. Вместе с остатками эскадрона он врукопашную дрался на немецких позициях, и в итоге Каушен был взят.
Лейб-гусар Великий князь Гавриил Константинович вспоминал: «После боя наш эскадрон был назначен в охранение. Ясно помню, что, когда полк собрался вместе, уже почти стемнело. Я стоял в группе наших офицеров, говорили, что Врангель убит; Гревс и Велепольский жалели убитого, как хорошего офицера, которого они знали ещё по Японской войне. Вдруг в этот момент появляется сам барон Врангель верхом на громадной вороной лошади. В сумерках его плохо было видно, и он казался особенно большим. Он подъехал к нам и с жаром, нервно стал рассказывать, как он атаковал батарею. Я никогда не забуду этой картины».
Князь В.С. Трубецкой отмечал, вспоминая об этой атаке, что, благодаря ей, барон Врангель «приобрёл в гвардии большую известность и популярность и быстро пошёл в гору».
За атаку при Каушене Пётр Николаевич был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени.
Как отмечалось в характеристике, Врангель всегда входил в мелочи жизни вверенных ему частей. По воспоминаниям одного из офицеров его эскадрона, он ложился спать последним и никогда не садился ужинать, пока не убеждался, «что все его люди устроены и накормлены». Это качество будет свойственно Врангелю до конца жизни.
Война неумолимо затягивалась. Новобранцы из резервистов, как писал потом Пётр Николаевич, «позабыли всё, чему когда-то научились, проходя срочную службу, ненавидели войну и думали только о том, как бы поскорее вернуться домой». Ко всему прочему нарастала в армии пропаганда враждебных сил, в первую очередь, большевиков. Среди новобранцев подчас оказывались агитаторы, смущающие и без того утомлённых войной людей, готовых поверить в бредни глашатаев революции. Снижался и моральный уровень армии. Учащались случаи мародёрства, грабежа мирных жителей. Проштрафившихся подобным образом Врангель карал жестко: мародёров попросту вешали. В Гражданскую войну Пётр Николаевич останется верен себе, и в его частях, в отличие от других, будет царить практически образцовый порядок.
Уже при Временном правительстве, Врангель, возглавивший 7-ю кавалерийскую дивизию, будет лично приводить к порядку распоясавшихся во время отступления войск мародёров. Дело было в городе Станиславов. Ночью Петра Николаевича разбудили страшные крики. За окном гостиницы, где остановился Врангель, бушевало пламя. Выяснилось, что солдаты громили магазины, большинство которых принадлежали евреям, грабили имущество, а хозяев избивали. Имея в сопровождении лишь одного офицера и двух ординарцев, барон вышел на улицу. Огонь распространялся по городу, грозя перекинуться на артиллерийские парки. Взяв ещё нескольких солдат, Врангель стал лично наводить порядок. В одном из магазинов, схватив одного из грабителей, барон ударом кулака сбил его с ног, громко крикнув: «Казаки, сюда, в ногайки эту сволочь!» Через два часа улицы были очищены. Пойманных грабителей расстреляли на месте.
Оценивая наскоро обученных офицеров, призванных наместо погибших профессионалов, Врангель отмечал, что «им было не дано воодушевлять своих солдат, вселять в их сердца отвагу». Сам барон владел этим искусством в совершенстве. Однажды Пётр Николаевич отправился в одну из бригад своей дивизии, располагавшуюся в лесу. Врангель вспоминал: «Едва я сошёл с коня, как рядом разорвался снаряд. Закричал раненый, рванула прочь окровавленная лошадь. Одни бросились из лесу, другие кинулись к лошадям. Назревала паника. Я скомандовал «смирно», сел за стол, подобрал осколок снаряда, разорвавшегося совсем близко, и со словами: «Кому горяченького? Лови!» - бросил его одному из солдат. Их лица оживились, по рядам прокатился смех. Паники больше не было…» Эта способность мгновенно оценить ситуацию и подобрать нужные слова располагала к Врангелю сердца людей и не раз помогала спасать самое, казалось бы, безвыходное положение.
В конце февраля 1917-го года к Петру Николаевичу, с 7-го января командующему 1-й бригадой Уссурийской конной дивизии, в Кишинёв, куда дивизия была отправлена на отдых, приехала жена, Ольга Михайловна, работавшая в полевом госпитале, расположенном в Румынии. Местное дворянство радушно принимало у себя офицеров, устраивала балы, на которых, по воспоминаниям Ольги Михайловны, Врангель, несмотря на генеральский чин танцевал, не отставая от поручиков…
Об этом времени пишет сын генерала, Алексей Петрович: «В Кишинёве рекой лилось шампанское, пары кружились в вальсе под музыку полкового оркестра, звучал смех, никто не замечал тёмных туч, сгустившихся над головой. Когда грянула гроза, все были застигнуты врасплох»…

        Глава 4.

                                                                    …Человеческими же чертами, выделявшими его (Врангеля – Е.С.)
                                                                    из остальной генеральской среды, являются чрезвычайная эластичность,
                                                                    высокая культура и сильная личная восприимчивость.
                                                                                                                                                                            П.Б. Струве

    - Это конец, это анархия, - сказал генерал Врангель своему начальнику штаба, как только генерал Крымов зачитал первые слова манифеста Великого Князя Михаила Александровича, отказавшегося принять власть после отречения своего брата. Убеждённый монархист, Пётр Николаевич видел опасность не в самом факте отречения Государя, но в крушении идеи монархии, отсутствии монарха, как такового.
Генерал же Крымов был настроен оптимистически. Он искренне верил во Временное правительство, в то, что армия, скованная на фронте, не будет вовлечена в политику. О новом военном министре А.И. Гучкове Крымов говорил с глубоким уважением:
- О, Александр Иванович – это государственный человек, он знает армию не хуже нас с вами. Неужели же всякие Шуваевы только потому, что всю жизнь просидели в военном министерстве, лучше его? Да они ему в подмётки не годятся!
Однако, уже вскоре настроение генерала резко изменилось: вышел знаменитый приказ №1 Петросовета, который вводил новые порядки в армии, кои окончательно разрушали и без того расшатанную дисциплину. В частности, заправлять всем отныне должны были солдатские комитеты, а офицером впредь не следовало даже отдавать честь…
- Они с ума сошли, там чёрт знает что делается! – негодовал Крымов, вызвав к себе Врангеля. – Я не узнаю Александра Ивановича: как он допустил этих господ залезать в армию? Я пишу ему. Я не могу выехать сам без вызова и оставить в эту минуту дивизию. Прошу вас поехать и повидать Александра Ивановича…
И Врангель отправился в Петербург. В своём письме Крымов просил Гучкова принять Петра Николаевича и выслушать мнение последнего, как его (Крымова) собственное. На одной из станций Врангель встретил ехавшего из Петрограда генерала Маннергейма, который рассказал барону о событиях в столице, коим был свидетелем. Обезумевшая толпа растерзала много офицеров, иные были убиты собственными солдатами. Среди них оказались и знакомые Петра Николаевича. Сам Маннергейм был вынужден несколько дней скрываться на разных квартирах, дабы избежать расправы.
В Киеве, куда Врангель заехал навестить старого знакомого, на площади лежал сброшенный с пьедестала памятник Столыпину…
Уже при подъезде к столице поезд оказался запруженным солдатами гвардейских и армейских частей. Все они были разукрашены красными бантами, многие пьяны. В вагоне-ресторане какой-то драгун стал бесцеремонно приставать к сестре милосердия. Та сделала ему выговор, и в ответ раздалась площадная брань. Врангель, присутствовавший тут же, немедля схватил мерзавца за шиворот и ударом колена выкинул в коридор. В толпе солдат раздался ропот, но напасть на генерала никто не решился…
Петербург произвёл на Петра Николаевича впечатление угнетающее. Все мостовые и тротуары были засыпаны шелухой от семечек, которые лузгали шатавшиеся по городу солдаты в распахнутых шинелях и без оружия. Повсюду возникали стихийные митинги, словно всех вдруг разом одолело какое-то словонедержание. Все, как по команде, нацепили красные банты: не только студенты, солдаты и курсистки, но и знать, даже лица из свиты Государя… Возмущённый подобной трусостью, Врангель все проведённые в столице дни ходил пешком в генеральской форме с вензелями Наследника Цесаревича.
Гучков отсутствовал в Петербурге, и Пётр Николаевич был принят министром иностранных дел Милюковым. Ему Врангель передал письмо Крымова и подробно изложил свою точку зрения на происходящее.
- Новые права солдата, требование обращения к солдатам на «вы», право посещать общественные места, свободно курить и т.д. хорошему солдату сейчас не нужны! – доказывал барон. – Этим воспользуются лишь такие солдаты, как те, что шатаются ныне по улицам столицы!
- То, что вы говорите, весьма интересно, - ответил Милюков. – Однако, должен заметить, что те сведения, которыми мы располагаем, что мы слышим здесь от представителей армии, освещает вопрос несколько иначе…
- Это возможно. Но позвольте спросить вас, о каких представителях армии вы изволите говорить? О тех, что заседают сейчас в совете рабочих и солдатских депутатов, неизвестно кем выбранные и кем назначенные? Или о тех, которых я видел только что на улицах города, разукрашенных красными бантами? Поверьте мне, что из хороших офицеров и солдат в Петербурге сейчас находятся лишь те, что лежат в лазаретах, но они едва ли могут быть вашими осведомителями…
Милюков обещал в точности передать всё сказанное Гучкову, а, вернувшись домой, Врангель нашёл телеграмму Крымова, в которой он сообщал, что вызван военным министром в столицу, и назначает Петра Николаевича временным командующим дивизии на период своего отсутствия.
Врангель вернулся на фронт. Армия всё более разваливалась. Не было единства и среди высших военачальников. Генерал граф Келлер за отказ присягнуть Временному правительству был отстранён от командования (позже этот рыцарь, да конца оставшийся верным своей присяге и долгу, будет жестоко убит большевикам в Киеве). В это время революционные солдаты с красными бантами чествовали генерала Брусилова…
В Амурском казачьем полку на полковом празднике играли Марсельезу и подняли красные флаги (один сделали из женской юбки). Врангель обратился к казакам с такими словами:
- Я ожидал встретить славный полк ваш под старым своим знаменем, а сотни с их боевыми знаками, вокруг которых погибло геройской смертью столько славных амурских казаков. Под этим знаменем я хотел собрать сегодня вас и выпить за славу Амурского войска и Амурского полка круговую чарку. Но под красной юбкой я сидеть не буду, и сегодня день с вами провести не могу.
Командиры Амурского полка попытались внушить казакам, что генерал оскорбил их, тем самым желая вызвать выступление против него. Узнав о том, Врангель тотчас отстранил их от должности и приказал провести расследование для предания их суду.
Вернувшийся из Петрограда Крымов, назначенный на место графа Келлера, выглядел ободрённым. Отныне он делал ставку на казаков, которые должны стать главной поддержкой Временного правительства. Врангель, знавший казаков хорошо, надежд этих не разделял, о чём прямо заявил Крымову:
- Я не разделяю, Александр Михайлович, ваших надежд на казаков. Дай Бог, чтобы я ошибался. Во всяком случае, раз вы делаете эту ставку, то следует избегать всего, что так или иначе может помешать. Сам я не казак, большую часть службы провёл в регулярных частях; едва ли при этих условиях я буду полезен как ваш ближайший помощник.
Генерал Крымов удерживать Петра Николаевича не стал и ходатайствовал о предоставлении ему в командование регулярной дивизии. В начале апреля Врангель вновь выехал в столицу.
В Петрограде нарастали волнения, а правительство не смело подавить их, боясь потерять моральную силу в глазах народа в случае кровопролития. Армия возлагала надежды на генерала Л.Г. Корнилова, возглавлявшего столичный военный округ. Врангель понимал, что только твёрдость и непреклонная решимость может ещё удержать Россию от окончательного падения в бездну. Ожидая нового назначения, Пётр Николаевич решил создать в Петербурге военную организацию, которая в нужную минуту могла бы выступить на стороне сильного вождя, как предполагалось, Корнилова, и тем самым предотвратить анархию. Аналогичная организация уже существовала на фронте под руководством генералов Алексеева и Деникина. В столице Врангель наладил взаимодействие с рядом существующих уже военных организаций и наладил контакты с офицерами многих частей. Готовясь со дня на день отбыть в действующую армию, он предложил возглавить дело своему старому другу графу Палену (впоследствии командиру корпуса в армии Юденича). В помощь были привлечены ещё несколько офицеров. Вскоре был налажен штаб, поставлена разведка и разработан подробный план занятий важнейших зданий в центре города.
В это время генерал Корнилов оставил свой пост и отбыл в армию, продолжая, впрочем, поддерживать контакты со многими лицами в Петербурге через своего ординарца Завойко. Через него Врангель и возглавляемая им организация вышла на связь с Лавром Георгиевичем.
В конце июня Пётр Николаевич получил назначения командующим 7-й кавалерийской дивизии и выехал на фронт.
В июле Корнилов был назначен Верховным Главнокомандующим, что дало надежду, что Временное правительство, наконец, трезво оценило ситуацию и решило опереться на сильную личность, на армию. Однако, не прошло и полутора месяцев, как Керенский объявил генерала изменником. Корнилов обратился к армии с телеграммой, в которой говорил о «свершившемся великом предательстве…», запрещал принимать телеграммы от правительства и приказывал снять радио. Полковые комитеты выступили против Главнокомандующего, а многие офицера попросту растерялись.
На совещание собрались войсковые комитеты. Председательствовал полковой священник о. Феценко, об отозвании коего Врангелем недавно было возбуждено ходатайство. Пётр Николаевич вошёл в толпу и обратился к собравшимся:
- Здорово, молодцы казаки!
- Господин генерал, я должен вам заметить, что здесь нет ни молодцев, ни казаков – здесь только граждане, - сказал священник.
- Вы правы, батюшка, мы все граждане. Но то, что мы граждане, не мешает мне быть генералом, а им молодцами казаками. Что они молодцы, я знаю, потому что водил их в бой; что они казаки, я также знаю, я сам командовал казачьим полком, носил казачью форму и горжусь тем, что я казак! – ответил Врангель и, повернувшись к казакам, повторил приветствие.
- Здравия желаем, ваше превосходительство! – грянули те в ответ.
Сев за стол, Врангель осведомился у присутствовавшего начальника дивизии, генерала Одинцова, что, собственно, происходит. Одинцов доложил, что обсуждается резолюция в поддержку Керенского, телеграмму коего прочли представители комитета.
- Отлично! – сказал Пётр Николаевич. – А телеграмму Корнилова вы читали?
- По постановлению армейского комитета эта телеграмма прочтению не подлежит.
- Я получил эту телеграмму от командующего армией, она передана под мою личную ответственность. Я не считаю возможным скрыть её от моих войск. Ответственность за это всецело принимаю на себя.
Члены комитета пытались протестовать, но из толпы послышались возгласы:
- Прочитать! Прочитать!
Врангель прочёл телеграмму и произнёс:
- Теперь вы знаете, казаки, всё. Верю, что вы исполните долг, как солдаты, и решите по совести и воинскому долгу. Что касается меня, то я как солдат политикой не занимаюсь. Приказ моего главнокомандующего для меня закон. Уверен, что и ваш начальник дивизии скажет вам то же самое.
Одинцов забормотал что-то, побледнел и, наконец, вымолвил:
- Я – как мои дети, как мои казаки…
С трудом сдержавшись, чтобы не обозвать его подлецом, Пётр Николаевич простился с казаками и направился к автомобили. Подбежавший Одинцов бормотал лишь:
- Как же так, как же так, я совсем растерялся. Ты с твоим вопросом застал меня врасплох…
Через день поступил приказ об установлении над всеми телеграфами и телефонами контроля военных комитетов, они же должны были заверять приказы начальников. Узнав об этом, Врангель подал прошение об отставке.
- Это приказание я считаю оскорбительным для начальников, - заявил он. – Выполнить его я не могу. Прошу немедленно отчислить меня от командования корпусом.
Резкое выступление Петра Николаевича привело к «разъяснению» приказа, которое отменяло заверение комитетчиками приказов командиров. Телефон же и телеграфный аппарат Врангель перенёс к себе на квартиру, где устанавливать контроль не посмели. Вскоре генерал был назначен командиром 3-го конного конкурса. Во всеобщей чехарде и неразберихе на ту же должность был назначен П.Н. Краснов…
Не торопясь принимать командование, Врангель решил некоторое время провести в Петербурге до разрешения недоразумения. Здесь он узнал о том, что многие офицеры из созданной им организации вынуждены были скрываться и даже покинуть город, во избежании ареста после краха «корниловщины». Граф Пален лишь недавно вернулся в столицу. Генерал Крымов после встречи с Керенским застрелился. Последними его словами были: «Я решил умереть, потому что слишком люблю Родину».
25-го октября в Петербурге прогремели выстрелы «Авроры». Керенский бежал. Верховным главнокомандующим был назначен прапорщик Крыленко, который тотчас отдал приказ «вступить в переговоры с противником».
Врангель оставил армию и отправился в Крым, где в доме своей матери жила его жена и дети. О тех днях он писал: «Восемь месяцев назад Россия свергла своего Монарха. По словам стоявших у власти людей, государственный переворот имел целью избавить страну от правительства, ведшего её к позорному сепаратному миру. Новое правительство начертало на своём знамени: «Война до победного конца». Через восемь месяцев это правительство позорно отдало Россию на милость победителю. В этом позоре было виновато не одно безвольное и бездарное правительство. Ответственность с ним разделяли и старшие военачальники, и весь русский народ. Великое слово «свобода» этот народ заменил произволом и полученную вольность претворил в буйство, грабёж и убийства».

        Глава 5.

                                                                                Врангель принадлежал к числу тех политических деятелей,
                                                                                для которых борьба – естественная стихия.
                                                                                И, чем непреодолимее было препятствие,
                                                                                тем охотнее, радостнее он на него шёл.
                                                                                В нём был «боевой восторг», то, что делало его военным
                                                                                от головы до пяток, до малейшего нерва в мизинце.
                                                                                                                                                                    Н.Н. Чебышев

                                                                                                        С нами тот, кто сердцем русский!
                                                                                                                                                                    П.Н. Врангель

    С приходом к власти большевиков, которых совсем недавно торжественно встречало Временное правительство, прекрасно зная о подрывной их работе в армии в интересах Германии, в Петербурге началось нечто невообразимое. Солдаты, матросы, бесчисленное количество уголовников занялось «экспроприацией» имущества «буржуев». Грабёж был узаконен новой властью. Деревня перестала поставлять продовольствие, не получая за него ничего взамен, и в городах начался голод. Счета в банках были аннулированы, квартиры подвергались уплотнению (подчас хозяев просто выгоняли на улицу). Чтобы избежать уплотнения, приходилась давать взятки комиссарам. Платить, впрочем, приходилось всем, кто только имел оружие, чтобы им грозить. Начинала приходить в действия машина государственного террора, который разовьётся вскоре в такие масштабы, каких не знал мир за всю историю. Убийство уже стало нормой вещей, к смерти начинали привыкать. Жители столицы были поглощено единственной заботой: поиском пропитания. Паёк был ничтожен, и выдавали его не всем, у «мешочников» покупать запрещалось под угрозой расстрела, а не покупать было невозможно. «Буржуи» продавали вещи, и их скупали новые хозяева жизни, пролетарии и революционные матросы, опьяневшие от вседозволенности. Зверства, имевшие место в те дни, совершали зачастую не по злобе даже, а развлечения ради, со скуки, шутя. А граждане смотрели на грабежи уже с пониманием: не проживёшь теперь иначе-то…
Николай Егорович Врангель вспоминал: «…неоднократно и от иностранцев, и от русских приходится слышать вопрос: «Как могло многомиллионное население подпасть под иго ничтожного меньшинства, даже не меньшинства, а горсти негодяев?» Можно ответить кратко: благодаря равнодушию большинства и темноте остальных».
Всё, что происходило в то время в Петрограде, барон пережил на собственном опыте. Он распродал картины и предметы искусства, собираемые в течении почти всей жизни. Любопытно, что о качестве вещей покупатели судили по цене. Если дёшево, значит, плохо. Какой-то крестьянин-мешочник купил зеркало высотой в пять аршин.
- Ну что, - спросил его Николай Егорович, когда он вновь принёс картофель, - благополучно довезли домой?
- Довезти я довёз, да в хату не взошло. Пришлось поставить под навес…
По улицам столицы бродили шатающиеся от слабости люди, дети с блуждающими, остекленевшими глазами…
Осенью 18-го, после убийства Урицкого террор принял ужасающие размеры. Каждый ночь арестовывали «буржуев» и офицеров, увозили в Кронштадт, где расстреливали или топили, а зачастую подвергали страшным пыткам: кололи глаза, сдирали кожу, закапывали живыми. Некоторые солдаты отказывались убивать: «Довольно – насытились!» Другие лишь входили во вкус…
Прислуга барона уехала в деревню, и Николай Егорович с женой вынуждены были сами топить печи, ставить самовар, стоять в бесконечных «хвостах»…
Наконец, возникла угроза ареста барона. Комиссары требовали провианта от золотопромышленного общества, которое вкупе с банками сами же большевики уже национализировали. На попытку объяснить, что денег обществу взять неоткуда, был получен ответ:
- Финансируйтесь сами. Первая жалоба на саботаж против республики – расстрел.
Жалобы получались ежедневно. Медлить было нельзя, и Николай Егорович решился на побег. Из Петербурга эвакуировали раненых и больных немцев, и поездная прислуга согласилась взять барона «зайцем». Баронесса Мария Дмитриевна уехать с мужем отказалась, надеясь перебраться в Крым к сыну. Побег был рискован: поезд патрулировали комиссары, которые вполне могли арестовать беспаспортного пассажира. Лишь в Пскове, занятом немцами, можно было почувствовать себя в безопасности. Там немецкое посольство обещало дать беженцу пропуск через границу.
На вокзале миновать кордон красноармейцев помог сотрудник Красного Креста. В Гатчине, где комиссары производили осмотр поезда и проверяли документы, Николай Егорович успешно притворился умирающим, и проверяющие не тронули его. А, вот, в Торошине, на последнем пропускном пункте, барон оказался на волоске от гибели…
Солдаты вошли в вагон, когда Николай Егорович собирался завтракать. Умирающим прикинуться было уже поздно. На ближайшей станции барона высадили и повели куда-то. Положение спас санитар. О чём-то переговорив с немецким офицером и комиссаром, он указал на Врангеля:
- Вот этот самый.
- Стой! – скомандовал комиссар.
- Снять очки! – по-немецки крикнул офицер барону. – Вы правы – он! – обратился он к санитару. – Впрочем, я его и без этого по одному росту сейчас же узнал. Ты! Брось притворяться! Ты Карл Мюллер, осуждённый за подлог и бежавший из нашей псковской тюрьмы. Господин комиссар! Я его беру как нашего бежавшего арестанта.
Комиссар согласился…
Уже в вагоне, когда поезд тронулся ко Пскову, офицер обратился к Николаю Егоровичу:
- Вы барон Врангель?
- Да.
- У вас есть свидетельство от Балтийской комиссии в Петрограде?
- Есть.
- Вам его придётся предъявить в Пскове для получения права на следование дальше. Вещи ваши вам сейчас принесут.
Проводив мужа, Мария Дмитриевна переехала в маленькую квартирку старой приятельницы. В Крым выехать не удалось: вначале отказали в выдаче паспорта, а затем закрыли границы… Письма к сыну, видимо, не доходили, и баронесса оказалась в своеобразном плену. Из Ревеля пришло письмо мужа, в котором тот сообщал, что и оттуда пришлось бежать ему из-за угрозы прихода большевиков. Николай Егорович обещал, что вскоре приедет некий человек, которому нужно довериться. Однако, человек так и не приехал, и писем больше не приходило.
Петербург вымирал от голода. Скончалась от истощения квартирная хозяйка Марии Дмитриевны, взятую было прислугу она отпустила из сострадания к чахнувшей день ото дня женщине. Баронесса устроилась на работу нештатной служащий в Музей Александра Третьего, позже – в Аничков дворец под именем девицы Врангель. «И вот начались мои мытарства, - вспоминала Мария Дмитриевна. – В 7 часов утра бежала в чайную за кипятком. Напившись ржаного кофе без сахара, конечно, и без молока, с кусочком ужасного чёрного хлеба, мчалась на службу, в стужу и непогоду, в разных башмаках, без чулок, ноги обматывала тряпкой (…). Питалась я в общественной столовой с рабочими, курьерами, метельщиками, ела тёмню бурду с нечищеной гнилой картофелью, сухую, как камень, воблу или селёдку, иногда табачного вида чечевицу или прежуткую бурду, хлеба 1 фунт в день, ужасного, из опилок, высевок, дуранды и только 15 процентов ржаной муки…» В столовую приходили синие от холода и голода женщины и дети в лохмотьях, с мертвеющими глазами. Дети смотрели в рот и шептали немеющими губами: «Тётенька, тётенька, оставьте ложечку!» - и вылизывали дочиста оставленные тарелки, вырывая их друг у друга…
Марии Дмитриевне пришлось таскать самой дрова, выливать помои, нести повинность – дежурить по ночам у дома. В одну из ночей в квартире баронессы прошёл обыск. Всё, что оставалось приличного из вещей, экспроприировали. Квартиру, между тем, уплотнили. В ней поселись два еврея, еврейка, бывшая горничная одой из знакомых Марии Дмитриевны, и красноармеец. Горничная, прежде получавшая от баронессы на чай, теперь демонстрировала ей своё презрение. Вся весёлая компания разместилась в лучших комнатах, а баронессе досталась самая крохотная. Евреи топили у себя дважды в день, на столе у них не переводились жареные гуси и баранина, от запаха коих Марии Дмитриевне делалось дурно. Всё «общество» третировало её. Однажды, когда от мороза лопнули водопроводные трубы, пришлось ходить за водой в соседний дом. Еврей принёс для еврейки, красноармеец – для горничной, Марии Дмитриевне пришлось идти самой. Когда, изнемогшая, едва удерживая слёзы, она пришла с ведром в квартиру, вся компания, пировавшая за столом, покатилась со смеху, а горничная крикнула:
- Что, бывшая барынька, тяжеленько? Ничего, потрудитесь, много на нашей шее-то понаездились!
Стоял 1920-й год. Город запестрел плакатами: «Все на Врангеля!», карикатурами и угрозами в адрес белого главкома. Мария Дмитриевна под именем вдовы архитектора Воронелли перебралась в общежитие. Вскоре к ней явилась девица-финка, с письмом от эмигрировавшей знакомой баронессы, которая писала: «Ваш муж жив. Буду счастлива видеть вас у себя, умоляю, воспользуйтесь случаем, доверьтесь подателю записки полнее. О подробностях не беспокойтесь, всё устроено».
Бежать предстояло через Финский залив, ночью, на маленькой рыбацкой лодке контрабандистов. Мария Дмитриевна приходила в ужас от мысли, что она, мать Главнокомандующего Белой Армии, может попасть в руки большевиков в такой компании. К смерти она была готова, но бросить тень на имя сына - никогда. Погода выдалась штормовая, мачта была сломана, плыли много часов. Баронесса вымокла насквозь и, оказавшись на берегу, некоторое время не могла шевельнуться. Финны приняли беженку с распростёртыми объятьями. Так кончился плен Марии Дмитриевны Врангель.
Многим повезло меньше. В 1917-м году население Петербурга составляло 2440000 человек, в 1920 – всего 705000… Массовый террор, голод и эпидемии опустошили город. Среди погибших оказалась большая часть родственников Врангелей: невестка Марии Дмитриевны, Ш. Врангель, племянница М. Вогак, М.Н. Аничкова, А.П. Арапова, дочь Н.Н.Пушкиной, княгиня Голицина, барон Притвиц; генерал Пантелеев с женой умерли от голода и болезней, отравились всей семьёй бароны Нолькен, расстреляны полковники Арапов и Аничков, сыновья адмирала Чихачёва и племянники Николая Егоровича: князь Ширвинский-Шахматов, Скалон, Бибиков, Врангели, - старуха-тётка живой была закопана в землю… И это далеко не полный список. Выжить удалось лишь немногим…
Однажды, ещё в Петербурге, Николай Егорович встретил слугу своего знакомого, скончавшегося в Москве, и спросил:
- Что случилось с твоим барином?
- Ничего особенного. Только расстреляли.
Полностью была уничтожена семья покойного брата Николая Егоровича, Михаила. Сыновья – расстреляны, жена – умерла от истощения. Особенно страшна была участь Г.М.Врангеля. Его убили в собственной доме, над трупом долго глумились: раздели донага, топтали ногами, выкололи глаза, швыряли по комнатам, плевали… Затем потребовали привести малолетних детей. Их у извергов вымолил староста… Жена убитого с детьми и няней перебралась в Петербург, однако, там в какой-то переделке потеряла их и вынуждена была уехать из России одна. Семь лет детей растила няня, выдавая их за своих, а, когда узнала, что за границей живут другие Врангели, переправила воспитанников к ним. В Литве они воссоединились с матерью и перебрались в Брюссель, где им помог устроиться П.Н. Врангель…
Надо сказать, что сам Пётр Николаевич чудом избежал расправы во время массовых расстрелов офицеров в Ялте.
Захватившие в Севастополе власть большевики, развернули настоящую охоту за представителями прежних властей. Однажды Врангель услышал, как садовник оскорбляет его жену, и, схватив его за шиворот, вышвырнул вон. Тот тотчас донёс, куда следует, и в ту же ночь в дом ворвались красные матросы и под дулом револьвера вытащили барона прямо из постели. Садовник убеждал расстрелять генерала, как врага трудового народа.
Врангеля и его шурина связали и посадили в автомобиль. Когда он уже трогался, выбежала супруга Петра Николаевича и, вцепившись в дверцу, потребовала, чтобы взяли и её. Генерал умолял жену остаться, но она была непреклонна. Это, вообще, была отличительная черта Ольги Михайловны: во всём и всегда следовать за мужем, никогда не вмешиваясь при этом в его дела. В Мировую Войну она была сестрой милосердия. В Гражданскую - в этом же качестве сопровождала мужа. Однако, позже от работы в полевом лазарете пришлось отказаться. В одну из ночей на лазарет напали красные. Большинство медсестёр имели с собой ампулы с ядом, чтобы принять его в случае необходимости и тем самым избежать пыток и насилия. По счастью, сам Врангель со своим штабом был недалеко и, узнав о нападении, тотчас поспешил на выручку. Произошёл краткий бой, во время которого Пётр Николаевич отыскал жену и по-французски, чтобы не поняли казаки, дал понять, что у него и без того хватает дел, чтобы ещё волноваться о жене. Речь мужа на французском среди творящегося кругом показалась Ольге Михайловне комической, и она рассмеялась. Взбешённый Врангель ускакал. Тем не менее, после этого случая баронесса больше в лазарете не работала.
Тогда, в Ялте, Ольга Михайловна решила, во что бы то ни стало, ехать с мужем: погибать – так вместе. «Пусть едет, тем хуже для неё!» - решили матросы.
Вот, что пишет об этом страшном эпизоде сын Врангеля, Алексей Петрович: «Их привезли в гавань, наводнённую жаждущими расправы толпами. Автомобиль подъехал к стоящему у причала кораблю. Когда они вышли, их глазам предстало ужасное зрелище: вокруг лежали расчленённые тела. Опьянённая видом крови толпа матросов и оборванцев вопила: «Кровопийцы! В воду их!» Некоторых, как выяснилось, столкнули в воду с волнолома, привязав к ногам груз…»
- Здесь ты мне помочь не можешь, - убеждал Врангель жену. – А там ты можешь найти свидетелей и привести их, чтобы удостоверили моё неучастие в борьбе, - и, протянув ей часы, добавил: - Возьми это с собой, спрячь. Ты знаешь, как я ими дорожу, а здесь их могут отобрать…
Ольга Михайловна решилась, но вернулась через несколько минут, увидив как толпа четвертовала офицера.
- Я поняла, - сказала она, - всё кончено. Я остаюсь с тобой.
Узников, среди которых оказались представители самых разных слоёв населения, были размещены в погружённом во мрак здании таможни. Врангель страдал от сердечных спазмов, вызванных старой контузией, не долеченной в своё время. Шурину он говорил:
- Когда они поведут нас на расстрел, мы не будем вести себя как бараны, которых гонят на убой; постараемся отнять винтовку у одного из них и будем отстреливаться, пока не погибнем сами. По крайней мере, умрём сражаясь!
Между тем, тёща Врангеля собрала делегацию соседей, чтобы с их помощью попытаться освободить родных. По счастью, её прачка имела близкие отношения с матросом, председателем революционного трибунала. Решительная женщина направилась к нему и потребовала освободить арестованных, угрожая в противном случае положить конец его отношениям с прачкой.
Прошли сутки, и, наконец, в тюрьму пришёл упомянутый матрос и ещё несколько человек.
- За что вас арестовали? – обратился он к Врангелю.
- Видно, за то, что я русский генерал, другой вины за собой не знаю.
- Почему же вы не носите мундир, в котором красовались вчера? – матрос повернулся к баронессе: - А вас за что?
- Я не арестована, я здесь по собственной воле.
- Тогда почему же вы здесь?
- Я люблю своего мужа и хочу остаться с ним до конца.
- Не каждый день встречаются такие женщины! Вы обязаны своей жизнью вашей жене – вы свободны! – театрально объявил матрос.
Узников, впрочем, продержали до утра. Ночью большинство арестованных были расстреляны. Их тела сбрасывали в воду, и позже, после занятия Крыма немцами, трупы были обнаружены, стоящими на дне из-за привязанных к ногам грузов. «Лесом трупов» назвала это Н.П. Базилевская, дочь Врангеля в недавнем интервью одной из российских газет.
Последующие дни супруги Врангели скрывались в горах у татар, враждебно относящихся к красным.
Вскоре в город вошли немцы, и Врангель отбыл на Украину, которая так же была оккупирована. В Киеве тогда было образовано гетманство, а гетманом стал бывший сослуживец и давний знакомец Врангеля, генерал Скоропадский. Хорошо зная все положительные и отрицательные его качества, Пётр Николаевич сомневался, что Скоропадский сможет справиться с выпавшей на его долю непомерно трудной задачей, между тем, Киев стал единственным крепким островком среди всеобщей анархии. «Он мог бы, вероятно, явиться первой точкой приложения созидательных сил страны, и в этом мне хотелось убедиться» - вспоминал Врангель.
В Киеве разыгрывалась карта самостийности «щирой Украины», что Врангелю не понравилось сразу. Скоропадский предложил старому другу занять пост своего начальника штаба. Однако, Пётр Николаевич отказался:
- Не будучи ничем связанным с Украиной, совершенно не зная местных условий, я для должности начальника штаба не гожусь.
Но Скоропадский всё-таки продолжал надеяться на согласие барона помочь ему. На очередное предложение Врангель ответил:
- Я думаю, что мог бы быть наиболее полезен в качестве военачальника, хотя бы при создании крупной конницы. К сожалению, насколько я успел ознакомиться с делом, я сильно сомневаюсь, чтобы немцы дали тебе эту возможность. Но это другой вопрос. Я готов взять любую посильную работу, быть хотя бы околоточным, если это может быть полезным России. Я знаю, что в твоём положении истинные намерения приходится, может быть, скрывать; но не скрою от тебя, что многое из того, что делается здесь, мне непонятно и меня смущает. Веришь ли ты сам в возможность создать самостоятельную Украину, или мыслишь ты Украину лишь как первый слог слова «Россия»?
- Украина имеет все данные для образования самостоятельного и независимого государства. Стремление к самостийности давно живёт в украинском народе, много лет подпитывала его Австрия и достигла в том значительных результатов! Между прочим, земли Австрии есть исконно славянские земли. Объединение их с украинскими и образование независимой Украины, пожалуй, моя главная жизненная задача! Для меня ещё большой вопрос, куда мне ориентироваться: на Восток или на Запад…
После этого разговора Врангель окончательно убедился, что в Киеве дела для него нет, и решил отправиться в Минскую губернию, чтобы проверить своё тамошнее имение.
Между тем, в Киев съезжались офицеры со всей России. Среди них много было знакомых Врангеля. Чудовищную историю поведал генералу брат бывшего офицера его полка, сотника Велесова. Попав в руки большевиков, последний был жестоко изувечен: перебиты руки и ноги, содрана кожа с черепа… Чудом он остался жив, но лишился руки и передвигался лишь с помощью костылей. Врангель немедля отправился навестить сотника. Вместе с Ольгой Михайловной они устроили Велесова в лучший госпиталь под попечительство отличного хирурга, профессора Дитерихса. Позже, когда Врангель будет бить большевиков на Кубани, Велесов разыщет его, чтобы получить благословение барона, прежде чем жениться на медсестре, с которой познакомился в госпитале…
Встретил Пётр Николаевич и генерала Одинцова, столь постыдно поведшего себя в корниловские дни, а теперь перешедшего на сторону красных.
- Здравствуй, я бесконечно рад тебя видеть. А мне говорили, что ты погиб! – как ни в чём не бывало, заговорил предатель.
- Очень благодарен за твои заботы, - сухо отозвался барон, не подавая гостю руки. – У меня их касательно тебя не было. Я знал из газет, что ты не только жив, но и делаешь блестящую карьеру…
- Я вправе, как всякий человек, требовать, чтобы мне дали оправдаться! – перебил Одинцов. – Мне всё равно, что обо мне говорят все, но я хочу, чтобы те, кого я уважаю и люблю, знали истину. Гораздо легче пожертвовать жизнью, чем честью, но и на эту жертву я готов ради любви к Родине.
- И в чём же эта жертва? – блеснул стальными глазами Врангель.
- Как в чём? Да в том, что с моими убеждениями я служу у большевиков. Я был и остался монархистом. Таких, как я, сейчас у большевиков много. По нашему убеждению, исход один – от анархии прямо к монархии…
- И вы находите возможным работать заодно с германским шпионом Троцким. Я полагаю, то, что он германский шпион, для вас не может быть сомнением.
- Да и не он один, таких среди советских комиссаров несколько. Но в политике не может быть сентиментальностей, и цель оправдывает средства.
- Это всё, что ты хотел мне сказать? – Врангель распахнул перед Одинцовым дверь. – В таком случае, я полагаю, всякие дальнейшие наши разговоры излишни.
Побывав в Белоруссии, также занятой немцами, Пётр Николаевич вернулся в Киев. Здесь он встретился с генералом Драгомировым, который собирался ехать на Дон по приглашению генерала Алексеева, объединявшего все противобольшевистские силы. Врангель решил забрать семью из Крыма и ехать вслед за Драгомировым в Екатеринодар.
Ещё до знаменитого Ледяного похода Л.Г. Корнилов пытался разыскать Петра Николаевича, но среди всеобщего хаоса сделать это не удалось. После гибели славного генерала командование Белой армии, носящей теперь имя Добровольческой, перешло в руки А.И. Деникина. Врангель практически не был знаком с ним прежде: лишь несколько раз встречал во время Русско-японской войны в корпусе Ранненкампфа и в Мировую, в Могилёве. Деникин при встрече с прибывшим бароном тотчас вспомнил давнее знакомство в Манчжурии, сказал, что неоднократно слышал о нём от Корнилова.
- Ну, как же мы вас используем, - задумчиво произнёс Деникин. – Не знаю, что вам и предложить, войск ведь у нас немного…
- Как вам известно, ваше превосходительство, я в 1917 году командовал кавалерийским корпусом, но ещё в 14-м я был эскадронным командиром и с той поры не настолько устарел, чтобы вновь не стать во главе эскадрона.
- Ну, уж и эскадрона… Бригадиром согласны?
- Слушаю, ваше превосходительство!
- Ну, так зайдите к Ивану Павловичу, он вам всё расскажет…
Иван Павлович Романовский, начальник штаба Деникина, предложил Врангелю стать временно командующим 1-й конной дивизии, начальник коей, генерал Эрдели отбыл в командировку в Грузию.
Так началась служба П.Н. Врангеля в рядах Белой армии…

        Глава 6.

                                                                    Благодаря личному обаянию, благородству стремлений,
                                                                    безупречной репутации и нескончаемой энергии
                                                                    он заслужил восхищение армии и простых людей от Каспия до Украины.
                                                                    Военные успехи он подкрепил демократическим,
                                                                    но твёрдым гражданским правлением, в котором проявил
                                                                    то же стремление к реформам и заботу о простых людях…
                                                                                                                                                                    «Дейли телераф»

Дивизия, которой предстояло командовать Врангелю, действовала в районе Майкопа. Вот, что пишет о ней сын барона, Алексей Петрович: «В дивизии было шесть кавалерийских полков, три артиллерийские батареи и небольшой отряд пехоты, - всего около 1200 человек. Медицинский персонал насчитывал одного врача и двух медсестёр; лекарств было мало, бинтов не было вовсе. Средства связи состояли из одной радиостанции, полевых телефонов не было. Позднее Врангель обзавёлся автомобилем и в нём колесил от полка к полку, часто под обстрелом, не единожды оказываясь на волосок от гибели. Дневная норма боеприпасов составляла 1200 патронов на 1200 бойцов. Батареи получали в день один-два снаряда.
Силы красных, согласно данным разведки, насчитывали от 12 до 15 тысяч человек, 20-30 орудий и неограниченное количество боеприпасов…»
Едва прибыв в дивизию, Пётр Николаевич отправился осматривать войска, находящиеся на боевых позициях. Поручик де Корвей, служивший в одной из батарей, писал: «Подъехала группа всадников. Молодой, высокий и худощавый генерал в мундире цвета хаки соскочил с коня и поднялся наверх – это был генерал Врангель. Мы встали, над головой свистели пули. «Вольно, господа», - сказал он и заговорил с командиром батареи. Нас поразила его выправка и лоск гвардейского офицера…»
Поручик артиллерии Мамонтов вспоминал: «Вначале казаки были недовольны назначением Врангеля: «Снова армейский, будто у нас мало своих офицеров». (…) Но вскоре их отношение к нему переменилось. Каждый день Врангель объезжал полки и эскадроны. Казаки только качали головами: «Где это видано, чтобы генерал, командир дивизии сам производил разведку».
Первая атака Врангеля захлебнулась из-за громадного превосходства сил противника. Такого сильного огня генерал не видел даже в Мировую войну. Казаки начали отступать. Пётр Николаевич вскочил в седло и, выхватив саблю, помчался им наперерез под градом пуль. Однако, лишь небольшая группа казаков последовала за генералом…
Бой казался проигранным, но уже ночью разведка донесла, что красные готовятся к отступлению и взрывают мосты. Теперь необходимо было преследовать противника, чтобы не дать ему прийти в себя. Была освобождена станица Михайловка. Красные отступали стремительно, ведя бои с авангардом белых.
На автомобиле Пётр Николаевич отправился к месту сражения. На кургане расположился штаб полковника Топоркова и артиллерийский полк. Бой был в самом разгаре. Внезапно раздался крик: «Конница!» Это приближались отступающие белые эскадроны, преследуемые конницей противника. Несколько мгновений, и на позициях уже шла рукопашная схватка. Врангель бросился к своему автомобилю, но тот увяз в грязи, а шофёр с механиком сбежали. Подскакавший офицер крикнул:
- Ваше превосходительство, возьмите мою лошадь!
- Я ни за что не возьму вашей лошади. Скачите в станицу, зовите на помощь 2-ю бригаду и мой конвой, заодно захватите мою лошадь!
Офицер ускакал, а Врангель увидел что его преследую трое всадников. Они догнали бежавшего за генералом казака, Пётр Николаевич схватился за револьвер, но его не было: накануне он подарил его черкесскому старейшине, преподнёсшему ему кинжал… В этот момент показалась санитарная повозка. Барон догнал её и вскочил в сей экипаж. Подкрепление так и не подошло, однако, на преследование противник не решился.
Анализ последних неудач привёл Врангеля к выработке новой тактики видения кавалерийских боёв. Прежде казаки атаковали врага «лавой», в рассыпном строю, что не наносило противнику большого урона. Теперь надлежало вернуться к сомкнутому строю, «стремя к стремени». При такой атаке необходимо было действовать быстро и слаженно, успех, во многом, зависел от внезапности. Эта новая тактика стала основой будущих побед конницы Врангеля. Позднее её переймут и большевики.
Вообще, кавалерийские сражения, проходившие под руководством Петра Николаевича, уникальны. Сохранись кавалерия дольше, эти бои изучали бы в соответствующих заведениях, как бои Наполеона и других выдающихся военачальников. Но этим сражениям суждено было стать последними крупными кавалерийскими битвами, последними битвами, в которых командующий сам вёл свои войска в бой…
С этого момента начинается чреда громких побед генерала Врангеля, вершиной которых станет взятие Царицына. Но об этом позже.
По мере продвижения армии и занятия новых пространств, становились известны чудовищные факты большевистского террора. Деникин создал особую комиссию по расследованию их. За период 1918-1919 годов она насчитает миллион семьсот тысяч таких жертв. Расправы были массовыми и принимали зачастую изуверский характер: людей живыми сжигали в топках заводов, поездов, пароходов, четвертовали, сдирали кожу, вдоволь наизмывавшись, топили, сбрасывая с палуб кораблей, травили голодными свиньями, расстреливали подростков, стариков и женщин, глумились над трупами, запрещали родственникам убирать их с улиц под угрозой расстрела, раненых офицеров добивали даже большевистские «сёстры милосердия»… Деникинская комиссия, осмотревшая места массовых захоронений, отметила, что многие трупы были изуродованы до неузнаваемости. Подробно об этих ужасах пишет с своей книге «Красный террор» С.П. Мельгунов.
Надо заметить, что Пётр Николаевич всегда со вниманием относился не только к своим подчинённым, о чём мы говорили выше, но и к мирному населению. Ни бессудных расправ, ни грабежа, ни иных безобразий в своих войсках Врангель не допускал, жестоко пресекая их на корню и расстреливая виновных. Белая армия должна была стать избавительницей для задавленных большевиками людей, а не новой напастью.
Когда назначенный комендантом Царицына генерал Шинкоренко сформулировал план управления в городе, основываясь на опыте коменданта Кишинёва в Мировую войну, который осуществлял власть с помощью полиции, комендантского часа и принципа: «Запрещено всё, что не дозволено» - Врангель перечеркнул его крест-накрест и сказал:
- Неужели вы не понимаете, что мы несём свободу, которой были лишены эти люди!
В этом, как и во многом другом, Пётр Николаевич контрастировал с А.И. Деникиным, который, будучи сам человеком вполне порядочным, закрывал глаза на непозволительное поведения старших офицеров, подававших дурной пример своим подчинённым и вносящих в ряды армии недопустимый дух вседозволенности, деморализуя её. Ни для кого не было секретом ни пьянство генералов Боровского и Май-Маевского (последний подчас проводил смотры в нетрезвом виде), ни грабежи партизанского командира Шкуро, ни садизм талантливого, впрочем, генерала Покровского. Жестокость последнего, правда, была вызвана тем, что большевики убили его семью. Надо сказать, что, находясь в подчинении Врангеля, Покровский всё-таки будет вынужден удерживаться от применяемых им обычно крайних мер. Упомянутые генералы, бывая в Ставке устраивали громкие кутежи, на которых вино лилось рекой, а офицеры со стрельбой проносились по главной улице за своими командирами. Подобные разгулы высших чинов способствовали разложению разбухавшего тыла, в который стекались различные спекулянты и люди с тёмными биографиями. Видя всё это, Пётр Николаевич стремился как можно меньше времени проводить в Ставке, удивляясь лояльности к происходящим бесчинствам со стороны Деникина.
Антон Иванович Деникин, при многих достоинствах, имел один серьёзный недостаток: он не был рождён лидером, тем более лидером, способным твёрдо держать власть в столь грозное время. Хороший боевой генерал, человек неглупый и честный, он, занимая свой высокий пост, тяготился им, о чём писал жене. Сын крестьянина, дослужившегося до чина майора, и польской мещанки, Деникин медленно и с большим трудом поднимался по служебной лестнице и испытывал некоторую ревность к блестящим гвардейским офицерам из знатных фамилий и впоследствии относился к ним подозрительно. Подозрительность, вообще, была свойственна Антону Ивановичу, и известного рода «доброхоты» умело играли на ней. Человек либерально мыслящий, он не смог выдвинуть привлекательного лозунга для Белой Армии, кроме «Единой и неделимой России», лозунг, который не трогал сердец.
- Я боролся за Россию, а не за форму правления! – ответит Антон Иванович на вопрос Черчилля, отчего он не провозгласил монархию. – Такая декларация вызвала бы падение фронта намного раньше.
«Единая и неделимая» же вызвала неприятие у многих потенциальных союзников, даже у казаков. Несогласных Деникин, отличавшийся упрямством, счёл предателями…
Когда достигнет апогея его конфликт с Кубанской казачьей радой, попавшей под влияние леворадикальной фракции, пожелавшей независимости, Деникин поручит разруливать ситуацию предложившему свои услуги Врангелю, не желавшему применения силы, но тотчас выдаст ордер на арест нескольких депутатов, подписавших союзный договор с кавказским Меджлисом, и потребует предать их суду за измену, поставив Петра Николаевича перед свершившимся фактом и приказав применить силу, что должно было повлечь за собой кровопролитие.
Однако, всё обошлось. Врангель лично явился на заседание рады и произнёс длинную речь, в которой обошёл острые политические моменты, но зато подробно рассказал об успехах и положении Кавказской армии, частично состоявшей из кубанцев. Речь была встречена бурными аплодисментами. Четверо левых, выпустивших накануне антиармейские прокламации, были выданы самой радой. Трое из них, по просьбе Врангеля, были помилованы, и лишь один их лидер повешен по приговору трибунала. Конфликт был исчерпан.
В отличие от Деникина Пётр Николаевич был прирождённым лидером. Он умел говорить с людьми, умел зажигать их сердца, умел вести за собой.
Антон Иванович, погружённый в хозяйственные заботы, редко выезжал на фронт. Многие не знали даже как выглядит Главнокомандующий. Врангеля же постоянно видели на передовой, где он под градом пуль, время от времени разящих находившихся поблизости людей, свистевших прямо у него над ухом, возвышаясь надо всеми, благодаря высокому росту, сохраняя абсолютное спокойствие, шёл вдоль строя, ободряя нужным словом войска, внушая им веру, столь необходимую для победы.
На вопрос казакам, какого они полка, те давали ответ:
- Мы – Врангеля!
Поручик Мамонтов записал в своём дневнике: «…Прибыл генерал Деникин и держал перед нами речь. Выступление было длинным и скучным (…). Сюда бы Врангеля в казачьей форме на горячем коне, который бросил бы всего несколько слов, как в Спицевке, и они зажгли бы сердца казаков. Но перед нами стоял неказистый меланхоличный Деникин и длинно говорил нечто нудное и маловразумительное».
После освобождения Северного Кавказа Врангель перевёз семью в станицу Константиновскую, чьим почётным гражданином он стал вместе с Ольгой Михайловной, простота и умение естественно держаться которой располагали к ней людей и, по воспоминаниям атамана Кубанского казачьего войска А. Филимонова, «принесли ей популярность не меньшую, чем у её мужа». Старший сын генерала, десятилетний Пётр, играл со своими сверстниками, детьми казаков, и ничем от них не отличался.
Однажды в одной из станиц Пётр Николаевич встретил нескольких мальчиков с ружьями.
- Что вы делаете, ребята? – окликнул их барон.
- Стреляем в красных. Их много в плавнях прячется, я вчера семерых подстрелил… - гордо отозвался мальчуган лет 10-12.
Позже, вспоминая этот эпизод, Врангель скажет, что никогда за время Гражданской войны «не испытывал такого ужаса от происходящего».
Между тем, в рядах обеих противостоящих армий начал свирепствовать тиф. Эпидемия развивалась с чудовищной скоростью. Станции были сплошь забиты составами, переполненными умершими и умирающими, лежавшими вперемешку без врачебной помощи, так как врачи заболевали также, а иные бежали.
Вскоре тиф подкосил и Петра Николаевича. На пятнадцатый день болезни врачи отчаялись спасти его и признали положение безнадёжным. Ольга Михайловна пригласила священника, чтобы исповедать и причастить умирающего. Во время исповеди Врангель, пребывавший до того момента в беспамятстве, неожиданно пришёл в себя и в полном сознании приобщился Святых Тайн. В дом доставили местную Чудотворную икону Божией Матери. Спустя два дня кризис миновал, и генерал стал медленно поправляться. Деникин прислал ему сердечное письмо и приказал покрыть расходы на лечение Петра Николаевича из казённых средств. На лечение Врангеля ушло несколько месяцев, за время коих известному не только отвагой, но и отзывчивостью барону стремились помочь буквально все. Врачи и различные поставщики отказались от вознаграждения за свои услуги. Неизвестные присылали вино и фрукты, справлялись о здоровье барона. Ряд освобождённых им станиц избрали его почётным казаком, а Кубанская Чрезвычайная краевая рада наградила учреждённым недавно крестом Спасения Кубани 1-й степени…
В очередной раз Пётр Николаевич чудом избежал смерти. Впереди его ждали самые крупные и блестящие военные операции за всё время Гражданской войны: форсирование Маныча и освобождение Царицына.
Но, прежде чем перейти к ним, нам хотелось бы остановиться на плеяде блестящих русских генералов, зачастую начавших Гражданскую войну в чинах подъесаулов и есаулов, коих умел выделять Врангель, верных последователей его, чьим военным талантом были, во многом, обусловлены его победы.
Шатилов Павел Николаевич (1881 – 1962) – генерал от кавалерии.
Ещё в разгар освобождения Северного Кавказа, после освобождения от большевиков Святого Креста (ныне печально известный город Будённовск) Пётр Николаевич отыскал и пригласил служить у себя своего старого друга генерала П.Н. Шатилова.
- Я знаю тебя больше, чем ты думаешь, - сказал ему Врангель. – Как ты воевал на Кавказе и во время революции, мне известно от людей, видевших тебя в деле. Я бы не стал приглашать тебя и не дал бы тебе такой важной должности только по старой дружбе…
Шатилов был назначен командиром 1-й кавалерийской дивизии, которой ещё недавно командовал сам Пётр Николаевич. Позже он станет начальником штаба Врангеля и самым ближайшим его соратником. После смерти барона Павел Николаевич, следовавший за ним в течение всех этих грозных лет, напишет о нём воспоминания.
Бабиев Николай Гаврилович (1887-1920) – генерал-лейтенант. Выпускник Бакинской гимназии, Николаевского кавалерийского училища.
Портрет этого отважного генерала даёт в своей книге Алексей Петрович Врангель: «Красавец мужчина, храбрец и добряк по натуре, он закончил Мировую войну капитаном (есаулом) и был награждён Георгиевским крестом. В самом начале Гражданской войны этот есаул, безоружный, возвращался домой и был остановлен красноармейским патрулём, приказавшим ему слезть с коня. Он наклонился и попытался выхватить у солдата винтовку; прогремел выстрел, пуля пробила его правую руку. (…) Потеря правой руки не сломила его, он научился владеть саблей левой рукой, держа поводья зубами. Его искусство наездника поражало даже казаков. (…) …его стремительные марши и молниеносные атаки были вполне в духе Врангеля…»
Всего генерал Бабиев имел 19 ранений. Его гибель в бою в Таврии впоследствии ускорит крах Врангелевского Крыма.
Улагай Сергей Георгиевич (1875 – 1947) – генерал-лейтенант. Окончил Воронежский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище.
О нём читаем также у Алексея Петровича Врангеля: «Храбрый, прирождённый кавалерист, он являлся для Врангеля тем же, кем Мюрат для Наполеона. (…) Его настроение (возможно, из-за перенесённого ранения) испытывало перепады от эмоционального подъёма до полного уныния. Любимый солдатами и офицерами, он являл собой образ средневекового рыцаря со всеми его достоинствами и недостатками».
Топорков Сергей Михайлович (1880 – 1931) – генерал-лейтенант. Участник Мировой и Гражданских войн, окончив последнюю командиром сводного корпуса в Крыму. Умер в Белграде.
Характеристика А.П. Врангеля: «Держался он просто, ел и спал вместе со своими казаками и пользовался у них большим авторитетом. Он выполнял сложные задания даже ценой больших потерь, всегда впереди своих казаков, действуя на пределе человеческих возможностей».
Беляев Иван Тимофеевич (1883-1957) – генерал-майор. Выпускник 2-го Санкт-Петербургского кадетского корпуса, Михайловского артиллерийского училища. Георгиевский кавалер в Мировую войну.
Карьера его началась фактически в Гражданскую войну, и генерал Врангель немало способствовал тому, ещё в первом своём бою под Михайловкой отметивший способного артиллерийского офицера. После ухода белых их России, Беляев поступил на военную службу в Парагвае. Проявив незаурядные способности во время войны с Боливией, он занял высокий пост в этой стране. После принял горячее участие в судьбе индейцев, к коим «белые люди» относились, как к скоту. Русский генерал добился выделения средств для помощи индейцам, и те стали считать его своим покровителем, создали вокруг его дома настоящее поселение, приходили отовсюду за советом и помощью. Беляев добился предоставления индейцам парагвайского гражданства. По смерти генерала правительство установило мемориал в его честь, и благодарные индейцы приносят к нему цветы и фрукты…
Ещё одним наиболее близким к Петру Николаевичу человеком был генерал Алексей Александрович фон Лампе. С мая 19-го года он служил начальником оперативного отдела штаба Кавказской армии, возглавляемой Врангелем. Позже по его указанию он занимался делами беженцев, работал в военных представительствах в Дании и Германии, был военным представителем Врангеля в Венгрии, а затем в Берлине. Именно он собрал множество материалов по истории Белого Движения и наладил публикацию их. В Берлине им было издано 7 томов сборника «Белое дело», два из которых составляли впервые опубликованные «Записки» генерала Врангеля, в редакции которых Алексей Александрович принял живейшее участие. С февраля 1957 и до своей кончины в 1967 генерал фон Лампе возглавлял созданный Врангелем РОВС.
Отличительной чертой Врангеля было умение отличать способных людей и, несмотря на вспыльчивый от природы характер, выслушивать чужое мнение и уважать его, даже если исходило оно от младшего по званию. Генерал Шатилов вспоминал: «Когда выпадало свободное время, он бывал разговорчивым и во время беседы пытался «прощупать» своего собеседника. Привычка постоянно переспрашивать создавала впечатление, что он не расслышал; таким путём он вынуждал собеседника раскрываться. Он уважал чужое мнение и не упорствовал, если был неправ». Деникин же, напротив, привык стоять на своём, даже если это было ошибочным, и имел склонность видеть во всяком несогласии интриги против себя. Подозрительность, а подчас и мелочность Главнокомандующего позже сыграет роковую роль в его конфликте с генералом Врангелем.
В то время, как Пётр Николаевич поправлялся после тяжёлой болезни, события на Маныческом фронте (подле реки Маныч) развивались по весьма опасному сценарию: красные вышли в тыл белым, угрожая Ростову и пытаясь разделить Белую армию надвое. Врангель был срочно вызван в Главный штаб, где генерал Романовский предложил ему возглавить спешно созданную войсковую группировку и заново создать её штаб. Пётр Николаевич отказался, заявив, что разношёрстное войско и неизвестно из кого составленный штаб крупной операции провести не могут. Он настаивал, чтобы ударную группировку составляла кавалерия его соединений, а управлял ей постоянный штаб.
- Ваш отказ означает, что командующий берёт руководство Маныческой операцией в свои руки, - сказал Романовский.
- Это лучший вариант. Командующий может делать, что захочет, а я – что позволено, - ответил Врангель.
Деникин взял командование на себя, но результатов это не дало. Белым не удавалось форсировать реку, и войска несли большие потери. Антон Иванович был вынужден вызвать ещё не оправившегося от болезни Врангеля и предложить ему возглавить операцию. Пётр Николаевич согласился. Первым делом он объехал передовую, разговаривая с солдатами и ободряя их (при этом один из сопровождавших его адъютантов был убит, другой – ранен). После, собрав командиров соединений, Врангель изложил им свой план действий: из разобранных изгородей, окружавших казачьи дома, сделать гать, и по ней переправить на противоположный берег артиллерию. Рискованное предприятие увенчалось успехом.
Битва на Маныче, достойная стать в один ряд с величайшими сражениями прошлого, продолжалась несколько дней. Генерал Улагай наголову разгромил кавалерийский корпус красного командира Думенко. Полки белых несли тяжёлые потери. Был момент, когда возникла угроза отступления на одном из направлений, и тогда Врангель отдал приказ своему конвою на месте расстреливать дезертиров и паникёров. С железной решимостью вёл он свои войска на штурм, лично объезжая полки и подавая пример мужества и воли к победе, и уверенности в ней.
Красные были разбиты. Было захвачено много пленных. Но большие потери понесла и Белая армия. Особенно, значительны были они среди командиров, кои, следуя примеру Врангеля, сами вели свои соединения в бой, идя впереди их…
- В этой войне я никогда не видел такого интенсивного артиллерийского огня, - заметил Деникин, наблюдавший за атакой с другого берега.
Итогом операции стало освобождение станицы Великокняжеской, крупного населённого пункта. Прибыв в город, Антон Иванович увидел пятерых повешенных казаков. Деникин вопросительно взглянул на Врангеля.
- Были пойманы с поличным за грабежом! – ответил барон.
Деникин молча отвернулся.
Вскоре Врангель получил приказ взять Царицын. Этот город большевики именовали Красным Верденом. Его оборону организовывали И.В. Сталин и К.Е. Ворошилов, туда же была стянуты конницы Будённого и Жлобы. Поразительно, что именно этот город, где будущий «отец всех народов» потерпит сокрушительное поражение, будет носить его имя – Сталинград…
На вопрос, сколько ему потребуется время для взятия красной крепости, Пётр Николаевич ответил:
- Три недели, - но прибавил, что взятие города штурмом возможно лишь при необходимом количестве пехоты и артиллерии.
- Конечно, конечно, всё, что возможно, вам пошлём, - пообещал Деникин.
Однако, обещание это не было исполнено в полной мере. Случилось это оттого, что в то же время Добровольческая армия успешно развивала наступление на Харьковском направлении, кое Деникин считал главным. Именно туда отправлялось «всё, что возможно», а к нуждам Кавказской армии Врангеля командование относилось без должного внимания.
Именно с этого времени начинает разрастаться трещина в отношениях двух белых генералов.
От Великокняжеской до Царицына тянулась безводная и безлюдная степь. Отступавшие красные взорвали все мосты. Сопровождавший Врангеля в поездках по армии фон Лампе вспоминал, как Пётр Николаевич сам организовывал команду для ремонта одного из мостов из пленных красноармейцев и давал им задание, используя свои инженерный опыт. Войска находились буквально в бедственном положении: не хватало провизии, воды, одежды, медикаментов… Люди были измучены, но Ставка не присылала пополнения, направляя его Добровольческой армии. Не было техники: даже автомобиль Врангеля, не имевший запасных покрышек, взамен коих наматывались на обода тряпки и трава, наконец, сломался. На запрос и присылке нового Ставка отвечала гробовым молчанием. Пётр Николаевич сам подчас ночевал в степи под открытым небом, используя вместо подушки седло и укрываясь буркой. Так было и в канун первого штурма Царицына, отбитого большевиками.
Врангель, страдавший от гепатита, тяжело перенёс неудачу. На бесчисленные запросы Ставка пообещала, наконец, прислать танки и стрелковый полк. Но они не могли прийти ранее, чем через две недели, а за этот срок красные неминуемо нарастили бы свои силы. Стоять в ожидании было смерти подобно, поэтому пришлось начать штурм, не дожидаясь подкреплений. После неудачи Пётр Николаевич отправил Деникину рапорт, в котором сообщал об огромных понесённых потерях и вновь повторял, что «без артиллерии, пехоты и технического снаряжения город штурмовать нельзя». Доведённый до предела, барон решается подать рапорт об отставке после завершения Царицынской операции. Однако, фон Лампе и начальник штаба Врангеля Юзефович отговорили его от этого шага.
Между тем Ставка, наконец, вспомнила о своих обещаниях и отправила-таки на подмогу Кавказской армии 7-ю пехотную дивизию. Об этом Пётр Николаевич с грустью написал жене: «Только теперь Ставка в соответствии с пословицей «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится» - встрепенулась и шлёт нам подкрепление и снаряжение… Как только армия восстановит силы, с Божьей помощью мы нанесём решающий удар… Жаль только, что из-за некомпетентности Ставки принесённые жертвы оказались напрасными».
В войсках сторонники генерала Врангеля нарисовали на нарукавной нашивке букву «В», что вызвало возмущение в Ставке, потребовавшей стереть крамольную букву. Но сделать это оказалось не так просто: она была выведена химическим карандашом…
После второго штурма Красный Верден пал. Руководство операцией фактически осуществлял сам Врангель, хотя формально командование почти всей армии было поручено Улагаю. Своему другу Павлу Николаевичу Шатилову барон пояснил:
- Секрет успеха в гражданской войне кроется в верном подборе командира предстоящей операцией. Ещё в бытность командиром 1-й кавалерийской дивизии я без колебаний перетасовывал бригады. Если требовалось упорство, я назначал Топоркова, если маневренность и гибкость, - Науменко. Таким образом, командовать ударной кавалерийской группировкой будешь ты, я буду осуществлять общее руководство, а Улагай будет пожинать лавры, так необходимые для его самолюбия.
Зная, что подвластный настроениям Улагай после последних неудач находится «не в форме», переживая депрессию, Врангель желал вернуть ему былую уверенность.
19-го июня 1919-го года Пётр Николаевич прибыл в освобождённый город и отправился в церковь, где был отслужен молебен. Царицын понёс страшные потери, как от красного террора, так и от тифа. В овраге у городской тюрьмы насчитали 12000 трупов. С приходом белых город стал оживать, открылись магазины, подешевели продукты. Врангель лично принимал многочисленных посетителей, терпеливо выслушивая их просьбы, чаще всего неисполнимые. Однажды на приём пришёл красивый старик в штатском.
- Ваше превосходительство, я знаю, как вы заняты и не смею отнимать у вас времени. Я генерал Эйхгольц. В молодости служил ординарцем при Михаиле Дмитриевиче Скобелеве. По смерти последнего его сестра, княгиня Надежда Дмитриевна Белосельская, передала мне академический знак покойного. Я хранил его как святыню. Большевики окончательно ограбили меня, однако знак мне удалось сохранить. Сам я уже одной ногой в могиле. Я хотел бы, чтобы этот дорогой мне знак украшал грудь достойную. Прошу вас не отказать его принять.
- Благодарю вас. Это большая честь для меня, - отвечал Врангель. – Могу ли я быть чем-то полезен вам?
- Я в настоящее время устроился и зарабатываю уроками достаточно для своего пропитания. Я привык служить, работая полным паром; теперь это особенно необходимо. Однако здоровье и лета мне работать уж не позволяют, а обременять собой армию я не хочу. Долг же свой перед Родиной я выполнил, отправив в ряды армии трёх сыновей. Двое из них уже погибли… - с этими словами старик откланялся и вышел.
Прибывший в Царицын Деникин весело спросил Врангеля:
- Ну, что, как теперь настроение? Одно время было, кажется, неважным.
- Так точно, ваше превосходительство, - нам было очень тяжело.
- Ничего, ничего, теперь отдохнёте.
Отдыха Кавказская армия не получит. Уже вскоре ей будет отдан приказ занять Камышин, и, обескровленная, она из последних сил этот приказ выполнит.
Но прежде генерал Деникин обнародует свою роковую директиву, получившую наименование Московской, которая повергнет в остолбенение не только Врангеля, но и многих других. Пётр Николаевич охарактеризует её, как «смертный приговор армиям Юга России». «Мне и поныне непонятно, как мог этот документ выйти из-под пера Деникина…» - напишет он позднее.
К чему же сводилась эта директива, и в чём была её ошибочность? Вот, что пишет об этом Врангель: «Все принципы стратегии предавались забвению. Выбор одного главного операционного направления, сосредоточение на этом направлении главной массы сил, манёвр – всё это отсутствовало. Каждому корпусу просто указывался маршрут на Москву».
Фронт растягивался на тысячи километров. Между тем, для удержания такого огромного пространство требовалась весьма значительная масса людей. Но их не хватало. Армия понесла крупные потери. Изначально большую часть её составляли кадровые офицеры, за нехваткой мест сражавшиеся подчас в рядовом составе. Добровольческая армия едва ли не целиком было укомплектована офицерами (при этом в Донской, состоявшей преимущественно из казаков, офицеров не доставало). Этот-то костяк был фактически выбит в ходе непрерывных боёв. Пополнения формировались зачастую из пленных красноармейцев, от чего страдала как боеспособность, так и моральный дух армии. Из-за расстроенной системы снабжения войска были вынуждены перейти на самообеспечение, а от этого неминуемо страдало гражданское население. О последнем вовсе заботились мало. Белая армия шла вперёд, занимая всё новые и новые территории, но, увлечённая своим стремительным маршем, не уделяла внимания наведению административного порядка на них и созданию укреплённых позиций. В тылу нарастал беспорядок, армия была истощена и, имея перед глазами примеры отдельных командиров, разлагалась. Но Ставка словно не замечала этого и желала достичь успеха сразу на всех направлениях, размазывая скудные силы по гигантской территории вместо того, чтобы собрать их в единый стальной кулак и нанести им мощный удар.
Однако, всё это хорошо видел Врангель. Видел и понимал, что катастрофа неминуема. Его план состоял в другом. Во-первых, считал барон, необходимо, двигаясь по Волге, соединиться с Колчаком, а лишь затем совместно наступать на Москву. Недопустимо, чтобы русские силы были разрозненны: это создавало угрозу быть перебитыми поодиночке (что в итоге и получилось). Врангель предлагал временно закрепиться на сравнительно коротком и обеспеченном на флангах крупными водными преградами фронте Царицын-Екатеринослав и, выделив из Кавказской армии часть сил для действия на юго-восточном направлении, с целью содействия Астраханской операции, сосредоточить в районе Харькова крупную конную массу в 3-4 корпуса. Затем действовать конной массой по кратчайшим к Москве направлениям. Одновременно организовать тыл и создать укреплённые узлы сопротивления. Этот план Пётр Николаевич изложил Деникину.
- Ну, конечно, первым хотите в Москву попасть! – усмехнулся главком.
На торжественном обеде Врангель провозгласил тост за здоровье Главнокомандующего. Деникин, отвечая ему, сказал многозначительно:
- Сегодня мною отдан приказ армиям идти на Москву!
Деникин отбыл в Харьков, и в скором времени начали сбываться самые худшие опасения Врангеля. Наступление белых стало захлёбываться.
Оборванная, голодная, измученная Кавказская армия после кровопролитных боёв вынуждена была оставить Камышин и отойти к Царицыну. К этому моменту относится эпистолярная полемика Деникина-Врангеля. Не получая ни обещанной помощи (забрав из Кавказской армии Тёрскую казачью дивизию и 7-ю пехотную, Ставка так и не прислала обещанную казачью пехотную бригаду, равно как и боеприпасов, денег и хлеба), ни даже ответы на свои отчаянные запросы, Пётр Николаевич обращается к Деникину с письмом, в котором подробно описывает критическое положения своей армии, анализирует её действия и отношение к ней командования.
«Служа вместе с Вами нашему общему делу и находясь более года под Вашим командованием, я обращаюсь к Вам как солдат и человек, признательный Вам за дружеское участие ко мне, особенно во время моей тяжёлой болезни. Как человек, преданный Вам, не могу не поделиться с Вами своими сомнениями и тяжёлыми мыслями, которые камнем лежат у меня на сердце», - так начинается письмо Врангеля Деникину.
Пётр Николаевич упрекал главкома в пренебрежении интересами Кавказской армии и в завершении письма отмечал, что за всё сказанное в письме ответственность несёт только он сам: «Моя совесть чиста, но мысль, что мне уготована роль палача моей армии, не даёт мне покоя, - в этом письме, написанном от чистого сердца, я сказал то, о чём не мог далее молчать».
Надо заметить, что, чуждый всяким интригам барон всегда отличался прямотой суждений и высказываний. Однако, именно интригу увидел в его письме подозрительный Деникин. Подлило масла в огонь и то, что письмо Врангеля стало известно среди старших офицеров. Ответ главкома, отклоняющий все упрёки барона, был выдержан в сухом и весьма резком тоне и содержал личные выпады против Петра Николаевича. Деникин писал, что «если бы он следовал советам подчинённых ему начальников, то армии Юга России, вероятно, не достигли бы настоящих результатов». На Врангеля этот ответ произвел самое тяжёлое впечатление.
Примечательную характеристику даёт в своих воспоминаниях генерал Шатилов, к слову, отговаривавший Врангеля от обращения к Деникину с подобным письмом: «Он (Врангель – Е.С.) обладал взрывной энергией, что подчас доставляло мне много хлопот. Его забота о своих войсках была общеизвестна. Движимый ею, он многократно обращался в Ставку, чем вызывал отрицательное отношение к себе Деникина.
У него легко возникала как симпатия, так и антипатия к людям. Он был внимателен к тем, кому симпатизировал, и в то же время быстро забывал обиды. Ему неведома была подозрительность. Людей он оценивал только по деловым качествам.
Он часто бывал жёстким – эта черта свойственна ему с молодости, - но принимал критику в свой адрес.
Жаль, что Деникин не счёл необходимым дать Врангелю характеристику, как это делал последний в отношении своих подчинённых.
Вспышки гнева, которые возникали у Врангеля, легко было погасить, обратившись к его разуму и чести. Деникин же отвечал ему грубо, был мелочен и, что хуже всего, наносил незаслуженные обиды…»
Между тем, популярность Врангеля в войсках росла. Когда через некоторое время барон прибудет в Ростов, то большую часть времени вынужден будет провести в своём вагоне, так как в любом публичном месте (в театре, в ресторане), в его честь тотчас произносили речи, засыпали овациями, осаждали вопросами о его отношениях с главкомом. В Ростове к генералу будут приходить многие люди, недовольные стратегией командования, и среди них – будущий глава врангелевкого правительства, столыпинский сподвижник А.В. Кривошеин, коего Деникин также подозревал в интригах, как и всю консервативную группу Совета государственного объединения, председателем которого и являлся Александр Васильевич.
К сентябрю 1919-го года большевики стянули большие силы к Царицыну. Началась кровопролитная оборона города. В какой-то день красные прорвали её. В резерве оставался лишь конвой Врангеля. Вскочив на коня, барон сам повёл его в атаку. Сотня врезалась в шеренги красных матросов, и те в панике отступили к Волге. Таким образом, положение было спасено.
Полковник Шинкаренко вспоминал: «На холме впереди мы увидели группу всадников и чёрно-жёлтый флаг Святого Георгия – Врангель со штабом. В наше время едва ли не единственное место, где можно увидеть командующего на поле бая, - полотна Гро и Верне в Лувре. Мы же видели его воочию – высокого, худого, в коричневой казачьей черкеске с закатанными рукавами, заломленной на затылок папахе и с казацким кинжалом на поясе.
- Благодарю вас, Шинкаренко, фантастическая атака! – сказал он, протянув руку с длинными пальцами. – Мой конвой тоже участвовал в атаке – они порубали матросов на правом фланге. Ещё раз спасибо. Право, великолепная атака. Не забудьте сделать представление к наградам, да не скупитесь!»
Предусмотрительный Врангель заранее организовал эвакуацию раненых и гражданского населения Царицына. Привыкший входить лично во все детали, он и здесь остался верен себе. Вот, что пишет об этом Алексей Петрович Врангель: «По плану, разработанному штабом, ежедневно из Царицына должны были уходить по семь эшелонов. На деле этот график выдерживался только три дня. Не удовлетворившись объяснениями штабных офицеров, Врангель отправился на железнодорожную станцию в сопровождении нескольких казаков из своего конвоя. Осмотрев отправляющиеся поезда, он обнаружил, что они загружены мебелью, роялями, зеркалами и картинами, принадлежащими частным лицам. Врангель приказал казакам выбросить всё и изрубить в куски. Проследовав дальше, он увидел несколько запечатанных вагонов, где, по документам, должно было находиться артиллерийское снаряжение. Когда двери открыли, там обнаружили торговцев, перевозивших товар. Испуганные пассажиры признались, что дали взятку начальнику станции и двум его помощникам. Врангель действовал решительно: он арестовал железнодорожников и передал их военному трибуналу, который обвинил арестованных в пособничестве врагу. Вечером того же дня двое из них были повешены на станции, а один – на городской площади. Листовки, оповещающие население об этом, были расклеены по всему городу. После этого ежедневно стали отправляться восемь эшелонов».
С такой же жёсткостью Врангель будет наводить порядок в тылу Добровольческой армии, возглавив её вместо Май-Маевского. Первым делом он отстранит от командования военачальников, запятнавших себя грабежами, пьянством и развратом, создаст на железнодорожных станциях комендатуры, возглавляемые старшими офицерами, с полномочиями судить военно-полевым судом мародёров и дезертиров (приговор: расстрел на месте), проверять все идущие в тыл поезда и выбрасывать из них незаконно провозимые грузы, формировать роты из военнослужащих, способных держать оружие, и отправлять их на фронт.
Назначение в Добровольческую армию последовало, когда начался стремительный откат её с занятых позиций. Были оставлены Орёл, Курск и Киев. Из обречённого Харькова Ставка не произвела эвакуации, что впоследствии привело к катастрофе. И лишь Врангель продолжал удерживать Царицын. Тогда Деникин обратился к нему с просьбой возглавить Добровольческую армию. Врангель заметил, что теперь все его прежние предложения уже не имеют смысла, время упущено, и Харьков удержать невозможно.
- Я знаю, что Харьков придётся сдать, - перебил главком Петра Николаевича. – Но это ни в коей мере не повредит вашей репутации.
- Я беспокоюсь не о своей репутации. Мне не нужны гарантии, но я не могу брать на себя ответственность за то, что невозможно выполнить.
Генерал Романовский стал убеждать Врангеля, то принять Добровольческую армию – это его моральный долг перед Россией.
- Генерал Май-Маевский не в состоянии справиться с ситуацией!
- А о чём вы думали раньше? – сухо спросил Врангель. – Всем давно известно, что он не способен командовать армией. Я всегда в вашем распоряжении. Но пока дела шли хорошо, Ставка не нуждалась в моих советах. Помните, весной я настаивал на нанесении упреждающего удара по Царицыну, чтобы не дать противнику сконцентрировать силы? Вы об этом и слышать не хотели, а теперь, когда мой прогноз, увы, сбылся, вы просите меня спасти ситуацию…
Тем не менее, командование Пётр Николаевич принял. Изучив положение армии и придя к неутешительным выводам, Врангель подготовил рапорт, в котором в очередной раз заострил внимание на пороках сложившийся системы, и изложил необходимые для спасения ситуации меры, среди коих эвакуация Ростова и Таганрога, создание в тылу укреплённых баз, сокращение Генерального штаба и отправка на фронт всех «лишних и бесполезных», обеспечение достойных условий жизни семьям офицеров и служащих, принятие жёстких мер для борьбы со злоупотреблениями всякого рода и т.д. В случае невведения этих мер в действие, барон просил освободить себя от командования. Также Врангель предлагал, дабы спасти Добровольческую армию, отходить не к Ростову на соединение с Донской армией (тогда бы враг имел возможность постоянно наносить удары по флангам добровольцев), а в Крым, где ещё оставались войска.
Но Деникин это предложение не поддержал, считая себя не вправе бросить на произвол судьбы казаков… Это решение стало фатальным для Добровольческой армии, которая была почти полностью уничтожена.
- Они потеряли головы и больше ни на что не способны! – подытожил генерал Шатилов результаты своей и Врангеля встречи с командованием.
Несмотря на это, Пётр Николаевич написал Деникину полное уважения и верности письмо: «Ваше превосходительство, в этот час, когда удача отвернулась от нас, и на корабль, который Вы ведёте среди рифов и бурь, обрушились яростные красные волны, я считаю своим долгом сказать Вам, что понимаю Ваши чувства. В этот критический момент, когда тяжёлая ноша легла на Ваши плечи, знайте, что Вы не одиноки, и я, который следовал за Вами почти с самого начала, буду и впредь делить с Вами радость и горе и сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь Вам».
Ответ Деникина был двояким. Врангелю он направил благодарственное письмо, а среди высших офицеров распространил циркуляр, в котором говорилось: «…Некоторые генералы позволяют себе в неприемлемой форме высказывать в рапортах своё мнение, угрожая оставить службу, если их рекоменлации не будут приняты. Вследствие этого главнокомандующий требует подчинения и в будущем запрещает выставление каких бы то ни было условий».
Добиваясь координации действий, Врангель провёл встречу с командующими Кавказской и Донской армий. Ставка тотчас объявила, что «не может допустить прямых переговоров командующих» без участия главкома и «запрещает им покидать армии без его разрешения».
После соединения Добровольческой армии с Донской обе они были объединены под командованием генерала Сидорина. Врангель остался не у дел. Красные подходили к Новороссийску. Пётр Николаевич попросил направить его туда, чтобы приступить к сооружению укреплений для защиты армии и подготовке эвакуации. Деникин вначале ответил отказом, мотивируя, что подобные приготовления вызовут панику среди населения, но потом всё же приказал Врангелю отправляться. Но, когда барон прибыл на место, приказ был отменён… Позднее эвакуация Новороссийска станет одной из самых чёрных страниц в истории Белой армии.
Врангель и Шатилов подали рапорты об отставке, которые были удовлетворены Ставкой. Ряд офицеров предлагали Петру Николаевичу сместить Деникина с поста главкома, но он категорически отказывался, считая, что отставка последнего принесёт пользу лишь в том случае, если будет добровольной. С таким же предложением к Врангелю обратился депутат английского парламента Маккайндер. Пётр Николаевич ответил, что, несмотря ни на какие разногласия, он, как подчинённый Деникина, никогда не выступит против него. Рапорт об этой беседе барон отправил Антону Ивановичу.
Вскоре командующий английским флотом адмирал Сеймур уведомил Врангеля, что Деникин требует, чтобы Пётр Николаевич покинул Россию. Обескураженный барон написал главкому своё последнее письмо, где прямо и резко высказывал ему всё накипевшее на сердце за последнее время, замечая, скольких бед можно было бы избежать, если б Ставка с большим вниманием относилась к его предупреждениям, и предъявляя главкому серьёзные обвинения… «Если моё пребывание на Родине может хоть сколько-нибудь повредить Вам защищать её и спасти тех, кто Вам доверился, я, ни минуты не колеблясь, оставлю Россию», - окончил Врангель своё письмо.
Ответ Деникина он получил уже в Константинополе:
«Милостивый государь Пётр Николаевич!
Ваше письмо пришло как раз вовремя – в наиболее тяжкий момент, когда мне приходится напрягать все духовные силы, чтобы предотвратить падение фронта. Вы должны быть вполне удовлетворены…
Если у меня и было маленькое сомнение в Вашей роли в борьбе за власть, то письмо Ваше рассеяло его окончательно. В нём нет ни слова правды. (…) Для подрыва власти и развала вы делаете всё, что можете…
Когда-то во время тяжкой болезни, постигшей Вас, Вы говорили Юзефовичу, что Бог карает Вас за непомерное честолюбие…
Пусть Он и теперь простит Вас за сделанное Вами русскому делу зло».
Пройдёт совсем немного времени, и Деникин сложит с себя полномочия и попросит Врангеля прибыть на военный совет, где должны были избрать его приемника. Англичане предупредят барона, что их правительство отказывает в поддержке Белой армии, показав соответствующую ноту.
- Благодарю вас, - скажет Врангель. – Если у меня могли быть ещё сомнения, то после того, как я узнал содержание этой ноты, у меня их более быть не может. Армия в безвыходном положении. Если выбор моих старых соратников падёт на меня, я не имею права от него уклониться.
Узнав о решении друга, Шатилов придёт в ужас:
- Ты знаешь, что дальнейшая борьба невозможна! Армия или погибнет, или вынуждена будет капитулировать, и ты покроешь себя позором. Ведь у тебя ничего, кроме незапятнанного имени не осталось. Ехать теперь – безумие.
Но Врангель останется непреклонным…

        Глава 7.

                                                                                                                                    Чем же он был для нас?
                                                                                                                                    Неисчерпаемым источником веры,
                                                                                                                                    силы и уважения к самим себе…
                                                                                                                                    Что мы осязали в нём, что видели?
                                                                                                                                     Законченное совестное благородство.
                                                                                                                                     Мужественную, неистощимую волю.
                                                                                                                                     Дальнозоркую, утончённую интуицию…
                                                                                                                                     И Россия никогда не забудет ни его имени,
                                                                                                                                     ни его доблести, ни его идеи…
                                                                                                                                                                                         И.А. Ильин

                                                                                                                        В политике Европы тщетно было бы искать
                                                                                                                        высших моральных побуждений. Этой политикой
                                                                                                                        руководит исключительно нажива. Доказательств
                                                                                                                        тому искать недалеко. Что порукой тому, что,
                                                                                                                        используя наши силы, те, кому мы сейчас нужны,
                                                                                                                        не оставят нас в решительную минуту?
                                                                                                                        Успеем ли мы дотоль достаточно окрепнуть,
                                                                                                                        чтобы собственными силами продолжать борьбу?
                                                                                                                        Темно будущее, и лучше не заглядывать в него.
                                                                                                                        Выбора нет, мы должны биться пока есть силы.
                                                                                                                                                                            П.Н. Врангель

3-го апреля 1920-го года генерал Врангель был единогласно избран Главнокомандующим. Деникин утвердил это назначение и отбыл в Константинополь. Князь Павел Щербатов, сторонник Врангеля, узнав об этом, вздохнул: «Врангель – это хорошо, но слишком поздно…»
7-го апреля на главной площади Севастополя, перед памятником адмиралу Нахимову был установлен аналой. Рядом находились высшие военные чины и представители союзников. Под колокольный звон после обедни к площади изо всех храмов стали стекаться крёстные ходы.
Епископ Вениамин (Федченков), благословивший Врангеля на принятие тяжкой ноши власти, и сопутствовавший ему впоследствии, сопровождая даже в поездках по линии фронта, поднялся на возвышение и произнёс проникновенную проповедь о тяжких страданиях, ниспосланных России, о крестном пути, которым идёт русская армия, её высоком подвиге среди развала и позора Отечества.
Следом, поднявшись к памятнику Нахимову, заговорил Врангель:
- Без трепета и колебания я стал во главе армии. Я верю, что Господь даст мне ум и силы вывести армию из тяжёлого положения. Зная безмерную доблесть войск, я неколебимо верю, что они помогут мне выполнить мой долг перед Родиной…
А затем был парад, на котором, как в старые времена, в Великой России, шагала, сверкая золотом погон, чеканя шаг в стоптанных сапогах, Белая Гвардия.
Новому Главнокомандующему предстояло решить огромный спектр задач: организация тыла, наведение порядка в армии и создание мощной обороны последнего клочка русской земли, объединение разрозненных антибольшевистских сил, подготовка эвакуации Крыма на случай катастрофы, дабы избежать повторения Новороссийской трагедии… Врангель не тешил себя иллюзиями и, формулируя свою главную задачу, говорил В.В. Шульгину:
- Если уж кончать, то, по крайней мере, без позора… Когда я принял командование, дело было очень безнадёжно. Но я хотел хоть остановить это позорище, это безобразие которое происходило… Уйти, но хоть, по крайней мере, с честью… И спасти, наконец, то, что можно… Словом, прекратить кабак… Вот первая задача… Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке сделать жизнь возможной… Ну… показать остальной России… вот у вас там коммунизм, то есть голод и чрезвычайка, а здесь идёт земельная реформа, вводится волостное земство, заводится порядок и возможная свобода… Мне надо выиграть время… чтобы, так сказать, слава пошла: что вот в Крыму можно жить. Тогда можно будет двигаться вперёд… не так, как мы шли при Деникине, медленно, закрепляя за собой захваченное… Отнятые у большевиков губернии будут источником нашей силы, а не слабости, как было раньше… Втягивать их надо в борьбу по существу… чтобы они тоже боролись, чтобы им было за что бороться.
Удивительно, но масштаб предстоящего ничуть не угнетал Врангеля. Шульгин, не видевший генерала целый год, вспоминал: «Он помолодел, расцвёл. Казалось бы, что тяжесть, свалившаяся на него теперь, несравнима с той, которую он нёс там, в Царицыне. Но нет, именно сейчас в нём чувствовалась не нервничающая энергия, а спокойное напряжение очень сильного постоянного тока».
В. фон Берг вспоминал приезд Главнокомандующего в Морской корпус: «На редкость высокого роста, стройный и тонкий, как эриванский тополь, бравый генерал, а чёрной папахе, проломленной посредине мягким проломом, в коричневом казакине. Тонкий казачий ремень с серебряными пряжками туго охватывает тонкую талию. На ремне кривая казачья шашка; на груди патроны серебра с чернядью. Моложавое, загорелое лицо его дышит отвагою, силой, энергией и волей. Большие голубые глаза его смотрят ясно и бодро вперёд. Быстрым шагом идёт он с пристани корпуса к фронту гардемарин и кадет. Звонким сильным голосом он протяжно кричит:
- Здравствуйте, гардемарины и кадеты Морского корпуса!!
Басы гардемарин и тенора кадет сливаются в громкое и дружное:
- Здравия желаем, Ваше Превосходительство!»
Знавшие барона близко люди отмечали в нём «дар и вкус к организационной работе, управлению людьми и влиянию разумом, воле, искусными ходами виртуоза-шахматиста для осуществления поставленных им себе политических целей на благо русского дела так, как он это понимал».
Из воззвания генерала Врангеля:
«Слушайте, русские люди, за что мы боремся:
За поруганную веру и оскорблённые её святыни.
За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, вконец разоривших Святую Русь.
За прекращение междоусобной брани.
За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую им землю, занялся мирным трудом.
За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси.
За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе Хозяина.
Помогите мне, русские люди, спасти Родину».
Стремясь к объединению всех русских антибольшевистских сил, разрозненных и дерущихся между собой, Пётр Николаевич выдвинул одну из главных своих идей: «Для меня нет ни монархистов, ни республиканцев, а есть лишь люди знания и труда. (…) «С кем угодно – но за Россию!» - вот, мой лозунг».
Правительство Врангеля включало в себя весь политический спектр: от ультраправых до ультралевых. Был даже один марксист. Возглавил правительство А.В. Кривошеин. Этот выдающийся государственный деятель в то время уже жил в Париже, но, получив приглашение Врангеля, приехал в Крым, чтобы вновь работать для блага Родины. Большую роль играл также П.Б. Струве, начальник Управления иностранных сношений. Будучи эмиссаром в Париже, именно он добился признания Францией врангелевского правительства.
Впрочем, людей всё-таки не хватало. И Пётр Николаевич ещё будет восклицать с горечью и болью, обращаясь к своему заместителю генералу Коновалову:
- Где же взять честных и толковых работников, где, скажите, Герман Иванович, их найти?!
Главной составляющей проводимых в Крыму преобразований стала земельная реформа и реформа местного самоуправления, те самые реформы, которые осуществлял П.А. Столыпин, считая их самыми насущными, призванными спасти Россию и принести ей процветание. «Народу – земля и воля в устроении государства!», «Кому земля, тому и распоряжаться земским делом!» - таковы были лозунги правительства Врангеля. Согласно реформе, предполагалось «поднять, поставить на ноги трудовое, крепкое на земле крестьянство, сорганизовать, сплотить и привлечь его к охране порядка и государственности» путём «укрепления права бессословной частно-земельной собственности». Захваченные крестьянами земли оставались в их собственности (кроме земель церковных и монастырских, казачьих хуторов, особо ценных хозяйств, земель промышленных предприятий). Население должно было избирать земельные советы в волостях и уездах. Крестьяне могли вносить плату за землю из полученного урожая в течение 25 лет. Из этих средств государство должно было произвести расчёт с бывшими владельцами. Большую помощь в проведении реформы оказывал Крестьянский союз России (КСР), некогда созданный эсерами.
Армии предписывалось оказывать сельским жителям помощь во время жатвы, так как в деревнях не хватало рабочих рук и лошадей. Бывших красноармейцев, служивших у белых, удивляло, что помощь оказывалась даже тем семьям, родственники которых ушли к большевикам. «Красные так бы не поступили», - замечали они.
Поразительно, что и в это время, когда в Советской России царил массовый голод, Белый анклав продолжал не только обеспечивать себя хлебом, но и экспортировать его за рубеж…
Реформа самоуправления состояла во введении волостного земства. Земельные советы к концу правления Врангеля будут действовать в 7-ми из 8-ми бывших уездах Таврической губернии и 90-та волостях из 140.
Чтобы предотвратить забастовки рабочих, Врангель встретился с ними лично и предложил ряд мер для улучшения их положения:
1. Постепенное повышение зарплаты до уровня зарплаты служащих (минимальные размеры должны быть одинаковыми).
2. Продажа рабочим продуктов с армейских складов, по цене их приобретения.
3. Снабжение рабочих одеждой с армейских складов с отсрочкой платежей на 12 месяцев.
4. Создание корпоративных магазинов по продаже рабочим продуктов и одежды по низким ценам, не более 10% от месячного заработка.
Меры эти были введены не сразу из-за бюрократических проволочек (виновные были строго наказаны), но, заработав, принесли свои плоды. Рабочие не откликались на пропаганду коммунистов, а во время эвакуации белых профсоюзы помогали поддерживать порядок.
Пётр Николаевич считал, что пресса должна быть свободной и независимой, что, впрочем, не означат вседозволенности. Редакторам газет было объявлено, что информация, наносящая ущерб национальным интересам или приносящая пользу врагу, в находящемся на осадном положении Крыму публиковаться не может. Редакторам 3-х ведущих газет было предложено на выбор: цензура или полная свобода, при которой, в случае публикаций, расцененных, как пособничество врагу, редактор будет отвечать по законам военного времени. Двое редакторов (из левых) выбрали цензуру, третий (правый) – свободу. Всего в Крыму действовало 20 газет: 3 либеральные, 4 умеренные, 3 монархические, 4 крайне монархические, 3 профессиональные и 3 официальные.
В то время в Крыму священник Востоков выступал с проповедями антисемитского содержания, пользующимися большим спросом у публики. Врангель пригласил его к себе и попросил впредь от подобных выступлений воздерживаться и издал указ, запрещающий разжигание религиозной, национальной и расовой розни в публичных выступлениях и газетных публикациях. «Я считаю недопустимыми в этот критический период нашей жизни любые формы расовой, классовой и межпартийной борьбы и приму все возможные меры для её предотвращения. Погромы означают моральное разложение армии», - говорил барон.
Знавшие Петра Николаевича люди отмечали скромность его быта и колоссальную работоспособность. Главнокомандующий вставал рано, с 8-ми принимал должностных лиц и посетителей, обедал с часа до двух, после 6-ти принимал людей, с которыми хотел побеседовать подольше, перед ужином с адъютантом выходил в город, осматривал лазареты и общежития. За ужином, кроме жены и тёщи, присутствовали дежурные офицеры конвоя и зачастую Кривошеин. Ужин состоял из одного блюда, к коему подавался стакан вина. Затем генерал работал до 11-ти или 12-ти часов.
Одновременно с организацией тыла, Врангель проводил преобразование и в армии, получившей отныне название Русской. Начал он с беспощадной борьбы с мародёрством и незаконными реквизициями. Военные трибуналы выносили скорые приговоры, и эти решительные меры восстановили дисциплину в деморализованных частях. Жалобы крымчан на бесчинства армии практически прекратились. В северной Таврии крестьяне говорили: «петлюровцы грабили, махновцы грабили, деникинцы, случалось, тоже грабили, красные грабят, а вот только врангелевцы никогда не грабили и землю хотели дать». Либерал В.А. Оболенский писал: «У нас на глазах совершилось чудо». Пётр Николаевич стремился сократить количество штабистов, отправляя их на фронт, хотя это и не всегда удавалось. Однажды на перроне станции Врангель встретил щеголеватого полковника. Барон поинтересовался, где он служит.
- Офицером связи при генерале Слащёве, ваше превосходительство!
- Павел, разве есть такая должность? – обернулся Пётр Николаевич к Шатилову.
- Определённо нет. Ещё один кандидат для отправки на фронт.
- Я… Я состою также при епископе Вениамине… - запинаясь, начал полковник.
- Что?! – закричал Врангель. – При епископе Вениамине? Что же вы там делаете, ладаном курите или уклоняетесь от отправки на фронт? Да как вы смеете!
Полковника тотчас арестовали…
Своим приказом Главнокомандующий ввёл в армии военную юстицию, полностью отделив от гражданского судопроизводства.
Отныне ставка в формировании войск делалась не на добровольцев, а на мобилизованных резервистов.
Примечательно, что среди многих воззваний Врангеля того времени есть и обращённое к офицерам, вставшим на сторону красных, где в частности говорилось:
«Я хочу верить, что среди вас, красные офицеры, есть ещё честные люди, что любовь к Родине ещё не угасла в ваших сердцах.
Я зову вас идти к нам, чтобы вы смыли с себя пятно позора, чтобы вы стали вновь в ряды Русской, настоящей армии.
Я, генерал Врангель, ныне стоящий во главе её, как старый офицер, отдавший Родине лучшие годы жизни, обещаю вам забвение прошлого и представляю возможность искупить свой грех».
После проведённой реорганизации начинается очередное, последнее наступление Белой армии. Необходимо было прорвать организованную красными блокаду и выйти на просторы Южной Украины, богатой продовольствием и лошадьми. Врангель спланировал комбинированную операцию – одновременную высадку десанта на севере и северо-востоке полуострова в сочетании с атакой по Перекопскому и Арбатскому перешейкам, отделявшим Крым от материка, - которая была блестяще осуществлена. Пётр Николаевич под градом пуль оставался с войсками на протяжении всего сражения.
Красные стянули к Крыму подкрепления, обеспечивающие им громадный численный перевес. Однако, планы большевиков потерпели полный крах. Русская армия одержала одну из самых блистательных своих побед, итогом которой стало почти полное уничтожение группировки красных, включавшей 7 дивизий (в том числе, Латышскую) и конницу Жлобы, захват 10 тысяч пленных, 48 орудий, 6 броневиков, 250 пулемётов, 3 бронепоездов и огромного количества боеприпасов. Таврическая губерния отныне находилась в руках Врангеля, занимаемая белыми территория увеличилась вдвое.
То, что удалось сделать новому Главнокомандующему, многие называли чудом. Один из лидеров кадетской партии, князь Павел Долгоруков, позже расстрелянный большевиками, вспоминал: «От всей его фигуры веяло энергией, и сразу почувствовалась его молодая, крепкая рука. Тот военный сброд, который я видел в Феодосии, Врангель и его сотрудники в короткое время преобразили в регулярные части, способные не только оборонять Крым, но и наступать. Летом была занята северная часть Таврической губернии, Мелитополь и Бердянск. И это при страшной трудности комплектования, при недостатке обозов, лошадей артиллерии и при ограниченных ресурсах населения небольшой территории.
Грабежи и насилия в войсках благодаря строгим мерам исчезли, произошло то чудо, о котором я говорил ранее, в которое не верили и потрясённые разложением Добрармии военные. (…)
Во Врангеле более (чем в Деникине – Е.С.) чувствовалось потентной энергии. И он впоследствии доказал, что не только может из деморализованной массы формировать, воодушевлять и вести в бой боеспособное войско, но не выпускал из своих крепких рук вожжей и после катастрофы. И после военного крушения люди верили в него, и он, в неимоверно трудных условиях, находил возможность поддерживать их морально и материально, поддерживать в них воинский дух и порыв к национальному подвигу. Он был ближе к типу диктатора, а это в настоящее время и требовалось, а потому я, прогрессист, кадет и пацифист, всецело и убеждённо стал его поддерживать…»
Подводя промежуточные итоги своей деятельности, Пётр Николаевич отмечал: «Огромная работа сделана нами. Три месяца тому назад, прижатая к морю, на последнем клочке родной земли, умирала армия. Русский народ отверг её. В ней видел он не освободителей, а насильников. Европа отвернулась от нас, готовая видеть во власти захватчиков России – власть, представляющую русский народ. Казалось, конец неизбежен. Теперь наши войска победоносно двигаются вперёд. Воскресшие духом, очистившись в страданиях, русские полки идут, неся с собой порядок и законность. Новая власть пользуется доверием народа. Её лицо для него открыто. Мир, забывший было нас, вновь нас вспоминает, и борьба горсти русских патриотов начинает приобретать значение крупного фактора международной политики…»
И всё-таки генерал не склонен был видеть ситуацию о радужных тонах и с тревогой добавлял: «…Как ничтожен маленький клочок свободной от красного ига русской земли по сравнению с необъятными пространствами залитой красной нечистью России. Как бедны мы по сравнению с теми, кто ограбил несметные богатства нашей Родины. Какое неравенство пространства, сил и средств обеих сторон. Редеют ежедневно наши ряды, раненые заполняют тыл. Лучшие и опытные офицеры выбывают из строя, их заменить некем. Изнашивается оружие, иссякают огнеприпасы, приходят в негодность технические средства борьбы. Без них мы бессильны. Приобрести всё это нет средств. Наше экономическое положение становится всё более тяжёлым. Хватит ли сил у нас дождаться помощи, придёт ли эта помощь, и не потребуют ли за неё те, кто её даст, слишком дорогую плату? На бескорыстную помощь мы рассчитывать не в праве».
Увы, силы были слишком неравны, а союзники, в большинстве своём, отвернулись от белых. Англичане спешно налаживали отношения с Советами и требовали от правительства Врангеля прекратить войну. Французы, хотя и признали это правительство, помощи оказывать не спешили. Но главный удар в спину нанесли поляки. Ведя успешные боевые действия, они оттягивали на себя значительную часть сил большевиков, что давало белым возможность для манёвра. Врангель предполагал выйти на соединения с польской армией и объединить усилия в борьбе с красными. Поляки делали вид, что соглашаются с этим планом. В Крыму шли переговоры о совместных действиях, а в это время руководство Польши вероломно заключило мир с большевиками, о чём известили Врангеля лишь несколько дней спустя.
- Поляки в своём двуличии остались себе верны, - прокомментировал это Пётр Николаевич.
Теперь силы красных были свободны, чтобы всей массой ударить по Крыму, что и было сделано. Даже природа, казалось, встала на сторону красных. Осень выдалась небывало холодной, последние защитники Крыма, героически оборонявшие Перекоп, страдали от обморожений.
Однако, главнейшая задача, которую ставил перед собой Врангель, была выполнена: время было выиграно. И это время было использовано с максимальной пользой. Эвакуацию начали готовить заблаговременно. Делать это приходилось втайне от армии и населения, чтобы не подрывать боевой дух у первой и не создавать паники среди последнего. Для соблюдения секретности начальник контрразведки генерал Климович даже организовывал, в случае возникновения в прессе ненужных слухов, ложные утечки информации о якобы готовящихся военных операциях. Одной из первых мер Врангеля стало создание запасов топлива, включая добывавшийся в Крыму уголь. Для закупки оного генерал Шатилов был направлен в Константинополь. Все суда, включая баржи и шаланды, были приведены в полную готовность.
Утром 3-го ноября Главнокомандующий принял последний парад на родной земле. В Севастополе на площади перед гостиницей построились: конвой генерала, Атаманское Новочеркасское училище и оставшиеся вне наряда юнкера Сергиевского училища. Один из очевидцев вспоминал: «Ген. Врангель вышел из дверей гостиницы одетый в серую офицерскую шинель с отличиями Корниловского полка. За ним его штаб и штаб крепости с генералом Стоговым.
Обходя фронт генерал Врангель остановился перед атаманцами и обратился к ним со, ставшими теперь, историческими словами:
"Орлы! Оставив последними Новочеркасск, последними оставляете и русскую землю. Произошла катастрофа, в которой всегда ищут виновного. Но не я, и тем более, не вы виновники этой катастрофы; виноваты в ней только они, наши союзники" - и генерал прямо указал рукой на группу военных представителей Англии, США, Франции и Италии, стоявших неподалеку от него. - "Если бы они вовремя оказали требуемую от них помощь, мы уже освободили бы русскую землю от красной нечисти. Если они не сделали этого теперь, что стоило бы им не очень больших усилий, то в будущем, может быть, все усилия мира не спасут ее от красного ига. Мы же сделали все что было в наших силах в кровавой борьбе за судьбу нашей родины... Теперь с Богом. Прощай русская земля".
11 ноября 1920-го года Главнокомандующий Русской Армией генерал Врангель издал приказ об эвакуации. Его воззвание гласило:
«Русские люди! Ведя неравную борьбу с угнетателями, Русская Армия защищала последний клочок России, на котором сохранились закон и справедливость. Сознавая свою ответственность, я с самого начала стремился учесть возможное развитие событий. Я приказал произвести эвакуацию всех, кто последует за Русской Армией в её пути на Голгофу: семьи солдат и офицеров, государственных служащих с семьями и каждого, кому угрожает опасность, если он попадёт в руки врага.
Посадка на корабли будет происходить под контролем армии, знающей, что суда для неё готовы и ждут в портах, согласно ранее утверждённому плану. Я сделал всё, что было в моих силах, чтобы выполнить свой долг перед армией и населением.
Нам неизвестно, что ожидает нас в будущем.
У нас нет иной земли, кроме Крыма. У нас нет дома. Как всегда откровенно, я предупреждаю о том, что вас ожидает.
Господи! Дай нам сил и мудрости преодолеть и пережить это страшное для России время».
Корреспондент Валентинов вспоминал: «Командующий вошёл. Его искажённое лицо выражало предельную усталость. Он медленно подошёл к окну и долго смотрел на огни кораблей в гавани. Я различил едва слышный шёпот: «О, как тяжело, как ужасно тяжело!» Он повернулся и так же медленно направился к двери. Я слышал его шаги в пустом зале…»
Посадка людей на корабли прошла благополучно. Все, кто хотел уехать, смогли сделать это. Паники и различных эксцессов удалось избежать. Погрузка багажа сопровождалась молебном в честь Коренной Курской иконы Божией Матери (Знамение), которую Врангель потребовал вывезти, как единственную не попавшую в руки большевиков. Главнокомандующий на катере в последний раз приветствовал свои войска на родной земле. Громогласное «Ура!» было ему ответом. Ю.И. Лодыженский, работавший впоследствии по заданию Врангеля в Российском отделении Красного Креста в Женеве, вспоминал: «В это время внимание моё было привлечено происходящим на берегу. По лестнице спускалась небольшая группа военных, среди которых можно было различить чёрную черкеску главнокомандующего генерала Врангеля. Его окружала толпа, состоявшая из местных жителей и ещё не успевших погрузиться воинских чинов и беженцев. Некоторые становились на колени, крестились и целовали землю. Другие крестили генерала. Слав, конечно, не было слышно. Затем от пристани отошёл катер со штабом и главнокомандующий вошёл на палубу крейсера «Корнилов». Прежде чем направиться в Константинополь, он решил обойти крымские порты, чтобы убедиться в погрузке всех своих соратников и их семей». Из крымских портов вышло 126 судов, на которых Россию покинуло около 150000 русских людей…
В эти дни жесточайшая стужа в Крыму сменилась теплом, и солнце первый раз за долгое время ярко засияло в синем небе…

        Глава 8.

                                                                            Оставленная всем миром обескровленная армия,
                                                                            боровшаяся не только за наше русское дело, но и за дело
                                                                            всего мира, оставляет родную землю. Мы идём на чужбину,
                                                                            идём не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой,
                                                                            в сознании выполненного до конца долга. Мы вправе требовать
                                                                            помощи от тех, за общее дело которых мы принесли
                                                                            столько жертв, от тех, кто своей свободой и самой жизнью
                                                                            обязан этим жертвам.
                                                                                                                                                        П.Н. Врангель

                                                                            Прощай, Родина! Теперь беженцами скитаемся мы по чужбине.
                                                                            Серо, однообразно, бесполезно тянутся день за днями.
                                                                            Глядим на гибель Родины, с горестью смотрим,
                                                                            как зарубежная Русь грызётся между собою,
                                                                            не для блага России, а за будущую, белее чем гадательную власть.
                                                                            (…)
                                                                            В активе общественные силы – все те же, увы,
                                                                            знакомые лица, алчущие сыграть роль, на которую они
                                                                            не способны.
                                                                            (…)
                                                                            А тем не менее – вопреки очевидности,
                                                                            вопреки здравому смыслу – верую…
                                                                            Россия будет!
                                                                                                                                                        Н.Е. Врангель

Эвакуированная Русская Армия первоначально была размещена на трёх островах у побережья Турции: Лемнос, Чаталдже, Галлиполи… На северо-востоке абсолютно пустынного полуострова Галлиполи оказались 26596 военнослужащих со своими семьями. Голое поле под открытым небом – вот, что предстало их взору. О жизни русских беженцев на Галлиполи пишет Алексей Петрович Врангель: «Французы предоставили палатки, но не дали ни транспорта, ни инструментов – их заменили мускулы и изобретательность. Жильё напоминало стоянку каменного века: спали на голой земле, топили хворостом и принесёнными водой сучьями. Жили в темноте: французы не дали керосина.
Из пустой консервной банки, фитиля и растопленного жира от консервов получалось нечто вроде древнеримского светильника. Те же консервные банки использовались в качестве посуды и для приготовления пищи. Мебели, разумеется, не было, тюфяки заменяли водоросли и ветки, стульями служили ящики, в которых доставлялись консервы. Рациона, установленного французами, хватало лишь, чтобы не умереть с голоду: 500 граммов хлеба, немного консервов – ни овощей, ни мяса. Чтобы предотвратить голод, командование корпуса из своих скудных ресурсов купило муку и открыло несколько пекарен. (…)
Военные инженеры проявляли чудеса изобретательности. У них не было ни инструментов, ни материалов. Русская сметка, предприимчивость и воля помогли справиться с этими трудностями. (…) Перечень того, что они сделали, читается как сказка. Восстановлены разрушенные дома, проведена железная дорога от лагеря до города, и по ней доставлялось продовольствие. Построены и оборудованы бани, кухни, пекарни, больницы. Сооружена пристань для разгрузки помощи, восстановлен римский акведук, по которому вода поступала в город. (…)
Галлиполи превратился в большую школу. Для не имевших начального образования были организованы курсы. Офицеры изучали тактику и стратегию. Издавалась газета, появился даже театр, где шли спектакли. (…) …В палатке соорудили церковь с самодельными иконами и алтарём, при изготовлении которых использовались всё те же консервные банки. Был организован прекрасный церковный хор…»
Врангель в это время жил на яхте российского посольства «Лукулл». На ней он объезжал войска, встречавшие его восторженно. На острове Лемнос казаки, размещавшиеся там, после парада побежали за автомобилем главкома, а потом понесли его на руках…
Этот период Павел Долгоруков в своих воспоминаниях назвал «вторым чудом Врангеля». «После крымского поражения, - писал князь, - он не выпустил вожжей из своих крепких рук и, увезя от большевиков до 150 тысяч людей военных и гражданских, сумел, вопреки мнению многих авторитетных военных, на чужой территории, против воли союзников «незаконно» сохранить армию, хотя и без оружия. И ему, побеждённому, повиновались и молились на него. Я видел, когда он через год, на транспортах в Константинополе, проходя своим быстрым шагом мимо выстроенных войск, перевозимых в Болгарию, здоровался с ними, у людей наворачивались слёзы. А он только быстро проходил. Но тогда они уже знали и поняли, что для них сделал этот узник союзников, не могший к ним даже ездить из Константинополя, ведший всё время из-за них тяжёлую, упорную борьбу с союзными властями».
После парада на Галлиполи, где генерал Кутепов делал всё, чтобы сохранить армию, один из военных атташе заметил: «Нам говорили, что здесь толпа беженцев, а мы увидели армию».
Но армии союзники видеть не желали и требовали её расформирования и сдачи оружия. Врангель отвечал категорическим отказом, считая армию залогом будущего России. В одном из последних приказов, изданных ещё в Севастополе, Главнокомандующий писал: «Верю, что настанет время, и Русская армия, сильная духом своих офицеров и солдат, возрастая, как снежный ком, покатится по родной земле, освобождая её от извергов, не знающих Бога и Отечества.
Будущая Россия будет создана армией и флотом, одухотворёнными одной мыслью: «Родина – это всё».
Надо сказать, что французы, оказавшие довольно значительную помощь русским беженцам, с лихвой компенсировали её, заполучив не только большое количество оружия, но все 126 российских кораблей, некоторые из которых ещё очень долго находились в составе французского флота.
Теперь Франция требовала скорейшей ликвидации армии Врангеля. Врангель планировал переправить армию на территорию дружественных стран: Югославии и Болгарии, но для этого нужно было время, а союзники стремились как можно быстрее положить конец её существованию. Франция в ультимативной форме заявляла, что не признаёт больше существования Русской Армии и не считает генерала Врангеля её Главнокомандующим, что едва не вызвало восстания доведённых до предела галлиполийцев. Французы агитировали изгнанников вернуться на Родину, обещая амнистию, под гарантии французского правительства. Казаки с острова Лемнос поверили этим обещаниям. 5819 человек на двух кораблях отплыли в Россию. Их друзья поднялись на борт, чтобы проститься с ними, покинуть суда французы им уже не позволили… Вскоре один из кораблей вернётся в Константинополь, и в трюме обнаружится страшная нацарапанная надпись: «Друзья! Из 3500 казаков, прибывших в Одессу, 500 были расстреляны на месте, остальных отправили в лагеря и на каторгу. Казак Мороз из станицы Гнутовск, я не знаю, что меня ждёт».
В Крыму в то время шли зверские расправы, в ходе коих было уничтожено 120 тысяч русских людей, среди которых старики, женщины, дети… Кости расстрелянных в те жуткие дни и сегодня вымывают из земли весенние дожди…
Французские депутаты были возмущены поступком своего правительства. Справедливости ради, надо заметить, что многие государственные и военные деятели оказывали поддержку Врангелю. Французские корабли, проплывая мимо его яхты, отдавали положенные в таких случаях морские почести. Своё восхищение выразил Петру Николаевичу командующий английскими оккупационными войсками генерал Харрингтон, ставший его другом. Поддерживал Белого Главнокомандующего и верховный комиссар США адмирал Бристоль.
15-го октября 1921-го года итальянский фрегат «Адрия» протаранил яхту «Лукулл» ровно посередине, где была каюта Врангеля. Однако, покушение не удалось, и Пётр Николаевич вновь чудом избежал гибели: буквально за минуту до трагедии барон с женой сошли на берег.
Французы не дали Врангелю никакого транспорта, лишив его возможности посещать войска, и генерал оказался в российском посольстве практически в положении арестанта. Между тем, Советы гарантировали амнистию белым в случае возвращения, если приказ об оном отдаст сам Врангель. Французы потребовали отдать такой приказ и пригрозили русскому Главнокомандующему арестом. Когда на другой день, французский представитель, придя за ответом, беседовал с послом, вошёл Врангель и невозмутимо обратился к последнему:
- Извините за беспокойство, г-н посол, но я должен показать конвою, где установить пулемёты, - ходят слухи, что определённые зарубежные круги вынашивают заговор против главнокомандующего.
С этими словами барон вышел. Разумеется, ни оружия, ни конвоя у него не было, но одного эффекта оказалось достаточно, чтобы французы отказались от своих замыслов.
Среди русских войск уже вынашивался план захвата Константинополя, но, по счастью, в это время завершились переговоры генерала Шатилова с руководством Болгарии и Югославии. Эти страны согласились принять у себя Русскую Армию.
Оказавшись в изгнании, супруга генерала Врангеля, Ольга Михайловна, посвятила себя заботе о беженцах. Сергей Палеолог вспоминал, что в Константинополе, среди беженцев только и слышно было: «Вы не видели Ольгу Михайловну?..», «Ольга Михайловна поможет… напишет… скажет… сделает…». «Никто не мог с таким искренним участием поговорить с простым казаком, солдатом, офицером, ставшим инвалидом, с безутешными матерями и вдовами, как это делала она», - писал Палеолог. Ольга Михайловна помогала всем, и делала это всегда доброжелательно, без суеты.
Её стараниями были организованы два туберкулёзных санатория в Болгарии и Югославии. Добывать средства на них Ольга Михайловна ездила в Америку. Деньги на это путешествие баронессе, которой едва хватало на поездку в Бельгию с детьми 3-м классом, дал Феликс Юсупов. Новый свет она исколесила вдоль и поперёк, выступая с речами на благотворительных приёмах, и американские граждане откликались на её призывы и жертвовали значительные суммы.
С целью сплочения армии Врангель организовал Воинский Союз, имевший отделения во многих странах. Члены Союза платили небольшие взносы, которые шли на организационные расходы и в страховой фонд на случай потери работы и болезни. Все усилия Петра Николаевича были направлены на сохранение армии, поддержание духа её. «Русская Армия – это не только последняя горсть защитников Родины, - говорил он, - это не Корниловцы, Марковцы, не гвардейцы – последний батальон Императорской Гвардии; это не Донские, Кубанские, Тёрские казаки. Русская Армия – это всё русское воинство, оставшееся верным знамени, Русская Армия – это всё, что не Совдепия – это Россия…
И пока не умерла Армия – она, эта Россия, жива».
В среде русской эмиграции генерала Врангеля приняли в штыки. Для либералов из бывшего Временного правительства и им подобных он был кем-то вроде Бонапарта, а вся Белая армия – реакционной силой. Страницы их газет заполняла брань, в конечном итоге, бившая по русским солдатам и офицерам, находившимся на Галлиполи и Лемносе. Не отставали и правые. Для них и сам Врангель, и его сподвижники были выскочками, нахватавшими генеральских чинов не на настоящей войне, а в ходе усобицы. Не устраивал и постулат «армия вне политики». Великий князь Кирилл, провозгласивший себя Императором в изгнании, и его приближённые требовали лояльности к себе от армии. Врангель ответил Великом князю отказом, считая поддержку этого фарса своим авторитетом дурной услугой, как монархистам, так и всей армии, в которой были люди разных взглядов. Этого Кирилл Владимирович и его окружения не забудут и не простят. Впрочем, брань, лившаяся на Главнокомандующего со всех сторон, ничуть не колебала его авторитета в армии.
Уже после смерти Врангеля генерал фон Лампе писал: «Русская эмиграция никогда не была «счастливой», да и сам факт пребывания в изгнании исключает всякий вопрос о счастье. Но у белой русской эмиграции при жизни генерала Врангеля был её ДРУГ, её ГЕРОЙ. В генерале Врангеле сама БЕЛАЯ ИДЕЯ нашла своё воплощение, он как бы олицетворял её».
Тем не менее, в 1924-м году Врангель, оставаясь Главнокомандующим Русской Армией и Председателем РОВС, передал права Верховного Главнокомандующего Русской Армией в зарубежье дяде убитого Государя, Великому Князю Николаю, имевшему большой авторитет в среде монархистов. Решение это было продиктовано тем, что Николай Николаевич имел обширные связи среди членов французского правительства и высшего генералитета, что должно было способствовать улучшению положения изгнанников, большинство из которых тяготели именно к Франции.
Сам Врангель с семьёй поселился в Бельгии, где его тёща на деньги, вырученные от продажи австрийской виллы, приобретённой ещё её мужем, купила небольшой дом. Николай Николаевич, взявший под контроль средства, на которые существовал РОВС, предложил Врангелю выплачивать из них ему пенсию, но тот отказался, не желая получать содержание из взносов членов Союза, при организации которого было решено, что никто из старших командиров не будет получать жалования за его счёт.
Окружение Николая Николаевича относилась к Врангелю враждебно. Они видели в нём соперника в борьбе за власть, опасались, что в будущей России, пользующийся огромным доверием и поддержкой генерал займёт слишком значимое место, а потому старались прекратить финансирование войска, политически изолировать барона, затруднить его связи с воинскими организациями.
Из-за стеснённости в средствах Врангель не мог уже так часто посещать разбросанные по разным краям соединения своей армии. И всё-таки те редкие встречи, которые удавалось организовать, оставались неизгладимыми в памяти их участников. Кадет Воробьёв вспоминал: «…он стоял перед нами в своей характерной позе, положив руку на рукоять казацкого кинжала. Своим громким, отчётливым голосом, которым он привык обращаться к войскам, он призывал нас к вере и терпению. Сотни юных глаз были прикованы к нему, заворожено следя за выражением его лица и жестами. Сомневаюсь, что стены старой австрийской крепости, где находилось наше училище, когда-либо сотрясало столь громкое «ура!». Кадеты подхватили Врангеля на руки и торжественно понесли его».
Армия боготворила своего Главнокомандующего. Чувства, питаемые к нему многими белыми воинами, лучше всех передал поэт Иван Савин в своём очерке «Портрет», посвящённом генералу: «Я долго не мог понять, как я заставил себя не выйти из рядов вперед, не подойти к Вам, не сказать Вам сквозь слезы:
- Ваше превосходительство, позвольте сказать Вам, как я счастлив видеть Вас. Есть в Вас, ваше превосходительство, что-то большее, чем глава армии. Есть в Вас, там, за сталью суровых глаз большая, славная нежность и большая любовь. К России ли любовь, к нам ли, всегда готовым умереть за нее, - я не знаю, но, вот, хочется сказать мне Вам что-то очень нужное, очень светлое, такое, чтобы вопреки всем воинским уставам и дисциплинам, все уланы, все драгуны, все гусары, все те, кто окован красным кольцом, понесли бы Вас на руках вперед, за Днепр, к Москве, понесли бы Вас как знамя, туда, где в крови и дыме рождается Россия!
Так хотелось выйти из фронта, крепко, до боли крепко пожать Вашу руку, как жмут руку большому, верному, единственному другу. И опять-таки не страх перед наказанием удержал меня – Вы, знаю, поняли бы, Вы, знаю, простили бы – а мысль, что, может быть, как тогда, в Новороссийске, пряча улыбку в глубине прозрачных глаз, Вы скажите:
- Вольноопределяющийся, только в красной армии солдаты выходят из строя. Стыдитесь!
И стало бы до боли стыдно.
(…)
- Ваше превосходительство, это ничего. Пусть бьют, пусть расстреливают, мы знаем Вас, мы не поверим. Вы совсем близкий, совсем родной. Ваше превосходительство, если и я, полуубитый, упаду в общую могилу, знайте, что так любить Россию и гибнуть за нее научили меня Вы.
Бог спас меня. Видно, вымолила мне жизнь у Господа мать, отдавшая ему четырех сынов. Теперь – мутный квадрат стены, Галлиполи, шнурок и Вы. Не знаю, дойдут ли к Вам эти несвязные строки, этот портрет Ваш – мозаика, сложенная из маленьких, из пестрых кусочков былого. Но вы не скажите, ваше превосходительство : «стыдитесь»! Вы поймете, что крепко храню в памяти эти кусочки, берегу хорошую память о Вас потому, что с Вами связан гордый и чистый год последней святой борьбы с теми, кого да проклянет Господь самым черным проклятием! Знаю – не осудите Вы и поймете, что это, может быть, немножко смешно, но не стыдно, если я сейчас подойду к Вашему портрету – желтому листу из ”Die Woche” и, став во фронт, скажу Вам, вождю моему:
- Ваше превосходительство, если России нужна будет моя жизнь, я отдам ее по первому Вашему зову!»
В это время начинается знаменитая операция ОГПУ «Трест». Генерал Кутепов, бывший блестящим военачальником, занялся не свойственным себе делом: разведкой. Он добился права вести партизанскую борьбу на территории Советского Союза, организовывать различные диверсии. Врангель был категорически против этого, считая, что террористические акции ни к чему не приведут, а лишь унесут понапрасну жизни их исполнителей. Пётр Николаевич, вообще, выступал против террора и навязывания какого-либо строя силой. «Всё прошлое России говорит за то, что она рано или поздно вернётся к монархическому строю, но не дай Бог, если этот строй будет навязан силой штыков или белым террором… Кропотливая работа проникновения в психологию масс с чистыми, национальными лозунгами может быть выполнена при сознательном отрешении от узкопартийных, а тем более классовых доктрин и наличии искренности в намерениях построить государство так, чтобы построение удовлетворяло народным чаяниям», - считал Врангель.
Генерал Кутепов рассуждал иначе. Он легко попал на удочку агента ОГПУ Якушева, тонко игравшем на его самолюбии, и в течение нескольких лет был фактически марионеткой в руках этой организации. В отличие от Кутепова Пётр Николаевич сразу раскусил большевистского агента. И.А. Ильин писал: «Ясновидящая интуиция присуща только гениальным людям (так, только П.Н. Врангель с первого же взгляда определил Фёдорова-Якушева, как провокатора и запретил с ним входить в сношения)». Примечательно, что Врангель ещё в 1923-м году заподозрил в генерале Скоблине, который позже вместе со своей супругой певицей Надеждой Плевицкой организует похищение и убийство Кутепова, агента ГПУ и отстранил его от командования корниловцами. Сам же Кутепов, бывший посажённым отцом на свадьбе Скоблина, будет благоволить к нему до конца, несмотря на предупреждения Петра Николаевича, и после смерти последнего восстановит предателя во главе Корниловского полка.
Врангель с горечью видел, что армию всё больше втягивают в политику, а политики погрязли в междоусобных дрязгах, разъедающих эмиграцию, разрушающих Белое дело. В 1924-м году он говорил: «Если Белому делу суждено кончиться, то пусть конец этот будет так же почётен, как весь «белый» крестный путь…»
Но Белая борьба продолжалась. Пётр Николаевич так формулировал её: «Белая борьба – это честное возмущение русского человека против наглого насилия над всем для него святым: Верой, Родиной, вековыми устоями государства, семьи.
Белая борьба – это доказательство, что для сотен тысяч русских людей честь дороже жизни, смерть лучше рабства.
Белая борьба – это обретение цели жизни для тех, кто, потеряв Родину, семью, достояние, не утратил веры в Россию.
Белая борьба – это воспитание десятков тысяч юношей – сынов будущей России – в сознании долга перед Родиной.
Белая борьба – это спасение Европы от красного ига, искупление предательства Брест-Литовска.
Не вычеркнуть из русской истории тёмных страниц Настоящей смуты. Но не вычеркнуть и светлых – Белой борьбы». В первый день 1927-го года Врангель издал новогодний приказ, в котором говорилось: «Ушел еще год. Десятый год русского лихолетия. Россию заменила Триэсерия. Нашей Родиной владеет интернационал. Но национальная Россия жива. Она не умрет, пока продолжается на русской земле борьба с поработителями Родины, пока сохраняется за рубежом готовая помочь в ее борьбе зарубежная Армия... Не обольщаясь привычными возможностями, но не смущаясь горькими испытаниями, помня, что побеждает лишь тот, кто умеет хотеть, дерзать и терпеть, будем выполнять свой долг».
Вокруг Врангеля в последние годы его жизни образовался круг самых доверенных его людей: генерал Шатилов, А.И. Гучков, генерал-майор фон Лампе, философ Иван Ильин. Эта глубоко законспирированная организация налаживала связи в политических, экономических и военных кругах разных стран, предпринимала меры для создания в Советской России организации, не имевшей связей с прежними и существующими разведывательными учреждениями белой эмиграции.
Деятельность этой структуры прервёт внезапная кончина генерала Врангеля, которую большинство расценили, как убийство. Предположительно, гостивший в доме Петра Николаевича брат его денщика, о котором тот прежде даже не упоминал, прибывший из Советской России, подсыпал яд в еду генералу. Судя по всему, это был туберкулин, вызвавший у абсолютно здорового 49-летнего барона скоротечную чахотку, которая свела его в могилу в считанные недели. Мать Петра Николаевича писала: «Тридцать восемь суток сплошного мученичества!.. Его силы пожирала 40-градустная температура… Он метался, отдавал приказания, порывался встать. Призывал секретаря, делал распоряжения до мельчайших подробностей». Сам генерал говорил приехавшему профессору Алексинскому: «Меня мучает мой мозг. Я не могу отдохнуть от навязчивых ярких мыслей, передо мной непрерывно развертываются картины Крыма, боев, эвакуации... Мозг против моего желания лихорадочно работает, голова все время занята расчетами, вычислениями, составлением диспозиций... Меня страшно утомляет эта работа мозга. Я не могу с этим бороться... Картины войны все время передо мной, и я пишу все время приказы... приказы, приказы!»
Уже больной, Врангель продолжал работать. Незадолго до смерти, уже приняв причастие и исповедавшись, он обсуждал с генералом Шатиловым вопросы, касающиеся армии и её содержания. Редактируя свои «Записки», которые готовил к изданию фон Лампе, Пётр Николаевич исключил из неё 1/8 часть текста, распорядившись уничтожить её, где говорилось о Государе и Деникине, оставив, таким образом, лишь факты, не дав волю эмоциям, не пожелав сводить счёты, поднявшись выше этого и показав пример чести, благородства и смирения.
Перед кончиной, исповедавшись и причастившись Святых Тайн, Врангель говорил своему духовнику протоиерею Василий Виноградову: «Я готов служить в освобожденной России хотя бы простым солдатом...» 25 апреля 1928 года в девять часов утра генерал тихо скончался. Последними его словами были: «Я слышу колокольный звон, Боже, храни армию!»
Смерть Врангеля стала трагедией для большого числа русских людей, для армии. Один офицер написал в предсмертной записке: «Для меня его смерть означает конец всего, надежды вернуться в Россию больше нет», - и застрелился…
Деньги на похороны Главнокомандующего посылали отовсюду – офицеры, солдаты, казаки – Белое воинство.
Похоронили П.Н. Врангеля, согласно его завещанию, в русской церкви в Белграде. Его провожало огромное количество людей, присутствовало 363 делегации, было возложено более 200 венков, воздух дрожал от артиллерийского салюта. Митрополит Антоний (Храповицкий) сказал об этой церемонии: «Похоронами, которые пышностью превзошли даже погребение царственных особ, Господь увенчал его славный путь, воздав ему то, чего лишён он был в земной жизни. Его уделом были не триумфы, а тяжкий труд и разочарования, зато его похороны из проводов в последний путь превратились в победный марш».

П.Н. Врангель. «Родина – это всё».

ВОЗЗВАНИЕ

Слушайте, русские люди, за что мы боремся:

За поруганную веру и оскорблённые её святыни.

За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, вконец разоривших Святую Русь.

За прекращение междоусобной брани.

За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую им землю, занялся мирным трудом.

За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси.

За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе Хозяина.

Помогите мне, русские люди, спасти Родину.

20 мая 1920 г. Севастополь.

Для меня нет ни монархистов, ни республиканцев, а есть лишь люди знания и труда. (…) «С кем угодно – но за Россию!» - вот, мой лозунг.

…Верю, что настанет время, и Русская армия, сильная духом своих офицеров и солдат, возрастая как снежный ком, покатится по родной земле, освобождая её от извергов, не знающих Бога и Отечества.

Будущая Россия будет создана армией и флотом, одухотворёнными одной мыслью: «Родина – это всё».

Вдохнуть в армию эту мысль могут прежде всего господа офицеры – душа армии.

К вам, господа офицеры, я обращаюсь в первую очередь.

Напрягите ваши силы, не покладая рук работайте над усилением мощи армии и верьте, что успехи вам будут сопутcтвовать.

Знаю все ваши нужды и все ваши печали; знаю, что вы отдали жизнь службе Родине и потеряли всё своё достояние.

Испытание, ниспосланное Господом Богом на многострадальную нашу Родину, ещё продолжается, и я не в силах помочь вам и семьям вашим так, как бы я хотел и как вы все того заслуживаете.

Будем верить, что Мать-Россия в будущем достойно вас вознаградит…

Приказ №3580. 26 августа (8 сентября) 1920 г. Севастополь

ПРИКАЗ О ЗЕМЛЕ.

8-го Апреля 1920 года мною отдан приказ о разработке мероприятий по земельному вопросу на следующих основаниях:

1. Вся годная к обработке земельная площадь должна быть надлежащим образом и полностью использована.

2. Землей должно владеть на правах прочно укрепленной частной собственности возможно большее число лиц, могущих вкладывать в нее свой труд.

3. Посредником между крупным землевладением и новыми собственниками должно быть Государство.

В развитие этих оснований приказываю:

I.В местностях, занимаемых войсками Главного

Командования, ввести в действие утвержденные мною 25-го сего мая и прилагаемые при сем «Правила о передаче распоряжением Правительства Казенных, Государственного Земельного банка и частновладетельческих земель сельскохозяйственного пользования в собственность обрабатывающих землю хозяев».

II. Впредь до прочного устроения и упорядочения земской жизни на местах, осуществление земельных мероприятий, предусматриваемых упомянутыми в предшедшем (I) Отделе Правилами, возложить на Волостные и Уездные Земельные Советы, учреждаемые временно на один год и действующие на основании прилагаемого при сем «Временного Положения о земельных учреждениях».

III. Волостным и Уездным Земельным Советам, при исполнении обязанностей, возлагаемых на них упомянутыми в Отделе (I) Правилами, иметь особую заботу о предоставлении свободных земельных участков в первую очередь воинам борющейся за государственность армии и их семьям.

IV. Начальнику Финансового Управления в срочном порядке разработать и представить на мое утверждение предположение об основаниях, порядке и сроках окончательного расчета Государства с собственниками отчуждаемых земель и о возмещении Государственному Казначейству расходов по этим расчетам.

25 мая 1920 г.

г. Севастополь Генерал Врангель

Командиру 1-го армейского корпуса.

От всего сердца благодарю Вас и весь Ваш штаб за блестящую разработку и проведению операций корпуса.

Начальников дивизий, командиров бригад и всех командиров частей горячо благодарю за блестящее выполнение задач. Всем героям и солдатам корпуса низкий поклон и громкое ура.

Награждаю доблестные полки славного корпуса: Корниловцев, Марковцев и Дроздовцев – Орденскими Знаменами Св. Николая.

Конным частям генерала Морозова даю Трубы с Орденскими Николаевскими лентами.

Джанкой. 30-го мая, 1920 г. № 003072 Врангель

ПРИКАЗ

Главнокомандующего Вооруженными Силами На Юге России.

№ 3089

Гор. Севастополь

30-го Апреля 1920 года.

Тяжкая борьба за освобождение Родины от захвативших власть насильников продолжается.

В этой борьбе доблестные воины Вооруженных Сил Юга России проявляют исключительные подвиги храбрости и мужества и беззаветного самоотвержения, помятуя, что «Верой спасется Россия».

Для увенчания славой героев и увековечения деяний их в памяти потомков, учреждаю орден во имя Святителя Николая Чудотворца, постоянного молитвенника о Земле Русской.

Определение подвигов и лиц, достойных награждения орденом Св. Николая Чудотворца, возлагаю на Орденскую следственную комиссию и на Кавалерскую Думу ордена.

Последним надлежит руководствоваться тем положением, что орден Св. Николая Чудотворца может быть пожалован лишь тем воинам, независимо их чинов, кои, презирая очевидную опасность для жизни, окажут блестящие военные подвиги, увенчавшиеся полным успехом и принесшие явную пользу.

Да придаст учреждаемый орден новые силы всем борящимся за наше Святое дело, да отметит он достойно их мужество и доблесть, и да укрепит нашу веру в ближайшее освобождение исстрадавшейся России и Русского народа.

Утвержденное мною Положение об ордене Св. Николая Чудотворца при сем объявляю.

В воздаяние мужества и подвигов, оказанных бойцами по освобождению России, приказываю применить это положение со дня учреждения сего ордена.

Дабы сохранить значение Военного ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия на подобающей ему высоте, предписываю распространить на кавалеров ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия права сокращения выслуги при производстве по льготным цензовым правилам, права по наделу землею, по устройству по оставлении службы в военном ведомстве и по сокращению выслуги на пенсию, предоставляемые ныне кавалерам ордена Св. Николая Чудотворца.

Подписал: Главнокомандующий

Генерал ВРАНГЕЛЬ

Скрепил: Вр. И.д. Начальника Военного Управления, Генерал-Майор Никольский.

(По Военному Управлению),

(Общий Отдел).

ПРИКАЗ

Главнокомандующего Вооруженными Силами На Юге России.

№ 117/190

Гор. Севастополь Июня, 26 дня 1920 года.

Соответственно с приказом моим по Военному Ведомству от 30 апреля с.г. за №3089 об учреждении ордена во имя Святителя Николая Чудотворца, постоянного молитвенника Земли Русской, устанавливаю для судов Русского Военного Флота, за оказанные в сражении подвиги, награду Николаевский Вымпел, применительно к ст. 1291 книги Х Св. М. П. изд. 1914 года.

Согласно с этим приказываю дополнить книгу Х Св. Морских Постановлений издания 1914 года – нижеследующим:

Ст. 1325 – I. Судам Русского Военного Флота за оказанные в сражении подвиги, жалуется Николаевский Вымпел, состоящий из обыкновенного, присвоенного судам вымпела, общего или Георгиевского, но с косицами из 3 горизонтальных полос, считая сверху: Белой-Синей-Красной.

Ст. 1325 – II. Николаевский вымпел носится не только теми кораблями, коим он непосредственно пожалован, но и кораблями, названными в будущем в честь их.

Ст. 1291 – I. Флагман поднимает соответствующий по чину стеньговой адмиральский флаг, с Николаевскими на нем отличиями, в случае, если его Флагманский корабль имеет Николаевский Вымпел.

Ст. 1323 – I. Штаб-офицер, командующий отдельным отрядом, поднимает Николаевский плавучий Брейд Вымпел, в случае, указанном в ст. 1291 – первой.

Ст. – II. Начальники дивизионов поднимают Николаевские Брейд Вымпела в случае указанном в ст. 1291 – первой.

Учрежденные рисунки и описания: вымпела, флага и брейд вымпела, при сем прилагаются.

Подписал: Главнокомандующий

Генерал ВРАНГЕЛЬ

Скрепил: Начальник Морского Управления

Вице-Адмирал М. Саблин

Интересующимся судьбой Добровольческой Армии после оставления Крыма рекомендуем книгу статей «Русские в Галлиполи», Берлин 1923, 492 стр. + приложения.

БЕЛАЯ БОРЬБА

Белая борьба – это честное возмущение русского человека против наглого насилия над всем для него святым: Верой, Родиной, вековыми устоями государства, семьи.

Белая борьба – это доказательство, что для сотен тысяч русских людей честь дороже жизни, смерть лучше рабства.

Белая борьба – это обретение цели жизни для тех, кто, потеряв Родину, семью, достояние, не утратил веры в Россию.

Белая борьба – это воспитание десятков тысяч юношей – сынов будущей России – в сознании долга перед Родиной.

Белая борьба – это спасение Европы от красного ига, искупление предательства Брест-Литовска.

Не вычеркнуть из русской истории тёмных страниц Настоящей смуты. Но не вычеркнуть и светлых – Белой борьбы».

Русская Армия – это не только последняя горсть защитников Родины, - говорил он, - это не Корниловцы, Марковцы, не гвардейцы – последний батальон Императорской Гвардии; это не Донские, Кубанские, Тёрские казаки. Русская Армия – это всё русское воинство, оставшееся верным знамени, Русская Армия – это всё, что не Совдепия – это Россия…

И пока не умерла Армия – она, эта Россия, жива.

…Русская Армия не может быть названа аполитичной. Сама природа гражданской войны зачисляет каждую из борющихся сторон в тот или другой политический лагерь, в данном случае большевистский-интернациональный или антибольшевистский-национальный.

Будучи прежде всего национальной, Русская Армия собрала под своими знаменами всех тех, кто в стремлении освободить Россию от врага (…), общего для всех национальных партий, борется за русскую национальную идею.

Доколе эта борьба не закончена, вокруг Армии должны, казалось бы, объединиться все — от республиканца до монархиста.

Армия ставит своей задачей свержение большевизма для обеспечения народу свободного волеизъявления по вопросу о будущей форме государственного устройства России. Впредь, до выражения народом своей воли Русская Армия будет вести борьбу не за монархию, не за республику, а за Отечество.

8 декабря 1922 г. Константинополь

…Политическое "кредо" Армии ясно и высказывалось многократно и мной и моими ближайшими помощниками, в частности С. Н. Ильиным в Париже в заседании Бюро национального Комитета: Армия ведет борьбу не за монархию, не за республику, а за Отечество. Она не пойдет за теми, кто захочет навязать России, помимо воли народа, тот или иной государственный правопорядок, но станет на страже того порядка, который будет установлен действительно свободным изъявлением народной воли. Вы бесконечно правы, говоря, что требуется величайшее терпение и величайшее искусство разобраться в той сложной обстановке, в которой протекает теперь эта воля народа. Один неверный шаг может вызвать недоверие народных масс, и тогда дело возрождения России опять может затянуться на несколько лет.

Эта кропотливая работа проникновения в психологию масс с чистыми национальными лозунгами может быть выполнена лишь при сознательном отрешении от узко партийных, а тем более классовых доктрин и искренности в намерениях построить государство так, чтобы построение удовлетворяло народным чаяниям.

Строить придется в потемках, а потому строителям нужно быть сугубо осторожными, дабы не разрушилось воздвигаемое ими здание…

… Все прошлое России говорит за то, что она рано или поздно вернется к монархическому строю, но не дай Бог, если строй этот будет навязан силой штыков или белым террором. В том случае, если в России установится волей народа республиканская форма правления, каждый честный монархист должен будет с этим примириться и быть вернейшим слугой своей Родины.

Перейдя к нам, т. е. к эмиграции, скажу, что, если она претендует на то, чтобы принять какое-либо участие в воссоздании Родины, она должна вернуться домой единым фронтом, с единой программой, с единым лозунгом — Отечество…

…Я убежден, что мы могли бы легко найти общий язык и сговориться; для этого нужно лишь отрешиться от узко партийных программ, от предвзятого, диктуемого воспоминаниями отношения к некоторым именам и объединиться в одном чувстве — любви к Отечеству и желании работать на его благо...

12 января 1922 г. Константинополь

…Вы не можете не сомневаться в том, что по убеждениям своим я являюсь монархистом и что столь же монархично, притом сознательно, и большинство Русской армии.

Я останавливаюсь на слове «сознательно», так как хотел этим подчеркнуть, что нынешняя Русская армия, в отличие от старой, императорской, стала сознательной, но, конечно, не дурном, опошленном революцией смысле этого слова, а в лучшем его значении.

Тяжелые испытания последних годов, а в особенности пребывание на чужбине, научили многому каждого из чинов армии, до простого солдата включительно. Патриотизм, любовь к Отечеству, преданность престолу стали понятиями осознающими, продуманными и прочувственными, а отнюдь не механически воспринятыми на «занятиях словесности» и поверхностно усвоенными. Вместе с тем на первое место выдвигается понятие о «Родине», и яркое сознание необходимости посвятить себя служению Родине является той полной нравственной силой, которая связывает всех чинов армии в единое стройное целое, и которая позволила ей выйти победительницей из пережитых ею испытаний.

В императорской России понятие «монархизма» отождествлялось с понятием «Родины». Революция разорвала эти два исторически неразрывных понятия, и в настоящее время понятие о «монархизме» связано не с понятием о «Родине», а с принадлежностью к определенной политической партии.

Нужна длительная работа, чтобы в народном сознании оба эти понятия вновь слились воедино. Пока этот неизбежный процесс завершится, причем вне всякого со стороны насильственного воздействия, пока оба эти понятия не станут вновь однородными, пока понятие «монархизма» не выйдет из узких рамок политической партии, армия будет жить только идеей Родины, считая, что ее восстановление является реальной первоочередной задачей.

(...)

Те или иные лозунги могут быть провозглашены в армии лишь тогда, когда они сделаются достоянием многочисленного русского народа, когда они стихийно зальют русскую землю, поглотив в себе все прочие чуждые народу, ему силой навязанные, непонятные ему идеи.

Идея служения Родине сама по себе так велика, диктуемые ею задачи так многообразны, что в ней, в этой всем понятной идее, надо искать то начало, которое должно объединить армию., народ и все государственно мыслящие и любящие Родину элементы.

Письмо генералу П.Н. Краснову. 16 января 1922.г. Константинополь

Ушёл ещё год. Десятый год русского лихолетия. Россию заменила Триэсерия. Нашей Родиной владеет Интернационал. Но национальная Россия жива. Она не умрёт пока продолжается на русской земле борьба с поработителями Родины, пока сохраняется за рубежом готовая помочь этой борьбе зарубежная Армия.

Час падения Советской власти недвалёк. Наши силы понадобятся родине. и тем ценнее будет они, чем сплотчённее сохранится наша спайка, чем крепче останется дух.

Не обольщаясь призрачными возможностями, но не смущаяясь горькими испытаниями, помня, что побеждает лишь тот, кто умеет хотеть, дерзать и терпеть, будем выполнять свой долг.

Приказ №1. 1 (14) января 1928. Брюссель

Духовно-нравственные причины национальной катастрофы

Решетников Л. П.

Международная научная конференция: «Русский Исход как результат национальной катастрофы. К 90-летию окончания Гражданской войны на европейской территории России»

    Ровно 90 лет прошло с того дня, когда на европейской части России закончилась Гражданская война. Символом этого окончания стала эвакуация из Крыма в ноябре 1920 г. Русской армии генерала барона П. Н. Врангеля. За границу ушли сотни тысяч наших соотечественников. Уходили люди разных социальных классов, вероисповеданий, национальностей. Уход этих людей породил уникальное явление русской эмиграции. Русский Исход стал великой трагедией нашего народа, причём трагедией обоюдной: трагедией тех, кто уходил из России, и тех, кто в ней оставался.
    Прервалась вековая связующая нацию нравственно-духовная нить. На долгие десятилетия народ наш оказался расколот на «красных» и «белых». Между ними пролегла пропасть непримиримой вражды.
    Раскол русского народа, порождённый исходом, не преодолён до сих пор. Несмотря на то, что после краха советской системы российское общество и потомки русской эмиграции сделали большой шаг навстречу друг другу, определённая степень недоверия между ними продолжает сохраняться. Всё ещё большая часть российского общества продолжает жить советскими стереотипами, считает русскую эмиграцию чем-то чужеродным, а то и враждебным. С другой стороны многие представители русской эмиграции не верят в кардинальность перемен в современной России, не верят в окончательное расставание с советским наследием.
    Между тем, все здравомыслящие люди российского общества и русской эмиграции понимают, что примирение и воссоединение двух частей некогда единого народа жизненно необходимо. Но здесь встаёт вопрос: вокруг чего должно это объединение произойти? Понятно, что одного неприятия, порой лишь вербального, большевизма и коммунизма для объединения недостаточно, хотя бы потому, что неприятие не является созидающим началом. Объединяться можно только на основе любви – любви к Богу и России. Но, как объединяться на основе любви к России, если представления о ней в российском обществе и в русской эмиграции зачастую принципиально разные?
    Чтобы достичь такого объединения и увидеть путь России в будущее, необходимо вернуться в точку отсчёта, понять, что с нами произошло 90 лет тому назад. Без этого духовно-нравственного анализа, убеждён, невозможно дальнейшее развитие нашей страны, как одного из ведущих государств мира, несущее людям своё слово, своё понимание целей и смысла жизни.
    Исход 1920 г. не был ни причиной, ни главным событием русской катастрофы. Он стал своего рода его заключительным этапом. Собственно катастрофа разверзлась в феврале 1917 г. До сих пор в современной историографии в определении Февральского переворота господствует термин «буржуазно-демократическая революция», который абсолютно не отражает истинного смысла произошедшего. Говоря о феврале 1917 г., мы должны осознавать, что речь идёт фактически о гибели традиционного российского государства, о гибели всего тысячелетнего русского жизненного уклада. Речь идёт о сломе русского цивилизационного кода.
    Русский народ утратил осознание своего предназначения в этом мире. Об этом прозорливо писал святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Перестали понимать русские люди, что такое Русь: она есть подножие Престола Господня» [1].
    Ведь сила и предназначение русского народа заключались в служении Божьей Правде. Именно поэтому Российская империя многие столетия была так притягательна для других народов, именно поэтому под скипетром русского Царя соглашались жить мусульмане, буддисты, иудеи и даже язычники.
    Однако в феврале 1917 г. русский народ, прежде всего его городская, «образованная» часть, вместо воли Божьей стал руководствоваться своей волей, стремиться не к духовному совершенствованию, а к материальному благополучию, ради которого стали считаться возможными насилия и убийства. И что поразительно, как только русский народ предал Бога, от него отвернулись все остальные народы, которые стали обвинять русских во всех своих бедах, а вместо материального благополучия наступило время жуткой нищеты и голода.
    Здесь снова нельзя не вспомнить слова праведного Иоанна Кронштадтского: «Вы забыли Бога и оставили Его, и Он оставил вас Своим Отеческим Промыслом и отдал вас в руки необузданного дикого произвола» [2].
    Как писал видный русский философ Иван Ильин «большинство соблазнилось о вере, о Церкви, о родине, о верности, о чести, о совести, пошло за соблазнителями, помогло им замучить, задавить и выбросить за рубеж верных и стойких, а само было порабощено на десятки лет своими соблазнителями» [3].
    Россия не вдруг пришла к февральскому клятвопреступлению. В XIX столетии в российском образованном обществе получил развитие процесс отхода от традиционных духовных ценностей, который к концу века принял характер отречения элиты от исторической России.
    Этот процесс стал отражением общего мирового процесса дехристианизации европейской цивилизации. Привнесённые с Запада идеи свободы, равенства, братства, социализма предлагали русскому народу путём революции перенести «отсталую и тёмную» Россию в «светлый» рай на земле, отбросив при этом все, что считалось ими пережитками прошлого и что, на самом деле, составляло душу русского народа. Таким образом, западничество вскормило в своих недрах идеологию социальной революции и воинствующего атеизма. Обличая эту идеологию, Ф. М. Достоевский писал: «Все, что есть в России чуть-чуть самобытного, им ненавистно, они его отрицают» [4].
    Охота террористов на Царя-Освободителя Александра II и его злодейское убийство 1-го марта 1881 г. не вызвали потрясения в российской интеллигенции. Цареубийц «старались понять», им находили оправдание. Такое же «понимание» вызовут в русской интеллигенции эсеры и даже поначалу большевики.
    Эта позиция русского интеллектуального слоя привела к тому, что на историческую арену России вышел новый тип человека: революционер-террорист. Эти люди начисто вытравили из себя христианскую мораль, преодолели в себе любовь, сострадание, милосердие, подчинили жизнь одному – убийству во имя революции.
    Достоевский напрямую увязывал появление этих «бесов» в жизни России с прозападной и антихристианской ориентацией русской интеллигенции. «Это явление, – писал он, – прямое последствие вековой оторванности всего просвещённого русского общества от родных и самобытных начал русской жизни. Даже самые талантливые представители нашего псевдоевропейского развития давным-давно пришли к убеждению о совершенной преступности для нас, русских, мечтать о своей самобытности. Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если б им сказали, что они прямые отцы Нечаева» [5].
    Достоевскому вторил другой великий русский мыслитель К. Н. Леонтьев: «Интеллигенция русская, – утверждал он в конце XIX столетия, – стала слишком либеральна, т.е. пуста, отрицательна, беспринципна» [6].
Атеизм русской интеллигенции привёл её к оторванности от реальной жизни, к незнанию реальной России, к ложному ощущению себя как единственной части общества знающей, что «нужно народу», а отсюда к стремлению к насильственному перевороту в обществе.
    О грядущей великой беде с духовной прозорливостью предупреждали такие светильники Православия, как Святитель Феофан Затворник Вышенский, святой митрополит Московский Филарет (Дроздов), великие Оптинские старцы, Святитель Игнатий (Брянчанинов), а затем и Праведный Иоанн Кронштадтский.
    Святитель Феофан Затворник предупреждал об истоках опасности, которая грозила России: ««У нас материалистические воззрения все более и более приобретают вес и обобщаются. Силы еще не взяли, а берут. Неверие и безнравственность тоже расширяются. Требование свободы и самоуправства – выражается свободно. Выходит, что и мы на пути к революции» [7].
    К концу ХIХ века русское общество больше не было едино в своём понимании добра и зла, блага и вреда. В обществе проросли побеги иной морали, которая была враждебна православию и традиционной государственности. В России наблюдался глобальный раскол, который привёл к национальной катастрофе. Как отмечал И. Ильин: «Сущность катастрофы гораздо глубже политики и экономики: она духовна. Это есть кризис русской религиозности. Кризис русского правосознания. Кризис русской военной верности и стойкости. Кризис русской чести и совести. Кризис русского национального характера. Кризис русской семьи. Великий и глубокий кризис всей русской культуры» [8].
    Смею утверждать, что в первом десятилетии ХХ века отречение «образованного» российского общества от русской духовности, традиций, достигло таких масштабов, что можно смело говорить об её отречении от исторической государственности. В этих условиях русский Царь, как Помазанник Божий, становился непонятным и ненужным. Тем более, такой Царь, как Николай II. Бог даровал России удивительного по своим духовным и человеческим качествам Царя. Император Николай II сочетал в себе непоколебимую преданность Христу и России с государственной прозорливостью. Это непонимание, неприятие именно такого Царя, создавало условия для распространения различных измышлений о профессиональных и человеческих качествах Государя. Всё это вполне объяснимо: Царь, говоря современным языком, оставался в православном поле, а его оппоненты из политической и интеллектуальной элиты давно это поле покинули. Впрочем, и писания современных интерпретаторов действий Николая II даже приблизиться к их подлинному пониманию не могут всё по той же причине: они пока находятся в совсем другом духовном поле.
    В феврале 1917 г. русский народ в своей значительной части и, прежде всего, его элита отверг дарованного ему Божьего Помазанника, предал своего Царя. В этом предательстве виновны не только самые радикальные враги России – революционеры, но и либеральная оппозиция, представители буржуазии и купечества, представители духовенства, высшего генералитета русской армии.
    Чудовищное злодейство 17 июля 1918 года, убийство большевиками в Екатеринбурге Царской Семьи, было последней точкой отречения так называемой русской общественности от России.
    Как писал святитель Иоанн Шанхайский (Максимович): «Под сводом Екатеринбургского подвала был убит Повелитель Руси, лишенный людским коварством Царского венца, но не лишенный Божией правдой священного миропомазания».
    Таким образом, в феврале 1917 г. рухнули государственные и духовные опоры русского народа, произошёл серьёзный надлом его традиционного национального кода, окончательно сломленного всеми последующими событиями.
    Главной целью Февральской революции была замена русской православной цивилизации на западную так называемую демократическую цивилизацию, с её прагматизмом и либеральной идеологией.
    Оценивая эти устремления вождей Февраля, Иван Ильин отмечал: «Какое политическое доктринёрство нужно было для того, чтобы в 1917 году сочинить в России некую сверхдемократическую, сверхреспубликанскую, сверхфедеративную конституцию и повергать с её наиндивидуальнейшей историей, душой и природой в хаос бессмысленного и бестолкового распада» [9].
    Последующие преступления большевизма заслонили в глазах современного общества преступления Милюкова, Гучкова, Львова, Родзянко, Керенского и прочих творцов Февраля, ниспровергателей исторической России. Но суд истории над ними состоялся, и было бы неправильно замалчивать его приговор.
    Гибель Самодержавия неминуемо привела к гибели России и к распаду единого государства. Об этом ещё в 1905 году предупреждал будущий первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей епископ Антоний (Храповицкий): «После отмены Самодержавия, – говорил он, – Россия перестала бы существовать как целостное государство, ибо, лишенная своей единственной нравственно-объединяющей силы, она распалась бы на множество частей. Такого распадения нетерпеливо желают наши западные враги, вдохновляющие мятежников, чтобы затем, подобно коршунам, броситься на разъединенные пределы нашего Отечества, на враждующие его племена и обречь их на положение порабощенной Индии и других западноевропейских колоний» [10].
    Февраль 1917 г. привёл наш народ к большевизму, Гражданской войне, Соловкам и Гулагу. Именно об этом писал И. Л. Солоневич: «Я помню февральские дни: рождение нашей великой и бескровной, – какая великая безмозглость спустилась на страну: проклятое кровавое самодержавие – кончилось! Если бы им кто-нибудь тогда стал говорить, что в ближайшую треть века за пьяные дни 1917 года они заплатят десятками миллионов жизней, десятками лет голода и террора, новыми войнами и гражданскими и мировыми, полным опустошением половины России, – пьяные люди приняли бы голос трезвого за форменное безумие» [11].
    «Ничего иного после февральского беззакония, кроме большевизма, не могло и не должно было быть», – вторил Солоневичу другой эмигрантский писатель Виктор Кобылин [12].
    Большевизм – особое явление не только в русской, но и во всемирной истории. Ни один режим, ни до, ни после большевизма не возводил в такой степени богоборчество и ненависть к национальному началу в ранг главных приоритетов своей политики. По существу основой большевизма была антимораль и человеконенавистничество. Кредо большевизма заключается в словах Ленина: «нравственно всё то, что идёт на пользу революции». Эта большевистская «нравственность» позволяла уничтожать людей сотнями тысяч только по причине принадлежности их к тому или иному классу, сословию. Эта же «нравственность» позволяла отдавать исконные русские земли военному противнику, только для того, чтобы сохранить захваченную власть. Эта же «нравственность» позволяла разрушать храмы, сжигать иконы, глумиться над честными мощами святых, убивать священников. Эта же «нравственность» позволяла обрекать на людоедство крестьян Поволжья, Казахстана и Украины, обрекать на нищету и бесправие рабочий класс русских городов.
    Большевизм ставил своей целью не смену русского цивилизационного кода, а полное уничтожение России, как исторического государства, превращение её в плацдарм для мировой революции.
    К чести русского народа против большевиков поднялась значительная его часть. Сотни тысяч русских людей, офицеров, солдат, казаков, рабочих, крестьян, сложили свою голову в борьбе с большевизмом. Они спасли честь России, опровергли расхожий домысел, что за большевиками пошёл весь русский народ. Почему же большевизму всё же удалось одержать верх в Гражданской войне?
    Причины его победы объясняются в первую очередь идеологической несостоятельностью того движения, которое принято называть «белым». Однако сами эти силы «белыми» себя никогда не называли.
    Ни одно антибольшевистское правительство не провозглашало своей целью восстановление исторической традиционной России, более того, было ей враждебным. Исключением является правительство генерала М. К. Дитерихса, появившееся на Дальнем Востоке в 1922 г., на самом закате Гражданской войны. Более того, во главе антибольшевистских формирований стояли люди, либо напрямую замешанные в заговоре против Императора Николая II, либо в той или иной форме приветствовавшие февральский переворот.
    Идеологической сутью этих режимов по-прежнему оставался «феврализм», с его непредрешенчеством и чуждыми русской цивилизации западными представлениями о развитии государства и нации.
    Поэтому правильнее и точнее называть эти правительства не «Белым движением», а Антибольшевистским.
Тем не менее, несомненной заслугой Алексеева, Колчака, Деникина – стала сама организация сопротивления большевизму. На эту борьбу поднялось множество русских людей, офицеров, юнкеров, кадетов, гимназистов. Говоря с сегодняшних позиций – это была искупительная жертва за всех тех, кто довёл Россию до последнего рубежа – прихода к власти самых заклятых её врагов.
    Но одной этой идеи было явно недостаточно. Хорошо писал об этом генерал Дитерихс: «Единственной существовавшей идеей, владевшей, пожалуй, всеми и объединявшей нас против советской власти, являлась одна маленькая не святая идейка: это жалкая идейка мести, ненависти к большевикам. Но такая отрицательная идейка не могла создавать прочного и национального братского или государственного объединения, ибо сама по себе носила в себе, как отрицательная, элементы разрушения» [13].
    В армиях Алексеева, Колчака, Деникина, Юденича, конечно, были люди не принявшие Февральский переворот, видевшие спасение России в возвращении к её истокам. Они являлись подлинными героями Белой борьбы. Но их идеи не находили понимания у большинства вождей антибольшевистской коалиции.
    Не надо забывать, что в рядах этой коалиции было много эсеров и кадетов, других вчерашних врагов императорской России. Они продолжали исповедовать свою либеральную, или революционную, нередко террористическую идеологию. В тоже время простой русский народ в начале Гражданской войны смотрел на неё как на борьбу царского войска с безбожным.
    Генерал армии Колчака К. В. Сахаров вспоминал о своей встрече с русскими крестьянами в 1919 в разгар наступления «белых»: «Сильно была распространена в народе версия, что Белая армия идет со священниками в полном облачении, с хоругвями и поют «Христос Воскресе!» Народ радостно крестился, вздыхал и просветленным взором смотрел на восток, откуда шла в его мечтах уже его родная, близкая Русь» [14]. Когда же стало ясно, что вместо родной Руси идёт армия, которая не имеет чёткого представления за что она воюет, народ говоря словами того же генерала Сахарова понял: «на поверку-то вышло не то». Таким образом, народ не отвернулся от Белой Идеи, он её просто не нашёл ни в армии Колчака, ни в армии Деникина. Их поражение стало не поражением Белого Дела, а окончательным поражением феврализма. Это, несомненно, понял генерал барон П. Н. Врангель, которому было суждено возглавить последний этап борьбы с большевизмом на европейском театре военных действий.
    Понятие Белой борьбы у Врангеля отличается от лозунгов лидеров антибольшевистского движения 1918-1919 гг. Врангель открыто говорит о необходимости возвращения к вековым устоям государства и семьи, то есть возвращении к национальному традиционному коду России. Он первый из антибольшевистских руководителей, кто не побоялся официально назвать свои войска Русской Армией.
    Замечательны слова Врангеля, сказанные им уже в эмиграции: «Всё прошлое России говорит за то, что она рано или поздно вернется к монархическому строю, но не дай Бог, если строй этот будет навязан силой штыков или белым террором» [15].
    П. Н. Врангеля можно назвать первым антибольшевистским лидером, который начал поворот от феврализма к Белой идее.
    Даже поражение Русской Армии Врангеля, её исход из России коренным образом отличались от разгрома других антибольшевистских сил. Русская Армия уходила непобеждённой, организованной силой, под знамёнами Российской Императорской армии. Уход русских кораблей, на борту которых были тысячи офицеров, казаков, священников, сестёр милосердия, горожан, крестьян – знаменовал собой уход великой тысячелетней России. Она скрылась подобно мифическому Китеж-граду.
    Но эти всплески сопротивления русской национальной идеи не могли остановить безбожные, антироссийские силы, «соблазнившие», говоря словами Ильина, значительную часть нашего народа. Борьба была проиграна значительно раньше.
    Все те, кто не хотел, или не мог жить под властью богоборческого, антинационального режима, кто не погиб в кровавые годы Гражданской войны, покинули горячо любимую Россию. Речь идёт о миллионах беженцев. Историческая, традиционная Россия, изгнанная со своей исконной территории, стала складываться среди чужих народов, среди чуждых, даже враждебных стран. Это своего рода подвиг наших соотечественников, российских беженцев. Уникальный подвиг. И тех, кто заблуждался, поддерживая февралистов, и тех, кто до конца оставался верен Императорской России. Они возродили её за рубежом, не в экономическом, политическом, военном смыслах, а в самом главном – духовном. И она существует до наших дней. Пусть не в том масштабе как ещё 35-40 лет назад, ведь ушли поколения, но существует во внуках и правнуках. Из этой духовной России мы черпаем знания и силы для продолжения работы по возрождению нашей исторической Родины. Сегодня, в этом зале есть представители духовной России за рубежом. Низкий вам поклон и благодарность за верность и веру, которую сохранили ваши деды, отцы и вы сами, когда на российской территории утвердился большевистский режим.
    Примечательно, что лидеры большевиков не предполагали, что пришли к власти «всерьёз и надолго». Будучи порождением богоборческого Запада, большевизм должен был максимально обескровить и ограбить Россию, а затем исчезнуть в породившем его западном мире.
    Однако международные силы, сыгравшие важную роль, как в Февральском, так и Октябрьском переворотах и способствовавшие приходу большевиков к власти, весьма опасались, что антибольшевистское движение, начавшееся под знамёнами и лозунгами феврализма, переродится в подлинное Белое движение, ориентированное на русские вековые ценности. Это в свою очередь означало возрождение России. Именно поэтому, уже в ходе Гражданской войны и США, и Англия, и Франция, оказывали скрытую, а порой и открытую, помощь большевистскому режиму, а после окончания Гражданской войны фактически признали его. Расчёт строился на том, что большевизм обескровит Россию, сведёт её на «нет», как экономического, политического, а главное цивилизационного конкурента. Этот расчёт в немалой степени оправдался. Победа в Великой Отечественной войне лишь на три десятилетия отложила реализацию планов западного мира. Однако с конца 70-х-начала 80-х годов процесс самораспада системы, основанной на репрессиях в отношении своего же народа, получил широкое развитие и завершился распадом Советского Союза – глобальной катастрофой ХХ века.
    Крах СССР и коммунистической системы формально освободили Россию от безбожного режима, открыли свободу вероисповедания и изучения родной истории. Но вскоре выяснилось, что пришедшая к власти новая элита, вовсе не собирается возвращаться к русским национальным корням. Её идеал совпал с идеалом февраля. Методы и взгляды этой элиты ничем не отличались от методов и взглядов «февралистов». Подобно им, новые российские власти презирали русский народ и полностью ориентировались на Запад. Результатом такой политики стала грабительская приватизация, обнищание народа, крайнее ухудшение криминальной обстановки, высокая смертность среди населения, утрата независимого курса внешней политики в угоду западным державам и угроза распада и без того уменьшавшейся России.
    Тенденции распада уже России были остановлены в начале 2000-х гг. Вместе с тем наше государство остаётся в довольно неопределённом положении: с одной стороны тяга к копированию западной системы ценностей, с другой – отторжение страной и её народом, пусть нередко и неосознанное, прозападного пути. Такая ситуация может привести страну к новой катастрофе.
    Но к такой же катастрофе нас приведёт и другой путь, который сегодня, пользуясь непростой социальной и духовно-нравственной обстановкой в обществе, активно пропагандируют определённые силы внутри и вне России. Это создание некоего неокоммунистического режима, некоего гибрида, в котором большевистские лозунги, сталинистская псевдоимперия соединены с лёгким псевдохристианским флёром. Нет сомнений, что к такому гибриду примкнут все радикальные группировки, как левого, так и правого неонацистского толка, ибо, как говорили святые отцы, «все крайности от бесов».
    Таким же путём в пропасть является вариант так называемого «русского нацизма» под лозунгами «Россия для русских». Неосталинизм и неонацизм являются смертельными врагами русской православной державности, которая объединяла многочисленные народы с разной верой, культурами и языками.
    Путь неосталинизма и неонацизма – это путь в никуда, это путь к развалу страны, кровавым междоусобицам и утрате Россией своего суверенитета.
    Но если путь феврализма и путь неосталинизма одинаково гибельны, то, что тогда является выходом для России? Ответ на этот вопрос проистекает из уроков великого русского Исхода. Единственным выходом для России является Белый Путь, то есть возвращение к истокам своей исконной государственности, к истокам тысячелетней культуры и прежде всего к Православной Вере.
    Возвращение к Православию есть вопрос нашего выживания. От того станет ли Россия православной, или нет, зависит само её существование. Об этом с гениальной прозорливостью писал ещё К. Н. Леонтьев: «Церковь Вечна, но Россия не вечна и, лишившись Православия, она погибнет. Не сила России нужна Церкви, сила Церкви необходима России» [16].
    Что же необходимо для возвращения на Белый Путь?
    Глубокое покаяние. Здесь слово покаяние надо понимать с богословской точки зрения. Покаяние (от греч. ???????? (метанойя) это изменение внутренней и внешней жизни человека, заключающееся в решительном отвержении греха и стремлении проводить жизнь в согласии с волей Бога. Это «перемена ума», «перемена мыслей». Именно это должно произойти с нами, с нашим народом. Мы все должны осознать, что то, что произошло с Россией в 1917 г. было грехопадением, и никакие отдельные материальные успехи советского периода не могут быть оправданием этого грехопадения. Надо уяснить, что ужасы ХХ века были вызваны не просто злой волей отдельных личностей, но они являлись Промыслом Божьим, что главная причина их страданий – отступление от Его Воли. Поразительно, но это осознание приходило к некоторым людям уже в страшные годы красного террора. В застенках ЧК, где накануне были замучены и расстреляны сотни человек, включая малолетних детей, после освобождения одного из городов Белой армией была обнаружена надпись на стене: «Господи, прости» [17]. Не призыв к мести, не проклятия палачам, а смиренная мольба к Богу о прощении.
    Провозглашение преемственности со всей тысячелетней русской историей, а не с отдельными её периодами. Сегодня преамбула нашей конституции, скопированная с конституции США, провозглашает лишь общность территории и уважение к памяти предков. На наш взгляд в конституции должно быть закреплено положение, что нынешнее Российское государство является прямым наследником Киевской, Московской Руси, Российской Империи и Великой Победы 1945 г., но с неприятием большевизма и его смягчённой формы – советизма.
    Эта преемственность не означает обязательного возвращения к монархической форме правления. В нынешних условиях, при современном уровне общественного сознания, подлинная монархия невозможна. Вот, что писал об этом русский мыслитель И. А. Ильин: «Мы не смеем забывать исторических уроков: народ, не заслуживший законного Государя, не сумеет иметь его, не сумеет служить ему верою и правдою и предаст его в критическую минуту. Монархия не самый легкий и общедоступный вид государственности, а самый трудный, ибо душевно самый глубокий строй, духовно требующий от народа монархического правосознания. Республика есть правовой механизм, а монархия есть правовой организм» [18].
    Не будем впускаться в бессмысленные споры, что лучше республика или монархия. Сама жизнь, само развитие подскажет форму правления государством. Важнее другое – чтобы в нашей жизни достойное место занимали традиционные для народов России великие постулаты российского просвещенного консерватизма: «Бог, Отечество, семья».

Примечания:

1. Новые грозные слова отца Иоанна Кронштадтского «О страшном поистине Суде Божием, грядущем и приближающемся» 1906-1907 года. М., 1993.
2. Там же.
3. Ильин И. О русском национализме. М. : Рос. фонд культуры, 2007. С. 7-8.
4. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. Т. XVIII-XXX. Л. : Наука, 1985. С. 210.
5. Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. – СПб. : Изд-во «Пушкинского фонда», 2001. С. 79.
6. Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем в 12-ти томах. М., 2004. Т. 6., кн. 2. С. 44.
7. Феофан Затворник, святитель. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. Репринт. изд. М. : Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1995. С. 25.
8. Ильин И. Указ. соч. С. 8.
9. Ильин И. Наши задачи. М., 1992. Т. 1. С. 48.
10. Письма Блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого). Джорданвилль, 1988.
11. Солоневич И. Л. Народная монархия. М. : Ин-т рус. цивилизации, 2010.
12. Кобылин В. Анатомия измены. – СПб. : Царское дело, 1998.
13. Генерал Дитерихс. М. : Посев, 2004.
14. Сахаров К. В., генерал-лейтенант. Белая Сибирь. (Внутренняя война 1918-1920). Мюнхен, 1933.
15. Главнокомандующий Русской Армией генерал барон П. Н. Врангель к десятилетию его кончины : сб. ст. Берлин, 1938.
16. Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем. В 12 т. М., 2004.
17. Решетников Л. П. Русский Лемнос. М., 2009.
18. Ильин И. А. Манифест Русского Движения // Слово. 1991. N 8. С. 83.

АЛЬКАЗАР

Ген. Штаба Генерал-Майор фон Лампе

Русский Обще-Воинский Союз (РОВС), любимое детище Главнокомандующего генерала Врангеля, создан им в 1924 году, на чужбине, как законный преемник русских Белых армий всех четырех фронтов Гражданской войны в России в 1917-20 гг. Духовный наследник Белых армий, которым судьба не дала счастья военной победы, но дала победу моральную, во имя которой они ушли на чужбину, унеся национальное русское знамя, сохранив на нем только слово «Родина»…

Эта историческая преемственность от Белых Армий, в Гражданской войне в России не победивших, роднит Русский Обще_Воинский Союз с теми, кто также сражался за освобождение своей родины от красной власти, с теми, кто победил в неравной борьбе, кто изгнал за пределы своей страны интернациональную силу и кто помог возродить свою страну – с белыми испанцами армии генерала Франко, этого «победившего в Гражданской войне испанского Корнилова». В рядах его армии сражалась также и горсть русских белых, членов Русского Обще-Воинского Союза, которых я видел весной 1950 года в Мадриде. Они, также как и мы, не победившие на белом фронте Гражданской войны в России - были победителями на белой стороне испанского фронта Гражданской войны. И они совершенно законно чувствуют себя победителями… это их заслуга, они ее осознали, что я не мог не отметить в тот вечер 2-го апреля, который я провел в их, столь близкой мне среде, в Мадриде.

От них я слышал рассказы об их победном фронте Гражданской войны… тогда же я побывал и в Толедо, тогда же смотрел и развалины Альказара, название которого так много говорило нам в дни существования белого и красных фронтов в Испании….

Я не буду останавливаться на описании всего того, что я видел в этом историческом городе – это сделали уже много и много раз путешественники по Испании. Все это было интересно и даже очень интересно, но предо мною стоял Альказар и весь мой личный интерес к поездке в Толедо сосредотачивался именно на нем, на здании на краю Толедо, где героически боролись и победили столь близкие мне, русскому белому, - белые испанцы!

НОВАЯ КНИГА.

«О ЧЁМ ШУМИТЕ ВЫ, НАРОДНЫЕ ВИТИИ…»

2 Главы из книги «Незабываемое…». Стр. 52-57

Теперешние отпрыски тех, которые уничтожали…

Они под двуглавым орлом впитали в себя с молоком матери яд ко всему прошлому, уничтожая ту Россию, которая ушла в область небытия.

Молодые, подкованные советской системой историки… Они ложно и бессовестно искажают факты о той Империи – прогнившей России, которая якобы чинила чудовищный «самосуд» над своим народом! В данное время эти историки… они не в состоянии физически морально и духовно преподавать и воспитывать подрастающее поколение одной шестой части земного шара – новой России. Избранные на местах делегаты… засели в Думе паутиной «сплетения».

У многих из восседающих в Думе не Россия на уме, а собственные интересы к наживе. Нередко сопровождаемые побоями… и мордобитиями…

Правительство так называемой новой Российской Федерации надеется на новых «олигархов». На них возлагается упование и надежда собирать по камушкам, отстраивать так называемую новую родину – Россию!

Теперешние богачи жадно пополняют свои карманы за счёт русского населения. У большинства «олигархов» никаких национальных чувств любви к народу, нет и не будет. А желание собирать по камушкам и вкладывать в новую Россию у олигархов минимальное. Как говорят: своя рубаха ближе к телу. Русский человек как был никем и ничем, так он и по сей день остаётся разутым, голодным и недоверчивым. Сейчас новая Россия отстраивается по образцу так называемой западной «мифической» демократии: в убийствах, грабежах, насилиях и похотях… Процветает вся страна. Завезённый Западом гнилец, он духовно и морально уничтожает и разлагает ткань в русском теле. В особенности это наблюдается в молодом подрастающем поколении, на которых у нас вся надежда на будущее России!

Лозунг «грабь награбленное» ещё не позабыт. От губернатора и до самого рядового полицейского в большинстве все питаются взятками… По сей день, опутанный паутиной сплетения, паук засел в так называемой новой России. И пока паук не высосет сукровицу тела российского, он не отвалится! Так как ещё много добра не порасхищено по Руси-земле. Под «двуглавым орлом» скрываются отпрыски тех, которые схоронили прошлую историческую Россию! Растоптали всё, что было дорого русскому человеку.

О какой такой Государственной Думе ведётся речь? Не о той ли, которую в 1917 году сослали в небытие? Следует напомнить, что в данное время в народной Думе засел «международный» цвет думщиков. Чтобы создать так называемую новую Россию, следует изъять всё старое и ненавистное русскому человеку. Выражение «собирать по камешкам», утерянное русским человеком, остаётся только таким, как Минину и Пожарскому. Но они ещё спят непробудным сном!

В данное время Россия принадлежит тем, которые угнездились и властвуют… И пока не появится национально здравомыслящее поколение, ошибочно думать, что Россия живет в ореоле славы. Российская военная мощь не так уж и сильна. Набор молодых солдат страдает от рук своих же «держиморд».

Есть внутренние, и есть наружные враги России.

Сейчас «мировым сообществом» выкраиваются кусочки России, одной шестой части земного шара. На эти «лакомые» разделы рассчитывает «мировое сообщество».

Но самым опасным врагом России является враг свой внутренний. Он обретается в России, и от него нет спасения!

Для примера: по всей России уничтожаются леса, фауна и флора, а для собственной наживы, за взятки из различных стран приехавшие для забавы так называемые «охотники» выбивают из берлог русского зверя для собственных трофеев.

В городах по сей день, царит разврат, хулиганство да пьянство! Семейные узы тают и расшатываются, деторождение минимальное и идёт на спад!

Будучи «россиянином без родины», я живу по ту сторону земного шара, но зорко слежу и наблюдаю за событиями в России. Так как я считаю, себя частицей крови и плоти России.

Кому выгодно видеть Россию на коленях? Ведь тут нет нужды в «догадках»… Новая Российская конституция с её временными Президентами не подходит русскому человеку. Символ веры в русском человеке так же важен, как и воля народа. Иначе над Россией прогремит гром с грозой, а затем последует гибель и самой «империи зла»!

НЕТ ХУЖЕ РУССКОГО ЗВЕРЯ

Написано исключительно

Для фракции КПРФ.

На память.

Некоторые в Думе, они все те же и они же, продолжают, тормозя самоуправляться ново созданной Россией, прикрываясь летучими словами «Государственная Дума».

Слово «Государственная» следует позабыть, убрать и заменить словом «Народная дума»! Так как некоторые из живых являются отпрысками убийц Миропомазанника.

В какой такой Государственной Думе ведут заседания думщиков без Государя?!

Ведь это же полный самообман!

КПРФ…

Убрав «серп с молотом», заменили его на бело-сине-красный цвет, придав ко всему, для «созвучности», государственного двуглавого орла! Этим, стараясь вернуться к «ностальгии» прежних времен. Этими заманчивыми манёврами… Некоторые из «думщиков», не веря ни в Бога и ни в Царя, решили, обождав, дать заглотнуть запуганному российскому обывателю свежий воздух, заявляя ему, что кошмар террора прошлых лет миновал.

Но некоторые из них и по сей день, восхваляя, не отказываются от «кровавой ностальгии» бывшего красного режима Советской власти. Пишу эти кровавые странички, а сам пытаю себя и Думу. Не они ли те самые «отпрыски» родителей, которые в своё время участвовали в кровавой «бане» прошлого? С уходом белых воинов, которые достойно и доблестно покинули свою Родину, унося с собою заветы родные.

По пятам за ними пришли красные мародёры, бунтовщики и грабители… Свергнув власть, заявили, что с этого дня Россия принадлежит им. «Мы свергли вашего Бога и Царя! А теперь мы новыми законами установим своего бога на земле и создадим бессословное общество в Советском раю!»

Началось уничтожение ценностей России!

Начался повальный грабёж под лозунгом «Грабь награбленное»!

Настал всеобщий террор! Всё, что было «их» – теперь наше! Грабили всё. Толпа за толпой мародёров тянули из частных домов лампы, абажуры, столы, стулья и всю домашнюю утварь. Вот когда можно было безнаказанно награбить себе злата-серебра! Из монастырей, храмов и церквушек выносились подсвечники, кресты, срывались оклады с икон, разносилась вся церковная утварь.

С наступлением двадцать пятого года начался советской властью всеобщий антицерковный террор! Сносили монастыри… Взрывали храмы… Сбрасывали с колоколен колокола, увозя их на свалки…

В терроре вешали полураздетых священнослужителей у церковных врат, обливая их водой, превращая священников в ледяные глыбы статуй!

У русского человека наступило полное в голове затмение. Он перестал думать, одичал и стал «зверем».

Вскоре наступил так называемый искусственный «гладомор», сильно отразившийся на кубанских и донских станицах… Это была «не русская месть» над вольными казаками! Отобрав у них посевы и засевы, казаки очутились «в гладомории»… А впоследствии отняли у крестьянина землицу. Согнав его в колхозы и совхозы, закрепив их властью, на своей земле «крепостным» правом. По всей России начался поголовный испуг и страх! И потекла по Руси-земле сукровица с кровью.

Начались доносы и клеветы… Брат на брата! ОНИ принимались властью за чистую монету. Арестованных без проверок пытали на допросах, пускали их "« расход"» Народ оробел, он во всеобщем испуге боялся власти, как ДЬЯВОЛА!

По России пошёл полный хаос, аресты, допросы и массовые расстрелы…

Не было спасения от «красного зверя».

Появились попы-обновленцы, молящиеся за советскую власть и за их вождей! Этим, нарушая церковные обряды. Этих попов-обновленцев власти не преследовали…

И по сей день, некоторые из них, всё ещё обретаются в Московском подворье.

По приказу свыше сносились исторические памятники…

Но винить во всем оказалось некого.

Привезённая из-за границ нерусская «личина», она на тайном совещании приказала: «Повалить Россию и уничтожить Род Романовых».

Георгий Назимов, © НЕЗАБЫВАЕМОЕ… Что сбылось и что сбывается, Калифорния 2010, В мягком переплете 64 стр. Статьи «Россиянина без родины».

ГОСПОДИ! ПОШЛИ РОССИИ САМОДЕРЖАВНОГО ЦАРЯ!

Н. Потоцкий

Чтобы новый Законный Царь мог править Русской Землей на пользу всему народу, власть его должна быть сильной, причем эта сила должна опираться не на насилие, как это бывает у диктаторов, а на чувство любви, уважения и преданности к Царю всего народа, а для этого эта власть должна быть справедливой, человечной и милостивой.

Народный Царь должен иметь возможность справедливо, по правде разрешать все вопросы государственного управления и все столкновения между отдельными классами общества. А для этого власть Царя должна быть независимой от этих классов, надклассовой, для которой на первом плане должны стоять не интересы какого-нибудь отдельного сословия (как например, дворянства при Екатерине II), а общегосударственные интересы всей Нации.

А поэтому власть Народного Царя не должна быть ограничена парламентом, ибо в парламенте сегодня имеют большинство представители одного общественного класса, а завтра другого, и это большинство будет заставлять Царя действовать в интересах своего класса, как это мы видим, напр., теперь в Англии. Мало того, мы видим, что в таких ограниченных монархиях (так называемых конституционных) парламент иногда заставляет Монарха совершать действия даже бессовестные…

Вот почему Русский Народный Царь должен быть Царем САМОДЕРЖАВНЫМ.

- Так как же, - скажет кто-нибудь, - значит, такой неограниченный

Монарх сможет делать все, что ему захочется для своего удовольствия и даже во вред интересам своего народа?

Уроки нашей родной истории учат нас, что и Цари Московской Руси до Петра I, и Российские Императоры, начиная с Павла I, хотя и не были ограничены в своей власти никаким законом и никаким парламентом, зато были ограничены в ней гораздо более могущественным фактором – своей религиозной совестью.

Как всякий обыкновенный честный человек не позволит себе сделать какой-нибудь вред своему ближнему, т.к. ему не позволяет это сделать его собственная совесть, так и эти Цари и Императоры, будучи глубоко религиозными людьми, считали себя не деспотами и владыками, а слугами своего народа и считали своим долгом заботиться о том, чтобы все их подданные жили нормальной, спокойной и счастливой жизнью. Глубоко веря в Бога и в заповеди Христа, эти Русские Цари были твердо убеждены, что за участь своего народа они дадут ответ Самому Богу, а потому всегда стремились к тому, чтобы по своей смерти оставить своим наследникам государство цветущее и благоустроенное. Они были настоящими Народными Царями, т.к. хотели добра всему своему народу. Мало того, они в особенности стояли на страже интересов низших классов и всеми силами старались облегчить их участь и помешать их угнетению и эксплуатации классами высшими. Недаром даже известный социалист Бунаков-Фундаминский в своей книге «Пути России» честно признал, что в крестьянском вопросе «Цари Московские и Императоры Российские в борьбе за землю между богатеями и бедняками всегда стояли на стороне бедняков». И если это Царям не всегда удавалось, то только потому, что им в этом препятствовал сильный дворянский класс, не желавший отказаться от своих выгод и привилегий. Когда Император Павел I объявил войну этому классу и издал закон, по которому крепостной крестьянин должен был работать на помещика не всю неделю, а только три дня, а, кроме того, издал много других указов, облегчавших положение крестьян, - дворянство так возненавидело его, что зверски убило этого «антидворянского Царя» (как его назвал знаменитый русский историк Ключевский) под тем предлогом, что он, якобы, сумасшедший.

Когда его сын, Император Александр I издал закон, разрешавший помещикам отпускать на волю своих крепостных, то почти никто из дворян не последовал этому царскому приглашению.

А Император Николай I, видя, что ему невозможно освободить крестьян без риска быть так же убитым, как его отец, был принужден ограничиться тем, что во все время своего царствования, по его словам, «вел партизанскую войну против крепостного права», подготовляя освобождение крестьян в учрежденных им секретных комитетах.

Благодаря этой подготовке, его сын, Император Александр II, мог быстро осуществить освобождение крестьян, хотя против этого было подавляющее большинство дворян-помещиков и самого царского окружения, и Царь-Освободитель рисковал при этом своей жизнью.

Его сын, Император Александр III, учредил Крестьянский Земельный Банк, с помощью которого крестьяне могли покупать себе землю на самых льготных для себя условиях.

И, наконец, Император Николай II повелел своему министру Столыпину провести знаменитую реформу, по которой каждый крестьянин мог выйти из общины, стеснявшей его инициативу, и стать полным собственником своей земли. Кроме того, малоземельные крестьяне могли переселяться из Европейской России на плодородные земли Сибири, получали их на самых льготных условиях (по 15 десятин на душу) и стали там, через несколько лет настоящими маленькими помещиками. Этот же Государь отдал для бесплатной раздачи крестьянам все свои личные земли в Алтайском крае.

В результате всех этих мер, в последнее 10-летие перед революцией русские крестьяне богатели из года в год, и Россия вывозила ежегодно за границу громадное количество зерна, что способствовало обогащению всей страны.

Вот как стремились управлять своим народом эти подлинно Народные Цари!

СЕРДЦЕ

Игорь Колс

«Сердце сокрушенно и смиренно Богъ не уничижитъ»

Псалом 50 Давида

Марку Ниловичу недавно исполнилось пятьдесят. В московской больнице, где он работал хирургом, его звали Марк Нилыч. Причём в других падежах склоняли только отчество, говорили: спроси у Марк Нилыча, пойди к Марк Нилычу, оперировать с Марк Нилычем ... Так было удобнее, да и знали Марка Нилыча здесь давно.

Отметили его серебряный юбилей на работе, а вслед за ним и пятидесятилетие отпраздновали. Любили его медсёстры, студенты и коллеги. Для всех у него находилось юморное словечко, шутка, прибаутка. Всё у него складывалось: хирургом был хорошим, пользовался уважением больных, в семье - благополучие.

Друзей на работе, правда, у Марка Нилыча не было. То ли сам он к дружбе не тянулся, то ли с ним не сближались, не ясно. Только замечали за ним некоторую самовлюблённость. Любил он поважничать, считая себя чуть ли не Богом, Творцом. Так верил в свои возможности, знания и опыт.

«Мы даём людям жизнь!» - любил он говорить о врачах, к которым, в первую очередь, причислял себя, сердечного хирурга.

Два юбилея, следующих один за другим, принесли Марку Нилычу почётные грамоты, памятные знаки, награды и подарки от коллектива, одним словом, признание и ещё раз признание его заслуг. Он чувствовал себя окрылённым, в расцвете лет, сил и творческого энтузиазма.

Проведя отпуск на черноморском курорте после отшумевших юбилеев, он торопился в Москву, в свою, ставшую родной, больницу, к коллективу, где его чествовали и ценили, к студентам, которые искали его совета и, наконец, к больным, всегда ему благодарным и обязанным.

Придя на работу, Марк Нилыч, перед обходом, просматривал истории болезней. В его отделение поступил восьмилетний мальчик с больным сердцем, направленный из провинции на обследование. Ему требовалась операция, чтобы узнать, насколько серьёзны повреждения мышц сердца, сосудов и аорты.

В сопровождении коллег и студентов Марк Нилыч вошёл в палату и остановился у постели маленького больного. Держа в руках дело Павлика, он важно просматривал страницы и, оторвавшись от них, серьёзно, как к взрослому, обратился к мальчику:

- Завтра утром ты будешь спать, а я сделаю тебе операцию, посмотрю твоё сердце и …

Тут Павлик перебил доктора:

- И найдёте там Боженьку.

Марк Нилыч томно поднял глаза вверх и продолжил:

- Я посмотрю твоё сердце и увижу, какие повреждения там …

- Но, когда вы увидите сердце, вы найдёте там Бога? - спросил мальчик.

Марк Нилыч с укором посмотрел на родителей, которые тихо сидели в стороне, и продолжил:

- Когда я увижу сердце и увижу, какие там повреждения, я спланирую, что делать дальше.

- Вы найдёте там Боженьку, ведь Он живёт там. Все гимны поют об этом. Вы найдёте Его в моём сердце!

Марк Нилыч взглянул на родителей с досадой и в сопровождении свиты покинул палату.

***

Сидя в своем кабинете, Марк Нилыч записывал наблюдения после проведенной над мальчиком операции.

«… Повреждена аорта и лёгочная вена; расширенная мышечная дистрофия. Трансплантация бесполезна: нет надежды на излечение.

Терапевтическое лечение: болеутоляющие и постельный режим.

Прогноз:

Здесь Марк Нилыч сделал паузу, посмотрел в окно и записал: «смерть в течение года».

Внезапно он подумал о родителях мальчика, об их горе и неминуемой скорби и раздраженно отбросил в сторону ручку, чувствуя, что надо сказать ещё что-то...

Отодвинувшись от стола, он громко сказал:

- Почему?

Потом, подняв голову, обратился в пространство за окном:

- Почему Ты сделал это? Почему Ты привёл его сюда? Почему даёшь ему такое страдание, такую боль? Ты обрекаешь его на раннюю смерть! Почему?!

И, вдруг, услышал:

«Отрок сей - чадо моё, призывается в царство моё небесное, где всегда будет со мной. В царстве моём у него не будет боли, и он будет обласкан так, что ты и представить не можешь. Родители его в свой день тоже придут к нему и обретут с ним мир и покой, и паства моя продолжит расти».

Марк Нилыч вздрогнул. Испуг отразился в его глазах. Он догадался, что голос идёт из головы. Он знал, что это не его мысли, не его слова и с ужасом понял, Кто говорит с ним.

Горячие слёзы брызнули из глаз Марк Нилыча, но внезапно досада ещё большим жаром обожгла его сердце.

- Ты создал мальчишку! Ты создал его сердце! А жить ему не больше года. Зачем всё это?! – воскликнул в сердце Марк Нилыч.

- Сей отрок, - продолжил тот же голос, - вернётся в дом мой скоро, как службу свою свершивший. Не послан в мир он для потери, но чтоб вернуть ко мне пропащую овцу.

Марк Нилыч дрогнул и в страхе закрыл лицо руками, стараясь удержаться от рыданий, которые спазмами душили его.

***

Во время обхода больных, Марк Нилыч, присев на кровать спящего Павлика, внимательно рассматривал его. Он впервые видел в нём не просто больного ребёнка, а душу, наследующую жизнь вечную.

Родители мальчика сидели рядом.

Марк Нилыч положил ладонь на руку ребёнка и почувствовал особенную важность момента.

Вдруг мальчик открыл глаза, посмотрел на доктора и с трогательной простотой спросил:

- Доктор, вы видели моё сердце?

Глаза хирурга были влажные, необычная доброта струилась из них. Он кротко ответил:

- Да, видел.

- Что вы нашли там? – смотрел на врача, не отрываясь, маленький Павлик.

У Марка Нилыча из глаз выкатились две большие слезы:

- Я нашёл там Христа.

ЗАПИСКИ ГЕНЕРАЛА ЛЮДЕНДОРФА

О. Морович

В конце 1919 г. в Берлине вышла книга, обратившая на себя особое внимание всей читающей Европы. Это «Записки» генерала Людендорфа, бывшего начальника штаба германской армии и ближайшего сотрудника фельдмаршала Гинденбурга. Посвященная войне, эта объемистая книга затрагивает в широком масштабе интересы всех европейских государств и много поучительного представляет собою для нас русских. С большой объективностью описывает Людендорф современную мировую войну, способы ее ведения, достоинства и недостатки ее руководителей. Он тонко разбирается в отличиях настоящей войны от прежних и подчеркивает небывалую ранее общность каждой армии с создавшим ее народом. Отсюда вытекает логическое следствие: недостаточно разбить неприятельскую армию, необходимо разложить и навсегда сломить силы посылающего ее народа, чтобы обеспечить себе спокойное будущее. Достичь этой психологической, а не стратегической, победы можно только одним путем умело поставленной пропагандой. Людендорф отдает в этом отношении пальму первенства державам Согласия, именно Франции и Англии, и резко критикует бездеятельность Германии. По его словам, Германию натолкнули на пропаганду только действия ее искусных врагов.

«Разве Германия не должна была воспользоваться этим могучим орудием войны, которое она ежедневно ощущала на собственном теле? – говорит он. – Разве не надо было также расшатывать душевное состояние враждебных нам народов, как делали это они, и, к сожалению, с таким успехом»?

Он много трудится для создания сильных и деятельных организаций, специальностью которых является пропаганда всех видов: письменная и устная, местная, - для подъема духа в отечестве и заграничная, - для разложения духа в неприятельских странах. Разложение же это легче всего достигается испытанным и старым способом: революционизированием народных масс.

Говоря о русской революции и откровенно признаваясь в надеждах, возлагавшихся на нее в Германии, Людендорф, однако, с удивлением констатирует, что начала ее, были заложены не немцами, а французами и англичанами.

Вот как в свойственной ему прямом и откровенном тоне, описывает он эти памятные для нас события:

«На востоке произошло огромное изменение. Поощряемая Антантой революция в марте низринула царя. Резко-социалистически окрашенное правительство захватило власть. Какие причины заставили Антанту работать об руку с революцией – мне не ясно».

«Как часто – говорится далее – надеялся я на русскую революцию для облегчения нашего стратегического положения, и всегда она оставалась только мечтою: теперь она разразилась и все-таки казалась неожиданностью. Громадная тяжесть свалилась у меня с души. Тогда я еще не допускал, чтобы революция эта подточила и наши силы».

Пока же, в гордом сознании своей мощи, Германия бралась за все для окончательного достижения своей цели. В надломленном первым взрывом революции, но на разложившемся еще теле России, таилось достаточно сил не только для обороны, но и для наступления. Судорожный порыв Керенского, увлекший за собой не очнувшиеся от переворота массы, заставил немецкое правительство задуматься над радикальным разрешением русского или «восточного» вопроса. Исход был вскоре найден: в приготовленное революцией поле Германия, не задумываясь над последствиями, бросила семена большевизма.

Приходится искренно пожалеть, что о событии такой колоссальной исторической важности Людендорф говорит только в следующих кратких выражениях:

“Посылая Ленина в Россию, наше правительство также брало на себя особенную ответственность. С военной точки зрения поездка эта имела оправдание: Россия должна была пасть. Но наше правительство обязано было заботиться о том, чтобы не пали и мы».

Правительство же это, с которым все резче расходился во взглядах Людендорф и его единомышленник, маршал Гинденбург, не понимая разраставшейся под боком у него опасности, вело политику соглашательства и попустительства в отношении крайних радикальных партий. С большой искренностью и глубокой горечью описывает Людендорф падение воинского духа в народе, заглушающее все остальные чувства, стремление к миру и героическую работу армии, забываемой родиной. Это положение внутри страны, возрастающая мощь Франции и Англии, выступление Америки, - все властно требовало, хотя бы одностороннего выхода из создавшихся условий. Этот выход представлял собою развал России, также стремившейся к миру.

В декабре 1917 года начались мирные переговоры в Брест-Литовске. Описывая их ход в прежнем эпическом тоне, Людендорф не может минутами удержаться от глубокого негодования по поводу вопиющих нелепостей, происходивших во время заседаний.

С первых же шагов русские делегаты поспешили открыть свое лицо. Они держали себя победителями и не принимали, а предъявляли требования. На брестский съезд они смотрели как на широкую арену большевицкой пропаганды и, вместо фактического обсуждения условий договора, занимались произнесением речей агитационного характера. Переговоры поэтому безнадежно затягивались, что опять-таки было только на руку большевикам. В конце декабря, не придя ни к какому результату, делегаты разъехались, чтобы через две недели встретиться снова. На этот раз красная делегация явилась под председательством самого Троцкаго-Бронштейна. Стремительное разложение русской армии, полная гибель всех общественных устоев и быстрое экономическое обнищание России повлияли на настроение ее представителей самым неожиданным образом: их тон сделался еще требовательнее и наглее. Выведенный из терпения, представитель германской армии, генерал Гофман, на одном из заседаний энергично обрушился на Бронштейна, требуя прекращения бесцельной болтовни и перехода от слов к делу.

Результат этого выступления был очень плачевен: по всей прессе стран, заинтересованных в мире, и главным образом в немецкой, прошел ропот негодования. Нахальство Бронштейна удвоилось.

«Он был бы дураком, если-бы хоть в чем ни будь, уступил при таком положении вещей» – с тоской говорит Людендорф.

И Бронштейн для большего усиления своего престижа, официально обиделся на… недостаток искренности со стороны Германии и Австрии, грозя наказать их за это отозванием всей русской делегации. Маневр имел полный успех: оба правительства просили Бронштейна не выполнять это жесткое намерение.

18-го января, пообещав вернуться через шесть дней, Бронштейн уехал в Петербург. Но возвратился он только 30-го, т.к. был занят важным делом – разгоном Учредительного Собрания.

«Этим приемом большевики доказали, как они понимают народную свободу, - замечает Людендорф, - но немцы не хотели ничего видеть и ничему учиться».

Порывом в переговорах Людендорф воспользовался для внесения, хотя бы частичного, оздоровления в общественное мнение Германии. Его не так поражает наглый тон и открытая большевицкая агитация Троцкого, как-то смирение, с которым правительство Германии принимало эти издевательства от никому до тех пор неведомого, еврейского агитатора, не опиравшегося вдобавок ни на какую реальную силу. Его патриотическое чувство мучительно задето.

«Что должны были думать о нас государственные люди Антанты, раз мы позволяем такое обращение с нами Троцкого и ни одной страной не признанного большевицкого правительства! – восклицает он, - как должна была Германия нуждаться в мире, раз она буквально бегала за этими людьми и терпела, открыто направленную против нас и нашего войска пропаганду.

С напряжением всех сил, уговаривая, прося и доказывая, он добивается некоторого изменения правительственного курса. 30-го января возобновились мирные переговоры, и картина первого заседания снова глубоко поражает Людендорфа: Бронштейн на этот раз буквально управляет всем ходом конференции, а конференция покорно пляшет по его дудке. Но работа Людендорфа не пропала даром, и уже 4-го февраля представители Германии и Австрии приезжают в Берлин, прервав переговоры с Бронштейном.

9-го февраля подписывается сепаратный мир с Украиной, сулящий Германии богатые экономические перспективы. Бронштейн же заявляет, что война России с Германией окончена, демобилизация русской армии начата по его приказанию, а подписывать мирный договор и, вообще как бы то ни было связывать себя, он отказывается. После такого неожиданного политического трюка, Германия объявляет переговоры прерванными, а германская армия переходит в наступление. На большевиков это повлияло благотворно; на другой же день по радио изъявляется согласие на все условия мирного договора. Новая русская делегация, уже без Бронштейна, решившего, очевидно, что ему в Бресте больше делать нечего, 3-го марта смиренно подписывает в Бресте тот мир, который у всех «бывших» людей России известен с прибавлением вполне определенного и не совсем лестного эпитета. Эти условия дают Германии очень значительное приращение территории за счет бывшей России и наводят Людендорфа на следующие знаменательные размышления:

«Условия Брестского мира относились исключительно к большевикам, с которыми положение войны никогда не могло прекратиться из-за их пропаганды. Мне не было никакого дела до разорения или ослабления России, которое отняло бы у нее жизнь. Я скорее надеялся, что возрождение империи пойдет из Украины; русско-польское разрешение польского вопроса было бы мне также наиболее желательным… Думать о том, возможно ли наступать еще дальше, чтобы вернуть Лифляндию и Эстляндию возрожденной России – было бесцельно, т.к. такой России не существовало».

То же, что было на ее месте, являло собою страшную картину полного хаоса во всех существовавших до тех пор понятиях и полного попрания всех авторитетов. Офицер не только потерял свое прежнее привилегированное положение, он утерял даже права простого солдата. В безумном ослеплении, расшатывая все прежние устои, толпа спешила изъять из своей жизни все, на что могли опереться право и порядок. Общий распад шел со сказочной быстротой. Глубокое впечатление произвел на Людендорфа рассказ бывшего гетмана Украины Скоропадского о том, как незаметно, почти в один момент, развалился и исчез целый корпус, которым он командовал на войне. Гражданская жизнь страны разлагалась по тому же трафарету. Мелкий собственник был уничтожен, чтобы уступить место пролетарию и пролетарским советам рабочих. Культура забита, женщина объявлена общественной собственностью, кровавая диктатура отдельных личностей душит и умерщвляет страну.

Людендорф не видит выхода из этого положения, если подавленные классы России – крестьянство и буржуазия – будут жить одними надеждами. Такое отношение, по его мнению, граничит с трусостью, и от него Россия уже достаточно пострадала. Необходима сплоченная борьба, соединенная с широкими реформами, устраняющими все дефекты страны, служащие козырями большевистской пропаганде.

Где-то на низовьях Дона и в Кубанских степях зарождалось в это время движение, направленное против большевицкого засилья, и во главе его стояли люди, понимавшие, что от пассивного ожидания пора переходить к делу. С первым из них, генералом Красновым, Людендорф вступил в непосредственные сношения, чтобы изолировать его от влияния Антанты. Но политическое положение, оккупировавших Украину и Юг России, немцев связывало их договорами с большевицки настроенным правительством, и оказать Краснову помощь в желательном размере Людендорфу не удалось. Второй, генерал Алексеев, действовал при поддержке Англии, - «но, - говорит Людендорф, - он, наверное, был таким достойным русским патриотом, что тоже примкнул бы к нам, если-бы мы сражались с советскими войсками.

Однако в этот момент Германия была уже далека от желания, сражаться с советским правительством России. С поразительной быстротой шло заражение немецкого общественного мнения большевицкими симпатиями и лозунгами. Правительство слишком прислушивалось к этим настроениям, теряло почву под ногами и, по глубокому убеждению Людендорфа, всеми своими действиями способствовало развитию большевицкого движения. Армия еще была сильна, и короткий удар по большевицкому правительству на Петербург со стороны немцев и на Москву со стороны Дона, в котором Германии легко было найти верного союзника, сразу спас бы положение. Новое русское правительство заключило бы истинный мир, основанный на прочных гарантиях, тогда как подписание Брестского договора являлось фикцией. Все это оставалось в области мечтаний, действительность же становилась для Германии все более грозной. Война на западе, осложнившаяся уже давно выступлением на стороне держав Согласия, Италии, принимала ожесточенный характер. Болгария, почти непосредственно за Россией заразившаяся революционным духом, распалась и вышла из строя воюющих держав. То же случилось и с другой союзницей Германии, Австро-Венгрией, которой Людендорф посылает не мало обвинений в беспомощности и слабости на всем протяжении своих богатых воспоминаний.

В начале августа стратегическое положение на западном фронте стало неудержимо склоняться в пользу держав Согласия. Один за другим гибли лучшие немецкие полки, все еще готовые своей жизнью купить свободу родины. Но правительство считалось уже с неизбежностью мира и все меньше разбиралось в способах его достижения.

После подробного описания дипломатических переговоров, предшествовавших этому историческому акту, Людендорф так говорит о дне 27-го октября:

- «Совещание в министерстве внутренних дел продолжалось около 2-х часов. В передней меня ожидали генерал Винтерфельд и полковник фон-Гефтен. Глубоко потрясенный, я мог сказать им одно:

- «Больше не на что надеяться. Германия погибла…»

«В немецкой ноте 27-го октября мы согласились на капитуляцию». На следующее утро Людендорф подает прошение об отставке. Предчувствуя близкую гибель государства, благодаря несчастной политики его правительства, будучи не в силах согласиться на совместную с ним работу, он решил избавить своих противников от поводов к раздражению, вызываемых его настойчивым желанием продолжать войну. Последнее свидание его с императором оставляет в нем тягостное впечатление: он сознает, что потерял доверие того, кому готов был отдать свою жизнь. И в тоже время его охватывает предчувствие близкой гибели этого человека. Это предчувствие оказывается правильным: 9-го ноября Германия и Пруссия объявляются республикой.

В заключительной части своей книги, не задерживаемый описанием исторических фактов, загромождающих его обстоятельные записки, Людендорф дает простор своим личным переживаниям, вызванных картиной гибели всего, для чего он жил и боролся. Этот, просто и трезво думающий, человек находит слова высокого трагизма для описания безотрадной действительности.

«9-го ноября, лишенная твердой руки, лишенная всякой воли и своих правителей, Германия рухнула карточный домик. То, для чего мы жили и за что четыре тяжелых года проливали свою кровь, исчезло. У нас нет более отечества, которым мы можем гордиться. Государственный и общественный порядок уничтожен. Всякий авторитет попран. Хаос, большевизм и террор, не немецкие по своему духу и значению, наводнили немецкую землю».

Переходя затем к последствиям франко-германского мира, Людендорф с мучительным стыдом признает, что у немцев отнято даже право с оружием в руках, защищать свое отечество, что немецкий торговый флот исчезает из пределов морей и что хозяйственные силы страны надломлены, если не навсегда, то очень надолго. С горечью, смешанной с надеждой, вспоминает он слова одного социал-демократа, на втором советском конгрессе в Берлине: «Через 20-ть лет немецкий народ проклянет партии, которые гордятся тем, что, создали революцию».

Эта надежда на возрождение звучит и в последних словах, выражающих пожелания на будущее поруганной и опозоренной, но горячо любимой стране. И над этими словами глубокого патриота, каждый из нас может задуматься именно теперь, в момент, когда перед нами уже загорается надежда на возможность искупления наших ошибок:

«Научимся же после нашего тяжелого падения, в память о героях, погибших с верою в величие Германии, и так недостающих ей теперь, снова быть немцами и снова этим гордиться».

ПОБЕГ ИЗ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

Игорь Колс

Голос крови брата твоего

вопиет ко Мне от земли.

И ныне проклят ты от земли,

которая отверзла уста свои

принять кровь брата твоего

от руки твоей.

Бытие 4, 10-11

Захару было 28 лет, когда он познакомился с братьями Трутневыми. Трутневы были тоже уже женаты, как и он, и тоже имели по двое детей. У одного из них было две дочери, у другого - два сына, а у Захара - дочь и сын.

Захару было приятно, что Ефим и Григорий окружили его своим вниманием, проявляя заботу о нем и его семье. Их жены тоже сдружились с женой Захара и часто приглашали ее на свои девичники, театры и выставки, куда их мужчины не очень то стремились, давая свободу своим половинам отсутствовать хоть всю ночь, зная, что дети под присмотром бабушек, и им самим отдохнуть можно от семьи и детей.

Захар ездил с Фимой и Гришей на рыбалку с ночевкой, где они выпивали, варили уху, пекли в костре картошку, делились историями жизни, смеялись над анекдотами, друг над другом и вообще проводили время весело, но, не обижая никого, а наоборот всячески поддерживая и помогая даже в мелочах.

И Захар вскоре сблизился с ними, став им, как братом. Они выезжали вместе в Подмосковье за грибами, где тоже готовили вместе обед, выпивали, обсуждая планы на будущие поездки. Иногда только Гриша спорил с братом Фимой, кто будет за рулем, когда возвращались домой «под градусом». У каждого из них было по джипу, на которых они по очереди возили всю компанию на очередное мероприятие.

Захар иногда себя неловко чувствовал, что у него нет машины, и он не может в свою очередь предложить свою услугу.

За ним всегда вместе заезжали Ефим и Гриша, они жили в одном доме на одной площадке и имели одинаковые большие четырехкомнатные квартиры.

Вместе с семьями встретили Новый 1995 год и с тех пор по очереди собирались друг у друга в гостях. Женщины накрывали на стол, делились рецептами своей кухни, угощая подруг своими «фирменными» блюдами. Мужчины выходили на балкон, пили пиво, ведя свои мужские разговоры, и давали друг другу советы, как что лучше сделать и где можно заработать.

Признаться у Захара роль была больше слушателя, так как он не мог поделиться особым способом деланья денег или чем-то удивить своих новых друзей, но зато те, в свою очередь, не медлили поделиться с товарищем своими секретами, и в столе Захара периодически появлялась толстая пачка денег.

Однажды, передавая Захару очередную пачку долларов, Гриша заметил:

- Пора тебе, брат, и о своей «тачке» подумать.

- Но разве этого хватит на приличную машину? – удивился Захар.

- Думаю, что можно взять с выставки в полцены, - ответил Григорий.

- А как? – воскликнул Захар.

- Надо поговорить с человеком, который этим заведует, он поможет, - намекнул Гриша.

К удивлению Захара у его дома через неделю стояла новая «БМВ» представительского класса. Кожаные сиденья приятно пахли новизной, тонированные стекла создавали особый уют в кабине, и каждая кнопка радовала своей элегантностью.

Подоспевший из своей деловой поездки Ефим тут же подсуетился и помог поставить новый гараж рядом с домом, оформить на него разрешение и все бумаги.

- Нет, брат, такую машину без гаража держать нельзя! – отшучивался он, когда Захар спрашивал, как его отблагодарить.

- С меня ресторан, - не унимался Захар.

- Да, о чем ты говоришь? – продолжал искренне удивляться Фима. – Мы же почти, как братья стали!

Захару было очень приятно. Он понимал, что Гриша и Ефим сделали для него такое дело, что он и отблагодарить их не в силах. И, главное, что делали они все легко, без всякого намека на расчеты или обязательства. Это радовало Захара, переполняло важностью и своей значимостью. Он неплохо играл на гитаре. Ефим с Гришей подпевали ему в походах и на семейных вечеринках, прося спеть что-нибудь для души, и Захар чувствовал себя приятно полезным.

Как-то Захару позвонил Ефим и предложил поменять его трехкомнатную квартиру на четырехкомнатную в доме на «Спортивной», где недалеко жили сами Трутневы. Захара предложение заинтересовало – дом, где была новая квартира, был экстра класса, с высокими потолками, большими комнатами, широкими лестницами и огромной площадкой.

- Фима, должно быть доплата будет не маленькая? – на всякий случай насторожился Захар.

- Не волнуйся об этом, мы коммуналку расселяем, смотришь, и выгадаем что-нибудь, - успокоил его Ефим.

Квартира очень понравилась Захару и особенно его жене. Она давно мечтала о таких апартаментах, ведь дети растут, им отдельные комнаты нужны, и еще спальня для ее мамы будет, когда та за детьми останется присматривать.

Ефим с Гришей бегали по инстанциям, выписывали и прописывали, расселяли и переселяли, оформляли и регистрировали и, наконец, Захар с семьей въехал в желанную квартиру.

Ремонт требовался небольшой, и бригада маляров, организованная Гришей справилась с заданием в два дня, подарив Захару с супругой свежий и светлый домашний очаг.

Новоселье гуляли три дня. Гриша и Ефим с женами организовали совершенно неожиданный подарок – спальный мебельный набор для супругов и красивые, с резными деревянными изголовьями, кровати для детей.

Марина, жена Захара, так растрогалась, что все три дня расцеловывала Юлю и Иру, они ей тоже стали, как сестры. Пили на брудершафт, пели под гитару, танцевали, кричали с балкона в московскую ночь и так радовались, что и спать не хотелось.

Захар теперь оставил свою работу инженером в строительной конторе и весь день разъезжал то с Гришей, то с Фимой, то с ними двумя вместе по различным делам. Позавчера они выхлопотали в мэрии Москвы разрешение на строительство ресторана в центре города, вчера подписали договор на подсдачу торговых помещений, которые сами получили в ренту с большой скидкой от какого-то НИИ, сегодня ожидали решение Местного Совета о выделении земли под садовые участки. И так каждый день, а вечером – рестораны, новые деловые встречи, новые гешефты, новые перспективы и деньги.

Деньги посыпались на Захара золотым дождем. Его предыдущая жизнь на зарплату инженера была очень скромная. Трехкомнатную «распашонку» получил чудом, когда родился второй ребенок. Тогда еще все были прописаны у мамы Захара. Марина с двумя детьми еле справлялась с домашними обязанностями и о работе не думала. «Старики», правда, помогали, но признаться, не очень щедро. Большей частью это были продукты, да с дачи всякая всячина. Иногда Захар обращался к ним за помощью, но скудная поддержка только раздражала. Тогда он и взялся искать какой-то приработок, и его познакомили с предприимчивыми братьями.

Однажды ночью Захар вернулся домой после очередного ужина и увидел перед подъездом спящего на лавке бродягу.

«Ну, обнаглели …» - подумал он. – «Уже не стесняются перед приличным домом вонь свою распускать. Сейчас поднимусь в квартиру и охвачу его сверху водой, чтоб сдуло отсюда!»

Звеня ключами в двери подъезда, Захар нарушил чуткий сон «бомжа» и тот, приподняв голову на лавке, обратился к нему:

- Извините, у вас закурить не найдется?

Захар повернулся и увидел небритое лицо бродяги, которое вдруг показалось ему очень знакомым. От неожиданности Захар спросил быстро:

- Ты кто?

Бродяга подтянул ноги на лавке, опустил их на землю, рассматривая свои голые ступни, которые развернул друг к другу, и будто сам им удивляясь, ответил:

- Босой.

Захар, увидев, что бродяга безопасный, вдруг разозлился и крикнул громко, так чтоб все в доме слышали:

- Я вижу, что ты босой! Ты что здесь делаешь, я спрашиваю?

Бомж весь поджался, соскочил с лавки, стал во весь свой высокий рост и пристально посмотрел на Захара. Захару стало не по себе. Он увидел перед собой глаза умного человека, иронией судьбы доведенного до жалкого состояния. Блеск его глаз говорил, что он привык, чтоб его уважали, а осанка выдавала в нем что-то аристократичное.

Захар, всматриваясь в его лицо, понял, что он его видел раньше, и прочитал в глазах бродяги ответ. Это был бывший жилец коммуналки, в которой сейчас жил он. Захар вспомнил его историю. Он когда-то был хозяин всей квартиры, которая досталась ему от родителей. Отец его был академик, а он художник и скульптор. Родители умерли, а он женился неудачно, развелся, и бывшая жена, разделив ордер, поменяла свою половину на отдельную жилплощадь, превратив его квартиру в коммуналку. Прожив год с соседями, он предложил им разменяться, и те въехали в квартиру Захара, а художник - в другую. Ефим заведовал обменом, и Захар знал только, что скульптору досталась «двушка» где-то на «Преображенке».

Тут и бродяга признал Захара, вспомнив, как тот с семьей приезжал смотреть его квартиру. Они смотрели друг другу в глаза, и, казалось, рой мыслей, как пчелы, гудел в их головах.

Первым нашелся Захар.

- Что вы здесь делаете? – спросил он строго, но уже без прежнего раздражения.

- Живу я здесь, - художник провел рукой перед собой и глянул на лавку.

Захар проводил глазами его взгляд и увидел два черных ботинка на краю лавки, которые, вероятно, служили изголовьем.

- Ну, это же невозможно! – воскликнул он, не удержавшись.

- Возможно, как видишь, - ухмыльнулся в ответ художник.

- И долго ты собираешься так жить? – спросил Захар взволнованным голосом.

- Пока не приютишь, - еле услышал он ответ художника.

От такого ответа у Захара что-то сжалось в животе под ребрами, и он, повернув шеей голову из стороны в сторону, выдавил из себя:

- Чего-о?

- Ну, я по-человечески прошу. Пока разберусь во всем. Это недолго будет, - поспешил с ответом художник.

- В чем разберешься? Что недолго? Я тебя не пойму что-то! – к концу фразы зазвучал угрозой Захар.

- Ну, мне же надо где-то жить! Твои же дружки меня без квартиры оставили! Вот я и пришел к себе, где мне место положено! – не сдержался скульптор, выкрикнув последнюю фразу.

- Да, ты что, спятил?! Какое место? А ну пошел вон отсюда, пока я милицию не вызвал! – заорал во всю глотку Захар, еле сдерживая себя от приступа бешенства.

Художник внимательно посмотрел на Захара и, повернувшись, пошел, не спеша, прочь, оставив свои ботинки на лавке.

Захар схватил их один за другим и, размахнувшись, бросил ему вслед. Один ботинок ударил скульптора по ноге, и тот удивленно обернувшись, потер ногу, и, не останавливаясь, скрылся в темноте.

Захар, поднимаясь по лестнице, ругался, отгоняя чувство тревоги, что поселилось в груди.

Дома жена встретила его испуганными глазами, и Захар понял, что «бомж» уже и с ней пообщался.

- Что с ним делать? – спросила мужа Марина, давая понять, что она в курсе всего.

На следующий день, сидя в ресторане, Захар с братьями Трутневыми решали, что делать.

- Как так получилось, что он бездомным остался? – спросил их Захар.

- Да, он сам дурак! – ответил Григорий. – Мы его заселили в «двушку», ордер дали. Ему только зарегистрироваться осталось, а он еще в какие-то обмены полез, здесь и начались проблемы…

- Ну, если быть до конца честным, - уточнил Фима. – То зарегистрироваться ему не удалось – в «двушке» той, оказалось, кто-то уже прописан.

- Ну, он же сам с ними решил разъехаться. Вот они и выперли его оттуда! – объяснил ситуацию Гриша.

- Другими словами вы ему дали квартиру в придачу с другими жильцами, - подвел итог Захар.

После этих слов наступила пауза. Гриша бегло переглянулся с Фимой, и тот нашелся:

- Захарушка, ну тебе ведь ничего и доплачивать не пришлось! Что тебе до этого лоха? Пусть сам себе разбирается!

- Да он мне вчера весь дом «на уши» поднял! Со всеми соседями успел пообщаться! – воскликнул Захар. – А они еще его предков помнят! Со мной перестали здороваться! Видишь, как он «сам себе» разбирается? Что дальше от него ожидать, не знаю!

- Так убрать его, да и все, - тихо, себе под нос, сказал Гриша.

- Как убрать? – насторожился Захар.

- Да, вот так, отослать куда-нибудь подальше, чтоб дорогу к тебе забыл! – пояснил Ефим.

- Но как это сделать? – заинтересовался теперь Захар.

- Надо будет поговорить с человеком. У меня есть люди в милиции. Они этих бомжей так далеко отправить могут, что ему и жизни не хватит вернуться обратно, - рассмеялся к концу фразы Ефим.

Прошла неделя, и началась другая, а художник так и ночевал перед подъездом Захара. Соседи выносили ему еду, чай в кружке. Кто-то периодически приглашал к себе на обед, а старая бабка Марфуша, которая знала его еще ребенком, когда ее дети были на даче, даже звала его к себе помыться.

С Захаром и Мариной весь дом перестал здороваться, делая вид, что не замечают. Дети, чувствуя, что к ним и к их родителям изменилось отношение соседей, спрашивали отца и мать:

- Почему они не разговаривают с нами, как раньше? Это потому, что мы художника из его квартиры выгнали?

Родители терялись, не зная, что ответить, и прятали глаза. Их маленькие, но уже такие взрослые дети, казалось, все понимали и стали грустными.

- Ефим! – кричал в телефонную трубку Захар. – Сделай же что-нибудь! Ты же говорил, что у тебя в милиции кто-то есть. Пусть отошлют его, куда подальше из Москвы за бродяжничество. Это становится невыносимым! На детях отражается!

- Не кипятись, Захар, - успокаивал его Фима. – Я просто ждал, когда ты сам об этом попросишь. Не навязывать же мне тебе свои услуги.

- Ефим, скажи просто, сколько это стоит. Ты знаешь, у меня сейчас есть деньги, - продолжал суетиться Захар.

- Дело не в деньгах, Захар. Надо встретиться, поговорить обо всем и принять правильное решение, - спокойно увещевал Ефим.

Встретились в ресторане, где Трутневы были завсегдатаи. Выпили, закусили, поговорили о том, о сем и, наконец, подошли к теме встречи.

- Захар, можно, конечно, заплатить ментам за все услуги и забыть об этом деле, - начал Григорий.

- А можно и не платить, и не быть обязанным этим псам! – вдруг резко вставил в разговор Ефим.

Захар смотрел на них широко раскрытыми глазами, приглашая продолжить тему, и в волнении сворачивал салфетку.

- Давай я продолжу по порядку, - доброжелательно посмотрел на Ефима Григорий.

Гриша кивнул с отрепетированной готовностью и чуть отодвинулся от стола, показательно давая возможность беседовать без него.

Ефим продолжал:

- Если связываться с ментами, то только с «рядовыми». К большим чинам по такому пустяку и соваться нельзя. Но с «мелочью» иметь дело противно. Потом начнут лезть к тебе «запанибрата».

- Фима, ты же меня знаешь, мы, ведь, как братья стали. Скажи, что лучше, так и сделаем, - смотрел на него с надеждой Захар.

Ефим перевел взгляд на Григория, и тот театрально заговорщицки подался вперед и вставил в разговор:

- Вот, если б ты, Захар, действительно нашим братом стал, тогда бы все проще было.

Теперь Захар отодвинулся от стола и посмотрел внимательно на своих друзей, пытаясь по их виду понять, не подвох ли это.

Гриша с Фимой смотрели на него серьезно и молчали, предлагая ему самому проявлять интерес к дальнейшей беседе.

После долгой паузы Захар, проглотив ком в горле, обратился к обоим:

- Что же надо для этого сделать?

Фима с Гришей переглянулись и почти в один голос ответили:

- Вступить в наше братство.

- Братство? – несколько виновато переспросил Захар.

- Да, мы не одни там братья, - засмеялся наигранно Ефим. – Нас там, знаешь сколько!

- И все братья! – с готовностью поддержал брата Григорий.

- Это что тайное общество? – спросил Захар, отведя глаза в сторону и догадываясь, о чем идет речь.

- Не такое уж тайное, - продолжал улыбаться Ефим.

- И тогда все твои проблемы решены, старик! – хлопнул по плечу Захара Григорий. – И платить ни за что не надо! Все свои – братья! К кому ни обратишься, все сделают без отказа!

Захар поджал под стулом ноги назад, подался чуть вперед и спросил негромко:

- Что для этого нужно сделать?

- Да, ровным счетом ничего, - успокоил его Ефим. – Нужны только две рекомендации.

- Это, как в партии? – постарался улыбнуться Захар.

- Почти как, - поддержал его Фима.

- Ну, и присягу на верность дать, как в партии! – засмеялся Гриша. – Ты же пионером был, знаешь, как там - всегда готов!

Захар усмехнулся. Он чувствовал, что друзья его напряжены, что им этот разговор нелегок, и постарался скорее смягчить его:

- Не волнуйтесь, я оправдаю доверие партии.

- Вот и «молоток»! – откинулся на спинку кресла Ефим. – Как только посвятим тебя, так тут же сведем со всеми людьми.

После посвящения была грандиозная пьянка. Все сидели за большим длинным столом и пили без меры. Два официанта обслуживали банкет в полуподвальном помещении. Убирая одной рукой пустые бутылки, другой – ставили полные. Периодически входили вместе из соседней комнаты и вносили большие блюда по одному в каждой руке.

Каждый из присутствующих по очереди присаживался к Захару, пил с ним, представлялся, что-то говорил, но Захар почти не слышал никого. Хоть он уже и выпил много, но все равно не был пьян. Это удивляло его. Ему хотелось напиться, но это к его удивлению не удавалось. Он все время проводил правой рукой по шее, будто пытаясь расширить галстук, и понимая, что его там нет, отдергивал руку под стол. Невидимая петля душила его, и чувство какого-то беспокойства застряло в солнечном сплетении, будто навечно там поселилось.

Он постоянно видел себя в своем воображении, стоявшим на присяге с подвернутой штаниной и с этой идиотской петлей из толстой веревки, которую ему накинули на шею по какому-то древнему ритуалу. И эта мерзкая петля, хоть и была на шее меньше минуты, пока он с завязанными глазами пил бокал красного вина, а по-прежнему продолжала душить все его существо.

Внезапно к Захару подсел какой-то коротенький человек с большой лысиной на большой голове и доверительно сказал, как своему старому другу:

- Художник больше беспокоить не будет, мы его взяли в разработку.

После чего встал, провел ласково по спине Захара, словно снимая невидимую пылинку, и исчез.

Захар обернулся и увидел за своей спиной Гришу.

- Кто это был? – спросил он его.

- «Полкан», начальник «твоей» милиции, - пренебрежительно отозвался о коротеньком Григорий. – Я удивлюсь, если ты еще увидишь своего бродягу.

Захар нервно провел рукой по шее и резко одернул ее вниз.

Гриша понимающе улыбнулся. Со стороны подошел Ефим и, положив руку Захару на шею, пьяно осклабился:

- Побратались, браток.

Захару захотелось скинуть ее, но он только провел своей рукой по шее, освобождаясь от невидимой удавки Иуды.

Домой Захар приплелся поздно, все уже спали. Долго умывался в ванной комнате, чистил зубы, смотрел на себя в зеркало и отводил глаза. Ему было страшно. Он не мог видеть своих глаз, что-то изменилось в нем, будто оборвалось в душе само сердце и провалилось в преисподнюю.

Художника действительно он больше не видел, но ему от этого лучше не стало. Соседи недоброжелательно смотрели ему вслед, избегая встречаться глазами. Жена обходила эту тему и все больше проводила время вне дома с Юлей и Ирой. Дети чаще оставались у бабушек, а он все дни допоздна проводил с «братьями», возвращаясь домой под утро всегда пьяным. Опьянение было тупое, не радостное, все вокруг угнетало. Привычка проводить пальцами по шее стала постоянной.

Однажды, выходя днем из подъезда, он увидел на лавке бабку Марфушу с другими старухами. Они, заметив его, отвернулись в разные стороны и примолкли. А когда он прошел мимо, то услышал за спиной: «Они убили нашего Сережку». Захар вздрогнул и пошел быстро прочь, будто кто-то поддал ему в зад.

Сережкой соседи звали художника. И теперь, сталкиваясь с этим именем, Захар всегда вспоминал его. Перед ним возникал высокий, заросший щетиной человек и смотрел на него с удивлением. От этого взгляда Захару становилось невыносимо, он проводил рукой по шее и вздрагивал, отнимая ее и пряча в кармане.

Наступила осень, листва на деревьях поредела, и каждый раз, возвращаясь домой, Захару мерещился художник, будто стоящий между голых кустов.

Он как-то поделился об этом с женой, и та посоветовала ему съездить отдохнуть, развеяться с друзьями. И через пару дней, будто отвечая ее желанию, позвонил Гриша и пригласил Захара на охоту.

- Поедем, развеемся на пару дней, постреляем уток, подышим свежим воздухом, посидим у костра под гитару, - убаюкивал он по телефону Захара.

Захару действительно хотелось бежать из города, здесь он задыхался. Недавно любимая квартира стала ненавистной. Ему в ней нечем было дышать. Он и появлялся в ней только ночью, чтоб погрузится в ночное небытие, и на следующий день бежал при первой возможности, убедившись, что перед домом нет таких же ненавистных старух.

Его вообще стали раздражать люди, не хотелось смотреть им в глаза. Среди «братьев» проводить время было легче, все как бы разделяли друг друга тяготы, как настоящие братья. Но и там все кончалось попойкой с пьяным, повседневным и противным, в конце концов, братанием.

- Ну, так что? Мы за тобой заедем на моем джипе, - спросил Гриша, приняв молчание Захара за согласие.

Захар после паузы спохватился:

- Да, да, конечно, заезжайте. Значит в эти выходные. Буду готов, нет проблем.

Выехали рано утром, успев быстро выскочить из столицы, и неслись по шоссе в загородную даль. Захар сидел посередине заднего сиденья, высунув голову вперед. Гриша и Фима развалились на передних сиденьях и поворачивались к нему, беседуя об охоте.

- Так ты что, первый раз на охоту? – удивлялся Фима, обращаясь к Захару.

- В первый, - конфузился Захар.

- А стрелять из ружья ты умеешь? – спрашивал серьезно Гриша.

- Умею и неплохо, - хвастался Захар.

- Из какого? – продолжал любопытствовать Гриша.

- Из воздушного, - спокойно отвечал Захар.

- Ну-у, это не ружье, - смеялся Фима. – Ты с охотничьим ружьем знаком?

- Немного, - признавался Захар. – Приходилось стрелять по бутылкам в колхозе.

- Ну, тогда все в порядке, - смеялся Гриша. – С двух метров в цель попадешь.

- Ну, почему с двух метров? – обижался Захар. – Я и с большего расстояния попаду.

Ефим с Гришей быстро переглянулись, и Фима обратился к Захару:

- А большого зверя «возьмешь»?

- Большого? – переспросил Захар. – А почему нет?

- Захарушка, - как ни в чем не бывало продолжал Ефим. – Есть поручение к тебе небольшое. Надо будет одному «зверю» морду на охоте поцарапать.

Захар взметнул брови, глядя на Фиму широко раскрытыми глазами, и молчал, ожидая продолжения темы.

- Ну, что ты смотришь на меня, как дитя непуганое, - скривил губы гузкой Фима. – «Полкана» помнишь, что художника «убрал». Вот он просил, чтоб ты «подсобил» в этом.

- Почему я? – вырвалось у Захара.

- Почему, почему? – съехидничал Фима. – Потому, что так все решили.

- Кто все? – не удержался Захар.

- Все братья, Захар, - сказал спокойно Гриша, включаясь в разговор.

Наступила пауза. От наступившей тишины слышен стал шум соприкосновения шин с дорогой.

- Да, и тебе так лучше, - продолжал Гриша. – Рассчитаешься с «полканом» и сам пройдешь боевое крещение. Всем покажешь, что ты брат. У нас ведь как? Один за всех, все за одного! Кто говорил, что оправдает доверие партии?

Фима вздохнул и продолжил разговор:

- Захар, тема-то вообще несерьезная. Было бы из-за чего упираться. От тебя-то и не требуется ничего. Пальнешь дробью ему в харю, чтоб «памятку» оставить, чтоб знал, как себя вести в следующий раз.

- Какую памятку? Кому – в харю? – Захар теперь посмотрел на Гришу.

Фима продолжал:

- Дело пустяковое, Захар. Егерь там один «полкана» обидел в прошлую охоту. Вот и рассчитаться надо. И не бойся ничего, никто тебя в обиду не даст.

- Да я все понимаю, - нашелся Захар. – Просто я не готов. Нельзя было, что ли раньше предупредить?

- Нельзя, Захарушка, - мягко сказал Гриша. – Ты ведь знаешь, что у нас всегда готовым нужно быть.

Опять стал слышен шум резины, шипящей о дорогу. Захар посмотрел в боковое стекло. Редкие деревья убегали прочь, и пустые поля щемили сердце своей мертвостью. Он понимал, что пришло время рассчитываться за услуги, оказанные ему раньше, но трудно было согласиться на такую цену.

- А что с ним будет? - спросил Захар. – Если ему дробью - в лицо.

- Покарябает только, - усмехнулся Ефим.

- Если успеет зажмуриться, - добавил Гриша.

- А если не успеет? – продолжал интересоваться Захар.

- Успеет, они опытные, - успокоил Захара Ефим. – Только смотри не промахнись. Цель прямо в рожу, а то никакого толка не будет, чтоб не пришлось опять на охоту ездить.

Последняя фраза больно кольнула Захара. Он почувствовал в ней скрытую угрозу.

Когда приехали в охотничью усадьбу, солнце клонилось к закату.

Предоставленный домик был чисто убран, два соседних коттеджа были заняты другими охотниками, приехавшими еще вчера. Они знали Гришу и Фиму и пригласили их с Захаром к своему столу. Сидели на террасе, любовались красным небом на горизонте, провожая глазами стаи птиц, покидавшие здешние места. Пили чай с коньяком, рассматривали ружья и рассказывали каждый свои охотничьи истории.

Со стороны леса показались две фигуры в зеленых ватниках, из-за спин которых выглядывали ружья. Захар впился глазами в эти силуэты, будто притягивая зумом, и пытался рассмотреть их издалека.

Один из охотников, проводив его взгляд, протянул басом:

- А-а, вот и наши егеря пожаловали.

Все обернулись в их сторону и рассматривали какое-то время. Гриша, повернувшись обратно к столу, столкнулся взглядом с Захаром и утвердительно кивнул, указывая, что это они и есть.

Егеря оказались братьями родом из этих мест, им было за сорок, и они знали здесь каждую тропинку, каждый кустик, каждую камышинку и охотно рассказывали прибывшим охотникам, какое место лучше занять, каким манком привлечь птицу, как держать ружья, как общаться между собой.

Все сидели за общим столом, уже представившись друг другу, допивали коньяк и неторопливо беседовали. Свет лампы, подвешенной над столом, освещал только лица, оставляя невидимыми даже волосы присутствующих. Егеря сели в разных концах стола, и Захар украдкой поглядывал на них. Ефим, встретившись с Захаром взглядом, перевел глаза еле заметно в сторону егеря, который сидел справа от Захара, и Захар понял, что это и есть его «цель». Он через время посмотрел в его сторону и к своему удивлению столкнулся с ним взглядом. Егерь смотрел на него проницательно, будто действительно проникал в его душу, в самые сокровенные ее уголки. Захар от неожиданности отпрянул и спрятал голову за своим соседом. Ему стало не по себе, он на какое-то время потерял самообладание и не знал, как себя вести. Вдруг егерь обратился к нему, как будто специально:

- А вы, я смотрю, первый раз в здешних местах?

Захар сразу понял, что вопрос относится к нему, лицо его стало растерянным, и он, все еще прячась за могучей спиной соседа, с надеждой глянул на Фиму. Тот поспешил ему на выручку:

- Это наш товарищ. Мы его первый раз с собой взяли, так что он у нас еще необстрелянный.

За столом засмеялись.

Захар, пользуясь моментом, воровито взглянул на «своего» егеря и опять наткнулся на его изучающие глаза. Ему показалось, что егерь прочитал его мысли, все понял и удивленно наблюдает за ним. Его серые глаза показались Захару знакомыми, он видел в них то же удивление, что и в глазах бродяги-художника.

Машинально вытянув перед собой руку, он взял стакан с коньяком и выцедил его в себя. Крепкий напиток застрял в самой середине горла, перехватил дыхание, и Захар понял, что ему необходимо прокашляться. Но что-то мешало ему, он боялся, что этим выдаст себя. Он незаметно поднес кулак ко рту и в этот момент не выдержал, вздрогнул всем телом, в горле защемило, и он, открыв рот, затянул со свистом в себя воздух. В голову начала приливать кровь, в глазах собрались слезы, комок в горле не давал выдохнуть. Он подскочил из-за стола с рукой у рта и с ужасом глянул на Фиму. Могучий сосед, не вставая, дал Захару своей лапой по спине, и он от такого удара упал руками на стол, чуть не попав носом в тарелку. Захар издал новый невероятный звук, выскочил из-за стола и, отбежав, начал откашливаться.

Кто-то за столом засмеялся, но этот смех показался Захару наигранным. Другие странно молчали. Захар вернулся к столу и извинился, оправдываясь:

- Попало не в то горло.

Садясь, он краем взгляда опять заметил удивленный взгляд егеря.

Стали расходиться по домикам и, отойдя с Фимой и Гришей на безопасное расстояние, Захар выдал им скороговоркой:

- Мне кажется, он знает что-то.

Гриша с Фимой переглянулись.

- Не может быть, не бери в голову, - сказал Ефим.

- Он смотрел на меня так пристально, что мне плохо стало, - оправдывался Захар.

Ефим с Гришей опять быстро переглянулись, и Гриша шепнул в ухо Захару:

- На воре и шапка горит...

Захар заснул за полночь. Всю ночь ему снился один и тот же сон, будто он лежит на земле и не дышит, как мертвый, а над ним склоняются то егерь, то бродяга-художник и с удивлением рассматривают его, будто диковинное пресмыкающееся, выброшенное на берег. Он хочет им что-то сказать, но не может, пытаясь глазами показать, что он жив.

Утром после завтрака Ефим обронил Захару, указывая на его ружье:

- Время не теряй. При первой подходящей возможности пальнешь и беги к нам за помощью. Мы все дальше уладим.

Захар и сам для себя решил, что чем скорее он сделает это, тем скорее избавится от всего наваждения. Ему даже пришло в голову выстрелить в егеря при всех до охоты, как бы случайно, но он отогнал эту мысль.

Брат егеря ушел с другими охотниками занимать места за рекой, а Захар занял позицию в камышах по эту сторону реки, где указал ему их егерь. Гриша с Фимой прошли дальше и вскоре скрылись в камышах. Захар взвел курок своей двустволки и решил здесь дожидаться прихода егеря, чтобы «нечаянно» пальнуть в него, как бы с испугу.

Просидев с полчаса на полусогнутых ногах, Захар удивился, что за это время не раздалось ни одного выстрела. Он слышал периодически свистки манка и думал, что это охотники переговариваются между собой. Он, наконец, встал и выглянул из камышей на дорожку, которой его привел егерь. Перед ним расстилалась открытая поляна, уходящая противоположенной стороной в осенний лес. Захар повертел головой в разные стороны, и вдруг заметил какое-то движение вдоль поляны, в метрах пятидесяти от себя.

Он присел, спрятавшись за камыши, и стал всматриваться. В его сторону двигался егерь, за спиной которого было ружье. Захар отодвинулся в глубь камышей, сел на сухую рыжую траву, расставив перед собой ноги в стороны, и выставил ружье вперед в сторону тропинки, которая шла от поляны. Он услышал тихие мягкие шаги, которые приближались к его засаде, и неосознанно взвел второй курок свой двустволки. Перед ним показался егерь. Поза Захара удивила его, и он опять посмотрел на него изучающим взглядом. Захар непроизвольно подался назад, оттолкнувшись ногами от земли, и приподнял ружье в сторону егеря. Тот, удивившись еще больше, шагнул к нему вперед и выставил вперед руку, закрываясь от ружья. Захар молча приподнял ружье выше его руки и направил ему в лицо. На какой-то момент остановилось время, Захар увидел перед собой серые глаза художника, смотрящие на него с удивлением и укором.

- Сгинь, - тихо сказал Захар и нажал на курки.

Громкий выстрел разрезал воздух вокруг. Где-то сбоку, откуда ни возьмись, большие птицы взмыли стаей в небо. Захар услышал их испуганные крики. Когда пороховой дым развеялся, Захар увидел лежащего перед ним егеря. К его удивлению он лежал ничком, трава под его головой медленно краснела, расширяя во все стороны бордовый нимб. Захар поднялся, опираясь на ружье, переступил через распластанную руку егеря и вышел на поляну.

Навстречу ему бежали с ружьями в руках Ефим и Гриша.

- Ну, что? – спросил Ефим, подбежав к Захару первым.

Захар кивком головы указал в камыши. Подбежавший Григорий вместе с Ефимом бросился по узкому коридору сквозь камыши и увидел лежащего лицом вниз егеря. Григорий подошел к нему и первым делом проверил пульс на запястье. Ефим посмотрел на него вопросительно, но ответа не получил. Они вместе перевернули егеря на спину и тут же отвернулись в стороны. Вместо лица было жуткое кровавое месиво, стало ясно, что егерь мертв. Оба поднялись с земли, отряхнули колени, стараясь смотреть в сторону, и вдруг услышали тихий стон. Ефим разочарованно глянул на Гришу и вышел на поляну. Григорий последовал за ним.

- Живой, - разочарованно сказал Фима, подойдя к Захару.

Захар кинулся в камыши, но Фима удержал его за руку:

- Не надо. Тебе лучше не смотреть на него.

Григорий засвистел в свисток, призывая всех к сбору, и через минуту они увидели бегущего к ним брата егеря. Лицо его было бледное. Он как будто все понимал и, подбежав, спросил:

- Где он?

- Григорий указал рукой в камыши.

Через секунду раздался вопль отчаяния.

Григорий, Фима и Захар закурили и стояли молча кружком в пяти метрах от прохода в камыши, где лежал истекающий кровью егерь.

Брат его выбежал через минуту, руки его были в крови. Он подбежал к троице, глянул им в лица, схватил Захара за шею и начал душить.

- Это ты, гад! Я знаю, что это ты! Будь ты проклят, чудовище! Кровь его на тебе да будет до конца твоей проклятой жизни!

Захар не оказывал сопротивления. Гриша с Фимой бросились ему на помощь и стали оттаскивать брата егеря от побелевшего Захара, но егерь успел залепить всем по оплеухе, измазав кровью, и обессиливший упал на землю, рыдая. Они стояли перепачканные и озирались по сторонам, будто укрывались от кого-то невидимого, кто видит их в крови их несчастной жертвы.

Егерь прожил в больнице еще две недели и умер от невыносимых мучений. Врачи не смогли помочь ему. Его лицо, шея и горло были так повреждены, что несчастный не мог ни есть, ни пить. Его дыхание было тоже сплошной мукой.

Захар посетил его в больнице, как потребовалось для дела. Лицо умирающего было в бинтах, и посещение Захара осталось для него инкогнито.

Потом было следствие и суд. Экспертиза установила, что выстрел был в упор. Брат убитого доказывал в суде, что убийство не случайное, но его никто не слушал. Григорий и Ефим свидетельствовали в пользу Захара, и судебное разбирательство шло по простому пути, что выстрел случайный и убийства, как такового, нет.

Захар был оправдан. Судья и прокурор ему явно симпатизировали, не учитывая никаких обстоятельств против него, хотя в суде и выяснилось, что убитый егерь был свидетелем по другому делу об убийстве на охоте, где подозреваемым фигурировал начальник милиции, но этих деталей никто не касался.

После суда брат убитого подошел к Захару и сказал ему, почти извиняясь:

- Ну, зачем вы так? Дали бы мне денег, я бы все оставил. Мне ведь на похороны брата надо…

- Пошел ты…, - огрызнулся прошедший через суд и заматеревший Захар.

Оправдательный приговор не принес Захару радости. Ему еще больше опротивели люди. И хоть сам он являлся привилегированной частью окружающей его системы, чувствовал себя в ней беспомощным и беззащитным.

В день оправдания Захар впервые напился до отключения. Он отмечал победу с «братьями», которые ее организовали, и вливал в себя все подряд, что попадалось под руку. Наутро он ничего не помнил. Не помнил, как его привезли домой, не помнил, видел ли он Марину, и вообще, где она была. За время следствия и судебного разбирательства их отношения изменились. Она как будто была к нему по-прежнему добра и внимательна. Он ее тоже вроде любил, но что-то «пробежало» между ними, что-то изменило их совместную жизнь. Захар почувствовал, что совместное влечение их друг к другу исчезло, просто растворилось, как дым, после того злосчастного выстрела. Она проводила все время с подругами и часто оставалась у них ночевать. Он ходил с друзьями в «походы», но мужская сила подводила его. Ему было страшно признаться в этом, и он бежал от себя в очередном запое.

Странным стечением обстоятельств деньги продолжали сыпаться на него со всех сторон. Его приглашали в разные сделки и аферы, он имел свои комиссионные, сводил людей между собой для очередных гешефтов, и стороны выражали ему благодарность в виде разнообразных денежных сумм.

Дома он появлялся все реже, оставаясь в гостинице, где теперь был его офис, где были также сауна, тренажерный зал и все необходимое для нервной разрядки.

Однажды после очередной сделки во время раздела барышей произошел конфликт между Захаром и бандитом, который «курировал» его бизнес. Ссору удалось предотвратить, но отношения с «партнером» испортились и вскоре последовали неприятности. Захару «включили счетчик» и объявили такую сумму долга, которую он не мог выплатить ни при каких обстоятельствах. Как ни пытался он подключить «братьев» и разрешить проблему, у него ничего не получалось. Все как сговорились и лепетали какую-то чушь, что надо поделиться с товарищем. Обходными разговорами Захару намекнули, что он должен «поделиться» женой с влиятельным человеком, которому та приглянулась, и тогда проблемы исчезнут.

Захар понял, что его подставили, он догадался кто этот человек. Злоба и раздражение захлестнули его. Он понимал, что управы на него не найдет, «полкан» славился своей беспощадной хваткой.

Надеясь, что время может исправить ситуацию, Захар затягивал это дело, как мог, но вдруг к нему пришли люди и сказали, что дают три месяца для погашения долга или выбросят его с семьей из квартиры.

Захар рассказал обо всем Марине, и ему показалось на миг, что она готова «уладить» конфликт. От этого ему стало еще хуже.

- Марина, ты решай, быть ли нам вместе! Я ради детей готов на все, но после «этого» я с тобой не смогу, - выпалил он, видя ее задумчивость.

- Что мы можем здесь сделать? – спокойно спросила жена.

- Мы можем бежать! – воскликнул Захар, будто только и ждал этого вопроса. – У меня тетка в Австралии. Поедем к ней, она все устроит. Там бросим якорь. С деньгами у нас все получится!

- А что с квартирой? – спросила Марина.

- Это не вопрос, - ответил Захар. - У меня уже есть предложение.

Управились с делами так быстро, что и сами не ожидали. Близился день вылета в Австралию, и Захар с женой и детьми даже повеселели. Ездили отдыхать за город, на дачу к «старикам», вместе ходили в кино, театры, на концерты, будто восполняли утраченную культурную программу за все годы.

Сидней порадовал их климатом. На этом расстоянии все прежние страхи казались никчемными. Захару представили опытного юриста, который взялся оставить его семью в Австралии и произвел хорошее впечатление на Захара. Грамотный, деловой, лишнего не спросит, ориентируется в законе, как рыба в воде. А главное, что по происхождению русский, с ним хоть можно по-русски душу отвести.

Заполняя анкеты, дошли до вопроса о судимости, и здесь Захар дрогнул.

- Было у меня дело…, - начал он.

- Вы были судимы? – спросил юрист, не поднимая глаз от бумаг.

- Да, - коротко ответил Захар.

- За что? – продолжал заполнять анкету юрист.

- За убийство, - еле слышно ответил Захар.

Юрист оторвался от бумаг и с удивлением посмотрел на Захара.

- Дмитрий, - обратился к юристу Захар. - Можно без протокола?

И выразительно посмотрел на бумаги, лежащие перед юристом.

Захару вдруг захотелось рассказать Дмитрию всю свою историю, поделиться с ним всем, что накопилось у него на душе, ведь он никогда ни с кем не говорил о том, что случилось в его жизни. Даже Марину он не посвящал в свои дела, но, признаться, ее многое и не интересовало.

- Вы отбывали наказание? – спросил Дмитрий Захара.

- И да, и нет, - нашелся Захар.

Дмитрий приподнял брови в знак вопроса, но Захар уже не мог сдержать себя:

- Дмитрий, позволь мне рассказать тебе обо всем, мне это необходимо. Я давно с этим живу и места себе не нахожу. Терзает меня совесть, сживает со свету, не могу убежать от нее. Вот, на край света приехал, и здесь мне покоя нет, грызет она меня, все сердце изъела.

Юрист отодвинулся с креслом от стола, показывая своим видом, что отошел от бумаг, но в то же время сказал:

- Я могу оказаться в неловкой ситуации, если узнаю такие детали, что поставят меня в конфликт с законом.

- Об этом не волнуйся, - обрадовался Захар согласию собеседника, продолжая звать его на «ты». - Судимость с меня снята, а точнее, я вообще оправдан. Так что и судимости у меня нет!

- Вы верите в Бога? – спросил юрист, смотря внимательно на Захара.

Захар весь встрепенулся и съежился, будто его неожиданно обдали светом и выставили напоказ, изъяв из тьмы.

- Вообще я крещенный, - ответил он с некоторой осторожностью.

- Так может вам лучше к священнику? – спросил его Дмитрий.

- Нет, им я не верю, - ответил Захар без всякой надежды.

Дмитрий увидел перед собой потерянного человека, бегущего от себя и своей совести. Было видно, что он не может найти выход и нуждается в помощи.

Захар поведал свою историю Дмитрию не сразу, а частями, открывая каждый раз при очередной встрече новые детали и дополняя нечаянно событиями, которые представляли дело в разных цветах, меняя то гамму, то весь спектр происшедшего с ним.

Оказалось, что те же Трутневы крестили Захара, перед «посвящением», представляя это необходимой процедурой, своеобразным таинством перед другим таинством. Потом только Захар понял, что это было поругание святыни и закрывало ему путь к покаянию. Он открылся юристу, что верит в сатану и, что тот дает все блага.

- А как ты это объяснишь? – спросил он Дмитрия. - Что после «посвящения» у меня вообще нет проблем с деньгами. Я знаю, что это он дает. И после того художника и егеря он просто забросал меня ими.

- Но ты ведь платишь за это своей совестью. А впереди – еще страшнее цена – вечная душа, - указал Дмитрий.

Захар отвернулся в сторону и скривился, будто укусил кислое яблоко.

- Я вижу, Захар, что у тебя проблема с Богом, тебе нужно покаяться, отказаться от дьявольского предложения, - сказал Дмитрий.

- Нет, мне туда никак! – Захар поднял глаза к небу.

- Нет такого греха, который бы Бог не простил. Вспомни разбойника, который покаялся на кресте и первым вошел в Царство Небесное, а грех убийства вопиет к Небесам об отмщении, – сказал Дмитрий.

- Я знаю это на собственной шкуре, - Захар провел рукой по шее. - Мне это не дает покоя ни днем, ни ночью. Но стоит мне только сделать что-то хорошее, быть просто справедливым к кому-то, как ему это не нравится и он лишает меня награды. А как только я не делюсь ни с кем, удерживаю хоть копейку в расчетах или обманываю, так он меня золотым дождем поливает, чтоб я ему больше таких плодов приносил.

И отказаться я от его помощи не могу, привязан я к ней.

Куда я только ни бежал от своей совести, где только не скрывался. Бывало, засяду в казино на день, другой.… Все деньги проиграю. Как вдруг он даст выигрыш, но я и его просажу. Останусь без денег, даже за необходимое заплатить нечем, а он, тут как тут, несет мне, можно сказать, на блюде….

Я уже все наркотики перепробовал, меня тошнит от них. Алкоголем заливаю свое бытие, оглушаю им себя, бегу от себя, а бежать некуда. Засяду, бывает, в Паутину. Сижу в ней неделями, то в азартные игры играю, то порнографию рассматриваю. Только б убежать из действительности. Как муха в этих сетях паучиных дергаюсь, а вырваться не могу. Да и желания нет, лишь бы скрыться от невыносимой действительности.

Душит меня удавка предательская, предал я Господа и продал, как Иуда за тридцать серебренников, а отказаться от них не могу. И каждый раз принимаю их от лукавого и каждый раз предаю, оправдывая себя, что еще будет время покаяться, а знаю, чувствую, что проводит он меня и все крепче сетями опутывает.

Дмитрий смотрел на Захара, и ему хотелось взять его за плечи и вытащить из того болота, куда затягивает несчастного мерзкая пучина, но он понимал, что ему это не под силу.

- Захар, я все-таки думаю, что тебе надо - к священнику, просто поговорить с ним, он обязательно тебе что-то подскажет, найдет выход, - обратился к нему Дмитрий.

Захар взглянул на Дмитрия, отвел глаза в сторону и вспомнил, что, когда после «посвящения» он увидел в зеркало, что глаза его стали чужими, то увидел еще что-то страшное.

Открыл он тогда рот и видит, что он стал черный, как пропасть в преисподнюю. И с этой пропастью обвалилась в нем вера в спасение, почувствовал он себя обреченным. Ему так гадко стало и противно. Смотрит себе в рот и будто сам в преисподнюю погружается. Передернуло его от ужаса, выбежал он из ванной комнаты и вспомнил, что священник, который его крестил, тоже черноротый был, и тоже из «братства». Он его тогда так и окрестил – черноротым. А теперь понял, что и сам таким стал.

Захар опять глянул на Дмитрия и неожиданно воскликнул:

- Вижу я этих оборотней, вижу их лицемерие и не верю им! С виду они благодушные, а как откроют рот, увижу в нем пропасть черную, посмотрю в глаза и прочитаю в них: И я - «брат».

И не могу я людям в глаза смотреть, и свои - каждый день заливаю. Жена мне говорит: «Посмотри на себя! Ты ведь алкоголиком стал!» И не понимает, что алкоголь мне противен. Не понимает, что бегу я из действительности, не могу в ней быть! Задыхаюсь! Нет мне в ней места!

КАВКАЗСКИЕ ТРЕЗВЕННИКИ: АНТИАЛКОГОЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ НА ЮГЕ РОССИИ.

Аникин С.С.

Жители Кавказа настойчиво вытесняют торговцев спиртным за пределы своих республик. Так, в ночь на вторник 9 ноября 2010 г в Малгобеке (Ингушетия) 2 бомбами мощностью в 8 кг тротила был взорван вино-водочный магазин, который был почти полностью разрушен. Жертв и пострадавших нет, так как взрыв произошел в то время, когда магазин был закрыт.

Ранее торговцы алкоголем неоднократно предупреждались о возможных последствиях их антинародной деятельности.

Напомним, что это уже не первый случай, когда с алкогольной продукцией и помещениями, где она хранится, происходит подобная история. Но не всегда обходится без жертв. Так, как сообщает агентство новостей Кавказ Центр - http://kavkazcenter.com, в Дагестане, в ночь на воскресенье 13 июня 2010 г., в Шамилькале (бывшая Махачкала) в магазин, торговавшим спиртным, была брошена граната. Ранение получили 3 человека. Ранее, в ночь на 12 июня 2010 г. была брошена граната в пивной бар на ул. Перова. В результате взрыва 4 человека получили ранения, а бару причинен серьезный материальный ущерб.

Отметим, что взрывы и обстрелы баров и магазинов, торгующих спиртным, происходят в Дагестане практически ежедневно. И этого следовало ожидать, так как вилайят Дагестан Имарата Кавказ неоднократно предупреждал продавцов о недопустимости торговли алкогольной продукцией.

После того, как в поселке Шамилькала Унцукульского района были распространены листовки-предупреждения, в пятницу 11-го июня 2010 г. после джума намаза, односельчане решили самостоятельно, не дожидаясь жёстких мер по отношению к торговцам алкогольной смертью, полностью ликвидировать все оставшиеся точки со спиртным, которых насчитывалось в поселке свыше 10-ти. С этой целью они совершили рейд, дав предпринимателям двухдневный срок, в течение которого следует полностью избавиться от спиртного. В противном случае, предупредили местные жители, будут приняты серьезные меры по ликвидации магазинов. Каким образом это будет происходить жителям русских территорий остаётся только догадываться. Одно ясно, что для многих из них такие формы борьбы за трезвую жизнь вызывают негодование, брань и поток обвинений в адрес мусульман Кавказа, т.к. они считают подобные методы варварскими, далёкими от цивилизованного и культурного способа устранения алкогольной продукции из населённых пунктов.

Действительно, обычаи современных мусульман мало чем отличаются от таковых пятисотлетней давности. Впрочем, если бы русский народ хранил свои древние традиции, нам бы сегодня не пришлось возмущаться уровнем алкоголизации россиян и ужасаться трёх или четырёхзначными цифрами, иллюстрирующими количество жертв от употребления спиртного.

Любопытный документ, которым не устаёшь удивляться по-прошествии более чем четырёх веков, представляет собой послание литовского посла в русском царстве Михалона Литвина, поданного им в 1550 году князю Литовскому и королю Польскому Сигизмунду II Августу. В своём трактате «О нравах татар, литовцев и московитян» автор в восхитительной форме отзывается о русской нации, точнее обычаях русского народа, которые и рекомендует перенять литовцам. Впрочем, в пример он ставит и тартар, обозначая так мусульманские племена.

«Хотя татары (tartari) считаются у нас варварами и дикарями, они, однако, хвалятся умеренностью жизни и древностью своего скифского племени…

А образ жизни татар, которым они кичатся, патриархальный, пастушеский, какой некогда, в золотой век, вели святые отцы, и из них также избирались народом вожди, короли и пророки, один из которых сказал: «Господь взял меня от овец». Вот так до сей поры живут татары, следуя за стадами и бродя с ними по степям туда и сюда... Землю они не возделывают, даже самую плодородную, довольствуясь тем, что она сама приносит, [то есть] травой для пастьбы скота. Вот почему по совету Соломона они питаются одним молоком, не зная хлеба и сикеры, в трезвости и умеренности, ибо по закону им также запрещено пить вино и есть свинину…

Живут же народы татарские без излишеств, послушные Священному Писанию, в котором говорится: «Не пейте вина ни вы, ни дети ваши, вовеки; и домов не стройте, и семен не сейте, и виноградников не разводите и не имейте их, но живите в шатрах во все дни жизни вашей, чтобы вам долгое время прожить на той земле, где вы странниками». Вот так и живут они на земле той многие дни, вольные, независимые и всегда уверенные в своей неистребимости…

Москвитяне и татары намного уступают литвинам в силах, но превосходят их трудолюбием, любовью к порядку, умеренностью, храбростью и прочими достоинствами, которыми упрочиваются королевства…

Они [москвитяне] до такой степени не признают пряностей, что и за пасхальными трапезами довольствуются такими приправами: серой солью, горчицей, чесноком, луком и плодами своей земли не только простолюдины, но даже и высшая знать, и верховный вождь их, захвативший наши крепости…

А литвины питаются изысканными заморскими яствами, пьют разнообразные вина, отсюда и разные болезни. Впрочем, москвитяне, татары и турки, хотя и владеют землями, родящими виноград, однако вина не пьют, но, продавая христианам, получают за него средства на ведение войны. Они убеждены, что исполняют волю божью, если каким-либо способом истребляют христианскую кровь…

Нет в городах литовских более часто встречающегося дела, чем приготовление из пшеницы пива и водки. Берут эти напитки [и] идущие на войну и стекающиеся на богослужения. Так как люди привыкли к ним дома то стоит им только отведать в походе непривычной для них воды, как они умирают от боли в животе и расстройства желудка. Крестьяне, забросив сельские работы, сходятся в кабаках. Там они кутят дни и ночи,.. Вот почему случается, что, когда, прокутив имущество, люди начинают голодать, то вступают на путь грабежа и разбоя, так что в любой литовской земле за один месяц за это преступление платят головой больше [людей], чем за сто или двести лет во всех землях татар и москвитян, где пьянство запрещено. Воистину у татар тот, кто лишь попробует вина, получает восемьдесят ударов палками и платит штраф таким же количеством монет. В Московии же нигде нет кабаков. Посему если у какого-либо главы семьи найдут лишь каплю вина, то весь его дом разоряют, имущество изымают, семью и его соседей по деревне избивают, а его самого обрекают на пожизненное заключение. С соседями обходятся так сурово, поскольку [считается, что] они заражены этим общением и [являются] сообщниками страшного преступления. У нас же не столько власти, сколько сама неумеренность или потасовка, возникшая во время пьянки, губят пьяниц. День [для них] начинается с питья огненной воды. «Вина, вина!» — кричат они еще в постели. Пьется потом эта вот отрава мужчинами, женщинами, юношами на улицах, площадях, по дорогам; а отравившись, они ничего после не могут делать, кроме как спать; а кто только пристрастился к этому злу, в том непрестанно растет желание пить…

А так как москвитяне воздерживаются от пьянства, то города их славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам деревянные ковши и посохи, помогающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, [а также] чепраки, мечи, фалеры и разное вооружение, отбирают у нас золото…

Рассердившись на кого-либо из своих, московитяне желают, чтобы он перешел в римскую или польскую веру, настолько она им ненавистна…

Так что и сегодня заволжские и происшедшие от них перекопские [татары] называют князя москвитян своим холопом, то есть мужиком. Но без основания. Ведь себя и своих [людей] избавил от этого господства Иван, дед того Ивана [сына] Василия, который ныне держит [в руках] кормило власти, обратив народ к трезвости и повсюду запретив кабаки. Он расширил свои владения… он, спаситель и творец государства, был причислен своими [людьми] к лику святых. — Ведь и стольный град свой он украсил кирпичной крепостью, а дворец — каменными фигурами по образцу Фидия, позолотив купола некоторых его часовен. Также и рожденный им Василий, поддерживая ту же трезвость и ту же умеренность нравов, в год 1514 в последний [день] июля отнятую у нас хитростью Михаила Глинского крепость и землю со Смоленском присоединил к своей вотчине. Вот почему он расширил стольный град свой Москву, включив в нее деревню Наливки, создание наших наемных воинов, дав ей название на позор нашего хмельного народа. Ведь «налей» соответствует латинскому «Infunde». Точно так же рожденный от него, правящий ныне… Он в такой трезвости держит своих людей, что ни в чем не уступает татарам …; и он оберегает свободу не мягким сукном, не сверкающим золотом, но железом; и он держит людей своих во всеоружии, укрепляет крепости постоянной охраной; он не выпрашивает мира, а отвечает на силу силой, умеренность его народа равна умеренности, а трезвость — трезвости татарской».

Как тут не вспомнить добрым словом Ивана Грозного, первого русского царя, окончательно сформировавшего русскую нацию, утвердившего в Русской земле трезвость, которая по своим качествам не только не отличалась от мусульманской, но и кратно превосходила её.

После подлого убийства Ивана IV всё изменилось в русской земле: религия, ценности, нравы, традиции и т.д., и сегодня с ностальгией русский люд вздыхает о Святой Руси, той самой, ради которой царь положил жизнь.

…А тем временем, мусульмане Кавказа изгоняют из своих земель торговцев спиртным. По-хорошему, это правитель государства Российского должен наложить запрет на продажу спиртного на всей территории Российской Федерации. Однако он этого не делает, и жители поселка Шамилькала Унцукульского района республики Дагестан вынуждены предотвращать противоправные российскому законодательству меры, совершая антиалкогольные рейды. В ходе одного из них, о возможных последствиях было предупреждено и руководство Унцукульского РОВД, а также хозяева кафе, которое расположено рядом с отделением милиции. Односельчане выдвинули торговцам спиртным ультиматум: уберите свою гадость сами или это сделают жители посёлка силой. Кое-где появились надписи на стенах с призывом к людям бояться Аллаха, а также надписи «Имарат Кавказ» и «Вилайят Дагестан».

Предупреждения такого рода это не пустой звук. Например, в ночь на 5 июня 2010 г. в селе Унцукуль были сожжены единственные две точки, где торговали спиртным. Как сообщает информационное агентство, после сожжения этих притонов, в районе практически не осталось ни одного населенного пункта, где открыто продавалось бы алкогольная продукция. После происшедшего, два крупных магазина в поселке Шамилькала, торговавших алкоголем, поспешили избавиться от харама (запретного). Их владельцы так были напуганы листовками, подписанными Джамаат Шариат, распространенными местными мусульманами, и поджогами в Унцукуле, что в страхе провели ночь на 8 июня 2010 г. в магазинах, опасаясь той же участи, обещанной им в листовках. Поэтому на следующий день хозяева загрузили на «газели» весь харам и увезли из района подальше.

Как передает агентство Кавказ Центр, мусульмане Дагестана были благодарны моджахедам и выразили свою признательность и поддержку за то, что те взялись за нечестивцев всерьез. Более того, в ряде мест простые мусульмане, уставшие мириться с беспределом и развратом, чувствуя поддержку единоверцев, самостоятельно развернули борьбу с харамом.

Местные жители, озабоченные решительностью моджахедов, предупреждающих всех торговцев спиртным и требующих немедленно прекратить свою преступную деятельность, тоже обратились к торговцам алкоголем с призывом отказаться от этого позорного занятия. Многие из них прислушались, пообещав в ближайшее время прекратить распространять эту заразу. Им было над чем задуматься, так как ранее, 4 июня 2010 г. около 23 часов вечера, мобильная группа ополченцев — «Таввакуль», действующая в Шамилькале, провела операцию по уничтожению пивного бара «Два толстяка» в 5-м поселке столицы Дагестана. По этому поводу представитель моджахедов сделал заявление о том, что подобные операции будут проводиться и впредь. От лица Джамаат, он обратился к владельцам заведений, торгующих спиртным, держателям притонов и злачных мест, скрытых под видом саун, баров, магазинов и пр., прекратить запрещенную деятельность. В противном случае, предупредил он, все подобные заведения будут атакованы и ликвидированы.

Подобные операции против алкоголизации местного населения проходят во многих субъектах Южного Федерального округа. Так, 26 сентября 2009 г. в селе Терезе Малокарачаевского района Кабардино-Балкарии был сожжен магазин, торговавший спиртным. Ранее хозяева уже были предупреждены, затем их магазин поджигался, но тем не менее те его вновь отстроили и стали опять торговать спиртным. За что и поплатились.

В середине декабря 2008 г. в Ингушетии, в селении Малгобек был взорван магазин «Балтика», который торговал алкогольной продукцией, несмотря на предупреждения о недопустимости торговли спиртным. В результате взрыва магазин был разрушен, из людей никто не пострадал. Данная торговая точка принадлежала ингушскому зятю осетинского «водочного короля» Таймураза Балоева Исе Харсиеву, у которого ранее были уничтожены грузовики с водкой.

10 октября 2008 г. в населенном пункте Орджоникидзевская около двух часов ночи был взорван другой магазин «Балтика». В результате взрыва никто не пострадал, но торговцу спиртным был нанесен значительный материальный ущерб.

За две недели это был восьмой объект, реализующий спиртосодержащую продукцию, взорванный на территории Ингушетии. Так, в ночь на 27 Рамадана 1429 года (27 сентября 2008 г.) в Малгобеке и в селе Сагопши Малгобекского района были сожжены два алкогольных притона. Неделей ранее в разных района Назрани были сожжены не мене трёх магазинов, торговавших алкогольной отравой. По словам местных жителей, пожар произошёл в магазинах - «дежурных точках», откуда круглосуточно торговали спиртным. Ещё ранее, под утро 6 сентября 2008 г. здесь же были сожжены три магазина и одно кафе, продававшие спиртное, несмотря на священный для мусульман месяц Рамадан.

Таким образом, обзор показывает, что на Кавказе борьба с алкоголизацией местного населения ведётся не первый год. В отличие от форм и методов борьбы за трезвость, которые используют российские трезвенники, их способы агрессивны и конкретны, может быть, поэтому и более эффективны, более действенны. По крайней мере, в 2\3 населённых пунктах Дагестана спиртное найти попросту не возможно, а в Чечне его продают 2 час в сутки – с 8 до 10 часов утра (специально для русских).

Можно ли этих борцов с алкогольной продукцией у себя на родине называть кавказскими трезвенниками, причислив их разом к трезвенническому движению? На мой взгляд, они - трезвенники чистейшей воды, но в отличие от последователей Шичко-Углова не являются сознательными трезвенниками, а только, по трезвеннической классификации, религиозными. Но учитывая их советское прошлое, уровень образованности, знания, относительно действий алкоголя на человеческий организм, семью, род, народ, многие из них - именно сознательные религиозные трезвенники. В первую очередь религиозные причины заставляют их идти на столь кардинальные запретительные меры, в корне отличающиеся от форм и методов, как православных религиозных трезвенников, так и светских. Насколько они приемлемы российской ментальности – спорный вопрос, но такие способы борьбы против алкоголизации россиян есть, и о них необходимо знать!

===============================================================================================

ВНЕСЛИ ЛИ ВЫ ПЛАТУ ЗА ПОДПИСКУ НА "НАШУ СТРАНУ"?

РЕДАКЦИЯ «ВЕРНОСТИ» СОВЕТУЕТ СВОИМ ЧИТАТЕЛЯМ ПОДПИСЫВАТЬСЯ, ЧИТАТЬ И ДЕЛИТЬСЯ СОДЕРЖАНИЕМ ЕДИНСТВЕННОЙ В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ, ГАЗЕТЫ ПРИЗЫВАЮЩЕЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ К ОБЪЕДИНЕНИЮ "ОСКОЛКОВ" ПРЕЖДЕ ЕДИНОЙ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ, СТРЕМЛЕНИИ ИДТИ ПО УКАЗАННОМУ ЦЕРКОВЬЮ И РУКОВОДИТЕЛЯМИ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ ПУТИ, ДЛЯ СПАСЕНИЯ СВОЕЙ ДУШИ И ПОСТРОЕНИЯ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО ДЛЯ БУДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ.

1948 - 2010

" Н А Ш А С Т Р А Н А "

Основана 18 сентября 1948 г. И.Л. Солоневичем. Издательница: Лидия де Кандия. Редактор: Николай Леонидович Казанцев. 9195 Collins Ave. Apt. 812, Surfside, FL. 33154, USA Tel: (305) 322-7053

Электронная версия "Нашей Страны" www.nashastrana.info

Просим выписывать чеки на имя редактора с заметкой "for deposit only" Денежные переводы на: Bank of America, 5350 W. Flagler St. Miami, FL. 33134, USA. Account: 898018536040. Routing: 063000047.

Цена годовой подписки: В Аргентине - 100 песо, Европе 55 евро, Австралии - 80 долл. Канаде - 70 долл. США - 65 ам. долл. Выписывать чеки на имя:Nicolas Kasanzew, for deposit only.

ЕСЛИ ВЫ ПРАВОСЛАВНЫЙ, АНТИКОММУНИСТ И ЦЕНИТЕ МАТЕРИАЛЫ "НАШЕЙ СТРАНЫ" - НЕ БЕРИТЕ ЕЁ НА ЧТЕНИЕ У ДРУЗЕЙ. ПОДПИШИТЕСЬ САМИ! И ЭТИМ ВЫ ПОМОЖИТЕ ГАЗЕТЕ В ЕЁ НЕЛЕГКОМ СТОЯНИИ. ЕСЛИ ВЫ ПОЛУЧАЕТЕ ГАЗЕТУ БЕСПЛАТНО И НЕ МОЖЕТЕ ЕЙ ПОМОЧЬ МАТЕРИАЛЬНО, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ОТЗОВИТЕСЬ! НАМ НАДО ЗНАТЬ: ИНТЕРЕСУЕТ ЛИ ВАС ДАЛЬШЕ ГАЗЕТА?

«Наша Страна» не занимается торговыми делами и поэтому не жертвует ради прибылей убеждениями русских православных патриотов.

Ваши пожертвования помогут высылать «Нашу Страну» в Отечество и тем, кто материально не в состоянии ее выписывать. Каждая, даже маленькая Ваша жертва, поможет этим людям узнать ПРАВДУ о церковных и национальных новостях. Поэтому, мы призываем, всех помочь по своим возможностям. Если Вы в состоянии, то удвойте и даже утройте посильно Вашу помощь духовно-национальной газете Зарубежной Руси!

НЕ ЗАБУДЬТЕ СДЕЛАТЬ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК "НАШЕЙ СТРАНЕ" - ЕДИНСТВЕННОЙ МОНАРХИЧЕСКОЙ ГАЗЕТЕ В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ!

===============================================================================================

(Более крупные суммы на почтовые, типографские и другие расходы принимаются с благодарностью.)

I wish to join the Society and am enclosing the annual membership dues in the amount of $25 per family. Students

pay $ 10. The amount of annual dues is only for those in US, Canada and Australia. Others pay as much as they can afford.

(Larger amounts for postage, typographical and other expenses will be greatly appreciated)

ADDRESS & TELEPHONE ____________________________________________________________________________

Если Вы прихожан/ин/ка РПЦЗ или просто посещаете там церковь, то согласны ли Вы быть Представителем Общества в Вашем приходе? В таком случае, пожалуйста укажите ниже название и место прихода.

HIEROMARTYR THEODORE OF PETROGRAD

THE BLESSED METROPOLITAN ANTHONY MEMORIAL SOCIETY

Желаю вступить в члены общества. Мой годовой членский взнос в размере $ 25