БИОГРАФИЯ  ГЕН.  ШТАБА  ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА  А.П. БОГАЕВСКОГО

Богаевский Африкан Петрович – казак станицы Каменской В.В.Д. и Почетный казак станицы Захламинской Сибир. Каз. Войска и ст. Черноярской Астр. Каз. Войска – последний Донской Атаман, выбранный на Донской земле, родился в скромной военной семье 27 декабря 1872 г. (ст. ст.).

В 1890 г. окончил с отличием Николаевскую Академию Генер. Штаба и причислен к Ген. Штабу с назначением на службу в Петерб. Военный Округ, где и занимал в течение 1900-1914 гг. ряд штабных должностей, откомандовав для ценза в 1903-1904 г., в течение одного года, эскадроном Л. Гв. Драгунского полка.

Исполнял должности: Старшего адъютанта Штаба 2-й Гв. Кав. Дивизии, и.д. Начальника Штаба 2-й Гв. Кав. Дивизии; офицера для поручений при Штабе войск Гвардии и Петерб. Военного Округа, Стар. Адъютанта Штаба Войск Гвардии и Петербургского Военного Округа, Начальника Штаба 2-й Гв. Кав. Дивизии.

Первая Мировая война застала его в должности Начальника Штаба 2-й Гв. Кав. Дивизии, с которой он и выступил на фронт.

С 13 октября 1914 г. по 14 января 1915 г., командовал 4-м Гусарским Мариупольским полком, затем до октября 1915 г. – Л. Гв.  Сводно-Казачьим полком. В сентябре 1915 г. был зачислен в Свиту Его Величества; с октября 1915 г. до 7 апреля 1917 г. был Начальником Штаба Походного Атамана всех Каз. Войск Великого Князя Бориса Владимировича, каковым оставался до революции.

В апреле 1917 г. назначен начальником Забайкальской Казачьей Дивизии, в августе того же года вступает в командование 1-й Гв. Кав. Дивизией, с которой остается до ее последних дней. После ее развала, вызванный Помощником Атамана Каледина, уезжает на Дон, где, с 5 января по 9 февраля 1918 г., командует войсками Ростовского района.

После падения Новочеркасска уходит с ген. Корниловым в 1-й Кубанский поход, командуя сначала Партизанским полком (состоявшим преимущественно из донцов), а затем 2-й Пехотной бригадой.

После окончания Кубанского похода, по предложению Дон. Атамана ген. Краснова, в мае 1918 г. занимает должность Управляющего Отделом Иностранных Дел и Председателя Совета, Управляющих Отделами Правительства В.В.Д.

В августе 1918 г. Большим Войсковым Кругом за службу Дону был произведен в генерал-лейтенанты, а 6 февраля 1919 г. им же был выбран Войсковым Атаманом В.В.Д.

Имел следующие ордена и знаки отличия: Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом за бои 6 августа 1914 г. у д. Каушен в Вост. Пруссии, 3-й ст. с мечами за бои при г. Либенберге 23 ноября 1914 г. у д. Волково 15. 1 1915 г., также Св. Владимира 2-й ст., Св. Анны 3-й ст., 2-й ст., 1-й ст. с мечами за отличия в боях с июня по август 1915 г. в Холмском районе; Св. Станислава 3-й ст. и 1-й ст. с мечами за бои при д. Моцарже в феврале 1915 г., Георгиевское оружие за бои у д. Шапкина и г. Гольдап в августе 1914 г.; Георгиевский крест 4-й ст. за бои под Тарнополем с 22 июля до конца июля 1917 г. и знак отличия 1 Кубанского Похода 1 ст.

26 августа 1914 г. был контужен в голову разрывом тяжелого немецкого снаряда.

Иностранные ордена: Черногорского князя Данилы 1-й, 3-й и 5-й ст., Шведский орден Меча, Персидский Льва и Солнца 1-й ст., Сербский Белого Орла, Французский офицерский крест Почетного Легиона, Английский Св. Георгия и Михаила 2-й ст. (последний был пожалован во время гражданской войны).

После окончания гражданской войны на юге России и эвакуации Крыма до ноября 1921 г. Атаман ген. Богаевский находился в Константинополе, затем переехал в Софию (Болгария), а в конце октября 1922 г. в Белград.

В ноябре 1923 г. Атаман переехал в Париж, где и проживал до самой своей смерти, последовавшей 21 октября 1934 г. (по нов. Стилю), в тот самый день, когда парижские казаки во Франции праздновали свои Войсковые Праздники. Умер он от болезни почек и сердца. Похоронен на русском кладбище Сен Женевьев под Парижем.

После 2-й Мировой войны установилась традиция в субботу накануне Войскового Праздника Покрова Пресвятой Богородицы на могиле Атамана служить символическую панихиду по всем погибшим и умершим казакам.

Во время пребывания в Турции в 1920 г. по инициативе А.П. Б. Был создан Объединенный Совет Дона, Кубани и Терека, в состав которого вошли три Войск. Атамана и три Председателя Войск. Правительств. (Позже – в Югославии вошло и Астраханское Каз. Войско.) Как в Константинополе, так и позже в Югославии и во Франции, Председателем Совета был всегда А.П. Богаевский.

А.П. был всегда убежденным и последовательным сторонником обще-казачьего объединения, причем охотно всегда шел навстречу просьбам о денежной помощи кубанцам, терцам, астраханцам в момент острой нужды их правительств.

Донской частью Объединенного Совета – В. Атаманом А.П. Богаевским и Предс. Дон. Прав. Н.М. Мельниковым – была разработана Обще-Казачья программа, единогласно принятая О.С.Д.К.Т. и всеми 188-ю обще-казачьеми организациями в 18 странах казачьего рассеяния, вошедшими в состав Казачьего Союза, почетным председателем которого до самой смерти оставался А.П. Богаевский…

 

 НА ДОН.

Воспоминания Ген. А.П. Богаевского

От Киева до Луганска. Арест в Луганске. Ст. Миллерово. Первые впечатления о Казаках.

Пережив в Киеве тяжелую драму полного развала и бесславной гибели, без единого выстрела, 1-й Гвардейской Кавалерийской дивизии, которой командовал около четырех месяцев, я получил официальный отпуск на семь недель и 27 декабря 1917 года выехал на Дон, куда уже давно звал меня мой брат, Помощник Донского Атамана Генерала Каледина – Митрофан Петрович Богаевский.

В это время большевики уже твердой ногой стояли у власти. Внешний боевой фронт быстро разваливался под умелым руководством главковерха прапорщика Крыленко, но за то создавались уже внутренние и одним из них,  являлся Донской фронт. С легкой руки Керенского, хотя он и отказывается теперь от этого, взваливая вину на Верховского, против Атамана Каледина и Донцов, как контрреволюционеров, были мобилизованы два округа, Московский и Казанский, и собранный таким образом довольно беспорядочный сброд запасных частей, с прибавкой дезертиров, был направлен на Дон. Правильного и решительного руководства этими ордами, по-видимому, не было. Руководителям этого каинова дела как будто еще стыдно было идти войной на казачество, всегда бывшее оплотом России. Но, тем не менее, почти на всех дорогах к Донской Области с севера и запада, на ее границах, уже второй месяц шли упорные стычки между большевиками и Донцами.

При таком положении проехать на Дон прямым путем из Киева было очень трудно. Поезда ходили крайне нерегулярно. Было много случаев, когда большевики захватывали их и расстреливали всех, кто казался им подозрительным.

Но другого выхода у меня не было, и я выехал в поезде, к которому был прицеплен вагон с какой-то кавказской делегацией, случайно попавшей из Петрограда в Киев и теперь возвращавшейся домой. Председатель делегации, молодой грузин, любезно представил мне диванчик в своем вагоне, и вскоре мы тронулись в путь.

Весь поезд был битком набит солдатами, частью отпускными, а, главным образом, дезертирами. Не говоря уже о внутренности вагонов, напоминавших бочки с сельдями, все это облепило вагоны со всех сторон, галдело, ругалось. Сидели на подножках, на крышах; вообще поезд представлял собою обычную для того времени картину путешествующего базара, какого-то «Хитрова рынка» на колесах.

После бесконечных остановок, а иногда и обратного движения, когда узнавали, что впереди большевики, добрались мы, наконец, через четыре дня до станции Волноваха и здесь узнали приятную новость, что все пути на восток разобраны, и поезд дальше не пойдет. Я собирался уже, было, вместе с несколькими офицерами, которые были в том же поезде, ехать на санях прямо, на юг и перебраться по льду через Азовское море, но путь вскоре исправили, и поезд двинулся дальше. К вечеру пятого дня он неожиданно остановился среди поля недалеко от Луганска. Навстречу шел паровоз с красными флагами, вооруженный пулеметами. Не доходя до нас около двух верст, паровоз остановился. В нашем поезде поднялся большой переполох. Наши дезертиры быстро составили летучий митинг и решили послать на разведку свой паровоз, украсив его тоже какими-то красными тряпками. Прошло несколько минут тревожного ожидания. Наш паровоз вскоре вернулся, и поехавшая на нем депутация рассказала, что только вчера на этот район совершил налет партизан Чернецов со своим отрядом и на ближайшей станции повесил двух большевиков рабочих. Местные большевики приняли наш поезд также за Чернецовский и решили вступить в бой, выслав паровоз с пулеметами. Недоразумение выяснилось к общему удовольствию, и мы поехали дальше.

На станции Луганск я и все офицеры, бывшие в поезде (семь человек), были арестованы. Сначала нас переписал какой-то молодой человек, по-видимому, офицер, с зеленым аксельбантом, но без погон, важно развалившись на стуле и не предложив никому сесть, а затем, под конвоем каких-то четырех ободранных молодых парней в солдатских шинелях, с винтовками, нас отправили в «штаб командующего войсками», помещавшийся в городском клубе. Пришлось идти около версты. Было уже темно, и это спасло нас от оскорблений со стороны рабочих, которые вначале на вокзале отнеслись к нам очень недружелюбно. Нас сопровождал какой-то старик рабочий, который почему-то проявил к нам удивительную доброжелательность и успокаивал, уверяя, что с нами ничего дурного не сделают.

Был уже второй час ночи, когда нас привели в «штаб». Здесь только что кончилась встреча Нового Года, и городская публика почти вся уже разошлась, кроме довольно большой группы в вестибюле, из середины которой неслась неистовая трехэтажная ругань. По-видимому, готовилась драка, и зрители с удовольствием ожидали ее. Недалеко в стороне на лестнице стояла молодая девушка, которая в ужасе закрывала уши руками. Ее кавалер в толпе готовился вступить в бой. Занятая пьяным скандалом, публика не обратила на нас никакого внимания.

Нас провели в какую-то маленькую комнатку, где за столом сидел, подперев руками голову, очень мрачного вида рабочий, а на полу храпел совершенно пьяный солдат. После долгого ожидания здесь, во время которого рабочий, оказавшийся помощником коменданта, не пошевелился и не проронил ни одного слова, нас повели вниз в биллиардную, где и оставили в ожидании прихода коменданта, за которым побежал наш старичок, заявив, что «если он дрыхнет, то я вытяну его за ноги из постели». В биллиардной была невероятная грязь. На самом биллиарде спал какой-то мужик, а в ногах у него другой что-то ел. В комнату заглядывали какие-то субъекты. Один из них, белобрысый, парикмахерского вида молодой человек, заложив руки в карманы, подходил к каждому из нас и с большим участием расспрашивал, кто мы и куда едем. Ласковый тон и внимание, которое он проявлял к нам, заставили некоторых из нас поверить его искренности и рассказать ему, может быть, лишнее. Тяжелое положение, в котором мы неожиданно оказались, ожидание возможности не только тюрьмы, но, может быть, и расстрела – все это располагало к откровенности к человеку, который проявил в такой обстановке неожиданную любезность и участие. Однако очень скоро нас постигло жестокое разочарование: опросив всех, «парикмахер» отошел в сторону и, смерив нашу группу полным презрение и ненависти взглядом, выругал всех нас площадными словами и заявил: «Знаем мы вас, контрреволюционеров! Все вы к Корлядину едите! А вот, доедите ли – это еще неизвестно…»

 Невольно руки сжались в кулак при этом неожиданном и наглом оскорблении… пришлось молчать, затаив обиду. В это время только что приведенный стариком комендант начал по очереди вызывать нас в соседнюю комнату. С тяжелым чувством входил каждый из нас в эту комнату, где должен был решиться, может быть, вопрос нашей жизни и смерти. Но комендант, - видимо, после хорошей новогодней выпивки, - был в добром настроении духа и никого не задержал. Когда очередь дошла до меня, он долго вертел мой отпускной билет, что-то вспоминая, и, наконец, сказал: «Богаевский… где я слышал эту фамилию?». Тогда один из двух рабочих, сидевших по обоим его сторонам, зло посмотрел на меня и сказал: «Да это, вероятно, родственник о Богаевского, который у Калядина помощником». На вопрос по этому поводу коменданта, я ответил утвердительно, добавив, что еду через Дон на Кавказ. Комендант, очевидно, последнему не поверил, и я пережил несколько очень жутких минут, когда он, насмешливо улыбаясь, молча, вертел в руках мой отпускной билет. От одного его слова зависела моя свобода, а, может быть, и жизнь… Но вдруг он решительным движением протянул мой билет и веселым тоном сказал: «Ну, Бог с вами. Езжайте к своему Калядину!»

Тяжелый камень свалился у нас с души… Комендант ушел вместе со своими двумя архангелами, а нас, под тем-же конвоем, в сопровождении радостно суетившегося старика рабочего, отправили обратно в свой вагон. Поезд с нашими дезертирами уже ушел: «товарищи» не захотели нас дожидаться, но все же были так милостивы, что вагон наш отцепили. После всего пережитого я с огромным удовольствием растянулся на своем грязном диванчике, с благодарностью отказавшись от ужина, которым хотел нас угостить наш ангел хранитель старичок рабочий. Жив ли еще этот милый старик? Никогда не забуду его искреннего участия и ласки к нам, чужим ему людям, попавшим в беду. Я не раз вспоминал его впоследствии, когда в моих руках была жизнь пленных большевиков. И может быть, не один из них обязан своим спасением,  воспоминанию о доброй душе этого простого русского человека…  Он сказал мне свою фамилию, но, к сожалению, я ее забыл теперь. Мы сердечно с ним простились и, вероятно, навсегда.

Спустя несколько часов,  наш вагон прицепили к поезду, который шел на станцию Миллерово. Хотя нас и освободили от караула, но мы все еще не верили своей свободе и только на границе Донской области, когда глубокой ночью в наш вагон вошел проверявший пассажиров казачий патруль, во главе с бравым усатым урядником, с огромным рыжим чубом из под лихо надетой набекрень фуражки, мы все радостно вскочили и готовы были обнять и целовать усатого вестника настоящей свободы…

Я был уже на родной земле, на свободном, вольном Дону…

Только к вечеру 1-го января мы прибыли на станцию Миллерово. С этой станцией у меня связаны воспоминания почти сорока лет моей жизни, в течение которых я ездил в имение моего покойного отца, находившееся в сорока пяти верстах к востоку от станции, на реке Ольховой. На моих глазах она развилась из маленькой степной станции в обширный железнодорожный узел, а небольшой поселок при ней – в целый почти город.

С какой радостью когда-то я с братьями-детьми уезжал со станции Миллерово домой на Рождество или летние каникулы! Пара сытых лошадей, широкие сани или тарантас, друг детства и юности кучер Егор или старый Николаевский солдат Алексеевич, сладкий сон под теплой шубой в санях среди необозримых снежных равнин, или летом среди зеленых волн ржи и пшеницы, радостная встреча дома с отцом и матерью, - как все это уже далеко ушло в вечность!…

На вокзале и в ближайших постройках толпилась масса офицеров и казаков. Было шумно, накурено, грязно… В ближайших окрестностях стояла одна из Донских дивизий на случай наступления красных с севера. На вокзале находился, по-видимому, штаб дивизии.

Первое впечатление о первой Донской воинской части, которую я увидел на Дону, было не особенно благоприятное: не было и намека на выправку, подтянутость, соблюдения внешних знаков уважения при встрече с офицерами. Казаки одеты были небрежно, держали себя очень развязно. У офицеров не было заметно обычной уверенности начальника, знающего, что всякое его приказание будет беспрекословно исполнено. Потолкавшись в толпе казаков (я был без погон и никто из них не обратил на меня внимания), я пришел в грустное настроение духа: здесь не чувствовалось уверенности в себе и желания упорно бороться с наступающими большевиками… Шли уже разговоры о том, что нужно хорошенько узнать, что за люди большевики, что, может быть, они совсем не такие злодеи, как о них говорят офицеры и т.д.

Впоследствии я узнал, что в то время настроение дивизии, действительно, было уже очень ненадежное и что по поводу одного из распоряжений начальника дивизии у него было крупное столкновение с казаками одного из полков, которое только случайно закончилось сравнительно благополучно…

На вокзале от офицеров дивизии я узнал, что один из моих спутников, переодетый рабочим, сумел избежать ареста на ст. Луганск и на сутки раньше приехал в Новочеркасск, где и рассказал Митрофану Петровичу о том, что я был арестован большевиками. Брат поднял тревогу; Атаман Каледин уже назначил сумму в несколько тысяч рублей на выкуп меня; был послан офицер для переговоров с большевиками по этому вопросу. Я немедленно послал телеграмму о том, что уже нахожусь на свободе, и через час двинулся на юг.

 

 

ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ РЕКУ КУБАНЬ. БОИ ПОД ЕКАТЕРИНОДАРОМ.

Моя бригада шла в авангарде. Отдохнув немного в ауле Панахес, мы прошли дальше 10 верст и 26-го утром начали переправу на пароме, который мог поднять не более 50 человек или 4-х запряженных повозок. С помощью еще другого парома, поменьше, и нескольких рыбачьих лодок 2-я бригада к вечеру перебралась на другой берег и заняла без боя станицу Елизаветинскую. Жители обширной, богатой станицы встретили нас спокойно, - скорее с любопытством, чем с радостью.

Ночь прошла спокойно.

За второй бригадой тянулся наш огромный обоз, увеличивавшийся с каждой остановкой в станице.

Корнилов всеми силами боролся с этим, нередко пропускал обоз мимо себя, беспощадно выбрасывая лишние повозки и выгоняя в строй всех, кто был способен носить оружие. Назначали для поверки повозок особые комиссии. Но все эти меры давали слабые результаты.

Обоз на походе растягивался на несколько верст,  и вести его в полном порядке было крайне трудно.

Марков с 1-й бригадой оставался сзади, прикрывая обоз от возможного нападения с тыла.

С военной точки зрения переправа у ст. Елизаветинской являлась редким образцом наступательно-отступательной переправы. Будь противник более активным, он мог бы легко прижать нас к р. Кубани с обеих сторон и вся переправа могла бы окончиться катастрофой… Но, к счастью, большевики нас не трогали и только на другой день 27-го марта их авангард, стоявший впереди Екатеринодара, повел наступление на ст. Елизаветинскую, обстреливая ее и переправу усиленным артиллерийским огнем. Мне было приказано отбросить его.

Красные сильно наседали на сторожевое охранение Корниловцев. Уже Неженцев ввел в бой весь свой полк. После полудня я приказал двинуть ему на помощь Партизанский полк. Ген. Казанович смело повел его в наступление и после упорного боя у кирпичного завода, на полпути от Екатеринодара, сбил и отбросил противника до предместья Кубанской столицы - фермы, в 3-х верстах от города.

Задача моя – прикрытие переправы у ст. Елизаветинской – была исполнена: решительным ударом мне удалось далеко отбросить красных. Видимо, подавленный этой неудачей, противник не подавал более признаков желания перейти в новое наступление, и я, подождав до вечера, приказал бригаде вернуться на ночлег в станицу, оставив на высоте кирпичного завода сторожевое охранение. Обоз наш спокойно продолжал переправу.

Удачный бой 27-го марта и паническое отступление красных к Екатеринодару – толкали меня на дальнейшее движение вперед и атаку врага своей бригадой, но, не получив на это приказания Корнилова и не желая ставить Добровольческую Армию, в случае неудачи, в отчаянное положение, так как Марков был еще на другой стороне и не в состоянии был бы помочь мне, я с сожалением вынужден был отказаться от этой мысли. Останавливало меня еще и то соображение, что если б я даже и взял Екатеринодар, то удержать его до подхода Маркова я был бы не в состоянии, так как большевики очень легко могли подвести по жел. - дороге значительные силы, окружить меня в обширном городе, где было немало и местных большевиков, и попросту уничтожить. Последующие события оправдали это мое соображение.

Во время этого боя, когда был уже захвачен кирпичный завод, мне пришлось наблюдать одну сцену, которая навсегда осталась у меня в памяти.

Осматривая со своего наблюдательного пункта у кирпичного завода поле сражения, я заметил впереди, на боевом участке Партизанского полка – курган, на котором трещал пулемет среди кучки людей. Видно было, что этот пункт привлек особое внимание красных: около него беспрерывно рвались их гранаты, но, к счастью ни одна на него не попадала. Я пошел туда.

На вершине невысокого кургана с отличным обстрелом стоял,  почти открыт наш пулемет. Около него лежал молодой офицер (прапорщик Зайцев, прекрасный офицер, скоро убитый) и как виртуоз разыгрывал страшную симфонию на своем смертоносном инструменте. Выпуская одну ленту за другой, он видимо прямо наслаждался своей меткой стрельбой… И действительно, она была великолепна. Вот выезжает у фермы красная батарея на позицию. Ленту – по ней. Падают несколько солдат, ранены 2 лошади, и «товарищи» сломя голову удирают к пушкам за рощу. Навстречу им показались какие-то повозки, не то обоз, не то зарядные ящики. Снова лента – и, переворачиваясь на поворотах, исчезает и этот обоз… Тоже случилось и с группой всадников, по-видимому начальством, выехавшим на возвышенность у фермы. Пол-ленты и «главковерхи» разлетелись стремительно в разные стороны

Тут же на холме находились и оба командира полков со своими адъютантами – и среди них молоденькая сестра милосердия в черной косынке – Вавочка, которая, сидя спиной к противнику, старательно набивала пулеметную ленту патронами и весело болтала с окружающими.

-         «Это что такое, Вавочка, зачем вы здесь?» – строго спросил я ее, меньше всего, ожидая встретить молодую девушку в таком опасном месте.

-         Ваше Превосходительство, позвольте мне остаться: здесь так весело»,  отвечала она, умоляюще сложив маленькие ручки, и улыбаясь, ждала ответа.

Я позволил до своего ухода.

Вавочка, падчерица Донского полковника К.М. Грекова – любимица всей Добровольческой Армии. Веселая, всегда жизнерадостная, цветущая чистой нетронутой юностью, она не состояла ни при одном лазарете, а появлялась всюду, где нужна была помощь раненым, которым отдавала все свои молодые силы и часто все из своей одежды, что можно было разорвать на бинты. Жила она, как птица небесная, при какой части придется, везде была желанной гостьей. И, несмотря на свою молодость и окружающую обстановку, Вавочка сумела так себя поставить, что в ее присутствии никто не позволял себе брани, нескромной шутки или пошлого ухаживания. Ее нравственная чистота, веселость и сердечная доброта вызывала общие симпатии, как к милому шаловливому ребенку.

Часто заглядывала она и в мой штаб, всегда с веселой шуткой или какой-нибудь безобидной выходкой, иногда жила по несколько дней. Нередко являлась в мужской одежде, так как юбку и косынку успевала уже порвать на бинты. Тогда офицеры дарили ей юбку, купленную тут же у хозяйки; и для нее это был очень приятный подарок.

Однако, наш пулеметчик, видимо, уже очень обозлил «товарищей». Гранаты стали падать у кургана все чаще и чаще. Одна из них взрыла огромный черный фонтан земли перед самым пулеметом, засыпав ее комьями всех нас. Вавочка встряхнулась, как утка, и продолжала весело болтать, набивая ленту.

Пора было уходить. Красный пушкарь видимо уже пристрелялся и следующая «очередь» будет «в точку»…

Забрав Вавочку и лишних офицеров, я ушел с холма. И вовремя. Вскоре град снарядов снова осыпал курган и один из них упал на то место, где мы только что лежали. Пулеметчик остался невредим, но должен был переменить позицию. Вавочке я запретил появляться в боевой линии. Но она меня не послушалась. Через день ее принесли мертвой с боевого участка Партизан.

Ее нашли вместе с убитой подругой в поле за цепями, с несколькими шрапнельными пулями в груди и маленькой куколкой, зажатой в застывших руках – шутливым подарком одного из офицеров. Я видел ее лежащей на телеге у штаба Корнилова, перед отправлением в ст. Елизаветинскую, где ее похоронили вместе с подругой у церкви. Скорбно были сжаты красивые губки, умевшие так весело смеяться в минуты смертельной опасности. Суров был облик милого лица.

К Богу отлетела чистая душа, никому в своей коротенькой жизни не сделавшая зла…

В Добровольческой Армии было около 2-х десятков женщин и девушек. Некоторые из них несли службу в строю, как рядовые, остальные – как сестры милосердия. И те, и другие оставили у нас прекрасную по себе память. Многие из них погибли во время похода, живые разбрелись по свету. В своем рассказе мне еще придется говорить о некоторых из них.

 

 

 

                            ПЕРВЫЙ КУБАНСКИЙ

                                                                                    Елена Семенова ©

Все пути закрыты. Пройдены пределы.
Нынче ищут Бога, чтоб его распять.
В полный рост в атаку полк шагает белый,
Чтобы долг последний Родине отдать.

Жаркою их кровью хладный снег расплавлен,
Кровь - теперь чернила, и страницы - снег:
Пишутся скрижали доблести и славы,
Жертвоприношений в страшный русский век.

Словно рядовые нынче генералы.
Град Екатерины - где-то как мираж.
Таят, таят силы. Боже, как их мало!
И гудит повсюду бесовской шабаш.

Узкою тропою полк уходит белый,
Светочем мерцая душам сквозь года.
Бог своих приветит... А живым - их дело
Продолжать и верить в светлый час всегда.

 

 

ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ЖЕЛЕЗНУЮ ДОРОГУ У СТАНИЦЫ МЕДВЕДОВСКОЙ. ПОДВИГ ГЕНЕРАЛА МАРКОВА. СТ. ДЯДЬКОВСКАЯ. РАНЕНЫЕ. СНОВА НА ДОН. ОКОНЧАНИЕ 1-го КУБАНСКОГО ПОХОДА.

Колония Гначбау, оставившая у нас тяжелое воспоминание, осталась далеко позади. Артиллерийский огонь красных постепенно затих. Наша колонна длинной лентой обоза вытянулась по широкой степи. Моя бригада – в арьергарде. Марков – впереди.

Предстояло снова переходить через железную дорогу. Для нас она была злейшим врагом: везде шныряли красные бронепоезда, на станциях стояли готовые эшелоны, и мы, с нашим ничтожным запасом снарядов, бессильны были вступить с ними в серьезный бой. А ведь на переход всего 10-ти верстного обоза с ранеными нужно было не менее 2-3 часов.

Около 4-х часов утра, пройдя 24 версты, наш авангард подошел в темноте к железной дороге у станицы Медведовской. Сторож у переезда был арестован нашим разъездом и ген. Марков, приехавший с ним, заставил его, крайне перепуганного, успокоить по телефону эшелон большевиков на станции, слышавших подозрительный шум нашего движения и спрашивавших о нем сторожа. В это время части ген. Маркова уже развернулись и приготовились к атаке станции. Все шло хорошо, но вдруг с последней раздались выстрелы: наш разъезд спугнул красных часовых. От станции отделился бронепоезд и тихо, с закрытыми огнями, двинулся к переезду, где уже находился штаб Д. Армии, вместе с ген. Алексеевым и Деникиным, и куда подошла голова обоза. Бронепоезд был уже в нескольких шагах от переезда. Вдруг ген. Марков закричал машинисту, чтобы он остановился, т.к. в противном случае «своих подавит», и когда ошалевший большевик действительно остановил поезд, - он схватил ручную гранату и бросил ее в паровоз. Немедленно с поезда начался адский огонь во все стороны, ружейный и пулеметный. Офицерский полк во главе с ген. Марковым вступил в горячий бой с гарнизоном бронепоезда, который упорно защищался. Полк. Миончинский почти в упор всадил гранату в паровоз из своего орудия и разбил его переднюю часть; часть вагонов удалось поджечь.

Когда раздались первые выстрелы, я поспешил со своим полком на помощь Маркову, с трудом обгоняя по вспаханному полю растянувшийся обоз, среди которого было очень тревожное настроение. По пути получил приказание от ген. Деникина спешить. Навстречу мне скакали в темноте из головы колонны, неожиданно попавшие в бой какие-то обозные сановники,  и отчаянно вопили, чтобы я шел скорее. Своим криком и передачей, каких то нелепых приказаний от имени ген. Деникина, которых он и не думал отдавапть (напр.: «конницу в атаку на бронепоезд»), эти господа вносили панику среди населения обоза. Чтобы прекратить это безобразие, я приказал своему конвою арестовать их и вести за собой. Это скоро охладило рвение буревестников. Присоединившийся ко мне М.В. Родзянко успокаивал их.

Когда я подошел к переезду, здесь уже все было кончено. Тушили горевшие вагоны, вытаскивали из бронепоезда снаряды и патроны, переносили раненых. Неутомимый Марков, герой этого блестящего дела, весело рассказывал ген. Деникину и штабу подробности боя. Севернее, ген. Боровский со своими юнкерами атаковал станцию и взял ее. Моя батарея понадобилась, чтобы несколькими выстрелами отогнать появившийся с юга новый бронепоезд. Обоз быстро переходил через ж. д. и рысью въезжал в станицу, попадая по пути в сплошную полосу пулеметного огня со станции.

Ало уже светать, когда утомленные бессонной тревожной ночью, но счастливые успехом, мы расположились на короткий привал в станице Медведовской.

Потери наши были незначительны, а трофеи – до 100.000 ружейных патронов и 400 артиллерийских снарядов – снова дали нам бодрость и веру в победу.

Еще 17 верст в пути – и мы с станице Дядьковской, где была назначена дневка.

В этой станице нам пришлось во второй раз оставить наших тяжелораненых, которые все равно не вынесли бы дальнейшего похода. В первый раз пришлось это сделать в ст. Елизаветинской при уходе из Екатеринодара.

Тяжело было ген. Деникину решиться на такую страшную меру, но другого выхода у нас не было.

Был созван совет из старших начальников и некоторых других лиц, имевших отношение к этому вопросу. Были горячие споры. С тяжелым сердцем строевые начальники настояли на оставлении раненых, на попечении станичного сбора, который обещал сохранить их. Всего осталось 119 человек. Приняты были все меры, чтобы обеспечить им жизнь и питание. Оставлены были с ними врач, сестры милосердия, достаточно денег и несколько заложников-большевиков, среди которых был видный деятель Лиманский, честно исполнивший впоследствии свое обещание защищать раненых.

При решении этого тяжелого вопроса приходилось думать о спасении еще здоровых бойцов. Мы все время были окружены красными; для более быстрого передвижения и маневрирования ген. Деникин приказал своей пехоте сесть на повозки; это значительно увеличило нашу подвижность и сберегало силы, но положение тяжелораненых, не выносивших быстрой езды, становилось отчаянным. Несколько человек умерло в дороге, не вынеся тряски и отсутствия отдыха и ухода.  Нужно было или двигаться только шагом, рискуя всей Армией, или решиться на тяжкую в моральном отношении меру. Но все же, вероятно, на нее не решились бы, если бы не было получено в это время известие, что раненые, оставленные в ст. Елизаветинской, также со всеми мерами для сохранения их жизни, не были тронуты большевиками. Это известие решило вопрос. Впоследствии оно оказалось неверным: большинство было зверски убито. Но в Дядьковской мы еще не знали об этом ужасе.

К счастью, эта мера оказалась удачной: впоследствии стало известно, что большевики убили только 2 человек, 16 – умерли от ран, а 101 человек были спасены.

Но все таки это решение произвело тяжелое впечатление на Добровольцев, и полки употребили все усилия, чтобы все же увезти своих раненых из числа 200 человек, которых врачи признали, что они не перенесут перевозки. Таких было увезено около 80 человек. Многие из них умерли по дороге.

В эти дни мы еще раз живо пережили весь ужас гражданской войны с ее зверской беспощадностью и бессердечием. В обычной регулярной войне, среди цивилизованных народов – раненых охраняют международные законы и обычаи, Женевская конвенция; враги не воюют с безоружными. А здесь, могли ли мы верить большевикам.

Наши силы значительно пополнились мобилизованными кубанскими казаками. Явилась возможность развить боевые действия в более широком масштабе. Ген. Деникин решил использовать благоприятную обстановку и захватить в свои руки участок Владикавказской жел. Дороги Сосыка-Крыловская, чтобы парализовать опасное для нас постоянное передвижение красных войск. Был отдан приказ о наступлении на этот участок, причем ген. Эрдели с конницей должен был захватить станцию Сосыку, а моя бригада – ст. Крыловскую.

От станции Екатерининской, где в это время мы находились, до ст. Крыловской было около 15-ти верст. Дав отдохнуть войскам, я в тот же день поздно вечером начал наступление на Крыловскую. Ночь была темная: дневная разведка дала сведения о том, что никаких препятствий по пути нет, станция занята несколькими эшелонами, которые слабо охраняются. Однако наше наступление неожиданно кончилось неудачей: в трех-четырех верстах от станции мы наткнулись на крупную красную часть, которая встретила нас сильнейшим пулеметным и ружейным огнем. Принимать бой, не зная сил противника, с войсками, значительная часть которых еще ни разу не была в бою, при крайней трудности управления ночным боем, - все это заставило меня прекратить наступление и отойти назад, на станцию Екатерининскую, оставив на пройденном направлении один батальон, в виде заслона.

Для овладения станицей я принял немедленно другой план: кружный ночной обход и атака станции в другом направлении.

Этот план удался вполне.

Приказав оставленному батальону заслона все время вести огонь в прежнем направлении и беспокоить противника, - я с остальными силами бригады в полной тишине выступил около полуночи, когда уже вся станция спала, в южном направлении и, сделавши почти без дорог около 15 верст, на рассвете вышел в двух верстах против юго-восточного угла станции. В этом направлении моей конницей была внезапно захвачена застава большевиков с пулеметом, причем несколько человек из ее состава застрелились.

Наше появление для большевиков было полной неожиданностью. Вся станция мирно спала, так же, как и 7 эшелонов красных войск, которые на них находились в поездах. Еще до восхода солнца бригада развернулась для атаки и с первым лучом солнца моя батарея открыла огонь по большевистским поездам. Моя пехота пошла в атаку.

Трудно себе представить ту невероятную суматоху, которая началась на станции: крики, беспорядочная стрельба, свистки паровозов, - все это слилось в невообразимый шум, прерываемый частыми и меткими выстрелами моей батареи. Снаряды пронизывали насквозь вагоны, из которых в дикой панике, часто в одном белье, с неистовым гвалтом выскакивали большевики и бежали в поле по всем направлениям. Вскоре, однако, три поезда один за другим полным ходом двинулись в направлении на станцию Сосыку. Все они попали в руки ген. Маркова. Остальные четыре поезда двинулись на север, откуда вскоре показался бронепоезд, который начал осыпать нас издалека своими снарядами. В этом направлении я двинул ген. Казановича с Партизанским полком, который был у меня в резерве: молодым кубанским казакам, составлявшим в это время значительную часть его состава, пришлось сразу попасть в упорный бой с пехотой красных, наступавшей вместе с бронепоездом.

Между тем, после короткого боя с большевиками, еще занимавшими станцию Крыловскую, Корниловцы захватили ее, взяв богатую добычу, оружие, патроны и 2 орудия.

Когда я со штабом приехал на вокзал, - там было большое и радостное оживление: подсчитывали добычу, весело делились впечатлениями боя и спешили напиться чаю, которым буфетчик, только что угощавший им большевиков, также усердно угощал и нас.

Однако, опомнившиеся большевики, по-видимому, решили отобрать у нас станцию, и целый день вели упорное наступление со стороны станицы. Раненый ген. Казанович с величайшими усилиями удерживал наступавших, хотя это было и очень трудно, т.к. молодые казаки под вечер и ночью уже начали уходить по одиночке в свои станицы.

Проведя на станции очень тревожную ночь, на другой день я с бригадой отошел обратно к станице Екатерининской, испортив на станции все, что было возможно. Сам ген. Деникин, находившийся в это время со своим штабом в станице Крыловской, едва не погиб от красного снаряда, который попал в дом, где он жил, и убил одного из его вестовых.

В станице Успенской у нас была большая радость: возвратился из Донской области Генерального Штаба полк. Борцевич, посланный ген. Деникиным с разъездом из станицы Ильинской на разведку на Дон, и привел с собой депутацию от Донцов из южных станиц – 17 человек.

Отважный полковник Борцевич с опасностью для жизни пробрался туда и привез на Дон известие, что Добровольческая Армия жива и продолжает бороться с большевиками. Эта весть радостно всколыхнула южных Донцов, которые уже опомнились от красного угара и возненавидели большевиков. Немедленно было решено установить связь с ген. Деникиным и полтора десятка смелых казаков вместе с полк. Борцевичем пробрались мимо красных отрядов и прибыли в станицу Успенскую.

Все начальствующие лица собрались в станичной школе и там старший из Донцов,  (все это были простые казаки)  в своей горячей речи заявил, что весь Дон уже поднимается и ждет к себе на подмогу Добровольческую Армию.

Приезд этой депутации окончательно решил вопрос о дальнейшем направлении нашего движения. Всякие колебания были кончены. На Дон – было единогласное решение, отозвавшееся глубокой радостью в наших сердцах. Забыты были все пережитые страдания и невзгоды, у всех была одна мысль – скорее на север, где уже, по словам делегатов «всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон»…

Двинулись снова на Лежанку, куда прибыли на Страстной неделе. Тут нам дали дневку, но отдыхать, долго не пришлось. Здесь получены были, пока что неясные, сведения о том, что в станицах, ближайших к Новочеркасску, уже начались восстания казаков. Но в южных станицах и, особенно в крестьянских слободах было еще много большевиков – и местных и более или менее организованных отрядов красной гвардии. Они мешали казакам сорганизоваться, и оказать деятельную помощь добровольцам. Добровольческая Армия должна была играть роль ядра, около которого могли объединиться казаки. Но вместе с тем нужно было по-прежнему вести энергическую борьбу с красными, не давая им возможности мешать общей организации.

19 апреля я получил приказание от ген. Деникина двинуться в северо-западном направлении и, выйдя в тыл большевикам, которые с запада наступали на станицу Мечетинскую, разбить их.

Рано утром я выступил с бригадой в указанном направлении. Пройдя по разным мелким хуторам около 15 верст, я получил донесение, что после первых стычек моих головных частей с большевиками, последние прекратили наступление на Мечетинскую и стали поспешно отступать на слободу Гуляй-Борисовку. При этом было захвачено несколько пленных, от которых мы узнали, что большевики наступали на ст. Мечетинскую тремя колоннами, причем, когда командующий всем ядом (фамилии его не помню) узнал, что у Лежанки находится Деникин, а на фланге появилась моя бригада – приказал немедленно уходить назад, отдав панический приказ, с приложением даже чертежа, на котором весьма примитивно изображались посередине пушки, а кругом в виде квадрата – пехота. В общем, смысл приказа был такой; «Спасайся, кто может». Сам главковерх вскочил в автомобиль, предусмотрительно уложив туда все деньги отряда, и скрылся в неизвестном направлении. За ним последовали начальники других колонн. Вся масса большевиков, около 3-4 тысяч, рассеялись и мы догнать их не могли.

Наступала уже ночь, когда я прекратил преследование. Мечетинская станица была свободна.

Остановившись на ночлег в одном из больших хуторов, я получил известие, что довольно значительная группа красных сосредоточилась в слободе Гуляй-Борисовка, которая у местных жителей считалась гнездом большевизма. Считаясь с положением этой слободы – на фланге нашего дальнейшего движения – я решил взять ее ночной атакой, послав об этом донесение командующему Армией.
После хорошего отдыха на хуторе, моя бригада выступила около 10-ти часов вечера и, пройдя несколько часов в полной тишине, перед рассветом атаковала слободу Корниловским полком, который шел во главе колонны. По-видимому, большевики совершенно не ожидали нашего появления. Из крайних хат началась беспорядочная стрельба. Суматоха поднялась по всей слободе. Цепи корниловцев во главе с полковником Кутеповым бегом ворвались в нее и через несколько минут,  все было кончено. Мы взяли в плен свыше сотни большевиков, много оружия и запасов всякого рода. Все большевики, которые только могли скрыться – бежали из слободы. Наши потери были ничтожны – 5-6 раненых.

После станицы Крыловской я еще раз убедился, какое огромное значение имеют в гражданской войне ночные атаки: внезапность налета, полная растерянность противника, ничтожные потери у нас и большие трофеи – результат такой операции. Но, конечно, они были возможны главным образом благодаря отличной сплоченности и втянутости в боевые действия добровольцев и малой организованности и плохому несению сторожевой службы со стороны большевиков.

Ген. Деникин был, видимо, очень доволен нашими действиями и разрешил моей бригаде остаться в Гуляй-Борисовке и встретить здесь Пасху.

Светлый день мы встретили в исключительной обстановке. Сколько было радости, бодрости и веры в скорое избавление от проклятого большевизма.

В первый день Пасхи я зашел к старшему священнику, у которого хотел расспросить относительно деятельности местных большевиков, попавших к нам в плен. Красивый, еще не старый, батюшка лежал на постели больной – в последнем периоде чахотки. Я помню, как он горячо защищал своих бывших прихожан, стараясь найти в деятельности каждого из них хотя бы малейший повод к снисхождению. По моему приказанию военно-полевой суд принял во внимание все свидетельства умиравшего батюшки. Но, к сожалению, суровая действительность заставила суд отнестись к некоторым из них более строго, чем он этого хотел, исполняя свой христианский долг.

Через два дня священник умер.

Через несколько дней я был вызван в станицу Мечетинскую на военный совет, на котором был принят план наших дальнейших действий. Уже стало определенно известно, что в районе Новочеркасска казаки поднялись и постепенно начали очищать от большевиков ближайшие станицы. Антибольшевистское движение все больше и больше охватывало Донскую область. Но Деникин не хотел сразу возвращаться к Донской столице. Слишком много еще было дела на юге. И поэтому решено было пока остаться на юге Донской области, что давало возможность надеяться на скорый подъем и на Кубани.

Вскоре моя бригада была переведена также в Мечетинскую станицу, где и расположилась на отдых.

Наступило временное затишье. Добровольческая Армия приводила себя в порядок и отдыхала после своего тысячеверстного похода, залечивая свои раны.

«Ледяной Поход» был окончен.

 

 

 

                           ЛЕДЯНОЙ ПОХОД

                                                                            Елена Семенова ©

Наши белые ризы,
Как рождественский снег.
Гонит прочь нас капризно
Обезумевший век.

Адвокатские шпоры
Жаждут в грязь нас втоптать.
К чёрту праздные споры!
Пробил час Русь спасать.

Только тяжко от груза
Всех измен и вранья,
Моя скорбная муза,
Ты, Отчизна моя!

Средь снегов подвенечных
И в кровавом бою.
Вновь в тревоге сердечной
Твою боль я пою!

Золотые погоны
Заметает метель.
Но вперёд, эскадроны!
Так свята наша цель!

Наши кони все в пене,
Крест нас ждёт впереди,
Но мы не на коленях,
Пока вера в груди.

Наши души – надрывы.
Мы пока на плаву.
Ободряют призывы:
«На Москву! На Москву!»

Как всё зло и непросто,
Сколько праздной тщеты.
А враги и прохвосты
Рвут Русь на лоскуты.

В этом дьявольском огне
Трудно правду найти.
Но не дрогнем, не дрогнем!
Не собьёмся с пути!

Мы резервные силы
Собрали в этот год.
И ведёт нас Корнилов
В свой последний поход.

Средь святынь осквернённых,
Среди лжи и стыда
Понесём мы знамёна
С ясным ликом Христа.

Сколько б не поносили,
Нашу честь не отнять.
Жаль, спасённой России
Нам уж не увидать!

Вьюги нас отпевают,
Кони вязнут в снегу…
Мертвецы устремляют
Взор потухший в пургу...

 

 

 

ПОЛКОВНИК  М.О. НЕЖЕНЦЕВ

Полковник Неженцев был молодым офицером Генерального Штаба, когда закончилась первая Мировая война. Он был свидетелем горестных дум Ген. Корнилова, который в бытность Командующим 8-ой Армией переживал позор в Армии, явившийся следствием позорных дел и политики Временного Правительства. В эти тяжелые для России минуты боевой жизни, в голове молодого Капитана Ген. Штаба зародилась мысль создать ударный Отряд из надежных и честных добровольцев при Штабе Армии, который бы мог составить опору для власти. Разрешение было получено,  и к формированию приступили. Эта Воинская Часть стала предметом радости и заботы и для Ген. Корнилова.

За короткий срок до конца войны, удачный Корниловский Полк успел оправдать возлагаемые на него надежды. Октябрьский переворот прервал временно его работу и в декабре 1917 года,  Корниловцы начали просачиваться на Дон, где и сгруппировались под командой своего же Первого Командира Полковника Неженцева. Полк этот вошел в Добровольческую Армию,  являясь, все время доблестной частью. В бою под Екатеринодаром был убит во время атаки Полковник Неженцев (за два дня до смерти Ген. Корнилова). Бесстрашный, не ведавший слова – «отступление».

 

 

 

ГЕНЕРАЛ  А.П. КУТЕПОВ

Александр Павлович Кутепов родился в 1882 году и происходил не из военной среды. К его личности, как военного, в полной мере применимо выражение самородок. Из седьмого класса Архангельской гимназии он поступил на военную службу вольноопределяющимся и командируется во Владимирское Военное Училище, которое окончил фельдфебелем. Исключительно светлая память о нем всегда хранилась в сердцах его начальников и сверстников. Чтобы принять участие в Русско-Японской войне Александр Павлович вышел в 85 Выборгский полк, отправлявшийся в Действующую Армию.

За боевые отличия он после войны был прикомандирован, а в 1907 году и переведен в Л.-Гв. Преображенский Полк, в рядах коего вышел на Великую Войну в должности Командира роты. В феврале 1917 года при свержении переворота Полковник Кутепов принял участие в боях на улицах столицы, где успел доказать и мужество и преданность долгу. Со 2-го апреля он, на законном основании, - командует Л. Гвардии Преображенским Полком и в дни Тарнопольского прорыва, - не уронил честь и боевую славу полка. Солдаты определили ему почетную кличку: «ПРАВИЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК».2-го декабря 1917 года Полковник Кутепов приказом расформировал на время свой Л. Гвардии Преображенский Полк и спас древнейшее знамя Русской Армии. В ряды Добровольческой Армии Полковник Кутепов вступил 24 декабря 1917 года и через неделю уже получил ответственное боевое назначение Начальником Гарнизона гор. Таганрога и прилегающего района. Затем в рядах Добровольческой Армии он выступил в Первый Кубанский Поход – Командиром 3-й роты 1-го Офицерского полка. 30 марта 1918 года Полковник Кутепов принял Корниловский полк, после смерти Полковника Неженцева.

Во Втором Кубанском Походе Полковник Кутепов временно принял 1-ю Дивизию, после смерти Генерала Маркова.

С августа 1918 года по январь 1919 года – состоял Черноморским Военным Губернатором, после каковой должности был назначен Командиром 1 Армейского Корпуса, в чине Генерал Майора. В Крыму, после переформирования – Вооруженных Сил Юга России, - был назначен Командующим 1-й Армией.

После Крымской эвакуации с кадрами его армии, свернутыми в 1 корпус прибыл в Галлиполи. Это вынужденное убежище – части Русской Армии явилось одним из самых тягчайших испытаний Белого Воинства, Галлиполи, созданное Генералом Кутеповым, явилось той монолитной скалой, о которую разбились позорные деяния наших Союзников и гнилых слоев нашей общественности. Генерал Кутепов умело провел через горнила испытаний вверенный ему 1 Корпус, сохранив честь Русской Армии.

С 29 апреля 1928 года по день его похищения Генерал Кутепов состоял Председателем Русского Обще-Воинского Союза.

Генерал Кутепов принадлежит к числу исключительных БЕЛЫХ ВОЖДЕЙ; он на протяжении всего БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ, был в рядах БЕЛОГО ВОИНСТВА; продвигаясь - последовательно – по служебной лестнице, он за Рубежом возглавил Русское Воинство. Воинский облик Генерала Кутепова вошел в историю нашего Отечества, как образец честного патриота и безупречного воина.

 

 

 

ГЕНЕРАЛ Б.И. КАЗАНОВИЧ

Борис Ильич родился в 1871 году. Предки его служили всегда еще со времен Екатерины Великой на военной службе, и благодаря своим подвигам достигали генеральских чинов

Против воли своих родных Борис Ильич, после окончания Могилевской Гимназии поступил вместо университета в Московское пехотно Юнкерское училище (на Военно-училищный курс) и вышел в Туркестанский линейный батальон, отказавшись от прекрасных вакансий.

В 1899 году он окончил Академию Генерального Штаба и до перевода в Генеральный Штаб – оставался еще – около двух лет в своем полку. Службу по Генеральному Штабу начал в пределах Киевского Военного Округ. В составе Штаба 10 армейского Корпуса отправился на Русско-Японскую войну. По окончании Р.-Японской войны он получил назначение в Туркестан, а затем снова перевелся в Киевский Военный Округ. Мировая война застала его в должности Начальника Штаба 31 пехотной Дивизии, в рядах которой он и выступил в поход. В конце 15 года Полковник Казанович принял 127 Путиловский полк, которым командовал до весны 1916 года. Мировую войну закончил в должности Начальника 6 Сибирской Стрелковой Дивизии, будучи уже в чине Генерал Майора. После октябрьского переворота, с большими трудностями начал пробираться на Дон, куда и удалось ему прибыть только 7 февраля 1918 года, т.е. за два дня до выступления Добровольческой Армии в Первый Кубанский Поход. Рядовым бойцом, в рядах Корниловского Полка, Генерал Казанович начал свою службу Белому Делу. Его неподдельное хладнокровие, в положении рядового бойца, заряжало окружающих и парализовало микробы паники в той тягчайшей боевой обстановке, которая неотступно сопутствовала Добровольческой Армии в дни ее похода. Не своим чином, а своим мужеством он сразу же обратил на себя внимание и своих соратников и своих – новых начальников. И как только освободилась должность Командира Партизанского Полка (с назначением Генерала Богаевского Командиром 2 бригады), Генерал Казанович принял этот полк и продолжал с ним доблестную службу,  свершая подвиги за подвигами. Его легендарным подвигом под Екатеринодаром, завершился первый Период Белой Борьбы Добровольческой Армии.

В последующий период Белого Движения, Генерал Казанович командовал Дивизией, а затем 1-м Армейским Корпусом. По мотивам личного характера Генерал Казанович в 1920 году оставил ряды Добровольческой Армии. Находясь за рубежом, он не порвал со своими боевыми соратниками связь, состоя Председателем Союза Первопоходников.

 

 

 

 

 Георгий Назимов, Жизненный путь Россиянина без Родины, Калифорния 2009, тверд. переплет 320 стр.

    Книга Георгия Владимировича сборник многочисленных рассказов о пережитом им в жизни в Зарубежной Руси. В них он повествует о встречах с королями и их семействами, Блаженнейшим Митрополитом Антонием, Святейшим Патриархом Варнавой и другими. Он рассказывает о тяжелом жизненном пути  отца – генерала Русской Армии и семейства, о тяжестях  в Америке, перед тем как он достиг материального благополучия, но все годы он не забывал  об  Отечестве.  Поэтому он и назвал свою книгу «Жизненный путь Россиянина без Родины». Ниже приводим один из рассказов из его жизни в Америке.

 

ЗА ЗОЛОТОЙ ФОРЕЛЬЮ.

Георгий Назимов

Я многое слышал про золотую форель, водившуюся на вершинах снежных гор в холодных озерах. После долгих мечтаний я немножко было, затосковал, до того меня довело, что с досады я повстречался с золотой форелью во сне. Там все было так красочно, как наяву.

Прошло, как мне показалось, довольно долгое время. Я стал слегка забываться. Я совершенно случайно познакомился с молодым человеком, звали его Джимом. В беседе с ним я узнал, что он из штата Монтана, где он с детства помогал отцу в имении разводить стада барашек. Будучи еще мальчиком, он подружился с юношей своих лет из индейского племени Черная Нога, который жил недалеко, у берегов дикой речки. Он рассказывал Джиму, что ежегодно ранней весной угоняя с дедом к горным вершинам на пастбища стада коз и что там, на вершинах снежных гор, есть озеро, в котором водится золотая форель.

Не ожидая приглашения, я предложил Джиму поход за золотой форелью. Времени оставалось мало, так как подход к озеру был доступен от начала июня по август, когда внезапные бури заносят снегом вершины гор, и выхода из них нет до начала весны. 26 июня я провел весь день в сборах. Отъезд был назначен на следующее утро. 27 июня на рассвете я подъехал к Джиму. Последняя проверка, и мы покатили на север.

29июня под утро мы подъехали к маленькому городку Рыбий Хвост. Покосившиеся здания, плотно сбитые по обеим сторонам пыльной улицы. Деревянные скрипучие подмостки и лай собак напоминали мне ковбойский поселок XIX столетия, ожидавший нападения индейцев. Снабдившись необходимыми запасами, мы покинули этот красочный примитивный городок. Оставалось семьдесят миль до имения, проселочная дорога бежит по зеленым лугам, на которых с ленцой пасется рогатый скот.

В воздухе веяло свежескошенным сеном, летнее солнце и бело-прозрачные волнистые облака играли по голубому небу. Было душно и жарко. Но вот, наконец, заросший бурьяном, запущенный почтовый ящик. Дорога ведет прямо к дому. По обеим сторонам старые яблони, согнувшись, разбросали свои ветви под тяжестью наливающихся яблок.

Джим остановил автомобиль. На его лице я заметил грустную печаль, а на мгновение мне показалось, что он плакал без слез. Приоткрыв тяжелую дубовую дверь, мы вошли. В доме пахло плесневатой сыростью, повеяло подвальной прохладой. Вскоре вспыхнуло пламя, поблескивая на стенах закопченного камина, и яркие языки, ласкаясь, облизывали бревна, принесенные Джимом. Дом стал наполняться теплом. Отдохнувши, хозяин предложил мне обойти свое имение, а затем отправиться вниз по течению речки, навстречу Черной Ноге.

Вьется речная дорожка меж кустов заросшего шиповника, густых зеленых верб да всякого рода диких цветов. Дорожка, извиваясь, сбегает к песчаному заливчику. Тут с одной стороны – живая изгородь дикого горошка, а за ней в прутчатой ограде – маленький домик. Обмазанные глиной стены сверкали на солнце ярко-желтым переливом.

Мы вошли в покосившуюся калитку. Послышался звонкий лай собачки. Навстречу нам шел индеец. Он был среднего телосложения, смуглое лицо, глаза заметно косили, подпоясанная навыпуск холстяная рубаха, а на ногах обувь из сыромятной кожи. При встрече они обнялись и так простояли несколько секунд, не говоря ни слова. Черная Нога, улыбнувшись, подал мне руку. Наконец-таки я повстречался с настоящим индейцем.

Зайдя в домик, я с большим любопытством занялся осмотром очага. Сплетенная из прутьев глиняная печь, деревянные нары, переплетенные кожаными ремнями, глиняный пол, а на стенках тканые циновки. Потолок сходился с куполом. В разговоре с ним я узнал, что здесь до прихода бледнолицего брата жило его племя вдоль берегов речки, разводя мелкий скот, ловя рыбу и охотясь на дикого зверя.

Летом он помогал скотоводам вырабатывать и дубить кожу, а во времена охотничьей поры его нанимали проводником и следопытом в дремучие леса в поисках дикого зверя.

Черная Нога, суетясь, начал накрывать на стол. Вскоре появилось свежее козье молоко и лепешки из кукурузной муки и домашнее сливочное масло. Обсудив план похода, было решено, что Черная Нога подойдет на рассвете.

Когда мы вышли из хижины, нас облил лунный свет. Сонная речка, журча, серебрилась, чуть заметный ветерок шелестел листьями хлопковых деревьев. Эту ночь я не спал. В дремоте рисовал себе картины похода к снеговым вершинам, на встречу с дикими зверями. Со страхом думал: выдержу ли я, хватит ли сил взобраться на десяти тысячефутовую гору.

Мысли уносили меня в поднебесье.

30 июня под утро в окне промелькнула тень Черной Ноги. Джим, сидя на корточках, раздувал жар в камине, повеяло дымком и с треском вспыхнуло пламя. Аромат копченого сальца на чугунной сковородке и свежезаваренный кофе щекотали мои ноздри. Вкусно позавтракав, окончательно проверив все, мы потуже затянули парусину у автомобиля. Мотор медленно согревался. К семи часам утра мы двинулись в поход.

Путь предстоял нам немалый. Наша пыльная и узкая дорога, извиваясь, резко и неожиданно исчезла после очередного поворота. Подъем становился круче, и часто требовалась смена скоростей. Но вот впереди за поворотом стали заметны остатки заброшенного рудника Анаконда. Здесь в свое время шла разработка руды хрома, затем наступила безработица, а впоследствии грозный пожар, и от рудника торчал стальной заржавелый скелет. Над поселком витала тень отмирания, и только драчуны воробьи, порхая с крыши на крышу, безугомонно и несносно щебеча, чирикали.

Полуразрушенные обветшалые домики, наполовину вросшие в землю, с давно выбитыми окнами, повсюду покосившаяся изгородь, обвитая одичавшей жимолостью, поросшие бурьяном и репейниками тропинки, а в заброшенных садах – лиловато-пунцовая цветущая сирень. И у меня с досады как-то засосало в груди от такого видения. Вскоре затем мы добрались до перевала, перед нами как на ладони открывалась неописуемая красота всей долины, бесконечно уходя в синеватую даль. Перехваченные цепочками речки, серебрясь, переплетались под лучами восходящего солнца. Небольшой ветерок гнул верхушки величавых сосен, они плавно и тихо, шумя, покачивались.

Начался замедленный крутой спуск в долину. Дорогу нам пересекла бурная дикая речка. Включив переднее сцепление, мы переправились на ту сторону. Дорога прекратилась. Отсюда поход, как говорят, на своих двоих. Окончательный осмотр: топорик, спички, крученая веревка, лопатка, а удочки в разобранном виде – за спиною. Походную утварь разложили поровну. У каждого из нас за поясом висел тяжелого калибра револьвер. Черная Нога шел медленно по тропинке, обросшей дикими кустами крыжовника. Лесная тень веяла прохладой. Начался медленный подъем вдоль речки. Вскоре она исчезла, и мы вышли из теневой полосы на залитую солнечными лучами полянку.

Утренняя роса уже успела испариться, тут повсюду благоухало дикими цветами. Гул несчетных насекомых повис в воздухе, а различных пород и расцветок бабочки да мотыльки сновали над душистой полянкой, они на мгновение осаживались, чтобы затем, вспорхнув, унестись в синевато-лазурную даль. Беспечные шмели, гудя мне в ухо, носились над диким клевером, а в густой бархатной зелени трав сверчки да кузнечики затянули свою заунывную музыку. Сняв с себя рюкзаки, мы рассыпались по полянке в поисках живых кузнечиков. Оглушив кузнечика, я прятал его в коробочку со свежеуложенной в ней травкой. Там он оставался ожидать свою участь.

Вскоре насадки оказалось достаточно, и мы бодро двинулись вперед. К девяти часам утра солнце стало пригревать уже не на шутку. Черная Нога, идя, указывал нам в направлении снеговых вершин. Это наш путь к золотой форели. К десяти часам утра мы вновь повстречались со знакомой нам речкой, но тут она уже была сварливой и сердитой. Пенясь, она, сбегая, разбивалась о камни, и брызги  в полете, как алмазы, рассыпались цветами радуги, переливаясь в утренних лучах восходящего солнца. Тропинка внезапно оборвалась.

Черная Нога вылез на холмик, указывая рукою на утопающий в цветах зеленый луг. Тут куда ни глянь, все в цвету: бледно-розовые кувшинки, желтые лютики, белая кашка, их тут всех не перечесть. В густой зеленой осоке спугнули лося, дикий самец беспечно пожевывал сочную травку. Почуяв незваных пришельцев, он, насторожась, было замер. Затем, издав могучий трубный звук, поскакал прочь. За ним вприпрыжку последовала самка с лосенком, и в одно мгновение они скрылись в лесных зарослях.

Сняв с себя обувь, мы начали переправу через ледяную речку. Мои бедные ноги, погрузившись в воду, мгновенно посинев, окоченели, а к глазам подступили слезы от на редкость смешной боли. Недолго думая, я последнюю часть переправы проделал олимпийскими прыжками.

С притоком новых сил мы вступили в предлесье. Тут кругом серебристые тополя, дикая липа и всякой породы лиственница. Кое-где рассыпались пушистые зеленые елочки. Но вот перед нами стеною вырос дикий лесной девственный бор. Здесь белой ноги никогда еще не бывало.

В полу мрачном таинственном свете лесной глуши завывал ветер, гудя на различные лады, и я начал испытывать необыкновенное чувство ничтожества. Иду и думаю, какая здесь чудесная духовная жизнь. Изредка проглянет откуда-то с небес луч света, просветит и, коснувшись моего лица, меня обогреет. А затем, скользнув, преломится по стволам сосновых великанов и замрет зайчиком в густом лесном папоротнике. Теперь наша судьба всецело зависела от Черной Ноги.

Усевшись поудобнее на ствол расточенной веками поваленной ели, он, Черная Нога, начал посвящать нас в секрет розыска тропы, ведущей туда, к облакам. В древности его деды, идя охотою по звериным тропам, чтобы не заблудиться, ударом томагавка наносили на уровне плеча следы по обеим сторонам сосны в размер ладони. Ночью на ощупь, а днем зоркий глаз индейца выводил его на правильную тропу. От лесных пожаров, вызванных молнией, и снеговых бурь сосны падали громоздясь, наплывая друг на друга, веками гнили, обрастая мхом и лесной плесенью, преграждая этим лесному зверю ход, и с ними исчезали звериные тропы.

Медленно продвигаясь, нам приходилось аукать, поддерживая этим живую связь. Сосны продолжали, скрипя, гудеть под напором ветра. Сбившись с лесной тропы, мы могли потеряться безвозвратно. И вот таким образом, в поисках, мы вступили в лесной валежник. Тут буреломы повсюду раскидали поваленные сосны, преграждая нам путь. И мы, как карлики, пробирались между ними, затем, взбираясь на них, мы шли, как по висячим мостам. Оступившись, мы могли не на шутку пострадать, падая в лабиринты стволов.

Черная Нога, подбадривая, говорил, что самое трудное пройдено и что вскоре подойдем к полосе тундры. К двум часам дня мы наконец-таки выбрались из вековой тени. Лес поредел и стал мелкорослым. Вдруг… Черная Нога, насторожась, остановился и, указывая, опустил свою руку на револьвер, я инстинктивно проделал то же самое. Перед нами на лужайке шагов за пятьдесят семья бурых медведей лакомилась дикими ягодами, они, изредка похрюкивая, приподнимались на задние лапы и на фоне мелкорослых кустов казались мне гигантами. Определив направление ветра, Черная Нога не торопясь, повернул в обратную сторону и вывел нас на откос, оставив медведей позади – продолжать свой лакомый завтрак.

Ну вот, наконец, мы в открытой полосе тундры. Лес исчез, а на смену ему кое-где  торчал хвойные карликовые кусты, их крепкие, не по размеру, витые измученные корни не уходили уже под землю, а, только, цепляясь, ползли по суровой каменистой почве.

Дышалось легко и привольно, наполняя меня необыкновенной радостью, хотя на этой высоте воздух сильно разрежен. Здесь крепкий снег залег в прогалинах белыми талыми пятнами, журчат повсюду снежные ручейки, а на полянках в полном расцвете весна. Тут что ни шаг – пучками цветы, такие нежные, хрупкие, как бы точенные из разноцветного хрусталя. Да! Тут воистину природа вступила в свои законные права, рассыпая щедрой десницей непорочную красоту. И я в душе пожелал, чтобы с Черною Ногой занесло последнюю тропу белому двуногому зверю.

С запасом последних сил мы вышли на высокое плоскогорье. Снег, цветы и зеленая травка – все в одно мгновение исчезло, и только ветер, сердито завывая, выползал из ока метрового кратера, стелясь плоско, он гнул седой ковыль, исчезая в крутых обрывах.

Сбросив с себя рюкзаки, мы прилегли отдохнуть перед спуском к озеру. Да я только сейчас почувствовал сильную слабость и усталость в ногах, хотя мои глаза и мысли  бодро переходили от предмета к предмету. И от этого мне становилось как-то веселее и приятнее. Незаметно отойдя от нас в сторону, Черная Нога опустился на колени. Он, согнувшись к гранитной плите, начал громко и зауныло напевать что-то в расщелину. В ответ ему на это по всему плоскогорью раскатом пронеслось магическое эхо. Закончив свои духовные переговоры, он встал, одобрительно кивнул головой и серьезным голосом сказал:

-  Путь нам одобрен свыше.

Во время извержения вулкана раскаленная лава, оползая, образовала подземные пещеры. Тающий на вершинах весенний снег, просачиваясь, наполнял их водой, а в сильно холодные зимы вода в них замерзала ледяными глыбами. А раз нет пустоты, то нет и эха.

Может быть, я и не прав. Мне почему-то захотелось похвастаться тем, что я разгадал секрет Черной Ноги, затем мне стало неловко, да и жаль обидеть этой мыслью суеверного индейца. И я, подумав, воздержался.

Солнечные лучи заметно остыли и стали короче. Затихая и медленно догорая, угасал день. С замиранием в сердце я осторожно заглянул в кратер, там где-то далеко-далеко в глубине залегло зеркальным пятнышком озерцо золотой форели.

Черная Нога заметно торопился спуститься до темноты к озеру. Он хорошо знал, что на этой высоте, с легкой выкладкой, да еще без костра, нам не уцелеть от ночного холода. Следовало пройти еще одну милю вокруг кратера, а затем начать свой спуск к лагерю по крутой вьющейся тропинке, вытоптанной его предками.

Вдруг я словно почувствовал на себе неотразимый взгляд Черной Ноги. Это в первый раз индеец смотрел на меня тихим взглядом своих добрых глаз. Мы оба знали, что мне не дойти до лагеря. Но выхода не оставалось. Черная Нога решил сократить путь и спуститься тут по осыпи. Хотя в этом месте это было слишком рискованно, так как огромные камни громоздились друг на друга, и следовало только одному камню сорваться, чтобы за ним последовали и остальные.

Завязавшись потуже вокруг поясов веревками, мы вытянулись в живую цепочку. Черная Нога, осторожно выбирая упор, скользя, медленно стал, попуская веревку, спускаться вниз по сыпучей осыпи. Пришла моя очередь. Не спеша, я последовал по следам индейца. Джим замыкал ход.

Спуск был слишком крутым. Висевший за спиною рюкзак давил меня в направлении обрыва. Пошатнувшись, я стал терять равновесие, Джим натянул веревку, за которую я держался, и я повис над обрывом.

У меня застучало в висках, а в глазах поплыли зеленовато-серые кружки. Не будь Джима и веревки, от меня остался бы один только рюкзак.

Вскоре затем мы спустились в полосу зеленых трав. Где-то вдали мелькнуло озеро золотой форели и тут же исчезло. Мы незаметно вступили в шелест прибрежного леса. В воздухе чувствовалась бродячая сырость, и как-то запахло смолистее. Довольно близко растущие деревья переплетались крепко ветвями. В лесу заметно становилось темнее, когда мы подошли к огромному валуну. Это и был индейский лагерь охотников.

Переведя дух, Черная Нога принес в охапке сухих веток и, уложив их на костер, взялся было за спички. Отведя его руку, я попросил индейца дать мне начать этот исторический для меня костер. И так, дрожащею рукою, я преподнес вспыхнувшую,  синим огоньком спичку. Огонь быстро занялся, и только треск сухих веток нарушал вековую тишину.

У костра становилось тепло. Устроившись поудобнее на ночлег, я прилег. Хотя и клонило меня ко сну, а уснуть я не мог. Открыв глаза, я с умилением глядел сквозь узорно-лапчатые ветви сосен по ту сторону озера, где величаво возвышалась занесенная снегом молчаливая сопка. Полный месяц ударил, ложась серебром по вершине, и от полного месяца голубоватый свет осветил, словно фосфором, замороженную дальнюю сопку. Сопка показалась мне как бы небрежно облитой белой краской.

Затихая и угасая, над нами сомкнулась темная тихая ночь, а все небо усеялось звездочками. Незаметно для себя я вскоре крепко заснул.

Не знаю, долго ли я спал. Мне снилось, что я в окружении индейцев, повсюду топот копыт, стрельба… Их много, а я один. И от тяжелого сна в тревоге я открыл глаза и взглянул на небо. Там сверкнули редкие полоски, но не такие, какие бывают в обширных долинах во время весенних гроз, где зачастую молнии сверкают цветными переливами, метаясь по небу, и где в тревоге ожидания грома и первых дождевых капель становится как-то душнее… Я бы сказал, до некоторой степени это действует раздражающе. А здесь только мелькнет, как мгновенный отблеск вечернего ружейного выстрела, а затем, с оглушительным для уха треском, гром прокатится раскатом по ночному небу.

Второпях я начал будить Черную Ногу. Он, посмотрев на меня полусонным взглядом, неохотно встал, молча подбросил полено на костер и, отвернувшись от меня, залег спать. Привязав к двум близко растущим молодым соснам кусок полотнища, я забрался под него в затишье, ожидая дождя! Мне казалось, что все это время Черная Нога следил за мною и в душе, наверное, подсмеивался над бледнолицым братом.

Проснулся я чуть свет, разбудила меня утренняя прохлада. Пожимаясь, я неохотно встал и взглянул вокруг себя. Все еще спали крепким сном, разбросавшись вокруг костра, от которого осталось только маленькое серое пятнышко. Подбросив сухих веток, я занялся осмотром индейского лагеря. Хвойный дымок, играя, медленно поднимался к небу, а вскоре затем с треском вспыхнуло теплое пламя.

Солнце еще не всходило, а в этом благодатном месте от земли поднималась мягкая теплая сырость, невольно располагая к отдыху. Приблизительно в двадцати шагах от костра возвышался огромный валун, закопченный вековыми кострами. Тут же у валуна, покосившись, торчал пирамидкой скелет из длинных, рукою заостренных кольев, кое-где еще обтянутый истлевшими шкурами диких зверей. Это было убежище бывшего кочевника! И только в одном месте были заметны повсюду разбросанные кусочки глиняной утвари. Ну вот, кажись, это и все, что осталось единственным признаком дикого обитателя.

Было хорошее утро! Утро рыбное! В моем понятии рыбачить – это удовольствие и приятное, и полезное, так сказать, безобидное, да и до некоторой степени, я бы сказал, лечебное, так отчего бы им не заниматься!

Джим хлопотал у костра, готовясь к завтраку. Утренний восход был лучезарен. Вдруг налетел ветерок, потемнело, солнечные лучи потухли, появились те же свинцовые тучи, где-то сверкнула полоска,  и с оглушительным треском прогремело! Затем все замерло. И опять продолжение лучезарного утра. Черная Нога объяснил мне, что сюда несколько раз в сутки бог грома и молний сходит с небес на снежную вершину, отдохнуть. Глядя на него, я в раздумье пришел к выводу, что у него в простой душе свой мир мистицизма и суеверия, и это придавало индейцу какую-то природную симпатичность.

С мушиной удочкой в руках, соблюдая в себе некоторое хладнокровие, я торопливыми шагами направился по извилистой тропинке к озеру. Мушиная удочка ловит на искусственные мушки, нахлесткой по воде. Нахлестка – это способ, когда, постепенно удлиняя лесу, стебками осаживать искусственную мушку на воде.

Но вскоре я уже не шел, а скатился к песчаному берегу. И тут внезапно меня обуяло дикое настроение неудержимой радости. Я никогда еще наглядно не испытывал перед собою такое нежное зарождение природной красоты. Прохладные утренние тени ложились на воду. Окованная льдинами снеговая вершина, мягко сбегая, отражалась на поверхности озера. Здесь прибрежные деревья, согнувшись, дремали над прозрачной водой. Кое-где опрокинутые затонувшие стволы старых сосен, крепко замытые в песок, неподвижно спали вековым непробудным сном. Берега озера застилались светло-зеленым, пушистым мхом.

Я прилег лицом к воде. Она настолько была светлая, прозрачная и чистая, что легко можно было рассмотреть медленно уходящее в глубину дно, усыпанное мелкими разноцветными гладкими камешками с песком. Наживив за спинку кузнечика, я медленно начал развивать нахлесткой мушиную леску. За спиной было чисто, леска с тонким пением вытянулась в струнку. Достигнув для меня максимальной длины, я осадил кузнечика на поверхность воды, мелкая, чуть заметная зыбь поплыла колечками во все стороны.

Кузнечик живо исчез под воду. Удочка под натугой согнулась в дугу. Я медленно убирал в колечки лишнюю леску. Золотая форель, выбиваясь из сил, подплыла к моим ногам, и мы глядели друг на друга! Смочив ладони, я приподнял золотую форель на поверхность воды. Она до того была красива собою, что я с восхищением занялся разсмотром ее расцветки.

Оказалось, что у золотой форели верховое перо – золотистого цвета, в мелких полосках, с черными продолговатыми крапинками, а на конце пера тянет полукругом узкая черная полоска, окаймленная белой оторочкой. Два нижних плавника той же окраски, а также и анальное перо. Хвостовое перо – золотистого оттенка с черными удлиненными полосками. Спинка золотой форели – оливкового перелива, с темными круглыми точками. От головы по всей длине к хвостовому перу тянется розовато-линючая полоска, на которой расположены симметрично десять круглых пятнышек темного цвета. Нижняя часть брюшка красноватого отлива, глаза золотистого оттенка. Золотая форель настолько меня пленила, что я был уже не в силах ловить!

Осторожно сняв с крючка форель, я медленно убрал свои руки. Золотая форель в ожидании набирала утраченные силы. Последний взгляд в мою сторону… Она, как бы прощаясь, исчезла в гладких камушках. И вот! В такие моменты нашей жизни многое нам непонятное становится понятным. Я не спеша, направился с чистой совестью к лагерю.

Издалека доносилось до меня голоса и смех моих напарников. В такой безобидной и спокойной красоте прошло незаметно четыре дня, но с наступлением каждой ночи я начинал чувствовать в себе напряженное состояние, ожидая первых дождевых капель.

Однако нам уже бы и пора домой собираться. В последнее утро весь воздух насытился влажной золотистой мглою. Наступил момент тушить мною начатый исторический костер! По древнерусскому обычаю я, молча, отойдя, присел на пенек и, посидев минутку, перекрестившись, закинул за плечи рюкзак и медленными шагами побрел за Черной Ногой.

Уходил я нерадостно, навеки покидая кратер золотой форели. На этот раз подъем мне казался уже не крутым. Извилистой ленточкой тропинка медленно выводила нас на лысое плоскогорье. Изредка останавливаясь, я глядел с печалью на озеро. Оно становилось все меньше и меньше… К десяти часам утра,  мы уже стояли на лысом плоскогорье, глядя в кратер. Там озеро, прощаясь, сверкая, вспыхнуло, горя под лучами восходящего солнца. И мне стало как-то грустнее и безотраднее.

Махнув в последний раз рукой, я повернулся и быстрыми шагами ушел в мирную сень дремучего леса… унося с собой красивые воспоминания о моей встрече с золотой форелью.

Начался длинный, крутой спуск к автомобилю.

 

 

ЧЕХАРДА

 А. Азъ-Азаренков

                                                                            Народ, не помнящий своих корней, станет рассадником для

                                                                            паразитов,  которые будут произрастать на его тлеющем

                                                                            теле,   как черви на туше убитого животного

20 октября 1997 г. был издан Указ "об объявлении г. Акмолы столицей Республики Казахстан". Сообщение о переносе столицы Казахстана г. Алма-Аты прозвучало из уст Назарбаева чуть ранее, ещё в 1994 году. К слову, в Алма-Ате до 1980 г. казахи составляли всего 1/10 населения.

Акмола (белая возвышенность или гора) до 1961 года называлась Акмолинск. До 1992 года город носил название Целиноград. С 1998 года Акмола получила новое название и стала Астана.

 - А что же было на месте казахской столицы прежде? В самом начале XIX столетия казачий отряд с подполковником Фёдором Шубиным прибыл в урочище Чёрный брод (Караоткель), чтобы в этом самом месте заложить сторожевой городок – укреплённый пункт, форпост. В 1832 году городок-крепость был преобразован во внешний Округ. В конце лета того же года образовался Акмолинский Приказ[1]. В конце 1-й половины XIX века крепость получила название Акмолинская казачья станица (с 1862 г. – город). В 1869 году Акмолинск уже уездный центр, который разделялся на 4 части: Крепость, Казачью станицу, Слободку, Город. Чуть позднее эта местность стала центром проведения ярмарок в тех краях.

А что ж Алма-Ата? то бишь Алматы? Кто теперь помнит? Укрепление "Заилийское" поставили казаки. Название изменено позднее на "Верное" или Верный - столица Семиреченского Казачьего войска c 1867 по 1921 гг., образованного из Сибирских казачьих полков: № 9 и № 10. Они стали нумерными полками Семиреченского казачьего войска: 1 и 2-м. В 1921 году, 14 марта, декретом ЦИКа Туркестанской АССР было закреплено решение Верненского уездно-городского комитета РКП(б) о переименовании Верного в Алма-Ату. Все будущие казахские столицы, где бы они ни находились и как бы ни назывались, были основаны, созданы, обжиты и обустроены нашими казаками в российской провинции Туркестан, а не кочевниками-скотоводами.

Наступили причуды и фокусы совецкой власти. На территории б. Российской Империи образовывалось и провозглашалось невероятное количество «республик». Много больше сотни. Но памятка эта рассказывает о конкретной территории. Сразу, после того как Красная армия оккупировала объявившую независимость (с ноября 1917 г.), некую территорию Али Букея, начинаются игры большевизанов с политическими картами, как с разноцветными стекляшками и осколками в детском калейдоскопе. 10 июля 1919 года декретом Совета Народных Комиссаров РСФСР был создан Революционный Комитет (ревком) по управлению Киргизским краем.

26 августа 1920 года декретом ВЦИК и Советом Народных Комиссаров вдруг была образована марионеточная Автономная Киргизская Социалистическая Советская Республика (АКССР). Именовалась она также Казак-Киргизской АССР. Однако на мастичном оттиске печати читалось: "К.С.С.Р.РОС.СОВ.ФЕДЕРАЦИИ". С 22 сентября 1920 года очередным декретом г. Оренбург, столица Оренбургского казачьего войска, с прилегающими районами был включен в состав новообразования, быть точнее – подарен или отдан за ненадобностью киргизам. Чтобы лишний раз сделать больно казакам, сказать проще – очередной плевок в казачью сторону: мёртвого льва может лягнуть даже ишак.

В апреле 1925 году Киргизскую АССР переименовали в КАЗАКСКУЮ АССР. С изуверским подтекстом: Оренбург б. казачья столица, а теперь ещё одного нового территориального образования (Казакстан или Kazakhstan ASKR) – тут же передали в РСФСР. Сначала всех кыргызов большевики стали официально именовать казаками, а остатки собственно казаков, будто по взмаху волшебной красной палочки - стали русскими мужиками. А потом (чего уж там мелочиться!) все казахи оказались уже вовсе не казахи, а казаки. Теперь пишутся так: қазақ или qɑzɑq (произносится - кхазакх).

Я беру, повторюсь, отдельно взятый регион - б. Туркестан, иначе, если всё рассказать, то нашему читателю совсем нехорошо станет.

Замечание автора к тексту пьесы:

 —Уральск– столица Уральского казачьего войска, был основан казаками и русскими в 1584 г. (бывш. Яицкий городок). До января 1775 года имел название "город Яик". Нынче Уральск есть уже город Орал – центр Западного Казахстана.

 — До 1753 года Гурьев городок состоял в ведении Астраханской губернии, а в том году он перешёл в состав Оренбургской, но в ведомство Уральских казаков. Управление в Гурьев городке состояло в зависимости Наказного Атамана Уральского казачьего Войска и Уральской Войсковой Канцелярии. Нет теперь нашего Гурьева – есть казахский город Атырау.

 — Семипалатинск, (Семипалатинская крепость поставленная казаками в 1718 году) Сибирского казачьего войска и Семиреченского, переименован казахами в город Семей…

 — Усть-Каменогорск. Крепость Усть-Каменогорская сибирских казаков побывала станицей, а затем и уездным городом. С 1868 года получил статус города… В наши дни называется Өскемен.

Можно продолжать бесконечно. Территории всех казачьих Войск перекроили-переделали. Возьмёшь иную нашу федеративную газету и воскликнешь через пару минут: «Господи! А может это мы уже здесь эмигранты?»

К 1925-му году, после, которого уж по счёту, размежевания Средней Азии, столицу из Оренбурга большевики перебросили на Сыр-Дарью[2] в г. Перовск (до 1853 г. Ак-Мечеть), но теперь назвали Кзыл-Орда (Красная столица, 1925 г.) или по-современному Кызылорда. Но некоторые большевицкие управленческие организации довольно долго оставались в Оренбурге. Не успев переехать в Кзыл-Орду, им было предписано следовать в новую, третью столицу — Алма-Ату (1927 г.)! 20 декабря 1928 года ЦИК Автономной Казакской CCР принял постановление о переводе письменности новояза "казакского языка" с арабской графики на латинизированный алфавит. А, Семиреченская и Сыр-Дарьинская области, бывшей Автономной Туркестанской ССР (территорию наново перекроили) были переданы в состав Автономной Киргизской ССР. Ещё в августе 1928 г. были ликвидированы все губернии Казакской АССР, а ее территория была «районирована» на 13 округов и районы. Оренбургская область была возвращена в непосредственное подчинение РСФСР. Нужно заметить себе, что совецкие области значительно отличались территориально от русских губерний (см. об этом: постановление президиума ВЦИК от 14 января 1929 г. о полной ликвидации губерний). И земли наши не раз ещё кроились и перекраивались как у плохого, никудышного портного (партного) кусок хорошей, доброкачественной материи, превращающийся в лоскутные изделия ширпотреба.

В 1936 году не стало Казакской АССР: автономия преобразована в Казахскую ССР. В совецких официальных документах и средствах массовой информации стало использоваться уже это название. Окинем мысленным взглядом "просторы" наши. Что мы видим? Растащили нашу землицу. Дружная семья народов. Государствоподобные образования (республики, коммуны, эмирства и даже одна держава) коих было в начале прошлого века больше сотни! Более того - не брал только ленивый. "Не зевай Ванька, на то и ярмарка!"

Грусно и больно всё это. Хотелось завершить памятку на мажорной ноте, с бодрой, радостной звуковой окраской, да вдруг позабыл нотную грамоту, да как говорится "сломалось перо", да высохла чернильная речь моя, да вдруг бумага оказалась не писчая… Но проявилось в сознании стихосложение Максимилиана Волошина:

С Россией кончено... Напоследях

Её мы прогалдели, проболтали,

Пролузгали, пропили, проплевали,

Замызгали на грязных площадях,

Распродали на улицах: не надо ль

Кому земли, республик да свобод,

Гражданских прав... И родину народ

Сам выволок на улицу, как падаль!

От такой чехарды со столицами, новосозданными государственными образованиями, территориями и проч., - ни казакам в частности, ни России в целом – ничего хорошего нету.

 Напротив – всё ещё впереди…

                     2010

* * *

 

Русская молодежь вышла в Москве на Манежную площадь!

    Владимир Ленин когда-то сказал, что ему наплевать на Россию. Теперь тоже Владимир но - Путин  высказался о том что «тот, кто говорит «Россия для русских – просто провокатор». Недопустимо,  чтобы в стране, в которой он занимает ответственный пост  премьер-министра, он посмел так выразиться. Русское население  не может быть  иного мнения о нем как об анти-русском террористе и провокаторе! К происшедшим в Москве беспорядкам с молодежью нужно отнестись с подозрением. Не кегебист ли Путин их  допустил,  чтобы в будущем предстать героем наведшем порядок в столице, и как результат быть «выбранным» на пост «президента»?

    А где во время протеста молодежи  был патриарх Кирилл и члены митрополитбюро?  Было бы нормальным для иерарха обратиться к молодежи с призывом и обещанием подачи правительству петиции в защиту русской православной молодежи.  Какая возможность была для них показать заботу православной Церкви. Но они, вероятно, думали не о русской православной молодежи,  а о том какая реакция была бы в экуменических интернациональных кругах, если они выступили бы в защиту православных от инославных нарушителей порядка. Своим поведением иерархи МП показали православному  народу и жителям столицы, что их забота вовсе не защита Православных людей! О таких пастырях как руководство  МП говорится в Священном Писании как о наемнике, который не заботится об овцах (Иоан. 10, 11-14)., в то время как добрый пастырь готов отдать свою жизнь за овец.  Нужно заметить что, как и во время лесных пожаров, так и теперь, когда начались протесты молодежи, то патриарх опять поспешил уехать на всякий случай подальше!

    Ниже приводим четыре статьи, в которых наши корреспонденты выражают свои чувства о протестах молодежи.

* * *

 

МЯТЕЖНАЯ МАНЕЖНАЯ

Татьяна Миронова

    Все мы видели не раз, как собираются грозовые тучи. Сначала слышны лишь отдаленные раскаты грома при ясном и безоблачном небе, потом небосвод начинает темнеть, погромыхивает где-то поблизости, по краям горизонта проскальзывают разряды еще далеких молний, но в воздухе уже зреет грядущая гроза, он насыщается напряжением, становится густым, и заставляет душу замирать натянутой струной ожидания. И вдруг прямо над головой нависает глыба туч, и оттуда вонзаются в землю сверкающие стрелы белого огня, и оглушительные раскаты грома сотрясают вселенную так, что, кажется, на ней не останется более ничего живого.

    Все мы сейчас в России переживаем время ожидания грозы. И хотя по политическому небосклону пока безмятежно гуляет вальяжный тандем, сменяя друг друга, словно солнце и луна, и «Единая Россия» заполняет милую ее сердцу голубизну белыми барашками приветливых кружевных облаков, где-то на горизонте скапливаются черные тучи, насыщенные белым огнем. И первые предвестники грядущей грозы наполняют отчаявшиеся наши души напряженным ожиданием.

    В субботу 11 декабря русская молодежь вышла в Москве на Манежную площадь - требовать справедливости. Очередное безнаказанное кавказское убийство  - убийство русского парня Егора Свиридова вечером на автобусной остановке, на глазах у множества людей, хладнокровное убийство расчетливым выстрелом в голову,  всколыхнуло город, и прежде всего потому, что убийц, задержанных на месте преступления милицией, на следующий же день выпустили на свободу. Дело решилось просто: представители кавказских диаспор в Москве прибыли в Головинскую прокуратуру и забрали своих нашкодивших детей, вздумавших охотиться на гяуров в московских переулках. Забрали, наверное, не безвозмездно. Диаспоры и не предполагали, что русские будут протестовать против очередного кавказского беспредела, ибо привыкли уже, что мы трусливо отмалчиваемся и пугливо отсиживаемся в своих норах, надеясь, что раз сейчас беда пришла не за нами, авось и вовсе пронесет ее мимо.

    И правда, старшее русское поколение отмолчалось. С привычной для себя трусостью, которой уже давно никто не стесняется, взрослые рассуждали, что, мол, дело молодое, во все эти кровавые разборки вмешиваться – жизни не хватит, дайте нам спокойно деньги на жизнь зарабатывать. Но восстали русские мальчики, дети и внуки нашего сдавшегося, задавленного страхом и безысходностью полусдохшего населения.

    Манежная площадь жадно вбирала в себя накапливающуюся черной тучей людскую массу. Подходившие сюда группы по пять-десять человек, - всё молодые, крепкие, решительные парни, - не представляли из себя никакой зримой опасности. Их лица пока не несли печати угрозы, спокойные русские лица. Со всех концов Москвы стекались к Кремлю людские ручейки, и в какой-то миг на Манежной площади они внезапно образовали море. А в людском море, в отличие от ручьев и речушек, начинают действовать иные законы. Кто-то презрительно назовет их законами толпы, я же определяю эти законы как законы движения национальной воли. В этой толпе не было подстрекателей, ведь бессмысленно пытаться командовать десятком тысяч человек, будучи внутри этой бурлящей массы. Море людей движется духом, который собрал их сюда по капле.

    Да, это дух гнева повелевал им вскидывать в ярости кулаки к небу, требуя возмездия убийцам не только Егора Свиридова, но и десятков тысяч зарезанных и застреленных за последние беспредельные годы жертв, что было тут же истолковано правозащитником Барщевским как проявление фашизма. Но скажите, разве двести тысяч русских убитых и изгнанных из одной только Чечни, не стоят даже того, чтобы поднять десять тысяч русских кулаков в их защиту и память?

    Да, это дух национальной оскорбленности заставлял наших мальчишек взывать «Россия для русских», «Москва – русский город», что вызвало истерику Сванидзе в Общественной палате. Но скажите, разве мы уже дожили до того дня, когда  актуален лозунг «Россия НЕ для русских». И чей город Москва, если он НЕ РУССКИЙ? – Китайский? Чеченский? Американский?

    Волнующееся русское море все прибывало, оно наполняло чащу Манежной площади до краев, оно требовало, чтобы голос русской молодежи был услышан. Но никто, кроме милиции в бронежилетах, да ОМОНа в космических скафандрах, зорко карауливших каждое движение протестующих, не вышел к нашим сыновьям. Ни президент, ни премьер, ни генеральный прокурор, ни министр внутренних дел… И тогда море взбурлило. Гнев переполнил чашу Манежной площади: еще бы – наших парней убивают, наших девчонок насилуют, а убийц и насильников выпускают на свободу, да еще и слушать не хотят наши требования о справедливости!

    Справедливость – это самое главное для русского человека в жизни. Знаете ли вы, те, кто управляет сейчас Россией, что русские могут терпеть холод и голод, безропотно выносить лишения, могут работать на износ, не требуя даже денег за работу, но если нарушена справедливость – особенно национальная справедливость, если чеченцу, армянину, дагестанцу, китайцу, еврею дозволяется то, что запрещено русскому, украинцу, белорусу, если русский Саша Копцев тянет шестнадцать лет на зоне за царапину еврею, а дагестанца Черкесова за убийство русского  парня отправляют домой на каникулы, - это рано или поздно выплеснется русским бунтом.

    То, что случилось на Манежной, когда власть струсила выслушать гневный рокот русского моря, - вполне просчитываемый исход. Молодежь была оскорблена безразличием властей к их бедам, молодежь была возмущена хамским равнодушием лощеных хозяев Кремля, дети которых имеют безоблачное и безопасное лондонское детство, в отличие от горьких детских лет четырех миллионов русских беспризорников, в отличие от миллионов обездоленных детдомовцев, словно в войну наполняющих сегодня нашу страну. Молодежь решила докричаться до Кремля, так чтобы ее услышали даже через стену. И докричалась. Власти услышали и увидели, сидя в своих кабинетах, на глянцевых мониторах грозные лики молодых бунтарей. И испугались их до животной икотки.

    То, что произошло потом, свидетельствует о полной деградации управления страной. Вместо того, чтобы пообещать разобраться с этнической преступностью хотя бы в Москве, вместо того, чтобы спешно пересматривать дела по всем межэтническим конфликтам и преступлениям, то есть вместо умиротворения оскорбленной несправедливостью русской стихии, началась компания травли и шельмования русской молодежи.

    Наших детей обзывают фашистами, клеймят подонками и мерзавцами, верещат, что они нагадили на Манежной площади, обещают наказать всех без разбора и особенно зачинщиков беспорядков. Телеведущие со всех каналов, рупор властных структур Сванидзе, озвучиватель идей Кремля Барщевский единодушно слились с хором обличающих голосов записных либералов – с Бродом, Немцовым, Лимоновым и прочими завсегдатаями радио «Свобода», вроде бы резко критикующими сегодняшний режим. Но в том-то и дело, что все они, - и власть имущие, и либералы едины в одном – в лютой ненависти к нам, народу России, которую однозначно высказал Михаил Барщевский с телеэкрана: «Когда выходят с политическими требованиями (имеется ввиду либеральная оппозиция – Т.М.), то дубинки применять в крайнем случае, а когда выходят фашисты (это в представлении Барщевского русские люди, требующие справедливости – Т.М.), то дубинкой по голове – это минимум».

    Зубовному скрежету в ответ резким отпором звучали русские отклики, звучали с неудержимой радостью и гордостью. В прямых эфирах радиостанций мы слышали слова благодарности и веры в молодое поколение, это были слова тех немногих русских, кому удавалось пробиться туда по телефону. Интернет взорвался оглушительным гулом одобрения. Улицы и транспорт еще несколько дней носили в себе  эхо национальной солидарности.

    Прорвавшиеся в эфир русские тоже требовали найти и наказать зачинщиков беспорядков. Тех, кто установил кавказскую вседозволенность на улицах русских городов, тех, кто сделал невозможными для русской молодежи среднее и высшее образование, тех, кто лишил их надежды заработать на собственное жилье и прокормить семью и детей. Вот кого надо наказывать, господа власть имущие, а то ведь вы будете теперь час за часом просматривать видеосъемку мятежной Манежной площади, пытаясь выудить виноватых во взбурлившем русском море. Ну, объявите вы виноватых и посадите их по 282-й и 280-й статьям УК на пять-восемь лет за решетку. Но ведь море, оно на то и море, что капли, зачерпнутые из него ковшом следствия и суда, немедленно будут восполнены новыми грозовыми ливнями.

    11 декабря 2010 года в Москве состоялось знаменательное событие – нашей молодежью массово был преодолен страх за собственное благополучие, которого при этом режиме у них все равно никогда не будет.   Наше молодое поколение потребовало у власти святой русской справедливости. Отцы и деды, матери и бабки наших славных русских мальчиков – дело теперь за вами.

 

 

 

МАНЕЖНАЯ. СЦЕНАРИЙ ПРОВОКАЦИИ.

Елена Семёнова.

    Декабрь в России проходит под знаком событий на Манежной площади и в других городах. Некоторые комментаторы уже успели назвать их «русским бунтом» и даже «первой русской революцией». Однако, детальный анализ произошедшего заставляет усматривать в произошедшем совсем иное. Попытаемся суммировать и проанализировать все имеющиеся на данный момент сведения.

1. То, что убийства русских инородцами (в частности, кавказцами) учащаются год от года – факт, который бесполезно оспаривать. Начиная с лета этого года, мы наблюдаем явную эскалацию межэтнических конфликтов: перестрелки, драки, поножовщина, как в Москве, так и в других городах стали нормой жизни. Жертвами в оных неизменно становятся русские. В последние дни произошло сразу несколько подобных убийств. В Ростове-на-Дону кавказцами был жестоко убит студент Максимы Сычёв. Это дело, вероятно, так и не вызвало бы большого шума, если бы несколько дней спустя в Москве не случилось очередного убийства – болельщика «Спартака» Егора Свиридова. По некоторым данным убийцы, выходцы с Кавказа, в тот день что-то бурно отмечали, развлекаясь пальбой в воздух. Приехавшая по сигналу граждан милиция проверила документы и убыла, не предприняв никаких действий и, стало быть, не предотвратив трагедии. Убийц задержали по горячим следам, но сразу отпустили, как отпустили летом чеченцев, убивших Юрия Волкова.

    Почему происходит подобное? Потому что преступники совершенно уверены в своей безнаказанности. Они знают, что на их защиту непременно встанет диаспора и не в меру толерантная общественность. Милиция так же знает это и отнюдь не имеет желания связываться со всей этой компанией и подставляться под начальственный гнев. Митинских милиционеров, поступивших иначе, судят до сих пор. В стране создана криминальная система, в которой народ де-факто отдан на расправу криминалу, которым пронизано всё. Этнический криминал – немаловажная составляющая этой системы. Совершенно очевидно, что, каков бы ни был менталитет представителей отдельных народов, они бы вряд ли позволяли себе подобные буйства, если бы знали, что за них непременно придётся отвечать по всей строгости перед законом. Посему первая претензия должна быть адресована не тем, кто распоясался, а тем, кто позволил распоясаться. Власти, не желающей защищать граждан от преступников, но хуже того – преступникам потворствующей, защищающей их от закона.

2. Возмущённые творящимся беспределом молодые люди устроили в Москве и других городах массовые акции протеста. Самая многочисленная прошла на Манежной площади. И, вот, тут появляется много странного. Информация о готовящейся акции распространяется накануне. О ней знают все. Подавно - те, кому знать положено по должности, и у кого достаточно агентов в фанатских и прочих группах. Тем не менее, толпа собирается. Несколько лет назад, когда было задание пресечь сбор на РМ, то направляющихся на него людей отлавливали ещё на дальних подступах. В данном случае ничего подобного не наблюдается. 5000-ной толпе позволяют собираться, после чего она неизвестно зачем идёт в загон на Манежке, подставляясь под дубины. На кадрах видеозаписей и фоторепортажей мелькают странные личности, выделяющиеся из общнй массы. Одни направляют (загонщики). Другие демонстративно вскидывают руки перед камерами. "Русский фашизм!" Последняя провокация не нова, её наблюдали на многих акциях прежде. И даже личности провокаторов быстро удалось установить. Оные оказались членами прокремлёвского движения «Наши».

    Но вернёмся к «загонщикам». Ещё не прошла акция, как раздались крики: погром! кровопролития! А был ли погром? Несколько лет назад по случаю поражения российской сборной фанаты устроили форменные бесчинства в центре Москвы, поджигая автомобили, разбивая витрины и т.д. В данном случае мы не видим ничего подобного. Масса гуртом стекается на Манежную площадь. Не выдвигая практически никаких внятных требований. Неизвестно, какую цель преследуя, двигаясь именно в этот пункт. Не так легко переловить массу людей на улицах города, но забившуюся в замкнутое пространство – чего проще? Похоже, именно в этом и заключается причина столь странного выбора места проведения акции. И становится вполне очевидно, кто выступал в роли загонщиков.

3. После событий на Манежной поступает информация, что кавказцы готовят ответную акцию в районе Киевского вокзала. В интернете распространяется запись интервью полковника Квачкова, в котором звучат вполне недвусмысленные призывы, за которые любой мальчишка поплатился сроком. Распространяются соответствующие инструкции, которые подхватываются падкой на подобные призывы публикой и тиражируются по сайтам и блогам.

    Незадолго до акции ученики некоторых школ получают смс - "Приходите на митинг". Рассылка была организованная. Кто и зачем её организовал? Ответ очевиден. Сообщения отправлялись определённой аудитории. Стало быть, номера телефонов были известны. Такие вещи на абы каком уровне не организуются. И, вот, дети 14-15 лет (у нас и взрослые-то не вот склонны поразмыслить, чего уж от детворы ждать) приходят. И попадают под раздачу.

    На отдельных ресурсах распространяется информация о якобы десятках убитых. Атмосфера старательно накаляется.

    По ТВ показывают, как ОМОН ловит пришедших к Киевскому кавказцев и русских.

    В тот же вечер там же появляется уже упомянутый полковник со своим неразлучным спутником – Ю. Екишевым. Их, разумеется, не трогают. Не трогают настолько, что они умудряются спокойно провести целую фотосессию, заснявшись в разных ракурсах для истории. Эта выездная фотосессия затем была выложена и распространена в Сети. На фотографиях практически не заметно особого движения. Создаётся впечатление постановки.

3. После акции голос, наконец, подаёт власть. Подаёт в обычной для себя уголовной стилистике: всех паковать! Президент Медведев картинно интересуется у главы МВД, сколько же лет задержанным. 14, 15 лет, - отвечают ему. Президент ужасается. И тотчас Нургалиев озвучивает вывод: родители и учителя должны отвечать!

4. Вот, здесь следует остановиться подробнее. За всеми указанными событиями наше общество совершенно не обращает внимания на то, что в России готовят принять очень важные и очень страшные законы, позволяющие отнимать у родителей детей по всякому надуманному предлогу и ставящие родителей в положение совершенно невозможное. Для иллюстрации приведём выдержку из материала, опубликованного в преддверье проходившего в эти дни Всероссийского Общественного форума «Спасём семью – спасём Россию!»:

«Такое ощущение, что устроенные в последние дни межнациональные конфликты имеют ещё и другую цель – отвлечь внимание общества от реализации поистине дьявольского плана, который планируется ускоренно ввести, пока страна будет «переваривать» межнациональные разборки и гулять новогодние праздники.

    Одно из двух: либо нас всех торопятся поскорее уничтожить, либо хотят, чтобы страна взорвалась. ПОКА ВНИМАНИЕ ОБЩЕСТВА ПРИКОВАНО К МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫМ КОНФЛИКТАМ, за нашей спиной в обстановке полной информационной блокады готовится не просто принятие ювенальной юстиции. Форсайт-проект "Детство 2030" - это еще круче, чем ювенальная юстиция! Поскольку волна родительского протеста не была бесплодной и продвижение «ювенальной юстиции» через Госдуму удалось остановить, они решили пойти другим путем...

    10 декабря в Минрегионразвития состоялась Всероссийская конференция по ювенальной юстиции. Проводятся съезды уполномоченных по правам ребенка, обсуждение новых «законодательных инициатив» идет во всех органах власти. В конце декабря состоится российско-американская комиссия по защите детей. Общественная палата обсуждает пакет «законодательных инициатив», означающий радикальное изменение нашей жизни через призму «защиты детей» без участия родителей. Фактически уже создана и активно лоббируется правовая база для вмешательства различных государственных структур в дела семьи.

    Планируется, что уже 27 декабря 2010 г. на заседании Госсовета, пакет законопроектов для внедрения ювенальной юстиции в России по теме «защита детей» будет представлен Президенту. Если мы промолчим – он будет одобрен, представлен в Госдуму «сверху» и принят. Этого нельзя допустить. Промолчим – пропустим ювенальную юстицию в Россию. И если бы только ее...

    Это разрушение семьи в России. Информационную блокаду нужно прорвать. Если промолчим, то как потом будем оправдываться перед нашими детьми? (Уже сейчас в пилотных регионах России, где работает Ювенальная юстиция, родители должны будут платить ежемесячно 26000 рублей за каждого изъятого ребенка. При отсутствии такой возможности по суду будет изыматься движимое и недвижимое имущество. Вот это бизнес! 10 изъятых детей в детдоме и 260000 рублей ежемесячно падает на счет детского дома без малейшего напряжения). И если бы только в этом было дело…

    Несмотря на то, что 8 октября 2010г. под давлением общественного мнения Госдума РФ отклонила законопроект «О ювенальных судах», остались в силе все остальные законодательные инициативы разрушения института семьи в России, а значит – уничтожения России как государства.

    Существует хорошо известный воровской приём отвлечения внимания, когда под дверь намеченной жертвы подбрасывают дохлую кошку, и пока по этому поводу на лестнице идёт обсуждение и выяснение отношений с соседями, из квартиры через окно выносят всё ценное. Уж не такую ли «дохлую кошку» хочет нам подбросить разнообразное политическое жульё?!

    27-28 ноября 2010 г. в Санкт–Петербурге прошел Всероссийский социальный форум, якобы, по «Защите детей», на котором прозвенели первые «звоночки» нового курса развития России. На нём предложен целый пакет законов, позволяющих под предлогом «защиты детей от насилия» разрушить любую семью и отобрать у неё детей. Кроме того, от имени Общественной Палаты лоббируется в качестве основы для развития России на ближайшие 20 лет в сфере детской политики так называемый «Форсайт-проект «Детство-2030», перед которым даже программы германских нацистов выглядят вполне невинно.

В этом проекте:

- лицензия на родительство: «Родители должны регулярно проходить программы повышения своей компетентности». Если «родители имеют низкую квалификационную оценку» - они лишаются родительских прав, ребенок помещается в приют; - принудительная стерилизация некомпетентных родителей, взамен предлагается «ребенок–робот, который способен имитировать поведение настоящего ребенка. Подобные разработки, которые ведутся с 90-х годов прошлого века, будут массово интегрированы в общество - в программы по подготовке родителей, для продажи тем, кто не хочет или не может иметь настоящих детей».

- повсеместное введение неких психологических Центров - чтобы дети свои проблемы рассказывали не маме и папе, а именно в этих Центрах. В будущем эти Центры станут называться «воспитательные сообщества», в которых будет происходить выращивание «конкурентоспособного человеческого капитала»;

- принудительная чипизация: способности ребенка предлагается «увеличивать за счет генной модификации и чипизации», «Должна быть обеспечена постоянная связь каждого индивидуума с глобальными информационно-управляющими сетями. Наноэлектроника будет интегрироваться с биообъектами (людьми) и обеспечивать непрерывный контроль за поддержанием их жизнедеятельности, улучшением качества жизни, и таким образом сокращать социальные расходы государства»;

- введение обязательного уровня материального обеспечения, несоответствие которому повлечёт изъятие детей по бедности (или невыдачу лицензии на родительство), так как «бедность осложняет воспитание детей, ограничивая родительские возможности по созданию насыщенной развивающей среды вокруг ребенка»;

- введение принудительной вакцинации и сексуального «просвещения» (в ЕС уже появились в продаже детские презервативы, а новая вакцинация, по мнению ряда врачей, ведёт к бесплодию девочек);

    Уже 27 декабря 2010 года эти предложения и «законодательные инициативы» планируется рассмотреть на Госсовете. Если Президент их одобрит и подпишет, именно этот «инновационный курс» развития России будет принят».

    Об этом следовало бы кричать на площадях, но об этом еле-еле вспоминается. В итоге законы эти будут приняты, а последствия не заставят себя ждать. В этой связи повторим нургалиевские слова: родители и учителя должны отвечать. В свете новых законов отвечать вполне может прийтись. Ребёнок у вас вредные идеи имеет, не на те акции ходит - значит, воспитали плохо, значит, нельзя вам дальше доверять воспитание. Это не бред. Это в наших условиях вполне реально просматривающаяся перспектива.

5. По всем каналам идёт орево - "Русский фашизм"! На канале «Россия» демонстрируется «расследование». Репортёр находит в интернете "законспирированную" (особо подчёркивается) националистическую организацию, связывается с ней по ICQ и получает приглашение на базу. "Нас привезли сюда с завязанными глазами" - сообщает репортёр, театрально срывая маску. Камера, надо понимать, тоже находилась в маске. База "русских фашистов". Здесь учат убивать! И "фашист" добросовестно показывает, куда втыкать нож (в спину) и как его поворачивать. (Кстати, указанную телепередачу следовало бы привлечь к ответственности за демонстрацию подобного пособия по убийству.) Далее ошалевшей аудитории рассказывают, что данный "фашист" - студент престижного ВУЗа, зовут его так-то и так-то, и он уже принимал участие в экстремистских акциях (продолжая в престижном ВУЗе учиться). Конспирация на грани фантастики! Далее демонстрируют боты "фашиста". С белыми шнурками. "У тебя шнурки белые. Значит, ты убивал?" - "Тот, кто не убивал, не может называться национал-социалистом"! Так прям и расписывается конспиратор. Убивал, мол. И ещё буду.

    После этого бреда на экране для обсуждения появляются адвокат Барщевский, футбольный начальник и вездесущий режиссёр Михалков с выражением вселенской скорби на лице. Последний тотчас показывает фрагмент из своего бездарного творения "12", резюмируя: "У меня ещё когда обо всём об этом было показано!" А г-н Барщевский уже торопится вспомнить про "ролик известной партии" (имеется ввиду, само собой, партия «Родина»). Сколько лет прошло, а до сих пор других крайних не отыщут. Вот, мол, когда всё началось!

    А по другим каналам - то же. И требования разобраться, раздавить, не пущать. ФСБ усиляет контроль над социальными сетями и электронной почтой граждан. Социальные сети спешат заявить, что будут закрывать доступ к дневнику, удалить любой Контент и/или ограничить доступ к любой части сервиса, которая содержит противоправный Контент, способствующий разжиганию ненависти в отношении расы, этнического меньшинства, половой принадлежности, транссексуалов, людей с ограниченными возможностями, сексуальной ориентации...». Как правильно заметили пользователи в ЖЖ, ненависть в отношении этнического большинства не вызывает возражений со стороны руководства социальной сети. Как не вызывает и у власти, как огня боящейся самого слова – русский. Характерная фраза премьера Путина во время «общения с народом»: «Не надо мазать одной краской ни кавказцев, ни… ни… ни лиц других национальностей».

    Со стороны диаспор следуют требования кар. Президент ФНКА «Азеррос» Союн Садыков направил президенту Россию Дмитрию Медведеву письмо, в котором предлагает, в частности, провести спецоперацию по ликвидации русских националистов в городах России - таким же образом, как «на Кавказе успешно проводятся спецоперации по уничтожению боевиков и экстремистов». Муфтий Равиль Гайнутдин выступает с оскорбительными для русских заявлениями: «После получения зарплаты они пропадают на 15-20 дней, и в это время станки стоят». За последние 20 лет в России выросло поколение, которое «не любит работать, а любит смотреть порно, пить алкоголь, принимать наркотики и тусоваться в клубах – ни один из них не выйдет в поле сеять и собирать урожай». "Деградировавшему" коренному населению Равиль Гайнутдин противопоставил трудовых мигрантов, которые «не пьянствуют, дисциплинированы и трудолюбивы», не совершают преступлений. Примечательно, что с очень похожим комментарием выступает одновременно священник Дмитрий Смирнов, пояснивший пастве в эфире, что мигрантов нельзя сократить, потому что в отличие от русских они – не пьют, трудолюбивы и дисциплинированы. А следом и глава синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин, выступая в пятницу на круглом столе по межэтническим отношениям в Москве, объявил, что если русских убивают или насилуют, то виноваты, безусловно, сами русские. "Если она носит мини-юбку, она может спровоцировать не только кавказца, но и русского. Если она при этом пьяна, она тем более спровоцирует. Если она при этом сама активно вызывает людей на контакт, а потом удивляется, что этот контакт кончается изнасилованием, она тем более не права", - таким образом представитель МП ответил на вопрос о том, почему русские девушки часто являются объектом домогательств кавказских мужчин.

    О кавказцах, вообще, заикаются лишь иногда. Уклончиво. Для приличия. А так - "националисты"! И гавкают наперебой все кремлёвские башни: ужесточать законы! И вторит "святейший", чётко озвучивающий позицию партии: угроза перед выборами 2012!

    Вот, тут-то и зарыта собака. У них выборы 2012. У них пакет чудовищных законов, которые непременно нужно принять и реализовать. У них несколько грандиозных проектов освоения средств (Сколково, Олимпиада и т.д.). А обстановка социальная такова, что вот-вот может грозить взрывом. И всего удобнее направить протестную волну на тех, кто "достал". Крик "Бей!" всегда будет подхвачен толпой. Особенно, если бить предлагается не абстрактную власть, а кого-то поближе.

    Достигается сразу несколько целей:

    1. Внимание общество приковано к одной единственной проблеме, на прочие его уже не хватает.

    2. В обществе нагнетается атмосфера враждебности, тревоги, нервозности, раздора (даже среди своих). В такой атмосфере всего удобнее запускать репрессивный маховик.

    3. Является дополнительный повод давить всякое русское движение. А при худшем прогнозе - ещё и родителей за детей к ответу притянуть. И тем ещё один удар по семье нанести.

    4. А на перспективу ещё крепче внедрить в головы идею: единственное спасение - отделить этот ужасный Кавказ. Эту идею уже прокричали в последние дни провокаторы и профаны. Когда страна начнёт разваливаться в очередной раз (а при нынешнем курсе это неизбежно), эти крикуны весьма пригодятся, и почва будет подготовлена. Кавказ отделят при народной поддержке. И народ ничуть не смутится, что вместе с Кавказом уйдёт и Ставрополье (неслучайно прирезал его к СКФО). Как не смутился, когда уходили исконно русские земли (с русскими людьми) республикам при распаде Союза.

    Итак - роли распределены. И все готовно играют их. Не давая себе труда - хоть немного задуматься о причинах и следствиях.

    Есть, впрочем, кое-что, в чём кукловоды могут просчитаться. Может случиться так, что протестное настроение, которому дали вырваться теперь, станет развиваться и выходить из-под контроля. Толк же будет лишь в том случае, если это протестное настроение охватит действительно широкие слови население и будет направлено не против представителей иных народов, а против системы, которая создала криминальную ситуацию в стране, против проводимой в стране политики. Если протест этот будет подкреплён конкретными, грамотными требованиями и пониманием не только того, против кого и чего выступать, но и за что.

    А покуда нет ничего этого, и нет понимания того, что происходит, ничего путного быть не может. Не может быть ничего путного ещё и потому, что никакого народного движения пока нет. В данных случаях перед нами не народ, а толпа. Толпа, в которую сбились горячие, пылающие справедливым гневом, но не способные рассуждать мальчишки. Такая толпа, в конечном итоге, обречена идти туда, куда поведут её внедрённые в неё опытные загонщики. Обречена попадаться на удочки всевозможных провокаторов. Обречена или подставляться под дубинки, или привести на своих плечах к власти джокеров, в нужной момент выброшенных теми же руками из той же самой краплёной колоды.

 

 

СУТЬ АНТИНАЦИОНАЛЬНОГО РЕЖИМА

Дмитрий Барма

    События с 11 по 15 декабря 2010 - прямое следствие чекистской политики. «Заминание» убийства русского человека, начавшееся с того, что большинство участвовавших в нём «джигитов» оказалось на свободе (не вызвало вопросов даже неоказание помощи), не было необычным. Русские бесправны. Для чекистского режима это обычная практика, равно как и избирательное применение положений своего «закона» против русского населения (пример тому - «русская статья»). Необычно сильна была лишь вспышка недовольства и… брошенный кавказцами вызов русскому населению. Предложение 15 декабря силой выяснить кто сильнее. Прямо посреди Москвы, на площади Киевского вокзала. Вот до чего довела политика ностальгирующей по СССР власти. Почему?

    Посмотрим ab ovo. Откуда симпатии сталинизму? В чем сущность чека, без которой Кремль не может властвовать? Не зря же 17 декабря этого года Медведев вручил «конторе» новое знамя, бело-голубое со щитом и кинжалом. Что за названиями? Что такое чека? Чем оно занималось с самого начала? Состав чекистских рядов – не русский, как и сам большевизм, оплотом которого чека является. Большевизм, с самого зарождения, был не только способом захвата и удержания власти обезбоживанием и совращением населения с его последующим закабалением, не только способом поставить народ на колени.

    Это был путь уничтожения национального русского государства, захвата русских территорий и планомерного сживания порабощенных с лица земли. Организации паразитирования (для того и раздувается управленческий аппарат) и обогащения за счет разграбляемых ресурсов. Это обеспечивает сильное вовнутрь государство, основанное на лжи и зле. Силу ему дает чека: террористическая организация, активно участвовавшая в геноциде России, сознательно уничтожавшая голову русского народа, его лучшую часть, национально-мыслящую и религиозную.

    «Многоплеменные государства известны в истории; антинациональное и интернациональное государство… появляется впервые» (Иван Ильин). Но существование государственной организации, ведущей не только антинациональную внешнюю политику (от позора подготовленного Троцким-Бронштейном Брестского мира до отдачи русских островов по Амуру Путиным и уступок нефтеносного шельфа Медведевым), но разграбление и сживание со свету коренного населения, существование такого государства невозможно без насилия и лжи, без изменения удельного веса национальностей, без обезбоживания и денационализации, без бессовестной демагогии и политических трюков.

    Силой удержать русских на коленях. Как и раньше, но исподтишка, чем и руководят чекисты. Суть происходящего за фасадом «имитации демократии» и бесправие народа точно описаны И.А. Ильиным в статье «Политическое наследие революции»: «что имеет особое значение, это поддержка такого злодейского начинания со стороны людей, лишённых национального и патриотического чувства: здесь очень важно участие людей других наций и рас, не способных одуматься, а может быть даже озлобленных, мстящих и зложелательных.

    Понятно, что введение такого строя непременно поведёт к массовому вымиранию и убиванию, которое примет характер «геноцида» (т.е. национального истребления); и если введение этого строя будет осуществляться изнутри авантюристами чуженационального и интернационального порядка и поддерживаться извне - по соображениям страха, корысти или завоевания - другими государствами, то борьба с ним может стать особенно трудною. Именно такой геноцид происходит вот уже десятилетиями в России, при участии многих других народов и почти всех других правительств, охотно прикрывающихся на словах своей «неосведомлённостью» и «нейтральностью» (И.А. Ильин). И хотя Иван Александрович ничего не писал о назначающих друг друга президентах, но и это беззаконие – логичный плод советии.

    Национально мыслящие русские люди, первые жертвы террора, были «против захватных вожделений инородцев, против разрушительного процесса изменения удельного веса национальностей в русском обществе» (Священномученик Иоанн (Восторгов)),  следствием которых стал октябрьский переворот 1917 года: «русский человек оказался слабым в добре и подчинился нерусским людям, составляющим в стране ничтожное меньшинство (около 50000 большевиков), но зато оказавшимся сильным во зле, сильным бессовестностью и волею к власти, сильными прямым и свирепым убийством» (И.А. Ильин).

    Денационализация, замещение выморенного населения пришлым –продолжение того же процесса. Держа порабощенное  население под ярмом власть расширяет лояльную себе прослойку не из его числа. Лояльность пришлого населения покупается послаблениями и безнаказанностью. Шумихой вокруг «борьбы с экстремизмом» власть разжигает и без того имеющиеся антирусские настроения, что ведет к кровавым преступлениям, оставляемым безнаказанными. Вот это и вызвало события второй трети декабря. Итог их: ужесточение «законов» и «борьба с экстремистами» (не меняя ее направленности и характера). Уж не сама ли власть все это и спровоцировала?!

    Помимо насилия и тотального контроля чекистов для режима характерно политическое трюкачество и бессовестная демагогия. Но чего ещё ожидать от дикарей у власти? Фиглярство во внешней политике и пропагандные словеса внутри лишь маскируют очередные неудачи. Власть выкрутится - на некоторое время – и снова сядет в лужу, что неизбежно в обществе мнимого ранга. Иностранные политики выторгуют на этом очередные уступки, а доверчивые граждане так и останутся ждать обещанного нано-рая. При этом народ, лишенный возможности свободного приложения хозяйственной инициативы и тем отучаемый от нее, становится менее способным к проявлению своих производительных сил и более зависимым от обещаний власти. Даже заведомо несбыточных.

    Главная сила Кремля – в залганье, в развращении и обезбоживании массы. При антинациональном характере политики власти необходим хоть один кумир, хоть один жупел, который можно было бы считать, пусть и в извращенном виде, если не национально-, то интернационально-патриотическим. На мумии Владимира Ульянова-Бланка далеко не уедешь: что патриотического в замаринованном трупе германского шпиона на Красной площади? Осталось спекулировать на «великой победе» сталинизма, возведя ее в ранг идеологической доктрины и используя для извращения здоровых национально-патриотических чувств народа и бессовестного манипулирования им, не стесняясь даже мифа о «православных» атеистах Сталине и Жукове.

    Русское православие, носитель нашего русского духа, чуждо этому государству. Иуда Искариот власти ближе: не зря же большевики ставили ему памятники как национальному герою. Потому не удивляет, что и самая Церковь Христова вновь подвергается гонениям, что власть пытается лишить ее святынь и храмов и сжить с лица земли, замещая своей собственной, подменной, взрощенной на лжи и в служении злу.

     Но каким бы сильным ни казалось неуговариваемое зло (жизнь доказала его неуговариваемость и губительность компромиссов), а стоящее на лжи - не прочно. «В правде великая сила: стоит ее только показать, и облако всякого «залганья» рассеется само собою» (Св. Муч. Иоанн (Восторгов)). Вот где сейчас нужны поступки, а не рутинная теплохладность - нести правду шире своего привычного круга общения. Не стесняясь, не выжидая, ведь «выжидающий и прячущийся совсем не «выжидает» и не «прячется», а предает и предается» (И.А. Ильин). Иного не дано.

            Подмосковье

 

БОЛЕЗНЬ

    Странник

    Никто не любит болеть. Поднимается температура, по телу распролзается  слабость, организм теряет способность нормально функционировать и даже лежание в постели становится невыносимым. Но повышение температуры при этом - всего лишь реакция организма на болезнь, на посторонние микроорганизмы, кроторые
проникли в тело и не дают ему нормально функционировать. Повышение температуры - знак того, что в крови стало больше лейкоцитов, которые уничтожают болезнетворные микробы.
    Большинство из нас заболев, проклинает высокую температуру и слабость, забывая, что это следствие болезни, а не причина и всего лишь показатель того, что организм борется с болезнью. Но так уж устроен человек, что испокон мира он часто  путает причину и следствие.
    Россия больна. С этим согласится сейчас любой нормальный человек.
Некоторые авторитеты утверждают, что она мертва и боюсь, что они не так далеки от истины. Но события 11 декабря 2010 года в Москве, а 12 декабря в Ростове  опровергают этот приговор. У остывшего казалось бы трупа температура подскочила до сорока. Плохо это или хорошо? Для покойника любая лихорадка счастье. Для живого человека скачок температуры означает, что его организм борется за свое существование и что для него еще не все потеряно. Врачи знают, что хуже всего когда организм не реагирует на болезнь - это означает близкий конец.
    Сейчас обывателей пугают русским фашизмом. Мне смешно, когда я читаю эти строки. Русский обыватель не боится коммунизма, который в тысячи раз хуже фашизма. Можно еще понять, когда запад нападает на фашизм, но Россия...
Конечно, сегодняшнего обывателя коммунисты не сажали в лагеря, а устроили ему легкуюи приемлемую, по его, обывателя, понятиям, жизнь. Однако поддерживать организм в коме еще не значит обеспечить ему полноценную жизнь. Кроме того,  немецких и итальянских фашистов давно нет, а если они когда либо опять появятся, то врят ли второй раз появяться в России, а русского фашиста чего русскому обывателю бояться? Что он принудительно отправит его, обывателя, на работы в Германию? Так сейчас многие посчитают это за счастье. Или станет отнимать у русских продукты и отправлять их опять же в Германию. Так в это даже самый тупой обыватель не поверит.
    Но существует во всем мире табу на фашизм. Поэтому любое неугодное самозванцам в Кремле русское движение окрестят фашистским. Ведь хочеться им представить дело так, что сегодняшний россиянский режим, плоть от плоти, кровь от крови режим коммунистов, не отвечает за преступления коммунистов Ленина и Сталина, а простые русские люди, деды которых воевали против немцев в сорок первом, если назвать их фашистами, становяться автоматически ответственными за все деяния Гитлера и НСДАП. Логике в этом нет никакой, но в политике важна не логика, а навешивание ярлыком и обливание оппонентов помоями. Главное не мысли, а эмоции и умение на них играть. Россиянские вампиры играют на последней еще доступной для них эмоции русских - на ненависти к германскому фашизму.
    Русский обыватель - последняя надежда Кремля. Надеются пседоправители, что он не поддержит молодежь, посчитав, как обычно, что его хата с краю. Для него создаются все эти сказки о "хороших" коммунистах и "плохих" фашистах в надежде, что часть русского организма решит, что бесполезно бороться и примет медленную смерть вместо бурного выздоровления. Потому-что больше то кремляди надеяться не на что.
    Власть говорит обывателю - оставь все как есть, может не твою дочь изнасилуют кавказцы, может не твоего сына убъют мигранты. А если не твоего, то что тебе то напрягаться. Живи, пока можно. Ведь сейчас ПОКА ЕЩЕ можно. Если не выходить по вечерам из квартиры, быстро проходить по улице опустив глаза в землю, не толкаться в метро и упаси бог не связываться с кавказцами, то кое-как прожить можно.
    Но пока различные клетки русского организма прикидывают и думают, русские лейкоциты начали борьбу за весь организм. Потому что они понимают, что по отдельности ни одна из этих клеток не выживет, как бы им это не казалось сейчас.
    Русь отторгает инородные ей микроорганизмы.
    Это нормально, когда тебя бъют - бить в ответ. Это нормально, когда табя убивают - убивать в ответ. Во всем мире это называется самозащита и это не преступление.
11 декабря на Манежной площади прошла акция самозащиты. Самозащиты Русского Народа.

 

 

ЧЕЛОВЕК - МИЛЛИАРД

Игорь Колс

                                                «Или не знаете, что неправедные

                                                Царства Божия не наследуют?

                                                Не обманывайтесь: ни блудники,

                                                Ни идолослужители, ни

                                                Прелюбодеи, ни малакии, ни

                                                Мужеложники, ни воры, ни

                                                Лихоимцы, ни пьяницы, ни

                                                Злоречивые, ни хищники –

                                                Царства Божия не наследуют».

                                                    1-е Коринфянам, VI, 9 -10.

 

                                                            «Трудно богатому войти в Царство Небесное;

                                                            Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши,

                                                            Нежели богатому войти в Царство Божие».

                                                                    (Матф. 19, 23-24

      Стив Ричардсон себя вором не считал, да и какой же он вор, недавно он унаследовал состояние от отца в четыреста миллионов. Кто же с такой суммой ворует? Нет, он - работяга, как он сам себя звал. Трудится всю жизнь. И кем? Простым механиком! Ну, правда, не совсем простым, а автоэлектриком. Отец выбрал ему эту специальность, потому что, будучи сам механиком, нуждался в помощнике по электрочасти, ведь машины к концу ХХ века все больше оборудовались электроникой.

      Стив с детства - в мастерской. В синем комбинезоне, с отверткой в руке или в кармане, он всегда - в полной боевой. Готов всегда кому - что подкрутить, подладить, поменять батарею. Готов задержаться допоздна, если надо. Но, конечно, не просто так, а за деньги. Ведь его с детства отец учил, что каждый труд должен быть оплачен. Отец ему, когда он еще был мальчишкой, никогда мороженое просто так не купит, а только после того, как он гараж подметет.

      Признаться, отец его был известный скряга. Цента не передаст никому. Сыну во всем отказывал. Несмотря на то, что имел уже большое состояние, определил сына в государственную школу, на частную - денег пожалел. Да и оправдывал себя по-простому: сам рабочий, университетов не кончал, нечего и сыну набираться транжирству и пошлой интеллигентности от отпрысков докторов и юристов. Как он их не любил этих «ученных»! Очки себе на нос нацепят, важничают, разговаривают снисходительно, а потом еще и счета выставляют. И как обидно, что счета большие, а они, ведь, ничего не произвели. Сидят себе в кабинетах, чистенькие, руки ухоженные, не то, что у него – заскорузлые, в трещинах, ссадинах, а масло в них так въелось, что уже ничем не выведешь. Да и какой смысл выводить его, ведь завтра опять в мотор лезть, опять по локти в масле, только зря деньги тратить на средства моющие.

      Пришел отец Стива как-то к доктору посоветоваться на счет ноги, она распухла и долго не заживала - уронил на нее распредвал от грузовика. Сам бы в жизнь не пошел, да жена заставила, боялась, что хуже станет. И что этот доктор? Чем помог? Пощупал своими пухлыми пальцами, похмыкал, сделал рентген. Рассматривал его долго перед лампой - цену себе набивал, и еле заметил трещинку маленькую. Наложил «шину», забинтовал туго и велел никакой нагрузки на ногу не оказывать, а отдыхать пока трещина не срастется, а потом к нему еще разок зайти, еще рентген сделать.

      «Ну и что? Что без него я сам, что ли не знал, что если не работать, а отдыхать, то и проблемы не будет», - думал отец Стива. – «Но, ведь, и денег не будет. За пару недель я могу, сколько заработать!».

      А когда получил счет от доктора, то ярость просто захлестнула его. «Вот, проходимец! Вот, жук навозный! Четыреста долларов! За что?» - кричал он, бегая по дому со свирепыми глазами и бросая злые взгляды на жену. Та, в свою очередь, тихонько выпихнула сына из дома и, Стив поплелся в гараж. Больше ему пойти было некуда, друзей у него не было, а в гараже можно было отвлечься от утомительной жизни. Жизнь утомляла Стива. Несмотря, что ему было шестнадцать лет, его кроме гаража ничего не интересовало. Ведь не на чем другом не заработаешь, только потратишь, а в гараже работа всегда найдется. Сделаешь что-то, инструменты по местам разложишь, и отец деньги даст.

      Деньги Стив носил в банк, где отец открыл ему счет. Стива удовлетворяло, что ни у кого в классе нет столько денег, сколько у него. Пусть он их не тратит, как другие, на что попало. Пусть из-за этого у него нет друзей, они ему и не нужны, с деньгами он и без них обойдется. Он всегда прислушивался к отцу. Отец уже имел огромное состояние, хоть и был простым механиком. Все заработанные деньги он вкладывал в недвижимость – покупал квартиры и мастерские по ремонту машин. Сам в них не работал, а сдавал в наем другим механикам, а квартиры - жильцам. Недвижимость росла в цене, и каждые десять лет ее стоимость удваивалась. Каждый скачок цен на рынке недвижимости приводил отца Стива в неописуемую радость. Он бегал по дому с воспаленными от восторга глазами, рассекал правой рукой воздух и выкрикивал: «Вот так! Вот так! Знал, что делаю!»

    Потом, приходя в себя и успокаиваясь от нахлынувших чувств, добавлял: «И так пусть всегда…». Следующие несколько лет до очередного бума отец Стива угрюмо и сосредоточено вкалывал в гараже.

      Стив, наблюдая за отцом, думал про себя, что он тоже, как только отложит достаточно денег хоть на самую маленькую квартирку, сразу ее купит. Только однажды Стив засомневался в правильности отцовского дела. У отца начались неприятности, он втянулся в судебные дела, против него были большие иски. Деталей Стив не знал, отец не посвящал его в свой бизнес и скрывал от сына свое состояние.

    В этот раз, что-то пошатнулось в его недвижимой империи, и в доме чаще стали слышаться слова: банкротство, суды, арест имущества.

      Отец Стива покупал квартиры взаймы, беря большую часть в банке. И вдруг банковский процент поднялся, цены на недвижимость упали, рент снизился. Дела пошли плохо, кредиторы затребовали своё, и в доме Стива началась паника. И тут кто-то посоветовал отцу хитрого юриста, и тот так заплел дело, так затянул его, перекладывая слушания по разным причинам, что и все дело развалилось в суде. А тем временем дела выправились, долги погасились, и жизнь наладилась.

    Юрист, правда, запросил много, отравив жизнь отцу. Отец всегда недолюбливал юристов, а тут разозлился не на шутку.

      - Вот подлец! – кричал он о юристе. – Запросил шестьдесят тысяч! А сам ведь ничего не сделал! Бумажки с места на место переложил и все!

      Он так разошелся в своем негодовании, что никак не мог выйти из ража. И вдруг его схватил удар. Он успел только, озираясь по сторонам, подойти к столу, взяться за сердце, возвести глаза к потолку, и рухнул, как подкошенный. Приехавшие врачи констатировали мгновенную смерть. И также мгновенно и неожиданно Стив стал владельцем его автослесарно - квартирной империи. Только в одном Сиднее у него оказалось тридцать автомастерских в лучших районах города и квартир на триста миллионов.

      Казалось, можно успокоиться, отойти от житейской суеты, приложить себя в новом деле с таким состоянием, порадоваться жизни, попутешествовать, посмотреть мир.… Но не таким был Стив. Мало того, что за всю жизнь он ни разу не покинул Австралию, он не отъезжал дальше Сиднея на двести километров. Помимо того, что ему не было интересно, он еще и панически боялся летать на самолетах. Он вообще был клострофобик. Когда случалось ему попадать в туннель, он дрожал всем телом, зажмуривал глаза, его передергивало, и он издавал звук похожий на фырчанье лошади. 

      К удивлению всех, кто его знал, Стив после похорон отца, как ни в чем не бывало, появился в своей автомастерской в дежурном комбинезоне и продолжал работу, как будто у него и не было огромного состояния. Рент за квартиры и другие мастерские ежемесячно стекался на его счет, и он покупал очередную квартиру или автомастерскую. Нельзя сказать, что у него совсем ничего не изменилось в жизни. Нет, у него появились новые приятели и знакомые, новые предложения с разных сторон, куда можно вложить деньги. Но Стив не мог рисковать, он шел проторенным курсом отца и на все новое, что ему предлагали, он только улыбался и молчал.

      Постепенно от него отошли все новые приятели, видя, что на нем  не поживишься, а Стив, как прежде, ходил на работу, беря с собой свои бутерброды. К вечеру он приходил домой и искал в газетах квартиры для потенциальной покупки. Так и шла из года в год его однообразная жизнь, ему исполнилось пятьдесят, он похоронил мать и остался совсем один. Родственники с ним отношений не поддерживали, друзей, как и всегда, не было, а механики, что работали на него, сторонились его, так как любой контакт с ним вне службы приносил проблемы – скупость Стива была несносна. Но на работе у него все было слажено. Стив знал свое дело и знал кого, где поставить, сам оставаясь в тени. Заказ на ремонт машин у него принимал юркий менеджер, который мог заговаривать клиента. Механики работали дружно, стремясь поскорее отхватить свой кусок от доставшегося им пирога в виде попавшего к ним незадачливого автовладельца. Здесь Стив проявлял свой опыт, приобретенный у отца. Когда владелец оставлял машину на ремонт, то Стив, как сыскная собака, обнюхивал ее, создавая, где мог, работу, которую можно насчитать на клиента. Подручные механики склонялись с ним вместе над очередной жертвой на колесах и выуживали из нее все «проблемы», скрупулезно записывая в счет детали своей «работы». Причем калькуляция у Стива была своеобразная, он насчитывал своим жертвам сумму за ремонт и сервис не в два - три раза больше обычного, а ровно в пять раз. Это был его конек, который он оседлал еще в юношестве. От такого «приговора» любой несчастный просто приседал, а если и пытался возражать, то его дружно окружали механики и доходчиво объясняли, что он, можно сказать, отделался легким испугом…

      А клиентов у Стива было хоть отбавляй. Его мастерская, расположенная на центральном перекрестке торгового центра, притягивала к себе новые жертвы огромным неоновым рекламным щитом, как фонарь мошку. Здесь предлагалось всё: механический ремонт всех марок машин, техническое обслуживание, новые батареи, все электрические работы, новые покрышки, устранение ржавчины и так далее и тому подобное.

      Правда, периодически возникали проблемы. Некоторые клиенты отказывались платить. Многие по принципиальности и некоторые потому, что у них не было таких денег. По закону Стив мог не отдавать владельцу машину, пока ему не уплатят за ремонт, что он и делал в таких случаях. Тогда, попавшие к нему бедняги обращались за помощью кто куда, на что хватало их воображения. Одни шли в полицию и пытались там объяснить ситуацию. Но, столкнувшись с неприветливостью, как только речь доходила до названия мастерской, отступали. Дело в том, что в полиции у Стива были свои люди. Он чинил их «коней», выхлопотав за взятку контракт на обслуживание полицейских машин.

      Некоторые пытались жаловаться в различные организации, но и там с неизменностью получали вежливый совет, что им лучше уладить дело самим и чуть не обвиняли в нежелании платить по счету. И здесь была маленькая хитрость. Все, кто расследовали жалобы, знали еще  отца Стива и его самого. Знали и их членство в тайной организации, где было много влиятельных чиновников и полицейских, и председательствовал главный полицейский штата. Одним словом на Стива управы не было. Он и сам это знал, оттого все больше делал свое дело грубее и наглее.

      Стиву не нравились люди. Возможно, это передалось ему от отца. Отец его не любил не только докторов и юристов, но и вообще всех, включая свою жену и сына. Он всегда гнался за богатством, за длинными нулями на счету, и все, что становилось у него на пути к его цели, вызывало раздражение. Любые траты на семью лишали его воздуха. На жену он смотрел, как на кухарку и уборщицу, на сына, как на подсобника. И выдавал им скудное жалованье только по необходимости.

      Стив, неизбалованный с детства в нарядах, так привык к своему комбинезону, что и расстаться с ним не мог. У него, кроме самого необходимого, не было ничего из одежды. На аукционы по продаже квартир он ходил в серых от грязи джинсах и в вылинявшем свитере. Там на него сначала недоверчиво косились, но, узнав, что он скупает квартиры, любезно заискивали. Стив был очень тщеславный. Ему очень хотелось, чтоб к нему относились с уважением. Причем к такому, как он есть, скупому и серому.

      Незадолго до смерти отец его ввел в тайное общество, где сам был членом много лет, участвуя в мессах «великому архитектору». Теперь и Стив присутствовал на тайных собраниях в белом переднике. В нем он чувствовал себя неуютно, как будто его нарядили официанткой. Его длинные и жилистые руки, покрытые курчавыми рыжими волосами, несуразно свисали до пола. Сам он сутулился, пытаясь скрыть свой рост среди коротеньких собратьев по ложе. Он бы не ходил туда, и тем более не платил бы членские взносы, но причастность к тайному ордену позволяла безнаказанно грабить на большой дороге, где размещалась его мастерская.

      Однажды Стив пришел на аукцион покупать очередную квартиру. Он любил сесть сзади, так чтоб его никто не видел и высиживал до удобного момента. Потом вставал в свой длинный рост и объявлял свою цену негромким и глухим голосом. Все оборачивались на него с удивлением, а он быстро садился, растворяясь среди стульев. И это работало, никто больше ставок не делал. Так и в этот раз Стив купил квартиру и, когда после аукциона оформлял бумаги, к нему подошла незнакомая блондинка. Она улыбнулась, показывая сероватые зубы, и спросила что-то. На Стива пахнуло сладкими духами, и он, будто опьянев от них, растерянно улыбнулся в ответ.

      - Вы знаете, что вы купили мою квартиру? – повторила она вкрадчиво свой вопрос.

      У Стива все поплыло перед глазами. Высокая крупная девица подействовала на него неожиданным образом. Ему вдруг захотелось сделать ей что-то хорошее, что он никогда не делал другим.

      - Вашу квартиру? – переспросил Стив, продолжая пьяно улыбаться.

      - Которую я хотела купить, - уточнила незнакомка.

      - Да? – растерянно улыбнулся Стив. – Я готов ее уступить, - неожиданно для себя произнес он.

      - Карен, - блондинка протянула ему руку.

      Стив вложил ее сухую ладонь в свою и ощутил холодную гладкую кожу. У него все подобралось внутри, а в горле образовался липкий ком, который он не мог проглотить. Он стоял, смотря в ее бледно-голубые глаза, и погружался в их пустоту.

      - Ну что вы, как маленький! Может, представитесь? – она высвободила свою руку, делая вид, что обиделась.

      - Стив…, Стивен, - Стив наклонился, пряча руки за спину.

      - Ну, что мы так и будем здесь стоять? – улыбнулась Карен.

      Стив растерялся, он не знал как себя вести и, что предложить Карен. Ему захотелось пригласить ее на чашку чая, но он испугался, что она закажет еще что-то, а платить за нее не хотелось. Он не имел опыта с женщинами. С детства они сторонились его, да и он их тоже.   Видя его растерянность, Карен предложила сама:

      - Я приглашаю вас на чашку чая.

      - Я могу за себя заплатить, - поторопился с ответом Стив и понял, что сказал лишнее.

      Она взяла его под руку, и они вместе двинулись на выход.

      Сидя в кафе, Карен продолжала очаровывать Стива. Она то закидывала ногу за ногу, то откидывалась назад на спинке стула, будто ускользая от него, и ему хотелось приблизиться к ней, дотронуться до ее руки, в надежде испытать новое чувство.

      В разговоре выяснилось, что Карен снимала квартиру с подругой, а теперь решила купить свою, чтоб не тратиться на квартплату. Что она работала секретарем компании и сейчас в поисках нового места и, что она совсем одинока.

      Стиву хотелось забросать ее предложениями. Ему давно хотелось иметь видную секретаршу, чтоб очаровывала клиентов. Он видел и понимал, что Карен умеет это делать. Он мог бы ей предложить и еще больше, но удерживал себя, боясь спугнуть неожиданную удачу.

      Через месяц после знакомства Карен заведовала офисом Стива и, сидя за компьютером в его мастерской, очаровывала залетающих на огонек клиентов.

      Стив был счастлив, насколько позволяла его натура. Главное, что Карен оказалась нетребовательной и знающей свое дело секретаршей.

    Клиенты вились около нее, и Стив даже начинал ревновать, пока она не огорошивала их счетом. А когда они, тупясь, лезли за кредитной карточкой, она незаметно подмигивала Стиву, и он сиял от счастья.

            Карен было двадцать пять лет, но она выглядела на тридцать-сорок и считала, что разбирается в людях. Они со Стивом действительно подходили друг другу и внешне и внутренне. Карен страдала патологической жадностью и была такой же лгуньей, как и Стив.

            Обычно они, окончив рабочий день, закрывали гараж и под ручку  шли домой к Стиву, где поселилась теперь Карен. Ужинали, смотрели  телевизор и отходили ко сну.

      Стив не любил никуда ходить. Рестораны ему не нравились, и он признался Карен, что он в них не отдыхает, мысль о счете отравляет ему настроение. Карен во всем соглашалась с ним, как подобает верной секретарше. Только в одном она упрямилась: в покупке одежды. Здесь Стиву приходилось уступать, хоть он и не понимал, зачем покупать кроссовки за двести долларов, когда рядом есть за сорок. Но Карен трогательно обхватывала его руку выше локтя и смотрела на него с преданностью собаки, и он отступал, а она взамен награждала его лаской. Карен сумела найти ключик к тщеславному сердцу Стива и часто звала его «добрым и большим». От этих слов Стиву становилось хорошо, они были для него, как наркотик и вводили в состояние эйфории.

      Стиву исполнилось пятьдесят два. На рынке недвижимости произошел очередной скачек цен и состояние его, удвоившись, превратилось в миллиард. Стив, как когда-то его отец, подскочил дома, разрезал рукой воздух и выкрикнул: «Знал, что делаю!» Но, спохватившись, спрятал руку в карман, прошелся возбужденно по комнате, и его осенило: он теперь человек - миллиард. Этот миллиард переполнял его важностью, навязчивая мысль поселилась в голове, стуча кровью в висках: «Я человек – миллиард!»

      Стив не пил, не курил, не любил спорт и ничего, что могло вызывать любые траты и был рад, что Карен довольствовалась малым. Ее единственным развлечением, помимо одежды, были видеофильмы, которые она смотрела после ужина. И здесь Стив разделял с ней досуг. Он любил фильмы про звездные войны и «заразил» ими Карен. В кино они не ходили, а в прокате из экономии брали семь старых фильмов на неделю, что стоило им семь долларов.

      Так и тянулась их жизнь….

      Однажды в солнечный полдень в мастерскую Стива закатила старенькая Вольво. Из нее вышел молодой человек и направился к офису. Стив с Карен понимающе переглянулись и улыбнулись. Тонкий, как хлыст, менеджер встал из-за стола, заговорщицки подмигнул Стиву и вышел к клиенту.

      - Чем могу быть полезен? - улыбнулся он посетителю.

      - Масло из двигателя подтекает. Можно это подправить? – спросил его парень с европейским акцентом.

      Менеджер пригласил механика, что поглядывал на них со стороны, и тот, подняв машину на подъемнике, провозился под ней  минуту, потер тряпкой мотор, определил, откуда течь, и сообщил, что надо менять прокладки.

      - Сколько это будет стоить? – спросил посетитель.

      - До пятисот долларов, - ответил механик и уточнил: - Если ремень придется менять.

      - А если не надо, тогда сколько? – поинтересовался клиент.

      - Порядка трехсот, - успокоил клиента пособник Стива. - Привозите машину завтра утром, и к обеду она будет готова.

      - Хорошо, - согласился парень и стал садиться в машину.

      - Надо за инспекцию заплатить, - указал ему менеджер.

      - За инспекцию? – удивился клиент. - Сколько же я должен?

      - Пройдемте в офис, - указал управляющий.

      Парень вылез из машины и пошел вслед за ним. У офиса менеджер оставил его с Карен и исчез в гараже, показывая, что финансы его не интересуют.

      Карен посмотрела в компьютер, понажимала на клавиши, напечатала счет и протянула его клиенту.

      Посетитель, увидев счет на 50 долларов, удивился, а Карен, заметив это, улыбнулась:

      - Это войдет в счет ремонта.

      Молодой человек протянул кредитную карточку, и Карен, прочитав имя «Владимир», расцвела:

      - Вы русский?

      - Да, - ответил Владимир, смутившись. Зовите меня Влад.

      - Сколько вы здесь?

      - Десять лет, - ответил он.

      - Вам здесь нравиться?

      - Да, климат чудесный, - включился в разговор Влад.

      - А откуда вы из России? – продолжала интересоваться Карен.

      - Я из Москвы, - улыбнулся Влад.

      - О-о! Должно быть там сейчас холодно! – воскликнула Карен.

      - Сейчас там за минус, - показал осведомленность клиент.

      - У-у-у! – обхватила себя руками Карен и вернула клиенту его карточку.

      Владимир вышел на яркий день. Его машина, хоть и была не новая, но он следил за ней, держа в чистоте и надлежащем уходе.

      Дома он сказал, что отдает машину в ремонт.

      - Сколько это обойдется? – спросила Ирина мужа.

      - До пятисот долларов, - ответил он.

      - Не дорого ли? – удивилась жена.

      - Это если придется ремень менять, а так, может и в триста уложимся, - успокоил ее он.

      Влад был художник. Одно время он реставрировал иконы, картины. Но сейчас работы не было, кризис в стране давал о себе знать, Ирина подрабатывала переводами, и денег хватало только на текущие расходы, потому что квартплата съедала все доходы.

      Австралия им нравилась. По приезду они оба влюбились в эту страну. Три года им взяло стать на ноги, освоиться, получить работу. Копили деньги на свою квартиру, но неожиданный скачок цен на недвижимость отбросил их от давней мечты. Тогда они решили жить одним днем, сняли хорошую квартиру, и через год у них родилась девочка. Влад и Ирина были счастливы, как никогда раньше и все свободное время проводили с дочерью. Они выглядели молодо, хотя Кристина была их поздним ребенком, и проводили с ней все свободное время.

      Утром Влад сдал машину в ремонт и вернулся домой. Всей семьей ждали полудня, чтобы забрать машину и поехать в парк кормить птиц. Это было время их короткого отпуска, и они предвкушали радость каждого дня.

      В двенадцать им никто не позвонил и, дождавшись часу дня, Влад набрал номер гаража.

      - «Бриджстоун», - прозвучал в трубке мажорный голос Карен, сообщая название компании.

      - Здравствуйте, это Влад. Моя машина должна быть готова в двенадцать, можно ее забрать?

      - Одну секунду, - раздалось в трубке, и стал слышен отдаленный шум гаражной возни.

      Через минуту трубку взял неизвестный механик и сказал, что  перезвонит через час.

      Влад, уловив странные нотки в его голосе, почувствовал неладное. Он вспомнил, что когда оставлял машину, заметил,  как  один механик ухмыльнулся ему вслед. Ухмылка была нехорошая, но Влад отогнал от себя дурные мысли.

      Через час ему никто не позвонил, и он снова набрал гараж.

      - «Бриджстоун», - отозвался на другом конце голос Карен.

      - Здравствуйте, это Влад, - опять начал он.

      - А-а, Владимир, как вы? – радостно звучал голос Карен. – Одну секунду.

      Прошло минуты две. На этот раз другой механик взял трубку:

      - Перезвоните через час, - бросил он в трубку, не представляясь.

      - Хорошо, - сказал Влад и услышал в трубке гудки.

      Дождавшись четырех часов, Влад опять набрал номер «Бриджстоуна».

      Карен приветствовала его, как старого знакомого:

      - Ах, Владимир, здравствуйте! Как дела?

      - Спасибо, хорошо, - ответил Влад. – Хотел узнать, готова ли машина?

      - Одну секунду, - доверительно звучала Карен.

      Сердце подсказывало Владу, что его ждут неприятные новости. От волнения голос у него стал пропадать. После простудных заболеваний в Москве и хронического ларингита, у него было несмыкание голосовых связок. Эта болезнь делала его уязвимым, другим казалось, что он заикается.

      - А-а-а, Владимир! – раздался в трубке голос механика, будто он приветствовал старого друга. – Вы недалеко отсюда?

      - Н-н-ет, - споткнулся на слове Влад.

      - Ну, тогда заходите, - механик звучал уверенно.

      - Хорошо, - только успел сказать Влад и услышал опять в трубке гудки.

      Влад шел к мастерской, и плохое предчувствие не покидало его. Он вспомнил, как вчера ему приснился сон: что он в Москве, приехал к матери на своей Вольво, оставил ее перед домом, отошел, обернулся, а машины нет. Он понял, что машину украли, но почувствовал во сне, что она найдется.

      - Здравствуйте, Владимир! – радушно поприветствовала его Карен, когда он вошел в офис.

      Влад попытался улыбнуться:

      - Здравствуйте.

      - Присаживайтесь, - она указала ему на стул рядом с журнальным столиком.

      Влад сел и осмотрелся вокруг. Офис был более чем скромный, а еще точнее, старомодным и нуждался в ремонте. На некрасивом журнальном столике лежала пачка пыльных старых журналов, перед Карен стоял старый компьютерный монитор, Влад удивился, что не заметил всего этого раньше и посмотрел в окно, в котором был виден, закрывая полнеба, большой ультра модный рекламный щит компании «Бриджстоун». Светящаяся буква «Б» черно-красного цвета светила в четыре стороны в большом неоновом кубе. Под ним, под огромным стеклом с подсветкой, перечислялись виды услуг компании. Влад понял, что был ослеплен рекламным фонарем.

      Со стороны гаража открылась дверь, и в ней показалась голова незнакомого механика.

      - Проходите, - пригласил он Влада идти за собой.

      Владимир вошел в прохладный гараж и последовал за механиком, который, переступая через какие-то детали и коробки, повел его в глубь помещения. Тут и там стояли полуразобранные машины разных марок, полы были в масле, кругом валялась всякая всячина. Влад нигде не видел свою машину и почувствовал недоброе. Спросить механика не представлялось возможным, его спина маячила в нескольких шагах впереди. Влад понял, что попался. В дальнем углу необъятного гаража была комната без окон, здесь и оказалась его Вольво. Узнать ее было трудно. Капот был поднят, двигатель почти полностью разобран, воздушный фильтр, емкость с антифризом, батарея и все, что можно было снять с машины лежало вокруг в творческом беспорядке. В довершение жуткой картины, передние колеса были сняты, а задняя часть машины была скрыта черным пластиком. Перед машиной на ящиках сидели два механика и курили. У одного из них рукава комбинезона были закатаны до локтей, открывая немыслимую вязь синих уголовных татуировок.

      «Попался! Попался!» - пронеслось в голове у Влада. – «Это ж надо так влипнуть!»

      Механики вглядывались во Владимира, пытаясь лучше рассмотреть его. Свет падал с потолка неравномерно, оставляя полкомнаты в полумраке.

      - Оказалось с твоей машиной большая работа, - цинично сказал механик в черно-красном фирменном комбинезоне «Бриджстоун».

      Влад посмотрел на него и увидел его будто в черном балдахине с красным подбоем.

      «Малина», «малина», настоящая «малина», - понял он, что попал в уголовный притон. – «И как расположились, в самом центре, среди ясного дня, на большой дороге!»

      - В чем п-проблема? – заикнулся Влад.

      Татуированный поднялся в свой короткий рост и протянул Владимиру замасленный лист бумаги, на котором от руки что-то было накарябано неразборчивым почерком.

      - Ч-что это? – спросил Влад.

      - Это, что делать нужно, - коротенький механик недобро посмотрел на Владимира.

      Влад еще раз взглянул на бумагу и увидел внизу цифру $2, 200.00.

      - Это что, цена за работу? – спросил он и покосился на татуировки собеседника.

      - Да, включая детали, - согласился механик.

      - Мне вчера дали цену до пятисот долларов, - потупил глаза Влад.

      - Тот механик был неопытный, а мы посмотрели и увидели, что здесь большая работа, - указал другой подельник. – Здесь, оказалось, нужно и насос менять…

      - Послушайте, я пришел сюда машину забрать, думал, что она готова, - начал непроизвольно оправдываться Влад.

      Лица механиков стали недобрые. Двое подались ближе к Владу, третий стоял за его спиной. Влад понял, что ему угрожают и, что если он не согласится на их цену, то машину изуродуют.

      - Могу я поговорить с менеджером? Вчера я сделал предоплату, хотелось бы уточнить детали, - нашелся он.

      Злые складки разгладились на почерневших лицах, и татуированный просипел механику, который стоял за спиной Влада:

      - Сбегай за Дэвидом.

      Влад обернулся и увидел, как тот молча кивнул, и его спина опять замаячила, перепрыгивая через преграды. Влад быстро пошел вслед за ним. Ему хотелось скорее выбраться из этой западни. Он почувствовал что-то очень опасное и зловещее в этой шайке, ему показалось, что его могут здесь просто задушить, таким смертельным холодом веяло вокруг.

      Когда Влад подходил к офису, навстречу ему вышел менеджер.

      - Чем могу помочь? – зыркнул он на Влада своими маленькими и такими же бесцветными, как у Карен, глазами.

      Из-за спины менеджера выглядывал посланный за ним механик. Он воровато посматривал по сторонам и сплевывал себе под ноги, будто стоял на шухере.

      - Меня зовут Владимир. Могу я узнать ваше имя? – обратился он к менеджеру.

      - Дэвид, - недовольно бросил тот в ответ и вцепился поросячьими глазками в лицо Влада.

      - Дэвид, дело в том, что вчера мне дали цену за ремонт до пятисот долларов, я уже заплатил пятьдесят, а сегодня мне дают новую цену - две тысячи двести.

      - Оказалось большая работа, берет много труда и детали дорогие, - зазубрено перечислил менеджер.

      - У меня сейчас нет таких денег, я к вам заеду в другой раз, а сегодня хочу забрать машину, - сказал Влад.

      - Сегодня не получиться, - с издевкой ответил Дэвид.

      - Почему? – Влад посмотрел на него внимательно.

      - Нет времени собирать ее обратно, - Дэвид двинулся прочь от Влада.

      - Извините, сколько времени потребуется на это? – остановил его Влад.

      - Два часа, - огрызнулся через плечо Дэвид.

      - Вы работаете до шести, пожалуйста, соберите мою машину, она мне нужна сегодня, - попросил вежливо Влад.

      - Мы не можем сегодня, все механики заняты другой работой, - отрезал Дэвид и для убедительности махнул перед собой своей худой, как плеть, рукой.

      - Скажите, когда она будет готова? – вежливо, но уверенно спросил Влад.

      - Завтра в десять, - буркнул Дэвид.

      Влад двинулся в сторону офиса.

      - Вы еще должны заплатить за сборку машины! – раздраженно взвизгнул вслед менеджер.

      - Что-о? – спросил Влад, полуобернувшись.

      - Двести пятьдесят долларов, - из головы выдал хлюст.

      - Вы шутите? – улыбнулся растерянно Влад.

      - Нет, не шучу, - упивался своим положением Дэвид, стоя  вполоборота к Владу.

      Влад увидел его фигуру в форме вопросительного знака и понял, что перед ним стоит очень циничный человек. Его руки-плети свисали вдоль туловища, а их кисти болтались чуть ниже беззадого таза. В глазах застыла пренебрежительная ненависть. Влад вдруг понял, что он стоит с негодяем, как на дуэли. Между ними лежала какая-то балка, они находились от нее на одинаковом расстоянии, словно у барьера. Но Влад знал, что он в логове врага и что надо обхитрить противника.

      - Хорошо, - сказал он. – Тогда мне нужно подумать. Вы могли бы предоставить счет на необходимые работы, чтоб я мог принять решение. 

      Дэвид клюнул на крючок, глаза его на секунду ожили:

      - Проходите в офис, я распоряжусь, чтоб его напечатали.

      В офисе Карен встретила Влада с наигранной любезностью, но Влад уже знал, где находится, и обратился к ней, как ни в чем не бывало:

      - Решил подумать, что с машиной делать, сейчас чинить или собраться с силами.

      Дэвид всунулся в офис из служебной двери и, не глядя на Влада, стал шептать в ухо Карен. Та понимающе кивала головой, изредка поглядывая на Влада, а он кротко улыбался в ответ.

      Когда менеджер вышел, Карен обратилась к Владу:

      - У меня это займет где-то час. Хотите подождать или погуляете?

      - Подожду, - Влад взял со стола журнал и посмотрел на часы.

      Время шло медленно. Через полчаса Влад просмотрел все журналы. Карен печатала на компьютере, выходила, возвращалась, щебетала с кем-то по телефону и была сама невозмутимость и спокойствие. Вдруг в офис с улицы, вошел высокий парень лет тридцати и поинтересовался о своей машине.

      - Одну секунду, - сказала ему Карен и по телефону вызвала механика.

      Минуту спустя в офис со служебной двери вошел крупный детина в комбинезоне и объявил пришедшему:

      - Восемьсот долларов.

      Парень вытаращил глаза, подался вперед к механику и спросил с нескрываемым удивлением:

      - Что-о?

      Механик скрылся за дверью. Тогда парень повернулся к Карен, и та, будто вспомнив о чем-то, выпорхнула в служебную дверь.

    Тогда он посмотрел на Влада и, прочитав в его глазах, что он здесь в таком же положении, вышел на улицу, хлопнув за собой дверью.

      Карен появилась опять:

      - Вот ваш счет.

      Влад посмотрел на счет и увидел цифру: $1,400.00.

      Он посмотрел на Карен и спросил:

      - Мне сказали, что две двести, а здесь тысяча четыреста?

      - Это за детали только, - подтвердила Карен.

      - Пожалуйста, дайте мне счет за все, - доверительно обратился к ней Влад.

      Карен задумалась на миг и напечатала новый счет на две тысячи двести долларов, включая работу.

      Влад, уходя, обронил:

      - С ремонтом пока повременю, а завтра заберу машину.

      Он решил, что лучше заплатить разбойникам требуемые двести пятьдесят долларов и забрать машину. Но судьба для него разворачивалась по иному.

      Ирина, узнав, что мастерская требует двести пятьдесят долларов, чтоб вернуть машину, была категорична:

      - Я с тобой пойду забирать машину! Посмотрю, как они мне в глаза смотреть будут, наглецы такие!

      - Ира, у них глаз нет! Если б ты видела их, ты бы не стала с ними связываться.

      - Это потому, что ты один был. Услышали, что заикаешься, и решили «прокатить».

      У Влада вспыхнул румянец:

      - Я думаю, что дело не в этом. Там ко всем подход одинаковый.

      - Ну, ничего, покажем им, что не на тех нарвались! – продолжала возмущаться Ирина.

      Утром Влад позвонил в Бриджстоун:

      - Могу я забрать машину?

      - Да, пожалуйста, - ответила Карен.

      Влад с женой и дочкой пришли в мастерскую.

      - Пожалуйста, - Карен протянула им счет на двести пятьдесят долларов.

      Влад с Ириной склонились над бумагой и увидели под суммой надпись: «Клиент согласился на проведение работ. Клиент решил не продолжать работу над машиной».

      - Но это не так, - возразил Влад. – Я согласился на ремонт до пятисот долларов, а вы мне дали новую цену - две тысячи двести. Я на такую цену не соглашался и не должен вам ничего. Я и так заплатил за инспекцию. У меня расписка есть.

      Карен посмотрела на него ледяными глазами, потом повернулась к Ирине и ткнула ей пальцем в бумагу:

      - Вы читать умеете? По-английски понимаете?

      - Да, понимаю, - откликнулась Ирина. - Но это ваши слова. Они ничего не значат!

      Карен от такого ответа, казалось, остолбенела. Ее бледный рот перекосился. В глазах от простой логики мелькнул испуг. Она потерялась на какой-то миг, но потом, озлобленная, подскочила из-за своей стойки и брызнула:

      - Ты ничего не значишь!

      Ее бледное лицо посинело, желваки заходили на конопатых скулах, длинная сутулая фигура высунулась вперед, будто она была готова клюнуть обидчицу.

      Влад с Ириной отшатнулись назад. Владимир открыл дверь офиса, и Ирина выкатила коляску.

      - Что ты предлагаешь теперь делать? Я ведь говорил тебе, что это вертеп разбойников, - сказал ей Влад, когда они вышли из офиса.

      Их машина теперь стояла на открытой площадке в метрах десяти от офиса. Какой-то механик выглянул из-за угла и спрятался.

      - Как тебя угораздило найти этих бандитов? – вместо ответа сказала Ирина.

      В это время из-за угла вышли два механика. Один был детина с суровым видом, а другой – вчерашний знакомый Влада с татуированными руками. Они несли длинную металлическую трубу и еще какие-то инструменты. Пройдя между машинами, они присели у машины Влада и затеяли какую-то возню.

      - Смотри, они что-то делают с нашей машиной! – взволнованно обратилась Ирина к мужу.

      Раздался удар по металлу. Подельники выглянули из-за машины и опять спрятались. Через секунду раздался другой сильный удар.

      - Они портят нашу машину! – воскликнул Влад и бросился к своей Вольво. 

      Подбежав к машине, он увидел, татуированные руки механика, которые большим крестообразным ключом затягивали винты на задних колесах. Владимир не знал, что он делает, но сразу понял, что он  ломает колеса. 

      - Что вы делаете, - взволнованно спросил он.

      От волнения у него стал пропадать голос, и слышались только обрывки слов.

      Механик продолжал изо всей силы затягивать винты на колесах, так, что вены вздулись на синих руках, причудливо переплетшись с татуировками.

      Влад вспомнил, что у него в кармане лежит фотоаппарат, который он взял с собой, чтоб фотографироваться в парке. Он понял, что это его единственное оружие и, достав камеру, нажал на кнопку. Вспыхнула вспышка. От неожиданности механик бросил ключ на асфальт и отвернулся. Вдруг со стороны выпрыгнул, как горилла, двухметровый механик. Это был Стив. Его огромные руки свисали почти до земли. Он подхватил рукой ключ и стал продолжать затягивать винты на колесе еще туже.

      - Что вы делаете? Вы ломаете мою машину! – испуганно воскликнул Влад.

      Стив не обращал на него внимания. Другой механик с суровым лицом подошел вплотную к машине, и раздался скрежет металла.

      Влад увидел отвертку в его руке. Банда цинично издевалась над ним и его машиной. Влад сделал еще снимок, используя единственное оружие против злодеев, и заметил, что их воротит от вспышки, как чертей от ладана. Тогда он стал делать снимки один за другим. Стив не выдержал этого, бросил ключ и крикнул подельникам:

      - Хватай его камеру!

      Влад понял, что на него набросится стая. Он сунул камеру в карман джинсов и бросился к улице. В этот момент «горилла» оттолкнулся и, взмахнув длинными лапами, прыгнул на Влада с чудовищной скоростью. Влад почувствовал смертельную опасность. «Горилла» сзади сжал его шею сцепленными в замок лапами, будто захватив гаечным ключом. Ужас объял Влада. Нечеловеческая сила злодея парализовала его. Он почувствовал, что задыхается. «Горилла» сомкнул захват вокруг его шеи и перекрыл кислород. Влад двумя руками схватился за руку душителя и пытался отнять ее от шеи. Негодяй не просто душил его, но сгибал пополам. Влад понял, что бандит ломает ему спину, шею и в лучшем случае оставит его в инвалидном кресле. В испуге он вскинул глаза к небу и мыслью пронесся в Небесную Канцелярию: «Господи! Что это?»

      И тут же в голове прозвучал ответ, которому нельзя было не поверить: «Не бойся! Ничего с тобой не будет!»

      И тут переполненный ужаса крик разрезал будний полдень.

      - Помогите! Помогите! Помогите! – настойчиво, как набат, призывал помощь голос верной Ирины. – Звоните в полицию!

      На улице остановились прохожие. Какие-то люди побежали к ним через дорогу. Из соседнего паба выбежали мужчины и пытались понять, что происходит. Раздался другой женский крик. Какая-то женщина с ребенком спешила на помощь.

      Хватка «гориллы» ослабла. Влад слышал его рычание. Подельники «гориллы» и шарили по карманам Влада, а он из последних сил поджимал к себе ногу, где в кармане лежала камера.

      Ирина, утроив силы, призывала на помощь:

      - Помогите! Помогите! Помогите! Зовите полицию!

      Подручные Стива рыгали матом:

      - Заткнись, сука!

      Влад оказался на коленях. Ему показалось, что прошла вечность, силы начали покидать его, он почувствовал боль в спине, шее и все звуки стали утихать.

      Вдруг он услышал мужской голос, который пробивался в его сознание:

      - Дай мне руку! Дай мне руку! Дай мне руку!

      Влад приоткрыл глаза и увидел молодого парня, который, протягивая ему руку, продолжал призывать:

      - Дай мне свою руку! 

      От спокойствия этого человека «горилла» ослабил хватку, и Влад смог протянуть ему руку. Тот крепко взял ее и вытянул Влада из «объятий» злодеев.

      Ирина подхватила Влада, и они бросились бежать вместе с дочерью.

      - Спасибо вам, - обратились они к спасителю. 

      Но он уже сел в свою машину, которую остановил посреди дороги, и помахал им рукой.

      Влад с Ириной и дочерью, перебежав дорогу, укрылись в гостинице, где к ним подошел швейцар:

      - Не волнуйтесь! Я уже вызвал полицию.

      - Спасибо, - поблагодарили они его.  

      - Вова, у тебя царапина на шее, - обратилась к мужу Ирина.

      Влад увидел глубокий разрез, уходящий от ключицы за спину. Он хотел повернуть голову, но острая боль не дала ему это сделать.

      - У-у, - присел он от неожиданной боли.

      Сотрудники гостиницы подошли к ним, предлагая воду и салфетки. Кристина плакала.

      - Не волнуйтесь, пожалуйста. Здесь вы в безопасности, - успокаивали их.

      Влад и Ирина осмотрели повреждения. На руках, ногах и спине Влада были ссадины и синяки, на правой ноге сзади выше колена кровоточила рана от удара отверткой.

      - Боже, какие негодяи! – Ирина прикрыла рот рукой.

      - Ничего, это ерунда, - постарался улыбнуться Влад, стараясь не привлекать внимание дочери.

      - Папа, эти дяди тебя поцарапали, - сказала Кристина и всхлипнула.

      - Ничего, доченька, это не царапины, а одно название, - улыбнулся Влад, скрывая боль.

      Полиция приехала через десять минут. Мужчина и женщина в форме вышли из машины и направились в офис «Бриджстоун». К ним навстречу вышел Стив и поприветствовал, как старых друзей.

      - Володя, ты видишь, они - друзья! – шепнула мужу Ирина, опустив глаза.

      Они подошли и ждали в стороне, когда к ним подойдут полицейские, но те не обращали на них внимания.

      Стив, указав полицейскому в сторону Влада, сказал: Этот цыпленок…

      Кристина продолжала плакать. Влад стоял с ней на руках. Ирине было плохо от беспомощности. Она попыталась привлечь к себе внимание полицейской:

      - Извините, нам всем плохо. Могли бы вы нас выслушать?

      - Стойте там, - строго и властно прозвучала блюстительница порядка и, растопырив пальцы руки, выбросила ее в сторону Ирины, перекрывая возможность для аппеляции.

      - Они заодно с бандитами, - Ирина повернулась к Владу и приняла у него дочку.

      - Ира, это убийца, он хотел свернуть мне шею, как цыпленку, - шепнул ей Влад.

      Он стоял бледный. Потратив все силы на сопротивление, он почувствовал, что земля уходит из-под ног, и стал садиться на асфальт. Ирина подхватила его под руку и провела под навес, примыкающей к «Бриджстоун» лесопильной мастерской. Здесь Влад опустился на фанерные плиты и издал стон, исходящий из самого сердца. В глазах потемнело.    

      Он пришел в себя, когда над ним склонились врачи скорой помощи, почувствовал запах лекарств, и невыносимая реальность пронзила душу.

      Врач, осмотревший Влада в госпитале и узнав историю, был поражен.

      - А что полиция? – спросил он Ирину. – Что она сделала?

      - Да, ничего, - ответила Ирина. – Им будто все равно было!

      - Ах, вот как! – будто о чем-то догадался врач. – Пожалуйста, отдыхайте, а я напишу репорт.

      После госпиталя поехали в полицию. Их встретили недоброжелательно. Дежурный сержант удалился за перегородку и оттуда долго говорил с кем-то по телефону.

      - Мы не можем у вас принять показания, все заняты, - сообщил он, выйдя из-за стеклянной ширмы.

      - Скажите, когда вы сможете принять показания? – спросила Ирина. – Мы хотим, чтобы преступники были наказаны.

      - Позвоните завтра, - уклончиво ответил сержант, пряча глаза.

      - Нам сказали в госпитале, что вы должны сегодня же сделать снимки повреждений причиненных моему мужу.

      Сержант, видя осведомленность потерпевших, решил снять с себя ответственность:

      - Хорошо, я позову начальника.

      К ним подошла некрасивая женщина низкого роста в форме с короткой стрижкой, тяжелым задом и неприятным лицом.

Было ясно, что она лесбиянка.

      - Что вы хотите? – вцепилась она бесцветными глазами в лицо Влада.

      - Мы хотим, чтобы вы сделали фотографии повреждений нанесенных моему мужу. Мы хотим наказания виновных за нанесенное нам оскорбление.

      - В настоящее время мы расцениваем вас как подозреваемых, - отрезала начальница с ударением на слово «вас».

      - На каком основании? – невозмутимо спросила Ирина.

      Начальница потупилась, проверив рукой свою ноздрю, и нашлась:

      - Какие у вас доказательства, что вы пострадавшие?

      - Вот Репорт из госпиталя и вот…, - Ирина оттянула окровавленную майку Влада, открыв глубокий разрез с запекшейся кровью.

      Начальница, взглянув на рану, углубилась в медицинский Репорт, который гласил:

      «Осмотр после уголовного нападения:      Господин Владимир Петров был доставлен в госпиталь Святого Винцента в 1.35 дня 30 ноября 2006 года. Представленная проблема – удары в спину/шею.

      Господин Петров был доставлен в госпиталь скорой помощью после ужасного оскорбления в автомастерской сегодня. Ему были нанесены удары в спину, шею и он был сбит на землю несколькими мужчинами, которые использовали экстремальную силу, чтобы разрешить аргумент. Он ударился головой о землю и потерял сознание на короткое время. Он имеет глубокий разрез на правом плече, идущий вдоль шеи за спину, многочисленные ушибы и ссадины по всему телу. Он был в сильном стрессе и плакал, вспоминая инцидент. Его жена и дочь присутствовали во время его избиения.

      Рентген головы и спины был произведен на предмет обнаружения переломов, и таковых обнаружено не было. Предохранительный воротник был снят с г. Петрова. Он был способен стоять, но испытывал сильную боль при движении.

      Господин Петров имеет значительные мышечные повреждения, синяки и ссадины после нападения на него и серьезные травмы. Ему рекомендовано принимать болеутоляющие и анти-воспалительные препараты.

      Доктор Медицинского Приемного Отделения».

      Прочитав Репорт, каракатица в форме, ничего не сказав, ушла с ним.

      - Ты видишь, что здесь делается? – спросила Ирина мужа. – Они здесь все за одно.

      - Я это сам понял, - вздохнул Влад.

      Через несколько минут к приемной стойке подошел полицейский и пригласил Влада сделать фотографии его повреждений.

    Фотографии он делал неохотно, прокол на ноге от отвертки долго рассматривал, перед тем как сфотографировать, словно сомневаясь в его подлинности, и согласился принять показания через два дня поздно вечером, ссылаясь на отсутствие другого времени.

      - Пожалуйста, помогите нам вернуть машину, - обратился Влад к полицейскому.

      - Вы должны заплатить им, - строго сказал полицейский.

      - Я вчера заплатил за инспекцию пятьдесят долларов, их требования совершенно безосновательны, - указал Влад.

      - У вас есть расписка? – спросил полицейский.

      - Конечно, - Влад протянул бумажку.

      Полицейский поморщился, и с распиской в руках отошел от стойки. Было видно как за стеклянной ширмой, он советовался с каракатицей, потом с кем-то говорил по телефону. Выйдя обратно, он сообщил, что надо заплатить мастерской двести долларов и тогда машину вернут.

      - Мы не хотим там быть без полиции, - сказал Влад.

      - Можете не волноваться, там сейчас только женщина, она вернет вам ключ, когда вы заплатите ей.

      Ирина, взяв мужа под руку, повела его к выходу.

      Когда забирали машину, в офисе была только Карен. Она приняла оплату, дала расписку, вернула ключ от машины и попыталась заговорить примирительно.

      - Я очень устал, - сказал ей Влад. – Нам нужно идти.

      В этот момент в офис с улицы вошел его душитель и, пройдя мимо, сел рядом с Карен.

      - Стив тоже устал, - сокрушительно вымолвила Карен.

      Влад с Ириной переглянулись и двинулись к выходу. И вдруг Стив соскочил с места и сделал попытку пройти в дверь между ними, но Влад удержал дверь и вышел вместе с семьей, не дав обидчику разъединить их.

      Ирина села за руль. Влад пристегнул дочку на детском сидении и сел рядом с женой.

      - Ты слышал, этого мерзавца зовут Стив? – обратилась Ирина к мужу.

      Они выехали со стоянки «Бриджстоун». Машина заскрипела при повороте руля. Казалось, что она вся просела.

      - Что-то не то с машиной, - сказала Ирина Владу.

      - Я вижу, - тихо согласился он.

      Ночью Влада и Ирину терзали кошмары, Кристина кричала, и они по очереди бегали к ней.

      Через день они выяснили, что в машине испорчены задние колеса, перерезаны шланги и провода. Капот, багажник и двери были поцарапаны, механическая антенна сломана, сиденье водителя было в белой пыли, которую нельзя убрать, на компьютере светились красные и оранжевые индикаторы, указывая на другие проблемы.

      Влад был в отчаянии и пытался понять, за что ему такая беда. На почве стресса у него начались проблемы с памятью. Он забывал покупки в магазине, другие мелочи и это ухудшало его состояние. По ночам ему, Ирине и маленькой Кристине снились кошмары.

      Влад обращался к Богу за помощью и через время дела стали улучшаться. Страховка оплатила ремонт машины и предъявила иск мастерской Стива. Влад понял, что в суде у Стива свои люди, как и в полиции. Ему с Ириной дали понять, что им не выиграть, хотя Стиву пришлось вернуть им обратно двести пятьдесят долларов, которые он из них выудил.

      Влад пожаловался на произвол властей в вышестоящие инстанции: министру полиции и омбудсмену. Он также написал в главный офис компании «Бриджстоун». И свершилось чудо, его история, видно, стала той каплей, которая переполнила чашу терпения Господа.

      Страховая компания доказала в суде вину мастерской в намеренном повреждении машины клиента, опираясь на фотографии, сделанные Владом, свидетельские показания и заключения экспертов. Американская компания «Бриджстоун» лишила Стива лицензии работать под ее именем. Начальник полиции района был смещен за злоупотребление служебным положением, и Стив потерял контракт на ремонт полицейских машин. Но главное стало происходить за кулисами этих событий. Смещенный полицейский начальник потянул кого-то за собой из своих верхов, и появились недовольные, посчитавшие, что причиной всему Стив и его жадность. Кто-то из них повернулся против Стива и повел тайную кампанию, имея при этом и свою корысть - миллиардная империя Стива показалась ему лакомым куском. Стив почувствовал что-то неладное, но ему ни с кем не удавалось прояснить ситуацию. Его покровители говорили, чтоб радовался, ведь дело в уголовном суде замято, но прятали от него глаза. И это раздражало Стива. Он стал звонить собратьям по ложе, требовать встречи, искать поддержки, желая убедиться, что все в порядке. 

      В субботу вечером, когда Стив был уже дома и после ужина расположился на диване для просмотра кино, зазвонил телефон.

      - Привет, Стив, - раздалось в трубке.

      Стив узнал голос секретаря министра полиции штата. Он никогда не звонил Стиву в такое время, и Стив насторожился. Такой звонок должен был означать что-то. Стив обслуживал их служебные машины, а также машины их жен, но такие дела решались в рабочее время.

      - Привет, Марк. Чем могу быть полезен? – Стив звучал озабоченно.

      - Расслабься, приятель. Тебе не придется в воскресенье копаться в наших тачках. «Сам» приглашает тебя на рыбалку «проветриться».

    Завтра в десять у нашего причала.

      Стив почувствовал неприятное ощущение в области живота. «Сам» - на условном языке означало - министр. Рыбалка - тоже имело специфическое значение. Слово «проветриться» означало, что разговор серьезный и во избежание прослушивания необходимо уйти подальше в море. Стив ранее искал встречи с кем-то из своих покровителей, но этот звонок напугал его. Интуиция подсказывала ему, что здесь что-то не так. «Рыбалка, рыбалка…» - закрутилось в голове Стива. Он прекрасно знал, что такое рыбалка. Последний раз на такой вот рыбалке, осенью, они выбросили за борт одного бедолагу, который задолжал кому-то из своих тысяч тридцать. Стив вспомнил, как тот за бортом, в океане, молил о пощаде, а братва, хохоча, тянула, не спеша, пиво на катере, а пустые бутылки метала в несчастного. Стив тогда отличился. Он бросал в незадачливого должника полные бутылки, так как сам не пил, вынимая их по одной из ящика. Это вызывало бурный хохот друзей, а после того, как раздался страшный звук попадания, и бедняга пошел на дно, один полицейский крикнул: О-о-опс! И все затряслись от смеха.

      Это воспоминание пронеслось за секунду в голове Стива, но он отогнал шевельнувшийся в душе страх. С ним-то такого не будет, ведь он человек - миллиард.

      «Человек - миллиард… человек - миллиард…», - застучало в висках, и Стив, преисполнившись важности, вспомнил, как сам просил о встрече. Значит это по его делу. Он не откажется. Понятно, что «сам» боится прослушки федералов*, вот и приглашает «проветриться».

      - Буду в десять, - важно подтвердил он в трубку.

      На другом конце тут же раздались гудки. Это на секунду встревожило Стива, но он успокоил себя: «Я заставил ждать с ответом, вот Марк и бросил трубку».

      Воскресным утром Стив поднялся на борт полицейского катера, принимая приветствия и пожимая руки «братьям». «Сам» стоял на корме и смотрел на Стива изучающим взглядом. Стив заметил его, наклонил голову в знак приветствия, но «сам» вдруг отвернулся. Стива кто-то подхватил под руку и провел к «самому». «Сам» повернулся к нему, оторвавшись от моря, и будто удивился:

      - А-а, ты здесь, Стив?

      Стив хотел открыть рот, но «сам» перебил его, указывая в морскую даль:

      - Там поговорим.

      Министр махнул рукой капитану, давая команду отчаливать, и в этот момент кто-то прыгнул в катер с берега. Стив только успел заметить его могучую спину в клетчатом пиджаке.

      Скоростной катер мчался к открытому океану, ревя двигателями, не давая возможности говорить, и все устремились глазами в линию горизонта.

    * Федеральная полиция. Когда капитан заглушил мотор и бросил якорь, дюжина человек собралась на небольшой палубе. Через несколько минут капитан в белой рубашке вынес к ним поднос с бокалами виски. Министр подошел к подносу первым, взял два бокала и, протянув один Стиву, поманил его в сторону. Стив обратился к нему:

      - Я же не пью…

      - Ах, да! – спохватился «сам» и, опустошив залпом один бокал, поставил его обратно, переложив полный в правую руку.

      Возникла пауза и Стив, почувствовав, что он должен начать разговор, обратился к министру:

      - Хотел поговорить на счет нового контракта…

      - Зачем он тебе? – перебил его «сам». – Ведь у тебя уже миллиард.

      Стиву не понравился такой поворот, он от всех скрывал свое состояние и само упоминание слова «миллиард» больно кольнуло его в сердце. Он на какой-то момент вспыхнул, но овладел собой.

      - Где мне до миллиарда, - потупился он.

      - Миллиард. Миллиард, - похлопал его сбоку по плечу «сам».

      Стив непроизвольно подался в сторону, и рука министра махнула по воздуху.

      - Вот ты какой скромный у нас. Стесняешься своего миллиарда, - пробормотал себе под нос «сам».

      Стив понял, что разговор не клеится и у него ничего не получится. Он уже пожалел, что затеял это дело и не знал, как выкрутиться из сложившейся ситуации.

      - Я ведь поделюсь, как обычно, - протянул он, пытаясь встретиться с глазами министра.

      - Поделишься, поделишься, а как же иначе. Зачем же мы тебя выпестовали, - будто бы поддержал разговор «сам», но в словах его послышалась еле заметная угроза.

      Стив попытался переключить разговор на приятельский лад и обратился к министру по имени:

      - Ты, ведь, меня знаешь, Фрэнк, я всегда скрупулезен в расчетах.

      - «Сам» выкатил на него свои и без того выпуклые глаза и, повернувшись в сторону, выдавил брезгливо:

      - Какой я тебе Фрэнк?

      - Фрэнк, ну мы, ведь, с тобой не первый раз…, - не мог остановиться Стив, все больше попадая в липкую ситуацию.

      Министра по имени редко кто называл в их компании, стараясь избегать произносить даже его фамилию. Только в официальных случаях к нему обращались по фамилии: господин Дэвидсон.

      - Ты вляпался в дерьмо с этими русскими и подставил нашу команду. Наши головы полетели. Мы тебя от уголовщины отмазали, а ты полез во все тяжкие! Не мог договориться с клиентом и замять дело. И что? Лицензию потерял! Репутация где твоя?! Кто теперь с тобой контракт заключать будет?

      - Фрэнк, да я уже новую лицензию получил от «Йокохамы». Уже новую вывеску установил. Я поделюсь, поделюсь…, - Стив хотел назвать уже сумму, но удержался, пожалев денег.

      - Поделишься…, - скривился в ироничной гримасе Фрэнк.

      - Фрэнк, скажи, сколько надо и нет проблем…, - Стив сам не смог назвать сумму….

      - Теперь уже поздно, Стив, все отдашь, - сказал, глядя ему прямо в глаза, Фрэнк.

      Стив вздрогнул от удивления и внимательно посмотрел на Фрэнка, пытаясь понять, что он хочет сказать. Он вдруг вспомнил, как при посвящении его в тайное общество ему предложили написать завещание на столе с черепом в темной подземной комнате, указав, что это можно сделать на «братство», ведь детей у него пока нет.

      Стив глянул на Фрэнка с отчаянной мольбой, но тот посмотрел мимо него и сделал кому-то знак. Стив обернулся назад и увидел, как из верхней каюты спрыгнул на палубу здоровый мужик в майке с короткими рукавами. Мощные руки его выпирали огромными бицепсами шире плеч. В одной руке он держал за спиной вешалку, на которой висел клетчатый пиджак. Стив столкнулся с ним глазами и узнал криминального авторитета Краба. Он с ним был на рыбалке год назад несколько в другой компании. Маленькие глазки, выглядывающие из под низкого лба, огромная, как панцирь, спина и могучие руки делали его действительно похожим на краба.

      Пока Стив соображал, что происходит, Краб вышел на середину палубы, снял с вешалки пиджак и, не спеша, надел на себя. В это время зрители стали вокруг него, образовав круг вдоль палубы, в котором оказался Стив и Краб.

      Краб крутил в руках вешалку сделанную из толстой стальной проволоки, и все смотрели на его руки. Вдруг он растопырил пальцы на руках на манер клешни, так что большой, указательный и средние пальцы были вверху, а безымянный и мизинец внизу, и прошелся своими «клешнями» вдоль вешалки. Сначала, казалось, что ничего не произошло, но Краб пробежался своими клешнями по вешалке еще раз, и все заметили, что она стала разворачиваться. Все смотрели на игру его клешней, как зачарованные, а вешалка все более принимала вид прямой стальной проволоки. И тут Краб сделал неуловимое движение, и концы проволоки вдруг оказались намотаны на указательных и средних пальцах рук. Краб поднял театрально руки с проволокой вверх, как бы показывая всем свой фокус, и кто-то захлопал.

      Стив, смотрел на Краба, не отрывая глаз. Краб подошел к нему с поднятыми над головой руками, и его колючие глазки выползли черными блестящими змеями из-под лба и вцепились в Стива. Стив пытался посмотреть в них, но они вдруг стали смотреть в разные стороны. На какой-то момент наступила полная тишина. Крупный и безжалостный Стив рухнул на колени перед Крабом. Все жадно смотрели на Стива, будто вытягивая из него энергию, и Стив чувствовал, что у него нет никаких сил к сопротивлению. Он оглянулся на Фрэнка, который был за его спиной, моля глазами о пощаде. Фрэнк отвел глаза в сторону и Стив завопил ему:

      - Фрэнк, я дам тебе сколько скажешь. Ты знаешь, сколько у меня есть! Все твое! Все твое! Все твое! Пощади! У меня Карен, нужен ей!

      Фрэнк посмотрел на носок своего ботинка, сплюнул рядом с ним и процедил сквозь зубы, не глядя на Стива:

      - Дура-ак! Тебе ее приставили.

      Стив раззявил рот и завыл, как раненое животное. Фрэнк взглянул на Краба и тот моментально накинул проволоку на шею Стива. Стив успел инстинктивно схватиться за нее двумя руками, но Краб быстро провернул проволоку раз, еще раз, крепко затягивая ее на шее, и лицо Стива налилось кровью. Было видно, как посинели его пальцы, голова покраснела, сосуды на глазах лопнули. Зрители смотрели на представление, не отрывая глаз, будто боясь пропустить кульминацию.   

      Стив упал с колен, и под ним растеклось большое пятно. Смрад окатил присутствующих, и многие отвернулись. Фрэнк дал знак кончать представление.

      Краб своей клешней подхватил тяжелую болванку, похожую на мотор машины, подцепил ее к проволоке, затянутой на шее Стива и перекинул за борт катера, отправив Стива следом. Раздался всплеск воды, и кто-то глянул за борт.

      Стив медленно опускался под воду. Вдруг он открыл глаза и первое, что увидел – яркое солнце. Он также видел дно катера темным пятном болтающимся наверху и несколько лиц, смотрящих ему вслед с борта лодки. Перед ним понеслась его жизнь в живых картинках: две – три из детства, потом юность, школа, отцовская мастерская, отец в гробу. И вдруг он увидел маленькую плачущую девочку.

      «Кто это?» - подумал он.

      И вдруг он увидел рядом ее мать, зовущую кого-то на помощь. Тут он узнал ее и вспомнил, как в тот момент душил ее мужа. «Ах! Эти русские!» - ярко вспыхнула в памяти вся эпопея. – «Неужели это все из-за них?»

      В этот момент краем глаза Стив увидел, как сбоку от него двинулось что-то темное. Он не мог поверить, но к нему плыл водолаз. Солнце уже меньше попадало в морскую пучину, и Стив напрягся, разглядывая его. Большой водолаз в большом шлеме был уже рядом с ним. И вдруг с другой стороны второй водолаз подхватил Стива под локоть и потянул на поверхность.

      «Я спасен! Я спасен! Я человек - миллиард!» - вспышками раздалось в голове.

      Водолазы тянули Стива все увеличивая скорость. Вот уже солнце стало слепить глаза, хоть и сквозь воду. И вдруг водолазы понеслись под самой поверхностью воды.

      «Почему они не выныривают на поверхность?» - вспыхнуло в голове Стива. – «Я ведь задохнусь!»

      Он глянул на водолаза и увидел перед собой его страшный скафандр, шлем которого вдруг повернулся к нему и из него вспыхнули два красных глаза. Невероятный ужас объял Стива. Он понял, что это не водолаз, а какое-то страшное чудище с интеллектом.

    Стив открыл рот и заорал нечеловеческим криком. Вопияла его душа. В этот момент чудовища понеслись с огромной скоростью под водой, крепко держа Стива под локти, а он с зажатыми под проволокой руками и с широко открытым ртом несся в какую-то преисподнюю. Вода захлестывала в Стива, и он не понимал, куда она потом девается.

      Вдруг монстры одновременно тряхнули Стива так сильно, что он понял, что из него вынули душу. Он увидел, как его тело погружается в морскую пучину с руками зажатыми под шеей, с перекошенным от ужаса ртом и обезумевшими глазами. Он смотрел на него со стороны и видел отслуживший ему более полвека скафандр, в котором он прожил в мире. Его душа, цепко схваченная когтями страшнейших существ, уносилась на вечные мучения.

      - Не-е-е-е-т! – заорал он, пытаясь не верить этому кошмару, и дернулся из всех сил.

       Ужасные морды повернулись к нему с каким-то безразличным удивлением, и невыносимая боль прожгла душу. Он увидел их страшные когти, пронзившие его насквозь.

 

***

 

  О  СВЯТО  ТРОИЦКОЙ  ДУХОВНОЙ СЕМИНАРИИ  В  ДЖОРДАНВИЛЛЕ.

2010-12-19  На личном блоге Преосвященнейшего Митрополита Агафангела ему задан был вопрос (Ioann 888), почему не переиздается в РПЦЗ учебник Догматического Богословия Митрополита Макария.

Владыка Митрополит на этот вопрос ответил: «Наши семинарские учебники (РПЦЗ) являются упрощенными вариантами дореволюционных учебников.  Джорданвилльские профессора работали над краткостью и доступностью учебников, чтобы в короткие сроки в стенах семинарии подготавливались священнослужители. Часто туда поступали люди, которые не имели никакой подготовки. Сейчас этот вопрос еще актуальней, поэтому нам пока не до переиздания труда митрополита Макария».

    К вышесказанному необходимо сделать пояснения. В семинарию в большинстве случаев,  поступали для учебы молодые люди по рекомендации духовенства,  туда направлялись прислужники, иподиаконы, чтецы и певчие. Для учебы, к примеру, сам Св. Владыка Митрополит Филарет привез из Австралии более 15 человек. Другие учившиеся были из разных стран Зарубежной Руси. В течение очень короткого времени те, кто не подходил по различным причинам отсевался, но таких было очень мало.
Такой учебной постановки и высокого качества подготовки для принятия духовного сана как в Св. Троицкой Духовной Семинарии в Зарубежной Руси более вероятно не будет.  Учебная программа длилась максимум пять лет, некоторые кончали ранее, имея до этого уже университетское образование. В течение нескольких лет семинаристы знакомились с монашеской жизнью и годовым кругом служб. Каждый день семинаристы были на богослужениях в храме. Каждый день при принятии пищи кто-либо из них по очереди читал Жития Святых,  чего в Академиях МП, когда я их посетил, не делалось. Поэтому они запоминали на всю жизнь многие жития Святых. Семинаристы принимали участие в хоре, чтениях в храме, а когда кто-либо из них  рукополагался,  то в течение нескольких недель,  ежедневно совершал все богослужения, за исключением праздничных или воскресных дней, когда принимал в них участие.  После такой подготовки на приходы направлялись уже прекрасно подготовленные священнослужители, знавшие церковный устав и каноны.

    В монастыре были две библиотеки: монастырская и семинарская.

    В ответ задававшему Митрополиту Агафангелу вопрос об издании или прохождении курса Догматического Богословия по учебнику Митрополита Макария могу посоветовать ознакомиться с мнением направленного из Америки в Святейший Синод Владыкой Архиепископом Тихоном, (в будущем Св. Патриарха всея России)  бывшего тогда администратором Архиепископии. В 1905 году Св. Владыка организовал Духовную Семинарию в Миннеаполисе. Как он написал,  в Америке необходима иная, чем в России подготовка учащихся, так как здесь они окружены людьми, других рас, исповедующими иные религии и живущие иначе, чем на Руси. В Св. Троицкой Семинарии  духовенство готовилось для исполнения послушания в Зарубежной Руси,  прихожане, которых даже не каждый день будут встречаться с православными и русскоязычными людьми. Поэтому подготовка по Догматическому и Сравнительному Богословию для духовенства должна быть иная, чем в Отечестве.

    Но не только учебой занимались семинаристы в Джорданвилле. С момента организации Семинарии  Преосвященным Архиепископом Виталием (Максименко) в 1948 г. до 1990-х годов, когда  начали прибывать люди из республик СССР, (после прибытия, которых как монастырь, так и семинария изменились) семинаристы несли послушания в типографии, работали на линотипах, а затем на компьютерах, иконописной, библиотеке, и различных мастерских. Такая постановка учебы и монастырской жизни отличается от современных заочных курсов или когда учащиеся после занятий расходятся по домам.

    Но самое главное -  семинаристы в Джорданвилльском монастыре встретили не только знающих профессоров, но они жили в среде трудящегося монашества, давших им пример жизни православных христиан. Монастырь и Семинария,  стала для семинаристов родным домом,  и для многих учившихся,  там  прошли самые счастливые, солнечные годы жизни.

 

 

                                В НОВОМ ГОДУ

                                                                                    Аникин С.C.

Новый год вздохнет морозом
и на щеках вспыхнут розы.
Засмеется звонко лед:
"Здравствуй! Здравствуй, Новый год!"
И снежинок детвора
Всех погонит со двора.
Лыжи санки позовут,
И тебя с собой возьмут.
Запоет мотив метель,
Распахнет пошире дверь:
Вокруг елки хоровод
Соберет русский народ.
Будет Русь он воспевать,
Чтоб еще трезвее стать.
Крепко куй, морозов рать,
Вольную распутицу,
Старый год уходит вспять.
Все у нас получится!
 

===============================================================================================

ВНЕСЛИ ЛИ ВЫ УЖЕ ПЛАТУ ЗА ПОДПИСКУ НА "НАШУ СТРАНУ"?

РЕДАКЦИЯ «ВЕРНОСТИ» СОВЕТУЕТ СВОИМ ЧИТАТЕЛЯМ ПОДПИСЫВАТЬСЯ, ЧИТАТЬ И ДЕЛИТЬСЯ СОДЕРЖАНИЕМ ЕДИНСТВЕННОЙ В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ, ГАЗЕТЫ ПРИЗЫВАЮЩЕЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ К ОБЪЕДИНЕНИЮ "ОСКОЛКОВ"  ПРЕЖДЕ ЕДИНОЙ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ, СТРЕМЛЕНИИ ИДТИ ПО УКАЗАННОМУ ЦЕРКОВЬЮ И РУКОВОДИТЕЛЯМИ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ ПУТИ, ДЛЯ СПАСЕНИЯ СВОЕЙ ДУШИ И ПОСТРОЕНИЯ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО ДЛЯ БУДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ.  ПРИЗЫВАЕМ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ Т.К. "ВЕРА БЕЗ ДЕЛ МЕРТВА" (ИАК. 2,26) ПОДТВЕРДИТЬ ДЕЛОМ СВОЕГО ЗВАНИЯ ПРАВОСЛАВНОГО ХРИСТИАНИНА, ОКАЗАВ ПОМОЩЬ "НАШЕЙ СТРАНЕ".

1948 - 2011

" Н А Ш А    С Т Р А Н А "

Основана 18 сентября 1948 г. И.Л. Солоневичем. Издательница: Лидия де Кандия. Редактор: Николай Леонидович Казанцев.     9195 Collins Ave. Apt. 812, Surfside, FL. 33154, USA  Tel: (305) 322-7053

Электронная версия "Нашей Страны" www.nashastrana.info

Просим выписывать чеки на имя редактора с заметкой "for deposit only"  Денежные переводы на: Bank of America, 5350 W. Flagler St. Miami, FL. 33134, USA. Account: 898018536040. Routing: 063000047.

Цена годовой подписки: В Аргентине - 100 песо,  Европе 55  евро, Австралии - 80 долл. Канаде - 70  долл. США - 65 ам. долл. Выписывать чеки на имя:Nicolas Kasanzew, for deposit only.

«Наша Страна» не занимается торговыми делами и поэтому не жертвует ради прибылей убеждениями русских православных патриотов.

Ваши пожертвования помогут высылать «Нашу Страну» в Отечество и тем, кто материально не в состоянии ее выписывать. Каждая, даже маленькая Ваша жертва, поможет этим людям узнать ПРАВДУ о церковных и национальных новостях. Поэтому,  мы призываем,  всех помочь по своим возможностям. Если Вы в состоянии, то удвойте и даже утройте посильно Вашу помощь духовно-национальной газете Зарубежной Руси!

ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО СДЕЛАТЬ  РОЖДЕСТВЕНСКИЙ   ПОДАРОК  "НАШЕЙ СТРАНЕ" -  ЕДИНСТВЕННОЙ МОНАРХИЧЕСКОЙ ГАЗЕТЕ В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ!