14.  НАМ ПИШУТ

15.  КОРОТКИЕ СООБЩЕНИЯ

В электроной библиотеке Верности помещена новая книга:"Отец Иоанн Недзельницкий 1866-1946" Подвижник Православия в Америке (Советник Преосвященнейшего Архиепископа Тихона в будущем Св.Патриарха Московского и всея России.Сборник писем, статей и документов.Под редакцией проф. Г.М.Солдатова,  Миннеаполис США, 2011,  153стр

Матерь Божия Иверская,  Благая Вратарнице,  не оставляй нас Своей милостью! Вместе с Собором новомучеников и праведников последних времен храни врата Святой Руси от лукавства дней нынешних.

За Веру, Царя и Отечество возстань, воздвигнись, православный народ, да не одолеют нас пути кривыя.    Аминь.

О МУЧЕНИЧЕСТВЕ

Епископ Иосиф Вашингтонский

Если мы посмотрим в календарь, в котором указываются святые, почитаемые Православной Церковью и православными христианами каждый день с чтением св. Евангелия и Апостола на тот день, то мы обратим внимание, что мученики указываются каждый день за самым малым исключением.

Евангельское чтение для мучеников всегда упоминается что «… не обдумывайте заранее что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут,  противитесь все противляющие вам…» (Лк. 21, 14-15).

Мы уже много раз читали или слышали о подвигах мучеников и как многие из них, если не все, переносили страдания, какие только могло выдумать испорченный грехом человеческий ум, и Православная Церковь всегда подчеркивала, что все эти страдания, возможно, было перенести только при помощи Божией Благодати, т.е. при помощи Божией.

В тоже время часто повторялось в учениях св. Отцов Церкви, что жребий мученичества не для всех и без указания Свыше – не должно самому на него идти и вместе с тем довольно часто Церковь призывает идти на борьбу и страдания за веру.

Что это значит? Вроде как бы это противоречие Церкви самой себе, но ведь Церковь «есть столб и утверждение Истины» (1 Тим. 3, 15).

Жребий мученичества – не для всех, но мученическая мудрость (упомянутая в св. Евангелии) – не для одних мучеников, как высказался один из Святителей Православной Церкви (Митрополит Филарет Московский). Она спасала и прославляла мучеников и светит всем на пути истины и спасения. Пройти мимо этого света без внимания было бы большой духовной потерей.

ПОВТОРЯЕМ, ЧТО МУЧЕНИЧЕСКАЯ МУДРОСТЬ – НЕ ДЛЯ ОДНИХ МУЧЕНИКОВ. Она им светила, и будет светить и нам, если мы приимем ее, как учит это Православная Церковь, основанная Сыном Божиим. Святитель Филарет Московский (19-й век) называл мучеников и мучениц – сынами и дочерьми МУДРОСТИ, а о мудрости нужно свидетельствовать и вот славянское слово «мученик» переведено с греческого слова «мартар», а слово «мартарь» по древне-гречески значит «свидетель» из евангельского выражения «… прилучится вам во свидетельство» (Мк. 21, 13) древней Церковью взято из наименования греческого слова «мартарь». Таким образом, слово «свидетель» и слово «мученик» в богословском отношении тождественны.

Таким образом, НЕ каждый может быть мучеником за истину, но каждый может быть свидетелем за истину. Такие качества как: разум, целомудрие, правда, мужество и подобные добродетели могут быть присущными и мученикам и свидетелям. Отсюда естественно вытекает вопрос: как бы перенесли мы за веру и истину то, что переносили мученики?

Ограничимся вопросом легким: как переносим мы уязвления маленького насекомого – т.е. малую обиду, несправедливый упрек, колкое слово и подобные мелкие каждодневные язвы в нашей жизни. Не раздражаемся ли мы? Не готовы ли мы отомстить?

Как далеко все это от премудрости можно судить по тому, что раздражительность и нападать на раздражающего свойственно и зверям. Мужество и возвышенность духа – достойны человека и премудрости оказывается в том, что бы малое оскорбление,  не делать великим и принимать его великодушно.

Есть люди, которые сильно приятны и дружны и влекут к делам неправильным; и мысль о приязни и дружбе может ослабить силу борьбы с пороком и грехом. Кто станет твердо и силою благочестивого и нравственного чувства расторгнет эту сеть и отразит соблазн – этим он будет свидетелем истины и ему принадлежит венец мученичества.

Молитвами и примером св. Твоих мучеников поучай и научи нас премудрости не той, которую обратил «мудрость мира сего в безумие» (1 Кор. 1, 20) и осуждаешь за ея гордость и суету. Но той, которая «… чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и не лицемерна» (Иаков 3, 17).

                Аминь.

 

 

 

ЕДИНСТВО И ЕДИНСТВЕННОСТЬ ЦЕРКВИ ХРИСТОВОЙ.

Епископ Антоний (Граббе)

В нынешнее время, как никогда раньше, в прошлые века, не было такого совершенно НЕЦЕРКОВНОГО понимания сущности Святой Церкви. Во всем мире сейчас так называемые «Церкви» – католическая, протестантская, лютеранская и … как не странно, православные – румынская, греческая константинопольская, александрийская, антиохийская и другие, действуют как обычные общественные корпорации, ставя перед собой цели и задачи политической выгоды и экономических достижений в этой Временной жизни, тогда как Церковь Христова ДОЛЖНА БЫТЬ, ОТДЕЛЕНА от всех этих временных комбинаций жизни. Церковь Христова, именуется СВЯТОЙ, ведущей людей к СВЯТОСТИ, и никакие выгоды этой временной жизни НЕ ДОЛЖНЫ руководить архипастырей в их святой работе.

В 1054 году отделилась от христианской Церкви римская организация и положила начало нового понимания Церкви. За ней пошли протестанты и остальные еретики, называющие себя церковью и христианами, хотя не идут путем Христовым.  Это те, которым Господь скажет на Своем Страшном Суде «Я вас не знаю» (Мф. 7, 23, Лк. 13, 25).

Под влиянием общего понимания, расцеркновленного общества, не чувствуя своего отделения от духовной сущности Церковного организма, духовно отделяется от своих архипастырей и вся верующая масса, понимающая своим не оцерковленным умом, а НЕ СЕРДЦЕМ, церковную жизнь только как традиционно нужную, тогда как Господь от нас требует в первую очередь наше сердце любящее (Мф. 22, 37) без чего мы ничто (1 Кор. 13, 1-8). Нужна любовь ко Христу, а не только исполнение внешних требований.

То же касается и архипастырей и пастырей, которые сейчас, к сожалению, во многом стали требоисполнителями, удовлетворяясь исполнением своих внешних обязанностей, что тоже важно, но не за счет внутренней духовности. Это ЧУВСТВУЮТ верующие и успокаиваются исполнением этой внешней обрядности за неимением любовного отношения архипастырей и пастырей.

Как только церковное руководство – архипастыри Христовой Церкви, сходят в плоскость внешних, политических или любых социальных соображений, оно теряется в этой области лжи и всякой неправды и начинает поддаваться общему настроению, сойдя на «широкий путь», оставив путь «узкий», но ведущий ко спасению. А за ними идут неопытные овцы, которых эти архиереи-администраторы тянут за собой. Говорят что к Богу, а фактически – от Бога.

Церковь Христова ОДНА, объединенная любовью, истинами веры, канонами Свв. Отцов, апостольским Преданием, и если что-либо из этого НЕ соблюдается в жизни Церкви то если и не «до юре», то «де факто», такая Церковь отступает от пути Божия, делаясь религиозной организацией, называющей себя христианской. От такой «церкви» упаси нас Боже.

 

 

 

ПУТИ  РУССКОЙ  ЦЕРКВИ  В  ВЕК БОГОБОРЧЕСТВА

Е. Федорова

        Пролог

Ноябрьским днём 1905г. г. Севастополь вздрогнул от взрывов. Бомбёжке подверглись черноморские порты. Шквал огня, разрушения, кровь, ужас мирных жителей… Нет, это не неприятель напал на русский город. Приказ о бомбардировке отдал русский офицер, недавно с повышением в чине уволенный в отставку за революционную, антиправительственную деятельность. Пётр Шмидт. О том, как «борцы за свободу» убивали офицеров на восставших суднах, о жертвах бомбардировки города советская историография, разумеется, молчала, представляя восставших героями, павшими «в борьбе роковой».

Вскоре после подавления восстания Шмидт будет расстрелян. На панихиду по человеку, видевшему свет истины в трудах Добролюбова, Герцена и Маркса, соберутся его единомышленники, так же как и он, ненавидящие подлинные русские идеалы. Панихиду будет служить не кто-нибудь, но ближайший к санкт-петербургскому митрополиту иерарх, ректор санкт-петербургской духовной академии. Этот иерарх, будучи членом небезызвестного религиозно-философского общества, давшего жизнь немалому числу еретических идей, ставших колыбелью обновленчества, слыл либералом и прогрессивным человеком. Именно в его доме нашлось пристанище для отпущенных в ту пору на свободу цареубийц-народовольцев. Этим другом революции и недругом Самодержавия был архиепископ Финляндский Сергий. В миру Иоанн Николаевич Страгородский…

        Глава 1.

Преподобный Серафим Саровский сказал однажды: «Господь открыл мне, что будет время, когда архиереи земли русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа помиловать их, и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, царствия небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут учить "учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут стоять далеко от Меня».

Этому пророчеству суждено было исполниться на русской земле в ХХ столетии. Но процессы, приведшие к этой трагедии, начались много раньше.

Сегодня, говоря о дореволюционной жизни, зачастую преобладает восторженный тон, идеализирующий то время. Сильная, богатая, праведная Церковь и верующий православный народ – такая отрадная картина является взору тех, кто ищет безусловный идеал в прошлом. Но так ли было на самом деле? Русский священник, окормлявший наших военнопленных, вспоминал, что после революции, когда причастие перестало быть обязательным, от него отказалась подавляющая часть его «паствы». Вскоре эта «паства», соблазнённая правом на бесчестье, погрязнет во всевозможных грехах русской смуты… Что же случилось с верующим православным народом?

Паства, как известно, обыкновенно соответствует пастырю. Иными словами, Церкви. Увы, великие святители, затворники, праведники не могли изменить общего негативного положения внутри неё. И внешний блеск и сила её так же не могли его изменить. Именно в погоне и заботе об этом блеске, о внешней стороне церковной жизни забылось главное, забылось единое на потребу – жизнь внутренняя. Жизнь духовная. И многие десятилетия скорбели о том святители, ясно видящие нарастающую пагубу.

«Через поколение, много через два, иссякнет наше православие...», - так писал в 80-е годы 19-го века епископ Феофан Затворник. Страшная и горькая картина открывается взгляду при чтении писем святителя Игнатия Брянчанинова. «В религиозном отношении, - пишет он в одном из них, - наше время - очень трудно: разно­образное отступничество от православной веры приняло обширный размер и начало действовать с необыкновенною энергиею и свободою». «Знакомство с пр. И., - читаем в другом, - показало и тебе и мне положение Церкви. В высших пастырях ее осталось слабое, темное, сбивчивое, неправильное понимание <христианства> по букве, убивающей духовную жизнь в христианском обществе, уничтожающей христианство...» О пастырях святитель Игнатий отзывался крайне жёстко: «Волки, облеченные в овечью кожу, являются и познаются от дел и плодов своих. Тяжело видеть, кому вверены или кому попались в руки овцы Христовы, кому предоставлено их руководство и спасение». «Весьма благоразумно делаешь, - писал он некому брату, - что не сводишь близкого знакомства ни с одним духовным лицом: такое знакомство может очень легко послужить ко вреду и <…> весьма редко к пользе. Советуйся, с книгами Святителя Тихона, Димитрия Ростовского и Георгия Затворника, a из древних — Златоуста; говори духовнику грехи Твои - и только. Люди нашего века, в рясе ли они, или во фраке, прежде всего внушают осторожность».

О положении церкви недвусмысленно свидетельствуют и размышления оптинского старца Амвросия, написанные им в качестве трактовки некоего сновидения: «Обширная пещера, слабо освещенная одною лампадою, может означать настоящее положение нашей церкви, в которой свет веры едва светится; а мрак неверия, дерзко-хульного вольнодумства и нового язычества <...> всюду распространяется, всюду проникает. Истину эту подтверждают слышанные слова: "мы переживаем страшное время" <...> Слова "мы доживаем седьмое лето" могут означать время последнее, близкое ко времени антихриста, когда верные чада Единой Святой Церкви должны будут укрываться в пещерах <...> Настоящему времени особенно приличны апостольские слова: дети, последняя година есть. И якоже слышасте, яко антихрист грядет, и ныне антихристи мнози быша: от сего разумеваем, яко последний час есть (1 Ин. 2,18)… <...> Если и в России, ради презрения заповедей Божиих и ради ослабления правил и постановлений Православной Церкви, и ради других причин, оскудевает благочестие, тогда уже неминуемо должно последовать конечное ис­полнение того, что сказано в Апокалипсисе Иоанна Богослова».

Немало горьких слов встречаем мы и у митрополита Филарета Московского. Новомученик Михаил Новосёлов приводит цитаты из его писем к епископу Иннокентию: «Ах, Преосвященнейший! Как время наше походит на последнее! "Соль обуявает", Камни святилища падают в грязь на улицу. С горем и страхом смотрю я в нынеш­нюю бытность мою в Синоде на изобилие людей, заслуживающих — лишения сана»; «Видно, грехи паши велицы пред Богом. Не от дома ли Божия начинается суд? Не пора ли от служащих в доме сем начаться покаянию? Между степеньми олтаря воскланяться священникам?»; «Что за время, Преосвященнейший? Не то ли, в которое ведомо стало диаволу, яко время мало имать? Ибо по людям искушаемым видно, что он имеет ярость великую»; «Вообще дни сии кажутся мне днями искушений, и я боюсь еще искушений впереди, потому что люди не хотят видеть искушений окружающих, и ходят между ими, как будто в безопасности».

Святитель Феофан Затворник предсказывал: «Кто вдохнет в себя, хоть мало, духа мира, тот становится холодным к христианству и его требованиям. Равнодушие это переходит в неприязнь, когда долго в нем остаются, не опамятываясь, и особенно когда при этом захватят откуда-либо частицу превратных учений. Дух мира с превратными учениями есть дух неприязненный Христу: он есть антихристов; расширение его есть расширение враждебных отношений к христианскому исповеданию и христианским порядкам жизни.

Кажется, вокруг нас деется что-то подобное. Пока ходит повсюду только глухое рыкание; но не дивно, что скоро начнется и прореченное Господом: возложат на вы руки... и ижденут — преданы будете... и умертвят вас (Лк. 21, 12-16). Дух антихристовский всегда один: что было внача­ле, то будет и теперь, в другой, может быть, форме, но в том же значении».

Кто вдохнёт духа мира… Дух мира, обмирщение стало причиной духовного разложения русской Церкви и её паствы. Первый шаг на этом скользкому пути был сделан ещё в далёком 16-м веке, когда была поставлена точка в споре «нестяжателей» и «иосифлян», и русские монастыри всё больше заботы стали уделять обогащению материальному, сокровищам земным, которые раз за разом, словно в остережение и предупреждение разрушались, предавались огню и грабежу иноземными захватчиками. Сокровище, огню и тати неподвластное, отступало на второй план.

Фёдор Тютчев однажды назвал преступлением всю русскую историю, начиная с Петра… В духовном смысле так оно и было. Синодальный период нанёс тяжелейший удар Церкви, равно как и пресловутая европеизация пагубным образом сказалась на всём российском обществе. Прежде всего, на правящем слое. Вместо национальной элиты этот слой составила денациональная бюрократия. Возникал трагический разрыв между властью и народом, точно так же, как паства оказывалась оторванной от Церкви, ставшей составной частью бюрократического аппарата. Лучшие пастыри, не желая становиться генералами от Церкви, удалялись в монастыри, жили в затворе. Но и монастыри всё более поддавались мирскому духу.

Епископ Игнатий Брянчанинов в своих письмах, фактически, выносит приговор синодальному периоду русской церкви, подводя его итоги. Вот, лишь некоторые цитаты из них:

«Какое время! Для поддержания Церкви нужно быть во главе управления светскому лицу, потому что обуявшая соль способна только быть попираемою человеками. Впрочем, св. Афанасий Великий говорит, что одним из признаков приблизившегося пришествия антихриста будет переход церковного управления из рук архипастырей в руки светских сановников. Признак очень верный! Это не может состояться иначе, как при утрате духовенством своего существенного духовного значения, своей энергии, порождаемой решительным отречением от мира. (…) …чиновничеством уничтожено в Церкви существенное значение Иерархии, уничтожена связь между пастырями и паствою, а миролюбие, ненасытное стремление к суетным почестям, к накоплению капиталов уничтожило в пастырях христиан, оставило в них лишь презренных ненавистных полицейских».

«Не от кого ожидать восстановления христианству! Сосуды Святого Духа иссякли окончательно повсюду, даже в монастырях, этих сокровищницах благочестия и благодати, а дело Духа Божия может быть поддерживаемо и восстановляемо только Его орудиями».

«Многие монастыри из пристанищ для нравственности и благочестия обратились в пропасти безнравственнос­ти и нечестия... Мнение разгоряченное слепцов, которые все видят в цветущем виде, не должно иметь никакого веса».

«Ныне трудно найти монастырь благоустроенный! Во многих обителях воздвигаются различные здания значительных размеров, которые дают обители вид как будто процветания. Но это обман для поверхностного взгляда. Самое монашество быстро уничтожается. Душевный подвиг почти повсеместно отвергнут; самое понятие о нем потеряно».

«Важная примета кончины монашества — повсеместное оставление внутреннего делания и удовлетворение себя наружностию напоказ. Весьма часто актерскою наружностию маскируется страшная безнравственность. Истинным монахам нет житья в монастырях от монахов-актеров. За такое жительство, чуждое внутреннего делания, сего единого средства к общению с Богом, человеки делаются непотребными для Бога, как Бог объявил допотопным прогрессистам. Однако Он даровал им 120 лет на покаяние».

«Очевидно, что отступление от веры православной всеобщее в народе. Кто открытый безбожник, кто деист, кто протестант, кто индифферентист, кто раскольник. Этой язве нет ни врачевания, ни исцеления».

«Отступление начало совершаться с некоторого времени очень быстро, свободно и открыто. Последствия должны быть самые скорбные. Воля Божия да будет! Милость Божия да покроет нас!»

Тлетворный дух, разлагавший Церковь многие годы, дал себя знать уже в первые дни после февральской революции, когда Синод не замедлил приветствовать масонское временное правительство, и никто из иерархов не заявил во всеуслышание о духовном значении совершившейся трагедии. Проблемы мирские, внешние, такие, как новое устройство жизни церкви, вопросы административные снова оказались первее…

В романе А.И. Солженицына «Красное колесо» есть такая сцена:

«Густым дьяконским басом, как бы и не дающим себе всей силы, потекла мирная ектенья с привычными возгласами, ритмично отзываясь утешительными «Господи, помилуй», — о свышнем мире, и мире всего мира, и о Синоде, а дальше, как тысячи-тысячи привычных раз, никого бы не удивляя, должно было потечь «О благочестивейшем, Самодержавнейшем, Великом Государе нашем» и о супруге, о матери его, наследнике и всём царствующем доме, — отданные богослужению не ожидали тут какой спотычки, но кто-то успел подумать за этот день, оборотливый Святейший Синод дал поспешную команду (ну да не более же поспешную, чем отрекался сам царь)? — и вот уже гудел дьяконский бас:

— О велицей богохранимой державе Российстей и благочестивом и благоверном Временном правительстве ея.

(…) В этой «благочестивости», так нескладно приложенной к Временному правительству, где все и креститься забыли, была комическая услужливость. Отодвинутый, умельченный внешний мир протянул руку и сюда. (…)

...Няня шла в церковь — исцелиться от гнева этих дней. (…) Пошла прикладываться к иконам — под иконой Преображения ещё какая-то неряха подколола большой красный шёлковый бант. Тут же няня неколебно его сняла, понесла в мусорницу, потом подумала — отдала к свечному ящику. Укрепилась на своём месте, народ собрался, звонить кончили, раскрыли царские врата, закадил батюшка вокруг престола, служба началась — и чаяла няня теперь просветлеть после этих дней окаянных. И тут — пристигло её на ектенье. Она — как ахнула, только немо. Она — верить такому не могла. Там в городе пусть чертобучатся как хотят — но как же это тут подменили? что ж, нас и в храме хотят облиховать? да куда ж душе деться, не из храма же вон? Что это, и церковь отпала? Теперь и церковь будет ненастоящая?.. Да царь же — живой, как могут за него не молиться?.. Может дальше передвинули? Нет, дьякон читал: «О пособити и покорити под нозе их всякого врага и супостата». Так под кого ж покорить — под этих же супостатов?..»

Подменили. В этом слове заключен фактически весь смысл того, что будет происходить с русской церковью и Россией в скором будущем. Но пока о худшем думают лишь немногие. Иные же наоборот проявляют неумеренную активность, надеясь возвыситься при новой власти. Революция завладевает частью духовенства. Эта часть открыто ликует по поводу свержения монархии, воспевает «долгожданную» революцию, требует реформации церковной жизни. Особо ретивые, из будущих обновленцев, называют себя гражданами и призывают сбросить рясы, отрывающие священников от простого народа.

Уже в первые дни революции на Марсовом поле проходят панихиды и крестные ходы по «павшим борцам за свободу». О растерзанных в эти дни офицерах и городовых, разумеется, политиканы в рясах не вспоминают.

Синод возглавляет полусумасшедший еретик Владимир Львов. Члены Синода, сохранившие верность законной власти, вынуждены покинуть его. Среди них - Архиепископ Литовский Тихон (Беллавин), Московский Митрополит Макарий, Епископ Гермоген, который открыто назвал состав Синода еретическим. Более 20 консервативно настроенных архиереев будут лишены Львовым своих кафедр.

В львовском Синоде, в итоге, остаются те, кто приветствовал свержение монархии и всячески способствовал очищению самого Синода от монархических элементов. Среди них – архиепископ Сергий Финляндский…

Вскоре он сменит на Владимирской кафедре обвинённого в монархических убеждениях архиепископа Алексия (Дородницына). Четыре кандидатуры были выдвинуты на этот пост. Накануне решающего голосования большинство голосов отдавалось делегатами Чрезвычайного съезда духовенства и мирян Владимирской области одному из конкурентов архиепископа Сергия. Но уже следующим утром расклад сил неожиданно поменялся. Непостижимым образом за ночь Страгородский сумел перетянуть на свою сторону 120 избирателей и получить в итоге абсолютное большинство голосов.

Через несколько дней после этого в Москве открылся Поместной Собор Российской Православной Церкви. На нём консервативному крылу духовенства удалось отбить атаку обновленцев, делавших на Собор большую ставку, но так и не удалось преодолеть мирской дух, всё ещё довлеющий надо всем. Княгиня-исповедница Н.В Урусова, присутствовавшая на Соборе, вспоминала: «К сожалению, в собрании всех высших сил православного русского духовенства (в большинстве высших не в силе духа, а только в чинах иерархии, к великому горю и гибели России) царил все тот же страх: страх перед надвигающейся страшной катастрофой. За немногими исключениями, все боялись открыто исповедовать свое мнение по тем вопросам, где нужно было громить, предупреждать и открывать глаза в то время еще в большинстве верующему в Бога и любившему своего земного царя народу.

Собор этого НЕ сделал! (…)

На Соборе постановлено было не говорить о политике. Все вопросы, по которым подолгу говорили церковные ораторы, сводились только к образованию будущей Церкви, могущественной своими капиталами, для чего должны были быть куплены два громадных имения: одно виноградное в Крыму, для монополии церковного вина, а другое на Кавказе, с посевами пшеницы для монополии муки на просфоры и надобности Церкви, причем от продажи излишков предвиделись неисчерпаемые богатства. (…)

И вот объявляют: сейчас будет говорить профессор из Белоруссии (фамилию я его забыла). Вышел маленького роста, скромного вида невзрачный человек, и этот маленький человек сказал не много, но сильных и больших слов.

Я, конечно, не помню их буквально, хоть их было мало, ему не дали говорить, и кто не дал? Со сцены поднялось шиканье, и его заставили сойти с кафедры».

Тем не менее, Собор завершился величайшим событием русской церковной истории – возрождением патриаршества.

 

        Глава 2.

Первого после синодального периода патриарха избирали под грохот орудий. Захватившие власть большевики расправлялись с восставшими юнкерами…

3 октября по Кремлю, в котором оборонялись юнкера был выпущен последний снаряд, и небольшой группе соборян во главе с митрополитом Московским Тихоном разрешили осмотреть святыню Русской земли. Расстрелянные образа Казанской Божией Матери и святителя Николая Чудотворца, обезрученный снарядом, пробившим стену Успенского собора, Спаситель смотрел на будущего патриарха, пробоинами зияли купола и древние стены, непотребными надписями на русском и немецком языках встречали стены храма Николая Гостунского…

Через день в переполненном храме Христа Спасителя старец-затворник Зосимовой пустыни иеромонах Алексий извлечёт из ковчежеца один из трёх свитков-жребиев, и митрополит Киевский Владимир, которому уже совсем скоро суждено будет стать одним из первых новомучеников, огласит имя Патриарха, и храм сотрясёт возглас тысяч голосов:

    - Аксиос!

Василий Иоаннович Беллавин родился в семье сельского священника. Его высокая духовность, исключительная память, способности и трудолюбие сделали его гордостью сперва семинарии, а позже - Петербургской духовной академии, где он получил от товарищей провидческое прозвище – Патриарх. Одним из наиболее ярких периодов его жизни было служение в Америке, где в сане епископа Алеутского и Аляскинского владыка Тихон, преодолевая немалые трудности быта, подчас подвергаясь опасности, просвещал туземцев. По бурным рекам, на маленьких кожаных байдарах он объезжал свою паству, посещал бедные и грязные их жилища, обучал молитвам, дарил иконки и крестики. С замиранием сердца смотрели многие, как крохотная лодка епископа вздымается волнами, грозящими потопить её. А на мелководье лодку приходилось нести на плечах, через болота, где тучами набрасывались на нежданных жертв комары. Спутников епископа косили болезни, а он не ведал их, как не ведал усталости и уныния. Он сплавлялся по рекам, шёл пешком по тундрам, спал на земле и голодал, но эти лишения лишь укрепляли его, и всей душой привязались туземцы к своему «Алютухту»…

Вся Россия в те годы была подобна байдарке в бурных водах. Гремели взрывы, гибли сановники и простые люди, Цусимой окончилась несчастливая война с Японией, народные волнения едва не привели к Революции, сменилось три Думы… Но тогда всё же не удалось свирепым валам потопить Россию. Бог послал ей ещё несколько лет мира и благоденствия, которые святитель Тихон провёл в Ярославской епархии, откуда накануне войны был переведён в Литву.

Когда немцы подошли к стенам Вильно, архиепископ Тихон вывез из города мощи святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия. Большая часть епархии была занята неприятелем, но её пастырь продолжал ездить по фронтовым городам, ещё не захваченным, служил там молебны о даровании победы, на которые собирались даже староверы и католики.

- Воистину, Русь Царём сильна, и с ним не боится врагов она! Отстоит Царя Россия, отстоит и Россию Царь! – проповедовал он.

Но Царя не отстояли…

Почти две тысячи лет назад в Гефсимании никто не посмел наложить рук на голову Христа, свидетельствуя тем, по иудейскому обычаю, своё обвинение. Не посмел и Иуда, заменивший наложение рук подлым лобзанием. Вечная трагедия, сквозной линией пронзившая историю человечества! Лицемерные народные старейшины, предатели, трусы, отрекающиеся, бегущие и хранящие молчание страха ради иудейска, толпы, обезумелые, отдающие предпочтение разбойнику Варавве перед праведником… И горстка верных, но растерявшихся и потрясённых.

Никто не наложил рук и на Государя. Вся вина его состояла в том, что он был и оставался русским Царём, Помазанником. Но какая иная вина могла быть больше, тяжелее в чёрном оке бесноватой, ненавидящей Россию власти?

В тот день, когда получено было скорбное известие об убийстве Государя, Патриарх Тихон созвал совещание Соборного Совета и в церкви Епархиального дома, где он заседал, совершена была панихида по убиенному Императору.

И на литургии в честь Казанской, проходившей в Казанском соборе, подле Кремля, где заседали палачи, также поминали Государя. Патриарх произнёс вдохновенную проповедь:

- Счастье, блаженство наше заключается в соблюдении нами Слова Божия, в воспитании в наших детях заветов Господних. Эту истину твёрдо помнили наши предки. Правда, и они, как все люди, отступали от учения Его, но умели искренно сознавать, что это грех, и умели в этом каяться. А вот мы, к скорби и стыду нашему, дожили до такого времени, когда явное нарушение заповедей Божиих не только не признаётся грехом, но оправдывается, как нечто законное. Так, на днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший Государь Николай Александрович, по постановлению Уральского областного совета рабочих и солдатских депутатов, и высшее наше правительство – Исполнительный комитет – одобрило это и признало законным. Но наша христианская совесть, руководясь Словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падёт и на нас, а не только на тех, кто совершил его. Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего Государя: беспристрастный суд над ним принадлежит истории, а он теперь предстоит перед нелицеприятным судом Божиим. Но мы знаем, что он, отрекаясь от престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней. Он мог бы после отречения найти себе безопасность и сравнительно спокойную жизнь за границей, но не сделал этого, желая страдать вместе с Россией. Он ничего не предпринял для улучшения своего положения, безропотно покорился судьбе… И вдруг он приговаривается к расстрелу где-то в глубине России, небольшой кучкой людей, не за какую-то вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот приводят в исполнение, и это деяние, уже после расстрела, одобряется высшей властью. Наша совесть примириться с этим не может, и мы должны во всеуслышание заявить об этом как христиане, как сыны Церкви. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреливают. Мы готовы всё это претерпеть в уповании, что и к нам будут отнесены слова Спасителя нашего: Блаженны слышащие Слово Божие и хранящие е!

 Уже в начале 1918г. большевики издали т.н. «Декрет о свободе совести», тотчас получивший в народе название «Свободы от совести». Суть этого документа сводилась к фактическому лишению Церкви её имущества, объявленного государственной собственностью. Монастыри и церкви закрывались и приспосабливались под иные цели, религия изгонялась из школ. Воинствующий атеизм стал официальной государственной политикой. «Доселе Русь была святой, а теперь хотят сделать её поганою», - откликнулся на это Собор. Во всех церквях читалось послание Святейшего с анафемой большевикам: 

«Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это – поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гееннскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной.

Властию, данною Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной. Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какие-либо общения...»

По всей России прошли многотысячные крестные ходы. В ряде городов безоружных богомольцев расстреливали из пулемётов. Верующие подвергались арестам. Но вера была сильнее страха. И, преодолевая его, холодным февральским утром 18-го года сотни тысяч москвичей с иконами и хоругвями пришли к Кремлю, где на Лобном месте Патриарх отслужил молебен.

Столь же внушительной силой выступили верующие в мае того же года. Первого мая, пришедшегося на Великую Среду, большевики звали народ на праздничную демонстрацию, соблазняя невиданными зрелищами: фейерверками, прожекторами… Кремль едва ли не весь закутали в красную материю. Всемерно готовилась «иудина пасха». Между тем, по городу распространялась листовка с проповедью настоятеля храма Воскресения Христова в Сокольничьей слободе отца Иоанна Кедрова. «Будет и так много на нас греха! – говорилось в ней. - И так не знаешь, где найти отрады и покоя. Неужели ещё мало нам ужасов современной жизни, неужели мы хотим сознательно идти против Христа и основ святой веры в Него и окончательно уничтожить устои нашего измученного, опозоренного и разделённого Отечества, которое верою родилось, выросло, окрепло и было могучим?! Веру оставили, восстали на Церковь и Отечество и гибнем в мучениях за эти тяжкие дни! Что стало с нашей когда-то Святой Русью? Куда девался русский человек – христианин и патриот, для которого Отечество было всегда предметом его любви и святых подвигов?!

 Русский православный человек! Если ты не хочешь быть рабом других народов, для которых Россия, наше Отечество, лакомый кусок, а мы все – рабочая сила: на нас будут пахать землю и возить навоз – опомнись, пойми, что ты русский и никакие другие народы не дадут тебе защиты и спасения, все они преследуют только свои цели. Никто, только ты сам сможешь спасти себя от мучений и Отечество – от позора. Спасти не насилием, разорением и кровью своих отцов, братьев и сестёр в междоусобной войне… А спасти себя верою в Христа, Который ещё есть в тебе. Нас разделили на партии, чтобы во вражде и разделении мы сами себя опозорили и уничтожили; дошли мы до таких великих ужасов, кто может поручиться за жизнь на завтрашний день?!»

Русские люди в то время ещё не забыли Христа, а потому в Первомай лишь совсем оголтелые партийцы и красноармейцы маршировали по Красной площади с пением «Интернационала». В самый же разгар «иудиной пасхи» свершилось чудо: прорвалось красное полотнище, застившее лик Николая Чудотворца на Никольских воротах, и образ святого воссиял  в лучах солнца. И 9 мая, в день праздника Святителя, из всех московских церквей свершён был крестный ход к чудесному образу. Сотни икон, хоругвей, риз, крестов заполнили Красную площадь. Накануне многие причащались, готовились к смерти. Но отряды красноармейцев и чекистов, занявшие переулки, не решились расправиться с верующими, коих собралось в тот жаркий, солнечный день в сердце Москвы, у Исторического музея, где совершалась патриаршая служба, не менее 400 тысяч. И охраняемый латышами и китайцами «вождь мирового пролетариата» мог лишь в бессильной злобе наблюдать за происходящим…

Между тем, против духовенства уже вовсю свирепствовал террор. Архиепископа Пермского и Кунгурского заставили вырыть себе могилу и живьём закопали в ней. Утопили в реке епископа Соликамского Феофана. Приехавшего расследовать их гибель архиепископа Черниговского Василия – схватили и расстреляли на обратном пути. А епископа Тобольского и Сибирского Ермогена, благословившего последним из архиереев царскую семью незадолго до их убийства, с камнем на шее бросили в Тобол. Архиепископу Сарапульскому Амвросию вывернули руки и нанесли удар штыком в спину. А епископу Петропавловскому Мефодию штыковые раны старались нанести в виде креста. Белгородскому епископу Никодиму пробили голову железным прутом, а после расстреляли. Иоакима, епископа Нижегородского, повесили на Царских вратах кафедрального собора Севастополя вниз головой… Убиты были епископы Макарий Вяземский, Варсонофий Кирилловский, Ефрем Селенгинский. А сколько было убито простых священников! Монахов! А перед смертью терзали, как первых христиан. Монахинь подвергали насилию и глумлению… Большевики затмили в своём зверстве римских императоров, но при этом посол в Берлине Иоффе заявил, ничуть не смутясь: «Никогда не имели места на территории Советской республики массовые расстрелы невинных людей и аресты высших священнослужителей».

После убийства Урицкого и покушения на Ленина террор обрёл сильнейший размах, но именно в это время, в канун годовщины Октября, Святейший обратился к Совету народных комиссаров с письмом, в котором высказал всё, о чём в несчётных письмах неслись к нему, как к последней надежде, вопли со всех концов терзаемой России:

«Целый год держите вы в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину октябрьской революции, но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды. Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания? 

По истине вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы (Мф. 7, 9, 10). Народу, изнуренному кровопролитной войной, вы обещали дать мир "без аннексий и контрибуций". 

От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решились обнародовать полностью? Вместо аннексий и контрибуций великая наша родина завоевана, умалена, расчленена и в уплату наложенной на нее дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото. 

Вы отняли у воинов все, за что они прежде доблестно сражались. Вы научили их, недавно еще храбрых и непобедимых, оставив защиту Родины, бежать с полей сражений. Вы угасили в сердцах воодушевлявшее их сознание, что "больше сия любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя" (Иоанн, 13, 15). 

Отечество вы подменили бездушным интернационалом, хотя сами отлично знаете, что, когда дело касается защиты отечества, пролетарии всех стран являются верными его сынами, а не предателями. 

Отказавшись защищать родину от внешних врагов, вы, однако, беспрерывно набираете войска. Против кого вы их ведете?

 Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли их в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян доставить торжество призраку мировой революции. 

Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто не чувствует себя в безопасности, все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертью часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного суда. Казнят не только тех, которые перед вами в чем-либо провинились, но и тех, которые даже перед вами заведомо ни в чем не виновны, а взяты лишь в качестве "заложников", этих несчастных убивают в отместку за преступления, совершенные лицами, не только им не единомысленными, а часто вашими же сторонниками или близкими вам по убеждению. Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем не повинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной "контрреволюционности". Бесчеловечная казнь отягчается для православных лишением последнего предсмертного утешения напутствия Св. Тайнами, а тела убитых не выдаются родственникам для христианского погребения.

 Не есть ли все это верх бесцельной жестокости со стороны тех, которые выдают себя благодетелями человечества и будто бы сами когда-то много претерпели от жестоких властей? 

Но мало вам, что вы обагрили руки русского народа его братской кровью, прикрываясь различными названиями контрибуций, реквизиций и национализаций, вы толкнули его на самый открытый и беззастенчивый грабеж. По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот, грабят деньги, вещи, мебель, одежду. Сначала под именем "буржуев" грабили людей состоятельных, потом, под именем "кулаков", стали уже грабить и более зажиточных и трудолюбивых крестьян, умножая таким образом нищих, хотя вы не можете не сознавать, что с разорением великого множества отдельных граждан уничтожается народное богатство и разоряется сама страна. 

Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть и заглушили в нем сознание греха, но какими бы названиями не прикрывались злодеяния, - убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами и преступлениями.

Вы обещали свободу. 

Великое благо свобода, если она правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие. Но такой-то свободы вы и не дали: во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств и грабежей заключается дарованная вами свобода. Все проявления как истинной гражданской, так и высшей духовной свободы человечества подавлены вами беспощадно. Это ли свобода, когда никто без особого разрешения не может провезти себе пропитание, нанять квартиру, переехать из города в город? Это ли свобода, когда семьи, а иногда населения целых домов выселяются и имущество выкидывается на улицу, и когда граждане искусственно разделены на разряды, из которых некоторые отданы на голод и на разграбление? Это ли свобода, когда никто не может высказать открыто свое мнение, без опасения попасть под обвинение в контрреволюции? Где свобода слова и печати, где свобода церковной проповеди? Уже заплатили своею кровью мученичества многие смелые церковные проповедники, голос общественного и государственного обсуждения и обличения заглушен, печать, кроме узко-большевистской, задушена совершенно. 

Особенно больно и жестоко нарушение свободы в делах веры. Не проходит дня, чтобы в органах вашей печати не помещались самые чудовищные клеветы на Церковь Христову и ее служителей, злобные богохульства и кощунства. Вы глумитесь над служителями алтаря, заставляете епископов рыть окопы (епископ Тобольский Гермоген) и посылаете священников на грязные работы. Вы наложили свою руку на церковное достояние, собранное поколениями верующих людей, и не задумались нарушить их последнюю волю. Вы закрыли ряд монастырей и домовых церквей, без всякого к тому повода и причины. Вы заградили доступ в Московский Кремль это священное достояние всего верующего народа. 

"И что еще скажу. Не достанет мне времени" (Евр. 11, 32), чтобы изобразить все те беды, какие постигли родину нашу. Не буду говорить о распаде некогда великой и могучей России, о полном расстройстве путей сообщения, о небывалой продовольственной разрухе, о голоде и холоде, которые грозят смертью в городах, об отсутствии нужного для хозяйства в деревнях. Все это у всех на глазах. Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ Зверя. 

Не наше дело судить о земной власти, всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она воистину явилась Божиим слугой, на благо подчиненных и была "страшна не для добрых дел, а для злых" (Рим. 13, 34). Ныне же к вам, употребляющим власть на преследование ближних и истребление невинных, простираем Мы Наше слово увещения: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры, обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междуусобной брани. А иначе "взыщется от вас всякая кровь праведная вами проливаемая" (Лук. 11, 51) "и от меча погибнете сами вы, взявшие меч" (Мф. 25, 52)».

Ответ власти был закономерен, и даже мягок: Святейшего подвергли домашнему аресту, изъяв патриаршие панагии, кресты и митру, как «похищенные из Чудова и Вознесенского монастырей». Судить или убить тогда не осмелились, ещё не получив полной власти и не желая вызвать негативной реакции западных держав. Менее чем через месяц Патриарх был отпущен на свободу.

 

            Глава 3.

«Наши улицы стали улицами безумного ужаса. Детей боимся выпускать: много пропадает детей безвозвратно... Сумерки, вечера, ночи - сплошное мучение. В 6 часов вечера люди боятся ходить по тротуарам, а стараются идти по середине дороги: на идущих по тротуарам «через заборы накидываются арканы и... Человек охотится за человеком. Человек боится человека как страшного зверя», - так писали Ленину крестьяне Самарской губернии в 1922-м году. Никогда ещё в своей истории Россия не переживала столь кошмарного голода.

Мором были охвачены даже всегдашние житницы государства. Официальные «Известия» в статье «Голод на Украине» сообщали следующие цифры: «На 1 мая (1922 г. - А.П.) всего числилось на... Украине 3.793.481 человек голодающих, из них 1.940.000 детей до 16-ти летнего возраста. К концу мая, по неполным сведениям, количество голодающих по всей Украине доходило уже до 4,218.270 чел. Таким образом, при общем количестве населения в голодающих губерниях 9.669.300 чел, голодает свыше 40 процентов всего населения этих губерний». На Тереке, как свидетельствует другое сообщение «обессилевшее от голода крестьянство и казачество пасется стадом по степи, ест мак… В некоторых местах Помголы, за отсутствием надлежащих продуктов питания, начали выдавать тот сорт жмыха, который обычно шел для топлива».

Украина, Крым, Кубань… Эти изобильные земли цвели и плодоносили даже в Гражданскую войну. И, вот, через два года большевистской власти Царь-Голод собирал здесь, равно как и по всей остальной России, страшную жатву. Люди вымирают целыми деревнями. Дороги завалены мертвецами, которых некому похоронить. Случаи людоедства становятся повсеместны. Но, несмотря на это, население удушается налогами, среди которых выделяется «голодный налог». Бессовестные «Известия» поясняют: «помощь голодающим есть не что иное, как самопомощь». На самом деле, налоги и пожертвования, поступающие со всего мира, идут, большой частью, отнюдь не голодающим. За счёт них живёт и процветает Коминтерн, на нужды которого будут употреблены, в частности, многие сокровища российских музеев.

Церковь, следуя призыву Патриарха, всеми силами старается помочь голодающим, жертвуя собранные за века ценности. Но власти подобная добровольная жертва не нужна. Она поднимает престиж церкви и мешает расправе с ней. Поэтому через считанные дни после воззвания Патриарха выходит постановление о принудительном изъятии церковных ценностей. Данное постановление имело целью спровоцировать верующих на выступление против власти. Поэтому и изымали посланные разорители не только неосвящённые предметы, которые Церковь и без того отдавала сама, но и освящённые, использование которых не для богослужебных целей строго воспрещено канонами, как святотатство.

Провокация удалась. Кое-где вспыхивают волнения. Правда, обходится без серьёзных столкновений. Самое громкое происходит в Шуе. Там в стычке с конной милицией и солдатами убиты четверо прихожан, защищавших свой храм. Это-то по меркам тех лет заурядное происшествие и вызвает ликование Ленина, вылившееся в его известном письме Молотову, в котором «самый гуманный человек» формулирует задачу: «Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена нам полностью. Кроме того, главной части наших заграничных противников среди русских эмигрантов за границей, т.е. эсерам и милюковцам, борьба против нас будет затруднена, если мы, именно в данный момент, именно в связи с голодом, проведём с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства. (…) На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем больше число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».

Так началась новая фаза борьбы с Церковью. Вскоре фабрикуется т.н. «дело 54-х», по которому обвиняются 54 священнослужителя и мирянина, препятствовавшие изъятию церковных ценностей. Свидетелем по этому делу допрашивается сам Патриарх. В суде Святейший держится с таким достоинством, что даже советские газетчики не смеют писать о нём в неуважительных тонах. Так фельетонист Кольцов пишет в «Правде»: «Патриарх смотрит на бесцеремонный вызов и допросы его свысока. Он держится с достоинством. Но мы присоединимся к грубому святотатству Московского трибунала и вдобавок к судебным вопросам бухнем ещё один, ещё более неделикатный вопрос: откуда такое достоинство у патриарха Тихона?»

Вскоре Святитель Тихон был арестован вторично и заточён в Донской монастырь.

В отсутствие Патриарха в церкви нарастает смута. Поддерживаемые властью обновленцы перешли в решительное наступление.

Ядро будущей обновленческой т.н. «Живой церкви» сформировалось ещё в 1905г., когда группа духовенства присоединилась к революции. Из нее в Петербурге образовался левый кружок, известный под названием «тридцати двух священников». В первые дни революции 17-го эта группа решила организовать всё «прогрессивное» церковное общество во «Всероссийский Союз демократического духовенства и мирян». На первом месте у этого общества стояли цели революции и установление республиканского образа правления, а на третьем - реформа в Церкви. Председателем избрали священника Димитрия Попова, а секретарем протоиерея Александра Введенского. «Демократы» в рясах ораторствовали на митингах, кляня историю собственной страны, на своих службах пели «Многие лета благовернейшему Совнаркому». Название «Живая церковь» обновленцы получили после выпуска одноимённого журнала, подготовленного настоятелем Гребневской церкви на Лубянке Калиновским, через несколько месяцев после того снявшим с себя сан и всю оставшуюся жизнь подвизавшимся на поприще антирелигиозной пропаганды.

«Разными путями, но мы идём к одной цели: к устроению царства Божия – Социализма – на земле», - проповедовали «живцы». Ах, как ещё будет востребован этот лозунг в скором будущем, когда в храмах станут петь исполать «богоданным» вождям богоборческой тирании. Целая псевдобогословская концепция родится из этого лозунга в 60-е годы, когда митрополит Никодим (Ротов) выдвинет теорию, согласно которой Христос на Кресте «всыновил» Себе не только верных Ему в лице Иоанна Богослова, но всех вообще людей, независимо от отношения к Нему, ко Христу, и «неверующие братья» на деле делают Божие дело, строя коммунизм, как прекрасное общество, как «Царство Божие на земле», тогда как Православная Церковь плетется в хвосте этого «Божия дела», мешая ему, погрязая в таком «духовном эгоизме», как монашество.

Но пока ещё рано. В 1922г. обновленцы только идут на штурм. Свою цель они формулировали ясно: «Мы решили остаться в Церкви, чтобы взорвать патриаршество изнутри».

Вскоре после ареста Патриарха главари обновленцев под предводительством Введенского явились к нему ночью с требованием де-факто передать им власть. Вот, как описывает это в своём труде «Русская Церковь перед лицом господствующего зла» епископ Григорий Граббе: «Они сообщали, что патриаршее управление совершенно лишено возможности функционировать и фактически закрыто.

Проф. Титлинов, старавшийся описать все происходившее тогда в облагороженном виде, пишет: "Патриарх согласился на предъявленное ему требование о сложении с себя управления Церковью, написав резолюцию о передаче власти до созыва собора одному из старейших иерархов — Митрополитам Ярославскому и Петроградскому.

Самый же процесс передачи дел он поручил той самой группе духовенства, которая к нему явилась. Но инициаторы церковной оппозиции не удовлетворились такой ролью, продолжает Титлинов, а пошли дальше. Они образовали из себя временную церковную власть и затем уже вошли в переговоры с названными Патриархом заместителями, предложив им свои условия". (…)

Сам Патриарх в послании 15-го июля 1923 года писал, что явившаяся к нему группа из трех священников "под видом забот о благе Церкви", подала ему вышеприведенное заявление и далее сообщал: "Мы уступили их домогательствам и положили на их заявление следующую резолюцию: "Поручается поименованным ниже лицам, то есть подписавшим заявление священникам, принять и передать Высокопреосвященному Агафангелу, по приезде его в Москву, синодские дела при участии секретаря Нумерова".

Еще за два дня до этой резолюции 16-го мая 1922 года, Патриарх уже послал грамоту Митрополиту Агафангелу, вызывая его в Москву для временного возглавления церковного управления до созыва собора. Он писал: "На это имеется согласие гражданской власти, а потому благоволите прибыть в Москву без промедления".

Однако, присутствие Митрополита Агафангела могло помешать планам захвата власти обновленцами, с которыми он не соглашался сотрудничать. Поэтому, данное Патриарху согласие гражданских властей оказалось отмененным. Митрополит не смог выехать из Ярославля в Москву. Между тем, обновленцы воспользовались резолюцией Патриарха, чтобы фактически овладеть церковной властью. (…)

Группа священников, уполномоченных только содействовать передаче патриарших дел Митрополиту Агафангелу, сама себя в тот же вечер переименовала в Высшее Церковное Управление и самочинно присвоила себе высшую административную власть в Русской Церкви».

Первой жертвой самозваного ВЦУ стал митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин. По возвращении в Петроград Введенский наведался к нему и объявил о создании нового управления и назначении его, Введенского, делегатом от этого управления по Петроградской епархии. Владыка отказался признать самозванцев и отлучил Введенского от Церкви. Советские газеты бесновались: «Митрополит Вениамин осмелился отлучить от Церкви священника Введенского. Меч пролетариата тяжело обрушится на голову митрополита».

Через несколько дней Введенский явился к Митрополиту вновь. Но уже в сопровождении бывшего председателя петроградской ЧК и петроградского коменданта Бакаева. Они предъявили Митрополиту ультиматум: либо он отменить свое постановление о Введенском, либо против него и ряда духовных лиц будет создан процесс в связи с изъятием ценностей, в результате которого погибнет и он, и близкие к нему люди. Митрополит ответил категорическим отказом и был арестован. Во время обыска Введенский подошёл к Владыке под благословение, но получил холодный ответ:

- Отец Александр, мы же с вами не в Гефсиманском саду.

Арестованного митрополита ВЦУ уволило с петроградской кафедры. Вместе с ним перед судом предстали ещё несколько десятков человек. Десятерых из них во главе с самим Владыкой трибунал приговорил к смертной казни, остальные получили разные сроки заключения…

Вскоре, презрев кровь мучеников, поставленный на петроградскую кафедру «Живой Церковью» архиепископ Алексий Симанский, будущий второй советский патриарх, отменит указ об отлучении новоявленного иуды протоиерея Введенского.

Между тем, к самозваному ВЦУ начали примыкать отдельные представители духовенства. Одним из первых новую власть признал митрополит Сергий (Страгородский). Как отмечает епископ Григорий Граббе: «Этой изменой Православию митрополит Сергий на некоторое время приобрел себе свободу и спокойствие, но своим пагубным примером внес в Церковь много соблазна».

Между тем, на защиту Патриарха встало международное сообщество, голос которого ещё имел вес для Советов. Расстрелять Святейшего так же, как митрополита Вениамина, не выходило. В то же время сам Патриарх чувствовал, что без него, пастыря, волки-обновленцы окончательно рассеют паству. Разрушат Церковь. 16 июня 1923г. Святитель Тихон обратился в Верховный суд со следующим заявлением: «…будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен по отношению к советской власти враждебно, при чем враждебность из пассивного состояния временами переходила в активные действия, как то: обращение по поводу Брестского мира в 1918 году, анафематствование в том же году власти, возражения против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 году. Все мои антисоветские действия, за немногими неточностями, изложены в обвинительном акте заключения Верховного суда.

Признавая правильность решения суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня из под стражи.
При этом я заявляю Верховному Суду, что я отныне советской власти не враг. Я окончательно и решительно отказываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции».

Эта была вынужденная уступка власти, после которой Патриарх оказался на свободе и смог, наконец, заняться наведением порядка в Церкви. Как пишет епископ Григорий Граббе: «…после годичного заключения, видя полный развал в Церкви, Патриарх решил, что не имеет больше практической возможности проявлять себя в вопросах государственных. Тогда он, не отрекаясь от принципов св. Руси, отказался от неосуществимых для него функций народного вождя, а стал ограничиваться только каноническим управлением Церкви. Все другие вопросы, как бы важны они ни были в его глазах, он как бы вынес за скобки, сосредоточив все внимание только на самом главном: спасении Церкви от обновленческой реформации».

Принявшие ВЦУ архиереи и священники поспешили к Святейшему с покаянием. Вчерашние обновленцы были обязаны каяться всенародно, а принадлежавшие «Живой церкви» храмы освещались заново. Среди кающихся был и митрополит Сергий, своим примером увлекший на сторону «живцов» многих представителей духовенства. Узнав о его покаянии, последний оптинский старец Нектарий заметил: «Да, покаялся, но яд в нем сидит».

Этому яду ещё не пришло время излиться. Но ждать осталось недолго. Радость верующих возвращению пастыря оказалась недолгой. 7 апреля 1925г. Патриарх Тихон скончался. Его смерть была столь внезапной, что немедленно породила слухи о том, что Святейший был убит. Эта версия вполне логична, т.к. Патриарх очень мешал Советам. Мешал подчинить церковь обновленцам, что было необходимо для её скорейшего разрушения. Современные исследователи приводят следующее свидетельство, косвенно подтверждающие версию об убийстве Патриарха: «Покойный настоятель храма Ильи пророка в Обыденном переулке в Москве о. Александр Толгский, умерший в 1962 году, говорил одному из авторов: "После признаний, сделанных мне во время исповеди одного из врачей больницы Бакунина, у меня нет ни малейших сомнений в том, что Патриарх Тихон был отравлен"».

Незадолго до расстрела митрополит Вениамин писал из тюрьмы: «Страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше ее иметь надо нам, пастырям. Забыть свои самонадеянность, ум, ученость, и силы и дать место благодати Божией.

Странны рассуждения некоторых, может быть и выдающихся пастырей – разумею Платонова, – надо хранить живые силы, то есть их ради поступаться всем. Тогда Христос на что? Не Платоновы, Чепурины, Вениамины и тому подобные спасают Церковь, а Христос. Та точка, на которую они пытаются встать, – погибель для Церкви. Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя. Теперь время суда. Люди и ради политических убеждений жертвуют всем. Посмотрите как держат себя эсэры н т. п. Нам ли христианам, да еще иереям, не проявлять подобного мужества даже до смерти, если есть сколько-нибудь веры во Христа, в жизнь будущего века!»

К несчастью, после смерти Патриарха Тихона русская Церковь, вернее та часть её, которая присвоит себе это имя, предпочтёт иной путь…

 ( Продолжение следует)

 

Краткий перечень использованной лит-ры:

Княгиня Н.В. Урусова. Материнский плач Святой Руси

Священномученик Иосиф, Митрополит Петроградский. Жизнеописания и труды. (Сост. М.С. Сахаров и Л.Е. Сикорская)

СВЯЩЕННОИСПОВЕДНИК ДИМИТРИЙ, АРХИЕПИСКОП ГДОВСКИЙ. СПОДВИЖНИКИ ЕГО И СОСТРАДАЛЬЦЫ. Жизнеописания и документы (Составитель Л. Е. Сикорская)

СВЯЩЕННОМУЧЕНИКИ СЕРГИЙ, ЕПИСКОП НАРВСКИЙ ВАСИЛИЙ, ЕПИСКОП КАРГОПОЛЬСКИЙ. ИЛАРИОН, ЕПИСКОП ПОРЕЧСКИЙ. ТАЙНОЕ СЛУЖЕНИЕ ИОСИФЛЯН. Жизнеописания и документы (Составитель Л. Е. Сикорская)

Вятский исповедник. Святитель Виктор (Островидов). Жизнеописания и труды (Составитель Л. Е. Сикорская)

««О, ПРЕМИЛОСЕРДЫЙ… БУДИ С НАМИ НЕОТСТУПНО…». Воспоминания верующих Истинно-Православной (Катакомбной) Церкви. Конец 1920-х — начало 1970-х годов (Составитель И. И. Осипова)

Еп. Григорий (Граббе). Русская Церковь перед лицом господствующего зла

Еп. Григорий (Граббе). Завет Святого Патриарха

Лев Регельсон. Трагедия Русской Церкви

Михаил Вострышев. Патриарх Тихон

Архиеп. Иларион Троицкий. Грех сергианства

И.А. Ильин. О «богоустановленности» советской власти

И.А. Ильин. О советской церкви

Прот. Лев Лебедев. Почему я перешел в Зарубежную часть Русской Православной Церкви

Архиеп. Аверкий Таушев. Соль обуевает

М.А. Новосёлов. Письма ближним

Иером. Серафим Роуз. Что такое сергианство

Житие катакомбного мученика Евгения Погожева

Житие преподобного Феодосия Кавказского

И.А. Андреев. Катакомбные богослужения в Соловецком лагере

Катакомбный Священномученик о. Владимир Амбарцумов

Катакомбный Священномученик протоиерей Сергий (Мечёв) «Вы мой путь ко Христу…» Проповеди, письма к общине, воспоминания чад священномученика Сергия Мечёва

Краткая история Русской Истинно-Православной Церкви

А. Паряев. Митрополит Сергий (Страгородский): неизвестная биография

К.В. Глазков. Новосвященномученик Максим (Жижиленко), епископ Серпуховской

Протопресвитер Василий Виноградов. О некоторых важнейших моментах последнего периода жизни и деятельности Святейшего Патриарха Тихона (1923-1925 гг.)

А. В. Белгородская. Потаенная Россия

Священник-Исповедник Катакомбной Церкви о. Михаил Рождественский (1901-1988)

Священномученик Архиепископ ФЕОДОР (Поздеевский)

Доктор исторических наук М.В. Шкаровский. Митрополит Иосиф (Петровых) и иосифлянское движение в Русской Православной Церкви

С. Шумило. Советский режим и "советская церковь" в 40-е – 50-е годы ХХ столетия

 

 

 

НЕМИНУЕМАЯ  ГИБЕЛЬ МИТРОПОЛИИ РПЦЗ-МП

Г. М. Солдатов

«И тогда объявлю: «Я никогда не знал вас;

отойдите от Меня,  делающие беззаконие» (Мф. 7, 23).

«За Веру, Царя и Отечество!» всегда был лозунг верных сынов  Руси! Вера в это сохранялась среди тех, кто не согласился жить в СССР, воевал против безбожного коммунизма, тех, кто ушел, в Зарубежье, веря в будущую свободную Россию.  Эта вера более 80 лет бережно сохранялась Церковью-Изгнанницей РПЦЗ,  ставшей в годы коммунистического террора в Отечестве совестью православного русского народа,  возвещавшей народам других стран о том, что Антихристовы слуги правят Россией.

Эти безбожные лица в Кремле,  – слуги Люцифера,  не смотря на кажущееся изменение правительства,  после развала СССР на республики,   остались в правительстве РФ, выдавая себя за православных христиан, монархистов, демократов и т.д. На самом деле внутренне современные правители РФ и руководство Московской патриархии не изменились и сохранили своей целью разрушение Церкви и подготовке всего мира к приходу Антихриста.

Патриархия в лице митрополита Сергия и его архиереев,  предали Церковь, подчинив ее безбожному правительству. Современное руководство патриархии разрушают Церковь связями с еретиками и нехристианскими учениями. Члены митрополитбюро «по плодам их узнаете их» (Мф. 1,16 и 7, 20) и «патриарх» Кирилл не представляют православное население Отечества и даже их нельзя называть христианами,  тем,  более Православными, так как они нарушают каноны Церкви, заботятся только о личном материальном благосостоянии и морально развращены. Стараясь привлечь к себе зарубежников,  они перед заключением унии с РПЦЗ подавали много надежд на восстановление церковной деятельности и соборности, но все обещания нарушили. Вместо восстановления духовной миссии об истинности Православия и православной государственности верующие теперь слышат о том что «Православие только одно из вероучений» и что нужно любить других и не только сосуществовать, но и стремиться с другими,  объединиться для осуществления счастливой жизни на земле.

В течение десятилетий,  РПЦЗ сообщала православным верующим,  во всем мире,  о веронарушениях, преследовании духовенства и населения за веру во Христа в Отечестве. Поэтому РПЦЗ стала главным врагом как правительства в Кремле, так и строителей «нового мира, всемирной церкви и  правительства». Безбожным силам и подчинившимся им людям недальновидным, совращенным с пути истины, и небольшому количеству духовенства РПЦЗ удалось увлечь часть зарубежных приходов к унии с патриархией. Деятельное участие в этом приняло правительство РФ во главе с В. Путиным. Зарубежникам говорилось и обещалось все, о чем они прежде только мечтали, но после подписания «унии» нет надежд на изменения в патриархии. Даже еще хуже: став одной из просоветских митрополий,  РПЦЗ-МП пошла на самоуничтожение.

Приближается дата постыдного пятилетия со времени, когда 17 мая 2007 г.  было подписано соглашение о присоединении части РПЦЗ к МП.

Теперь можно трезво подвести итоги того, что произошло за эти прошедшие несколько лет и предположить дальнейшую судьбу тех, кто не согласился на «унию» с патриархией.

РПЦЗ была той частью Русской Православной Церкви, которая, покинув Отечество, сохранив церковную каноничность и независимость. Деятельность ЗЦ базировалась на несогласии подчинения Церкви в Отечестве богоборческому правительству и введенным в практику назначении духовенства на епархии, и даже приходы. ЗЦ считала себя всегда частью РЦ, но временно самоуправляющейся.

В Отечестве верующие всегда смотрели на РПЦЗ как на законную преемницу «Тихоновской Церкви», а патриархия не пользовалась среди верующих в Отечестве авторитетом. После развала СССР была возможность, чтобы Зарубежная Православная Русь возглавила Церковь в Отечестве. Этой возможностью Архиереи Синода не воспользовались,  а неокоммунисты у которых был большой аппарат бывших советских служащих,  и члены митрополитбюро,  продолжили пропаганду против РПЦЗ,  обвиняя ее правление в гитлеризме  и связями с иностранными разведками. В итоге  патриархийцы сохранили в Отечестве церковное управление и поддержку  правительства. Как члены неокоммунистического правительства, так и архиереи МП были воспитаны в СССР в антихристианском духе. Архиереи не имели монашеской подготовки и даже если бы хотели, не были бы в состоянии направить патриархию к прежней церковной практике.  Встречаясь с представителями западных религиозных организаций, на конференциях они исполняли поручения правительства,  при этом воспринимали и усваивали отрицательные стороны иноверцев и людей аморальной жизни.

Подчинившись МП,  РПЦЗ-МП начала перенимать богомерзкие примеры от патриархии. Сначала было введено взимание платы за таинства, назначение твердых цен за совершение треб и т.д. Потом началось братование с еретиками и врагами Православия.

Потом было забыто о том,  что Церковь учила о том,  что «сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию  сотворил его; мужчину и женщину» (Быт. 1, 27).  Было забыто о  предостережении «не ложись с мужчиною, как с женщиной, это мерзость» (Лев. 18, 22) и о Божьем наказании за противоестественный грех жителей Содома и Гоморры. Из всех грехов Владыка Архиепископ Аверкий учил семинаристов, что содомский грех самый «низкий», ниже его ничего не может быть.  Господь Бог сотворил мужчину и женщину,  велев им размножаться и хранить землю. Но некоторые современные люди, обезумев не довольны тем,  что они родились мужчиной или женщиной,  делают операции,  изменяя свой пол. Другие «в некоторых отношениях он подобен диким животным, а в некоторых отношениях он подобен скоту; в некоторых отношениях он подобен и скоту, и диким животным, а в некоторых отношениях он не похож ни на скот, ни на диких животных».  Эти существа  похожи на человека, но не являются людьми,  также как таковыми не являются обезьяны. Даже если сравнить их кровь,  то она загрязнена (наказание от Бога - болезнь СПИД) и  не похожа по своему составу как – кровь животных, птиц и т.д. не похожа на человечью. Вот таких существ  МП приняла в свой состав,  а подражая патриархии также и РПЦЗ-МП.  Допустили даже таких лиц к исполнению священных обязанностей. Согласно христианскому вероучению  верующие должны: «оставьте их, они слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15, 14).  Но они представляют большую угрозу, так как эти полу люди,  как указывал Владыка Аверкий,  нарушая заповеди истинного Бога, покланяются богу разврата, т.е. диаволу и угрожают своим поведением, наказания от Бога. О таких грешниках М. Кузьмин в "Хождение Богородицы по мукам" написал:

... В геену огненную,

В тьму кромешную,

В огонь неусыпающий,

В реку огненную,

Что на севере муки

И на юге,

На востоке солнца

И на западе...

Если было не достаточно диавольской антицерковной деятельности голубых и радужных,   то среди духовенства РПЦЗ-МП недавно ввели т.н. «Западный Обряд». При Синоде поспешили  также открыть отдельный информационный сайт где сообщаются адреса приходов и духовенства "Обряда". Один из Архиереев (Иероним) надел католическое епископское облачение…  духовенством вводятся в храмах иконы и статуи западных святых! Появились не принятые в православии титулы «монсиньор» и т.д. Весьма вероятно, что зарубежный митрополит Иларион и его Синод не могли принимать таких важных решений и начинать введение Западного Обряда  без согласования с «патриархом» Кириллом, который большой поклонник римского папизма и ратует за «унию» с римокатоличеством.

Вот к чему стремятся враги Православной Церкви! Им не важны  каноны Церкви и постановления Вселенских Соборов!  Состав людей Западного Обряда: – те, кто принял Православие, перейдя из католичества,  желающих произвести изменения в Церкви,  и унии с папизмом.

У Синода РПЦЗ-МП хватило  дерзости сделать смехотворные угрозы, недавно разослав письма заграничному духовенству, в осколках, сообщив,  что оно будет наказано, если не перейдет в МП!

Но,  зарубежное духовенство и верующие,   не согласившиеся на унию с МП, твердо помнят о том, что Бог не в силе, а в Правде, которая всегда побеждает. РПЦЗ осталась по-прежнему,  богата своей каноничностью и правдой. Под мудрым руководством верных Церкви зарубежных Владык Иосифа, Стефана, Григория и Андроника с многочисленным духовенством,  в почти сотне приходов,  зарубежные верующие созидательно и мирно ведут послушание  сохранения Русской Заграничной Церкви,  – врата адовы Которой не овладеют!

 

 

 

                     ВОЗДВИЖЕНИЕ КРЕСТА

               Вадим Виноградов

                                                                                                                                    И иже не прiиметъ креста своего

                                                                                                                                    и вследъ Мене грядетъ,

                                                                                                                                    несть Мене достоинъ.  (Мф. 10. 38) 

Диавольский раскол человечества на  богатство и бедность, создавший пропасть между богатыми и бедными, сделал ныне большинство населения  земли  одержимым жаждой перемены власти в своих странах. В смене влас-ти, опять же по наущению диавола, видят люди выход из своего положения униженных и оскорблённых. Примеры свержения властей - все на телевизи-онном экране в онлайне и в перечислении их нет нужды. Этот самый онлайн и показывает так же, что добившись перемены власти униженные и оскорб-лённые, разрушив многое из того, что сами и созидали, потеряв в сражениях лучших своих сынов, желанной справедливости, желанной “свободы” всё равно не получили. Но лодку своей жизни, на которой находятся, раскачали до последней качки, которая и опустит всех на дно преисподней. Вот это состояние без руля и без ветрил, когда слепые ведут слепых, коснулось и русских людей.

Да, ныне по всей стране кресты и купола горят золотом, над всей РФ несётся колокольный звон, на ТВ вещают люди в сутанах, впечатляющие крестные ходы возникают то на экране, то в жизни - всё вроде бы идёт за Христомъ… Но, предположим, что, если даже, и большинство, как об этом извещает МП, идут за Ним, то идут за Ним, включая большинство духовенства, не прiемля креста своего.     

И поэтому, что же сейчас самое первейшее, что необходимо русскому народу?

Взятие креста своего, воздвижение собственного креста в своем опустошенном безбожием сердце.

Даже у нынешних наших патриотов, чем заполнены их сердца?

Только одним: неудовольствием нынешней жизнью, властью нынешней, блистательным анализом её пороков, чтобы переменить эту власть на новую. Забывая о том, что любая новая власть обязана будет ещё больше способствовать приходу антихриста. Это патриоты брать во внимание не желают. Главное вывести на улицу возмущённых людей, чтобы был протест.

Что видят наши патриоты в нынешней нашей жизни?

Только измену, только трусость и только обман!

Что совершенно справедливо!

Но посмотрим на отношение к власти первых христиан, которое хорошо знали, что каждая власть от Бога, если она даже не угодна Богу, но попущена Им для испытания своего творения.

Посмотрим на власть времени апостола Павла, которому эта власть отрубила голову.

На власть апостола Петра, которого эта власть распяла на кресте.

Власть апостола Иакова, которого эта власть сбросила с высоты храма.

На власть породившую сонм мучеников.

Услышим ли мы от этих апостолов, публичных людей своего времени,

постоянно и открыто обращавшихся в своих пламенных проповедях к окружавшему их народу, людей бесстрашных, не способных ни на какое угождение, ни на какой компромисс, нисколько не заботящихся о своем благополучии, услышим ли мы от них хотя бы единый возглас недовольства государственным устройством? Этого мы не найдём ни в их Деяниях, ни в их Посланиях.

Почему? Да, только потому, что они были х р и с т и а н е!!!

Потому, что их целью было только Царство Небесное, и всякая возня с земными неудобствами только отвлекала их от цели спасения. Отсюда и ежедневный повтор: Не надейтеся на князи, на сыны человеческия - в них же нет спасения! - чтобы всегда помнить об этом и никогда не забывать.

А все их терпение своих земных скорбей давало им надежду…

нет, не на улучшение их земной жизни - земные скорби их, посылаемые каждому персонально Самим Господом Христом для того, чтобы каждый, используя свободу, дарованную ему Богомъ,  имел возможность уподобиться Ему, взявши свой крест, тем самым и обрести вожделенное Царство Небесное.

 

Где сегодня мы можем увидеть такое истинное христианство?

Только в Малюсеньком Христовом стаде, скрытым ныне от людей самим Богом для исполнения им самого трудного подвига христианства - не допустить одоления его, в самые страшные для Веры времена, вратами ада, которые уже одолели всех, возлюбивших внешнее паче внутреннего и обряд больше духа, и потому занятых ныне только своими земными благами.

Ибо, если сокровище твое в благах мiра, тогда на кого уповать? Да, только на себя! “Мы наш, мы новый мир построим!” - сегодня звучит постоянно, но уже не как лозунг, а как постоянный призыв к совершенно необходимому разрушению всего и вся, чтобы самим через демократию, величайшее изобретение диавола, добиться справедливой и благополучной жизни.

В результате оказались: Эх, эх, без Креста! (А.Блок)

 

Блаженнейший митрополит Виталий вынужден был, как великую тайну, открывать единственный рецепт возрождения России, который для Святой Руси никакой тайной не был:

Русский народ оторван от молитвы сердечной, от своей православной культуры - в этом вся трагедия. И как важно понять, что сейчас больше всего нужно для русского народа. Мы читаем о бесконечных партиях, которые сейчас создаются. И каждая партия предлагает свои рецепты на возрождение России, на возрождение её экономики и прочее, того не понимая, что надо обновить русское сердце. Если у вас нет сердца, вы ничего не будете делать. Вы сами знаете это прекрасно. Если нет сердца - никакое дело не будет спорится. Так вот, нужно исцелить сердце русское! Оно дряхлое сейчас, оно опустошенное, опустошенное безбожием, оно пустое совершенно.  И вот, нужно его заполнить. И чем его заполнить надо? Молитвою! Вот, когда русский человек начнёт сердечно молиться, то всё восстановится. Потому что сердце диктует всему человеку, уму его диктует, как делать, как лучше сделать. Это тайна вообще всякого человека. А в особенности русского человека, который назвал себя Святой Русью. Это слово вышло из недр русского народа. Сам Господь его так назвал. И нельзя никому приписать это название - оно вышло из стихии, из сердца русского молящегося человека.

Что и означает воздвижение своего креста в каждом русском сердце.

Да, существует Святая Русь, - продолжал Владыка,- и чем больше она зай-мёт места в России, тем скорее Россия снова вернётся в свой прекрасный удел на земле, когда она будет светлой страницей для всех народов.

То есть, только тогда наша страна сможет снова проповедовать собою Царство Небесное, а не земные удобства и комфорт.

        

 

 

 

УГРОЗА НОВОГО РАСКОЛА В РПЦЗ-МП.

Г.М. Солдатов

Моавитянка Руфь дала прекраснейший пример тому, как человек принимает иную веру, не будучи в ней рожденным и воспитанным: «народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом» (Руфь 1, 16).

Чтобы иноверец стал Православным верующим ему необходимо заново духовно родиться.  Стать Православным значит принять иную культуру, изменить свой прежний образ жизни,  выбрав Небесную вечную жизнь нужно отказаться от временных земных наслаждений  и страдая нести Крест Христов (Иоан. 15, 20).  Господь Иисус Христос предупреждал, что Божий Путь тяжело найти и немногие им идут,  советует: «Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мат. 7, 13-14).  Верующие взявшие нести Крест  и идущие Божьим  путем не должны от него уклоняться: «и кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником» (Лук. 14, 27).

Если познакомиться с прихожанами РПЦЗ,  то среди них найдется  много верующих принявших Православие, из других вероисповеданий, по различным причинам. Нужно признать, что многие из принявших Православие из других вероисповеданий, знакомясь с религией,  стараются соблюдать правила гораздо строже чем, рожденные и выросшие в вере. Многие из них стали участвовать в приходской жизни и приняли духовный сан, дабы  служить Церкви.

Такие молодые люди,  были также в  Свято-Троицкой Духовной семинарии.  О них нам рожденным в Православии,  приятно вспомнить, и мы чувствовали, что мы с ними братья во Христе – мы вместе молились, исполняли послушания и теперь,  даже после прошествия многих лет, как они, так и мы знаем, что монастырь был нашим родным отчим домом, где нам монашествующие и профессора на примере своей жизни показали, как истинно веровать, быть православными христианами, как разговаривать с Господом и стремиться быть достойными Царствия Божия.

К сожалению,  не все принявшие Православие,  покинули свои прежние убеждения. Ставши семинаристами,  они возгордились, не научившись необходимому для миссионера смирению, еще сами, не научившись, захотели учить других. Как Св. Владыка Филарет однажды сказал: «Я не знаю, что такие люди делают в семинарии?»  Некоторым из них казалось, что инославные,  примут Православие,  если его сделать более доступным и понятным, если его приблизить к местным условиям жизни, сократить или изменить богослужения, чтобы в храмах  было не так тяжело находиться стоя на ногах – нужно поставить скамейки, проповеди  были развлекательны, с шутками, по примеру как это делается в других вероисповеданиях,   венчать людей по субботам и т.д.  Этих людей можно сравнить во многом с обновленцами.

Но были среди людей принявших Православие,  и такие,  кто пришел, с планами, вредить Церкви.

Руководство Московской патриархии,  с момента основания,  также как и правительство СССР старалась не только вредить РПЦЗ, но и уничтожить ее.  Патриарх и его митрополитбюро,  служили не Церкви,  но достижению целей коммунистической партии и правительства. Под их руководством составлялись многочисленные ложные обвинения Зарубежной Церкви, когда возможно, патриархийцы старались забрать в разных странах храмы и имущество РПЦЗ.

В конце прошлого столетия, когда многим  показалось, что коммунистического правительства в Отечестве  не будет, что Церковь свободна от государственных чиновников, многие зарубежники предположили, что нет преград против объединения  Зарубежной Руси с Отечеством.  Эти надежды и стремления всячески поддерживались посланцами из МП и правительственными чиновниками,  включая президентом РФ – В. Путиным. В составе РПЦЗ некоторые духовные лица и верующие, стремившиеся добиться объединения, убеждали,  что преград для объединения уже нет  т.к. все затруднения и расхождения будут обсуждены и удалены на Поместном Соборе.   Но все же многие духовные лица и верующие в Зарубежной Руси не доверяли руководству патриархии и прокоммунистическому правительству РФ.

Для получения поддержки при голосовании, Митрополит Лавр против желания многих Архиереев,  совершил хиротонию в Епископы Петра Лукьянова,  и затем обманным способом,  по советскому «демократическому» методу,  на состоявшемся Соборе РПЦЗ в Калифорнии,  делегаты были обмануты и  вскоре 17 мая 2007 г. было подписано соглашение о присоединении РПЦЗ к «Московской патриархии». 

Не все согласились с заключением «унии». В Зарубежной Руси,  на разных континентах в разных странах,  остались приходы, не подчинившиеся Синоду и Архиереям, согласившимся на  унию. Из этих приходов составились под административным руководством разных Архиереев т.н. «осколки» прежней Зарубежной Церкви.

МП ведет беспощадную войну, как в Отечестве, так и в Зарубежной Руси с теми,  верующими,  кто не подчинен патриархии. Однако, несмотря на все ухищрения МП, верующие в Зарубежной Руси по прежнему,  окормляются верным духовенством, приходы и епархии налаживают нормальную церковную работу,  готовя новое поколение для принятия духовного сана и т.д.

Приблизилась пятилетняя дата после подписания постыдного соглашения об унии. Духовенству, которое не согласилось быть под административным управлением патриархии,  из Синода РПЦЗ-МП были недавно разосланы угрозы о наложении наказаний,  в случае,  если они не подчинятся МП (несмотря на то, что они не в МП),  и предложены соблазнительные обещания.

Но разве коммунистам или как их теперь называют неокоммунистам можно верить? Разве можно было прежде верить,  что они будут соблюдать соглашения? Нет, произошло то,  о чем многие духовные лица и верующие предупреждали.

На Соборах МП с самого ее основания в 1943 г. каноны не соблюдались. Все дела патриархии,  также как это делалось правительством СССР, решались в "центре" патриархом и назначенными членами  митрополитбюро.

Подчинившаяся МП часть Зарубежной Церкви  не представляет всей РПЦЗ. К ней даже заграничные епархии, приходы и учреждения МП  не были присоединены,  т.е. налицо в Зарубежной Руси имеются  две параллельные организации. При этом преимущество во всех отношениях за одной из них т.к. МП стремится уничтожить Зарубежную Церковь, несмотря на то, что она подчинена патриархии. 

Как говорилось выше,  в РПЦЗ были люди принявшие Православие, но не  полностью, а так как они хотели его понимать и мечтавшие его изменить.  Стремление таких людей поддерживается руководством экуменической МП, так как оно видит, что реализация этих мечтаний приведет к новым расколам в РПЦЗ. 

РПЦЗ-МП, грозит новый внутренний раскол!

Когда РПЦЗ руководил Св. Митрополит Филарет, Синод  запретил открытие Западного Обряда. Об этом свидетельствуют протоколы. Св. Иоанн Шанхайский в свое время допустил в Париже небольшой группе прихожан сделать добавления к церковным правилам, дабы верующим было легче принять Православие.  После того как в Митрополиты РПЦЗ-МП был выбран Иларион (Капрал) он для помощи поспешил совершить хиротонию в Архиереи и введения его в состав Синода своего друга  о. Иоанна Шо.

В РПЦЗ не было планов устанавливать  «Западный Обряд», отдельную иерархию, приходов и даже отдельных епархий,  прикрываясь названием ставропигии,  как это сделано теперь под руководством церковных реформаторов Митрополита Илариона и секретаря Синода Епископа Иоанна (Иеронима) Шо. Эти два иерарха, будучи еще семинаристами мечтали о будущем миссионерстве и видели себя как объединители христиан в одну Церковь.  Несмотря на то, что эти оба иерарха заняли важное положение в Церкви,  к ним относятся слова Св. Апостола: «… вам надлежало быть учителями; но вас снова нужно учить первым началам слова Божия…» (Евр. 5, 12).

Семинаристы Свято Троицкой духовной семинарии, слева направо: Джон Шо (ставший Епископом Иеронимом - секретарем Синода и викарным архиереем Западного Обряда) и Игорь Капрал (ставший Митрополитом РПЦЗ-МП Иларионом)

Действия этих двух иерархов  смущают многих духовных лиц, как в осколках, так и в РПЦЗ-МП т.к. их деятельность создает возможность введения в Православие инославного влияния и раскола. В епархии Западного Обряда уже состоят более тридцати клириков. Это состовляет большой процент всего духовенства в РПЦЗ-МП! Какие требования в Синоде для себя потребуют клирики этого Обряда? Среди духовенства РПЦЗ-МП уже слышны высказывания о необходимости созыва  «Зарубежного Собора» для разрешения вопроса о «Западном Обряде». Духовенством предполагается, что Митрополит Иларион и поддерживающие его Архиереи на созыв  Собора не согласятся и захотят решить вопрос на Соборе Архиереев. При этом при голосовании голоса Епископов Петра и Иеронима помогут утвердить решение об организации Западного Обряда.

Ни духовенство, ни верующие РПЦЗ можно быть уверенными не будут держать головы в песке как страусы, но выступят  с обличениями Синода и иерархов в измене Церкви. Нового раскола в Зарубежной Руси добиваются только Московская патриархия и враги Церкви. 

Несмотря на новую угрозу раскола, верующим нельзя отчаиваться, поскольку Христова Церковь,  будет стоять до конца мира, когда Спаситель для суда вернется на землю!

 

 

 

РАСКОЛЪ

Вадим Виноградов

Юный Петр прошагал со своим войском в ХVIII век, появились слова «конец фильма», и душу объяла печаль от расставания со ставшими близкими людьми, которые 10 дней делились с нами своим сокровенным, раскрывали нам свои метущиеся, страждущие, иные до крайности жестокие, но всё ещё красивые христианские души, ещё не впустившие в себя всепоглощающего лукавства ХХI века, когда почти уже окончательно охладела любовь, началом охлаждения которой и был тот самый раскол 17-го века, вбросивший в русскую жизнь вроде бы незначительное и малое лукавство - двуперстие дома, а прилюдно трёх, о чём и поведал нам фильм «Раскол».

Но только несколько секунд продолжалась эта светлая печаль от расставания с героями талантливейших мастеров кинематографа, Николая Николаевича Досталя и Михаила Николаевича Кураева. Сразу же после слов «Конец фильма» канал Культура врубил продолжение обсуждения фильма, начатое ещё после 8-ой серии, создав, таким образом, 21-ю серию, целью которой было сделать всё, чтобы картину о современности, сделанную на материале ХVII века, зритель бы воспринимал исключительно, как историческую, да, притом, во многом несоответствующую исторической правде. Но серия-то эта 21-я, обсуждение фильма, и показала, что фильм «Раскол», сделанный на историческом материале, помогает раскрытию духа нашего времени, пожалуй, лучше, чем сам показ нашего времени, ибо всё познаётся в сравнении.

За столом в студии сидели видно, что образованные и воспитанные люди. Но когда они говорили, невольно возникал чеховский образ Ревунова-Караулова. Милого, доброго, душевного капитана первого ранга, способного говорить только о своих бомбрамселях, фалах и шкотах, за что незаслуженно и получил характеристику: - Они хочут свою учёность показать! Но Ревунов-то-Караулов, как раз не имел никакого намерения преподносить себя. А вот, у мудрых мужей, пришедших на обсуждение фильма, желание показать свою учёность было очевидным. Перед ними сидел режиссёр, только что завершивший титанический 4-летний труд, человек, совершивший подвиг - в век спецэффектов и компьютерного обмана на побоявшийся раскрыть глубину человеческих душ методами классического кинематографа.

Но ничего этого не увидели Ревуновы-Карауловы и занимались только показом своей учености. Новые русские образы, только что увиденные в фильме - их не волновали. Они пришли обсуждать фильм, а стали обсуждать ХVII век, о котором имели свое суждение. И потому для одного из них важным было «непопадание в Алексея Михайловича». Другой тянул на себя одеяло и требовал, чтобы ему объяснили, почему это Янукович Польшу назвал другом Украины, а Россию только партнёром. Третий, оцеживая комара, заметил, что однажды кто-то вошел в комнату и не перекрестился, и что у одного инока подрясник оказался не подпоясанным… Словом, о чём фильм сиим мудрым мужам так и не открылось. И то, что представители так называемой, нашей интеллигенции так и не приметили слона, что они не поняли о чем фильм «Раскол», показало, как плохое Бог обращает в хорошее. Благодаря приглашенным и стало ясно, что фильм «Раскол» стал индикатором падшей нашей жизни.

А фильм «Раскол» не о действиях и характерах людей ХVII века, что обсуждали наши мудрецы. Он о некогда бывшей русской душе, хранившей ещё дух Святой Руси. О душах того времени, когда постоянно памятовали о своем Спасении, имели абсолютную веру в Царство Небесное. Когда, даже палач, поджигая на костре осужденных, молился об упокоении их душ. Когда Царь или воевода, принимая решение о жестокой каре, соотносил это свое действо с возможной карой своей души на Страшном Суде.

Почему же дела Веры, необыкновенно полно отраженные в фильме, не нашли отзвука у наших мудрецов, обсуждавших фильм и 8-го и 16-го сентября? А ведь, мудрецами этими в те дни были ни какие-то там откровенные атеисты. Один из них, например, заведует кафедрой в Московской Духовной Академии. Другой - руководитель Патриаршего отдела и, вовсе, священник. Третий - доктор исторических наук. Почему же не поняли эти передовые люди нашего времени, о чем фильм «Раскол»?

10 дней с экрана ТВ к нам от верующих русских людей ХVII века, постоянно повторяясь, летело главное их исповедание: - Христос посреди нас! - с крепким восклицательным знаком. А за ним следовало подтверждение, такое же твёрдое и ясное: - Есть и будет!

А вся атмосфера обсуждения фильма невидимо и неслышно, но явно, постоянно повторяла:   - Зачем это Он будет нам мешать? Мы и без Него знаем, что такое ХVII век.

 - Христос посреди нас? - этот вопрос из тумана бомов, брамсов, фалов и шкотов наших говорунов, как домоклов меч, невидимый и неслышимый, но очень явный, нависал над столом Ревуновых-Карауловых.

- Не хватает ещё, чтобы Он пришел нам мешать! - был сокрушительный ответ.

Возлившись друг на друга в ХVII веке русские люди постепенно Христа стали забывать. Уже Петр вывел русского человека из ограды Церкви. И вот, ХХI век! Ещё великий сербский святитель Николай спрашивал интеллигенцию: - Кто васъ такъ прельстилъ, что оттеснили вы Христа в конецъ стола?

Или, как говорил протоиерей Всеволод Шпиллер:  Подвергает опасности долг для всех нас обязательного свидетельства о Христе. Вот, и мудрецы, приглашенные обсудить фильм о Вере в Христа, Христа ни 8-го, ни 16-го сентября даже не вспомнили.

В эти же дни, когда на телевизионном экране показывали фильм «Раскол», в Венеции известнейший наш кинорежиссёр Александр Сокуров за свой новый фильм «Фауст» получал «Золотого льва». Репортёры всех стран с видеокамерами и микрофонами облепили Александра Николаича с нетерпением ожидая, что он с «Золотым львом» в руках произнесёт. И Александр Николаич, без пяти минут, возможно, и оскароносец, на весь мiр изрекъ:

- Никакого диавола… нет! Только человек! Всё зависит только от человека!

Так элитнейшая звезда нынешней культуры совершила очередной донос на свою братию - интеллигенцию. Очередной, потому что признание своего безбожия «русские» интеллигенты не очень то уж и скрывают.

Вот, любимейший наш учёный, милейший Сергей Петрович Капица, который через телевизионный экран уже десятки лет входит в наш дом, как самый дорогой гость, будучи искренним человеком, свидетельствует:

- Наука - это некий круг, и задача учёных его расширять.

Корреспондент с восторгом прибавляет:

- А в центре этого круга Бог?

- Человек, - поправляет его Сергей Петрович. И увидев в глазах корреспондента недоумение, добавляет:

- Если вы о моих религиозных взглядах, то я русский православный атеист. 

Бедные наши православные атеисты, сидящие сегодня на всех телевизионных седалищах, своими ухищрениями, заботой, якобы о России, прельщающие остаток нашего верующего народа, пытаясь обратить его в свою веру, в веру в… человека, возможно, и не ведают, что всем своим страстным подвигом служат они… преисподней.

И народ наш сегодня расколот! Не пристрастием к тем или иным партиям: я за Путина, а я за Жириновского, а я за Зюганова… Нет! Главный раскол нашего народа состоит в том, что абсолютное большинство его верят в человека. И только его Малое русское Христово стадо остаётся верным Христу. И Бог - со своим Малым стадом. Что же будет с теми, у которых в центре… человек?

 

 

 

 

РУССКИЙ ШТЫК

Николай Смоленцев-Соболь

Одну вещь я храню все годы моего изгнания-спасения - штык, каких давно уже нет на вооружении ни одной армии в мире. Длинный, четырехгранный, на вершине от старых заточек уже стертый, на другом конце со специальным хомутиком, которым он когда-то крепился к винтовке.

Он попал ко мне малообъяснимым, но закономерным путем. Со временем начинаешь понимать, что все, не поддающееся объяснению, может считаться закономерным.

В 1996 году я работал на мебельщика Чака Хоффмайстера. Собственно, работал - громко сказано. Чак был мебельщик от Бога, немецкая кровь, порядок, трезвость мысли и расчета, старательность и аккуратность. Что ему понравилось во мне, это, может быть, то, что я учил английский. До меня через него прошло не меньше четырех-пяти русских мужиков, и все упорно отказывались выучить хотя бы две-три фразы. Чак принял меня на посмотр, а через два дня сказал своей помощнице Морин: «Но он... говорит по-английски!» Морин пожала плечом. Здесь не принято спорить с боссом.

В качестве высшего уважения к моему старанию Чак обязался заезжать за мной в определенное место, на Толстовскую Ферму. Туда меня доставляли знакомые ребята, которые потом ехали ремонтировать дома в Рокландском графстве. Вечером, после работы, Чак или Морин привозили меня обратно на Толстовскую Ферму, которая представляла собой акров сто ухоженной земли, с домиками, старыми корпусами дома для престарелых, церковкой, аллейками, которые были обсажены кленами и березками.

По этим алеейкам иногда бродили обитатели дома престарелых, светлоглазые старухи, говорящие по-русски твердо и четко, был один священник на пенсии, сморщенный недугом старик в черной камилавке, иногда проходила полная женщина средних лет, как мне сказали, делопроизводительница в том же самом доме для престарелых, было несколько поляков, которые работали на кухне и по уборкам, народец мордатый, куркулистый, нелюдимый, себе на уме, не идущий на контакт.

Обычно я садился на скамеечку и ждал, бывало по два-три часа, пока ребята подберут меня по пути домой. Конечно, нужна была машина. Но на кукиш не купишь, а я только что выпал в осадок в этой стране, поболтался там и сям, но меня быстро надоумили: забудь про честь и славу, почет и уважение, текущее ниоткуда бабло, жизнь в долг и радости забесплатно. Здесь надо вкалывать. И терпеть. И снова вкалывать. Только потом, если повезет, сможешь прокатиться по скоростному шоссе на собственном «корвете».

Приглядевшись к самим американцам, я понял, что так оно и есть. И потому сильно не выпендривался, а сидел и ждал, когда битый рабочий вэн вывернет на аллейку и темный в шоколад от загара Мишка Байда посигналит мне. Если мне надоедало сидеть, я гулял по алеейкам, здороваясь с обитателями Фермы. Однажды забрел подальше, и обнаружил еще три барака, составленных буквой П, с клумбой нарциссов насреди.

Лысина этого старика говорила сама за себя - от старости у него уже и волосы не росли. Но он упорно ходил по периметру вокруг барака, опираясь на сучковатую палку. Таких палок американская промышленность не выпускала. Это была характерная русская палка - отполированный ладонями дрючок со стоптанным концом.

С такой же палкой последние годы своей жизни передвигался мой прадед, Иван Леонтьевич. Своим дрючком он, бывало, ловко тыкал гусака, который все норовил ущипнуть меня за ляжку. Им же орудовал в палой хвое, обнаруживая семейки маслят или притаившийся груздок под осиновым листом.

Его же использовал Иван Леонтьевич однажды в споре с каким-то начальником в кожаном плаще - ткнув того в лоб да матюкнувшись вдобавок. Начальник будто бы споткнулся и клюнул носом в навозную кучу. Потом приехал мой отец, забрал меня вместе с прадедом - участок земли, которым питался Иван Леонтьевич, все равно обрезали по самую черемуху на углу. Этой черемухой я, помню, набивал рот и потом сплевывал черные косточки вместе с кашицей вниз, на гусака.

-Хорошая палка, - сказал я в первый вечер, поздоровавшись с лысым стариком.

-Ничего, - ответил он. - Крепкая.

Через три дня я опять столкнулся с ним, уже на повороте, недалеко от старой арочной кладки. Он прищурился, посмотрел мне прямо в лицо и задрал подбородок.

-Здравствуйте, - сказал я.

-Здравствуй, мил-человек, коль не шутишь, - ответил он скрипуче и пошел вдоль аллейки.

Я подумал, что он меня не узнал. Но когда спустя еще два дня (в субботу и воскресенье Чак не работал, и у меня это были выходные), в понедельник я опять сидел на скамеечке, вдруг его худая, мослатая фигура появилась рядом.

-Чего не был в церкви на службе? - спросил он.

-Не на чем приехать, - сказал я.

-А сам православный ли?

-Православный, - сказал я.

-Вэн ждешь? - спросил он.

Я удивился. Значит, давно меня заприметил и выяснил, что я тут делаю.

-Жду.

-Твой вэн приедет через час, не раньше, поди. Пойдем-ко, попьешь чайку с устатку.

Я остолбенел. Он говорил на наречии, в чем-то схожем с моим вятским говорком, с ясно слышимым приокиванием, с давно словно бы позабытыми словечками и вставочками. Эти «поди» да «ко», да «знашь ли».

-Сам-от откуда?

Мы медленно пошли по алеейке.

-С России.

-Это я прокумекал. Откуда с России-то?

-С вятской сторонки.

-А-а, -сказал он. - Земляк, почти што.

-А вы откуда?

-Казанский. Вы в Волги, мы с Камы, далеко ль до Казани?.. - шутливо бросил он мне присказку. - Говорили у вас так?

-Н-не знаю. Нет, наверно...

Мы подошли к баракам, построенным буквой П. Старик повернулся ко мне:

-Как зовут-то?

-Николай.

-А меня мамка с тятенькой Василием Александрычем нарекли Юрьем, то бишь Георгием. Ну, подём-ко, подём...

Чай у Георгия Васильевича был легкий, пахучий, на травах заваренный, вареньем сдобренный. Я выпил две больших чашки и вспотел. Пока пил, вкратце рассказал о себе. Как в Америку попал, что потерял здесь и пытаюсь найти. Как у Чака работаю: рейки строгаю, поверхности полирую, формайку к фанере приклеиваю, углы заглаживаю, собираю столы да тумбочки, а то вещевые и бельевые шкафы, посудные серванты да навесные шкапчики для кухонь.

-Где травы такие берете?

-Травы-то? - переспросил старик. - Кое-что сам высеваю. Мятка, да лимонник, да душица, да липовый цвет сам сбираю. Вот такие лапти-армяки-и-треухи!

Мы поговорили о травах. Потом о болезнях. Моя аллергия в этой полиэтиленово-крашенной Америке неожиданно прошла. И мой шейный остеохондроз, пугавший своим возвращением, оставил меня. Отчего, непонятно.

-Америка - неожиданная страна, - сказал старик. - Значит, климат тебе, парнишко, тут.

Немного забавно было слышать в сорок лет обращение «парнишко». Но я снова посмотрел на лысый череп старика, на высохшую пергаментную кожу, покрытую сеточкой морщин. На его пергаментные губы, шелестевшие своими почти ста годами одиночества. И промолчал.

-Мне два месяца назад девяносто шастой пошел, - вдруг сказал Георгий Васильевич, словно отвечая мне. - Так что не обессудь, ты для меня по возрасту считай что внучок.

Я принял это за должное. Стали дальше чаек попивать, да былое вспоминать.

Нет, своих внуков у старика не было. И дети все умерли. Так получилось. Женат был очень давно.

Он открыл старый, давно вышедший из моды секретер, выдвинул правый ящичек, вынул из него фотографический портрет: молодая красивая молодая женщина в виньетке, меховое боа на плечах, красивые старинные серьги в ушах, стеснительная, будто стыдливая улыбка - так улыбалась и моя бабушка Любовь Фоминишна, у отца есть где-то старая фотка, маленькая, пожелтевшая.

-Серьги красивые, - сказал я.

-Серьги эти - моей матери, Веры Павловны, она была из старого уральского рода, ее предок был первым воеводой в Кунгуре, ее дед - знаменитый горнозаводчик Горностаев, эти серьги, старого чистого серебра и собственных хитных самоцветов, подарил своей будущей жене, моей прабабке.

-Умерла ваша жена, Георгий Васильевич? - спросил я.

-Ваши убили, - сказал он и строго посмотрел мне в глаза.

-Красные, - сказал я.

-Красные, - подтвердил он.

-Я - не красный, - сказал я. - Потому и здесь.

-А Россия-то што, для тебя не возрождается? - непримиримо сощурился он.

-Для меня - нет. Погибает там мой народ, Георгий Васильевич.

-Погибат? - опять на наш язык перешел старик.

-Погибат... - ответил я ему.

Через два дня мы опять сидели в его комнате со старым секретером, иконами в красном углу, мерцающим светом лампадки под ними, древней Библией и старинным молитвословом полке у окна, простой панцирной кроватью, на каких спят здешние бойскауты в своих летних лагерях, да кованым сундуком под нею.

-Спросил я о тебе господина Федорова. Да, правду ты мне тот раз сказал: виделись вы с ним. На Красную Горку в Ново-Дивееве, да в «Благодати» на концерте. Понравился ты ему, Николай. Это хорошо... Казачишко он не сказать чтобы сильный, поди, из приписных, хотя себя за коренного выдает. Одна беда, што с разным нечистым народцем якшается. Но и то верно: и Государя видел, и по красным из винтовки постреливал. Уже хорошо!

С профессором Федоровым, одним из последних оставшихся в живых Белых бойцов, мы долго беседовали в один из весенних воскресных деньков. Старичок был забавный, тоже под сто лет, но шибкий, ловкий, с хитреньким прищуром маленьких глазок. Отчего-то проникся ко мне доверием. Отчего, не знаю...

-На это побережье он да я – двое последних, - продолжал Георгий Васильевич. - Еще в Калифорнии, под Сан-Франциско, двое живы, да в Австралии один.

-Вы участвовали в гражданской войне?

-И не только, парнишко. Я, почитай, по самый Вьетнам, включительно, где увижу краснюка, туда иду убивать его. Жаль к вашему «Афганистану» уже стар стал...

Он повернул свой лысый череп к окну. Свет заходящего солнца облил его древне-кирпичным окрасом. Высокие скулы, острый нос с горбинкой, выдающийся вперед подбородок, сухой рот крепко сжат...

На свою первую войну Жора Анисимов, тогда семнадцатилетний гимназист, попал под Казанью. Брал подполковник Каппель старую славную Казань. Батарея легкой артеллерии расположилась прямо в яблоневом саду, неподалеку от дачи, что  принадлежала Анисимовым. Стали обстреливать позиции красных. А те, в свою очередь, разумеется стали обстреливать яблоневый сад. Как завыло, как заухало, все живое кто куда попряталось. Он тоже спрятался было в дачном погребе, изредка поглядывая из бокового выходца. А когда убило прямым попаданием снаряда двух или трех человек из батарейной прислуги, Жора подбежал к прокопченному пороховым дымом капитану-батарейцу:

«Ваше благородие, дозвольте стать подающим!»

И не дожидаясь разрешения, бросился к зарядному ящику.

На следующий день мать его отчитывала. Отец, инженер-механик, молчал, только теребил свою мягкую бородку. Потом сказал жене: «Теперь дай-ко, я скажу сыну что-то». Тяжело поднялся из своего кресла, подошел к Жоре, обнял его: «Сынок, иди и защищай наше отечество. Нашу Волгу, наш дом, наш яблоневый сад... Защищай своих сестер, нас с мамой...

Через неделю был Георгий Анисимов уже в пулеметной команде при артдивизионе. Зачислили его вольноопределяющимся. Выдали третьего срока обмундирование: чьи-то сбитые растоптанные сапоги, старую гимнастерку, бушлат и бескозырку. Любовь к механизмам, заложенная когда-то еще отцом, проявилась у Жоры в самом основательном изучении пулеметов. А изучив основательно, тут же применил знания на практике. Из чего он тогда только не стрелял! Из «Максима», из «Льюиса», из «Гочкиса», из «Кольта», из французского «Шоша». Старые бойцы, фронтовики с опытом Великой войны, изумлялись вольноперу: мальчишка еще, поди и не брился ни разу в жизни, а воюет - я тебе покажу!

Был такой момент. Стал их дивизион на дневку у татарской деревни. Выставили охранение, как полагается. Только после сорокаверстного перехода так устали бойцы, что заснули - 48-линейными гаубицами не разбудишь. А тут конница Блюхера, откуда взялись, черт их разберет. Охранение не успело и выстрела сделать. Налетели на деревню силами до эскадрона, а то двух. Туда-сюда скачут, артиллеристов рубят, ручными бомбами раскидываются, из карабинов добивают.

Тачанка с «Максимом», где Жора Анисимов был вторым номером, была укрыта за плетнем. Ее никто не заметил. А он с ездовым бесшумно запряг лошадей, еще одного бойца позвали.

«Айда, ребята!»

Выскочила та тачанка да прямо в самое пекло. И давай поливать свинцом. Удачно вышло, первыми же очередями сбили человек пятнадцать красных конников. Остальные попятились. Как же, свинец-то глотать непривычно. Тут и другие бойцы пришли в себя. Видят, что мчится тачанка по сельской улице, грязь в стороны. Из грязи - пули! Все по красным конникам. Стали тоже по большевикам бить из ружей. Остановили. А там и пушкой ударили. И вовсе разогнали блюхерцев.

За этот бой вольноопределяющийся Анисимов был произведен в прапорщики.

В новеньких погонах, в ладно сидящей форме приехал домой. Мать плакала, все пыталaсь накормить сладким. Отец улыбался.

«С Богом, сынок! С Богом!»

Осенью 1918 года его дивизион легких полевых орудий обороняет Симбирск. Потом отходит за Волгу. На стареньком колесном пароходике, забитом донельзя войсковыми чинами и беженцами, повозками и лошадьми, орудиями и ящиками с запасными частями и снарядами, Жора Анисимов занял место на полубаке. Его пулемет с продернутой лентой тут же, на тачанке. Пароходик, не давая прощального гудка, отшвартовался и пошел поперек реки. Волга широка, раздольна. А тут, откуда ни возьмись, советская речная канонерка. Выплывает и сходу как шарахнет из носового орудия. Столб воды до неба.

На пароходике паника. Лошади ржут. Люди кричат. Кто-то из винтовки приложился. Кто-то белую простыню на оглоблю вяжет и давай махать, дескать, сдаемся, не топите нас. Канонерка, эта бронированная махина, только ходу поддала. И снова из носового орудия: бам-с! На этот раз уже чуть было в сам пароходик не угодил снаряд. Водяными брызгами обдало через борт. Кое-кто от страху стал сигать вниз, в холодную воду.

Жору Анисимова словно ничего не касается. Он делом занят. Пулемет свой разворачивает, прицел подводит. И - не дожидаясь третьего выстрела с канонерки - по ней же из пулемета. На канонерке матросы получили закуску из свинца, кое-кто брякнулся на палубе - не брать им пароходик на абордаж, не петь больше их бандитского «Яблочка».

Вышла у красных заминка. Носовое орудие третьего выстрела не делает. Жора только наддает: получите, морячки, леденцы по пятачку! Другой офицер очнулся. Еще один пулемет заработал. Солдаты из винтовок начали жарить.

«Нα, возьми, еть...-т...-м...!»

Не ожидали на канонерке, что сидящее по самую ватер-линию дряхлое корыто, вдруг начнет огрызаться. А тут еще течением пароходик сносит. И дотягивает он до позиций нашей береговой артиллерии. Там на левой стороне батарея тяжелых гаубиц стоит. С высокого берега наблюдают. Как только канонерка пересекла пристрелянный рубеж, так и ударили всеми шестью орудиями. С канонерки по пароходику, наконец, стрельнули. А по самой канонерке с берега. Как ухнет!

Поняли краснюки, что эта железка с колесами им поперек горла. Попробуй-ка заглоти - подавишься и фельдшер не поможет. Машина стоп! Из орудий стали по берегу бить. А с берега беглым огнем - по канонерке. Один снаряд на палубе разорвался. Канонерка - полный назад. Пароходик зато полный вперед, к левому берегу, к хлипкой, едва сколоченной пристани.

За геройство и высокий воинский дух наградили тогда Жору первой его Георгиевской медалью. Сам генерал Ханжин прикрепил ее на его бушлат и произвел Георгия Анисимова в подпоручики Русской Армии.

Но не радовало это молодца. Казань взята красными. Что там - полная безвестность. Кто выбирается, страшные вещи рассказывает. Лютуют большевики, а с ними интернационал: пленные австрияки да полячишки, да евреи, да китайцы с корейцами, да латыши с чухонцами. Мордуют русский народ, жгут деревни вокруг, в самом городе убивают всех, кто им поперек. А в Казани милые сердцу отец, мама, сестры. Затосковал Жора.

После оставления нашими Самары в октябре 1918 года, юного подпоручика Анисимова направляют в Екатеринбург. Там он проходит краткосрочный курс при юнкерском училище. Парень он не гордый, хоть и офицерское звание имеет, но учится крепко. Вся Анисимовская порода такая, не раз говорил он потом. Получает основные знания о тактике и стратегии, о взаимодействии кавалерии, пехоты и артиллерии, о полковых и тыловых службах, о телефонных и телеграфных коммуникациях.

А на Крещение страшная весть пришла. Отца его в ЧеКа забрали. Кто-то донес про сына у Белых. В те годы много грязи всплыло. Большевики всю эту грязь себе в услужение, доносы и клевета - норма жизни. В ЧеКа отцу, Василию Александрычу, предложили сотрудничать. Только инженер Анисимов старой, доброй закваски человеком был. Когда его стали стращать, что, мол, вот сын ваш с Белыми, и это значит, что вам надо вину сына отбыть, работая на нас, рабоче-крестьянскую власть, на красных, то он только посмеялся над главным чекистом:

«Не сказать, чтобы вы были глупым, речь образованного человека слышу, а говорите полную чушь. Как же я, Русский человек, буду с теми, кто пытается моего сына убить?»

Василия Александровича расстреляли. Мать и сестер продержали две недели в тюрьме. Потом выпустили, но жить больше не дали - выгнали из дома. Пытались они уехать к тетке в Нижний Новгород. По пути младшая сестренка, Любочка, испанку подхватила. Сгорела в несколько дней. Как свечечка истаяла. Похоронена на станции Ч-ц. Когда мать и старшая сестра добрались до Нижнего, то оказалось, что сама Анна Павловна работает за служебный паек в театре, администратором, ее сын служит в военном комиссариате. С казанскими Анисимовыми они не желают иметь ничего общего.

Совершенно чужой человек, бывший чиновник губернской управы, и его жена, потерявшие на Великой войне обоих сыновей, дали им кров. Подкармливают, чем могут. Вот из их дома они и пишут сейчас о печальных и горьких новостях. Нет больше отца, нет и Любочки-Жавороночка.

Вскипел тут молодой подпоручик. В офицерском собрании, куда ему был доступ, речи стал говорить: господа офицеры, идти на красных нужно, не отсиживаться в теплых квартирах, не ждать, пока соберутся большевики с силами, бить их нужно повсеместно, рвать на куски, где бы не нашли... Много ли пользы было от уфимского сидения генерала Болдырева? Потеряли Поволжье, потеряли богатое хлебное Прикамье. Что на очереди? Россия?..

Одни офицеры кивали, соглашались. Другие пожимали плечами да в сторону принимались смотреть. Есть у нас начальство. Сами все понимаем. Но выше носа не прыгнешь, подпоручик. На то и существуют генералы, чтобы решения принимать, да полковники, чтобы нами командовать. И не нам за них это делать. Наш долг - приказы вышестоящего начальства выполнять. Скажут идти в наступление - пойдем. Скажут умереть в бою - умрем. И речи свои пылкие, подпоручик, придержите-ка. В армии нет места политике. Лучше выпейте портера, как раз свежего привезли, да сыграйте партию на билиарде...

Но там, в далеком Нижнем, страдали его мама и старшая сестра. Гордая мама - приживалка у чужих людей? Переполнялось сердце Жоры Анисимова ноющей болью и нетерпением. Любил он отца больше всего на свете. Его слова помнил каждую минуту своей жизни. Не сумел защитить его. Не уберег сестренку Любочку. Он, на чьей груди Георгиевская ленточка!

Случайно узнал, что в городе полковник Каппель находится. К полковнику на квартиру пришел:

«Господин полковник, я в ваших войсках дрался у Казани. Потом воевал под Симбирском. Сейчас доучиваюсь на кратковременных курсах. Знаю, что вы там, где будет наступление. Прошу вас принять меня в свою бригаду и направить бригаду на Нижний Новгород...»

Владимир Оскарович строго посмотрел:

«Подпоручик, куда мне направлять мою бригаду, будете решать не вы!»

Потом заглянул в лицо Жоры.

«Зайдите в гостиную. Я собираюсь ужинать, составьте мне компанию. Старых бойцов, - улыбнулся слегка в бороду, - да еще дравшихся под Казанью, я без чая никогда не отпускаю...»

Весной 1919 года началось большое и славное наступление Белых. Была отбита у большевиков Уфа, были взяты Бугульма, Бугуруслан. Подпоручик Анисимов со своей пулеметной командой отчаянно дерется под Бугульмой. Сначала наступают, потом обороняются. Потом снова наступают белые. И подпоручик Анисимов вылетает на тачанке во фланг бегущим красным. Поливает их свинцом, расстреливает красных армейцев из винтовки, забрасывает их ручными гранатами.

Здесь он впервые слышит о неукротимых Ижевцах. Им генерал Ханжин пообещал отпуск после взятия Бугуруслана. Они красные полки под Бугурусланом в шмотья разметали.

В полевом лазарете Георгий Анисимов познакомился с Митей Низовских. У Мити было пулевое ранение в грудь навылет. У Георгия осколочные ранения: левая рука, плечо, шея, бедро.

«Полковник Молчанов наш командир. Ничего, ладной офицер. Дело знат, ударников зазря под пулеметы не посылат. Сам - оторви и брось. Перед красным пулеметом в рост не встает, он к пулемету ложбинкой, ложбинкой, а потом гранату туда, да еще, коли мало покажется!..»

Удивительные вещи рассказывал Митя. Как восстал оружейный Завод, как отбивались от полчищ больщевицких. Как били матросов и китайцев в лесах вокруг Ижевского. Потом ловили их по деревням. Как ходили, смертный страх презрев, в «психические атаки» - и снова били красных. Били лопатами, кирками, штыками, знаменитыми ижевскими ножами. Чем знамениты те ножи? Сталью, которая легко куется да потом только звенит и не ломается. Умелый боец пробивает таким ножом кирасу. Секрет той стали верно хранят старики. Еще со времен суворовских побед под Измаилом вызнали у пленных турок - никому с тех пор не рассказывают.

Нет, полковника Молчанова тогда с ними не было. Он пришел позже. Когда взяли-таки большевики Ижевский. Когда отступили истерзанные роты и батальоны вместе с семьями, с домашним скарбом, с детьми, со стариками, за Каму-реку. Когда, изгнанные, сидели на мерзлой земле вокруг костров и стонали от бессилия. Тогда и пришел славный полковник, душа Ижевцев. Пришел и остался с ними.

Но вот было обещано: возьмем Бугуруслан - вернетесь в родной Ижевский. К своим домам о высоких крылечках, к палисадникам, к Заводской Трубе, к цехам, к станкам, к пруду, к тихой речушке Ижу...

Незадолго до Пасхи по деревянному крыльцу топанье тяжелых сапог. Ввалились гурьбой веселые парни и степенные мужики. Сразу к Мите:

«Собирайся, Митенька! Уходим, своих не оставлям!»

«Что, разрешили?»

Засмеялись.

«Когда это мы у кого разрешения спрашивали? Для нас высший начальник - мастер смены... Ну, и генерал-цейхмайстор, конечно!»

Митю Низовских буквально вынесли на руках. В окно видел Жора, как усадили его на мягкую рессорную коляску. Сами по бричкам да тарантасам попрыгали. И - айда! Свистнули, засмеялись, запели песню незнакомую, но красивую: про парочку на заводе, слесаря и рабочую девушку.

Незабываемое впечатление вынес из этого знакомства Георгий Анисимов. Вот оно что такое - свободные люди!

Рассказывал мне это старый белый воин, а сердчишко мое так и захолонуло. Так «генерал-цейхмайстор» тот мой предок был, мне прапрадедом приходится. Сына его, моего прадеда, красные каратели взяли прямо в загородном доме. Вывели его, жену, их детей. Прадед упал на колени:«Расстреляйте меня, детей не трогайте!»

Не знаю, не ведаю, что там дальше случилось. Искал по Интернету годы жизни моего прапрадеда-цейхмайстора, год рождения есть, а года смерти не показывают.

Песню же эту мне бабушка певала:

Вот на фабрике была парочка -

Он был слесарь, рабочий простой,

А она была - пролетарочка,

Всем известная своей красотой...

Старик рассказывает, я молчу. Что тут говорить? Слушать надо. Не всякий день с живой историей своего убитого народа встретишься.

...Оправившись от ранений, Жора Анисимов возвращается в строй. Уже офицер с приличным для его возраста послужным списком. На какое-то время становится командиром батареи легких полевых орудий. Батарею его перегоняют по железной дороге то туда, то сюда. Он засыпает снарядами конницу Гая и трижды перебивает неукротимую красную лаву. Он последними двумя снарядами подбивает красный бронепоезд, и тот, ошалев от точности трехдюймовок, пятится и скрывается за лесом. Старший фейерверкер Пахомов только шапку стащил с головы и перекрестился:

«Господи! И у нас - ни одного снаряда больше...»

Лошади почти все убиты или ранены. Из прислуги у каждого орудия по два-три человека осталось. Остальные либо лежат бездвижны, либо сидят и стараются перевязать себя и товарища своего. Сам Жора получил картечину в плечо. Правая рука висит бессильно вдоль тела. Он привязал ее ремнем к туловищу. Подходящая пехотная часть помогла взять орудия на передки и отвести батарею в безопасное место.

В то лето он отлеживался в госпитале в Ново-Николаевске. Сведения с фронта злили его. Не так все идет. Отступают белые. Нет единого кулака, чтобы хрястнуть по красноармейским бандам. К тому же, перебитые плечевые сухожилия никак не срастались. А у него одно желание - назад, на фронт. К орудиям, к тачанкам, в бои. Там, в Нижнем, мама и сестра. Там его семья. А папу... убили!

Генерал Дитерихс производит его в поручики. За бой с бронепоездом он удостоен Георгиевского креста 4-й степени. Его приглашают на банкеты. Он герой. Ему идет девятнадцатый год. У него красивый мужественный профиль. Молодость и сила в его лице. Военая форма великолепно сидит на нем. Белый эмалевый крестик на груди говорит о многом. Образцовый белый офицер! Французские репортеры слепят вспышками магния. Английский журналист задает ему нелепые вопросы. На балу-банкете он знакомится с двумя хорошенькими барышнями. Ляля Завадовская - дочка полковника Завадовского. Соня Берсеньева - дочь знаменитого купца и промышленника.

Однажды, он сидит с ними в городском саду, угощает мороженым. Они слушают вальсы, которые гремят в трубах и валторнах военного оркестра. Несколько пар кружатся на деревянном обшарпанном паркете.

Лялю Завадовскую уводит какой-то знакомый. Это рослый молодой штатский с выправкой военного.

«Георгий, - отставив мизинчик, сказала Соня, - а вы никогда не думали о том, что можно было бы уехать заграницу, переждать там все эти волнения, эту войну...»

«Нет, не думал».

«У отца есть два магазина в Харбине и еще один - в Шанхае. Ему нужен толковый молодой человек... И я вдруг решила...»

«Соня, вы знаете, мои чувства к вам... мне трудно это выразить... Вы мне очень нравитесь, Соня... - внезапно вспотев, выпалил он. - Но у меня остались там мама и сестра. Отец наказал защищать их. Мы должны вернуться за Волгу, отбить у красных все, вплоть до Москвы и Петрограда... Вот тогда...»

Только в сентябре доктора решили, что сухожилия в относительном порядке. Еще нужно было бы отлежаться. Пошли бы на пользу водные и терапевтические процедуры. Но поручик Анисимов нетерпелив: мне нужно бить эту красную сволочь! Доктор подписывает бумаги: годен к строевой.

Его направляют командиром пулеметной команды на бронепоезд «Свобода России». Чего он не ожидал увидеть, это какой разброд среди личного состава. Карты, женщины, воровство. Нижние чины пьют водку с офицерами. Офицеры ведут пораженческие речи.

«С кем воюем? Со своими воюем! Мужики только до мира и воли добрались. А тут – мы и наши генералы. Ну, да, долг, господа, все это несомненно! Долг надо выполнять, господа!»

Командир бронепоезда полковник Огольцов оказался изломанным человеком. Изломанным физически: ранения и контузии на Великой войне, тиф, от которого он едва не умер. Целыми днями он, - лицо серое, губы сухие, глаза мертые, - сидел в станционном помещении, курил, пил чай и водку, чертил что-то на листке бумаги. Но еще больше полковник был изломан морально: полная безвестность насчет семьи, постоянное ожидание плена...

«Николай Станиславович, я нашел в своей пулеметной команде вот эти большевицкие листки», - Георгий Анисимов выложил перед своим начальником несколько листовок.

Огольцов пожал плечами.

«Кто-то на подозрении? Нет? Не можем же мы арестовать всю команду...»

Паровозы постоянно стояли с холодными котлами. Практически это означало полную беззащитность бронепоезда. Паровозные бригады часто менялись. Одни куда-то исчезали. На смену им приходили другие. Расхлябанные, крикливые. Глушили разбавленный спирт с артиллеристами и пулеметчиками. Вели разговоры о близком окончании войны: никому не остановить сокрушающий красный вал! Надо сдаваться...

После поражения под Челябинском это было основным настроением у многих. Георгий Анисимов подал рапорт о переводе его в любую другую строевую часть. Через станцию проходила Волжская кавбригада полковника Нечаева. Нечаевцы, опаленные боями, но не утратившие воинский дух, были рады увидеть в свох рядах молодого поручика, знатока пулеметов.

Полковник лично побеседовал с Георгием Анисимовым:

«Были у Каппеля? Спрошу позже о вас, поручик. Покажете себя в бою».

Он дрался с нечаевцами на Тоболе и под Петропавловском. Сидел на кургане с двумя пулеметами, пулеметной командой о двенадцати стрелках и с двадцатью казаками. Красные густо шли. Казаки из карабинов по красным щелк-щелк, а сами позади себя посматривают: где там мой конек, если что, так утеку, ветром свистну вдалеке. Пулеметчики, почти все фронтовики с Великой войны, держались серьезно и независимо.

«Если за Ишим нас столкнут, господин поручик, побежит народишко...»

«Значит, нам здесь стоять!»

Два красных полка возле этой переправы через безымянную речушку пучились-корячились без толку четыре дня. Уложили не меньше двухсот человек только убитыми. Посчитали красные, что держит оборону не меньше батальона. Подтянули артиллерию, вызвали аэропланы. Ничего не увидели со своих аэропланов красные летчики. Только курганы, да степь, да камыши, да тоненькая лента речонки.

Когда на пятый день двинулись огромными силами, то вдруг сбоку налетели на них казаки. Со свистом, с гиканьем, неодолимой лавой шли. Откуда взялись, никто не знает. Перерубили артиллерийскую прислугу, обозных, инженерную роту, штабных красного полка.

И подхватив своих, весело перескочили через речонку. А заодно сожгли единственный паром. Оказались сотней казачьего генерала Мамаева. Вел их хорунжий Поливанов, молодой, удалой, с тонкими подбритыми усиками.

Ночью сидел Анисимов у костра «мамаевцев». Жарили мясо, пили ром, захваченный у красных. И тот же хорунжий, к удовольствию своих казаков, выводил красивым звонким голосом:

«Как на дикий берег,

как на черный ерик

выгнали казаки

сорок тысяч лошадей...»

Ночь была морозная. Звезды блистали золотым песком. Кто рассыпал этот песок по необъятному черному небу?

Через месяц Георгий узнал о судьбе бронепоезда - он был взят налетом «партизан», вся команда его была порублена и перевешана. Полковника Огольцова пытали, потом обезглавили и бросили его изуродованный труп на станции. Вместе с ним погибли все девять офицеров и два десятка нижних чинов. «Партизаны» пленных и сдающихся не щадили. Им некуда было их девать.

Вот такие лапти-армяки-да-треухи!

С остатками нечаевцев проделал Анисимов весь Ледяной Сибирский поход. Жуткий то был поход. Качалась в седлах казачья рать, тоже все обледенелые, в сосульках на бровях и усах, в овчинных тулупах, в шерстяных обмотках и бабьих шалях на головах и через грудь. Шли стрелки, намотав на головы покрывала, скатерти, шарфы, рогожи. Брели измученные артиллеристы, бросая орудия, зарядные ящики, сани и сибирские кошевы с запасными частями.

Тянулся бесконечный обоз по Щегловской тайге. Как и все, Анисимов мерз, голодал, надрывался, помогая коням вытаскивать возки и сани, грелся у огромных костров. Грыз мороженую конину, запивая спиртом. Тем же спиртом растирал себе обмороженные руки и ноги. Хоронил погибших от тифа и ран, заливая их водой. На всем протяжении хода стояли эти ледяные могилы - с замерзшими трупами в них.

Запомнил, как стоял какой-то полковник перед потухшими кострами. А вокруг костров - десятки людей, на бочках, на кедровом лапнике, на клочках сена. Полковник, маленький, с заиндевелым лицом, кричит:

«Перемрете, братцы! Айда! Не спать! Вставайте!»

Его люди даже не шевелятся.

Так через них и прошли потом несгибаемые Ижевцы генерала Молчанова, шибко пробежали Уфимцы генерала Пучкова, ватагой валили Уральцы полковника Бондарева, пытались держать строй Сибирцы подполковника Мейбома.

Мимо промелькнул возок с генералом Каппелем. Ехал Владимир Оскарович вместе с генералом Сахаровым. У обоих сосульки на усах и бородах. В другом возке везли горящего в тифозной горячке генерала Имшенецкого.

В Чите, в январе 1920 года Георгий Анисимов хоронил генерала Каппеля. Стоял в рядах офицерских чинов «каппелевцев». Многие плакали - нет, это ледяной ветер выбивал слезы из глаз. Каппеля любили, ему верили. Георгий Анисимов никогда не забудет, как пришел он на квартиру Владимира Оскаровича. И как тот сказал ему: «Я своих, с кем дрался под Казанью, без чая не отпускаю...»

За Сибирский поход приказом главнокомандующего генерал-лейтенанта Войцеховского поручик Георгий Анисимов был произведен в штабс-капитаны.

Потом был Харбин. 1921 год.

Тысячи и тысячи их, русских воинов выбросило в Китае. Кто-то попал в роскошный торговый Шанхай, кто-то в казарменный и смурный Гирин, кто-то оказался в Мукдене и Тяньцзине. Георгий Анисимов оказался в русском Харбине.

Трудное житье на «Нахаловке». То в одной халупе, то в другой, под камышевой крышей. Рыбачил с казаками. Пил с ними ханшинку, пел с ними старые казачьи песни. Пытался хоть как-то устроиться в городе. Придирки китайских властей. Подойдет такой босоногий «полицейский» и давай палкой махать. Где паспорт? Как сюда попал?

«Как попал? По железной дороге приехал», - спокойно отвечал Георгий и так смотрел на китайца, что тот палку опускал.

Нашел работу на Пристани. Временную и дешевую, но работу. Должен был с Пристани до Модягоу с лотком пройтись. Потом по улицам Модягоу гулять, что тот самый офеня. Первая кучерявая бородка скрывала румянец стыда. Георгиевский кавалер, боевой штабс-капитан - и торгует жареными земляными орешками, соленой фисташкой, китайскими конфетами, о которые только зубы поломать, а еще сахарной ватой, карамельками да пакетиками с изюмом.

О матери и сестре ни на миг не забывал. Друзья кто на вечеринку, кто на свидание, кто за учебники. Он же... Что те китайцы, хватался за любую работу. Шестнадцать часов, двадцать часов в день - все нипочем. Ты только плати, хозяин. Из нищенского заработка откладывал на тот час и день, когда сможет вывезти их на волю из советской кабалы.

С армейскими чинами связи не порывал. Едва генерал Молчанов объявил, что идет в поход на Хабаровск, штабс-капитан Анисимов тут как тут:

«Ваше Превосходительство, вот мой послужной список. Знаю пулеметы, почитай, всех систем... Служил под командой генерала Нечаева. Если Дмитрий Низовских с вами, то он может дать мне рекомендацию».

Генерал Молчанов был худой, длинноусый, с глубоко-посаженными умными и печальными глазами. На плечах у него были простые матерчатые погоны с синим кантом.

«Вы знали Низовских?»

«Так точно, Ваше Превосходительство!»

«У меня в отряде мы попроще, Георгий. Можете называть меня просто по имени-отчеству...»

«Хорошо, Викторин Михайлович».

С генералом Молчановым брал Хабаровск в 1922-ом. Командовал пулеметным взводом. Под селом Спасским сдерживал натиск густых советских цепей. Вел убийственный огонь из своих трех пулеметов. Уже зеленую ракету пустили позади: отходить! Уже и по телефону ему сам Викторин Михайлович приказал: отходить! Уже и прислал конного офицера с приказом: отходить!

«Нет, Володя, - кричал Георгий офицеру. - Мало я еще красной сволочи перебил!»

Погибнуть хотел в том бою. Понял, что не удержать им Спасского. Но не мог больше представить себе, что он будет опять в Харбине торговать фисташкой и карамельками. Нет жизни вне родины, нет жизни без России!

«Подходи, нечисть! Карамельки - три копейки... Нажретесь вы у меня!»

Направили красные на ту сопку огонь своих батарей. Смешали взрывами снег и землю, людей и лошадей, лед, огонь, металл и дерево. Контуженный, иссеченный осколками, ничего не соображающий, был выхвачен штабс-капитан Анисимов из того ада казаком. Подхватил его уссуриец, полетел прочь, что тот ветер в заснеженной степи. Очнулся Георгий на санях, бок стынет – от вытекшей крови. Поднял голову. Сани ползут по заснеженному простору – застыл Амур-батюшка, подложил под полозья свою мощную ледяную грудь.

В лазарете в Гирине встретился еще раз с Викторином Михайловичем.

«Уезжаю в Корею, потом в Японию, Георгий. Когда поправишься, вызову тебя. Не теряй связи. Ты – наш, Ижевский, «каппелевец»...

«Я эту сволочь хочу бить, Ваше Превосходительство!»

«Понимаю тебя. Нет у нас больше сил. На данный момент...»

«У меня есть, Викторин Михайлович».

«Бог тебе в помощь, Георгий!»

Только оклемался от ранений да контузии, сразу же связался с такими же, как и он, несмирившимися. Поехал к атаману Семенову. Вел с ним трудный разговор. У Семенова была вражда с «каппелевцами» и лично с Молчановым. Доходило до стрельбы. Но в этого молодого штабс-капитана (неужели вам всего 23 года?) атаман Семенов поверил. Направил его к своим людям.

Четыре раза ходил штабс-капитан Анисимов на советскую территорию. Всякий раз устраивал жестокую войну. Начинал с неуловимого броска через границу. По секретным тропкам, через потайные пути. Захватывали рабочий поселок или село. Гепеушников кончали на месте. Милиционерам предлагали переходить на правую сторону. Многие переходили. На партизан «с той стороны» смотрели со страхом и надеждой.

Хорошо чувствовал людей Георгий Анисимов. Объявлял: «Не бойтесь, поживите свободно, пока мы здесь!» И заводил народные гуляния: из колхозных закромов приказывал выкатывать бочки с рыбой, ящики с сухофруктами, консервами и другими продуктами питания. Его партизаны раздавали обнищалым колхозникам зерно, мануфактуру, обувь со складов. Не без выпивки, конечно. Шла в ход советская «рыковка», которой на складах оказывалось сотни и сотни бутылок. Но безмерного осатанелого пьянства Анисимов не допускал.

«Пьяный - ни с девкой, ни на лошадь, ни даже песню не споет...»

Его партизаны, как на подбор, молодцы, усачи, бородачи, из казачьих родов, из кержацких заимок, сами не охальничали и местным не позволяли. А вот песни пели - что там хор Жарова! Такие красивые песни подсоветский народ уже и позабыл.

«Любо, братцы, любо!

Любо, братцы, жить!

С нашим атаманом

Не приходится тужить...»

Краснюки злобились. Гудели провода, трещали телеграфы, передавали приказы. Поднимались в воздух авионы. Стягивались в район советские регулярные войска. Перебрасывались карательные части. В снег, в метель, в мороз! Шли пешими и конными колоннами. Затягивали петлю.

Попев задушевно да попраздновав в волюшку, отбивались от карателей белые партизаны. Уходили в сопки, исчезали в снегах, растворялись в туманах. Иногда, после густой частой перестрелки, оставляли после себя капли крови алой. Шли по этим следам каратели, волчьими стаями тянулись. Казалось, вот-вот схватят они раненого! Вот, за следующим поворотом, вон в той ложбинке... Только вдруг в утоптанной ложбинке исчезали и следы, и капли крови. Будто прилетели за белыми «бандитами» огромные орлы и унесли их на своих крыльях. А вокруг стояли двухсотлетние кедры. И сверкал снег миллионами ярких отблесков на их пышных ветвях.

Последний переход оказался малоудачным для Георгия Анисимова. Видать, большевицкая агентура сработала. Ждали их гепеушники на той стороне. Встретили ружейно-пулеметным огнем. Анисимовцы сразу потеряли трех человек. Другие рассыпались по тайге. Иди-ка, поищи, краснючок!

Труднее всего оказалось командиру. Засела советская пуля в ноге штабс-капитана. Как выскочил, один Господь ведает. Шел по горным ручьям-перекатам. Брел  по тайге. Их последних сил полз на острые сопки. В потаенном зимовнике, еще там, на советской земле, сам себе выковырял пулю. Чуть кровью не изошел до смерти. Потом в забытьи двое суток. Очнется от нестерпимого холода, подбросит поленья в печку, от головокружения опустится на старую, прошлогоднюю хвою...

Да, ну вот, а дядька моей бабушки отвоевавшись, затосковал по мирной жизни. После лагеря в Гирине, сдав винтовку и все боевые причиндалы, подался в Харбин. Нашел работу в ремонтных мастерских. Их, Ижевских, там собралось человек тридцать. Кто сумел семьи загодя через границу перебросить, тот и молодец. Теперь каждый день щи с мяском, а то шанежки с молочком. А кто не успел? Плачь, рви волосы, посыпай голову пеплом. Один как перст. Хорошо, хоть когда свои пригласят, там на Маслену, на Пасху, на Троицу, на день рождения иль именины. Только не всяк день те именины, не каждый месяц и Маслена.

Да еще отец моей бабушки, то бишь мой прадед по женской линии, что ни встреча, то соль в кровавую трещину втирает:

«Вляпались, Сашка, мы с тобой. Твоя молода ишо, не знаю, ждет ли. Моя тоже не стара, хоть и четырех принесла уже... Жить бы да жить. Только как жить, когда степь да хунхузы, да море Байкал да реки неодолимые, Сибирь вся как есть между нами разлеглась, у-у-у, паскуда!»

Свешивались буйные головушки.

Тут ни водочка харбинская, ни ханшинка китайская грусть-тоску не разгонят.

Еще советские агенты масла подливают:

«Родина вам все простила. Что вам делать здесь, среди этих косоглазых образин? Живете, как на вокзале. Оно и есть, почитай, на вокзале. Это у генералов да полковников чемоданы добром набиты, живут и здесь в хоромах, у вас же, трудового народа, одни котомки холщовые. Экие недотепы. Возвращайтесь домой, к своим...»

И ведь пошли назад. Поехали. Можете себе представить, Георгий Васильевич?

Но молчу я, про себя думаю, может, когда в будущем, поделюсь со старым белым воином. Расскажу, что Харбин тот я на карточках видал. Мне мать тайком карточки из сундука доставала, показывала. Красивый город. Нарядный. Автомобили не-советские, люди – как до-революционные там, в котелках, в штиблетах, в сюртуках, в кепи непривычного покроя, хотя проставлен год - 1930. В том году колхозы вовсю стали вводить, несогласных мужиков ссылать, поэт Маяковский застрелился, а мой отец родился...

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

 

 

 

ПРАВОСЛАВНЫЕ  ВЕРЯТ  В  ЧУДЕСА!

Г.М. Солдатов

В прошлом номере Верности Но. 164 была  опубликована статья  Н. Смоленцева - Соболя «Эмиграция путь в будущее». На своем блоге В. Черкасов-Георгиевский сделал к ней критические замечания. Нужно заметить, что Н. Смоленцев жил, как и Владимир Георгиевич,  в бывшем СССР,  и помнит действительность  и понимает,  что ничего в Отечестве ни экономически,  ни политически не изменилось.  Он приехал в США вскоре после развала Союза на республики и за годы жизни за океаном познакомился и привык к иной жизни. В. Черкасов американской жизни не знает,  и как многие жители в РФ,  никогда не поймет. Поэтому он судит о жизни в Америке по получаемым письмам от психов и шизофреников, которым, выехавши из Отечества,  кажется, что кто-то из правительственных органов ими интересуется, кто - то за ними наблюдает, кто-то их хочет куда-то завербовать. Этой болезнью подвержены, к сожалению, некоторые из наших соотечественников, живших в СССР, а теперь в РФ.  Если они приезжают в США, то сами должны работать и себя прокормить. Никто им ничем не обязан! А насчет политического убежища – даже смешно говорить – всякий психопат-шизофреник даже американец,  подозревает, что за ним кто-то следит – хочет его убить, ограбить или изнасиловать. Так что, нужно приехавши в Америку работать и уметь думать,  как работу найти,  а не собираться садится кому-то на шею! (Вспомните фразу из Священного Писания: «кто не работает, тот не ест!»).

Если бы,  Владимир Георгиевич обратился ко мне, например, то я бы ему составил длинный список того,  чего у меня в Америке нет,  но хотелось бы иметь. В нашем городе, например, почти невозможно купить копченое сало (простого много), нет в продаже селедки (редко привозят, а так хочется),  нет прекрасного черного ржаного хлеба (в магазины привозят на самолетах из Канады - приходится самому печь – слава Богу, в Свято-Троицкой Семинарии научили),  нет прекрасной как в СПетербурге колбасы, в магазинах много обуви,  но вот лаптей в продаже нет! (Буду, благодарен,  если В. Черкасов меня облагодетельствует и пришлет мне в подарок пару!). Нет у нас в Америке многого,  что имеется в Отечестве.  Органы действительно,  могут наказать за приготовление и продажу кваса! (И тоже мне так бы хотелось, выпит квас или мид!).   Так что чего только у нас здесь нет!?  А у вас есть!

В. Черкасов ссылается на письма из Америки. Но американцы  - это люди английского, немецкого, мексиканского и других наций происхождения. А есть также и индейцы в резервациях! (Один из местных индейцев приняв православие, из пресвитерианства став православным священником в РПЦЗ, еще до унии с МП,  часто приезжал в Миннеаполис, служить на английском языке в русском Пантелеимоновском приходе. Всей семьей мы ездили к нему в гости в штат Дакоту, где о. Мартин Брокенлег (Поломанная Нога) познакомил нас с  индейцами из резервации,  включая семью Манигорсес (Много Лошадей). У них, конечно, своя культура и обычаи.) С этим нужно считаться. В Нью-Йорке живут люди различного происхождения, и все к этому привыкли. В провинции дело обстоит иначе. Мой сын живет, например, в Канзасе, где целые городки, населенные немцами. Одни населены почти исключительно католиками другие протестантами. Попробуйте к ним вселиться или к нашим южанам. Они не захотят с вами иметь дело, принимать вас в свои клубы или организации. А если вы полезете к цветным или азиатам?  А другой мой сын,  живет среди мексиканцев,  с которыми у него прекрасные взаимоотношения. А вот белолицые,  моего сына за дружбу с ними обзывают различными эпитетами. Так что те люди, которые писали В. Черкасову,  Америки не видели,  и не знали,  где им нужно было искать свое будущее.

А какое впечатление составится у иностранца в РФ,  встречая людей из различных национальных групп. Он, также описывая их, будет говорить – русские так себя ведут или они были неприветливы? Будет ли это справедливо? Так почему же тогда обвинять американцев как это сделали корреспонденты В. Черкасова?

Мы, живя в Зарубежной Руси, сочувствуем нашим соотечественникам в Отечестве и считаем, что там создалось   критическое для русских людей положение. Как так может случиться, что в столице государства природное население в меньшинстве? Как может быть терпимо,  что иноплеменцы живут за счет природного  населения? Как получилось, что даже, когда немногочисленные, патриотически настроенные соотечественники, пожелали  вернуться в Отечество, то правительство РФ им не содействовало и даже чинило препятствия в переселении?

Представления жизни об Америке у В. Черкасова ошибочны. Большинство наших русских братьев,  по вере и крови, после тяжелой советской жизни в Отечестве извините за выражение «насобачились» и быстро берясь за любую работу,  для проживания выдвигаются по службе, занимая хорошо оплачиваемые работы. Они находят места, где живут такие же, как и они, переселенцы из Отечества, находят православные храмы, места, где можно купить книги на русском языке и смотришь -  через несколько лет у них свой домик с огородом, клумбами цветов и т.д. Так что русские живут здесь по правилу «С Божьей помощью и каждый человек кузнец своего счастья». 

Вообще В. Черкасова трудно понять - что и кого он защищает, против чего он, собственно говоря, воюет? Пару лет тому назад в Верности были помещены пару статей Ларисы Анатольевны Умновой. Ой, как на нее в письмах и Интернете обрушился Владимир Георгиевич! Потом он напал на некоторых из членов правления нашего Общества Митрополита Антония - а за что не известно! А теперь,  после того,  как на сайте РИПЦ была помещена статья Валентины Дмитриевны Сологуб  «У Бога нет ничего ненужного»,   он со звериной яростью накинулся на нее в своем блоге. У ее соседей случился пожар. Ее дом не пострадал,  и она считает это чудом по случаю того, что у нее несколько часов до пожара гостили духовные лица с  «Благоухающей Иконой Иверской Божией Матери».  В. Черкасов не считает совершившееся  как чудо! Какое у него для этого право – разве Господь Бог должен кому-либо сообщать, когда Им совершается чудо? Каждый день вокруг нас происходят чудеса. Их нужно видеть и благодарить Господа за все нам предоставляемое.

В. Сологуб очень религиозная и национально-патриотическая дама. Для нее,  то, что произошло,  неоспоримое чудо, которое никто не может отрицать и высмеивать,  так как это могут делать только те,  кто воспитан на литературе известного сатаниста Емельяна Ярославского, который подводил в борьбе с религией,  всевозможные,  даже глупые доводы и объяснения. В. Черкасов в своей критике дошел даже до того, что высмеял посетившую дом В. Сологуб Икону Божией Матери!

Может быть, на самом деле В. Черкасов против литературных произведений  Валентины Дмитриевны? Они писались в защиту Православия и написаны с большой любовью к Церкви и Отечеству.  Мы должны ей за ее труды быть благодарны. Конечно, ее труды не могут нравиться  сатанистам, руководству МП и неокоммунистам! Как им может нравиться такая ее книга как «Кто Господень – ко мне» Антология русской Монархической мысли, Мо. 2007 или «Договор с Преисподней»  (Поклонение огню), Мо. 2007.

За такие книги ее нам всем нужно благодарить от всего сердца и быть счастливыми, что Господь Бог посылает нам таких дам-борцов за Православную Правду!

Враги Православной Церкви также прежде отрицали чудотворные иконы и мощи, они, подвергнувшись влиянию диавола,  отрицали Библейские и совершенные Святыми чудеса.  По этому пути, к сожалению, пошел и В. Черкасов. А для истинно верующих людей чудеса  всегда были действительностью.  Ежедневно совершаются Господом чудеса,   и часто мы их  по причине охлаждения сердца, не замечаем,  и не чувствуем, но,  все же должны в вечерних молитвах благодарить за них Господа!

 

 

 

ЭМИГРАЦИЯ РУССКИХ КАК ОНА ЕСТЬ

Николай Смоленцев-Соболь

То, что мы, русские, постоянно уходили и уходим из той, оккупированной страны, непреложный факт. Мы уходили в 1920-х годах сотнями тысяч, мы уходили в начале 30-х, пока границы советского лагеря были проникаемы. Здесь я познакомился с потомками крестьян, которые переплывали Каспий на барках в Иран, переходили границу с Китаем в Забайкалье и на Дальнем Востоке, подкупали польских и румынских пограничников на западной окраине СССР, ускользали через сопки в Финляндию.

Меня поразил сам факт, что это были не дворяне, не интеллигенция, не военные, а именно крестьяне, люди земли, не ведавшие иной жизни, как в провинциальном уезде, в селе или деревне, одним словом, на родной земле. Именно этот довод сейчас нередко звучит в устах охранителей Системы: как можно жить без родной земли? И под спекуляцию этим чистым чувством привязанности к семейным очагам, к звукам в дедовском доме, к запахам в поле, к всплескам на тихих русских речушках, к воспоминаниям о теплых материнских руках, - безбожные охранители Системы угнетают в русских людях другие большие и естественные чувства, чувство воли и чувство Бога.

Лет десять назад старик Сердцев, почти столетний тогда патриарх большого многочисленного клана русских прихожан в церкви преп. Сергия Радонежского на Толстовской Ферме, на мой вопрос ответил примерно так:

-А что земля, если все колкозное? С Богом тебе везде будет дом, будет семья, а значит везде будет родина.

Его отец со всей родней, простые сибирские крестьяне, в самом начале 30-х, когда пришли разные уполномоченные да председатели да оперативные работники и стали раскулачивать деревню за деревней, ждать не стали. Они погрузили свой скарб на телеги и отправились через известные им тропки-дорожки через кордон. И не только вышли из «страны строящегося социализма», но и не пропали за границей, в конце концов добрались до Америки. Их потомки сейчас далеко не бедствуют. Но что ни воскресенье или другой церковный праздник, так все в церкви. Славят Господа за все!

Поначалу тем, кто прожил там, в Эсесерии – Эрефии тридцать-сорок лет, это может показаться непривычным. После устойчивой советской истерии на предмет любви к родине и неожиданно сталкиваться с таким пониманием жизни: Бог над нами, Он превыше всего, Он ведет нас, Он – смысл всего. В настоящей русской жизни, в жизни наших предков, это было естественным пониманием бытия. Если мы считаем себя русскими, то прежде всего нам надо вернуться к ее незыблемым основам.

Помнится, несколько лет назад, на одном из Интернетских форумов затеялся у нас спор с одним из «православных патриотов» оттуда, из РФ. И спор остановился на последнем моем доводе: у тебя есть Евангелие и у меня есть Евангелие, покажи мне хоть одно место, где бы Господь нас учил, что надо держаться за землю несмотря ни на что. Процитируй и укажи в Господнем Слове, что выше родины нет ничего.

Мой оппонент стал приводить разные цитаты из Святых Отцев. Но я возвращал его к тому же: напомни мне Слово Господа нашего, в котором он бы ставил приоритет одной земли над другой землей. Святые Отцы делали великое дело, неся Свет Христов людям, однако видно невооруженным глазом, что тот же Тихон Задонский нередко высказывал то, что нужно было земным властям. Хорошо, что власти были православные и жизнь в его время была христианская. Были православные цари, были православные судьи, было православное воинство. Не было тогда очевидно, что толкование Тихоном Задонским некоторых сторон жизни входит в противоречие с христианскими основами.

Но вот не стало ни властей православных (не станете же вы утверждать что подполковник КГБ В. Путин – православный!), и сами принципы жизни за 90 лет так изменились, что впору их называть языческими и анти-христианскими, и оказалось очевидным, что для спасения души и тела надо вернуться к Богу. А в учении Иисуса Христа нигде и никак не прославляется так называемый патриотизм, но прославляется верность Господу. Нигде не найдете вы обращения: отдай жизнь за родину и будешь спасен!

Что же такое верность Богу? Это взыскание Царства Небесного, которое и есть суть православной жизни. Иисус призывает нас: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и все приложится вам (Матфей, 6, 33). А на допросе у Пилата, перед Cвоей смертью на кресте за грехи наши Он же сказал: «Царство Мое не от мира сего...» (Иоанн, 18, 36). И многажды в Священном Писании повторяется, что земное, мирское, от людей, материальное – это тлен, прах, смерть.

Так что же мы должны искать? За что держаться, как за спасительную соломинку? За страну, где лицемерие и ложь стали основой бытия? Где сначала убивали священников, разрушали храмы, уничтожали великую православную культуру, а потом, по очередному извороту безбожных властей, обратили священников да диаконов из работников культа в идеологических работников, настроили культовых зданий, назвав их церквями, стали напоказ креститься и стоять со свечками перед телекамерами, хотя безо всякого стеснения продолжают поклоняться золотому тельцу, вытравляя из душ нечаянные ростки искренней веры. Так это против православия!

Пример второй волны нашей эмиграции, послевоенной или, как ее называют еще, власовской, уникален в этом смысле. Эта волна длилась с 1941-го до начала 60-х. Эмиграция этого времени уникальна тем, что это был массовый ответ народа на чекистско-большевистский режим. До двух миллионов бывших советских людей сделали осознанный выбор между «советской родиной» и потерей семейных очагов в СССР.

Уникален этот пример еще тем, что само появление в Зарубежье сотен и сотен тысяч подсоветских, неожиданно обернулось расцветом Зарубежной Церкви. Представляется, что даже высшие иерархи РПЦЗ не ожидали такого. Русские, вырвавшись после войны из лап особистов и смершевцев, разбежались по огромным пространствам земли. Зачастую без каких-либо целей или планов. Без денег, без родственников, которые бы приняли и помогли на первых порах. Бежали куда Бог наставит. Останавливались только где-нибудь в заброшенном городке в Венесуэле или Перу, на хуторах в Аргентине, в бедных кварталах Рио или Чикаго или Торонто.

Здесь, в Нью-Йорке, послевоенные русские облюбовали кусок западного Гарлема, примерно от 110 улицы и выше, до 170-х. Этот район скоро стал называться «Москва-на-Гудзоне». Я был знаком со многими из них. Их рассказы и жизненные истории были нередко удивительны в своих поворотах. Тот еще при германской оккупации записался в фолькс-дойче и сумел выбраться с отступавшими войсками, этот бежал от выдачи советским, прыгнул с моста в Драву, нырял от пуль стрелявших по нему британских солдат. Третий попал на рудник в Германии, а после войны – по набору! – на  шахты в Бельгии. Страшный труд, каждый день риск был заваленным – он как раз ставил деревянные подпорки и убирал их, когда проходка заканчивалась.

-Ну что, вспомнил мамины молитвы, она же была рождена еще до революции. Каждый день встаю с молитвой: Господи, прости и помилуй меня грешного! Да буди воля Твоя! Иду работать, спускаюсь под землю. Ночью прихожу с работы, похлебаю луковый супчик: Господи, за все благодарю Тебя, еще один день дал мне, спасибо Тебе, Иисусе Христе!

И что обнаружилось вскоре: где три-четыре русских семьи вместе оказываются, там начинают молиться соборне, добывают Евангелия, служебники, разузнают, нет ли где настоящего священника. Это было естественным движением душ. Священники той поры были, как правило, старой закалки. Получив приглашение от нескольких семей, заброшенных в дальний угол Уругвая, ехали за сотни верст. Где на автобусах, где на мулах, где пешком шли. И был праздник у русских – священник прибыл. Молельное помещение налаживалось, ставился алтарь и престол, появлялись иконы, зажигались свечи, звучали прекрасные песнопения.

Таким образом, после войны по всему миру появились не десятки, а сотни и сотни маленьких приходов. Труд на свободе – иного качества. Даже самый тяжелый и черный труд возвращается вам здесь и материальным благосостоянием и духовным укреплением. Так что неудивительно, что уже к концу 50-х приходы окрепли настолько, что стали либо покупать церковные постройки и здания, либо строить сами.

И это восхитительно бывает, едешь по самой что ни на есть провинциальной Америке, в радио музыка бренчит, какой-нибудь Джонни Кэш или Мерл Хаггард, в подстаканнике на приборной доске у тебя кофе, прихлебываешь время от времени, думаешь о чем-то американском... и вдруг из-за сосенок – луковка родной Христовой церковки. С крестом православным. И тогда, совсем неосознанно даже, сворачиваешь, затормаживаешь, выходишь из машины и крестишься и молишься нашему Господу: спасибо Тебе, Боже мой, что наставил и привел, славу Тебе возсылаю, спасибо Тебе за все!

Откуда она здесь, церковка? Из СССР? Нет, она из старой, доброй, щедрой, боголюбивой, святой Руси. Давно умерли те, кто по пятачку, по гривенничку собирали деньги на ее постройку. Кто по субботним дням, да свободным вечерам приходил сюда, и помолясь, начинал колотить молотком, работать пилой, мешать раствор, класть кирпич, поднимать стропила, вставлять окна, красить, белить, украшать храм Господень. Они умерли, а церковка стоит. Дух православный свидетельствует.

О так называемой «третьей» волне, диссидентах 60-70-х прошлого века, в этом отношении можно сказать тоже несколько слов. Было у них то, чего и в помине не было у старой, Белой эмиграции, что постепенно изживалось и во второй, «власовской» волне. Это – великое самомнение и чисто советская гордость. Их было немного, Система не очень охотно выпускала их за рубеж. Но они были очень плодовитые, писали много, разно, и... редко, когда о Православии. Не было русское православие их любимой темой. Да и вели они себя, как это помягче сказать... неадекватно.

Например, в одном из приходов Нью-Йорка, где я тогда окормлялся, стала появляться дама. Далеко не молода, лет шестидесяти. В широкополой шляпе, с вуалью, в темном платье... точнее мини-платье, еще точнее – микро-платье! Нижняя кромка его была подрублена так, что вовсе не самые красивые ноги выделялись  почти от самого места прикрепления к туловищу. Да еще обтянуты они были чулками в крупную сетку.

Наши великолепные белые старухи молчали. Я спросил, что это за чудо появилось ниоткуда. Они назвали мне имя, когда-то, в 60-70-е, гремевшее по радио-голосам – это его вдова. Я спросил, а как бы этой вдове давно отгремевшего диссидента, подсказать, что в таком виде в церковь являться нельзя? Старухи пожимали плечами: можно, конечно. Но стоит ли связываться? Ее мы знаем, у нее очередной приступ «религиозности», скоро само пройдет. Они были правы, скоро приступ прошел.

Интересно, что при общении с людьми из староверских общин, настоящих, не карнавально-маскарадных, а из тех, чьи прадеды и пра-прадеды прибыли на эту благословенную землю сто - сто двадцать лет назад, они подтверждали: ни голых пяток у женщин не должно быть видно, ни волос на лбах или висках, ни обнаженных локтей или, упаси Боже, низких декольте или штанов... Все строго, все правильно, никаких послаблений!

Они не одни такие, сохранившие все свое старое и традиционное в целости и неприкосновенности. Америка – страна, в которой твой мир имеет право на существование, как бы ни был он чужд окружающим. В этом сила и непрерывно растущая мощь страны. Большие и сильные общины американских японцев, китайцев, индусов тому доказательство. Амиши, потомки немецко-швейцарских переселенцев 17 века, все так же не признают в 21 веке ни электричества, ни автомобилей, ни пестицидов и гербицидов. И потому ездят на своих телегах и колясках, выращивают скот и овощи-фрукты по старинке, и продукты их труда идут нарасхват, в их ресторанах всегда полно народу, их мебель, тканные вещи, кожаные изделия ценится на рынке, общине чужды всякие новшества, как социальные, так и религиозные. И община естественным образом растет, пользуясь волей и веря в Бога.

О четвертой волне, советских евреях, которые клянутся и божатся, что их в СССР-РФ преследуют по религиозным основаниям – и преследуют, конечно, русские! – собственно говорить нечего. Их много, говорят, что более полутора  миллионов только в Америке. Добавьте еще сотни тысяч, уехавших в Канаду, в Западную Европу, и картина будет ясна. Они давно уже получили название «туристов», все катаются туда-сюда. В Москве они – американцы, в Америке они – «русские»!

Но те из них, кому неожиданно Господь дал свет в сердца, действительно приходят к православию. Их очень мало, истинных, чистых и честных сердцем. Когда встречаешься с ними, то не можешь отделаться от странного теплого чувства: да свой же он, русский!

Помню одного, звали Олег К. Немолодой, высокий, худощавый, с длинными пальцами – рабочими пальцами музыканта. Жена его была этническая русская, оттого дети не проходили по каким-то там параметрам для эмиграции в Израиль. И они приехали сюда, в Нью-Йорк. В советской жизни жена была актрисой в областном театре драмы, и здесь все пыталась пробиться, может быть, даже школу а-ля Михаил Чехов создать. Получалось неважно, да к тому же она попивала. А попивая, теряла последние шансы пробиться. Теряя шансы, прикладывалась к бутылочке еще крепче...

Ну вот, а Олег в это время бил по клавишам. По десять часов в день, по четырнадцать часов в день. Был аккомпаниатором в балетных школах и студиях. И это он предложил своей жене после 35 лет совместной жизни в зарегистрированном браке... снова жениться. Только уже по-настоящему, в церкви. И сочетались церковным браком, взяв в свидетели моих друзей, старых эмигрантов.

Однажды я сидел у них в их небольшой квартирке. Олег только что пришел с работы. Машинально потирал натруженные пальцы. Жена его уже с бокалом бродила из кухни в гостиную, что-то рассказывала о своих былых успехах. Она только что вбухала три тысячи долларов в еще одну попытку создать театральную студию. И снова ничего не вышло. Богемные юноши и девушки из Сохо и Нохо пришли, послушали, посмотрели, выпили дешевое вино, съели сыр с солеными печеньками – и разошлись.

Я спросил Олега, где они взяли эти деньги? Он показал на свои руки:

-Бью по клавишам, Николай, вот что-то получается.

Я даже не задал вопрос, я только посмотрел на него. И он ответил:

-Каждый несет свой крест...

Кстати, а трое детей их выучились, женились, вышли замуж, создали нормальные американские семьи, и много позже я был свидетелем, как Олег радовался встречам с внуками, двумя сорванцами, как прикрикивал на них: ну-ка, говорите по-русски! Нечего с дедом разговаривать на своем тарабарском языке! Никаких «хайд-энд-сик», это по-русски называется «прятки», ну-ка повторите – прятки, а то не буду с вами играть!..

Недавно я встретил такую статистику по РФ, помещенную давней заочной знакомой (моя работа «Масонские игры Путина») Лилией Шевцовой из Карнеги-Центра в Москве, с ее же комментарием:

“Тем временем 22% (!) взрослого населения хотят уехать из страны и 28% молодежи готовы уехать из России «навсегда». Следовательно, наиболее динамическая часть общества не намерена бороться за возрождение страны. Агония приближается быстрее, чем наше осознание ее неотвратимости».

Каждый пятый! Это много. И это хорошо, так как не все потеряно для нации, которая для себя уже решила, что с режимом можно бороться только одним способом – эмиграцией. Система подавляет ложью, двойными стандартами, передергиванием фактов, разрушением морали, промывкой мозгов, откровенным насилием, взрывами жилых домов, звериными войнами, издевательством над самими основами человеческого бытия? Народ начинает понимать: чтобы выжить и сохраниться, надо уходить.

Как я прочитал на одном из российских сайтов недавно: «Вместо того чтобы собираться на улицах [чтобы протестовать против режима], некоторые тихо собирают чемоданы, в поисках свободы посредством эмиграции».

Наши русские, когда я рассказываю им, в ответ на это – все, как один: и правильно делают!

Любимый вопрос, на который, считается, нет ответа: «Да кто вас там ждет? Будете за копейки вкалывать на капиталистов. Если повезет, конечно, и вы вообще найдете работу...»

И приводят примером выдержку из письма одного эмигранта, как это сделал мой другой заочный знакомый, московский писатель Черкасов-Георгиевский:

"Никакой пенсии политэмигрантам не положено. Забудьте про это. Пенсия тут – это отчисления из Вашего же заработка во время Вашей активной трудовой деятельности. Исполнилось 65 и никаких отчислений? Хорошо, начислят социальное пособие по старости, долларов 300 в месяц (я говорю о Нью-Йорке, в других штатах может быть больше или меньше). Эти деньги государство берет у нас, работающих, из наших налогов... Работа моя тяжелая, физическая, на износ. Это, поверьте, не в кабинете сидеть и не перекладывать бумажки. Ребята, намного меня моложе, через 5-6 лет такой работы ложатся на операции. Меня пока Бог бережет. Так что, тут не борьба за тепленькое местечко, а борьба за жизнь".

Здесь я сделаю необходимое признание. В.Г.Черкасов-Георгиевский по какой-то причине не упомянул, кому принадлежит этот пассаж. А между тем процитированный отрывок принадлежит автору данной статьи. Совершенно верно, это из моего личного письма Владимиру Георгиевичу.

Необходимо также сделать поправку к описанию меня В.Г.Черкасовым-Георгиевским: уехал я не потому, что «хотел самореализоваться писательски на старорусские темы, не шибко популярные в РФ», как он соообщает обо мне. Тем более, что тогда, в первой половине 90-х, на старорусские темы и не писал ничего.

Писал и публиковал тогда я на самые что ни на есть современные темы: как члены КПСС в мгновенье ока стали «демократами», как продолжали грабить мой народ, как номенклатура проводила приватизацию в своих интересах, как нас кидали всякие Ельцины, Чубайсы, Шахраи, Гайдары, как Система породила при помощи КГБ организованную преступность, всех эти «солнцевских», «тамбовцев», «люберов», «япончиков», «тайванчиков» и прочую пакость, как например, тот же Жириновский со своим подмошенком Венгеровским через сербского генерала получили два миллиона долларов на оплату нашим «диким гусям». Только русаки, поддавшись на посулы Жирика и отправившись воевать в Сербию, тех денег не видали. Пули и осколки – а не доллары, вот что они получили. Даже хоронить их было не на что. И было дело, что два «диких гуся», вернувшись, попросили меня забрать и отвезти их павшего товарища, и поскорее. Так как работники аэропорта Домодедова требовали 1200 долларов за день, а иначе обещали труп выкинуть из холодильника.

После публикации этого случая подмошонок Венгеровский звонил мне в редакцию: «Ты хочешь, чтобы мы приехали и разобрались с тобой?» А мне, Владимир Георгиевич, таких слов говорить нельзя, у меня может случиться сбой в мышлении, я могу ответить: «Приезжай, питух! И если ты не приедешь, то я поеду к тебе!» А когда он не приехал, то мы с ребятами отправились разыскивать его... И это один из, наверное, сотен подобных случаев моей журналистской и публицистической деятельности.

Именно этим я занимался, и не из московского кабинета, не с двойным российско-израильским гражданством, как какой-нибудь А.Минкин. А работал, как говорится, «в поле», в провинции, в непосредственном контакте и ближнем бою с «князьками мира сего». Так что когда мой американский адвокат здесь все выслушал и записал, прикладывая документы и публикации, то посмотрел на меня остолбенело и спросил:

-Николай, почему тебя все-таки не убили?

Тут я в свою очередь растерялся. Но что ответить ему? Что Господь хранил? А почему не хранил тогда Святослава Федорова? Или позже – Юрия Щекочихина? Ответить ему, что меня прикрывал и защищал мой народ, тот русский, почти убитый, добиваемый Системой народ? Бабушки во двориках, старики-ветераны, что-то зудящие о проклятых «демократах», заводские мужики, менты-милиционеры, упрямые опера, которые делали свое мужское дело, тетки-торговки с рынка, комочники из своих «киосков», и даже затюканные сов-интеллигенты... Но это и вовсе за пределами понимания ими, американцами, сугубыми индивидуалистами.

Ну, а с другой стороны, разве не прятал народ этой страны парнишку, который стал взрывать клиники, где делают аборты? Все федеральные власти, в первую очередь ФБР, прокуроры, спец-агенты, а также полиция и прочие, - на рога встали. Парнишка же им оставлял записки, что-то вроде наших времен гражданской войны: «Москва-Воронеж, хрен догонишь!» И в очередной раз загрузив в свой пикап продовольствия, а самое главное – расплатившись за все (!!!), снова исчезал в изумрудных горах Кеннтакки.

Что касается льгот или пенсий за какие-то политические выслуги перед Америкой, то могу еще раз подтвердить, что все так, как я писал В.Г.Черкасову-Георгиевскому. Возможно, кто-то сумел получить некие финансовые впрыски. Но это было не со мной. Я сюда не за пенсиями приехал, хотя тоже уже далеко не молод. Там, в порабощенной стране, я делал что мог не ради похвалы какого-нибудь Клинтона-Киссинжера, а для освобождения моего народа. Здесь я делаю то же самое и для того же.

Для новых эмигрантов, честных, приехавших часто на последние копейки, не для Березовских с ворованными с помощью кремлевской Системы миллионами,  Америка начинается с труда. Это надо запомнить раз и навсегда. А раз не хватает мозгов на легкий и хорошо оплачиваемый труд, то будешь заниматься тяжелым, на износ. В этом не я первый, не я последний. Работаю рядом с американцами, у большинства высшее образование... Выводы делайте сами.

Кто нас здесь ждет? Есть ответ на этот вопрос. Никто нас нигде не ждет! Но почему нас кто-то должен ждать? Что в нас такого особенного, чтобы нас ждали? Чтобы те же американцы делились с нами своим наработанным? Когда-то их прадеды и пра-прадеды добрались до этих берегов, хватались за любую работу, становились землекопами, грузчиками, шахтерами, лесорубами, каменщиками, дорожными рабочими, ковбоями, работали на фермах, на подсобных и временных работах. Их жены, сестры, невесты шили по 12-14 часов на фабриках, работали официантками, уборщицами, машинистсками, стояли в пекарнях у печей, варили кленовый сироп, набирали соседских детишек и сидели с ними за гроши... Но этот тяжелый, часто неблагодарный труд давал возможность содержать семьи. Дети их уже старались получить образование, становились техниками, менеджерами, учеными, инженерами, военными, проповедниками, врачами, адвокатами.

Так почему же эти дети или дети этих детей, внуки и правнуки тех эмигрантов должны ждать к себе каких-то странных людей? Которые не говорят по-английски. Которые ходят сгорбившись и смотрят исподлобья. Которые тяжелых работ избегают и между собой об Америке говорят: «Это же страна непуганных идиотов!» Так как они убеждены в своем превосходстве над американцами, то пытаются сорвать где можно и что можно. И убежать.

Но им невдомек, что американцы, даже самые простые, с виду наивные, улыбчивые и доверчивые, имеют свой исторический и социальный опыт. У них своя национальная психология, свой острый взгляд – и поверьте, лучше бы такой «турист» не считал их «непуганными идиотами». Потому что американцы народ крепкий, толковый, очень похожий на нас, русских, той поры, когда у нас было свое государство, когда была русская власть, русский царь, русская армия, русские сословия, и кстати, законоуложение Российской империи, основанное на незыблемых догматах православия.

Вот почему нам, русским, слущившим с себя советчину, вдруг оказывается легко жить в этой стране. Например, нередко нам задают вопрос: вы родились здесь? Чаще мы  пожимаем плечами: разве вы не слышите акцент, мой неистребимый русский акцент?

Оказывается, слышат. Но почему-то считают, что мы родились где-то здесь, недалеко, возможно, воспитывались в закрытой общине. Потому что, в целом, у нас те же моральные и социальные ценности, что и у них. Мы веруем в Бога, уважаем труд, какой бы он ни был, чужого не возьмем, потому что это грех, стоим за нерушимость семьи, за то, чтобы у мужчины была одна жена на всю жизнь, чтобы дети воспитывались в уважении к старшим, чтобы государство было ответственно перед людьми, чтобы каждый человек мог высказать все, что он думает о властях, и чтобы власти, питающиеся нашими налогами, слушали и слышали, что им говорят люди.

Да, нас, эмигрантов, никто и нигде не ждет. Не буду говорить о Европе, но в Америке, стране созданной эмигрантами, ценность твоя в том, насколько нужен ты оказался этой стране. Насколько упорен ты в своем желании счастья. Насколько энергичен и целеустремлен к своей цели.

Президент США Джон Кеннеди сказал замечательные слова, которые нередко повторяются и в печати, и по телевидению, и везде, где заходит разговор о сути нашей жизни в Америке: «Не спрашивай, что может сделать страна для тебя, спроси, что ты можешь сделать для страны!»

Лозунговая жизнь в СССР многим из нас обрыдла еще там, и потому поначалу мы не воспринимаем этих слов во всей их американской глубине. Но прожив в Америке на сегодня дольше, чем где бы то ни было, теперь, допустим, я лично восхищаюсь прозрением Дж. Кеннеди. Эта земля – благодарна! Ты сделаешь ей на цент, она возвращает тебе долларом. Эта страна благословенна. Она возвращает тебя к Богу, и мы здесь снова становимся теми, кем Он нас создал – русскими!

И тут повторяется, что ранее происходило и с первой, и со второй волнами эмиграции. Очень скоро, неизвестно какими путями, но мы приходим к успеху – к материальному, а главное, что к духовному.

Материальный успех внешне более заметен. Это хорошая работа, приличное жалование, машина (две, три), дом, образование для детей, запасы на старость, разные вложения в ценные бумаги, пенсионные фонды, размеренный и правильный образ жизни... Помню, в середине 90-х годов, когда я только приехал в США, мои друзья-старики пригласили меня с собой в гости к одному тоже «новоприехавшему».

Сергей В. оказался невозвращенцем из загранкомандировки в Англию в 1987 году. Жену он взял из русских немок, или немецких старых русских. В 1990-ом переехали в Америку. Выучился на компьютерщика, хотя самому уже за 30. Жена, с твердым немецким акцентом по-русски (впрочем, с очень богатым русским), еще училась во время нашего визита на врача. Работала в медицинском офисе, а по вечерам ездила на лекции и занятия. Обе их девочки в элитной частной школе.

Что же мы видим: дом на два этажа, в гостиной люстра сияет, паркетный пол, зеркала в полстены, как в «Унесенных ветром». Чудесно сервированный стол. Перед тем, как взяться за ложки-вилки, все к красному углу обернулись. Молитва. Девочки тоже читают. После последнего «Аминь!», хозяин радушно приглашает отведать, что Бог послал.

Ужин удался на славу. Закуски, салаты, паштеты, основные мясные и рыбные блюда. Мужчины, конечно, отпробовали водочки. Дамы предпочли по бокалу вина. Разговорились. Стали петь: «Степь да степь кругом...», «Гори, гори, моя звезда...» На дессерт, как принято у американцев, мороженое. А потом хозяин отвел меня к своему кабинету, вынес оттуда несколько охотничьих ружей. Ну, кое-что в ружьях я понимаю. И когда у тебя в руках ружьишко стоимостью в 8-12 тысяч долларов, то ты можешь догадаться о настоящих доходах в этом доме.

-Тяжело начинали? – спросил я Сергея.

-Как все, - ответил он. – Я на двух работах и в колледже, жена – по уборкам да в сиделках, даром что немка по воспитанию. А может, благодаря этому. Она, между прочим, меня к церкви приобщила. Я ж, как все оттуда, атеистом рос. 

Потом мы не раз встречались то в Ново-Дивеево, то в Синоде на 93-й улице Манхеттена. Девочки их росли, становились невестами, их русский, поначалу не очень уверенный, с годами все улучшался. После так называемого «объединения церквей» я эту семью больше не видел. Может быть, переехали в другое место, может быть, остались с Лавром (Шкурло) и Синодом РПЦЗ МП, а у меня туда больше ходить не было никакого желания... Почему-то думается о первом.

Духовный успех – точнее, духовное прозрение и наставление на путь Христов, - происходит без особых видимых примет. Мы тут просто как бы освобождаемся от всех наростов, наплывов, болезненных опухолей советского менталитета. Мы становимся свободными, но в то же время самодисциплинированными, уважающими порядок, знающими, зачем мы пришли в этот мир, и как нам в свой час надо будет уходить.

Мы начинаем искать Бога, мы возвращаемся к Нему. Потому что вдруг понимаем, что в тот час, когда земной путь будет окончен, нам придется держать последний ответ перед Ним. Придется отвечать: а жил ли ты так, как Он заповедал? Отдавал ли ты Господу последние две лепты, как та вдова? Помогал ли ближнему своему, любил ли его, как самого себя? Не предал ли ты своего единоверца? Не смалодушничал ли перед разъяренной толпой? Не солгал ли, а если так получилось, то не упорствовал ли во лжи? Нашел ли в себе силы покаяться? Обратил ли свое лицо к Богу?

Несколько лет назад мне в руки попал уникальный документ. Русский человек, кубанский казак, сотник Черешня, рассказал о своей жизни. Всего на двух или трех машинописных страничках. Как участвовал в обеих войнах, в гражданской и второй мировой. Как перебрался после в Америку, в штат Нью-Джерси. Как трудился, горбатился на разгрузках вагонов и огромных автомобильных фургонов. Как брал две-три работы, да еще по ночам учился. Как здесь, уже в возрасте под пятьдесят, закончил свое образование и стал юристом. Американским адвокатом. Работал... по иммиграционным делам, помогая русским беженцам зацепиться, удержаться, устроиться в этой стране.

Создал семью славный казак Черешня, фамилию переделал на американский лад, стал мистером Черри, что во-первых, подходило для публичных выступлений в суде, а во-вторых, совершенно соответствовало казачье-кубанскому оригиналу. Вырастил и дал образование своим двум сыновьям. Материально и финансово так обустроился, что ежегодно отчислял бедным тысячи долларов. Участвовал во многих общественных и казачьих организациях. Был одним из крупнейших благотворителей в церкви...

Меня поразили слова старого казака, подводившего итог своей жизни: никогда, ни у кого ничего не просил, не брал, всего добивался своим трудом, сам потом отдавал, и Господь миловал!

Кто ждал участника войн, раненого и контуженного, но несогнутого казака Черешню в Америке? Никто. Сам приехал, никого особенно не спрашивал. Трудился, молился, снова трудился. Никаких пенсий или льгот не клянчил. Выучил английский, добился высшего образования, оказался востребованным и своей казачьей общиной, и всей страной. Прожил достойную и честную жизнь.

На таких примерах мы, русские в Америке, укрепляемся в своей правоте. Не землей, даже не хлебом, но духом Господним мы живем здесь, и в этом суть и смысл православного подхода к жизни.

Не очень доказательно прозвучало обращение В.Г.Черкасова-Георгиевского к двум другим оценщикам эмиграционной жизни. С первых же слов, с самого зачина было ясно, что эти несчастные – так называемые «неудачники».

Один пишет: «"Главное, что я хочу Вам написать, таково: американцы -- сволочи. Они тоже продались Путину, как и все остальные. В руководящих кругах США российский агент сидит и агентом погоняет...»

И дальше: «Достаточно сказать и то, что сейчас американцы меня преследуют по указке Кремля. Я лишился всего. У меня нет ни работы, ни дома. Живу... из милости. Мои статьи в Интернете ОДНОВРЕМЕННО начали исчезать... и с русского, и с АНГЛИЙСКОГО Интернета. Америка становится похожей на Россию».

Я понимаю, что это крик души человека. В этом крике есть некоторая доля правды. Например, что политический эстеблишмент США, озабоченный только своим собственным процветанием, может принять любую сумасбродную доктрину в отношении РФ. Например, что там установилась своеобразная, но демократия (!?!?). Или например, что политическая стабильность в РФ стоит того, чтобы не замечать, что это стабильность анти-народного, бесчеловечного режима. Потому что политически стабильная ядерная держава все-таки не такая головная боль для Вашингтона, как нестабильная ядерная держава.

При этом в прессе США постоянно циркулирует трезвое и правильное понимание: что режим в РФ преступный, воровской, высшие эшелоны власти – из офицеров ФСБ. Что экономика РФ все так же аномальная, вне рыночных законов, а потому честный бизнес с ними получается плохо. Что элементарные права человека в РФ системно нарушаются. Что нет свободы слова, печати, других СМИ. Нет свободы собраний, волеизъявления. Что инакомыслящие – в том числе инаковерующие, не верующие в человека или в идолов, а верующие в Господа! – там подвергаются репрессиям. Что выборы во власть – это фарс, к которому снова и снова прибегают для одурачивания населения РФ.

Однако утверждение, что американские власти будут преследовать политбеженца по указке Кремля – это слишком! Объясню почему мне так кажется. Прежде всего, человеку дали политубежище. А это значит, что наше могущественнное государство берет его под свою защиту. Однако человек не понял, что значит «защита». Это совсем не значит, что государство будет теперь поить и кормить его. Это значит только одно: тебя преследовали в твоей стране, но в Америке мы им тебя преследовать не позволим! На это у нас есть достаточно сил и средств.

Другое обстоятельство не прошло мимо меня. У человека нет ни работы, ни дома. Живет он «из милости». Этого я не принимаю, так как сам прошел путь от нелегала, от безработного, лишенного законного права на труд – до гражданина этой страны, если и не богатого, то достаточно обеспеченного, обычного среднего американца.

Жалоба не может быть принята, потому что даже сейчас, в период кризиса, работ в Америке много. Это не легкие виды работы, не самые выгодные. Тем не менее, скажем, если я сегодня потеряю свое место, то я знаю, что через три-четыре недели я найду другое. Пусть работу не такую денежную, пусть без ряда так называемых «бенефитов»: оплачиваемый отпуск, больничные дни, дни для личных дел, двойная оплата, если работаешь в национальный праздник. Но это будет – работа! А значит, еженедельный доход в дом. Значит, приличное жилье, спальня с кондиционером, душевая с постоянной горячей водой, кухня с газовой плитой и холодильником... Значит, машина всегда на ходу, за услуги всегда уплачено, телефон (воду, электричество) мне не отключают, должником не называют.

И уж нет никаких сомнений, что просить к себе «милости» у людей я не буду. У Бога – да! Но так уж мы созданы. Мы всегда у Него просим милости к себе, до последнего дыхания повторяя молитву: «Господи, спаси и сохрани!»

Полезный совет этому человеку дать нетрудно: найди работу. Любую! На 6-7 долларов в час, на 40-50 доларов в день. Не скули, что тебе жалко своей жизни, что ты звереешь от одной мысли, что 8 часов в сутки у тебя работа отнимет. Господь сказал не только Адаму, но всем нам: «в поте лица своего будешь есть хлеб, пока не возвратишься в землю, из которой ты взят» (Бытия, 3 – 19). Как же можно идти против воли Господа?

Становится ли Америка похожей на РФ, как пишет этот человек. В каком-то смысле – да. Особенно при последнем нашем президенте, Бараке Обаме. Парень из Белого Дома говорит одно, но делает совсем другое. Совсем как партноменклатурщик эпохи недоразвитого социализма. Здравых идей он не принимает, здравомыслящих людей, например, таких, как генерал Стэнли Мак-Кристал, увольняет. Планы, чреватые социальным гниением, пытается воплотить в жизнь. Взять тот же план по реформе здравохранения. Или например, проявляет полную солидарность с гомосексуальным меньшинством, что, мол, они могут даже в законные браки вступать. А в то же время крупный частный сектор укрепляет свою корпоративную власть, зачастую в подавление гражданских прав. Банки (и банкиры, конечно) получают огромные деньги, - централизованно! - чтобы «встать с колен». И конечно, продолжают жрать на коленях, мало заботясь о реальной экономике. Это уже явная отрыжка социализма!

И все-таки процессы в этой стране иного свойства. Они динамичны, они всегда дают надежду на улучшение жизни. Вот почему мы, эмигранты 90-х, так или иначе, но в 2010-х живем гораздо лучше, чем по приезду. Во всех отношениях лучше, нередко вызывая зависть у урожденных американцев. И если всего за 1989-1999 годы, по российским данным, из РФ в дальнее зарубежье выехало на постоянное место жительства 1046 тысяч человек, то даже при неблагоприятной иммиграционной политике в первом десятилетии 21 века нашего брата эмигранта стало еще на полтора-два миллиона больше.

Три миллиона ушли на волю! Это говорит само за себя.

Второй мой виртуальный оппонент, по-видимому хлебнувший эмиграции не с того края, пишет: «Я прошёл путь полулегального иммигранта в Канаде, приехавшего без статуса и без денег - это очень тяжёлый путь - я жил в ужасных условиях, очень тяжело (физически тяжело) работал, прошёл через массу унижений (начиная с бытовых унижений - многие англичане и американцы уверены, что если человек плохо понимает по-английски, то это форма слабоумия) - мне иной раз казалось, что я не выдерживаю и уже на грани срыва - и это при том, что когда я приехал в Канаду, мне было лишь 20 с хвостиком».

Мне трудно сказать, через какие такие особые унижения может пройти человек в этой стране. Без причины тут никто никого не унижает. Этого нет в традициях американцев. Тем более, что приехал это человек в благотворном возрасте, до тридцати. Когда язык впитывается, как вода губкой. Поэтому мы и говорим: если хочешь начать новую жизнь, то делай это как можно раньше.

Я бы Господа благодарил ежечасно, если б мне удалось вырваться из СССР в 20 с хвостиком. Потому что тогда у меня был бы запас времени, вся жизнь впереди, я бы не был отягощен ложными понятиями, дурными привычками, ненужным знанием. Но Боженька распорядился иначе: отправляйся, когда тебе почти 40!  Когда все лучшие силы из тебя высосаны режимом. Когда поздно получать новую профессию, а православный журналист, пишущий по-русски в Америке, в самом деле, имеет мало шансов. Что поделать? И страна не православная, и основной язык здесь не русский.

И все-таки... Люди переучиваются, для этого государство выделяет финансовую помощь. Так, мне довелось учиться в трех колледжах, хотя по американским меркам имею то, что здесь называется степенью «магистра». В одном из колледжей познакомился с советским евреем, Владимиром Борисовичем. Ему тогда было 56, он должен был закончить  колледж в 60. Его точка зрения была прагматична: работать я буду еще по крайней мере до 65, то есть пять лет. А может, и больше, до 70. Чтобы эти десять лет не прошли даром, чтобы обеспечить себя и жену (дети их выехали раньше и хорошо устроились), мне нужен этот диплом. И я получу его!

Его английский был ужасен. Но он без всякого стеснения вступал в разговоры, а то и диспуты с американцами. И никто, по моим наблюдениям, не принимал его за слабоумного. Напротив, если ты не знаешь английского, то в Америке тебе все карты в руки. Вся страна покрыта сетью школ для взрослых. Первая и главная дисциплина там – «английский как второй язык». Преподают квалифицированные преподаватели. В штате Нью-Йорк, например, это система учебных центров BOCES: десятки школ по всему штату. Лично посещал такую школу в 1996 году в г. Наяк. Совершенно бесплатно! Для зачисления показал свой просроченный советский паспорт, единственный документ, оставшийся от той жизни. И был зачислен, ходил по вечерам на классы, долбил слова и выражения.

Мы знаем, чтобы заговорить, нужно выучить пятьдесят фраз! И еще двести слов! Эти слова и выражения, по-моему, может зазубрить даже обезьяна. А человек, приехавший в англо-говорящую страну в возрасте едва за 20, жалуется, что его принимали за слабоумного. Бред кривого попугая!

Во всех штатах, где традиционно большое количество эмигрантов, есть подобные школы. В самом городе Нью-Йорке центров системы BOCES нет, но есть широкая сеть самых различных школ и классов – сотни их. При общинах, культурно-просветительских центрах, при церквях, приходах, публичных библиотеках... Например, очень славится курс ««английский как второй язык» при Риверсайд Черч. Курсы «английского как второго языка» есть также во всех колледжах, чаще всего за символическую плату. Так, в конце 90-х такой курс «СТАРТ» был в Кингсборо-Колледже – возле знаменитого Брайтона – за 120 долларов! Это двух-трех-дневный заработок малооплачиваемого рабочего.

То, что у советских нередко случаются срывы, известно всем. Одни начинают здесь пить, тем более что на бутылку водки заработать ничего не стоит. Другие кидаются в денежные авантюры, например, нагребают долгов на кредитные карточки. Или мошенничают. Им сколько не дашь, все мало. Или просто заболевают, когда видят, что у другого машина поновее, и не в съемной квартире он живет, а в собственном доме.

У нас, русских, срывов практически не бывает. Все, что Бог нам уготовил, принимаем с благодарностью. И нам не свойственна та форма советского слабоумия, при котором человек считает всех ему чем-то обязанными. А себя – не обязанным выучить язык страны. Или не обязанным трудиться. Или не обязанным признавать законы страны, в которую он так или иначе попал.

Вопрос: валить из режимного лагеря или нет, должен решаться, конечно, самим человеком. Но надо понимать, что новая «оттепель» 90-х уже сменилась на жестокую зиму, без перехода в лето. Возвращение красных флагов, советской риторики, усиление власти тайной полиции во всех областях жизни – все уже было, только на этот раз, похоже, будет еще хуже.

Они подготовились, они переучились, они переквалифицировались и перегруппировались. Ими все взято на вооружение. Они работают с каждым из нас. Что ты будешь делать там один, без родных, без друзей? Здесь трудно, но это – временно. И потом здесь у тебя родители, братья, сестры. С чего начинается родина? С картинки в твоем букваре... Песни о главном... Помнишь, подруга?..

Специалисты по пропаганде никогда вам не скажут, что русские в Америке – это более двухсот лет обоюдного обогащения. Что образовательная система штата Аляска начиналась с сети церковно-приходских школ – при православных церквях! Что наш Св.Патриарх Тихон (Беллавин) здесь в коце 19-го – начале 20 веков развил такую бурную работу, что не возврати его Синод назад, в Россию, возможно, была бы сейчас Америка православной. Что многие железнодорожные станции во Флориде – русской архитектуры. Потому что строились по проектам и на деньги бывшего гвардейского офицера Дементьева – Дименса. Что гений Сикорского поднял целый штат Коннектикут. И т.д., и т.д., и т.д.

Что, наконец, русские здесь, как мужчины, так и женщины, самые желанные мужья и жены. За нами попросту гоняются. У русских мужчин слава сильных, добрых, работящих, с открытой душой, и в то же время строгих защитников семьи, традиций и устоев. Женщины... ах, да сами знаете, как млеют американцы от наших русских женщин! От их неповторимых глаз, от их внутренней силы, верности, от их необъяснимой души.

Никогда кремлевские сидельцы не скажут, что эмиграция – это выход для сотен тысяч русских. Выход из тупика! Кремлевской системе это невыгодно. Ей выгодно сократить население до необходимой обслуги Трубы. Ей выгодно не русское национальное начало, а собственное безбедное существование. Своих детей они будут посылать в Оксфорд, в Гарвард, в Принстон, в Корнелль. В ваших детях они будут видеть только рабсилу. И обрекут их на то же жалкое прозябание, на медленную гибель, на духовное рабство и разложение.

Именно поэтому многие сейчас понимают: спасение и возрождение русского народа в 21-ом веке – в уходе из-под власти Кремлевской системы, в полной эмиграции, в возвращении к христианским ценностям, в приобщении к Духу.

 

 

МОШЕ И МОШИАХ

Игорь Колс

                                                             «Иисус отвечал: истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится

                                                             от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие...»  (Иоанн, 3-5)

                                                           «Верующий в Сына имеет жизнь вечную; а не верующий в Сына не увидит

                                                            жизни, но гнев Божий пребывает на нем.» (Иоанн 3-36)

Моше родился в Португалии в десятую годовщину образования Израиля и впитал в себя веру в Бога с молоком матери, которая с детства рассказывала ему библейские притчи и делилась секретами из талмуда. Религиозность семьи была чрезмерная, но это не мешало юному Моше прислуживать в христианском храме - отец считал, что врага надо знать изнутри. Моше, наблюдая священника, допивающего после службы вино из чаши, награждал его про себя нелестными эпитетами.

Родители Моше были врачами и надеялись, что сын тоже станет врачом. Их разочарование было велико, когда заметили, что сын не терпит вида крови. А после одного случая окончательно потеряли надежду передать свой опыт сыну. Это было вскоре после бар-мицвы Моше. Его повезли на кошерный забой коровы. Несчастное животное лежало на боку со спутанными конечностями, привязанными в растяжку к двум толстым столбам, и, приподнимая голову, с ужасом смотрело огромным глазом на окруживших его людей. Когда к шее коровы был поднесен острый нож, Моше непроизвольно перевел взгляд на присутствующих мужчин и с удивлением увидел их выпученные глаза с жадностью упершиеся в глаз животного. Он слышал, как стонала и билась в муках истязаемая скотина, которой перерезали горло, но не мог оторвать глаз от лиц наблюдателей. Они впились в мученический глаз своей жертвы, будто выцеживали из него душу. Моше же смотрел на них сам, как завороженный. Внезапно корова, собрав последние силы, рванулась в надежде избавиться от затянувшейся пытки, и вырвала столб, к которому были привязаны ее задние ноги. Она в смертельной агонии подскочила и взлетела в воздух, разбрызгивая вокруг себя струи крови. Зрители бросились в стороны. Моше увидел у себя на груди большое красно-черное пятно и упал без чувств. Это было его последнее воспоминание о том дне. 

Через год Моше с родителями переехал в обетованную землю воссоздавать царство Израиля. Здесь он жил и трудился в кибуце с такими же, как он, юношами и девушками со всей Европы и Америки. Отдав десять лет жизни своей новой родине, семья Моше получила возможность поселиться в Австралии.

В мельбурнском районе Сан Килда они также стали жить среди своих соотечественников. Здесь у Моше появилась возможность получить образование, и он через пять лет стал архитектором. Много раз выезжал в Европу повышать квалификацию, учился и работал во Франции, где его пристраивали сородичи. В Испании он познакомился с красавицей Ребеккой на вечеринке для еврейской молодежи. Родители Моше благословили его выбор. Через год у Моше с Ребеккой родилась дочь.

- Какая красавица! – умиляляся новорожденной отец. - Вся в мать!

Молодая семья поселилась по соседству с родителями Моше, которые были рады нянчиться с внучкой, и вскоре Ребекка родила вторую дочь.

- Мазел тов! – кричали им при встрече соседи и предлагали свои услуги.

Моше с Ребеккой исправно посещали синагогу и вели размеренную светскую жизнь, не пропуская ни одного дня рождения своих друзей. Моше пунктуально отчислял свою десятину на нужды общины и, когда надо, пользовался ее поддержкой. Их раввином стал Борух Ульман, ровесник Моше, тоже переселившийся в Австралию из Израиля, с которым они подружились.

Ожидание Мошиаха в последние годы захватило Моше с головой. Он вместе с «мировой семьей» ожидал будущего царя Израиля. Последние предсказания учителей народа говорили, что его приход близок, как никогда.

Ребекка ожидала третьего ребенка. В это время в автокатастрофе разбились насмерть родители Моше. Моше переживал, но недолго, он посчитал, что Бог забрал их вместе, избавив земных болезней и разлуки. Он помнил религиозность и лицемерие своих родителей, которые его учили выживанию в мире, тонкостям и хитростям политических интриг, объясняя ему потайной смысл происходящего. Их уроки раздражали его и сейчас, как и при их жизни. Он признался себе, что никогда не любил их по-настоящему и выполнял сыновний долг по необходимости.

 Вскоре Ребекка родила третью дочь, и они переселились в новый просторный дом с красивым садом. Моше расстроился, что не родился наследник, но занятый своим делом не думал об этом.

Работы у Моше хватало. Он подвизался в архитектурной фирме, обслуживающей соплеменников. Их семьи росли, как грибы после дождя, производя элиту для будущего Мошиаха, и заказы на новые постройки прибавлялись с каждым годом.

Дочери Моше повзрослели. Старшей исполнилось семнадцать лет, сваты стали засылать женихов, и Моше, удивляясь этому, вдруг почувствовал себя немолодым. Он стал задумываться о смысле жизни. Часто вспоминал свое детство, юность в Израиле, студенческие годы. Моше любил свою жену и детей. Желал счастья своим дочерям. Знал, что с их уходом из дома жизнь его опустеет. Это страшило его.

Желая чувствовать себя моложе, Моше купил себе новый спортивный автомобиль, который показался ему имеющим свой характер, как необъезженный жеребец. Он гонял на нем в пригороды Мельбурна на свои строительные объекты и с удовольствием отмечал, что он действительно экономит массу времени, благодаря скоростной машине.

В один воскресный день Моше отправился на своем авто в дальний пригород, где отмечал новоселье его бывший клиент, для которого он делал планы загородного поместья и руководил строительством весь год. Спортивный Лексус примчал Моше за час к живописной усадьбе клиента. Здесь на пяти акрах был целый лес и роскошная вилла с бассейном и теннисными кортами. Некоторые гости уже прибыли и наслаждались райским оазисом.

Хозяин, владелец аптекарского дела, радушно принял Моше, предложив ему с порога безалкогольный коктейль. Моше не хотел долго задерживаться в гостях, ему хотелось поскорее вернуться домой и провести время с детьми и женой, но он надеялся получить себе новых клиентов. Поэтому согласился опробовать теннисный корт и бассейн хозяина. После физической нагрузки Моше разморило. Он сидел в тени большой пальмы, тянул в соломинку клюквенный морс и рассматривал гостей, пытаясь угадать в них своих будущих клиентов. Алкоголь он специально не пил, чтоб при случае скорее распрощаться с хозяином и уехать домой. 

На обратном пути Моше заметил, что движение в город усиливается. Люди возвращались после выходных домой, машин на трассе становилось все больше, и Моше, не сбавляя скорость, обгонял их, лавируя между автобусами, джипами и мотоциклами.

Моше, в его возрасте, его «лихой конь» поддавал адреналина в кровь, он чувствовал себя более энергичным. С каждым сильным нажатием на педаль он будто прибавлял себе сил, вырываясь вперед и оставляя позади всех без исключения.

Вот впереди показалась какая-то машина, явно лишняя на скоростной полосе. Моше взял влево, нажал на газ, скорость подскочила до двухсот километров, и старая «черепаха» осталась позади, будто остановилась. В этот момент с разворотной полосы далеко впереди стал выезжать на трассу грузовик. Моше перед тем, как снова взять скоростной ряд, машинально взглянул в зеркало заднего вида и увидел полицейскую мигалку.

- Чтоб тебя...! – выругался Моше, задержав на ней взгляд дольше положенного.

Когда он посмотрел вперед, его объял ужас. Грузовик оказался так близко, что столкновение было почти неизбежно. Моше рванул рулем вправо, нажал на тормоза. Его машина от такого маневра подскользнулась и пошла юлой вдоль дороги. Моше инстинктивно крутил руль в разные стороны, пытаясь удержаться на трассе, и его машина, крутясь и подпрыгивая на колесах, неслась вперед. Он почувствовал, что что-то странное происходит со временем. Оно надавило на него непонятным грузом, которого он не мог вынести. Он почувствовал, что летит, что машина уже не касается земли, вот он оказался вниз головой, и все вдруг остановилось...

Из дальнего далека Моше слышались какие-то голоса. Он не мог понять, кто говорит и с кем, и старался прислушаться. Мозг будто сопротивлялся расшифровке непонятных звуков. Моше, заставляя себя думать, стал морщить лоб. Вдруг в глаза попал яркий луч света, и он от неожиданности дрогнул.

- Он, кажется, приходит в себя, - Моше наконец-то разобрал чьи-то слова.

Свет в глазах исчез. Тьма опять окутала Моше. И он опять услышал, что кто-то зовет его:

- Моше, Моше, вы меня слышите?

В глазах Моше из тьмы стали вырисовываться белые круги. Он пытался сфокусироваться на них. Вдруг опять яркая вспышка ослепила его.

- Моше, Моше, вы меня слышите? – четко раздалось в его затылке.

- Да, слышу, - ответил Моше, но не услышал своего голоса.

Белый круг стал расплываться перед глазами. Моше стал угадывать перед собой лицо человека, голос которого настойчиво чего-то добивался.

Моше приходил в себя постепенно. После семимесячной комы его возврат к жизни казался невероятным. После аварии хирурги буквально сшили его по частям без всякой надежды на его выживание. Но он не умер ни через неделю, ни через месяц. Жизнь в нем поддерживала машина. Первые три месяца к нему постоянно приходили жена и дети. Рассказывали ему, что могли, в надежде вызвать хоть проблеск жизни, но отчаявшись отступили. Дочери перестали ходить, и только Ребекка приходила раз в неделю, брала за руку и рассказывала свои новости.

Когда Моше открыл глаза, к нему снова пришли дети. Других посетителей пока не пускали. Моше не мог двигаться из-за множественных переломов позвоночника. Врачи не делали никаких положительных прогнозов. Моше движением глаз начал показывать, что слышит. Речь так и не вернулась к нему. Врачи подвели итог, что надежды на излечение нет. Страховая компания сообщила, что лимит на оплату госпиталя исчерпан.  

Ребекка, сидя рядом с мужем, говорила ему:

- Моше, что мне делать? Врачи не дают никакой надежды... Как я буду ухаживать за тобой?

Моше лежал без движения. Иногда он приоткрывал глаза, показывая, что он здесь, с ней, слышит ее. И только беспристрастная машина, подключенная к телу Моше разными проводами и трубками фиксировала его реакции. На экране бегали линии, то подпрыгивая, то зашкаливая, указывая, что больной реагирует на услышанное.

За неделю до окончания лечения в госпитале, Моше, будто отвечая сложившейся обстановке, стал умирать. Пульс его слабел, пропадал, и врачи посоветовали родственникам успеть проститься.

Последним к Моше пришел раввин Борух. Он сел у изголовья умирающего и обратился к нему:

- Моше, мы с тобой старые друзья. Я пришел к тебе, как друг, чтоб поддержать тебя. Ты сейчас отправляешся в последний путь. Тебя ждет переход и встреча с Б-гом. Там ты будешь держать ответ перед Вс-вышним за свою жизнь. Но не бойся ничего, я знаю тебя, ты хороший человек, хороший семьянин. Помогал бедным, а значит выполнял волю Б-га. Там ты встретишь своих родителей...

Здесь Борух споткнулся на слове. Он вспомнил, как на их похоронах сожалел, что они ушли рано... Он посмотрел на Моше и увидел его безмятежно лежащего на кровати. Лоб его был гладкий и бледный. Было видно, что его уже не трогало ничего земное. Борух на какой-то момент позавидовал Моше. «Лежит себе и ничего его не волнует», - подумал он.

Борух покосился на монитор. Линия пульса шла медленно, едва указыая, что жизнь еще теплится в этом теле. Борух вдруг поднялся, наклонился к уху больного и спросил отчетливо:

- Моше, ты меня слышишь?

Линия осциллографа вздрогнула. Борух отметил это.

- Так вот, что я тебе скажу, приятель, - обратился Борух прямо в ухо Моше. – Ты всегда ожидал, что застанешь Мошиаха. Так знай, что Он уже приходил, и мы отвергли Его, чтоб сохранить народ! Знай, что я сообщил тебе эту тайну, чтобы ты, когда встретишь Его, не обвинял бы меня... Не ссылался на то, что ты не знал! Теперь ты знаешь это!

Линия осциллографа подпрыгнула вверх, задрожала и стала скакать. У Моше чуть приподнялось одно веко. Борух на секунду увидел его испуганный глаз и услышал, что к палате бегут по коридору сестры, заметив непорядок на своем мониторе.

- Ну ладно, Моше, я пойду, чтоб не обвинили меня в чем..., сказал Борух, торопясь к выходу.

Душа Моше трепетала. Он понял, что сказал ему раввин. Теперь он знал тайну, которую учителя народа скрывали от него.

Он вспомнил, как в детстве, в еврейской школе, детям запрещали произносить имя распятого. Вспомнил, как плевал тайком на иконы, находясь в домах «акумов», как осквернял при возможности христианские святыни и вспомнил еще много такого, что кровь заледенела в жилах...

«Господи!» - простонал Моше в своем сердце. – «Не отвергни меня! Даруй мне здоровье и уверую в тебя!»

В этот момент Моше почувствовал тепло во всем своем теле. До этого он совсем не чувствовал себя. Он понял, что что-то произошло, что в один миг все кардинально переменилось. Жизнь стала возвращаться в него сверхестественным образом, и он понял Кто вернул ее.

После ухода раввина врач обследовал Моше. Он срочно собрал консилиум коллег. Они вместе исследовали кардиограмму больного. Его пульс зтал заметнее, он стал открывать глаза и начал двигать рукой. Было принято решение - постоянно набдюдать за ним.

Спустя месяц Моше вернулся домой. Теперь он мог самостоятельно садиться в постели. Речь не вернулась к нему, и он общался с женой жестами и знаками. Ребекка постоянно заботилась о нем и очень уставала. По уходу за Моше ей помогала Мария, женщина, которая вела их хозяйство уже несколько лет.

Мария раньше смотрела за дочерьми Моше, готовила для них, убирала в доме и даже выезжала с семьей Моше на отдых. Эта была серьезная женщина средних лет, верующая христианка, которая всегда брала с собой икону Богородицы, когда ночевала в доме Моше.

Мария возила Моше на лечебные процедуры в реабилитационный центр. Однажды после сеанса Моше повернулся к Марии, показывая глазами, что хочет объяснить ей что-то важное. Мария обратилась во внимание и, то, что открыл ей Моше, удивило ее. Моше просил покрестить его так, чтобы об этом не знала даже его жена. Он объяснил ей, что верит, что это полностью исцелит его.

Через день после крещения речь вернулась к Моше, но он об этом никому не сказал. Он начал ходить с помощью ходунка, и к нему потянулись посетители. Раввин Борух пришел в числе первых и расспрашивал Моше - помнит ли он о его визите в госпиталь. Моше слегка улыбался, смотрел по сторонам, будто не понимая, кто говорит с ним, делал странные движения. Также он вел себя и с другими людьми.

Ребекка внимательно наблюдала со стороны за необычным поведением мужа и не могла понять, что с ним.

Вечером, когда они остались одни, она спросила Моше, серьезно гляда на него:

- Моше, скажи мне, что с тобой? Почему ты так ведешь себя? Зачем ты делаешь вид, что не узнаешь наших друзей? Они уходят сконфуженные. Я их уверяю, что ты вернулся к жизни. Теперь они сомневаются в твоей дееспособности.

Моше пригласил взглядом Ребекку сесть рядом и произнес шепотом:

- Ребекка, речь вернулась ко мне. Я могу говорить.

Ребекка закрыла лицо руками и зарыдала. Потом, оторвав руки от лица и глядя Моше прямо в глаза, спросила:

- Когда это случилось?

- Ребекка, будь готова услышать самое невероятное, - Моше взял жену за руку.

- Я готова ко всему, - в волнении ответила Ребекка.

- Это случилось после моего крещения, - ответил Моше ровным голосом.

- Что-о? – громко вскрикнула Ребекка.

- Я крестился, Ребекка, - еще более спокойно ответил Моше.

- Не божет быть! – воскликнула Ребекка. – Когда?!

- Я крестился на прошлой неделе, Ребекка...

И Моше рассказал всю истрию жене, начиная с посещения его Борухом в госпитале.

- Что же теперь будет, Моше? – Ребекка взволнованно смотрела на мужа.

- Первое, что я хочу знать, - ответил ей Моше. – Со мной ли ты?

Ребекка тяжело вздохнула:

- С тобой.

- Ты знаешь, что нас ждет, если они узнают об этом? – спросил ее Моше.

- Они убьют тебя! – ужаснулась Ребекка.

- Теперь тебе понятно мое поведение? – спросил жену Моше.

- Моше! Что же мы будем делать? – спросила Ребекка.

- Мы уедем отсюда, - Моше смотрел на супругу, передавая ей свои мысли.

- Что-о, так далеко?! – воскликнула Ребекка.

- Так далеко..., - ответил Моше.

И они соединились в долгом поцелуе.

 

 

ПОНИМАНИЕ РУССКОСТИ

 

Единый процесс духовного развития народа России называется Русской Идеей. Не стоит придавать этому термину националистическую окраску, это уведет от его истинного содержания.

Действительно, основную массу населения-носителя этого процесса всегда составляли русские, а также исторически тесно связанные с ними в единую социальную общность нации и народности, воспринявшие русский язык, культуру, традиции наравне со своими собственными. И то, что стало русским народным, во многих случаях имеет истоки от разных народов, главным образом Европы и Азии. Русский язык, русская культура, традиции, нормы взаимоотношений, наука и в целом духовная сфера вобрали в себя многое от разных народов. В том числе это касается пришедших в Россию извне православных и коммунистических убеждений.


Формирование Русской Идеи как цельной системы мировоззренческих представлений обеспечила сохранявшаяся в течение всей мировой истории самодостаточность России. Именно это дает принципиальную независимость от интересов внешних сил, возможность движения к наиболее справедливой идее, справедливой для всего народа, обеспечивающей интересы всего населения, а не отдельных социальных групп. Самодостаточность обеспечивает самодержавие духа, когда он "сам себя держит": способность к неискаженному внешними условиями и влияниями духовному развитию.
Самодостаточность означает способность в любых внешних условиях обеспечить свое существование за счет внутренних ресурсов. Нет самодостаточности - нет и движения к цельной, гармоничной духовности. Русская Идея пропускала через себя и с позиций самодостаточности отфильтровывала, вбирала в себя все лучшее и прогрессивное из достижений других народов мира. Это объединялось со своими собственными достижениями и выстраивалось в единую систему. Русская Идея - это движение к цельной Идее, цельной духовности. Это движение имеет глобальное значение и является достоянием всего человечества.


Правильному пониманию Русской Идеи противостоит национализм всех мастей. Есть немало спекулирующих на проблеме "обрусения" всех национальностей, входивших в Российскую Империю и в Советский Союз. С другой стороны находятся "страдальцы" о том, что русские теряют свою "русскость", поглощаются "лицами иных национальностей".
Русские являются в этническом и духовном отношениях интегральной нацией. Классический русский язык несёт в себе слова, а иногда и обороты речи, имеющие арийское, романское, тюркское и другое происхождение. В нём можно найти следы всех наций, с кем осуществлялся контакт. Также в бытовых традициях, нормах этикета, культуре - чего только не приглянулось нашим предкам по всему миру!
Сколько на самом деле различных племен и народов участвовали в формировании "этнически чистого" русского! У каждого ребенка было ровно два родителя. Уже с Александром Невским нас разделяет около 30 поколений. А 2 в 30 степени - это больше миллиарда! То есть в каждом из нас практически гарантированно течет кровь его самого и большинства современников. Смешанные браки во все века были не таким уж редким явлением, войны и нашествия тоже оставляли свой заметный след в генах... Да и отсчет надо брать не от Александра Невского, а много раньше. Это должны понимать особо озабоченные своей "чистокровностью" русские.

Русская нация по сути является результатом мощного национально-интеграционного движения мирового значения, основой которого была самодержавность, самодостаточность России. Это было не просто смешение наций и их идейных, культурных достижений. Русь, Россия притягивала к себе самых активных людей, движимых идеалами строительства Великой Державы, великого общества, способного обеспечить истинную справедливость и счастье для своих граждан. И то, что сформировавшаяся в качестве ядра этого общества русская нация является носителем высочайших достижений человечества, вполне оправданно должно быть предметом национальной гордости. Но эта гордость неотделима от понимания своей исторической роли, понимания ответственности перед всем человечеством за созданную представителями многих наций духовную вершину, возвышающуюся в мире. Реально интернациональная по происхождению масса русского народа создает духовный фундамент Русской Идеи. Но никакой "интернационализм" не может быть оправданием, когда главная инициатива в строительстве и управлении обществом отдается не этнически, а духовно несовместимым с Русской Идеей людям.
Русские для других наций не "старший брат". Русские - их Духовная Гвардия. И нести это звание необходимо с подобающими Достоинством и Честью, чтобы ни у кого не возникало в этом сомнения.

А теперь - несколько слов об угрозе "обрусения" для других наций. Этнически, а также и в духовном отношении, полностью самобытных, "чистых" наций нет. Они все исторически находились в условиях более или менее интенсивного обмена между собой. Главное влияние на все нации оказывают мировые духовные центры. Происходит глобальная централизация, что является вполне естественным продуктом развития человечества. И сейчас мы видим, к чему приводят успехи в укреплении позиций мирового фарисейского центра, основной базой которого являются США. На место "обрусения" приходит "американизация".
Следует зафиксировать, что Русская Идея и "Американская мечта" являются главными действующими силами в нынешней глобальной духовной борьбе. Всякий волен выбирать между ними, но остаться вне их воздействия практически невозможно. И невозможно какой-либо малой нации создать самостоятельно нечто равноценное в духовном плане тому, что является обобщением и сведением в единую систему величайших достижений всего человечества. Отстаивать такую изоляционистскую позицию - значит отбрасывать свой народ на обочину истории. Внести в это свой вклад, сделать достоянием многих наций лучшие достижения своей нации - достижений в строительстве справедливых отношений, их этики, достижений культуры, достижений научной и общественной мысли - достойнейшая позиция 

РОНС

РОНС

 

СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

Вячеслав Войлоков

(Отрывок  из романа стр. 27-31)

Я спустился вниз на лифте, злобно глядя на входящих и выходящих полицейских. В руках у меня был штраф на тысячу долларов. Если так дальше пойдет, то вместо того, чтобы заработать деньги меня разденут до трусов. Размышляя таким образом, я поначалу не обратил внимание на мужчину в штатском, который вошел в лифт на том же этаже, что и я. Мы спустились в вестибюль и он проследовал за мной на улицу. Выйля на свежий воздух, я задумался – нужно было как-то добраться до машины, которую мне пришлось оставить около места происшествия. Увидев, что я стою в нерешимости, мужчина подошел ко мне и представился, - Инспектор Вильямс.

«Опять», - безнадежно подумал я, - «Похоже, это сегодня никогда не кончится».

-Как насчет того, чтобы пообедать вместе? – спросил мужчина, - Я угощаю.

«Этого только не хватало», - всерьез испугался я. Дело в том, что Сан-Франциско пользуется в Америке репутацией мировой столицы гомосексуалистов. Их знаменитый ежегодный парад в июне месяце всегда возглавляет коллона местных полицейских нетрадиционной ориентации.

Инспектор понял мой испуг и поспешил объясниться, - Я был за зеркалом. Видел все представление. Нам нужно поговорить. Мы можем помочь друг другу.

Я согласился. Тем более что наступило время обеда и надо было начинать экономить.

Инспектор привез меня в чистенький ресторан с видом на Залив.

- Что нибудь выпьешь? – спросил инспектор.

- Отпива не откажусь, - сказал я.

Инспектор кивнул и заказал нам два пива.

- Так ты родом из России? – спросил он, - Из какого города?

- Из Москвы, - отозвался я, с аппетитом отхлебывая из бокала. Этот инспектор точно был лучше тех двоих.  Я уже почувствовал к нему некоторую симпатию.

- А ты? – спросил я, - Ты из какого города?

- Ты мне не поверишь, но я прирожденный калифорниец. Родился и вырос здесь, в Сан-Франциско. Наверно, это делает меня нетипичным американцем.

Я кивнул. Типичный американец по статистике в среднем за свою жизнь меняет три города, кочуя по стране в поисках лучшей работы.

- Можно я задам тебе вопрос? Конечно иы все равно не скажешь правды, но все-таки – ты случайно работаешь не на КГБ?
Я поперхнулся пивом. Тольео этого мне сейчас не хватало. Те два козла приняли меня за крутого Шерлока Холмса, а этот дядя вообще считает международным шпионом. То ли оеи тут все в Сан-Франциско обкололись наркотиками, то ли у меня за последние двадцать четыре часа появился чересчур крутой вид, то ли я просто сплю и вижу сон. Поразмыслить как следует на эту тему мне помешал  выжидающий взгяд инспектора.

- Конечно, я агент Кремля, - легко сознался я, - Прибыл в Америку с заданием совершить тут революцию. Приготовься, я тебя сейчас начну вербовать.

К счастью, у инспектора было чувство юмора. Он улыбнулся и сказал – Я знаю, мой вопрос звучит наивно, но я серьезно.

- КГБ сейчас нет, - ответил я, - Теперь эта контора называется ФСБ. Они периодически меняют название, чтобы освежить имидж. Но им это не удается. И я там не работаю. Хочешь верь, хочешь не верь.

- Как будто ты бы признался, если бы работал, - как бы подтверждая свои мысли, сказал инспектор.

-Тебе нужно, чтобы я работал? – ситуация была настолько дикой, по крайней мере для меня, что я не придумал ничего лучше, - И с каких пор местная полиция занимается агентами КГБ?

- Занимается, если это связано с убийством.

- Как КГБ связано с этим убийством? – удивился я.

- Еще не знаю. Но посуди сам – ты приезжаешь из другого города, когда тут у нас полно частных детективов. Это может означать только две вещи – или что ты лучший из лучших, или что у тебя кроме основной задачи есть еще какая-то. Опять же – на первый взгляд дело то ординарное, зачем приглашать лучшего из лучших? Тебе не кажется, что это не имеет смысла?

«Или что адвокат решил сэкономить на оплате», - подумал я, - «А парни тут не такие олухи, как я думал». До меня постепенно начал доходить смысл происходящего. Эти люди принимают меня за матерого профессионала, а мою недоуменную рожу за искусную маску, потому что они точно также вели бы себя на моем месте. Кроме того, они наверняка пробили по компьютеру все, что связано с моей лицензией частного детектива. А там могло всплыть что угодно. Мой двойник сам признался, что убил в своей стране человека. Так, может, он и здесь успел прикончить кого-то? Вот это называется влипнуть.

- Я тебе клянусь, - неожиданно почувствовав усталость, вяло признался я, - Я ни на кого не работаю, за исключением этого идиота адвоката и на него я тоже уже почти не работаю, потому что решил бросить это дело.

- Вот как, - неторопливо сказал инспектор, принимаясь за свой сэндвич, - в Москву вызывают? Или в Тель-Авив?

- А причем тут Тель-Авив? – недоуменно спросил я.

- Ну, - охотно поделился со мной инспектор – Если, как ты сам говоришь, ты не работаешь на КГБ, ты можешь работать на Мосад.

-Послушай – у меня уже не было сил отшучиваться, - Если ты так уверен, что я работаю на иностранную разведку, почему бы тебе не сдать меня в соответствующие органы?

- Ну, это я всегда успею сделать, - рассмеялся инспектор, - Скажем так, на данный момент мне придется тебе поверить. Меня сейчас занимает другое. Я расследую убийство.

- Я думал те двое расследуют убийство. Или вы навалились всем управлением? Что, этот Пикок был такой важной персоной?

- Ты хорошо прикидываешься, что тебе ничего не известно про Пикока, - заметил инспектор, - Знаешь, мой дядя был военным пилотом. Он рассказывал, что их специально тренировали, как держаться на допросах на случай, если они попадут в плен. Я вспомнил о нем, когда сидел за зеркалом и наблюдал за тобой. Ты прошел хорошую школу, это было сразу видно.

«Конечно хорошую», - подумал я, - «Пожил бы с мое в Советском Союзе, ты бы тоже научился разговаривать с представителями власти. Там это было жизненно необходимым навыком, который мы всасывали с колыбели. Лучшей школы выживания еще не придумали и не придумают».

Информацию о книге и  как заказать роман можно найти по адресу:  - http://detective.voylokov.com/

 

КОРОТКИЕ СООБЩЕНИЯ

 

Как сообщает Интерфакс от 15 сент. в Москве Православное Движение «Народный собор» призвало провести прокурорскую проверку деятельности т.н. ЛГТБ- христиан, на сайте которых размещен «Манифест любви к мальчику». Документ требует легализации в РФ гомосексуальных отношений с детьми и пропагандирует педофилию.

                  Х Х Х

11-13 Сент. в Мюнхене (Бавария) прошла встреча представителей религиозных организаций.  Всмтечу организоваа римокатолическая архиепископия. По благословению Патриарха Кирилла МП представляли Митр. Минский и Слуцкий Филарет, Митр. Астанайский и Казахстанский Александр, Епископ Макивский Иларий и др. духовные лица. Кардинал в присутствии делегатов совершил торжественную мессуМитрополит Филарет выступил от имени МП с пожеланием плодотворных трудов организации. В резиденции королей на церемонии прису4тствовали также президенты Германии, Словении и Гвинеи.  В заключение встречи в кафедральном соборе была совершена общехристианская молитва о мире после которой Митр. Филарет выступил с проповедью на тему из Евангелия от Иоанна 14, 25-31. Затем на площади Мариепплатс представители христианских и других религий подписали воззвание в защиту мира

 

РЕДАКЦИЯ «ВЕРНОСТИ» СОВЕТУЕТ СВОИМ ЧИТАТЕЛЯМ ПОДПИСЫВАТЬСЯ, ЧИТАТЬ И ДЕЛИТЬСЯ СОДЕРЖАНИЕМ ЕДИНСТВЕННОЙ В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ, ГАЗЕТЫ ПРИЗЫВАЮЩЕЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ К ОБЪЕДИНЕНИЮ "ОСКОЛКОВ"  ПРЕЖДЕ ЕДИНОЙ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗАГРАНИЦЕЙ, СТРЕМЛЕНИИ ИДТИ ПО УКАЗАННОМУ ЦЕРКОВЬЮ И РУКОВОДИТЕЛЯМИ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ ПУТИ, ДЛЯ СПАСЕНИЯ СВОЕЙ ДУШИ И ПОСТРОЕНИЯ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО ДЛЯ БУДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ. 

1948 - 2011

" Н А Ш А    С Т Р А Н А "

Основана 18 сентября 1948 г. И.Л. Солоневичем. Издательница: Лидия де Кандия. Редактор: Николай Леонидович Казанцев.     9195 Collins Ave. Apt. 812, Surfside, FL. 33154, USA  Tel: (305) 322-7053

Электронная версия "Нашей Страны" WWW.NASHASTRANA.NET

Просим выписывать чеки на имя редактора с заметкой "for deposit only"  Денежные переводы на: Bank of America, 5350 W. Flagler St. Miami, FL. 33134, USA. Account: 898018536040. Routing: 063000047.

Цена годовой подписки: В Аргентине - 100 песо,  Европе 55  евро, Австралии - 80 долл. Канаде - 70  долл. США - 65 ам. долл. Выписывать чеки на имя:Nicolas Kasanzew, for deposit only.