ВАЖНЫЙ ДЛЯ ХРИСТИАНИНА  СБОРНИК СТАТЕЙ

Общество Памяти Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого) с большой радостью и благодарностью Александру Михайловичу Хитрову сообщает о выпуске сборника со статьей Митрополита «О Догмате Искупления». В сборнике помещены также другие статьи:

1. От составителя

2. Архим. Антоний (Храповицкий). Размышление о спасительной силе Христовых Страстей

3. Митр. Антоний. Догмат Искупления

4. Н. Кусаков. Юридическая ересь и Православная вера

5. Святитель Иоанн Шанхайский. О чем молился Христос в Гефсиманском саду

6. Святитель Филарет (Вознесенский). О страданиях Господа за род человеческий

7. Преподобный Иустин (Попович). Он между ними (Памяти Блаженнейшего Митрополита Антония)

8. Основные богословские труды Митрополита Антония (Храповицкого)

Айрис пресс, Град Китеж, Москва 2013, Мягкий переплет 128 стр.

Радостно видеть в выпуске этого сборника подлинный текст статьи самого Митрополита Антония, основателя РПЦЗ, других Святителей и авторов без изменений или добавлений, которые делались врагами Церкви, подверженными страхом, что верующие познакомятся с истинным Учением Спасителя и Его Апостольской Церкви.

Наше Общество желает здоровья, сил и многие лета для  принятого на себя труда чтецом А.М. Хитровым издательской работы трудов Блаженнейшего Митрополита Антония. БОГУ НАШЕМУ СЛАВА!

В Отечестве этот сборник можно заказать  по адресу: gradkitez@list.ru

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ ХУДОЖНИКАМ

 ВООБЩЕ И ИКОНОПИСЦАМ В ЧАСТНОСТИ.

Архиепископ Антоний (Храповицкий)

Живопись требует исторической правды. Это, конечно, аксиома современного искусства, но она нарушается  постоянно вот в  какой детали религиозной живописи. Мы часто видим на картинах из Евангельской истории и из Житий Святых коленопреклоненные фигуры и притом нередко на одном колене, да еще со сложенными ладонями. Ничего подобного не было ни в еврейской ни в восточно-христианской жизни до 18 века, когда такие позы стали практиковаться в православном обществе по подражанию католика, у которых они приняты издавна. Что же касается древних евреев и христиан православных, то они никогда не становились на колени, а молились либо стоя, либо повергаясь ниц на землю*)

*)  См. книгу Правил Вселенских Соборов 92 правило Св. Василия Великого.

Старообрядцы и греки до последнего времени никогда не становятся на колени, а при возгласе диакона «паки и паки преклоньше колена Господу помолимся» они падают ниц и, по старообрядческом выражению «лежат на листу».

Выражение Библии и богослужебных книг «преклонение колен» действительно обозначает не постановку на колени, а падение ниц  с преклонением главы и колен на пол.

Так в Евангелии от Луки говорится «и Сам отошел от них на вержение камня и преклонив колена молился говоря…» и пр. (22, 41), а из Евангелия от Матфея о том же событии написано так:  «и отошед немного пал на лицо Свое, молился и говорил» (26, 39).

В тех же случаях, когда поминается о западном римском приеме постановки себя на колени, то в Евангелии употребляется другое выражение: «и поклоншеся на колену, ругахуся Ему» (Матф. 27, 29) или «или прегибающе колена, поклоняхся Ему» (Марк. 15, 19). Заметим кстати, что старообрядцы, порицая наш современный обычай становиться на колени, всегда приводят это обидное  уподобление римским воинам, ругавшимся над Спасителем.

Вот почему вы ни на одной старинной иконе не встретите коленопрклоненных фигур; только священник, читающий впереди лежащего ниц народа молитв по книге (например в день Св. Троицы) , конечно должен же поднять свой стан и голову: но и в чине Святыя Пятидесятницы говорится о принесении нами молитв « в выи (шеи) и колен преклонении», откуда видно, что старообрядческий обычай лежания ниц более соответствует  чин этой службы. То же должно сказать о преклонении колен на Литургии Преосвященных Даров при пении «да исправится» , когда предписано то правой стороне молящихся преклонять колени, то левой – во избежание затека головы от продолжительного лежания ниц.

Теперь судите сами, как неприятно осведомленному богомольцу видеть на иконе, например, в Московском Спасительном Храме Димитрия Донского в позе современного конно-гвардейца на одном колене пред преп. Сергием, или на иконах Благовещения – Пресвятую Деву и Ангела на коленях друг пред другом (картина Рафаэля Менгса), да еще с католическим скрещиванием пальцев на сложенных вместе ладонях: такой же нелепый перевод встречается  и на католических картинах Сретения, Поклонения Волхвов и т.п. – Восточные христиане при молитве складывают руки крестообразно на груди, или поднимают их вверх в позе распятия (последнего у старообрядцев тоже не допускается).

Художникам, вероятно, интересно знать психологию этой разницы восточного и западного богопочитания. Думаю, что она определяется  общим строем этических понятий и настроений обеих культур. Восток (иудейский и христианский) развивал свое богопочтение на идее виновности нашей пред Богом и уничижения своего грешного недостойства пред Божественной святостью. Быть благочестивым по понятию древних иудеев и православных христиан – значит , прежде всего, быть смиренным, уничтожать свою гордыню, без какого условия Господь отвергает все подвиги воздержания и милосердия (Матф. 6, 1-6).

Преклонение головы в постоянных поясных поклонах, или повержение ее вместе с телом на землю выражает собою именно настроение молящегося, отдающего себя, как виновного, всецело в послушание и во власть Божию (преклонением главы на знаменующих работное воображение, т.е. свое рабское положение).

Напротив, западное религиозное самочувствие, не отрешающееся от присущего той культуре юридического оттенка, имеет характер конкордата с Богом, как и обозначается в латинском слове «религия», т.е. союз, связь. Там молящиеся не любили склонять голову и, тем менее, - до земли, но охотно преклоняли колени и, как бы уменьшая свой рост пред мысленно предстоящим Божеством, исповедали Его преимущество пред собою и свое слабосилие в сравнении с Ним но с сохранением собственной амбиции. В связи с подобным характером религиозного самочувствия запад выработал  такие нелепые с истинно-христианской точки зрения понятия, как благородная гордость, благородное самолюбие. Наши же Святые Отцы говорили только о бесовской гордости.

Вот моя историческая и психологическая справка, в силу которой  на картинах или на иконах из Библейской или церковной истории никогда не следует рисовать коленопреклоненных фигур.

 Зодчий. Журнал архитектурный и художественно-технический. Орган Императорского СПб. Общества архитекторов. №43. 25 октября. 1909 г. с. 421.  

ЦЕРКОВНЫЙ ПОГРОМ ХХI ВЕКА

Архиепископ Андрей (Маклаков)

(Часть 5, продолжение)

ЕПИСКОП РУССКОЙ ЦЕРКВИ

Решением Архиерейского Синода Российской Православной Церкви на заседании от 13/26 мая 2006 г. (протокол № 54) мне, тогда настоятелю Никольского храма в Нью-Джерси (США) определено быть Епископом Павловским, викарием Суздальской епархии. Хиротонию было решено совершить 8/21 июня 2006 года, что и произошло в тот день, в Цареконстантиновском соборе, после праздничной литургии в честь святителя Феодора, первого епископа Суздальского и просветителя суздальской земли.

Хиротонию совершили Митрополит Суздальский и Владимирский Валентин, Архиепископ Борисовский и Отрадненский Феодор и Епископ Тульский и Брянский Иринарх. После окончания Божественной литургии Высокопреосвященнейший Митрополит Валентин вручил мне архиерейский жезл - символ архипастырской власти.

Во время праздничной трапезы мне дали слово, по церковной традиции, и я высказал то, что давно жило в моей душе. Мои слова были, в частности, обращены к тем, кто в Зарубежье до сих пор не понял, как забота о мелком, тленном, преходящем, не связанном с подлинной верой в Бога, может ввести в трагическое заблуждение.

"К сожалению, в Зарубежной Церкви занимались в основном тем, чтобы сохранить в эмигрантах "русскость", а не православную веру, - говорил я. - Четыре года назад, так называемый патриарх Алексий направил РПЦЗ письмо, в котором говорил, что без нас, то есть без МП, вы можете остаться православными, но вы перестанете быть русскими. Но для нас, для верующих, главное быть не русскими, а быть православными. Ведь мы не верим и не поклоняемся России, но поклоняемся Иисусу Христу, Который не пощадил Свой еврейский народ, не пощадил римлян, Византию, и тем более не пощадит Россию, если она потеряет истинную веру. Для нас важно быть русским православным, именно православным, а не русским отступником".

Напомню, что это был 2006 год. РПЦЗ, ведомая митр.Лавром (Шкурлой), неуклонно двигалась к объединению с МП РПЦ, а значит, к попранию святых канонов, к забвению исторического и духовного опыта Зарубежной Церкви, к своему перерождению. Душетление большинства архиереев РПЦЗ обратилось в их церковное банкротство, за которым следовала духовная погибель. Они стали теми слепыми водителями, о которых Иисус сказал: «оставьте их, слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму». (Матф. 15:14).

Для меня, с того дня епископа РПАЦ, окормляющего зарубежные приходы нашей Церкви, это было и остается очень важным: чему отдается приоритет, национальному, политическому, социальному, экономическому, материальному и мирскому во всех видах – или духовному, церковному, вероисповедальному.

Вместе с тем, принимая сан Епископа и давая клятву на верность Церкви Христовой в этом сане, я хорошо знал историю русского народа, историю Православной Церкви, выжившей в 20-м веке несмотря на безпрецедентные гонения и тяготы. В эмигрантском Зарубежье это была РПЦЗ, возглавляемая Блаженнейшим Митрополитом Антонием (Храповицким) с 1921 по 1936 годы, затем его верным соратником и последователем Митрополитом Анастасием (Грибановским) в 1936-1963 годах, и наконец, Святителем Митрополитом Филаретом (Вознесенским) в 1964-1985 годах. Как я раньше упоминал, сам Святой Филарет экзаменовал, а затем посвятил меня в иереи в 1982 году.

В бывшей Российской Империи, где в 1917 году ко власти надолго пришли богоборцы-атеисты, переименовавшие даже саму страну в СССР, много десятилетий оставалась верной Христу и истинному православию Катакомбная Церковь – сотни и сотни приходов, православных общин, множество тайных священников, скрывающихся монахов, архиереев, тысячи и тысячи мирян, отказавшихся поминать главу разрешенной большевиками «церкви» Сергия Страгородского. Они, катакомбники, твердо и безкомпромиссно стояли против большевистских властей, против советской власти, против Московской патрирхии РПЦ. За это они подверглись самым лютым гонениям, по сравнению с которыми блекнут гонения при императоре Диоклетиане.

РПАЦ с самого начала вобрала в себя десятки сохранившихся катакомбных приходов. Архиепископ Серафим (Зинченко), прошедший большой духовный путь с катакомбными общинами и присоединившийся в 1992 году к РПАЦ, окормляет общины, которые и в наше время предпочитают оставаться сокрытыми от глаз властей. Как стало очевидно в наши дни, они имели все основания на это.

Советская власть, установленная большевиками, а затем неоднократно менявшая свою личину, по отношению к Христовой Церкви не может идти ни в какое сравнение ни с татарским игом, ни с интервентами-католиками, ни с нацистским режимом. По жестокости, дьявольской последовательности, безжалостности к своему порабощенному населению, которое тем не менее продолжало верить в Иисуса, эта власть не имеет аналогов в истории человечества. Гонители христиан в первые века были жестоки и изощрены в преследованиях и казнях, но они были приверженцы своих богов, и нередко этот фактор работал на смягчение нравов. Большевики отрицали само существование Бога. Все, кто признавал Господа, а особенно православные христиане, подлежали полному уничтожению.

Борьба с Церковью началась еще при Ленине-Троцком-Свердлове, и первые расстрелы православных архиереев и священников провели банды красноармейцев и чоновцев-карателей. Убивали за то, что священники служили молебны, собирали теплые вещи для белых воинов, помогали с провиантом, благословляли на воинский подвиг. Убивали за то, что противились ограблению церквей, не признавали декреты новой власти, зачастую преступные и дикие. Убивали за то, что продолжали молиться Господу. Эти безсудные расстрелы, аресты, тюрьмы и ссылки для духовных лиц стали обыденной практикой страны, получившей в народе название Совдепия. Священники приравнивались к контрреволюционерам, к офицерам Белого Движения, не сложившим оружия. Они уничтожались в первую очередь.

Наши первые новомученики явились во славе своих страданий и смерти за Христа именно тогда. Это митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), архиепископ Пермский и Соликамский Андроник (Никольский), заживо распятый и затем заколотый раскаленным шомполом архиепископ Омский и Павлодарский Сильвестр (Ольшевский), митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (Шеин) и многие, многие другие.

В конце 1920-х при Сталине начались новые кампании против Церкви. Я уже писал о «Союзе воинствующих безбожников» Губельмана, скрывавшегося за псевдонимом Ем. Ярославский. О походах против церквей, о «комсомольских пасхах», об атеистической пропаганде с сотрудниками ОГПУ за спиной, об арестах мирян и проповедников.

Эти кампании с новым рвением были возобновлены после небольшой передышки в 1930-х. Всякий раз они сопровождались поруганием святынь православного народа, ограблением приходов и епархий, вскрытием рак и кощунственными издевательствами над святыми мощами, уничтожением богословских книг, икон, церковной утвари, монастырских библиотек, наконец, массовыми арестами, осуждениями, казнями архиереев, священства и активных церковных деятелей.

Всего за период с 1921 года по 1939 год было убито более 12 тысяч клириков, репрессировано более 10 миллионов православных христиан. Причем каждая волна антихристианских гонений была более жестока, чем предыдущая. Если в ходе репрессий 1922-1923 годов было уничтожено от 6 до 7 тысяч представителей духовенства и монашества, то в одном 1937 году органами НКВД было расстреляно за веру 89600 православных христиан.

Что касается храмов, церквей, соборов, часовен, то из более чем 60 тысяч храмов ко времени начала Второй Мировой войны оставалось меньше ста. Из 1498 монастырей и обителей в 1914 году после Большого Террора не осталось ни одного. Были закрыты все четыре Богословские Академии, все 57 семинарий. Из 40150 церковно-приходских школ и духовных училищ к 1941 году не осталось ничего. (Данные, в основном, даются по книге Епископа Каллиста, в миру Тимоти Вэра, «Православная Церковь», издание 1975 года).

Потом было хитроумное решение богоборца Сталина о создании Московской патриархии в 1943 году. Решение это было с самого первого шага чревато полным забвением святых канонов и установлением еретической доктрины и практики современной МП РПЦ.

Из продолжительных бесед с моим аввой и наставником Архиепископом Андреем (Рымаренко) я впервые узнал, какой страшный и подлый удар нанесло создание МП РПЦ. Миллионы верующих в СССР были введены в заблуждение, они были уловлены в сети нечистого, их молитвы оказались бездейственны, их вера – попрана. Именно для этого и была создана МП РПЦ, чьи архиереи и клирики обязаны были сотрудничать с органами госбезопасности СССР.

Что такое МП РПЦ, получившая название «советская церковь», всеобъемлюще ответил Святитель Митрополит Филарет (Вознесенский), чьим другом, единомышленником и духовным соратником был Архиепископ Андрей (Рымаренко). В своем широко известном письме к прот. Виктору (Потапову) наш Святитель Филарет разъяснял этому клирику РПЦЗ:

«Что такое «советская церковь»?...Эта лже-церковь дважды анафематствована. Святейший Патриарх Тихон и Всероссийский церковный Собор анафематствовали коммунистов и всех их сотрудников. Эта грозная анафема до сих пор не снята и сохраняет силу, так как снять ее может только такой же всероссийский церковный Собор, как каноническая высшая церковная власть. И произошло страшное дело в 1927 году, когда возглавлявший церковь митр. Сергий своей позорной отступнической декларацией подчинил русскую церковь большевикам и объявил о сотрудничестве с ними. И сбылось в самом точном смысле выражение предисповедной молитвы: «под свою анафему падоша!» Ибо в 1918 году Церковь анафематствовала всех соработников коммунизма, а в 1927 году сама вошла в компанию этих сотрудников и стала восхвалять красную богоборческую власть – восхвалять красного зверя, о котором говорит Апокалипсис.

Этого мало. Когда митр. Сергий обнародовал свою преступную декларацию – от советской церкви сразу отделились верные чада и создалась Катакомбная Церковь. А она, в свою очередь, анафематствовала официальную церковь за ее измену Христу».

Последующие кампании против остатков церковного народа в конце сталинского правления, в 1947-1953 гг., а потом при Хрущеве безпрекословно поддерживались Московской патриархией, для которой победы советской власти были ее победами.

Открытые было приходы закрывались, церкви разбирались на кирпич, чтобы даже памяти о них не оставалось, обители подвергались разорению, монашествующие разгонялись, клирикам предписывалось по месту службы «строить коммунизм», миссионерская работа была запрещена. Зато активно велась антирелигиозная пропаганда, известно, что только в 1954 году было прочитано 200000 лекций против религии, преимущественно против Православия. Это тоже были победы безбожных коммунистов, которым обязалась радоваться Московская патриархия.

Думаю, можно без преувеличения сказать, что все беды русского народа в РФ в наше время находят свои истоки в еретичности всего, что было заложено богоборцем Сталиным, что было подхвачено церковью, переродившейся в свой антипод, в лже-церковь, и что сегодня изходит из элитного дома на Патриарших прудах, из Троице-Сергиевой лавры, с Чистого переулка, дом 5. То есть из мест проживания очередного «патриарха», его игуменства в лавре и его административного управления.

Обратись МП РПЦ к каноническому вероучению не только на словах, но и в церковно-духовной жизни, и верующий народ возродил бы свою страну во всем величии, красоте и богопочитании. Без этого же любые попытки властей, как гражданских, так и «церковных», возродить Россию остаются тщетны. Это со всей полнотой показал опыт правления Б. Ельцина, но еще более доказательным стал опыт правления В. Путина с 2000-го до нынешних дней.

Все это я знал и повторял в своей душе, пройдя вместе с Зарубежной Церковью добрый отрезок своей жизненного пути, а теперь связывая свою судьбу с РПАЦ, вобравшую и легально зарегистрированные приходы, и катакомбников. Недаром в свое время наш церковный Первоиерарх Митрополит Феодор, тогда еще Архиепископ, прямо указывал, «Мы преемствуем Зарубежной и Катакомбной Российской Церкви, Церкви Святых и Исповедников».

Принимая сан Епископа Русской Православной церкви, я тем самым разделял и судьбу всех истинно-православных, их жизнь становилась моею, их вера вошла в мою плоть и кровь, прочно поселилась в моем сердце и не оставила ни малейшего праздного уголка в моем разуме. И когда я говорил перед своими братьями-архиереями, что мы «не верим и не поклоняемся России, но поклоняемся Иисусу Христу», то тем самым я выделял подвиг претерпевших за веру катакомбников.

Их подвиг вероисповедания был тем животворным зерном, которое могло прорасти в возрождении нации, а значит, и государства. Таково, на первый взгляд, парадоксальное явление: отрицая доминанту государства, земных властей, мирского благоденствования, Православие обеспечивало подлинный разцвет нации во всех отношениях. Так было в старой России, раскинувшейся на два континента, вобравшей в себя десятки крупных народов и сотни более мелких племен, создавшей неповторимую христианскую культуру. В этом я глубоко убежден: православная духовность явилась основанием великой державы. Только истинным, неизковерканным православием может русская нация возстать из небытия после почти векового рабства. И напротив: пресловутой русскостью невозможно вернуться к вере предков, к православию.

С этими мыслями и убеждениями я принял, как безценный дар, сан Епископа в РПАЦ в 2006 году. В сердце была радость от того, что сам наш авва Митрополит Валентин (Русанцов), человек легендарной стойкости и вероисповедной неколебимости, благословляет меня на послушание в сане архиерея.

Всего несколько месяцев назад, в октябре 2005 года, он в собственном доме Суздале был жестоко избит. Престарелого и больного Митрополита, страдающего острым диабетом, с больным, не единожды оперированным, сердцем и глубокими язвами на ногах, неизвестные преступники, завернув в ковер, били ногами, связав руки и ноги и заклеив рот пластырем.

Во время торжественной службы я смотрел в его крупное, тяжелое, сосредоточенное лицо и, повторяя молитвы, чувствовал его силу – такую же, какая была у Архиепископа Андрея (Рымаренко), у столпа зарубежного русского православия Архиепископа Аверкия (Таушева), у самого Святого Филарета.

ВЛАСТИ РФ – ПРЕСТУПНИКИ ПРОТИВ ЦЕРКВИ

Еще не утихла добрая взволнованность в связи с моей хиротонией, как очередные неприятные вести дошли из Суздаля. Депутат Госдумы П. Пожигайло, от прокремлевской партии «Единая Россия» инициировал комплексную проверку РПАЦ. В Суздале и Суздальском районе в середине мая 2006 года заработала специальная комиссия Федерального агентства по управлению федеральным имуществом. Комиссия получила доступ ко всем документам, убедилась, что храмы отреставрированы, восстановлены, что в них проводятся службы на регулярной основе. Что другие храмы в лесах, работы на них ведутся. Нам дали понять, что выводы комиссии для РПАЦ были положительные.

Однако в резиденции Митрополита Валентина (Русанцова) знали: это начало новой волны нападок. В целом, в период с 1990 по 2006 гг.  общины РПАЦ были изгнаны из храмов в городах Уссурийске (Приморский край), Ногинске (Московская область), Москве, Рязани, Воткинске (Республика Удмуртия), Обояни (Курская область), Кинешме (Ивановская область), Мичуринске (Тамбовская область), Железноводске и др..

Подключение к кампании против РПАЦ депутатов Госдумы и высоких чиновников аппарата президента РФ означало только одно: репрессии усиливаются. Так и оказалось. В сентябре 2006 года полномочный представитель президента в Центральном федеральном округе Г. Полтавченко поручил прислать еще одну комиссию с задачей «допроверить» храмы.

Комиссия работала 6 и 8 декабря 2006 г. Оба раза комиссии вели фотосъемку, проверяли всю документацию. Даже государственная теле-компания «ТВ-6 Владимир» признала: появление государственных комиссий в наших церквях неслучайно.

Мы это понимали. «Единая Россия» - партия власти, а власть в РФ – это те же коммунисты и чекисты, немного подделавшиеся под цивилизованных людей, но в своем сознании оставшиеся атеистами, богоборцами, христоненавистниками. Кто такой Г. Полтавченко, тоже нетрудно было выяснить. Кадровый офицер КГБ-ФСБ, с опытом работы в налоговой полиции. Член Совета безопасности РФ.

После очередной проверки Суздальский межрайонный прокурор Я.Н. Морковкин обвинил РПАЦ в нарушении закона «Об объектах культурного наследия народов Российской Федерации», принятого в 2002 г. Что это были за нарушения? Оказывается, государственные чиновники не переоформили договоры безвозмездного пользования церквей. Теперь, в разрез с юридической практикой, существующей во всех цивилизованных странах, РПАЦ обвинялась в несоблюдении Закона, которого на момент подписания договоров не существовало.

Охранные договоры, подписанные с Государственным центром по учету, использованию и реставрации памятников истории и культуры Владимирской области, властями игнорировались, словно их никогда не было. Самый факт, что РПАЦ не только сохранила, но и восстановила, возродила, подняла из руин десятки церквей и часовен за церковные, не за государственные деньги, - вообще не принимался во внимание. На все предложения РПАЦ переоформить договоры следовали отказы.

В 2007-11 годах Владимирское территориальное управление Росимущества и ДИЗО администрации Владимирской области, по указаниям из Москвы, подало в арбитражный суд иски об изъятии у общин РПАЦ 13 храмов в Суздале и 6 в селах Суздальского района. В списке храмов был и моя Предтеченская церковь в селе Павловском, о многострадальной судьбе которой я писал в прошлой статье.

Потянулись месяцы судебных тяжб. В ходе судебных процессов истцы дважды меняли свои исковые требования. Если вначале они утверждали о нарушении РПАЦ своих обязанностей по содержанию храмов, то затем – о ненадлежащем заключении «Охранных договоров» пользования и признании их ничтожными. В завершение процесса они стали заявлять о том, что собственник (государство) вправе расторгнуть договор пользования с религиозной организацией без объяснения причин. До сих пор меня не оставляет чувство, что все это было каким-то параноидальным розыгрышем, а не совершением правосудия.

Начать с того, что в любом цивилизованном обществе права собственности должны быть закреплены юридически. Если федеральное агентство Росимущества, в лице Владимирского терруправления, заявляет, что желают вернуть себе храмы, то прежде они должны доказать, что эти храмы принадлежат им. То есть Владимирское терруправление Росимущества должно представить неопровержимые документы, доказывающие его законное владение храмами. Государственные структуры в РФ этого сделать не могут в силу того, что по Конституции РФ церковь отделена от государства.

То, что РФ – правопреемница СССР, хорошо известно. Но имел ли СССР легальное право на владение храмами? В СССР церковь также была отделена от государства, согласно Конституции. Насильственный захват и удержание любой недвижимости называется грабежом. Советские власти насильственно, с помощью ЧК-ГПУ и воинских подразделений, отняли церкви у верующих. Это не значит, что советское государство имело юридически обоснованное право на владение храмами. Как раз такого права ни у государства, в целом, ни у Владимирского терруправления не было и нет!

Это значит только то, с чего я начал эту главу. Советское государство вело, а руководство РФ продолжает вести борьбу против Церкви Христовой. Из более чем 60 тысяч церквей, соборов, часовен, монастырей, других церковных помещений, ко времени начала Второй Мировой войны оставалось меньше 100. Остальные либо были разрушены до основания, взорваны, разобраны на кирпич, перестроены, кощунственно превращены в амбары, склады, мастерские, общественные сортиры. Либо лежали в развалинах.

Судьи арбитражного суда М. Кочешкова, И. Бутина и другие не задавались таким вопросом: имеет ли вообще государство, уничтожавшее Церковь, легальные основания на владения церквями? Если кто-либо убивает человека с целью захвата его имущества, то в цивилизованном мире убийца считается убийцей, а завладев имуществом, становится еще и грабителем. Конечно, убийца может написать судье записку: я забрал дом убитого, потому что он мне нужен самому. Или может сказать прямо в зале суда то же самое.

Убийца не перестает от этого быть убийцей и грабителем. И долг честного судьи, начав с выяснения всех обстоятельств убийства и грабежа, осуществить правосудие: преступник должен нести наказание, имущество, захваченное им, должно быть возвращено владельцам.

Имела ли право владения на церкви и храмы РПАЦ? Двадцать лет наша Церковь использовала храмы по прямому предназначению. РПАЦ получила свое каноническое правопреемство от архиереев РПЦЗ, и прежде всего от стойкого исповедника русского православия Епископа Григория (Граббе). РПАЦ не имеет ничего общего с такой псевдо-церковной сектой как МП РПЦ, созданной по приказу И. Сталина в 1943 году – в нарушение догматов и попрание канонов.

Если Зарубежная Церковь (РПЦЗ) и являлась вместе с Катакомбной церковью полной правопреемницей Поместной Российской Православной Церкви, то это значит, что эти две сестры-церкви имели полное право на церковные храмы и помещения. Но тогда правопреемство распространяется и на РПАЦ, получившей благодатное освящение архиереями РПЦЗ.

Когда в начале 1990-х годов государство передало большей частью разрушенные храмы и церкви нашей Церкви, оформив надлежащим образом «Охранные договоры», мы считали, что тем самым началось долгожданное оздоровление общества. Грабитель и убийца может покаяться, учит нас Православная Церковь, возврат награбленного – первый шаг такого покаяния. Возвращенные святыни ремонтировали, реставрировали, восстанавливали, поднимали из руин. В них служили – строго по канонам, по установленным правилам церковного пребывания.

Мы, православные люди, не учли дьявольской природы государственной власти в РФ. Никакого покаяния убийц и грабителей не было. Чиновники административного аппарата понятия не имели о Православии, о вере в Бога, о страхе перед Господом. Теперь, после смены Б. Ельцина на В. Путина, перестроившийся госаппарат с новой силой взялся за ликвидацию Церкви Христовой, нашей РПАЦ.

Действовали нагло, чувствуя свою полную безнаказанность.

"Слушайте и запоминайте, хорошо запоминайте, как номер своего телефона. Вас приказано закрыть. Все храмы мы у вас отберём. Такое мы получили распоряжение из Москвы" – заявил А.В. Денисов, заместитель губернатора Владимирской области, директор департамента имущественных и земельных отношений областной администрации настоятелю прихода св. Александра Невского в селе Весь.

Постановочные суды заработали. Решения судов пеклись, как блины. Апеллировать к Закону, к Конституции, к духовным ценностям, к здравому смыслу, наконец, было безполезно. Адвокаты РПАЦ сделали все, что было в их силах. Но доводы адвокатов принимаются во внимание в правовом обществе. Общество, созданное коммунистами и чекистами, никогда не было правовым, оно таковым и не будет.

Судья Арбитражного суда Владимирской области А. Щавлева огласила 5 февраля 2009 года постановление об удовлетворении иска Территориального управления по Владимирской области Федерального агентства РФ об изъятии у общины верующих Российской Православной Автономной Церкви (РПАЦ) Цареконстантиновского кафедрального собора города Суздаля - главного храма этой Церкви, где располагается кафедра ее Первоиерарха, Митрополита Суздальского и Владимирского Валентина. Оглашение вердикта происходило под усиленной охраной: люди в бронежилетах, вооруженные судебные приставы были наготове. Власть страшилась собственного народа!

Другая судья – М. Кочешкова, решала иск Владимирского терруправления по Скорбященской церкви с колокольней XVII века постройки. Она же занималась Кресто-Никольской церковью. Все шло по одному и тому же сценарию. Судья М. Кочешкова отклоняла любые ходатайства и доводы ответчиков, то есть адвокатов и представителей РПАЦ, ссылаясь на якобы «отсутствие процессуальных оснований». И решала в пользу властей – возвратить храмы Владимирскому терруправлению. «Это было тем более удивительно, что ранее та же судья Кочешкова говорила представителям церкви, что она «считает их законными пользователями» - было отмечено в Суздальских Епархиальных ведомостях №28.

По православным храмам «работали», если можно так сказать, другие подельники Кочешковой и Щавлевой – судьи И. Бутина, Александрова. Заседания велись с грубейшими нарушениями процессуальных норм. Например, не велись и не были представлены протоколы, требуемые Арбитражно-Процессуальным Кодексом. Истцы (Владимирское терруправление) и третьи лица (на стороне истцов) неоднократно не исполняли определений суда о предоставлении необходимых и важных для рассмотрения документов. В дело одной судьи попали документы из дела другой. Заранее заготовленные судебные решения были отпечатаны на компьютере, хотя в судебной комнате компьютеров не было. У судей на столах лежали мобильные телефоны.

Так, у РПАЦ, кроме кафедрального Цареконстантиновского собора, были отняты следующие храмы: Кресто-Никольский, Скорбященский, Успенский, Лазаревский, Космодамиановский и Антипьевский в гор. Суздале, церковь преподобного Ефрема Сирина в с. Омутское, церковь Георгия Победоносца в с. Крапивье, храм Архистратига Михаила в с. Ивановское Суздальского района, храмы Святого Александра Невского в с. Весь и Святителя Василия Великого в с. Борисовском, а так же церковь Св. Иоанна Предтечи в с. Павловском Суздальского района.

Было ясно, что власти стараются обезкровить, обезсилить и окончательно раззорить РПАЦ.

В эти тяжелые месяцы узаконенного гонения на Церковь голос Митрополита Валентина был как никогда громок и доходил до сердца каждого верующего. Наш авва раскрывал всю низменность и подлость государственных властей и иерархии МП:

«Неоднократные «братские» обращения и увещевания к руководству Российской  Православной  Автономной Церкви со стороны епархиального управления МП о «смене курса», со всевозможными посулами за предательство, нами категорически были отвергнуты. Тогда товарищи из МП избрали давно опробованный ими путь. Это путь насильственного захвата церковного имущества, как это было в Иерихоне и Зевроне, в Мамврие и в Иерусалиме...

Ранее у нас незаконно отобрали храмы в Каинске и в Воткинске, в Трубчевске и в Железноводске, в Санино и в Кидекше... Ныне нам отказывают в регистрации епархий – Тульской, Оренбургской, Отрадненской; частично или полностью прекратилась регистрация наших приходских Уставов, тем самым приходы низводятся в положение «самочинных сборищ» и нелегальных «религиозных формирований»; покушались на жизнь Митрополита Валентина, Первоиерарха РПАЦ, шантажировали РПАЦ, подбрасывая огнестрельное оружие и патроны, не единожды подвергали избиению наших клириков и прихожан, поджигали храмы и дома, где проживали монашествующие и инвалиды. В «управляемых» средствах массовой информации всегда факты подобного рода замалчивались или искажались. Эти действия нельзя воспринять иначе, как попытку окончательно уничтожить РПАЦ.

В начале девяностых годов все эти храмы были получены нами на законных основаниях в бессрочное пользование от государства, с которым заключены Охранные Договоры. Переданное нам «наследие» и «материальные ценности» тогда представляли собой оставшиеся фундаменты, как например, в селах Санино, Крапивье и других, полуразрушенных и оскверненных храмов, либо то, что никоим образом никакой ценности уже не имело.

Около года назад Владимирское Управление Росимущества возбудило четырнадцать судебных дел с целью отобрать у нас храмы в Суздале.

Чиновники из Росимущества РФ завершили «каинов труд» - теперь изгоняют православных христиан, не приемлющих экуменические молебствия и сергианскую идеологию с последующей передачей этих храмов Владимирской епархии МП.

Государственные чиновники поставили своей целью сделать верующих РПАЦ изгнанниками на собственной земле в древнем музейно-сказочном Суздале для того, чтобы в дальнейшем объявить Российскую Православную Автономную Церковь вне закона.

Глумление государственных чиновников над религиозными чувствами суздалян доходит до того, что им цинично предлагали «сменить начальство», то есть перейти в Московскую Патриархию, обещая за это прекратить судебные тяжбы и оставить их в покое».

Так Митрополит Валентин писал в своем Обращении от 17 февраля 2009 года в ответ на то, что 5-го февраля 2009 г. Арбитражным судом Владимирской области по иску Росимущества было принято решение об изъятии у РПАЦ 13 храмов в связи с отсутствием договора на их использование.

В актах обследования церквей, предъявленных суду Госимуществом были «отмечены нарушения в эксплуатации культовых зданий». О нарушениях Конституции, Законов РФ, прав человека и гражданина в путинской РФ, о грубейших нарушениях судебно-процессуальных норм, о самой абсурдности исков грабителя-государства к Церкви Христовой все молчали.

Владыка-Митрополит Валентин стойко выдержал и этот удар. После суда он сделал заявление прессе: «Решение об изъятии церквей... было предсказуемым, но мы готовы служить даже в катакомбах».

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

27-го июля 2009 года я обратился к Президенту Российской Федерации Д. Медведеву (копии Премьер-Министру В. Путину, губернатору Владимирской области Н. Виноградову и Министру Юстиции РФ А. Коновалову) с открытым письмом. В нем я писал:

«Уважаемые Господа!

Недалеко от древнего русского города Суздаля есть небольшое село Павловское. В селе Павловском есть не слишком большой православный храм в честь св. Иоанна Крестителя. Этот храм является моей – епископа Павловского Андрея – викарной кафедрой. Сама же викарная область, по факту – Северо-Американский континент.

Я – гражданин Соединенных Штатов. Родился и вырос в католической семье. Учился в католической семинарии в США и Папском Университете в Риме. Принял Православное Крещение в Свято-Троицком монастыре РПЦЗ в Джорданвилле. 27 лет служу в священном сане.

Я получил благословение своего священноначалия обратиться к вам с личным посланием. Предполагаю, что ваша исключительная занятость и большой административный аппарат делают маловероятным попадание этого письма непосредственно адресатам. Поэтому отправляю его и адресно, и публикую в виде открытого письма. Тем более, что несколько мыслей, которые в нем содержатся, будут полезны для сведения и другим власть предержащим в Российской Федерации.

Не буду пересказывать известное – что храмы Российской Православной Автономной Церкви в Суздале и окрестностях разными способами отбираются властями. Где при помощи постановочных судов, а где и без усилий по приданию этому процессу видимости судебной законности. Как, например, в селе Павловском.

Абсолютно ясно, что государство действует в интересах своего нового инструмента духовной власти – Московского Патриархата. При этом безразлично – попадут отремонтированные нами храмы непосредственно Владимирской епархии РПЦ МП или снова превратятся в амбары или общественные сортиры (именно в этом виде мы их получили из под "охраны" государства 15 лет тому назад). Или станут мертвыми музеями когда-то живой Всероссийской Церкви. Главное – они не будут сеять сомнения в духовной компетентности Московского Патриархата.

Руководство Московского Патриархата, прошедшее многолетнюю подготовку, в том числе в спецслужбах, явило миру исключительно эффективный менеджмент. Под внешним флером "духовности" населению и властям Российской Федерации внушили мысли и о собственной исключительности, и о собственной эффективности, и главное – о собственной "православности". Существенную пользу оказала, также, многодесятилетняя работа с Поместными Церквями. Кто-то там молчаливо согласен на подачки из Москвы, кто-то очарован внешним величием и словесным пустозвонством, кто-то смертно сидит в заперти без хлеба и воды – как, например, законный Патриарх Иерусалимский Ириней или монахи Эсфигимену на Афоне.

Светские власти устраивают будущее своей страны в меняющемся глобальном мире по своему разумению лучшего. Лучшее – духовная категория. В зависимости от того, кто есть мерило в духовной области, изменяются и понятия о нем.

Первосвятительская кафедра Русской Церкви осквернена и узурпирована. Как и внимание, и доверие к ней властей. Чему же удивляться?

В этих условиях апеллировать к законам или проводить посильные акции гражданского неповиновения мне кажется бессмысленным. Если мир промолчал, когда российские танки подошли к Тбилиси, или до сих пор молчит о "чеченской" войне внутри страны – кто обратит внимание на духовные страдания нескольких тысяч россиян, у которых отняли несколько десятков храмов? Спорить с государством на его территории, особенно если это государство – Российская Федерация – абсолютно бесполезное занятие.

Если не знать действительной сути православного вероучения, с точки зрения полуцерковного человека или властителя, которому некогда разбираться в вопросе, подмены и лукавства не заметить. Русские иерархи, прославленные Господом во святых Своих, всегда пытались открыть властителям суть таких подмен и донести истину.

В этом смысле небесполезным мне кажется попробовать донести до высшего руководства страны несколько простых духовных истин и исторических параллелей.

Уважаемые господа!

Вы – руководители государства – в превосходной степени информированы о существе дел в Православных Церквях. По крайне мере вам не составляет проблемы выяснить любой вопрос.

Вы знаете как, когда, кем и с какой именно целью была создана незаконная, с точки зрения церковных канонов, иерархия нынешнего Московского Патриархата. Церковные каноны не меняются от времени или согласного их нарушения большим количеством людей или Церквей. Незаконная иерархия не может нести полноценных Даров Христовой Благодати. За внешним величием и блеском таится глубокий духовный провал, в котором прячется Дьявол. Он выступит из тени этого провала именно тогда, когда вы попробуете опереться на Церковь не как на аппарат пропаганды, а как именно на ДУХОВНУЮ структуру общества. Тогда будут поражены и ваши добрые планы, и псевдоцерковная иерархия.

Вы можете проследить практически полную аналогию на примере петровских церковных реформ. Разница только в том, что тогда Церковь потеряла каноническое патриаршее управление, а теперь за пределами канонов – вся иерархия полностью. И тогда, и сейчас церковная структура по сути становится одним из значимых инструментов государственной власти.

Результаты петровских церковных реформ заставили себя ждать, но расцвели в 17-м году прошлого столетия кровавыми цветами. Российская Церковь не пережила и не залечила, невзирая на победные реляции РПЦ МП, страшного старообрядческого раскола, который прошел через века и несколько смен государственного строя. Тогда тоже государство явно выразило свои приоритеты силовым образом.

Бог не прощает, когда на него не обращают внимания: ни народы, ни властителей.

Властители прославляются в веках разными делами. Кто-то – как Святой Император Константин, Святой Князь Владимир, Святой Князь Александр, Святой Царь Николай. Кто-то – как Пилат Понтийский, Диоклетиан, Нерон, Царь Петр, Владимир Ульянов, Иосиф Джугашвили.

Мир находит величие и в тех, и в других. Только одних почитает Святыми, другими вечно будут пугать непослушных детей. Какими хотите стать вы? Ваша воля и ваше право сделать это теперь.

Тот путь, который вы избрали, похоже, в отношении Русской Православной Церкви, поддерживая полность одну, самую сомнительную духовную иерархию, и уничтожая другие, приведет неизбежно к новому внутреннему конфликту и новой кровавой эре. Не взирая ни на какие другие усилия, успехи или достижения. Осознанно хотеть такой славы могут либо сознательные богоборцы, либо идейные коммунисты.

Я хочу верить, что вы не те, и не другие. И только вы можете еще свернуть, пока есть возможность, с этого пути.

Может быть, вы захотите узнать – как это сделать?

Мы понимаем, что в глобальном мире сложно делать резкие развороты. Мы не ждем, что завтра все зеркально изменится, да это и ни к чему. Мы предполагаем, что Московский Патриархат уже настолько интегрирован в планы государства, что сменить что-то уже очень сложно.

Однако, мы предлагаем подумать над тем, чтобы сделать позицию российских властей более дальновидной и духовно-осторожной. Разве необходимо выполнять все прихоти и причуды Московского Патриархата? Зачем в вопросе разного понимания православного вероучения вас провоцируют применять государственные рычаги решения вопроса? Может быть, потому что сами не чувствуют себя компетентными на собственном поле? Тогда в чем их ценность для государства, кроме пышных одежд?

Почему бы государству не восстановить status quo в Суздале (пока еще можно сделать это без потери лица)? Почему бы не предоставить Московскому Патриархату возможность направить в Суздаль своих лучших проповедников, уважаемых архиереев и богословов? Пусть они поговорят с простыми людьми – прихожанами храмов РПАЦ. Убедят, поделятся собственной верой. Откроют дополнительные приходы (еще есть много пустых храмов).

Мы не держимся за камни и куски земли. Если из храмов уйдут прихожане – мы не станем слишком задерживаться в них. Небольшой по численности иерархии РПАЦ будет достаточно для своего личного спасения самой малости в любом месте и России, и мира.

Но, может быть, в современном Суздале решается вопрос – какого духа быть Будущей России?

Вместе с Православным Крещением и именем я принял и русскую фамилию. Во мне нет ни капли русской крови, но сердце мое стучит по-русски. Став русским архиереем, я не могу не говорить правды тем, от кого зависят судьбы спасения душ русских людей, в том числе и власть предержащим. Я хочу гордиться страной, которая дала мне спасительную веру, и надеюсь, что мой немощный голос будет услышан.

            Андрей (Маклаков)

            Епископ Павловский»

Ответа на мое Открытое письмо я не ждал, зная хорошо о порядках в РФ, а равно о ставшем в Совдепии традиционным отношении к таким письмам. И не ошибся. Ответа ни от Д. Медведева, ни от других адресатов не последовало.

Однако была достигнута другая цель этого письма – все больше людей узнавали о преследованиях властей нашей РПАЦ, в том числе и в Зарубежье. Мне стали поступать телефонные звонки и приходить письма из разных городов Америки, из Канады, Франции, Швейцарии, Германии, Италии. Звонили и писали совершенно незнакомые люди. Многие из них таким образом обнаружили РПАЦ и выразили желание присоединиться к нашей Церкви.

Для тысяч суздалян, жителей сел и деревень, россиян по другим регионам и городам РФ решения судов были плевком в лицо. Двадцать лет назад они снова поверили властям. Ветераны Второй Мировой войны, ветераны труда, пенсионеры, отдавшие стране лучшие годы жизни, силы молодости, они под конец неожиданно обрели благодать и надежду на спасение в лоне подлинной православной Церкви. Русские люди, долгие годы хранившие в сердцах надежду на возрождение подлинной России, страны их предков, прекрасной, боголюбивой державы, увидели в РПАЦ первый луч светозарного Слова Божия, преображающего языки и народы.

Теперь их загоняли вновь во тьму безверия, страха перед начальниками, безысходность самодурства властей, не знающих Бога. И в этих условиях, как никогда светло и сильно вновь и вновь звучал голос нашего любимого аввы Митрополита Валентина:

«Нынешняя власть продолжает «дополнять меру отцов своих» (Мф., 23:32), то есть дополнять меру тех гонений и кощунств, которые совершили советские безбожники, обратившие нашу некогда прекрасную страну в безобразные руины, несущие на себе печать Высшего проклятия.

С духовной точки зрения, для нас, истинно-православных христиан, нынешняя российская власть ничем не отличается от богоборческой советской власти, которую, кстати говоря, она теперь и не осуждает, и преемство с которой она не разрывает. Святой Российский Исповедник, Патриарх Тихон, замученный этой властью за свою честность и верность Истине, предал власть анафеме как раз за массовое поругание наших святынь, гонения на верующих и репрессии против священнослужителей. Теперь за то, что мы свидетельствуем об этом, указываем на духовную связь советской и нынешней российской власти, на факты гонений и дискриминации православных христиан, продолжающейся в нашей многострадальной стране, нас собираются обвинить в экстремизме и подвергнуть еще большим гонениям. Если это тот «экстремизм», за который расстреливали Святых Новомучеников и Исповедников Российских, ответим им, что Церковь Христова с честью готова понести это лживое обвинение.

Гонения не только приобщают нас к подвигу наших Отцов – Новомучеников и Исповедников Российских - но и делают нас поистине причастниками Бога-Слова Воплощенного, Господа нашего Иисуса Христа, Который сказал Своим ученикам, то есть нам всем, православным христианам: «Раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас» (Иоан., 15: 20).

Сейчас же мы хотим обратиться со словом укрепления к вам, наши возлюбленные братья и сестры, к святому, избранному стаду Христову, которое Господь сподобил великой милости и чести быть Гонимой Церковью, нести на себе зримую печать Христовых страданий.

Вам выпал великий и святой жребий! «Многие пророки и праведники желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали» (Матф., 13:17). Ведь вы видите не суетную и ложную мирскую славу сусального золота куполов и иконостасов, а видите вы истинное величие Церкви Новомучеников, и Исповедников приобщаетесь, хоть и в малой и не обременительной для вас мере, к их святому подвигу.

Какой неизреченный дар Божий, какая бездна Его благости и милости! Надо лишь с честью и достойно пронести до коньца звание  - чада Гонимой Церкви и не лишиться своего мученического веньца.

Еще мы хотим напомнить вам слова нашего Спасителя, сказанные Им Своим ученикам после Воскресения: «Не бойтесь!.. Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века» (Матф., 28: 10, 18-20).

Наша Церковь ничем не осквернила риз своих, она хранит непоколебимую верность Истине, без всяких компромиссов, но при этом обладает полной свободой и полнотой благодати. В угоду власть имущим, «миродержителям тьмы века сего» (Ефес., 6:12) ей не приходится изощряться в дипломатических формулировках, искусно смешивать частички Божественного откровения с угоднической, приспособленческой ложью.

Наша Церковь будет нести свою миссию в любых условиях – с храмами и без храмов, легально и в катакомбах, усилиями многих людей или одного человека. Внешние исторические обстоятельства меняются, а внутреннее содержание Церкви остается неизменным, по обетованию Господа: «Я с вами во все дни до скончания века…».

(Из Рождественского Послания Митрополита Валентина 2010 года).

ДУХОВНЫЕ ВЫСИ

Сегодня некоторые из моих прихожан в Америке и Европе, сравнительно недавние эмигранты, нередко спрашивают меня: неужели руководство РПАЦ не понимало, что все эти финансовые вложения, в конце концов, перейдут в карманы ненасытных безбожных властей? Что все труды, все заботы по восстановлению храмов окажутся напрасными? Неужели никто не говорил, что режим в РФ – полный правопреемник режима СССР? Не только по букве, но и по сути. Неужели никто не предупреждал, что все будет захвачено?

Потому что в стране так и не было создано правовое общество, - объясняют эти прихожане, знающие жизнь РФ изнутри. Не был установлен приоритет Закона над групповыми, клановыми, классовыми или государственными интересами. Не закрепилось разделение властей на законодательную, исполнительную, и судебную. Не набрала силу и вскоре блaгополучно была удавлена независимая пресса, и общество навсегда рассталось с самой идеей «четвертой власти» православной.

Они правы, задавая такие вопросы сейчас.

Они не совсем правы, так как не видели тот духовный подъем сотен и сотен суздалян и верующих из других городов страны. Так как не учитывают ту необоримую жажду русских людей вернуться к Богу, познать Бога, покаянно припасть к Его ногам, начать новую жизнь – жизнь во Христе.

Думаю, что глубже всех состояние нации и страны понимал наш духовный наставник Владыка Григорий (Граббе). Но это понимание не превозобладало над его желанием увидеть Россию  снова православной. Именно в силу этого он, глубокий старец, невзирая на предупреждения врачей, отправился в 1995 году в Суздаль, присутстовал на службах, духовно наставлял и вдохновлял клириков и прихожан на церковное строительство. И вскоре после этой поездки, 24 сентября (7 октября по новому стилю) успокоенный и умиротворенный, с просветленной душой мирно отошел к нашему Господу, Иисусу Христу.

Митрополита Валентина (Русанцова) не остановило ни предательство архиереев РПЦЗ, ни гонения властей, ни кампании клеветы, ни позор, которым клеветники обливали его, ни грабительские эспроприации церковных зданий. Великое дело возвращения Православия на русскую землю он продолжал с беззаветной самоотверженностью. Потому что, конечно, было, есть и будет существовать Православие без России. Но вот России, русского народа без православия нет и не может быть.

Подвиг суздалян в том, что они оказались, наверное, исторически, что ли, более предрасположенными к возвращению в Церковь. Они собирали по копеечке, жертвовали своим трудом и временем, многие ехали из других городов и сел – принять участие в разгребании мусора, в заливке бетона, в закладке фундамента, в росписях фресок. А главное, в молитвенном обращении к Господу.

История РПАЦ – это череда постижения духовных вершин. В древности Господь указал пророку Моисею: ты должен вывести народ ветхозаветного Израиля из Египта, ты будешь вместе со всеми страдать в пустыне от жажды, от палящего солнца, от суховеев, от песчанных бурь, но вы должны это сделать. Не все пошли с Моисеем. Многие остались там, в Египте. У одних завелось прибыльное дело, другие получили выгодные места при египетских администраторах, третьи породнились с правящим классом, четвертые просто не поверили в слово Божие.

Те, кто с ним вышли, оказались из-бранные, вы-званные. По-гречески – эк-клесия. Однако это слово и означает на греческом «церковь». Им было сказано свыше: выходите из египетского рабства, оставайтесь отдельно, не прикасайтесь к нечистоте мира, избегайте нечисти, оставайтесь верными Богу.

Святой Апостол Павел повторил те же слова первым христианам: «...вы храм Бога живого... И потому выйдите из среды их [поклоняющихся идолам], и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому, и Я приму вас...» (2-е Послание Коринфянам, 6: 16-17).

Мы это знаем твердо. Потому-то мы и пришли в истинную Церковь Христову. Хотя знаем также, что даже испытания, когда нас бьют и оскорбляют, когда клевещут на нас, овиняя в самых грязных пороках и преступлениях, когда у РПАЦ были отняты храмы, когда нашим священникам запретили молиться за немощных и больных в Суздальской районной больнице, когда официальные СМИ безпрестанно поносят нас в угоду властям и РПЦ МП, и это еще не конец.

О том, какое поистинне сатанинское решение приняли наши гонители после того, как отобрали почти все храмы, будет рассказано в следующей главе.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ) 

THE ROMAN CATHOLIC SCHISM: A SHORT HISTORY

Dr. Vladimir Moss

The Western Church distorted the image of Christ, changing herself from a Church into a Roman State, and again incarnating the State in the form of the Papacy.

Fyodor Mikhailovich Dostoevsky, The Diary of a Writer (August, 1880).

     From the late eleventh century Western Europe began to recover its strength politically and economically, making the first steps on that path to world dominance that it and its offshoots in the Americas, Africa and Australasia were to acquire so spectacularly in the nineteenth and twentieth centuries. However, this political and economic ascent was accompanied and conditioned by a catastrophic spiritual fall: the loss of the West’s unity with the One, Holy, Catholic and Apostolic Church and the religio-political civilisation of Orthodox Christian Romanity. This fall was accomplished in the historical capital of the West, Old Rome, in the year 1054, when the Patriarchate of Old Rome fell under the anathema of the Great Church of Constantinople. Simultaneously it was announced symbolically in the heavens by the collapse of the Crab nebula (a fact noted by Chinese astronomers of the time). Thus the great star that had been Western Christianity now became a black hole, sucking in a wider and wider number of peoples and civilisations into its murky depths.

The Germans and the Filioque

     There were many reasons for the schism of the Western Church, but the most important were four innovations, one theological, two liturgical and one politico-ecclesiological, which the Church of Rome introduced into the life of the Church and which were rejected by the Eastern Patriarchates. The first of these was the introduction of the word Filioque, meaning “and from the Son”, into the Nicene Creed, so that the article on the Holy Spirit read: “And in the Holy Spirit, the Lord, the Giver of life, Who proceedeth from the Father and the Son”. This was directly contrary to the word of the Lord that the Holy Spirit proceeds from the Father alone (John 15.26), and to the canon of the Third Ecumenical Council which forbade any addition to the Nicene Creed. Although Pope John VIII rejected this innovation through his legates to the Council of Constantinople in 879-880, he failed to extirpate it from the whole of the West. In 903 Pope Christopher reintroduced it, which produced a temporary schism with the West. And in 1006 Pope Sergius IV again reintroduced it, which led the Great Church of Constantinople to remove his name from the diptychs.

     However, the Filioque was not the centre of attention at the moment of the schism in the mid-eleventh century. That position was occupied by the innovations in the Divine Liturgy: the replacement of leavened bread (artos) by unleavened bread (azymes), and the removal (during the papacy of Leo IX) of the epiclesis, the invocation of the Holy Spirit, during the consecration. Although these innovations would at first sight appear to be of less than fundamental importance, their symbolical importance was very great and in fact signified the loss of grace in the Western Church. For since the leaven represented the soul of Christ, its removal by the Papists signified the replacement of the living Christ by a soulless corpse.[1] And in removing the invocation of the Holy Spirit, Who according to the Orthodox accomplishes the change of the bread and wine into the Body and Blood of Christ, the Popes invalidated their own sacrament. It was as if they were witnessing of themselves: “The Holy Spirit no longer descends upon our offerings, since we have presumed to speak in His name, and the Christ that lies on our altars is no longer the living Christ, since we have presumed to usurp his authority.”

     This brings us to the fourth, politico-ecclesiological innovation, which must be considered to be the most fundamental. At the Council of Constantinople in 879-880, the theory that the Pope has jurisdiction over all the Churches in the world was rejected by the delegates, including those of Pope John VIII. However, the nearly two hundred years that followed that Council had not only not seen a quenching of the ambitions of the Popes, but rather an increase in those ambitions to the point of megalomania, to the point that they asserted the theory that the Pope is to the Church and Christian society what the head is to the body – the unimpeachable and infallible Sovereign.

      There is an inner connection between the theory of papal infallibility, the introduction of the Filioque and the removal of the invocation of the Holy Spirit from the Divine Liturgy. Infallibility belongs to God, not man; truth and grace are maintained in the Church through the operation, not of any one man or group of men, however distinguished and holy, but through the workings of the Holy Spirit of God. Therefore if the Popes were to “promote” themselves to the heights of infallibility, they had somehow to “demote” the Holy Spirit and take His place in the Divine economy. This was done through the Filioque, which made the Spirit as it were subject to both the Father and the Son, and by the doctrine of the Pope as the “Vicar of Christ”. With the Holy Spirit lowered to a position below that of the Son, and the Pope raised to a position, if not equal to Christ, at least immediately below him, the way was paved for proclaiming the Pope as, in the words of a recent book with the imprimatur of the Vatican, “the ultimate guarantor of the will and teaching of the Divine Founder”.[2]

     The theory of papal infallibility was not expressed in a fully explicit manner until the eleventh century. Before then we have an accumulation of grandiloquent epithets, which were seen simply as rhetorical devices by the majority. That they were not taken literally is evident from the fact that some Popes were condemned as heretics – for example, the Monothelite Pope Honorius I was anathematised by the Sixth Ecumenical Council, and this anathematisation was confirmed by later Popes. Moreover, towards the end of the sixth century Pope Gregory I forcefully rejected the title “universal bishop”: “Anyone who dares to call himself ‘universal bishop’ is a forerunner of the Antichrist”.[3]

     Until about 600, the development of Papism was inhibited by the fact that the Popes were politically subjects of the Byzantine Emperors, whose basic view of Church-State relations they shared, and whose confirmation they still required before they could be consecrated. In the seventh and eighth centuries, however, both the political and ecclesiastical bonds between the Popes and the Emperors became weaker as Byzantine power in Italy weakened and the Byzantine emperors fell into the heresies of Monothelitism and Iconoclasm. The estrangement from Byzantium was accompanied by a rapprochement with the new Carolingian empire in the north. This relationship was reinforced by the Pope’s double anointing of the first Carolingian, Pepin, the crowning of Charlemagne in Rome and the double anointing of his son, Louis the Pious, in 814. At the same time, the Frankish bishops, using the forged Pseudo-Isidorean Decretals, began to stress the theme of papal primacy and the independence of the clergy from all lay control. In the middle of the century, another forgery, the famous Donation of Constantine, made its appearance. This alleged that Constantine the Great had given his imperial throne to Pope Sylvester and his successors because “it is not right that an earthly emperor should have power in a place where the government of priests and the head of the Christian religion has been established by the heavenly Emperor”; and for this reason had moved his capital to the New Rome of Constantinople. “And we ordain and decree that he [the Roman pontiff] shall have rule as well over the four principal sees, Antioch, Alexandria, Constantinople, and Jerusalem, as also over the Churches of God in all the world. And the pontiff who for the time being shall preside over the most holy Roman Church shall be the highest and chief of all priests in the whole world, and according to his decision shall all matters be settled.”[4]

     Now Fr. John Romanides has argued that the purpose of this forgery was to prevent the Franks from establishing their capital in Rome. This may well be so; but in the longer term its significance was much wider: it represented a quite new theory of the relationship between the secular and the ecclesiastical powers. For contrary to the doctrine of the “symphony” of the two powers which prevailed in the East and the Byzantine West, the theory encapsulated in the Donation essentially asserted that the head of the Church had a higher authority, even in purely jurisdictional matters, than the head of the Empire (whether Eastern or Western); so that the Emperor could only exert his authority as a kind of vassal of the Pope.

     Of course, there is an inherent contradiction in this theory. If it was St. Constantine who gave the authority to St. Sylvester, then the ultimate authority rests with the Emperor and not with the Pope. But this consequence was ignored in the face of the urgent necessity of finding some justification for the papacy’s expansionist plans. Centuries later, in 1242, a pamphlet attributed to Pope Innocent IV corrected this flaw in the theory of papism by declaring that the Donation was not a gift, but a restitution.[5]

     However, from the late ninth century the papacy went into a steep moral decline just as Byzantium reached its apogee. This severely damaged its prestige in the West as well as in the East. Thus in 991 a Council of French and English bishops at Rouen even wondered whether the pope of the time was not the Antichrist, or at any rate his forerunner! For a short period, as we have seen, it looked as if Byzantinism might triumph in the West under the leadership of the German Emperor Otto III, who was married to the Byzantine Princess Theophano, and Pope Sylvester II, an anti-papist Pope. “But the Romans,” writes Chamberlin, “rose against [Otto], drove him and his pope out of the city, and reverted to murderous anarchy. He died outside the city in January 1002, not quite twenty-two years of age. Sylvester survived his brilliant but erratic protιgι by barely sixteen months. His epitaph summed up the sorrow that afflicted all thoughtful men at the ending of a splendid vision: ‘The world, on the brink of triumph, in peace now departed, grew contorted in grief and the reeling Church forgot her rest. The failure of Otto III and Sylvester marked the effective end of the medieval dream of a single state in which an emperor ruled over the bodies of all Christian men, and a pope over their souls.”[6]

     After this the Church-State “symphony” began to break down. Like a spinning top that, as it slows down, begins to lurch more and more sharply from one side to the other, so the balance of power shifted first to the Emperor and then to the Pope.

     First, it shifted to the Emperor, who wished to place his Franco-German candidate on the papal throne. And so “suddenly,” as Papadakis puts it, “the papacy was turned into a sort of imperial Eigenkirche or vicarage of the German crown. The pope was to be the instrument and even the pawn of the Germans, as opposed to the Romans.”[7]

     This was done in spite of the opposition of the Orthodox populace of Rome, who stood for a canonically correct election of a Greco-Roman Pope who would preserve the Orthodox confession of faith (without the Frankish Filioque in the Creed) and the communion of the papacy with the Eastern Church and Empire. However, in 1009, as Ranson and Motte write, “the last Roman Orthodox Pope, John XVIII, was chased away and a Germanic Pope usurped the Orthodox patriarchate of Rome: Sergius IV, an adulterer-bishop of Rome who, on ascending the episcopal throne, wrote to the four other patriarchs a letter of communion which confirmed the doctrine of the double procession [of the Holy Spirit from both the Father and the Son – the Filioque heresy] and immediately provoked a break. The four Orthodox patriarchs then broke communion with the pope. Some years later [in 1014], Benedict VIII, who was close to the emperor of Germany Henry II, had the Filioque inserted into the Creed.”[8], and then to

     Lampryllos writes: “After the death of this pope, who was… the nephew of the Emperor Henry, another of his nephews, and brother of the last pope, was elevated by the imperialist party to the pontificate under the name of John XIX in 1024. Simple layman though he was, he ascended through all the degrees of the hierarchy in six days. He held the pontificate for nine years, but finally the national party, impatient with the excesses of his behaviour, expelled him from Rome. However, the Emperor Conrad II came down with an army into Italy and restored him; he died in the same year, and another Teuton, the nephew also of the Emperor Conrad, succeeded him under the name of Benedict IX. Henry III, then his son Henry IV, contined to get involved in successive elections of the popes, tipping the scales in favour of their candidates; almost until 1061 the popes were their creatures: they were those who go down in history under the name of the German Popes.”[9]

     According to Sir Steven Runciman, the Roman addition of the Filioque was hateful to the Greeks for purely political reasons, since it represented the triumph of German influence in Rome.[10] However, the purely theological zeal of the Byzantines must not be underestimated. In any case, it is certain that the German emperors imposed the heretical Filioque, and their own German candidates to the papacy, on a basically unwilling Roman populace.

     So German caesaropapism can be said to have been the cause of the first stage in the schism between East and West.

     The next stage, which would lead, not only to a break in communion, but to the mutual anathematisation of the two sides, would be the result, not of German caesaropapism, but of German papocaesarism…

The Reform Movement

     The transformation of German caesaropapism into papocaesarism and of the papacy into a despotic secular state, was the work of one of the greatest “spiritual” despots in history, Pope Gregory VII, better known as Hildebrand… Before becoming pope himself, Hildebrand had been an adviser to Pope Leo IX, who as bishop of Toul in Lorraine had come under the influence of a network of monasteries under the leadership of the great Burgundian abbey of Cluny, founded by Duke William the Pious of Aquitaine in 910. The Cluniac monasteries were not Eigenkirchen, but “stavropegial” foundations independent of the control of any feudal lord. As such, they had assumed the leadership of a powerful reform movement directed against the corruptions introduced into the Church by the feudal system, and had had considerable success in this respect.[11]

     The Cluniacs, writes Jean Comby, “restored the main principles of the Benedictine Rule: the free election of the abbot, independence from princes and bishops. Moreover, the abbey affirmed its direct allegiance to the pope. During the eleventh and twelfth centuries it became the head of an Order which multiplied throughout Europe. In fact, unlike the old monasteries, all the new ones that were founded remained under the authority of the abbot of Cluny. In its heyday, the ‘state of Cluny’ comprised 50,000 monks.”[12]

     Pope Leo IX introduced the principles of the Cluniac movement into the government of the Church – but with results that went far beyond the original purposes of the movement, and which were finally to tear the whole of the West away from New Rome and the Byzantine commonwealth of nations.

     “From the outset,” writes Papadakis, “the new pope was determined to make the papacy an instrument of spiritual and moral rejuvenation both in Rome itself and throughout Europe. To this end Pope Leo journeyed to central and south Italy, but also to France and Germany, crossing the Alps three times. Nearly four and a half years of his five year pontificate were in fact spent on trips outside Rome. The numerous regional reforming synods held during these lengthy sojourns often had as their target the traffic in ecclesiastical offices and unchaste clergy. Their object above all was to rid the Church of these abused by restoring canonical discipline. The need to reassert both the validity and binding power of canon law for all clergy was repeatedly emphasized. In addition to the decrees against simony and sexual laxity promulgated by these local synods, however, simoniacal and concubinary clergy were examined and, when required, suspended, deposed and, even excommunicated. The object, in short, was to punish the offenders as well. Even if the synods were not always successful, no one was in doubt that Leo IX and his team of like-minded assistants were serious. The immediate impact of this flurry of activity was often extraordinary…

     “Overall, the progress of the new papal program was not all smooth sailing. Widespread protest, often accompanied by violent protest, was to continue for decades. Yet, all in all, by the end of the century the popular defenders of simony, of clerical marriage, and of the evils of the proprietary church had by and large vanished. The champions of reform at any rate proved more unyielding than their often more numerous adversaries. This was particularly evident in the skilful drive of the reformers to make celibacy an absolute prerequisite to ordination. This part of the Gregorian platform was reinforced by the monastic ideal, since many of the reformers were actually monks and had already embraced a continent life. Some, like the ascetic Peter Damian, cardinal-bishop of Ostia, were even eager to treat the problem as heresy and not as a matter of discipline. But the reformers were perhaps also uncompromising on this issue because they were convinced that compulsory clerical continence could advance the process of de-laicization – another more general item of their platform. A monasticized priesthood, quite simply, was viewed by reformers everywhere as a crucial corrective to clerical involvement in the world. If successful, the strategy, it was hoped, would provide the clergy with that sense of solidarity and corporate identity needed to distinguish them from the laity. In all essential respects, as one scholar has put it, the reforming initiatives of the popes were ‘an attempt by men trained in the monastic discipline to remodel Church and society according to monastic ideals… to train churchmen to rethink themselves as a distinct ‘order’ with a life-style totally different from that of laymen.’ Behind the campaign for celibacy, in sum, aside from the moral and canonical issues involved, was the desire to set all churchmen apart from and above the laity; the need to create a spiritual elite by the separation of the priest from the ordinary layman was an urgent priority. Doubtless, in the end, the Gregorian priesthood did achieve a certain libertas and even a sense of community, but only at the expense of a sharp opposition between itself and the rest of society.

     “By contrast, in the Christian East, as in primitive Christianity, a wholly celibate priesthood never became the norm…”[13]

     It sometimes happens that one important historical process going in one direction masks the presence of another going in precisely the opposite direction. The process of ecclesiastical reformation initiated by Pope Leo IX in 1049, which aimed at the liberation of the Church from secular control, was - with the exception of the element of clerical celibacy – a laudable and necessary programme. But the increasing distance it placed between the clergy and the laity was fraught with danger. In particular, it threatened to undermine the traditional place in Christian society of the anointed kings, who occupied an intermediate position between the clergy and the laity. And in the hands of two ambitious clerics who entered the service of the papacy at about this time, Cardinal Humbert of Silva Candida and Archdeacon Hildebrand, it threatened simply to replace the caesaropapist variety of feudalism with a papocaesarist variety – that is, the subjection of the clergy to lay lords with the subjection of the laity, and even the kings, to clerical lords – or rather, to just one clerical lord, the Pope. For, as Ranson and Mott write, “in many respects, in its structure the papacy is nothing other than the religious form of feudalism…”[14]

     The problem was that by the middle of the eleventh century Church and State were so deeply entangled with each other that nobody, on either side of the quarrel, could conceive of a return to the traditional system of the symphony of powers, which allowed for the relative independence of both powers within a single Christian society. Thus the Church wished to be liberated from “lay investiture”; but she did not want to be deprived of the lands, vassals and, therefore, political power, which came with investiture. Indeed, the last act in the life of Pope Leo IX himself was his marching into battle at the head of a papal army in 1053 (in alliance, ironically, with the Byzantines) in order to secure his feudal domains in Benevento, which had been granted to him by his kinsman, Emperor Henry III.

     Contemporary western society was shocked; for, worldly and entangled in secular affairs as bishops had become, it was still felt that war was not an activity suited to a churchman. But that shock was as nothing compared to the trauma caused in the 1070s and 1080s by Hildebrand’s transformation of the Church into a feudal fief headed by himself. All Christians, he said, were “the soldiers of Christ” and “the vassals of St. Peter”, i.e. of the Pope, and the Pope had the right to call on all the laity to break their feudal oaths and take up arms against their lords, in obedience to himself, their ultimate feudal suzerain, who would repay them, not with lands or physical security, but with the absolution of sins and everlasting life! Thus freedom from lay control, on the one hand, but control over the laity, and greater secular power, on the other: that was the programme – both contradictory and hypocritical - of the “reformed” papacy.

The Schism of 1054

     But before undertaking this assault on the West, the papacy needed to secure its rear in the East by bringing the Eastern Patriarchs to heel. Now late in 1053, Patriarch Michael Cerularius of Constantinople had criticised certain liturgical practices of the Latins in a letter to Bishop John of Trania, and had asked the latter to convey his views to Pope Leo IX. The Pope replied: “You, beloved brother of ours, whom we still call in Christ and primate of Constantinople, with extraordinary presumption and unheard-of boldness have dared openly to condemn the apostolic and Latin Church – and for what? For the fact that she celebrates the commemoration of the sufferings of Christ on unleavened bread. That is your imprudent abuse, that is your unkind boasting, when you, supposing that your lips are in heaven, in actual fact with your tongue are crawling on the earth and striving by your human reasonings and thoughts to corrupt and shake the ancient faith. If you do not pull yourself together, you will be on the tail of the dragon [cf. Rev. 12], by which this dragon overthrew and cast to the earth a third of the stars of heaven. Almost 1200 years have passed since the Saviour suffered, and do you really think that only now must the Roman Church learn from you how to celebrate the Eucharist, as if it means nothing that here in Rome there lived, worked for a considerable period, taught and, finally, by his death glorified God he to whom the Lord said: ‘Blessed are thou, O Simon, son of Jonah’.”

     “Then,” continues A.P. Lebedev, “the Pope explained in detail why the Roman Church could not tolerate any instructions from other Churches, but remained the leader of all the rest. ‘Think how senseless it would be to admit that the heavenly Father should conceal the rite of the visible sacrifice [of the Eucharist] from the prince of the apostles, Peter, to whom He had completely revealed the most hidden Divinity of His Son. The Lord promised to Peter, not through an angel, nor through a prophet, but with His own lips: ‘You are Peter, and on this rock I will build My Church’ (Matthew 16.16). But in the opinion of the Pope an important place in the question of the headship of the Roman high priest was occupied by the miracle-working power of Peter’s shadow. This argument of the Pope in his favour was so original that we cite it in full. ‘In Peter,’ said the Pope, ‘what is particularly remarkable is that the shadow of his body gave health to the infirm. Such power was given to none of the saints; even the Holy of holies Himself did not give the gift of healing from His own most holy body; but to His Peter alone He gave this privilege that the shadow from his body should heal the sick. Here is a great sign of the Church of the present and the future, that is, Peter has become the manager of both Churches and indicates their condition beforehand in himself: it is precisely the present Church which by the power of its visible sacraments and those that are still to come as it were by her shadow heals souls on earth, and presents to us an as yet invisible but firm image of truth and piety on earth.’ Or here is one more cunning papal interpretation of one saying with which the Lord addressed Peter, and interpretation whose aim was to prove the overwhelming significance of the Roman high priests among the other bishops of the whole Church. The Pope takes the saying of the Lord: ‘I have prayed for thee, O Peter, that thy faith should not fail, and when thou art converted strengthen thy brethren’ (Luke 22.32).

     “’By this the Lord showed,’ says the Pope, ‘that the faith of the other brethren will be subject to dangers, but the faith of Peter will remain without stumbling. Nobody can deny that just as the whole door is ruled by the hinge, so by Peter and his successors is defined the order and structure of the whole Church. And as the hinge opens and closes the door, while remaining itself unmoved, so Peter and his successors have the right freely to pronounce sentence on every Church, and nobody must disturb or shake their condition; for the highest see is not judged by anybody (summa sedes a nemine judicatur).’”[15]

      But the most interesting part of Leo’s pretensions was his claim to have royal as well as priestly power. Thus he not only tried, as Gilbert Dagron writes, “to impose obedience [on the Eastern Church] by multiplying the expected scriptural quotations…  He also added that the rebels of the East should content themselves with these witnesses ‘to the simultaneously earthly and heavenly power, or rather, to the royal priesthood of the Roman and apostolic see (de terreno et coelesti imperio, imo de regali sacerdotio romanae et apostolicae sedis).”[16]

     “Of much greater importance and interest in the given letter,” continues Lebedev, “are the very new papal ideas about his secular lordship, which are developed by the Pope in his letter to Cerularius and which rely on a false document – the so-called Donatio Constantini. Setting out his superior position among the other hierarchs of the Church, the Pope, in order to humiliate the Church of Constantinople – the aim of the letter – he develops the thought that the Popes are immeasurably superior to the representatives of all the other Churches since they are at one and the same time both first priests and emperors. In the East, it would seem, nothing of the sort had ever been heard; and for that reason it is understandable how such a novelty would affect the Church of Constantinople!

     “Since the time of Constantine the Great the Popes had become at the same time emperors, insinuated Leo to Cerularius. The Pope wrote: ‘So that there should remain no doubt about the earthly [secular] power of the Roman high priest, and so that nobody should think that the Roman Church is ascribing to herself an honour that does not belong to her, we shall cite the proofs of from that privileged deed which the Emperor Constantine with his own hands laid upon the holy tomb of the heavenly key-bearer [Peter], and that the truth should be manifest and vanity disappear.’ In this privileged deed Constantine, according to the words of the Pope, declared the following: ‘We have considered it necessary, we together with all our rulers, the Senate, the nobles and the people of Rome, that, just as St. Peter was the vicar of the Son of God on earth, so the high priests, the heirs of the prince of the apostles, should retain the power to rule – and to an even more complete extent than is given to the earthly imperial dignity. That is, we are decreeing that reverent honour should be accorded both to our earthly imperial might, and in exactly the same way to the most holy Roman Church, and, so as more fully to exalt the see above our own earthly throne, we ascribe to her a royal power, dignity and honour. Moreover, we decree that the see of Peter should have the headship over the four sees of Alexandria, Antioch, Jerusalem and Constantinople and also over all the Church in the inhabited world; the high priest of this Roman see must be considered for all time to be higher and more glorious than all the priest of the whole world, and in relations to questions of Divine service and faith his judgement should rule over all.’ Then Pope Leo describes what precisely Constantine bestowed upon his contemporary, Pope Sylvester, so as to exalt the papal altar. In the opinion of the Pope, it turns out that Constantine bestowed upon the Pope first of all the palace in Rome. The privileged deed, according to the letter of Pope Leo, said the following about this: ‘We cede to the holy apostles themselves, the most blessed Peter and Paul, and through them to our father Pope Sylvester and all his successors who will be on the see of St. Peter to the end of the ages the Lateran palace, which is superior to all the palaces in the world.’ Then the Emperor Constantine adorns, as the Pope puts it, the person of the Roman high priest with royal regalia. The deed, according to the words of Pope Leo, said this about that: ‘We transfer to the Pope of Rome the diadem, that is the crown, from our own head, the garland that adorns the imperial neck, the purple chlamys, the scarlet tunic and all the other royal vestments. We entrust to him the imperial sceptre and all the other marks of distinction and the shoulder-belt – in a word, all the appurtenances of royal majesty.’ The letter even informs us that the Emperor with his own hands want to place his crown on the Pope’s head, but ‘the Pope did not want to use a crown of gold, and for that reason the Emperor placed on him with his own hands his Phrygian wreath (phrygium), shining white and signifying the Resurrection of Christ.’ In the words of Pope Leo, the Emperor Constantine, having adorned the Pope with royal regalia, in correspondence with this wanted to put the clergy who constituted his suite on a level with the royal courtiers. The deed, in the words of the letter, made the following legal ruling: ‘We raise the most honourable clergy of every rank in the service of the Roman Church to the same height of power and brilliance as our Senate, and decree that they should be adorned as our patricians and consuls are adorned. In a word, just as there are various kinds of servants attached to the imperial dignity – bed-makers, doormen and guards, so must it be with the holy Roman Church. And more than that: for the sake of the greater brilliance of the papal dignity let the clergy travel on horses adorned with the whitest of materials, and let them wear exactly the same shoes as are worn by the senators. And in this way let the heavenly [papal] power be adorned like the earthly [imperial], to the glory of God.’ In his concern for the person of the Pope and those close to him, according to the words of the Pope’s letter, Constantine bestowed on Sylvester and his heirs a broad, de facto royal power over a whole half of the Roman kingdom: the Roman high priest became the Roman emperor. In the words of the Pope, the deed said the following on this score: ‘So that the high priestly power should not decline, but should flourish more than the imperial power itself, we have decreed that besides the Lateran palace, the city of Rome, the provinces of Italy and all the western lands, and all the places and cities in them, should be transferred to our father Sylvester, so that he should have complete use of and dominion over them.”[17]

     Pope Leo sent an embassy led by Cardinal Humbert to Constantinople with a letter to the Patriarch, saying: “We believe and firmly confess the following: the Roman Church is such that if any nation (Church) on earth should in its pride be in disagreement with her in anything, then such a Church ceases to be called and to be considered a Church – it is nothing. It will already be a conventicle of heretics, a collection of schismatics, a synagogue of Satan.”[18] When the Patriarch and Emperor refused to enter into negotiations with the legates, the latter, on July 16, 1054 anathematized the Church of Constantinople, accusing her of every possible heresy.[19]

     On July 20, Patriarch Michael convened a Council which anathematised the legates and those attached to them.  “O you who are Orthodox,” said the Patriarch, “flee the fellowship of those who have accepted the heretical Latins and who  regard  them  as  the  first  Christians in the Catholic and Holy Church of God!” And again: “The Pope is a heretic.”[20] 

     Pope Leo IX was actually dead when the exchange of anathemas took place, but his successor did not act to repair the damage. The other Eastern Churches were informed of the decision, and accepted it. And so 1054 has conventionally been taken as the date of the severing of the branch, the moment when the Western Church finally fell away from the One, Holy, Catholic and Apostolic Church.[21]

     In 1059 a quasi-royal coronation was introduced into the rite of the inauguration of the new Pope, Nicholas II. Then he decreed that the Popes should be elected by the cardinal-bishops alone, without the participation of the people. “The role of the Roman clergy and people,” writes Canning, “was reduced to one of mere assent to the choice. The historical participation of the emperor was by-passed with the formula ‘saving the honour and reverence due to our beloved son Henry [IV] who is for the present regarded as king and who, it is hoped, is going to be emperor with God’s grace, inasmuch as we have now conceded this to him and to his successors who shall personally obtain this right from the apostolic see’.”[22]

     Sixty years before, Otto III had bombastically claimed that he had “ordained and created” the Pope. Now the wheel had come round full circle: the emperors were emperors only by virtue of receiving this right from the Pope…

The Papacy and the Normans

     Four months later, the new Pope made a hardly less momentous decision: he entered into alliance at Melfi with the Normans of South Italy, the same nation whom the Leo IX had been fighting at his death, and whom he had cursed on his deathbed. The alliance was momentous because up to this moment the Popes had always turned for protection to the Christian Roman Emperor, whether of East Rome or of the “Holy Roman Empire” of the West. Indeed, the Pope had insisted on crowning the “Holy Roman Emperor” precisely because he was the papacy’s official guardian. For it was unheard of that the Church of Rome should recognise as her official guardian any other power than the Roman Emperor, from whom, according to the forged Donation of Constantine, she had herself received her quasi-imperial dignity and power. But just as, in the middle of the eighth century, the Papacy had rejected the Byzantines in favour of the Franks, so now it rejected the Germans in favour of the Normans, a nation of Viking origin but French speech and culture that had recently seized a large swathe of Lombard and Byzantine land in Southern Italy. The Pope now legitimised this robbery in exchange for the Norman leaders Richard of Capua and Robert Guiscard becoming his feudal vassals and swearing to support the Papacy. In addition, Robert Guiscard specifically promised: “If you or your successors die before me, I will help to enforce the dominant wishes of the Cardinals and of the Roman clergy and laity in order that a pope may be chosen and established to the honour of St. Peter.”[23]

     Guiscard was as good as his word. “Thus after 1059 the Norman conquests were made progressively to subserve the restoration of the Latin rite and the extension of papal jurisdiction in southern Italy"[24] - at the expense both of the Byzantines and of the German Emperor, Henry IV, who was at that time still a child and therefore unable to react to the assault on his position. Even before this, the Papacy had begun to forge close bonds with the Normans in their homeland in Northern France, whence the papal assault on that other fortress of old-style Orthodox Autocracy, England, would soon be launched. Thus in 1055, the year after Duke William of Normandy seized effective control of his duchy by defeating a coalition led by his lord, King Henry I of France, the old-fashioned (that is, Orthodox) Archbishop Mauger was deposed to make way for the more forward-looking Maurilius. He introduced “a new and extraneous element”[25] – that is, an element more in keeping with the ideals of the heretical, “reformed papacy” – into the Norman Church.

     Then, in 1059, papal sanction for the marriage between Duke William and Matilda of Flanders, which had been withheld by Leo IX at the Council of Rheims in 1049, was finally obtained. This opened the way for full cooperation between the Normans and the Pope. Finally, William supported the candidacy of Alexander II to the throne as against that of Honorius II, who was supported by the German Empress Agnes.[26] The Pope now owed a debt of gratitude to the Normans which they were soon to call in…

     By the 1060s, then, there were only two powers in the West that stood in the way of the complete triumph of the crude, militaristic ethos of feudalism: the Orthodox autocracies of England and Germany. By the end of the century both powers had been brought low – England by military conquest and its transformation into a single feudal fief under William of Normandy, and Germany by cunning dialectic and the fear of excommunication by the Pope.

The Fall of Orthodox England

     In 1043, after a period of rule by Danish Christian kings (1017-1042), the Old English dynasty of Alfred the Great was restored in the person of King Ethelred’s son Edward, known to later generations as “the Confessor”. In January, 1066, King Edward died, and his brother-in-law Harold Godwineson was consecrated king in his place. Now two years earlier, Harold had been a prisoner at the court of William in Normandy, and in order to gain his freedom had sworn over a box of holy relics to uphold William’s claim to the English throne. And so when he broke his oath and became king himself, William decided to invade – with the Pope’s blessing.

     How could the Pope bless the armed invasion of a Christian country led by an anointed king who posed no threat to its neighbours? In order to answer this question, we have to examine the new theory of Church-State relations being developed in Rome. The critical question then was: in a society whose aims are defined by the Christian faith, are the jurisdictions of the clergy and secular ruler strictly parallel, or do the clergy have the power to depose a king who, in their judgement, is not ruling in accordance with these spiritual aims – whose nature, of course, can only be defined by the clergy?

     Now up to the middle of the ninth century, no decisive test-case had yet appeared which would define whether the Church could, not simply confirm a royal deposition or change of dynasty, but actually initiate it. Pope Nicholas I was the first pope to take it upon himself to initiate the deposition of emperors and patriarchs as if all power in both Church and State were in his hands.[27]

     However, in 865 Nicholas’ efforts were thwarted by the firm opposition both of the Eastern Church under St. Photius the Great and of Western hierarchs such as Archbishop Hincmar of Rheims. It was not before another two hundred years had passed that the papacy once again felt strong enough to challenge the power of the anointed kings. Its chance came on the death of King Edward the Confessor, when Harold Godwinesson took the throne of England with the consent of the leading men of England but without the consent of the man to whom he had once sworn allegiance, Duke William of Normandy.

     Professor Douglas writes: “At some undetermined date within the first eight months of 1066 [Duke William] appealed to the papacy, and a mission was sent under the leadership of Gilbert, archdeacon of Lisieux, to ask for judgement in the duke’s favour from Alexander II. No records of the case as it was heard in Rome have survived, nor is there any evidence that Harold Godwinesson was ever summoned to appear in his own defence. On the other hand, the arguments used by the duke’s representatives may be confidently surmised. Foremost among them must have been an insistence on Harold’s oath, and its violation when the earl seized the throne… Archdeacon Hildebrand… came vigorously to the support of Duke William, and Alexander II was led publicly to proclaim his approval of Duke William’s enterprise.”[28]

     The Pope had his own reasons for supporting William. In 1052 Archbishop Robert of Canterbury, a Norman, had fled from England after the struggle between the English and Norman parties at the court had inclined in favour of the English. During his flight he forgot to take his pallium (omophorion), which with the agreement of the king was then handed over to Bishop Stigand of Winchester, who became archbishop of Canterbury in place of Robert. This elicited the wrath of the Pope, who labelled Stigand an anticanonical usurper. But the English refused to obey the Pope. And so, beginning from 1052 and continuing right up to the Stigand’s deposition by the legates of the Pope at the false council of Winchester in 1070, England remained in schism from, and under the ban of, the Roman Pope – who himself, from 1054, was in schism from, and under the ban of, the Great Church of Constantinople.

     To make matters worse, in 1058 Archbishop Stigand had had his position regularised by the “antipope” (i.e. enemy of the Hildebrandine reformers) Benedict IX. Here was the perfect excuse for blessing William’s invasion: the “schismatic” English had to be brought to heel and their Church purged of all secular influence. And if this “holy” aim was to be achieved by the most secular of means – armed invasion and the murder of hundreds of thousands of innocent Christians – so be it!

     According to Frank McLynn, it was Stigand’s supposed uncanonicity “that most interested [Pope] Alexander. William pitched his appeal to the papacy largely on his putative role as the leader of the religious and ecclesiastical reform movement in Normandy and as a man who could clean the Augean stables of church corruption in England; this weighed heavily with Alexander, who, as his joust with Harald Hardrada in 1061 demonstrated, thought the churches of northern Europe far too remote from papal control. It was the abiding dream of the new ‘reformist’ papacy to be universally accepted as the arbiter of thrones and their succession; William’s homage therefore constituted a valuable precedent. Not surprisingly, Alexander gave the proposed invasion of England his blessing. It has sometimes been queried why Harold did not send his own embassy to counter William’s arguments. Almost certainly, the answer is that he thought it a waste of time on two grounds: the method of electing a king in England had nothing to do with the pope and was not a proper area for his intervention; and, in any case, the pope was now the creature of the Normans in southern Italy and would ultimately do what they ordered him to do. Harold was right: Alexander II blessed all the Norman marauding expeditions of the 1060s.

     “But although papal sanction for William’s ‘enterprise of England’ was morally worthless, it was both a great propaganda and diplomatic triumph for the Normans. It was a propaganda victory because it allowed William to pose as the leader of crusaders in a holy war, obfuscating and mystifying the base, materialistic motives of his followers and mercenaries. It also gave the Normans a great psychological boost, for they could perceive themselves as God’s elect, and it is significant that none of William’s inner circle entertained doubts about the ultimate success of the English venture. Normandy now seemed the spearhead of a confident Christianity, on the offensive for the first time in centuries, whereas earlier [Western] Christendom had been beleagured by Vikings to the north, Hungarians to the east and Islam to the south. It was no accident that, with Hungary and Scandinavia recently Christianised, the Normans were the vanguard in the first Crusade, properly so called, against the Islamic heathens in the Holy Land.

     “Alexander’s fiat was a diplomatic triumph, too, as papal endorsement for the Normans made it difficult for other powers to intervene on Harold’s side. William also pre-empted one of the potential sources of support for the Anglo-Saxons by sending an embassy to the emperor Henry IV; this, too, was notably successful, removing a possible barrier to a Europe-wide call for volunteers in the ‘crusade’.”[29]

     As long as King Edward had been alive, Hildebrand’s party had been restrained from attacking England both by the king’s Europe-wide renown as a holy wonderworker and by the lack of a military force suitable for the task in hand. But now Edward was dead, having prophesied on his death-bed that England would soon be invaded by demons and lose the grace of God.[30] And William’s suit presented Hildebrand with the opportunity for the “holy war” he had wanted for so long.[31]

     William and his army invaded the south of England in September, 1066. Meanwhile, King Harald Hardrada of Norway had invaded the north. On September 20 the English King Harold defeated the Norwegian army, and then, with the minimum of rest and without waiting for reinforcements, he marched south to meet the Normans.

     David Howarth has argued convincingly that the reason was that Harold now, for the first time, heard (from an envoy of William's) that he and his followers had been excommunicated by the Pope and that William was fighting with the pope's blessing and under a papal banner, with a tooth of St. Peter encrusted in gold around his neck. "This meant that he was not merely defying William, he was defying the Pope. It was doubtful whether the Church, the army and the people would support him in that defiance: at best, they would be bewildered and half-hearted. Therefore, since a battle had to be fought, it must be fought at once, without a day's delay, before the news leaked out. After that, if the battle was won, would be time to debate the Pope's decision, explain that the trial had been a travesty, query it, appeal against it, or simply continue to defy it.”[32]

     The defeat of King Harold at Hastings was the prelude for the greatest genocide in European history to that date. According to one source, every fifth Englishman was killed[33], and even if this figure is an exaggeration, Domesday Book (1086) shows that some parts of the country were a wasteland a generation after the Conquest. So terrible was the slaughter, and the destruction of holy churches and relics, that the Norman bishops who took part in the campaign were required to do penance when they returned home.

     But the Pope who had blessed this unholy slaughter did no penance. Rather, he sent his legates to England, who, at the false council of Winchester in 1070, deposed Archbishop Stigand (and after him, most of the English bishops), and formally integrated conquered England into the new Roman Catholic empire.[34]

     The Norman Conquest was, in effect, the first crusade of the “reformed” Papacy against Orthodox Christendom. For, as Professor Douglas writes: “It is beyond doubt that the latter half of the eleventh century witnessed a turning-point in the history of Western Christendom, and beyond doubt Normandy and the Normans played a dominant part in the transformation which then occurred… They assisted the papacy to rise to a new political domination, and they became closely associated with the reforming movement in the Church which the papacy came to direct. They contributed also to a radical modification of the relations between Eastern and Western Europe with results that still survive. The Norman Conquest of England may thus in one sense be regarded as but part of a far-flung endeavour.”[35] It follows that if William had lost, then, as John Hudson writes, “the reformers in the papacy, who had backed William in his quest for the English throne, might have lost their momentum. Normandy would have been greatly weakened…”[36] In other words, the whole course of European history might have been changed…

     All William’s barons and bishops owned their land as his vassals; and when, on August 1, 1086, William summoned all the free tenants of England to an assembly at Salisbury and imposed upon them an oath of loyalty directly to himself, he became in effect the sole landowner of England – that is, the owner of all its land. Thus was born the feudal monarchy, a new kind of despotism.

     R.H.C. Davis explains that this feudal monarchy was in fact “a New Leviathan, the medieval equivalent of a socialist state. In a socialist state, the community owns, or should own, the means of production. In a feudal monarchy, the king did own all the land – which in the terms of medieval economy might fairly be equated with the means of production.

     “The best and simplest example of a feudal monarchy is to be found in England after the Norman Conquest. When William the Conqueror defeated Harold Godwineson at the battle of Hastings (1066), he claimed to have established his legitimate right to succeed Edward the Confessor as King of England, but, owing to Harold’s resistance, he was also able to claim that he had won the whole country by right of conquest. Henceforward, every inch of land was to be his, and he would dispose of it as he thought fit.”[37]

     As we have seen, William had conquered England with the blessing of Archdeacon Hildebrand. And shortly after his bloody pacification of the country he imposed the new canon law of the reformed papacy upon the English Church. This pleased Hildebrand, now Pope Gregory VII, who was therefore prepared to overlook the fact that William considered that he owed his kingdom to his sword and God alone: "The king of the English, although in certain matters he does not comport himself as devoutly as we might hope, nevertheless in that he has neither destroyed nor sold the Churches of God [!]; that he has taken pains to govern his subjects in peace and justice [!!]; that he has refused his assent to anything detrimental to the apostolic see, even when solicited by certain enemies of the cross of Christ; and that he has compelled priests on oath to put away their wives and laity to forward the tithes they were withholding from us - in all these respects he has shown himself more worthy of approbation and honour than other kings..."

     The "other kings" Gregory was referring to included, first of all, the Emperor Henry IV of Germany, who, unlike William, did not support the Pope's “reforms”. If William had acted like Henry, then there is no doubt that Pope Gregory would have excommunicated him, too. And if William had refused to co-operate with the papacy, then there is equally no doubt that the Pope would have incited his subjects to wage a "holy war" against him, as he did against Henry.

     For, as an anonymous monk of Hersfeld wrote: "[The Gregorians] say that it is a matter of the faith and it is the duty of the faithful in the Church to kill and to persecute those who communicate with, or support the excommunicated King Henry and refuse to promote the efforts of [the Gregorian] party."[38]

     But William, by dint of brute force within and subtle diplomacy without, managed to achieve complete control over both Church and State, while at the same time paradoxically managing to remain on relatively good terms with the most autocratic Pope in history. For totalitarian rulers only respect rivals of the same spirit. Thus did the papocaesarist totalitarianism of Hildebrand beget the caesaropapist totalitarianism of William the Bastard…

     The absolute nature of William's control of the Church was vividly expressed by Edmer of Canterbury: "Now, it was the policy of King William to maintain in England the usages and laws which he and his fathers before him were accustomed to have in Normandy. Accordingly he made bishops, abbots and other nobles throughout the whole country of persons of whom (since everyone knew who they were, from what estate they had been raised and to what they had been promoted) it would be considered shameful ingratitude if they did not implicitly obey his laws, subordinating to this every other consideration; or if any one of them presuming upon the power conferred by any temporal dignity dared raise his head against him. Consequently, all things, spiritual and temporal alike, waited upon the nod of the King... He would not, for instance, allow anyone in all his dominion, except on his instructions, to recognize the established Pontiff of the City of Rome or under any circumstance to accept any letter from him, if it had not first been submitted to the King himself. Also he would not let the primate of his kingdom, by which I mean the Archbishop of Canterbury, otherwise Dobernia, if he were presiding over a general council of bishops, lay down any ordinance or prohibition unless these were agreeable to the King's wishes and had been first settled by him. Then again he would not allow any one of his bishops, except on his express instructions, to proceed against or excommunicate one of his barons or officers for incest or adultery or any other cardinal offence, even when notoriously guilty, or to lay upon him any punishment of ecclesiastical discipline."[39]

     Again, in a letter to the Pope in reply to the latter's demand for fealty, William wrote: "I have not consented to pay fealty, nor will I now, because I never promised it, nor do I find that any of my predecessors ever paid it to your predecessors."[40] In the same letter he pointedly called Archbishop Lanfranc "my vassal" (i.e. not the Pope’!). Here we see the way in which the language of feudalism, of the mutual rights and obligations of lords and vassals, had crept into the language of Church-State relations at the highest level.

     On the other hand, William agreed to the Pope's demand for the payment of "Peter's Pence", the voluntary contribution of the English people to Rome which had now become compulsory. For to squeeze the already impoverished English meant no diminution in his personal power. The Popes therefore had to wait until William's death before gradually asserting their personal control over the English Church…

The Gregorian Revolution

     In 1071, Byzantine Bari in South Italy fell to the Normans, who soon created another absolutist kingdom “of Sicily and Italy” that served as the launch-pad for several invasions of the Byzantine Empire. In the same year the Byzantines suffered a disastrous defeat at the hands of the Seljuk Turks at Manzikert, as a result of which most of Anatolia was conceded to the Turks. As Orthodoxy reeled under these hammer blows, Papism entered upon a new phase of its development with the election, in 1073, of Archdeacon Hildebrand as Pope Gregory VII…

     Hildebrand was a midget in physical size. But having been elected to the papacy “by the will of St. Peter”, he set about ensuring that no ruler on earth would rival him in grandeur. Having witnessed the Emperor Henry III’s deposition of Pope Gregory VI, with whom he went into exile, he took the name Gregory VII in order to emphasise a unique mission. And perhaps to emphasise his kinship with Gregory VI. For both popes were of the Jewish Pierleone family.[41] For, as Peter de Rosa writes, “he had seen an emperor dethrone a pope; he would dethrone an emperor regardless.

     “Had he put an emperor in his place, he would have been beyond reproach. He did far more. By introducing a mischievous and heretical doctrine [of Church-State relations], he put himself in place of the emperor… He claimed to be not only Bishop of bishops but King of kings. In a parody of the gospels, the devil took him up to a very high mountain and showed him all the kingdoms of the world, and Gregory VII exclaimed: These are all mine.

     “As that most objective of historians, Henry Charles Lea, wrote in The Inquisition in the Middle Ages: ‘To the realization of this ideal [of papal supremacy], he devoted his life with a fiery zeal and unshaken purpose that shrank from no obstacle, and to it he was ready to sacrifice not only the men who stood in his path but also the immutable principles of truth and justice.’

     “… The Bishop of Trier saw the danger. He charged Gregory with destroying the unity of the Church. The Bishop of Verdun said that the pope was mistaken in his unheard-of arrogance. Belief belongs to one’s church, the heart belongs to one’s country. The pope, he said, must not filch the heart’s allegiance. This was precisely what Gregory did. He wanted all; he left emperors and princes nothing. The papacy, as he fashioned it, by undermining patriotism, undermined the authority of secular rulers; they felt threatened by the Altar. At the Reformation, in England and elsewhere, rulers felt obliged to exclude Catholicism from their lands in order to feel secure…

     “The changes Gregory brought about were reflected in language. Before him, the pope’s traditional title was Vicar of St. Peter. After him, it was Vicar of Christ. Only ‘Vicar of Christ’ could justify his absolutist pretensions, which his successors inherited in reality not from Peter or from Jesus but from him.”[42]

     Canning writes: “The impact of Gregory VII’s pontificate was enormous: for the church nothing was to be the same again. From his active lifetime can be traced the settling of the church in its long-term direction as a body of power and coercion; the character of the papacy as a jurisdictional and governmental institution… There arises the intrusive thought, out of bounds for the historian: this was the moment of the great wrong direction taken by the papacy, one which was to outlast the Middle Ages and survive into our own day. From the time of Gregory can be dated the deliberate clericalisation of the church based on the notion that the clergy, being morally purer, were superior to the laity and constituted a church which was catholic, chaste and free. There was a deep connection between power and a celibacy which helped distinguish the clergy as a separate and superior caste, distanced in the most profound psychological sense from the family concerns of the laity beneath them. At the time of the reform papacy the church became stamped with characteristics which have remained those of the Roman Catholic church: it became papally centred, legalistic, coercive and clerical. The Roman church was, in Gregory’s words, the ‘mother and mistress’ (mater et magistra) of all churches.’”[43]

     Gregory’s position was based on a forged collection of canons and a false interpretation of two Gospel passages: Matthew 16.18-19 and John 21.15-17. According to the first passage, in Gregory’s interpretation, he was the successor of Peter, upon whom the Church had been founded, and had plenary power to bind and to loose. And according to the second, the flock of Peter over which he had jurisdiction included all Christians, not excluding emperors. As he wrote: “Perhaps [the supporters of the emperor] imagine that when God commended His Church to Peter three times, saying, ‘Feed My sheep’, He made an exception of kings? Why do they not consider, or rather confess with shame that when God gave Peter, as the ruler, the power of binding and loosing in heaven and on earth, he excepted no-one and withheld nothing from his power?”

     For “who could doubt that the priests of Christ are considered the fathers and masters of kings, princes and all the faithful?” This meant that he had power both to excommunicate and depose the emperor. Nor did the emperor’s anointing give him any authority in Gregory’s eyes. For “greater power is conceded to an exorcist, when he is made a spiritual emperor for expelling demons, than could be given to any layman for secular domination”. “Kings and princes of the earth, seduced by empty glory, prefer their interests to the things of the spirit, whereas pious pontiffs, despising vainglory, set the things of God above the things of the flesh.”[44] Indeed, “who would not know that kings and dukes took their origin from those who, ignorant of God, through pride, rapine, perfidy, murders and, finally, almost any kind of crime, at the instigation of the devil, the prince of this world, sought with blind desire and unbearable presumption to dominate their equals, namely other men?”[45]

     Hildebrand’s attitude to political power was almost Manichaean in its negative intensity. Manichaeism, a dualistic heresy that saw physical nature as evil, arose in Persia and had a most varied history after the execution of its founder, Mani, in 276. It spread west to the Roman Empire, where St. Augustine was a Manichaean before he became a Christian. Towards the end of the first millennium it reappeared as the sect of the Paulicians in Asia Minor, then as the Bogomils in Bulgaria and Bosnia, then as the Cathars in southern France. It survived in southern China until the 16^th century. Hildebrand’s attitude was Manichaean insofar as it saw the relationship between the Church and the State as a dualistic struggle between good and evil, light and darkness. Just as the Manichaeans (like all heresies of the Gnostic type) tried to free themselves from the flesh and physical nature as from something defiling in essence, so the Gregorians tried to free themselves from the state as from something evil in essence. For them there could be no really good king: kingship should be in the hands of the only good ones, the priests. Indeed, as de Rosa writes of a later Pope who faithfully followed Hildebrand’s teaching, “this was Manicheeism applied to relations between church and state. The church, spiritual, was good; the state, material, was essentially the work of the devil. This naked political absolutism undermined the authority of kings. Taken seriously, his theories would lead to anarchy”.[46]

     Of course, the idea that the priesthood was in essence higher than the kingship was not in itself heretical, and could find support in the Fathers. However, the Fathers always allowed that kings had supremacy of jurisdiction in their own sphere, for the power of secular rulers comes from God and is worthy of the honour that befits every God-established institution. Νndeed, just before the schism the Latin Peter Damian had written: “In the king Christ is truly recognised as reigning”.[47] What was new, shocking and completely unpatristic in Gregory’s words was his disrespect for the kingship, his refusal to allow it any dignity or holiness – still more, his proto-communist implication that rulers had no right to rule unless he gave them that right.

     The corollary of this was that the only rightful ruler was the Pope. For “if the holy apostolic see, through the princely power divinely conferred upon it, has jurisdiction over spiritual things, why not also over secular things?” Thus to the secular rulers of Spain Gregory wrote in 1077 that the kingdom of Spain belonged to St. Peter and the Roman Church “in rightful ownership”. And to the secular rulers of Sardinia he wrote in 1073 that the Roman Church exerted “a special and individual care” over them – which meant, as a later letter of 1080 demonstrated, that they would face armed invasion if they did not submit to the pope’s terms.

     Again, in 1075 he threatened King Philip of France with excommunication, having warned the French episcopate that if the king did not amend his ways he would place France under interdict, adding: “Do not doubt that we shall, with God’s help, make every possible effort to snatch the kingdom of France from his possession.”[48]

     But this would have remained just words, if Gregory had not had the ability to compel submission. He demonstrated this ability when wrote to one of King Philip’ vassals, Duke William of Aquitaine, and invited him to threaten the king. The king backed down…

     This power was demonstrated to a still greater extent in his famous dispute with Emperor Henry IV of Germany. It began with a quarrel between the pope and the emperor over who should succeed to the see of Milan.[49] Gregory expected Henry to back down as King Philip had done. But he did not, doubtless because the see of Milan was of great importance politically in that its lands and vassals gave it control of the Alpine passes and therefore of Henry’s access to his Italian domains. Instead, in January, 1076, he convened a Synod of Bishops at Worms which addressed Gregory as “brother Hildebrand”, demonstrated that his despotism had introduced mob rule into the Church, and refused all obedience to him: “Since, as thou didst publicly proclaim, none of us has been to thee a bishop, so henceforth thou shalt be Pope to none of us”.[50]

     Gregory retaliated in a revolutionary way. In a Synod in Rome he declared the emperor deposed. Addressing St. Peter, he said: “I withdraw the whole kingdom of the Germans and of Italy from Henry the King, son of Henry the Emperor. For he has risen up against thy Church with unheard of arrogance. And I absolve all Christians from the bond of the oath which they have made to him or shall make. And I forbid anyone to serve him as King.”[51]

     By absolving subjects of their allegiance to their king, Gregory “effectively,” as Robinson writes, “sanctioned rebellion against the royal power…”[52]

     And he followed this up by published the famously megalomaniac Dictatus Papae: "The Pope can be judged by no one; the Roman church has never erred and never will err till the end of time; the Roman Church was founded by Christ alone; the Pope alone can depose bishops and restore bishops; he alone can make new laws, set up new bishoprics, and divide old ones; he alone can translate bishops; he alone can call general councils and authorize canon law; he alone can revise his own judgements; he alone can use the imperial insignia; he can depose emperors; he can absolve subjects from their allegiance; all princes should kiss his feet; his legates, even though in inferior orders, have precedence over all bishops; an appeal to the papal court inhibits judgement by all inferior courts; a duly ordained Pope is undoubtedly made a saint by the merits of St. Peter."[53]

     Robinson continues: “The confusion of the spiritual and the secular in Gregory VII’s thinking is most marked in the terminology he used to describe the laymen whom he recruited to further his political aims. His letters are littered with the terms ‘the warfare of Christ’, ‘the service of St. Peter’, ‘the vassals of St. Peter’…, Military terminology is, of course, commonly found in patristic writings.. St. Paul had evoked the image of the soldier of Christ who waged an entirely spiritual war… In the letters of Gregory VII, the traditional metaphor shades into literal actuality… For Gregory, the ‘warfare of Christ’ and the ‘warfare of St. Peter’ came to mean, not the spiritual struggles of the faithful, nor the duties of the secular clergy, nor the ceaseless devotions of the monks; but rather the armed clashes of feudal knights on the battlefields of Christendom…”[54]

     This was power politics under the guise of anti-politics; but it worked. Although, at a Synod in Worms in 1076, some bishops supported Henry, saying that the Pope had “introduced worldliness into the Church”; “the bishops have been deprived of their divine authority”; “the Church of God is in danger of destruction” – still Henry began to lose support, and in 1077 he with his wife and child was forced to march across the Alps in deepest winter and do penance before Gregory, standing for three days almost naked in the snow outside the castle of Canossa. Gregory restored him to communion, but not to his kingship…

     Canossa became the enduring symbol of the papocaesarist heresy. Soon rebellion began to stir in Germany as Rudolf, Duke of Swabia, was elected anti-king. For a while Gregory hesitated. But then, in 1080, he deposed Henry, freed his subjects from their allegiance to him and declared that the kingship was conceded to Rudolf. However, Henry recovered, convened a Synod of bishops that declared Gregory deposed and then convened another Synod that elected an anti-pope, Wibert of Ravenna. In October, 1080, Rudolf died in battle. Then in 1083 Henry and Wibert marched on Rome. In 1084 Wibert was consecrated Pope Clement III and in turn crowned Henry as emperor. Gregory fled from Rome with his Norman allies and died in Salerno in 1085.[55]

     It looked as if Gregory had failed, but his ideas endured - as did the conflict between papacy and empire, which rumbled on for centuries. Both sides in the conflict adopted extreme positions, showing that the Orthodox understanding of the symphony of powers had been lost in the West.

     Thus Joseph Canning writes: “Consideration of the issues which the Investiture Contest raised concerning the relationship between temporal and spiritual power was not confined to Germany and Italy, but was evident in France from the 1090s and in England from the turn of the century. Indeed, the most radical treatment was contained in a tract produced in the Anglo-Norman lands. The writer, who was originally known to modern scholars as the Anonymous of York, but following the research of George H. Williams, is now commonly called the Norman Anonymous, produced in his work on the Continent, perhaps at Rouen in c. 1100. He expressed the traditional view that royal and sacerdotal powers were combined in Christ; but the author’s independence of mind was revealed in his development of his argument. He held that Christ was king by virtue of his divine nature and priest by that of his human, with the result that kingship was superior to priesthood within both Christ and his vicar, the king. Whereas, however, Christ was divine by nature, the king was God and Christ through grace, that is through unction: the king, therefore, had a dual personality – ‘in one by nature an individual man, in the other by grace a christus, that is a God-man’. The anointed king as the ‘figure and image of Christ and God (figura et imago Christi et Dei) reigned together with Christ. As a result, ‘It is clear that kings have the sacred power of ecclesiastical rule even over the priests of God themselves and dominion over them, so that they too may themselves rule holy church in piety and faith.’ The priesthood was subject to the king, as to Christ. The king could in consequence appoint and invest bishops. Behind the Anonymous’s statements lay the view that jurisdiction was superior to sacramental power, a notion common both to Gregorians and their royalist opponents. But he reversed the papalist position by denying governmental powers to the priesthood and reserving them solely to the king. He did not consider, incidentally, that the fact that bishops consecrated kings made them in any sense superior, because there were many examples of lesser powers elevating superior ones to office.

     “Of all the issues treated in the publicistic literature of the Investiture Contest the crux was clearly whether the pope in fact had the authority to free subjects from their oaths of allegiance and depose kings. The papacy was here on its most insecure ground and its claims most shocking, indeed no less than a sign of contradiction to the presuppositions of lay society. Fundamental questions concerning obedience to authority and the justifiability of rebellion were at issue. Both sides accepted that kingship was an office in the tradition of the ideas of Gregory I and thus limited by its function; but whereas the Henricians followed that pope in leaving an errant king solely to God’s judgement, the followers of Gregory VII interpreted the notion of royal office as justifying human action to remove a ruler who was perceived to have failed in his duties; they thereby contributed further to the desacralisation of kingship. Their main focus was on the pope’s role in this respect. Manegold of Lautenbach, however, went further by saying that a king (a name not of nature, but of office), who was unjust or tyrannical had broken the pact (pactum) with his people by which he had been constituted, and that as a result of his severing the bond of faith his people were already freedom from its oath of allegiance…”[56]

     It can easily be seen how ideas like these could develop into a full-blown theory of popular sovereignty, and even into the theory of the social contract. Indeed, in the Investiture Contest we see in embryo the whole tragedy of the further revolutionary development of Western civilization.[57]

The Crusades

     When Pope Gregory was lying on his death-bed, an exile in Salerno, he said: "I have loved righteousness and hated iniquity," he said; "therefore I die in exile." But a monk who waited on him replied: "In exile thou canst not be, for God hath given thee the heathen for thine inheritance, and the uttermost parts of the earth for thy possession (Psalm 2.8). The papist claim to lordship over the whole world, including the heathen, was demonstrated especially during the Crusades, which were the manifestation to the outside, Orthodox Christian and Muslim worlds, of the mystery of iniquity that was taking place within the Western world. The West – especially England, Germany and Italy – had already felt the mailed fist of the Pope. Now it was the turn of the North, the South and the East.

     First, the Pope’s vassals, the Normans, having conquered Sicily and Bari, invaded Greece; Emperor Alexis I only just succeeded in containing them with the help of English warrior-exiles.

     Then, in 1085, King Alfonso VI of Castile-Leon captured the Muslim city of Toledo for the Pope; within a few years, his champion, the famous El Cid, had entered Valencia.

     Most importantly, in 1095, at a synod in Clermont, Pope Urban II appealed to all Christians to free Jerusalem from the Saracens, and placed his own legate, a bishop, at the head of the Christian forces. Thus, as Roberts writes, “Urban II used the first crusade to become the diplomatic leader of Europe’s lay monarchs; they looked to Rome, not the empire.”[58]

     Urban saw the crusades as a “Christian” solution to problems thrown up by the new feudal, militaristic pattern of life in the West. He made it clear, writes Barbara Ehrenreich, “that a major purpose of the crusade was to deflect the knights’ predatory impulses away from Europe itself:

     “’Oh race of the Franks, we learn that in some of your provinces no one can venture on the road by day or by night without injury or attack by highwaymen, and no one is secure even at home.’

     “We know he is not talking about common, or lowborn, criminals because it emerges in the next sentence that the solution to this problem is a re-enactment of the ‘Truce of God’, meaning voluntary restraint on the part of the knights, whose energies are now to be directed outward towards the infidels:

     “’Let all hatred depart from among you, all quarrels end, all wars cease. Start upon the road to the Holy Sepulchre to wrest that land from the wicked race and subject it to yourselves.’

     “Militarily, the Crusades were largely a disaster for the Christians, but they did serve to cement the fusion of the cross and the sword. The church’s concept of the ‘just war’ had always been something of a grudging concession to reality. Here, though, was a war that was not only ‘just’ but necessary and holy in the eyes of God, Christendom’s first jihad. Those who participated in Europe’s internal wars were often required to do penance for the sin of killing; but participation in a crusade had the opposite effect, cleansing a man from prior sin and guaranteeing his admission to heaven. It was the Crusades, too, that led to the emergence of a new kind of warrior: the warrior-monk, pledged to lifelong chastity as well as to war. In the military monastic orders of the Knights Templar and the Knights Hospitalers, any lingering Christian hesitations about violence were dissolved. The way of the knight – or at least of the chaste and chivalrous knight – became every bit as holy as that of the cloistered monk.”[59]

     The first Crusade of 1098-99 was a watershed in relations between East and West. Although the proclaimed enemies of the Cross, the Muslims and Jews, were duly slaughtered en masse at the capture of Jerusalem, those who suffered most in the long-term were those who were supposed to be being liberated – the Orthodox Christians of the Orient. Latin kingdoms with Latin patriarchs were established over Orthodox populations in Jerusalem, Antioch, Cyprus and, most bloodily and shockingly, in Constantinople itself during the Fourth Crusade of 1204. In general, the thirteenth century represented a nadir for Orthodoxy and the zenith of Papism.

     The Pope also encouraged crusades against the pagan Slavs and Balts of the Baltic Sea coast. As in the Mediterranean, these campaigns were marked by extreme militarism, an eye for commercial exploitation and anti-Orthodoxy. Thus Albert, Margrave of Brandenburg is described as having colonised the lands of the Slavic Wends in the mid-twelfth century as follows: “Because God gave plentiful aid and victory to our leader and the other princes, the Slavs have been everywhere crushed and driven out. A people strong and without number have come from the bounds of the ocean and taken possession of the territories of the Slavs. They have built cities and churches and have grown in riches beyond all estimation.”[60]

     Again, Bernard of Clairvaux said about the Wendish crusade of 1147: “We expressly forbid that for any reason whatsoever they should make a truce with those peoples, whether for money or for tribute, until such time as, with God’s help, either their religion or their nation be destroyed.”[61] Both the religion and the nation were destroyed… For, as Bernard stressed in his In Praise of the New Knighthood, “the knight of Christ need fear no sin in killing the foe, he is a minister of God for the punishment of the wicked. In the death of a pagan a Christian is glorified, because Christ is glorified.”[62]

     Even the Orthodox Russians were considered to be in need of this militaristic kind of conversion. Thus Bishop Matthew of Crakow wrote to Bernard in 1150, asking him to “exterminate the godless rites and customs of the Ruthenians [Russians]”.[63]

     A vivid witness to the destructiveness and anti-Orthodoxy of these Crusaders in the Baltic is provided by the city of Vineta on the Oder, whose under-sea remains are now being excavated by German archaeologists. Tony Paterson writes: “Medieval chroniclers such as Adam of Bremen, a German monk, referred to Vineta as ‘the biggest city in all of Europe’. He wrote: ‘It is filled with the wares of all the peoples of the north. Nothing desirable or rare is missing.’ He remarked that the city’s inhabitants, including Saxons, Slavs and ‘Greeks and Barbarians’ were so wealthy that its church bells were made of silver and mothers wiped their babies’ bottoms with bread rolls.… A century later, another German chronicler, Helmold von Bosau, referred to Vineta, but this time in the past tense. He said it had been destroyed: ‘A Danish king with a very big fleet of ships is said to have attacked and completely destroyed this most wealthy place. The remains are still there,’ he wrote in 1170.….Vineta was most likely inhabited by resident Slavs and Saxons as well as ‘Greeks and Barbarian’ merchants from Byzantium who plied a trade between the Baltic and the Black Sea via the rivers of western Russia. Dr. Goldmann said that the majority of Vineta’s estimated 20,000 to 30,000 population were probably Greek Orthodox Christians…’After the great schism of 1054, the Orthodox believers were regarded as threat by the Catholics in the Holy Roman Empire. Vineta was almost certainly a victim of a campaign to crush the Orthodox faith,’ he said. Its demise is therefore likely to have occurred when the chronicler von Bosau said it did: towards the end of the 12^th century when the Crusaders launched a never fully explained campaign in northern Europe…”[64]

     The crusades were rightly called “the Roman war” because they were waged by the Pope of Rome. Although the actual fighting was undertaken by emperors and kings, who sometimes displayed megalomaniac tendencies on a par with the Pope’s – as when Emperor Frederick Barbarossa once wrote to Saladin claiming, like the most powerful Roman emperors, to have dominion over the whole of the Middle East and Africa as far as Ethiopia![65], - it was the Popes who propelled the crusaders eastward; and they frequently excommunicated rulers who were tardy in fulfilling their vows to take up the cross. Thus the crusades completed the transformation of the papacy from a spiritual power into a worldly, political and military one.

The Apotheosis of Papism: Innocent III

     The climax of the Crusades was undoubtedly the Fourth Crusade of 1204, as a result of which Constantinople was sacked in a frenzy of barbarism, and a Latin emperor and patriarch were placed on the throne of Hagia Sophia. The pope at the time was Innocent III, probably the most powerful and imperialist pope in history. His imperialist claims had been obvious as early as his enthronement: “Take this tiara,” intoned the Archdeacon, “and know that thou art Father of princes and kings, ruler of the world, the vicar on earth of our Saviour Jesus Christ, whose honour and glory shall endure through all eternity.”[66]

     Nor did Innocent in private soften the force of these publicly proclaimed claims. For “we are the successor of the Prince of the Apostles,” he said, “but we are not his vicar, nor the vicar of any man or Apostle, but the vicar of Jesus Christ Himself before whom every knee shall bow.”[67] But was it before Christ or the Pope that the Scripture said every knee shall bow? It made little difference to the papists. For by now the Pope had taken the place of Christ in the Roman Church.

     Innocent invented an original doctrine, the “by reason of sin” (ratione peccati) theory, which enabled him to interfere in secular affairs, and make judgements in disputes between secular rulers where he judged sin to be involved. Whether or not sin was involved was in a given case was up to the Pope to decide; he was the expert on sin, though he was not yet acknowledged to be sinless himself. And since, as is generally acknowledged, sin is everywhere, Innocent intervened vigorously in every part of Christendom. In accordance with this teaching, Innocent intervened vigorously in the election of the German Holy Roman Emperors. Thus he chose Otto IV because he promised to do whatever he ordered him. So Otto was crowned “king of the Romans, elect by the grace of God and of the Pope”. But within a year he had excommunicated him…

     Innocent was no less high-handed in his relations with the other monarchs of the West. Thus when King John of England disagreed with him over who should be archbishop of Canterbury, the pope, determined to break the king’s resistance, placed the whole kingdom under interdict for six years. He excommunicated John, deposed him from the throne and suggested to King Philip Augustus of France that he invade and conquer England!!! John appealed to papal mediation to save him from Philip. He received it, but at a price – full restitution of church funds and lands, perpetual infeudation of England and Ireland[68] to the papacy, and the payment of an annual rent of a thousand marks. Only when all the money had been paid was the interdict lifted “and,” as De Rosa puts it acidly: “by kind permission of Pope Innocent III, Christ was able to enter England again”.[69]

     This enraged King Philip, however; for he was now ordered to abandon his preparations for war, in that he was not allowed to invade what was now, not English, but papal soil. Moreover, the abject surrender of John to the Pope, and the oath of fealty he made to him, aroused the fears of the English barons, whose demands led to the famous Magna Carta of 1215, which is commonly regarded as the beginning of modern western democracy. Thus the despotism of the Pope elicited the beginnings of parliamentary democracy….

     Now Magna Carta was a limitation of royal, not papal power. Nevertheless, it affected the papacy, too, first because the kingdom of England was supposed to be a papal fief, but more importantly because it set a dangerous, revolutionary precedent which might be used against the Pope himself. And so Pope Innocent III “from the plenitude of his unlimited power” condemned the charter as “contrary to moral law”, “null and void of all validity for ever”, absolved the king from having to observe it and excommunicated “anyone who should continue to maintain such treasonable and iniquitous pretensions”.

     But Archbishop Stephen Langton of Canterbury, reversing the fanatically papist position of his predecessor, Thomas Beckett, only 50 years earlier, refused to publish this sentence. And the reason he gave was very significant: “Natural law is binding on popes and princes and bishops alike: there is no escape from it. It is beyond the reach of the pope himself.”[70] We shall return to this concept of natural law, which presented a challenge to the papacy’s claims of the greatest significance…

     Innocent also intervened in France, when in 1209 he gave an expedition against the Cathar (Albigensian) heretics the legal status of a crusade. At Muret in 1213 the Catholic crusaders from northern France overcame the heretic Cathars of southern France and a terrible inquisition and bloodletting followed. They were accompanied and assisted by “Saint” Dominic, the real founder of the Inquisition. Indeed, according to Ehrenreich, “the crusades against the European heretics represented the ultimate fusion of church and military… In return for an offer of indulgences, northern French knights ‘flayed Provence [home of the Cathars], hanging, beheading, and burning ‘with unspeakable joy.’ When the city of Bιziers was taken and the papal legate was asked how to distinguish between the Cathars and the regular Catholics, he gave the famous reply: 'Kill them all; God will know which are His…’”[71]

     This slaughter was legalised at the Fourth Lateran Council of 1215, which declared it right and obligatory to kill heretics: “If a temporal Lord neglects to fulfil the demand of the Church that he shall purge his land of this contamination of heresy, he shall be excommunicated by the metropolitan and other bishops of the province. If he fails to make amends within a year, it shall be reported to the Supreme Pontiff, who shall pronounce his vassals absolved from fealty to him and offer his land to Catholics. The latter shall exterminate the heretics, possess the land without dispute and preserve it in the true faith… Catholics who assume the cross and devote themselves to the extermination of heretics shall enjoy the same indulgence and privilege as those who go to the Holy Land…”[72]

     The theological justification for the extermination of heretics was provided some years later by Thomas Aquinas: “There is a sin, whereby they deserve not only to be separated from the Church by excommunication, but also to be shut off from the world by death. For it is a much more serious matter to corrupt faith through which comes the soul’s life, than to forge money, through which temporal life is supported. Hence if forgers of money or other malefactors are straightway justly put to death by secular princes, with much more justice can heretics, immediately upon conviction, be not only excommunicated but also put to death.”[73]

     The Inquisition was officially founded by the Pope in 1233. The Dominicans were entrusted with the task of eradicating heresy, calling in the secular authorities if necessary.[74] Only one verdict was possible: guilty. For according to the Libro Negro of the inquisitors, “if, notwithstanding all the means [of torture] employed, the unfortunate wretch still denies his guilt, he is to be considered as a victim of the devil: and, as such, deserves no compassion…: he is a son of perdition. Let him perish among the damned.”[75]

     The Inquisition became especially notorious in Spain, where, as “Llorente, Secretary to the Inquisition in Madrid from 1790 to 1792, estimated in his History of the Inquisition… up to his time thirty thousand had been put to death…. During the reign of Philip II, Bloody Mary’s Spanish husband, it is reckoned that the victims of the Inquisition exceeded by many thousands all the Christians who had suffered under the Roman emperors.”[76]

     And yet Orthodox Spain before the schism in the eleventh century had already, according to Guizot, replaced “the oath of compurgatores, or the judicial combat” by “the proof by witnesses, and a rational investigation of the matter in question, such as might be expected in a civilised society.”[77]

     Truly, as de Rosa writes, “the Inquisition was not only evil compared with the twentieth century, it was evil compared with the tenth and eleventh century when torture was outlawed and men and women were guaranteed a fair trial. It was evil compared with the age of Diocletian, for no one was then tortured and killed in the name of Jesus crucified.”[78]

     The Fourth Lateran council, which assembled bishops and representatives of every power in Europe and the Mediterranean basin, represents the highwater mark of the papal despotism. For in it every decree of the Pope was passed without the slightest demurring or debate in accordance with Innocent’s word: “Every cleric must obey the Pope, even if he commands what is evil; for no one may judge the Pope…”[79]

     Five centuries later, the Roman Church was still preaching the same doctrine. Thus Cardinal Bellarmine, in his book De Romano Pontifice, wrote: “The Pope is the supreme judge in deciding questions of faith and morals…. If the Pope were to err by imposing sins and forbidding virtues, the Church would still have to consider sins as good and virtues as vices, or else she would sin against conscience.”[80]

     Thus did the Roman Church consciously and completely openly declare that truth is not truth, or goodness goodness – if the Pope so decrees. Later, during the Reformation, the Pope would be replaced by every individual believer as the ultimate arbiter of truth and goodness – in spite of the fact every individual believer may have a different opinion. Thus both Catholics and Protestants denied the only “pillar and ground of the truth”, which is “the Church of the living God” (I Timothy 3.15) – the Orthodox Church.

            July 12/25, 2013.

_______________________

[1] Thus the Monk Nicetas Stethatos, of the Studite monastery in Constantinople, wrote to the Latins: “Those who still participate in the feast of unleavened bread are under the shadow of the law and consume the feast of the Jews, not the spiritual and living food of God… How can you enter into communion with Christ, the living God, while eating the dead unleavened dough of the shadow of the law and not the yeast of the new covenant…?” (in Jean Comby, How to Read Church History, London: SCM Press, 1985, vol. 1, p. 132).

[2] Mgr. Oliveri, The Representatives, Apostolic Legation of London, 1980.

[3] St. Gregory the Great, Epistle 33. As Fr. Michael Azkoul writes: “In a letter to St. John the Faster, Patriarch of Constantinople, Gregory advised him not to assume the title ‘universal bishop’. Although it had been given to his predecessors by the Council of Chalcedon, neither he nor any Pope before him ‘seized upon the ill-advised title’, lest ‘by virtue of the pontifical rank, he took to himself the glory of singularity which denies the office of bishop to all their brethren’ (Epistle 18, bk. V, P.L. 77 740C).

     “St. Gregory wrote the same to Patriarchs Eulogius of Alexandria and Anastasius of Antioch. ‘Not one of my predecessors ever consented to the use of this profane title, for, to be sure, if one Patriarch is called ‘universal’, the name of Patriarch is denied to the others’ (Epistle 43, bk. V, 771C). No one, no council, may act ‘contrary to the statutes and canons of the Fathers committed to us’ (Epistle 7, bk. IV, 674A)…. Gregory perceived the claim of the Patriarchs to have been pretentious. He considered the appellation to be a ‘blasphemy’ (Epistle 20 ad Emp. Maur., bk. V, 746AC).” (Once Delivered to the Saints, Seattle: St. Nectarios Press, 2000, pp. 189-190).

[4] Translated by Henry Bettenson, Documents of the Christian Church, London, 1963, p. 52.

[5] Charles Davis,  “The Middle Ages”,  in Richard Jenkyns  (ed.), The Legacy of Rome, Oxford University Press, 1992, p. 86.

[6] Chamberlin, “The Ideal of Unity”, op. cit., p. 62.

[7] Aristides Papadakis, The Orthodox East and the Rise of the Papacy, Crestwood, NY: St. Vladimir’s Seminary Press, 1994, p. 28. However, Papadakis dates this transformation to 962 rather than 1002, on the grounds that “during the century following the revival of the empire [in 962], twenty-one popes from a total of twenty-five were virtually hand-picked by the German crown” (p. 29).

[8] Patric Ranson and Laurent Motte, introduction to Cyriaque Lampryllos, La Mystification Fatale (The Fatal Mystification), Lausanne, 1987, p. 14 (in French).

[9] Lampryllos, op. cit., pp. 65-66.

[10] Runciman, The Eastern Schism, Oxford, 1955, p. 161.

[11] The founder of the movement, Abbot Odo of Cluny, had even been appointed archimandrite of Rome by Alberic with authority to reform all the monastic houses in the district (Peter Llewellyn, Rome in the Dark Ages, London: Constable, 1996, p. 309).

[12] Comby, op. cit., pp. 140-141.

[13] Papadakis, op. cit., pp. 34, 36-37. Peter de Rosa (Vicars of Christ, London: Bantam Press, 1988, p. 420) agrees with this estimate: “The chief reason for maintaining the discipline [of clerical celibacy] was the one dearest to the heart of Gregory VII: a celibate priest owed total allegiance not to wife and children but to the institution. He was a creature of the institution. The Roman system was absolutist and hierarchical. For such a system to work, it needed operatives completely at the beck and call of superiors. The conservatives at Trent [the papist council of 1545] were quite frank about this. They actually said that without celibacy the pope be nothing more than the Bishop of Rome. In brief, the papal system would collapse without the unqualified allegiance of the clergy. Celibacy, on Trent’s own admission, was not and never was primarily a matter of chastity, but of control…”

[14] Ranson and Motte, op. cit., p. 14.

[15] Lebedev, “Vek odinnadtsatij – Okonchatelnoe razdelenie Tserkvej (1053-1054gg.)” (“The 11^th Century – the Final Division of the Churches”), http://portal-credo.ru/site/index.php?act=lib&id=378, pp. 23 (in Russian).

[16] Dagron, Empereur et Prκtre (Emperor and Priest), Ιditions Gallimard, 1996, p. 247 (in French).

[17] Lebedev, op. cit., pp. 3-5.

[18] Lebedev, op. cit., p. 7.

[19] Humbert displayed his ignorance by writing: “May Michael the neophyte…and all those who follow him… fall under the anathema, Maranatha…” As Comby points out (op. cit., p. 133), “he did not know that Maranatha means ‘Come, Lord’, and is not a condemnation”!

[20] The Lives of the Pillars of Orthodoxy, Buena Vista, CO: Holy Apostles Convent, 1990, p. 155.

[21] Many have doubted that it was the real cut-off point - it has, for example, been pointed out that a Byzantine council of 1089 acted as if the schism of 1054 had not taken place (Papadakis, op. cit., pp. 76-77). But the balance of evidence remains in favour of it. Сf. А.Barmin, “Sovremennaia istoriografia o datirovke tserkovnoj skhizmy mezhdu Zapadom i Vostokom khristianskoj ekumeny” (“Contemporary Historiography on the Dating of the Church Schism between the West and the East of the Christian Oikumene”), in D.E. Afinogenov, A.V. Muraviev, Traditsii i nasledie Khristianskogo Vostoka (The Traditions and Heritage of the Christian East), Moscow: “Indrik”, 1996, pp. 117-126; V. Moss, Krushenie Pravoslavnoj Anglii (The Fall of Orthodox England), Tver, 1998; “Kogda upal Zapad ot Pravoslavia?” (“When did the West fall away from Orthodoxy?”, Pravoslavnaia Tver’ (Orthodox Tver), №№ 10-11 (47-48), October-November, 1997, pp. 4-5 (in Russian).

[22] Canning, A History of Western Political Thought, 300-1450, London and New York: Routledge, 1996, pp. 86-87.

[23] Quoted in David C. Douglas, The Norman Achievement, 1050-1100, London: Eyre & Spottiswoode, 1969, p. 132.

[24] Douglas, op. cit., p. 155.

[25] Douglas, William the Conqueror, London: Eyre & Spottiswoode, 1964, p. 121.

[26] Jean-Paul Allard, “Byzance et le Saint Empire: Theopano, Otton III, Benzon d’Albe” (“Byzantium and the Holy Empire: Theophano, Otto II and Benzon of Alba”), in Germain Ivanov-Trinadtsaty, Regards sur l’Σrthodoxie (Points of View on Orthodoxy), Lausanne: L’Age d’Homme, 1997, p. 55 (in French).

[27] The nearest parallels to Nicholas’ action are the following: (i) as early as 633 the Fourth Council of Toledo had condemned the Visigothic King Suinthila as unjust and faithless, and declared that he had already deprived himself of the kingship. However, the king had already been removed by a Frankish army, and the nobles had already elected a new king, Sisenand, before the convening of this Council, so it was not the clergy who deposed the king in this case. Moreover, the bishops then proceeded to condemn rebellions against kings with an extraordinarily powerful anathema! The Fathers of the Council, led by St. Isidore of Seville, “begged that there should be no usurpations in Spain, no attempts to stir up rebellion, no plots against the lives of the monarchs. In future, when a king died, his successor must be appointed by the magnates of the whole kingdom sitting along with the bishops in a common council. Three times the bishops repeated their awful anathema against anyone who should conspire to break his oath of allegiance, or make an attempt on the king’s life, or try to usurp the throne. Three times the anathema was read out to the concourse with profound solemnity, and three times the notaries copied it into the minutes. All the clergy and laymen present shouted out their agreement. Then the bishops called upon Sisenand and his successors for ever to rule moderately and mildly, with justice and piety, over the peoples entrusted to them by God. Any successor of Sisenand’s who ruled harshly or oppressively would be anathema. After this impressive scene the bishops condemned and sentenced Suinthila and his family…” (E.A. Thompson, The Goths in Spain, Oxford: Clarendon Press, 1969, pp. 174, 175).

     (ii) Again, in 750, when the last Merovingian king, Childeric, had been deposed, and the first Carolingian, Pippin, enthroned in his place, it was not Pope Zachariah who deposed Childeric: he only confirmed and blessed the change of dynasty, declaring that “it would be better for him to be called king who had the power of one, than him who remained without royal power”, and then “commanded by apostolic authority that Pippin be made king lest order be disturbed”.

     (iii) Again, it was the chief men of the Carolingian empire who, in 833, removed their support from Louis the Pious. The bishops only confirmed the decision later by “declaring formally the divine judgement that he had been shown to be unfit to govern, and by then degrading him from his rank as ruler and imposing a penance on him.” (Canning, op. cit., p. 51)

[28] Douglas, William the Conqueror, op. cit., p. 187.

[29] F. McLynn, 1066: The Year of the Three Battles, London: Jonathan Cape, 1998,  pp. 182-183.

[30] Anonymous, Vita Aedwardi Regis (The Life of Edward the King), edited by Frank Barlow, Nelson’s Medieval Texts, 1962.

[31] Simon Schama writes: “Between them, William and Lanfranc had managed to convert a personal and dynastic feud into a holy war” (A History of Britain 1, London: BBC Worldwide, 2003, p. 84).

[32] Howarth, 1066: The Year of the Conquest, Milton Keynes: Robin Clark, 1977, p. 164.

[33] Fr. Andrew Phillips, Orthodox Christianity and the Old English Church, English Orthodox Trust, 1996, p. 27.

[34] Moss, Krushenie Pravoslavnoj Anglii (The Fall of Orthodox England), op. cit.

[35] Douglas, Willian the Conqueror, op. cit., pp. 6-7.

[36] Hudson, “The Norman Conquest”, BBC History Magazine, vol. 4, № 1, January, 2003, p. 23.

[37] R.H.C. Davis,  A History of Medieval Europe, Harlow: Longman, pp. 284, 285.

[38] Quoted in Robinson, op. cit., p. 177.

[39] Edmer, Istoria Novorum in Anglia (A History of the New Things in England); translated by Geoffrey Bosanquet, London: Cresset Press.

[40] Quoted in Douglas & Greenway, English Historical Documents, Eyre & Spottiswoode, p. 647.

[41] David Allen Rivera, Final Warning, chapter 10. http://www.viewfromthewall.com/.

[42] De Rosa, op. cit., pp. 65, 66.

[43] Canning, op. cit., pp. 96, 97.

[44] Quoted in Azkoul, op. cit., p. 193, from Berman, Law and Revolution, p. 110.

[45] Quoted in Canning, op. cit., pp. 91-93.

[46] De Rosa, op. cit., p. 69.

[47] Peter Damian, Letter 8, 2, P.L. 144 436.

[48] I.S. Robinson, “Gregory VII and the Soldiers of Christ”, History, vol. 58, № 193, June, 1973, pp. 174-175.

[49] This was the see, significantly, whose most famous bishop, St. Ambrose, had excommunicated (but not deposed) an emperor, but had also declared that Rome had only “a primacy of confession, not of honour” (Liber de incarnationis Dominicae Sacramento (Book on the Mystery of the Incarnation of the Lord), 4, 32).

[50] Henry Bettenson and Chris Maunder, Documents of the Christian Church, Oxford University Press, third edition, 1999, p. 113.

[51] Bettenson and Maunder, op. cit., p. 114.

[52] Robinson, op. cit., p. 175.

[53] R.W. Southern, Western Society and the Church in the Middle Ages, London: Penguin, 1970, p. 102.

[54] Robinson, op. cit., pp. 177, 178.

[55] Canning, op. cit., pp. 90, 91. .

[56] Canning, op. cit., pp. 104-105.

[57] As the Russian poet F.I. Tiutchev wrote in 1849: “The revolution, which is nothing other than the apotheosis of that same human I having attained its fullest flowering, was not slow to recognise as its own, and to welcome as two of its glorious ancestors – both Gregory VII and Luther. Kinship of blood began to speak in it, and it accepted the one, in spite of his Christian beliefs, and almost deified the other, although he was a pope.

     “But if the evident similarity uniting the three members of this row constitutes the basis of the historical life of the West, the starting-point of this link must necessarily be recognised to be precisely that profound distortion to which the Christian principle was subjected by the order imposed on it by Rome. In the course of the centuries the Western Church, under the shadow of Rome, almost completely lost the appearance of the originating principle pointed out by her. She ceased to be, amidst the great society of men, the society of believers, freely united in spirit and truth under the law of Christ; she was turned into a political institution, a political force, a state within the state. It would be true to say that throughout the whole course of the Middle Ages, the Church in the West was nothing other than a Roman colony planted in a conquered land…” (Tiutchev, “Papstvo i Rimskij Vopros” (“The Papacy and the Roman Question”), in Politicheskie Stat’i (Political Articles), Paris: YMCA Press, 1976, pp. 57-58 (in Russian)).

[58] Roberts, op. cit., p. 395.

[59] Ehrenreich, Blood Rites, London: Virago Press, 1998, pp. 171-172.

[60] Helmold of Bosau, in Richard Fletcher, The Conversion of Europe, London: HarperCollins, 1997, p. 484.

[61] Bernard, in Fletcher, op. cit., pp. 487-488.

[62] Papadakis, op. cit., p. 65. Bernard preached the necessity of the second crusade, in which he expressed “bloodthirsty anti-Greek fulminations”, in Runciman’s phrase (op. cit., p. 100).

[63] Wil van den Bercken, Holy Russia and Christian Europe, London: SCM Press, 1999, p. 125.

[64] Paterson, “Sonar ship homes in on Atlantis of North”, Sunday Telegraph (London), September 26, 1999, p. 39.

[65]  R.H.C. Davis, op. cit., p. 309.

[66] De Rosa, op. cit., p. 67.

[67] De Rosa, op. cit., p. 68.

[68] In 1152 the English Pope Adrian IV by his bull Laudabiliter had reminded the English King Henry II that Ireland, like all islands, belonged to St. Peter and the Roman Church in accordance with the Donation of Constantine. He therefore blessed Henry to invade Ireland in order to extend the boundaries of the Church, extirpate vice and instil virtue. As John of Salisbury wrote in his Metalogicus of 1156 of Adrian: “At my solicitation he granted Ireland to Henry II, the illustrious King of England, to hold by hereditary right, as his letter to this day testifies. For all Ireland of ancient right, according to the Donation of Constantine, was said to belong to the Roman Church which he founded.  Henry duly obliged in 1172 by invading Ireland. See Michael Richter, “The First Century of Anglo-Irish Relations”, History, 59, № 196, June, 1974, pp. 195-210.

[69] De Rosa, op. cit., p. 71.

[70] De Rosa, op. cit., p. 72.

[71] Ehrenreich, op. cit., p. 172.

[72] Bettenson and Maunder, op. cit., p. 147. Compare this ferocity with the words of the Orthodox Bishop Wason of Liθge written to the Bishop of Chβlons in about 1045: “We have not received power to cut off from this life by the secular sword those whom our Creator and Redeemer wills to live so that they may extricate themselves from the snares of the devil… Those who today are our adversaries in the way of the Lord can, by the grace of God, become our betters in the heavenly country… We who are called bishops did not receive unction from the Lord to give death but to bring life” (in Comby, op. cit., p. 167).

[73] Aquinas, Summa Theologica, ii. Q. xi; in Bettenson & Maunder, op. cit., pp. 147-148.

[74] Michael Baigent and Richard Leigh, The Inquisition, London: Penguin, 1999, pp. 20-21.

[75] De Rosa, op. cit., p. 164.

[76] De Rosa, op. cit., p. 171.

[77] Franηois Guizot, The History of Civilization in Europe, London: Penguin Books, 1997, p. 60.

[78] De Rosa, op. cit., p. 177.

[79] De Rosa, op. cit., p. 73.

[80] De Rosa, op. cit., p. 52.

* * * 

ГУБИТЕЛЬНОЕ ВЛИЯНИЕ НИКОНИАНСТВА

Иван Александров

Каждая новая статья известного режиссера и русского мыслителя В.Виноградова вызывает большой интерес у национально-мыслящих людей. Такова и его статья «Разорение», опубликованная в №2972 газеты «Наша Страна» от 21 сентября сего года.

Меня, собственно говоря, привлекло в этой статье не только ее содержание, хотя оно, как всегда у В.Виноградова, глубокое и требующее предельной честности от самого читателя. Что меня приятно удивило, это что статья «Раззорение» нашла свое место в издании, которое известно преданностью идее монархизма, исключительно верным отношением к истории Российской Империи и синодального периода жизни Русской церкви.

На этот раз «Наша Страна» поместила раздумья автора, которые выходят далеко за пределы рецензии на монументальную киноленту Н.Досталя «Раскол». Не ошибусь, наверное, сказав, что со времен А.Солженицына читающая русская публика не имела такого чистого и ясного голоса в защиту подлинной Святой Руси. В.Виноградов снова порадовал нас своим нетривиальным и искренним взглядом на нашу историю, на нашу духовную жизнь, на русскую душу.

Воистину трагедия русского народа XX века была заложена за 250 лет до революции, перевернувшей весь уклад жизни, как бытовой, так и духовный, и в конце концов уничтожившей саму нацию. Это были реформы патриарха Никона, которые обратились не на пользу Православию, а во вред всему православному народу – на сотни лет был заложен непреодолимый раскол между официальным, или государственно узаконенным православием и верой, которую называли и старой, и старо-обрядческой, и древле-православной, и раскольной, и семейской, и богомольской, и скрытной, и двуперстной...

Выиграла ли государственно узаконенная, официальная церковь от этого раскола? Да, был блестящий период развития церковной жизни в синодальный период – параллельно с императорским самодержавием, давшим «золотой век» России. Была мощь растущего государства, роскошь двора, развитие науки, искусств и литературы. Было нарастающее благосостояние, постепенное изменение экономического уклада в лучшую сторону. Был отказ от крепостничества, были судебные реформы, было всестороннее развитие в торговле, промышленности, образовании, технике и технологиях. Были церкви, монастыри, семинарии, духовные академии. Было обильное книгоиздательство, в том числе духовной литературы.

Однако, все это было внешним. В то же время, как пишет В.Виноградов, реформы Никона оказались «на самом деле меняющими всю суть православной веры». Смена вероисповедальной сути привела, в конце концов, к смене национальной психологии, к перерождению народа, к подлинной погибели Русской Земли.

Несмотря на то, что сам я по своим убеждениям монархист, не могу отказать автору в прозорливости и верности оценки событий: гордыня, поразившая духовных пастырей и светских лидеров, начавших возводить Москву-III Рим и подчинивших жизни сотен миллионов православных внешнему возвеличению, оказалась той самой «диавольской хитростью никонианского соблазна», которая принесла в недалеком историческом прошлом нашу погибель.

Мы, никониане по рождению, так или иначе чувствовали некоторый перекос, своего рода искажение евангельских основ, преобладание силы там, где должно было следовать Духу. Мы чувствуем это и сейчас, с ужасом наблюдая за полным духовным разором в России, в который впала МП РПЦ, а с нею и основная часть РПЦЗ при митрополите Лавре (Шкурла) и его преемнике митрополите Илларионе (Капрал) в результате так называемого «объединения церквей» в 2007 году и позже.

Надо отметить, что ранее монархисты-зарубежники, вкусившие горьких плодов жизни вне родины, уже во втором поколении стали переоценивать принципы духовного и церковного устройства. Совершенно точно В.Виноградов увидел в этом роль Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого), несомненно, убежденного никонианина в первый период своей жизни, в старой России, но пересмотревшего свое мировоззрение в эмиграции.

Если на Первом Всезарубежном соборе РПЦЗ в 1921 году монархисты, можно сказать, в горячке после поражения в Гражданской войне, еще отстаивали старые, дореволюционные синодальные основы церковной жизни и пытались найти замену Государя в ком-либо из семьи Романовых, то ко Второму Всезарубежному собору эта тенденция подверглась изменениям. Русским эмигрантам пришлось учиться заново церковному строительству – вне опеки государства, а нередко и в условиях скрытой негативной конфронтации или, в лучшем случае, общественного безразличия.

Опыт РПЦЗ имеет тот бесценный характер, что это удавшаяся и успешная работа по вне-государственному церковному становлению. Наверное, приоритет в этом нужно отдать преемнику Митрополита Антония – Митрополиту Анастасию (Грибановскому), который принял бразды правления церковным кораблем в 1936 году. Умело, хотя и не без потерь, он провел сей корабль через Вторую Мировую войну, обеспечил подлинный расцвет РПЦЗ в 50-60 годах прошлого столетия.

Налет цезаро-папизма, остававшийся в русской общине, окончательно выветрился при Св.Филарете (Вознесенском). Время правления Митрополита Филарета уже вошло в анналы церковной истории как годы церковной мудрости и дальновидности наших духовных пастырей. Они, кстати сказать, сделали беспрецедентную попытку уврачевать рану никонианского раскола – Синод РПЦЗ снял вся прещения с наших единоверцев. Они, и прежде всего Св.Филарет и Епископ Григорий (Граббе), также сразу оценили опасность экуменизма для Православия, как и увидели, что в русской церковной среде экуменизм – это продолжение сергианства, а последний – доведенный до самой крайней степени сервилизм. Сервилизм, дошедший до богоотвергающей ереси и антицерковного перерождения.

После кончины Св.Филарета в 1986 году, как мы знаем, прошел церковный переворот, и руководство РПЦЗ при Митрополите Виталии (Устинове) вернулось к принципам синодального правления, презрев достижения церкви за прошлые 65 лет. Результат сказался в самом начале нынешнего столетия, когда – вне внушения Духа Святого – но по инструкциям из Москвы было произведено отстранение Митр.Виталия от руководства РПЦЗ. Церковный корабль был насильственно повернут на смертоносные рифы. Вновь внешнее, обряд, красоты построек и пения, золото убранства и роскошь облачений, а главное, личный материальный интерес архиереев и священников РПЦЗ пересилили внутреннее, дух.

Если же рассматривать этот процесс в исторической перспективе, то нельзя не признать, что современная эпоха апостасии была заложена даже раньше, в дониконской Руси. Это тяжелое противостояние конца XV века и начала XVI века иосифлян во главе с Иосифом Волоцким и заволжских старцев, или по-другому «нестяжателей», во главе с Нилом Сорским. Размах преследований староверов, начавшийся с Никона, конечно, поражает воображение современного православного человека. Однако начало этому было заложено еще тогда, когда по требованию Иосифа Волоцкого, сторонника сильной церкви и подчинения духовной жизни интересам государства, всех несогласных стали называть еретиками, каковых требовалось «не токмо осуждати, но и проклинати и казнем лютым предавати». Тогда, в начале XVI века состоялись на Руси первые казни через сожжение христиан христианами же.

К таким грустным мыслям, собственно, приходишь, размышляя над статьей В.Виноградова. С другой стороны, только поняв причину болезни и формы ее протекания, врач сможет найти правильное лечение и верные средства. А зная, что нестяжательство, отказ от богатства было краеугольным камнем в учении самого Господа Иисуса Христа, мы понимаем также, в каком направлении сегодня должно идти возрождение Зарубежной Церкви.

                Вашингтон, Округ Колумбия.

             НОВАЯ КНИГА

Обществом Ревнителей Памяти Св. Царя-Мученика Николая II и Святителя Филарета Нью-Йоркского выпущен сборник статей об обольшевичившейся семье Гогенцоллернов-Романовых, ставшей известными под именем Кирилловичей.  Статьи в сборнике сообщают читателям, что эта семья не имеет права претендовать на имя Романовых, ни тем более на Престолъ Русских Царей, так как в течение почти 200 лет они безстыдно попирали Церковные, Гражданские и нравственные законы. Эти печальные семейные традиции продолжают и ее нынешние представители, в том числе цинично продающие для собственных материальных выгод имя Царей Россiйской Империи торговцам спиртных напитков и других товаров, на которых выставляется, что они поставщики «Дому Романовых».

            Русскiй Царь является Помазанником Божиим и слугой Церкви, защитником веры Христовой и русского народа. Только такого царя принимал  наш народ. Но эти дальние родственники Русских Царей Кирилловичи своей жизнью и своими поступками не могут дать примера благочестивой жизни и преданности православной Церкви.  Как писал преп. Иосиф Волоцкий, таким "царям" - ставленникам темных сил, которых ни Вера Христова, ни судьба русского народа не волнуют, - не только нельзя подчиняться, но им нужно сопротивляться даже под угрозой смерти. Имеют ли право Кирилловичи на Россiйскiй Престолъ? - этот вопрос глубоко и подробно рассматривают, обосновывая свои аргументы историческими документами, авторы статей, опубликованных в альманахе, выпущенном Обществом Ревнителей.

            Этот сборник составлен главным образом трудами писателя Валентины Дмитриевны Сологуб, в работе над которым ей безвозмездно помогали многие члены Общества Ревнителей Памяти Св. Царя-Мученика Николая II и Свят. Филарета Нью-Йоркского. А членами этого общества могут стать все патриоты-монархисты, кто остался верен Русской Истинной Церкви - в Россiи и Русском Зарубежье - кто почитает св. Царя-Мученика Николая II и свят. Филарета, совершившего духовный подвиг канонизации Царя на Соборе РПЦЗ в 1982 г.  Поэтому, уповая на милость Божiю, будем надеяться, что настанет время, когда правда победит зло, в Отечестве население проснется от неокоммунистического дурмана и, по пророчествам наших святых, по молитвам св. Царя-Мученика Николая и свят. Филарета Нью-Йоркского, Русь найдет силы стать Царством с законным Православным Царем.

                    Содержание альманаха, Вып. 1:

    1. Митрополит Антоний (Храповицкий), Первоиерарх РПЦЗ. О Кирилловщине.

    2. Протодиакон Герман Иванов-Тринадцатый, Трехсотлетие Дома Романовых: 100 лет спустя.

    3. Профессор Г.М. Солдатов. Три поколения самозванцев.

    4. О несуществующих правах на Престол Е.В. Князя Владимира Кирилловича и его потомков.

    5. Николай Лукьянов. Похороны в царском интерьере.

    6. К.К. Веймарн.  Начальник РИСО. Истинное возрождение и реставрация.

    7. П.Н. Будзилович. Фальшивая симфония – МП и Кирилловичи.

    8. М.П. Пазин. Кириллиада. Великий князь Кирилл Владимирович.

    9. В. Д. Сологуб. Союз предателей.

    10. В. И. Моцардо. Право на Престолонаследие.

        Россия – Русское Зарубежье, 2013, 144 стр. Мягкая обложка, иллюстрации ч/б.

                    С заказами обращаться по адресу: Valentina.Bratstvo@mail.ru.

                    Москвичи  могут приобрести книгу, обратившись также по телефону:

                            8-917-543-47-31.

ОНИ СПАСАЛИ ДЕТЕЙ!

Г.М. Солдатов

Жители Заокеанской Американской Руси должны быть благодарны Господу за то, что они православные и русские. Им есть, за что благодарить Бога - за Его милости к ним. Они могут гордиться своим духовенством! Милость Спасителя к Православному народу, вдалеке от Отечества выразилась в заботе о нем Церкви в лице ее Первосвятителей Церкви в Америке Архиепископов Николая (Зиорова) и Св. Тихона (Белавина ставшего патриархом всея России), Епископа Иннокентия (Пустынского), протоиерея Леонида Туркевича, настоятеля храма и директора семинарии в Миннеаполисе, о. Иасона Каппанадзе  в Кливленде, а также многочисленного Православного духовенства.

До 1860 годов в Америке на площади городов доставлялись партии чернокожих и других рабов на продажу. Когда после американской гражданской войны началась массовая эмиграция переселенцев из Европы,  то по прибытию в Америку в Нью-Йорк,  некоторые родители,  по разным причинам видя для себя невозможным содержать большие семьи,  отдавали детей в центры,  которые развозили их «сиротским поездом» по стране. Как пишет газета Star Tribune от 29 сентября 2013,  начиная с 1859 года до 1929 г.  более 250 тысяч детей были развезены главным образом из Нью-Йорка по большим городам Америки. На станциях где останавливался поезд,   детей ждали фермеры, работодатели и люди, не имевшие собственных детей, но желавшие их иметь. Многие мальчики в  Пенсильвании, Миннесоте и других штатах брались на работы в шахтах (на шахтах в Миннесоте работали, начиная с 9 лет) и лесозаготовках. Девочки брались как домашняя прислуга, на текстильные фабрики и другие всевозможные работы,  включая  пивнушки.

Заслуга нашего православного духовенства неоцененна и да вознаградит его Господь за их жертвенную службу по спасению детей от горькой судьбы, которой подверглись дети других переселенцев в Америку.

Я просмотрел исторические архивы штата, полицейские, и регистрационные списки. Ни одна русская, украинская или карпаторусская девушка в Миннесоте не попала в дом терпимости, не была судима за поведение.

По всей стране были организованы для православных детей приюты, где их кормили и давали образование. Многие из воспитанников этих православных приютов стали примерными гражданам страны, верными сынами Церкви. Например, воспитанник из Миннеаполиса Василий Басалыга стал в монашестве Веньямином, и после хиротонии был Архиепископом, возглавившим после второй мировой войны Японскую Православную Церковь. Многие другие мальчики также как он приняли духовное звание, служили учителями и работали по воспитанию с молодежью. Многие из девочек воспитанниц вышли замуж за семинаристов, и, ставши матушками,  приняли на себя заботы по приходам,  читали в церквах и руководили церковным хором.
Когда я приехал в США почти 60 лет тому назад,  то мне посчастливилось встретить нескольких из этих детей выросших в Св. Тихоновском приюте носивших фамилию общую для всех из приюта Св. Тихоновского приюта «Задонских». Когда с ними заговаривали о приютах и воспитателях, то у них загорались светом и любовью глаза, и они могли часами рассказывать о своей  жизни в приюте и воспитателях.

Может быть с Божьей помощью кем-либо,   пока еще сохранились фото, архивы и документы будут описаны жизнь и воспитание детей  в православных приютах Америки и заботливых служителях Церкви. Дыхание захватывается при чтении дневников  и трудно поверить,  какие затруднения им приходилось переносить.  Но Господь  и Матерь Божия были с этими детьми, и помогала им и заботившемуся о них духовенству.

СОВРЕМЕННАЯ АНТИРУССКАЯ ПОЛИТИКА  ПРАВИТЕЛЬСТВА РФ,   НЕ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ЛЕНИНА И СТАЛИНА! МЕДВЕДЕВ ДЛЯ НАСЕЛЕНИЯ СТРАНЫ НЕ ЛУЧШЕ!  ПРАВИТЕЛЬСТВО РФ НЕ ИМЕЕТ ПРЕЕМСТВА ОТ ВСЕРОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ, НО ОТ ФРАНЦУЗСКОЙ МАССОНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ.  ОНО НЕ МОЖЕТ ПРЕТЕНДОВАТЬ НА ПОЛЬЗОВАНИЕ ЦАРСКИМИ ГЕРБАМИ И ФЛАГАМИ.  ФЛАГ  РФ  КРАСНЫЙ СО ЗВЕЗДОЙ. РУССКИЙ НАРОД ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕ У ВЛАСТИ В СВОЕЙ СТРАНЕ!  ПРАВОСЛАВНЫХ ВЕРУЮЩИХ В СУЗДАЛЕ И ДРУГИХ ГОРОДАХ  ПРЕСЛЕДУЮТ! НЕТ СВОБОДЫ СЛОВА И ПЕЧАТИ! ТЕХ,  КТО ГРОМКО ВЫРАЖАЕТ НЕСОГЛАСИЕ,   АРЕСТОВЫВАЮТ И ПОСЫЛАЮТ В МЕСТА ЗАКЛЮЧЕНИЯ.  РОССИЕЙ ПРАВИТ ИНТЕРНАЦИОНАЛ,  С ЧЕМ РУССКИЙ НАРОД НЕ МОЖЕТ СОГЛАСИТЬСЯ!   РОССИИ НУЖНА НЕ ВЛАСТЬ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОЙ МАФИИ,  НО РУССКАЯ ВЛАСТЬ ОТВЕТСТВЕННАЯ ПЕРЕД БОГОМ И НАРОДОМ.

ЧЛЕНЫ МИТРОПОЛИТБЮРО МОСКОВСКОЙ  ПАТРИАРХИИ ПОТЕРЯЛИ СОВЕСТЬ, ОНИ НЕ ЗАНИМАЮТСЯ НИ ПРОПОВЕДЬЮ О СПАСИТЕЛЕ И  ГРЯДУЩЕМ ЦАРСТВЕ БОЖИЕМ , НИ ЗАБОТЯТСЯ О БЛАГОСОСТОЯНИИ НАРОДА, НО ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО О СЕБЕ. КАК "ПАТРИАРХ" КИРИЛ ТАК И ЕГО "ГВАРДИЯ" ПЫТАЮТСЯ НАВЯЗАТЬ ВЕРУЮЩИМ ЧУЖДЫЕ АНТИПРАВОСЛАВНЫЕ И  ОБНОВЛЕНЧЕСКИЕ НОВОВВЕДЕНИЯ1 ПОЛЬЗУЯСЬ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫМИ ОРГАНАМИ ОНИ ПРЕСЛЕДУЮТ ВЕРНЫХ ПРАВОСЛАВИЮ ЛЮДЕЙ, ПРИСВАИВАЮТ ЧУЖОЕ ИМУЩЕСТВО И ДЕЛАЮТ УГРОЗЫ. В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ МЫ ВОЗНОСИМ МОЛИТВЫ К ГОСПОДУ О ПРЕКРАЩЕНИИ РЕЛИГИОЗНЫХ ПРЕСЛЕДОВАНИЙ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ.

ОПУЩЕННАЯ КОДЛА КП-ГБ ПРОТИВ РПАЦ

Николай Смоленцев-Соболь

Как и следовало ожидать, мое выступление о новых нападках криминального режима В.Путина на Российскую Православную Автономную Церковь вызвало отклик в «широких массах трудящихся». Удивило то, что не только сами члены РПАЦ, миряне и клирики, перепостили статью «ЭМПЕШНАЯ КОДЛА: ФИНТЫ УШАМИ», но и некоторые от  эмпэшников отозвались с сочувствием.

Оказалось также, что многие не представляли себе масштаба гонений на Православие, которые развернула масоноидская КП-ГБ Система. Когда в храм на богослужение вваливаются люди в униформах и без таковых, но с оружием, когда Митрополита Федора, ведущего богослужение в соответствующих облачениях, прерывают, начинают толкать, начинают орать, тыкать какие-то бумажки и требовать их подписать, когда пытаются ухватить раки с мощами, стоящие прямо тут, перед алтарем, и вытащить их – а именно это произошло 30 августа 2013 года в Иверском синодальном храме в гор. Суздале, - то это слишком явно напоминает нам чекистско-большевицкие вакханалии 1920-х и 1930-х.

Тогда точно так же в храмы вваливалась вооруженные банды, начинали орать, хватать православные святыни, вываливать мощи святых в грязь, священников толкали, избивали, зверски убивали, драгоценные чаши, кресты, церковную утварь забирали, иконы рубили, книги жгли. Сопротивлявшихся верующих били, бросали в тюрьмы, расстреливали, ссылали в лагеря, там добивали. Не десятки, не сотни – миллионы православных христиан приняли страдания и мученическую смерть от красной мрази. Это было частью геноцида, который начала красная мразь против русского народа в 1917-ом. Этот геноцид продолжается и по сейчас, уже в 2013-ом. Пример гонений на РПАЦ – перед нашими глазами.

Но удивила также, и продолжает удивлять реакция многих так называемых «истинно-православных» и даже «катакомбных» и даже «кристально-чистых» и исключительно «белых» фигурантов событий наших дней. Они делают вид, что ничего не происходит. Они уподобились младенцам-несмышленышам, все эти «националисты», «православные», и «патриоты». Глазками хлоп-хлоп, слюнка по подбородку. И только если вдруг видят, что у них отнимают какую-то побрякушку, то начинают громко плакать.

Например, побрякушку «белой борьбы», которой за последние 20 лет кто только ни бренчал, кто только ее ни облизывал своим слюнявым ртом, кто только ни пихал ее в самые неподходящие места. Или побрякушку «русского национализма», которую выдала Система КП-ГБ своим «нянькам» - нехай трясут перед дурачками, пока мы нефте- и газо-доллары качаем. Еще одна такая побрякушка – «православие», которое ни имеет ничего общего с настоящим Русским Православием, с духовной основой жизни русских людей. Но сегодня это «православие» - идеологическая подкладка для Системы. Отнимать ее у младенцев с бородатыми лицами и воспаленными от алкоголизма глазами – низ-з-зя!

На примере того, кто и как откликается на травлю бесо-властей против Российской Православной Автономной Церкви, подлинной Церкви Христовой, можно осознать, насколько глубоко оказалось перерождение народонаселения РФ, в целом, и как подло продолжают отдельные, отрастившие себе «православные» бороды, промывать мозги широкой публике, в частности.

Я имею в виду тех, кто по прочтении статьи «ЭМПЕШНАЯ КОДЛА: ФИНТЫ УШАМИ» вновь вытащили из затхлых чуланов пресловутую «педерастию» и «содомские грехи», якобы практиковавшиеся в РПАЦ. Дескать, вот чем занималась РПАЦ. А заодно найдем какие-нибудь «гиперсергианские» тексты. Правда, никому не известные и никуда не лепящиеся. Но это не важно. Чтобы продолжать лгать и оболванивать людей, сгодится. Да еще чтобы собственную надрывную ядреность выказать.

По поводу «педерастии», якобы имевшей место в РПАЦ аж на самом высоком уровне, то есть у Митрополита Валентина (Русанцова), я был наслышан с 2001-го года. То есть с того самого времени, когда грязноротый А.Осетров развернул кампанию против Первоиерарха Церкви. И это не была какая-то эмоциональная трясучка бывшего протоиерея Осетрова. Вместе с бывшим протодиаконом Д.Красовским и несколькими другими, он создал целый «комитет по борьбе с РПАЦ». То есть развернул умело организованную кампанию лжи и клеветы.

Наши старики, я имею в виду - старая эмиграция, последние из могикан, тоже прознали про эти обвинения. Они были против РПАЦ и против Митрополита Валентина, они называли это не иначе, как «суздальский раскол» или просто «Суздаль». Они обсуждали «Суздаль» на каждых посиделках, куда приглашали и меня. Отзывались о «суздальцах» очень негативно.  Я слушал, задавал наивные вопросы. Например, а зачем было нужно Владыке Валентину входить в РПЦЗ, а потом выходить из РПЦЗ, когда «в России – свобода и демократия»? Или: почему старый Граббе (Владыка Григорий) поддержал «раскольников», он что, тоже «раскольник»?

Наши старики с возмущением реагировали: «Ну, какой Граббе раскольник? Что вы говорите? Он был правой рукой трех Первоиерархов нашей церкви, Антония, Анастасия и Филарета...» Это происходило в 1996-2001 годах.

Но что знаменательно, прослышав об обвинениях Митрополита Валентина в мужеложстве и педофилии в 2001-2002 годах, даже самые строгие критики «суздальского раскола» качали головами. Один знаменитый старик, между прочим, как я догадывался, достаточно проэмпешный, а именно Игорь Леонидович Новосильцев мне сказал откровенно: «Возводят на Валентина, чтобы сломать. И его самого, и его церковь!» Другой, родной сын архиепископа Андрея (Рымаренко) – Сергей Адрианович Рымаренко, только желчно отмахнулся: «Так-то и нас всех можно в мужеложники записать – попробуй, отмойся потом!» К сведению некоторых, и Сергей Рымаренко в последние годы жизни был ярым сторонником МП и объединения с РПЦ. Однако остатки совести не давали этим старикам принять на веру абсурд обвинений.

Как журналиста, меня заинтересовало, а на каком основании прозвучали обвинения в гомосексуальности, якобы обычном явлении в РПАЦ? Конечно, у меня нет возможностей Л.Кислинской с ее свободным доступом к архивам КГБ-ФСБ. Но именно этот свободный доступ ее к всевозможным архивам и делам, в том числе и, прежде всего, к папкам с грифом «секретно» и подсказал мне: а ведь продажная шалашовка ни одного подлинного документа не опубликовала!

Когда Кислинской в 1997-ом дали задание завалить министра юстиции, то ее обеспечили тут же и секретно сделанными видеозаписями: человек, внешне похожий на министра юстиции РФ В.Ковалева, забавлялся в голом виде с тремя девицами в бане. Это был документ. Она его обнародовала с подачи организации, гораздо более влиятельной, чем какая-то там Ген прокуратура РФ или Министерство юстиции. Фото человека, внешне похожего на министра, запестрели в западной прессе. Их стали размножать миллионными тиражами в прессе РФ. Все поняв, В.Ковалев запросился в отставку. Президент, - тогда это был Б.Ельцин, -  подмахнул указ.

Но вот «дело Русанцова». Уже 2002 год. Та же Кислинская, тот же почерк, та же похабщина. Да похлеще – министр юстиции по советско-жириновским меркам хотя бы доказывал, какой он мужчина-самец. Здесь же шла война на полное уничтожение. Потому что с давних пор повелось в той стране, что педерастия – это хуже, чем воровство, грабеж, убийство или, допустим, измена родине. Уже не говоря о каких-то там ересях или несоблюдениях канонов!

Текстовой ключ в описании того, что «происходило» в гор. Суздале, Л.Кислинская подобрала гневно-обличающий:

«Прикрываясь именем православной церкви (подчеркиваю – прикрываясь) в городе действует целая секта педофилов, совратившая сотни мальчиков. Самое поразительное, что об этом в городе знали последние десять лет, но предпочитали молчать. С одной стороны, говорить об этом стыдно, с другой – главарь секты человек могущественный. Он почетный гражданин города, депутат Суздальского горсовета народных депутатов....»

Вот тут мой глаз и кольнуло первое несоответствие. Не раз и не два я писал, что сам много лет был провинциальным журналистом. Городишко, в котором я жил и работал, был всего на 110 тысяч населения. Так вот в этом городе каждый знал каждого. Наш единственный городской гомосексуал Витя числился при драмтеатре. Вите было около 40 лет. Он продавал билеты на концерты. Для удовлетворения своих потребностей уезжал или в Москву или в Воронеж. Он очень хорошо понимал, почему мы не протягивали ему руки, когда приходил к нам в редакцию. А заходил он, как правило, по делу – дать объявление о концерте какой-нибудь знаменитости. Иногда приносил заметку полу-рекламного характера. Мы не оскорбляли его, мы просто не хотели жать руку педерасту. Мы имели на это право.

Когда в РФ начался разгул демократии и создали ОМОН, то однажды областные омонцы зачем-то наехали в наш город. Они, шесть человек, ворвались в квартиру Вити, уронили его на пол, побились об него своими коваными ботинками, пообзывали его, как хотели. Потом открыли холодильник, обнаружили там пиво и выпили его. Мы, горожане, узнали обо всем на следующий день – Витя обратился в милицию. Город стал за Витю. Помню, в редакцию пришли письма от горожан: «Омоновцы пили пиво педераста – они сами стали педерастами!» Ну, и так далее.

Это я к тому, что в городе на 110 тысяч человек подобные пикантные детали быстро разлетаются от одного к другому. И когда Л.Кислинская, очевидно, полагая, что все умные только в Москве, а провинция схавает любую фальшивку, написала про «целую секту педофилов», то здесь она сделала первый серьезный промах.

Ради интереса заглянул, сколько же людей живет в Суздале. Оказалось – 11 тысяч. Ровно в десять раз меньше, чем в городе, где я жил и работал. Знаете, что такое 11 тысяч населения? Это когда Ивану Петрову, живущему на улице 7-го Ноября, у вокзала, известно, что у Петра Иванова, живущего на другом конце городка, на улице Советской, сегодня на ужин – вареная картошка или жареная рыба. Не говоря уже, когда кто-то купил жене новые польские сапоги. Или где-то по блату достал румынскую стенку. (Тут же сообщали, что у него за «блат»). Или почему дочка директора «Дома пионеров» уже третью ночь не ночует дома... Вот что значит 11 тысяч населения – в бытовом информационном плане.

А тут столичная штучка надрывно-ядрено захлебывается о «целой секте». И все 11 тысяч населения молчат, как рыбы? Не день, не месяц – 10 лет молчат? В городе есть своя газета – молчит. Есть городская власть – горсовет, горисполком, - и они молчат. Есть директора предприятий, есть профсоюзы, школы, почта, больница – ни звука. От страха, что ли? Есть милиция – она что, тоже под игом педерастов?

В дальнейшем мы узнаем, что гор. Суздаль имеет свой узловой отдел КГБ-ФСБ, и начальником его является А. Рыжов. Если следовать Л. Кислинской, то начальник узлового отдела КГБ-ФСБ – или сам педераст, или имеет родственников и близких друзей среди педерастов, раз он покрывает «секту педофилов». В это я поверю охотно, но Л.Кислинская отчего-то избегает по-журналистски заострить вопрос: не педераст ли А. Рыжов? И не потому ли его в 2002 году выбрали мэром?

У нас в Нью-Йорке, например, с опозданием на 11 лет, только в этом году впервые баллотировалась открытая лесбиянка Кристин Квинн на должность мэра – правда, наш содомо-гоморрский Вавилон ее отчего-то срезал еще в самом первоначальном предвыборном туре. Но так это – Нью-Йорк, город контрастов. А в гор. Суздале, если принять логику Л. Кислинской, оказывается, начальник местного КГБ – педик. И не этим ли объясняется, что в городе на 11 тысяч населения «сотни мальчиков» совращены?

Тут Кислинская опять попала на вилку. Я знаю демографический расклад в маленьких городках и поселках. На 11 тысяч населения там детей не больше тысячи. Это при самом оптимистическом раскладе. (По правде же, в малых городах и поселках на тысячу населения приходится всего по 30-40 детей). Хорошо, поведем подсчет по оптимизму. Половина из 1000 детей - девочки. Мальчиков, следовательно, около пятисот. Отбросим мальчиков от 1 до 9 лет. Остаются те самые «сотни», которых развратила «секта». То есть ВСЕ мальчики в гор. Суздале, по Л. Кислинской, были развращены?!?! Самое поразительное, что этот бред сивой кобылы кто-то читал и всерьез ужасался: Боже, что делается в Суздале!

Разбирать далее писанину Кислинской – пустая трата времени. Кому хочется, читайте оригинал и удивляйтесь. Те, кто дал задание Л. Кислинской описать, как там «в постели с митрополитом», и оплатили продажной шалашовке ее гнутые перлы, вляпались по самые ноздри. Там в каждом абзаце ложь на лжи и никакого просвета. Причем, самой откровенной, бесстыжей, наглой лжи! Ни одного документа, ни одной аутентичной бумажонки, ни одного мало-мальски вызывающего доверия свидетельства.

Откуда черпала Л.Кислинская свои «сведения»? Прежде всего из клеветнической стряпни и видео-продукции А.Осетрова, которого, по моему мнению, заблаговременно ввели в РПАЦ. Будучи инфильтрированным в РПАЦ в 90-х, А.Осетров развил бурную деятельность, оказавшись чуть ли не главным идеологом и решившим, что это он будет указывать Церкви, куда идти. Когда задание провалилось, он был запрещен в служении и лишен как должностей, так и сана, превратившись в «бывшего протоиерея». Тогда он, при финансовой поддержке нью-йорского Б.Иордана, к тому времени уже давно работавшего на Кремль и субсидировавшего разнообразные грязные проекты против истинно-православных, обратился к самому нужному для большевицкой мрази виду искусства – кино. То бишь – политико-порно-видео харчкам. Из этих харчков Л.Кислинская и высасывала «факты» для своей писанины.

Откуда еще? Из статеек владимирской газеты «Призыв» (гл.редактор М.Буянов), в которых дошли до истерических призывов: «Отца Валентина надо стрелять. Ради него временно забыть про мораторий на смертную казнь, пустить ему пулю в затылок, а процедуру показать по центральному телевидению...»

Статеек было много. Они выхаркивались регулярно, хотя и анонимно. В силу их анонимности, по законам журналистики они – плоды творчества главреда М.Буянова и его редакции. По тем же законам журналистики Л.Кислинская должна была перепроверить данные анонимной писанины.

Нет, она не проверяла. Не было такого намека. Зато она брала какие-то цитаты из якобы «следственных дел», произведенных ранее. Тот, кто хоть мало-мальски знаком с форматом таких дел (протоколов опроса свидетелей, прокурорских следствий, судебных слушаний), сразу увидит: Л.Кислинская подсовывала фальшивку. И подсовывая фальшивку, смаковала «подробности», якобы доказывающие истинность обвинений. Мне же достаточно было только взглянуть на «подробность», чтобы сказать – фальшивка.

Вот цитата из якобы подлинного «дела №0543»

««В ноябре–декабре 1986 года я вместе с Давыдовым поехал в Суздаль. Мы посидели в баре Покровского монастыря, немного выпили. Затем Давыдов пригласил меня сходить в гости к его знакомому – отцу Валентину. Когда мы пришли к нему, отец Валентин пригласил нас за стол и угостил домашней настойкой, похожей на вермут...» - так рассказывал некий гомосексуал следствию.

Да, но любой мало-мальски натасканный следователь сразу спросит: в ноябре или в декабре? Какого ноября? Какого декабря? Посидели в баре монастыря? Что там за бар? Как он называется? Бар при монастырской гостинице? Так значит, не бар монастыря, а гостиничный бар!  Вы пошли в гости к отцу Валентину – по какому адресу?.. И так далее в том же направлении. Потому что без этих вопросов и без ответов на них «дело №0543» (мне также нравится обратная последовательность цифр дела!) – обычная филькина грамота.

Обращалась ли Л.Кислинская за сведениями к самому Митрополиту – журналист обязан выслушать все стороны конфликта и только после этого имеет право писать что-либо. Нет, она не обращалась. Но выдает свою криминальную порнографию за журналистское расследование. Для драматизации добавляет какую-то задушенную кухарку в Махачкале, месть ее братьев, прыганье с вагона в вагон, «голубые» точки в публичных туалетах, сифилис и повешенного милиционера-гомика...

И это – профессионализм? Это – проституция по заказу старших товарищей. Понимала ли это сама Кислинская? Думаю, что понимала. Она же не самый последний даун в Кремлядском дурдоме.

Но уркаганская Система КП-ГБ включилась на уничтожение РПАЦ, и для этого нужно было, по их кодловскому закону, опозорить Первоиерарха Митрополита Валентина самым изощренно-мерзким способом. Надо было доказать, что он – гомосексуалист. Публично, чтобы все знали! В уголовном мире это называется «опустить». А дальше и вся Церковь должна, по планам сценаристов из ФСБ, прекратить существование. Как в свое время бухтел герой актера Жана Марэ: мне нужен труп, я выбрал вас, до скорой встречи, Фантомас!

Заслуживает внимания один факт. В 2001 году, еще до того, как Архиепископ Валентин был возведен в сан Митрополита, ему неоднократно посылали предупреждения: станешь Митрополитом – подпишешь себе приговор.

Дело в том, что сан Митрополита утвердился в Русском православии как чин главы церкви. И первые главы Русской церкви до образования патриархии были митрополитами. Принимая сан Митрополита 2/15 марта 2001 года вместе с первоиераршеством, Архиепископ Валентин официально объявлял на весь мир: есть Церковь Христова в захваченной богоборцами стране, есть Российская Православная Автономная Церковь, единственная каноническая, благодатная церковь, и спасение православных – через Нее. Таким образом, РПЦ МП автоматически сходила на нет, смывалась в отстой.

Посылавшие угрозы Митрополиту Валентину знали, какие цели они преследуют. Они не успокоились и после его возведения в сан Митрополита. Сам читал на Интернете: «Валентин подписал себе приговор!» Однако благодатную силу подлинной Церкви Христовой, обретенную от истинных зарубежников, и прежде всего Епископа Григория (Граббе), Митрополит Валентин не желал променять ни на что на свете.

В 2001 году грязноротый А.Осетров с Д.Красовским развернули кампанию клеветы, и правохранительные органы, прокуратура, ФСБ, прочие властные структуры и СМИ с надрывной ядреностью стали обвинять Митрополита Валентина в самых постыдных грехах: содомии, педофилии. Владыка-Митрополит со всем достоинством отвечал на это словами Евангелия: «Блажени есте, егда поносятъ вамъ, и ижденутъ, и рекутъ всякъ золъ глаголъ на вы, лжуще Мене ради...». В русском переводе данной цитаты Евангелия от Матфея из главы 5, стих 11 это звучит так: «Блаженны вы, когда будут поносит вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня...»

И ведь поносили, и гнали, и злословили, и запугивали, и избивали. Церковные здания поджигали и грабили. На стенах храмов писали мазутом пакостные слова. В то же время собирали и собирали компромат. Бегали по Суздалю, ездили по деревням. Только компромат не собирался. Напротив, люди выступали в защиту своего духовного пастыря, писали письма в газеты и на телевидение, обращались к властям: оставьте в покое нашего владыку!

Когда в 2002 году власти довели дело до суда над Первоиерархом Митрополитом Валентином (судья Изабелла Мысягина), то он единственный предстал перед судом. Куда же подевалась «секта педофилов»? Судья И.Мысягина не ответила на этот вопрос. Она также не привлекла к ответственности за ложь и клевету сотрудников газеты «Призыв», а позже обозревателя желтой газетки «Совершенно Секретно» Л.Кислинскую – может быть, потому что сама была в секте педофилов, как и начальник узлового ФСБ А.Рыжов?

«Сотни мальчиков» и другие «жертвы» Митрополита Валентина, душещипательно и с любовью выписанные Л.Кислинской во время следствия (следователь прокуратуры Игорь Егоров) превратились в нескольких подростков, которые уже с самых первых заседаний суда стали отказываться от всего, к чему их принудил «признаваться» следователь Егоров.

На страницах «Суздальских епархиальных ведомостей», которые я бы посоветовал почитать всем, кто обратится к этой теме, приведены фотокопии и транскрипты покаянных писем и записок людей, которых вовлекли в травлю Митрополита Валентина. (Найти все это можно по электронному адресу: http://www.roacusa.org/htdocs/CEB/15.pdf, и в других номерах СЕВ).

Так, на первой же сессии судебных слушаний 7-13 февраля 2002 года все четверо «потерпевших» отказываются от любых обвинений в адрес Митрополита Валентина и выступают в его защиту. Бывший архидиакон Иоанн Кротевич, который прежде был среди гонителей и клеветников, приносит покаяние прямо в зале суда. Подростки А.Панов и Е.Деревянко сообщают суду о давлении, которое на них оказывало следствие, чтобы добиться нужных показаний. Это – настоящие документы.

Один из них гласит:

«Я, Панов Андрей Владимирович заявляю, что никаких свидетельств против Митрополита Валентина не давал. И все, что якобы сказано от моего лица против его вранье и провокация. 5 мая 2001 года.»

Другой - от Ольги Морозовой, бывшей монахини Софии:

«Владыка святый! В порыве гнева и обиды я возстала на вас. Я все равно ваша поганая дочь. Вы отринули меня, но я люблю вас как всегда. Простите меня. Я пишу это не под чьим-то давлением или принуждением, я просто поняла себя. Если можно, простите. Грешная и недостойная ваша заблудшая дочь. Монахиня София. д.Сергеиха».

(К слову сказать, Ольга Морозова, бывшая монахиня София, за клевету на Митрополита Валентина была вознаграждена домом в той же самой деревне Сергеихе, об этом неоднократно упоминалось во многих выступлениях).

Третий - от игумена Паисия Горбунова:

        «Его Высокопреосвященству

        Митрополиту Валентину

        От игумена Паисия Горбунова.

                    ПОКАЯННОЕ ПИСЬМО

Имея личную обиду, я оклеветал Вас, чтобы отомстить Вам, и потому принял участие в компании против Вас, дав интервью, свои измышления, о чем сожалею, каюсь и прошу простить меня.

    Ваш послушник игумен Паисий. 3 мая 2001 г.»

Конечно, Паисию Горбунову и тут не хватило смелости не хитрить и признаться, что именно он вместе с грязноротым А.Осетровым вынуждал мальчишек-подростков А.Панова, Е.Деревянко, Е.Куцыка и В.Куцыка оговаривать и клеветать на Владыку-Митрополита. Но в том-то и дело, что на суде все это сразу раскрылось. Мальчики на первом же заседании 7 февраля 2002 года отказались от своих прежних «показаний».

Вот что писал в своем письменном обращении к Митрополиту один из главных «потерпевших», из которого следователь Игорь Егоров выбивал нужные показания, Евгений Куцык (орфография и пунктуация сохранена):

«Дорогой Владыко я очень прошу вас принять мое покояние. Я согрешил перед церковью и перед вами. Я очень страдаю изо своей оплошности. Я раскаяваюсь в том, что я сделал и прошу у вас прощения.

Я даю обищяние перед Богом и перед церковью, что в предь приложу все усилия, но не пойду против церкви.

Дорогой Владыко прошу вас смиловаться надо мной, прошу проевите ваше милосердие, я прошу ваших святых молитв.

Меня подталкивали, обещяли помоч фенасами и работой, и я как не нормальный поверил.

Я прошу у вас прощения простите меня грешного.

    20.03.2003

    Подпись».

 Мне лично жалко этого мальчишку. Ему в его годы пришлось пройти через такую грязь и мерзость советско-гебешного ада: из неполной семьи и попасть в послушники к предстоятелю Церкви, наслаждаться новым уютным пристанищем, тихим светом веры и радостью молитв. А потом, – по настояниям старших и подлых,- начать клеветать на своего кормильца. Во всех смыслах кормильца – хлебом насущным и Духом Святым! И за что? За «фенасы», которые ему обещали подонки вроде А.Осетрова и Д.Красовского. За безопасность, которую обещал ему следователь И.Егоров.

У нас в Америке любое подобное «новое обстоятельство», выявленное в зале суда, сразу вызывает правовые действия судьи. Как правило,  судья тут же останавливает слушание и задает вопросы обвинителям. Он может вернуть дело на доследование, а может тут же, не поднимаясь из своего кресла, объявить обвинителям: ваши доводы недействительны, этот человек невиновен.

И дай Бог, чтобы оклеветанный не подал в обратном порядке в суд на такого мерзавца вроде Игоря Егорова! Или чтобы родители не взяли бы того же Игоря Егорова за химок не не сунули его башкой в его же собственное дерьмо.

Потому что вот что он вытворял:

«5 сентября 2001 года следователь прокуратуры г. Владимира И. Егоров предъявляет Владыке Валентину официальное обвинение в растлении несовершеннолетних и вовлече­нии последних в распитие спиртных напитков... После того, как с Русанцова взяли подписку о невыез­де, следователи прокуратуры в массовом порядке допро­сили учащихся воскресной школы РПАЦ. Причем с гру­бейшими нарушениями процессуального законодатель­ства, зачастую без ведома родителей допрашиваемых де­тей. 11-летнего прихожанина РПАЦ И. Савельева следова­тель Егоров довел до истерических слез, со смаком опи­сывая ребенку (!) извращенные способы сексуального домогательства...» - об этом сообщает журналист А.Кожухов.

Было ли об этом известно судье Изабелле Мысягиной? Конечно, было. Все эти письма и свидетельства зачитывались прямо в зале суда. Но у нее, по-видимому, был вточен проводок под череп – и по проводку поступали приказы, как вести суд и как не слышать то, что слышат (и записывают) все! Чем иным можно объяснить, что судья Мысягина, удовлетворяя ходатайство прокурора Т. Мустафиной, 13 февраля 2002 года направляет троих из четверых "по­терпевших" на... психолого-психиатрическую экспертизу?

Основание для этого?

По мнению Мустафиной, сам факт, что мальчики дали следователям показания против Митрополита Валентина, а на суде отказались от них, свидетельствовал об их... психическом не­здоровье. Не больше, не меньше. У меня при этом известии возник вопрос о психическом здоровье самой Мустафиной. Разве что она из той же «голубой» компашки, что и начальник местного ФСБ А.Рыжов, и судья И.Мысягина? Тогда это все объясняет.

Всего же следователям, прокурорам и судьям неправедным потребовалось три (!) сессии, чтобы клевету на Митрополита Валентина оформить в свой «приговор».

Опрос свидетелей в августе 2002 года должен был бы прояснить многое в мозгах судей. Вызванные в качестве свидетей бывший протоиерей А.Осетров, бывший протодиакон Д.Красовский и бывшая монахиня София (Ольга Морозова) публично заявили в суде, что готовы все простить Митрополиту Валентину, если он вернется в РПЦ МП!

И вот в этом эпизоде, думаю, ни один американский судья не удержался бы от сарказма: вы, поборники моральной чистоты, снимающие пасквильные фильмы, публикующие клеветнические статьи, организующие разнузданные кампании, расписывающие стены храмов площадной руганью, поджигающие помещения РПАЦ, запугивающие верующих, избивающие людей – и вы готовы простить? Здесь – мой суд, здесь я решаю, кого простить, а кого сажать!

О, наши американские судьи могут быть безукоризненно саркастическими. Сам это видел и слышал, будучи присяжным заседателем в наших судах. И могут так вздуть и взгреть хоть следователя прокуратуры, хоть полицейского, хоть конгрессмена, что лжец запомнит этот урок на всю жизнь. Потому что Америка – страна Закона.

А Российская Федерация – страна беззаконья. Судья Мысягина не услышала настоящей подоплеки всего шабаша – вернись Митрополит Валентин в РПЦ МП и все обвинения «комитетов» будут сняты. Нет, опозорить Митрополита и Первоиерерха РПАЦ мерзавцам из КП-ГБ не удалось. После судилища Митрополит обрел славу несгибаемого и неустрашимого пастыря. Зато мерзавцы из КП-ГБ «опустили» сами себя – позорно и навсегда, как в их кодле принято.

Решение суда было смехотворно. Это, кстати, тогда я впервые всерьез задумался: что вытворяют палачи с моим истерзанным православным народом! Судья Мысягина, по свидетельствам очевидцев, была явно в каком-то психически подавленном состоянии. Она читала приговор невнятно, низко наклонив голову, стараясь не смотреть на присутствующих.

Четыре года и три месяца – условно! С отсрочкой к исполнению на три месяца.

Подожди, судья, распоряжающаяся судьбами людей! Если по твоему мнению, этот человек виновен в растлении малолетних, так закатай его на все 7 лет. Чтобы другим было неповадно. И не условно, а реально. По твоему мнению, растлевал и содомитствовал он реально, а не условно, так же? За отягчающие условия прими, что он создал целую секту, как утверждала Л.Кислинская. И тогда можно влепить до 15-20 лет.

Ах, нет никакой секты? И не было никаких неоспоримых свидетельств? И растления не было? Мальчишки отказывались от выбитых из них показаний? И сами организаторы травли Митрополита Валентина прямо на суде падали в ноги и каялись: простите, Владыко, оклеветал я вас!

Тогда ты, Изабелла Мысягина, становишься такой же подстилкой как Л.Кислинская.

Митрополит Валентин (Русанцов) вышел моральным победителем из этого омерзительного действа. Как он сам писал, вся его жизнь в течение десятилетий была на виду суздалян. Не продажный суд, а сам народ знает, кто ты и чего ты стоишь. Каждый его шаг, каждая встреча, каждый выход из дома был виден горожанам. С ними он восстанавливал 18 церквей, одну за другой. С ними служил в праздники, устраивал Крестные ходы. С ними переживал тяготы КП-ГБ перестройки и тотального ограбления пост-советского населения в 90-х. Нашел выход – навел мосты с немецким городом Ротенбургом-на-Таубере, суздаляне стали оттуда получать гуманитарную помощь. Для многих эта помощь в те трудные времена оказалась единственным средством, чтобы просто выжить.

С ними, суздалянами, пришел к выводу – из безбожной, безблагодатной РПЦ МП нужно уходить. Есть же Зарубежная Церковь, сохранившая в нетленной чистоте Православную веру и Свято-отеческое предание. И люди поверили ему, пошли за ним, пошли за спасением в подлинной вере.

Но когда он увидел, что в Синоде РПЦЗ устанавливаются те же богомерзкие порядки, что и в РПЦ МП, и что сползает некогда белая и чистая церковь в мутную жижу и помои предательства, то нашел в себе смелость признаться об этом своей пастве, нашел мужество, чтобы остаться верным наследию наших великих первоиерархов Митрополитов Антония, Анастасия и Св.Филарета.

О том, какому погрому подвергли бесо-власти РФ вместе с РПЦ МП подлинную Церковь Христову, описывает Архиепископ Андрей (Маклаков), человек удивительной судьбы, непоколебимой преданности Церкви и русскому народу, в отечестве страждущему от властей безбожных. Это с его «Открытого Письма» президенту Медведеву началось мое знакомство с РПАЦ. Это из его свидетельства о Митрополите Валентине мы теперь узнаем, какой необычный, сильный, духовно зрелый и церковно-умудренный был его авва.

Оклеветанный, осужденный, Митрополит Валентин снова обратился к пастве:

«В этих условиях торжествующего беззакония я вновь призываю верную Истинной Церкви паству хранить мужество и твердость. Перед лицом Божиим свидетельствую: я не виновен в этих нелепых обвинениях, они судом не доказаны совершенно, но мы пройдем путь, предписанный законом, до конца».

Я могу не соглашаться с Митрополитом Валентином. Путь, на который толкает людей кремлядская мразь, это не путь, предписанный Законом. Это путь – беззакония, путь геноцида, путь убийства моего народа, порабощения духовного, уничтожения не только веры в самого себя, но и веры в Бога.

Однако это мое личное мнение. Позиция же Митрополита Валентина, оставшегося верного и Церкви Христовой, и своей пастве, может вызывать только восхищение. Не раз и не два ему предлагали закрыть дело. Только чтобы прежде он вернулся в РПЦ МП. Как сделал тот же Дудко, например. Обещали, что все забудут. Что и обвинения на него не такие уж страшные. Только вернись в РПЦ МП.

Он отказывался. Он верил в Бога.

Между прочим, послушайся Митрополит Валентин их, возвратись в РПЦ МП, и благодентствовал бы, вероятно, до сих пор. Меньше, чем епархия, ему бы не дали. А где епархия, там и материальные ресурсы, и доходы, и почести. Примером может быть хотя бы тот же Евтихий Курочкин. Как тот пес на собственную блевотину, вернулся Курочкин – не думаю, что финансово и материально бедствует. Духовно же – труп смердящий!

Но у Митрополита Валентина, в отличие от Дудко или Курочкина, была честь, было достоинство, был мужской характер. И с новыми  силами, несмотря на тяжелые переживания, обострившиеся болезни, продолжал он возрождать Русское Православие в отечестве.

Неоднократно он имел возможность покинуть РФ, эмигрировать. Например, в США. Поверьте, далеко не худший вариант – оказаться в Америке после такой животной травли, после оскорблений, после судилища. А тем более, что здесь он обрел своих добрых друзей и братьев по вере. Нашел бы и применение своему блестящему таланту церковного организатора, крепкого администратора и проповедника слова Истины.

Как вспоминает Владыка Андрей (Маклаков), уже в Вашингтоне к Митрополиту Валентину подошли с предложением: не возвращайтесь туда, наши адвокаты оформят все бумаги, вы получите убежище. Митрополит Валентин только пожал плечами: «А как же моя паства? Нет, я без них не могу. Я не могу их предать!» И тоже отказался, вернулся назад, в страну, где его убивали.

Сегодня многое стало известно. О наглой клевете на Митрополита и его сподвижников. О сращивании ФСБ с уголовными элементами, которых чекисты нанимали для травли и запугивания суздалян. О роли РПЦ МП и в частности Евлогия (Смирнова), заведующего владимирской сектой РПЦ, во всем этом. Заказ на уничтожение РПАЦ поступал из Москвы, от преступного руководства КП-ГБ. Известно теперь, как губернатор Н.Виноградов тут же подхватывал и развивал любые инициативы по дискредитации РПАЦ – и кодла травила и терзала православных в Суздале.

Что для них Конституция? Они статьями ее подтираются и нагло хохочут. Права граждан? Бесо-власти попирают права людей. Для нас, православных, нет жизни без веры, нет жизни без Христа. Кремлядские подонки топчут и убивают нас только за то, что мы верующие, за то, что мы - русские. Вы им можете кол на голове тесать: Конституция, Закон о религиозных организациях, права человека и гражданина... Кремлядям от этого ни горячо, ни холодно. Кремлядь начинает истерически визжать, когда люди берутся за оружие. Помните о «приморских партизанах», которые в 2010 году стали убивать кремлядских ментов?

Хотите заставить путинскую банду верещать и поджимать хвосты, берите стволы и начинайте бить эту мразь, где найдете. Увы, пассивное сопротивление в стиле Ганди, в крысиной помойке РФ не проходит. История РПАЦ последних лет – доказательством этому.

Новая кампания криминального режима В.Путина против Российской Православной Автономной Церкви началась зимой 2012 года, с момента ухода Митрополита Валентина в лучший мир, в мир, которым он жил в своих молитвах. И снова наглое попрание законов, Конституции РФ – и кем? Администрацией, судами, прокурорами, правохранительными органами. Теперь бесо-власти требуют мощи Святых Евфимия и Евфросинии. Более двадцати лет эти святыни находились в РПАЦ.

Первая волна – нахрапом, через арбитражные суды! – окончилась их поражением и решением в пользу РПАЦ. Еще тогда, восемь месяцев назад, в январе 2013 года, когда Федеральный арбитражный суд РФ вынес решение о том, что святые мощи не могут быть изъяты у РПАЦ, и отменил все решения нижестоящих судебных инстанций, я обратил внимание, как словно по уговору «общественность» словно воды в рот набрала. Промолчали «националисты», «православные» и «патриоты». Все оказались заняты важнейшим делом – возрождением России. О первой большой победе Русского Православия над бесо-властями они будто не услышали. А может, уши заложило от перепада высот.

Та победа РПАЦ вызвала усиление гонений. Так, 28 августа 2013 года власти послали вооруженных людей для захвата мощей. Прямо из церкви, прямо во время богослужения. Они знали, что идут громить безоружных верующих, молящихся в храме. Они знали, что их не встретят пулями. Но эти опущенцы все равно натянули бронежилеты. С описания того события я начал статью.

И опять не видно ни «националистов», ни «патриотов», ни «православных», хотя только поврежденному умом непонятно, отчего опущенная кодла так ярится на РПАЦ.

Зато повылазили подписные демагоги и лжецы, которые пытаются опять вытащить на свет ту засаленную и тошнотворную клевету о педофилии, содомии, задушенной кухарке, сотнях мальчиков, старой шинели, «голубых» точках на вокзалах, удавившегося с горя педика-милиционера. Только мы-то сейчас, спустя годы, знаем правду.

И те, кто сегодня, спустя 10 лет после позорного судилища, пытаются снова облить грязью РПАЦ и Митрополита Валентина, выполняют все тот же заказ, что выполняли грязноротый А.Осетров, Д.Красовский, Л.Кислинская, И.Егоров, Т.Мустафина, И.Мысягина. А заказчики все те же – кремлядская кодла, опущенцы и уголовники масоноидной КП-ГБ, продолжающие геноцид моего народа!

            Сентябрь 2013 года

                Нью-Йорк.

ХРОНИКА РАСПАДА

Елена Семёнова  

«Россия, вперёд! Россия вперёд!» - раздаются кругом хмельно-радостные крики, напоминающие набившие оскомину идиотические рекламные вопли. Куда «вперёд»? Если тем же курсом, то – прямиком в пропасть, очередную из тех бесконечных, о которых пел некогда Вертинский. «Вперёд, в светлое будущее!» - звали нас ещё недавно. Обернулось нам это обетованное будущее великим национальным погромом да братской могилой шириной во всю Россию. Вот и теперь по курсу прямо – что-то столь же «светлое» маячит.

Намедни оглашена была прискорбная статистика: 20% мирового употребления героина приходится на нашу страну. Сколько жизней стоит за этой сухой статистической отметкой, Бог ведает. А ведь сколько разговоров велось у нас о борьбе с наркоманией! Борьба эта два ключевых фронта иметь должна была: духовный и правовой. Героин, как и водку, силком в человека не закачивают. И если человек сознательно становится на этот гибельный путь, то причина здесь в его духовном состоянии. В духовном состоянии всего общества. Оно же – плачевно. Нельзя ведь, в самом деле, всерьёз разуметь под духовностью пошлейшие и кощунственные выходки «православного» корпуса «Наших» с их забиванием гвоздей в собственные грехи и проповедями почётных комиссаров в рясах о сходстве Христа и Гарри Поттера.
С аспектом правовым ничуть не лучше обстоит дело. Да и как ещё обстоять ему в государстве, в котором нормы Права не действуют вовсе? А, между тем, пример успешной борьбы с наркотической чумой показал город Покров Владимирской области. Город этот наряду с тверскими Кимрами был одним из центров наркоторговли. В нём почти не осталось семей, коих не затронула бы эта пагуба. Каждый год регистрировалось по 160-180 новых наркоманов. Но вот, пришёл новый мэр. И перво-наперво провёл «зачистку» местных правоохранительных органов, отдал под следствие начальника городской милиции и весь отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, расставил на ключевых должностях новых людей и дал команду вести борьбу не на словах, а на деле. После того, как было арестовано порядка 80 цыган, табор в одну ночь продал за бесценок свои дома и уехал куда-то на Урал. Результат: в следующем году в Покрове был зарегистрирован лишь один новый наркоман. Из этой истории нетрудно заключить, что, если бы у российской власти подлинно была цель и воля бороться с наркоманией, то результаты не заставили бы себя ждать и в общегосударственном масштабе.
Ни воли, ни цели, однако же, нет. Воля правящих классов направлена на одно – умножение капиталов. Во имя выгодных газовых соглашений президент Медведев, находясь с визитом в Таджикистане, объявил об упрощении правил въезда и пребывания граждан этой страны на территории РФ. В статье «Уголовный геноцид» я уже приводила данные, показывающие роль мигрантов в ухудшении криминогенной ситуации в нашей стране. Но сейчас стоит вспомнить ещё одну немаловажную деталь. Огромная масса наркотиков поступает к нам из Афганистана через Таджикистан, являющийся перевалочным пунктом на этом «великом наркотическом пути». Думали ли об этом наши руководители, когда распахивали границу с этим государством, которую жизненно необходимо было держать на всех запорах? Думают ли они об этом теперь, намереваясь сделать ещё более льготным пребывание граждан Таджикистана в нашей стране? Все эти действия служат интересам наркодиллеров и способствуют дальнейшему ухудшению ситуации с потреблением наркотиков в РФ. Создаётся впечатление, что во имя выгодных контрактов для Газпрома власти готовы не только отдать наш народ в лапы этнической преступности, но и окончательно ввергнуть его в наркотическую эпидемию. Вперёд, Россия?..
Не менее «результативно» прошла встреча президента РФ с главой КНР Ху Цзиньтао. Эти переговоры также имели устойчивый газовый душок. К каким же итогам они привели? Лидеры одобрили новую программу сотрудничества, по которой Россия предоставит Китаю доступ к ресурсной базе Дальнего Востока и Восточной Сибири, в обмен на высокотехнологичные производства на китайской территории. Как сообщает сайт «Новый регион», Россия готова отдать в совместную разработку месторождения каменного угля, железной руды, драгоценных металлов, апатитов и молибдена. В обмен на северо-востоке Китая будут созданы производства олова, свинца, мебели, огнезащитных дверей, различной техники, медных листов и кирпича. Официально интерес России в открытии производств на китайской территории обусловлен малолюдностью Восточной Сибири и Дальнего востока: где территория плохо освоена и пока малопригодна для организации высокотехнологичных производств. По данным Высшей школы экономики, в регионе живет 3,5-4 млн человек, включая женщин, детей и стариков. При такой численности найти 500000-600000 человек трудоспособного возраста, которые смогут прокормить регион, очень сложно. Китайцы компенсировать нехватку рук готовы. Эта тема обсуждалась на двухдневном форуме правящих партий России и КНР – «Единой России» и Коммунистической партии Китая. Китайцы согласны на предложение России строить на ее территории деревообрабатывающие заводы. Но при условии, что на этих заводах будут работать китайские рабочие. В КНР предлагают создать для этого специальные таможенные коридоры и облегчить получение годовых виз и их пролонгацию, чтобы вечером эти рабочие смогли спокойно возвращаться к себе домой в Китай. Аналогичную схему они предлагают создать и в отрасли сельского хозяйства: Россия заинтересована в выращивании зерновых культур в этом регионе, а Китай – в ее плодородных землях. Экономисты признали: Россия становится сырьевым придатком Китая. Какой невинной малостью кажется в сравнении с этим недавний план о сдаче в аренду КНР половины Владивостока! Какой там теперь Владивосток! К чему мелочиться, в самом деле? С барского плеча отчего ж нашему лучшему другу пол-России в аренду не сдать? И некому самозванцев, казённые земли разбазаривающих, одёрнуть.
Продолжая миграционную тему, интересно отметить ещё один порядок цифр. Заместитель министра здравоохранения и социального развития РФ Максим Топилин заявил журналистам, что на сегодняшний день официально российские предприятия заявили о предстоящих увольнениях 450 тысяч человек. При этом общее число трудовых квот для мигрантов на будущий год составит порядка 2 млн человек. Постановление правительства РФ о квотировании рабочих мест на российском рынке труда для иностранцев на 2010 год выйдет в середине ноября.
Цифры, надо сказать, вещь вообще занимательная. На днях, к примеру, рапортовали о выделении ещё 144 квартир для военных. При этом, по данным Минобороны, 90 тысяч военнослужащих не имеют жилья. На строительство, как водится, не хватает средств. Между тем, столица ЧР собирается поразить мир очередным чудом света – жилым комплексом высоток «Грозный-Сити», который планируют возвести на проспекте Кадырова. Видимо, не хочет руководство Чечни отстать от Москвы и северной столицы!
В последней, к слову, не утихают споры вокруг газпромовского (и тут без газового душка не обошлось!) «стеклянного початка», грозящего непоправимо изуродовать облик города. Примечательно, что этот проект отчего-то так важен для властей, что ради него они игнорируют не только мнение рядовых петербуржцев и интеллигенции, но и – ЮНЕСКО. Вот она – великая сила «металла», за который гибнут люди! Уже и Европа нам не указ! Уже и статуса объекта всемирного наследия не жаль! Лишь бы получить куш заветный! Между прочим, не говоря о надругательстве над обликом города, в этой истории имеет место ещё и надругательство над памятью погибших в Блокаду рабочих «Петрозавода», располагавшегося на месте строительства небоскрёба. Умиравшие у своих станков, они были похоронены здесь же, в братской могиле. Ещё недавно об этом напоминал памятный знак, но с началом строительства его убрали, не сказав, куда. И отчего-то ни ЕР, ни «нашисты», столь обеспокоившиеся о памяти героев ВОВ в случае с пресловутым Подрабинеком, не подняли гвалта по поводу этого кощунства, не обложили пикетами петербургскую администрацию. Странная, однако, избирательность у памяти и патриотических чувств товарищей!
Но вернёмся к цифрам. В Думе началось рассмотрение бюджета на будущий год. Планируемая «оптимизация» расходов изумляет. Сокращение финансирования коснётся буквально всего: сельское хозяйство получит в новом году лишь 27,2 млрд. рублей против 85,6 млрд. в нынешнем; на 4 млрд. рублей уменьшатся расходы на фундаментальные и прикладные исследования; научные исследования по разделу «Национальная оборона» потеряют 25 млрд. рублей; 40% финансирования лишится программа «Исследования и разработки по приоритетным направлениям» и лесное хозяйство; на 47 млрд. рублей урезаются расходы на транспортную сферу. Тяжелейшие удары получат образование (сокращение на 14,4 млрд. рублей) и культура (сокращение на 7 млрд. рублей). Огромную часть расходов решено переложить на плечи регионов, причём для 34 из них правительство уменьшит дотации. Зато на обслуживание государственного долга в бюджете заложена сумма, в 11 раз превышающая расходы на сельское хозяйство и рыболовство, вместе взятые.
А ещё продолжается «оптимизация» армии. Её, судя по всему, собираются разбазаривать в лучших традициях приснопамятной приватизации. В начале сентября было объявлено о создании ОАО «Оборонсервис», которое на коммерческой основе должно будет ремонтировать всю военную технику Сухопутных войск, ВВС и флота. Официальная цель такого нововведения – избавление минобороны от «непрофильных активов» и борьба с коррупцией в рядах военных чиновников. Однако, эксперты предполагают совсем иные причины данного шага. Вот, что пишет об этом руководитель Центра военного прогнозирования Анатолий Цыганок: «Стоимость передаваемых частникам из «Оборонсервиса» активов (ремонтные предприятия и спецтехника минобороны), по самым скромным подсчетам, составляет около 2–3% ВВП страны, то есть более триллиона рублей. К тому же ежегодно на военный ремонт выделяются государственные деньги. Например, в 2009 году на это в бюджет было заложено примерно 120 млрд. рублей. Теперь и эти деньги пойдут в коммерческий «Оборонсервис». Вот где собака зарыта. (…)
Надо отдать должное проворности министра обороны Российской Федерации. В исключительно короткий срок, за два месяца, выстроена нормативная правовая база для распоряжения многомиллиардной недвижимостью и движимостью. И теперь все это легитимно раздается «своим» людям. Вероятно, для них это клевое дело. Но кто подумал о главном предназначении Вооруженных сил – ведении боевых действий? Военные заводы, типографии, совхозы и так далее в период военного времени должны оперативно обеспечивать войска своей продукцией. Как они будут выполнять такие функции после приватизации – сказать трудно. (…)
Но даже если все-таки решили освободить армию от этого груза, то есть более прямой и естественный путь. Представители крупных компаний оборонно-промышленного комплекса не раз предлагали передать военные ремзаводы в их ведение. Но в таком решении нет никакого коммерческого интереса для «своих» людей. С созданием ОАО «Оборонсервис» армия стала «безремонтной», зато облагодетельствованы приближенные к администрации президента, к правительству и министерству обороны коммерческие структуры и предприятия. Причем, что характерно, это называется борьбой с коррупцией…»
Вперёд, Россия?..
Замечательно, что на фоне всего этого нам не устают твердить об окончании кризиса, о приближении лучших времён. Вот, только не понятно, отчего при таком хорошем положении дел наше государство впервые с советских времён вынуждено было пойти на крупную продажу золота из Гохрана? Как сообщают СМИ, Гохран может продать около 1,44 миллиона унций, или 44,89 тонны золота на сумму в 44,4 миллиарда рублей. Хотелось бы знать, на что пойдут вырученные средства?

Наблюдая всю эту безотрадную картину, вновь и вновь вспоминается Достоевский. Сон Раскольникова. «…Из кабака выходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками в накидку. «Садись, все садись! – кричит один, ещё молодой, с толстою такой шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом, - всех довезу, садись!» (…)
- Да ты, Миколка, в уме, что ли: этаку кобылёнку в таку телегу запряг! (…)
- Садись, всех довезу! – опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берёт вожжи и становится на передке во весь рост. – Гнедой даве с Матвеем ушёл, - кричит он с телеги, - а кобылёнка эта, братцы, только сердце моё надрывает: так бы, кажись, её и убил, даром хлеб ест! Говорю, садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдёт! – И он берёт в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску. (…)
- Она вскачь-то уж десять лет поди не прыгала.
- Запрыгает!
- Не жалей, братцы, бери всяк кнуты, заготовляй!
- И то! Секи её!».
Каждый раз, перечитывая этот эпизод из романа «Преступление и наказание» внутренне содрогаешься. И на месте этой лошадёнки вдруг явственно видна вся Россия. А мужики в красных и синих рубашках – ни есть ли это та озверевшая от вседозволенности шваль, завладевшая всем без исключения?
- Моё добро! Засеку! Всех повезёт!
А жирующая, осатаневшая толпа в телеге гогочет, подзуживает:
- Топором её, чего! Покончить с ней разом!
И хлещут кнутами, и шумят, и злятся, что всё никак не упадёт она…
- Моё добро! Что хочу, то и делаю!
- По морде её! По глазам секи, по глазам! – беснуются.
И шатается кобылёнка под градом ударов, а на неё уж оглоблю тащат… И подогнулись уже ноги, но стоит ещё, упрямо, не падает…
- Живуча! – злобствуют.
Да, живуча… Сначала тех, что в красных рубашках тащила из последних сил, а теперь, вот, и синие подоспели… Кто из них страшнее, ещё вопрос… Наверно, одинаково страшны и те и другие. Из одного теста леплены, одному господину служат.
- Сейчас беспременно падёт, братцы, тут ей и конец! – орут.
Кровью обливается лошадёнка, а народ кругом безмолвствует, лишь головами покачивает.
- Креста на тебе нет!
Выдюжит ли наша кобылёнка, или добьют её, как в раскольниковском сне? «Он стоит, как будто жалея, что уж некого больше бить». Будут ли пророческими и эти строки великого писателя и провидца? Остаётся только надеяться, что нет. Ведь пока, что трепыхается савраска из последних сил…
«Вперёд, Россия!» - кричат захмелевшие от нефтегазовых долларов ездоки. А нашёлся бы кто-нибудь, кто крикнул бы: «Назад!» Или хотя бы просто: «Хватит!» Всё «ну!» да «ну!», а тпрукнуть-то и некому…

     «КОНСТИТУЦИОННЫЙ КРИЗИС ВЛАСТИ В РОССИИ».

Владимир Гарматюк

«Жалоб на нарушение избирательного законодательства в России – нет»! - С такими торопливыми заявлениями выступают представители правящей в России группировки (партии), установившие в стране  корпоративную власть. Её пафосное  название «Единая Россия» противоположно результату деятельности – развалу и разъединению.

Давайте разберемся, что происходит с политической властью и выборами в России.

8 сентября 2013 г. в  России был единый день «выборов» («довыборов») на разные уровни законодательной и исполнительной власти. Посмотрим результаты на типовых примерах городов Москвы и Вологды (по другим регионам можно найти в Интернете).

В Москве приняло участие в «выборах» 32% избирателей, в Вологде – 22%. Не участвовало в Москве  - 68%, в Вологде -78%.  Число не участия в «выборах», в 3-4 раза превышает число голосовавших. Правящая группа (партия) «за глаза» называет население не принявших участи в выборах – безынициативной биомассой, «овощами».  - Но так ли безразличны граждане к происходящему? – Не так!

Многие сознательно не ходят на «выборы», потому что российское избирательное законодательство не соответствует Конституции РФ. Участие же в унизительных  не конституционных выборах оскорбляет  человеческое достоинство людей. У граждан в России фактически  нет полноценного избирательного права, нет возможности выдвинуть кандидата и выдвигаться самим, нет и права голосовать «против». Правящей партией  принят  и другой оскорбительный для граждан анти конституционный закон, который отменяет «нижний порог» явки избирателей на  выборы. Этим «законом» заявлено: -  «Ваши голоса ничего не значат». Игнорирование факт участия  избирателей в выборах  лишает смысла сами выборы и целиком всё избирательное  право.

В юриспруденции есть понятие, как «ничтожное условие в договоре», которое противозаконно, а потому изначально не подлежит исполнению. – Подумайте!  Возможно ли, устанавливать, что голоса граждан (отсутствие избирателей на выборах) ничего для  выборов не значит. – Это что? - Это даже не цинизм, это заявленный публично идиотизм.  Какой-то ничтожный  закон правящей группировки (партии) отменяет главенствующее  конституционное право большинства избирателей решать.  

Если не избиратели, голоса  которых для нынешней в России захватившей власть группы (партии)  ничего не значат, то кто тогда  их  выбрал? – Меньшинство? Получается, что они захватчики и самозванцы? - Так?

 Отсутствие в современном российском законодательстве уголовного наказания  за нарушение избирательного права по Конституции РФ не позволяет  (по закону) называть самозванцев  уголовными преступниками. Но ведь название не отменяет самих фактов.

По применяемому во всём цивилизованном мире праву большинства  и логично вытекающему отсюда следствию - если на  выборы пришло менее 50% избирателей, то такие выборы не могут быть признаны состоявшимися.

Если большинство избирателей не пришло,  отказалось голосовать (по их мнению) на незаконных выборах,  то такое мнение для организаторов выборов - есть закон. Значит, что избиратели не одобряют предложенные  организаторами условия выборов. Если же организаторы выборов,  не обращают внимания на мнение большинства избирателей, пренебрегают их голосами, то они реально совершают конституционное преступление. Избранные меньшинством -  не считаются  законными представителями народа и властью.  

22 % явки избирателей в Вологде и  32% в Москве – это ничтожные выборы, результаты которых не могут быть признаны.

Обращает на себя внимание то, что за нарушение высшего Закона России Конституции РФ (и не только положений, связанных с выборами, но и  других статей) - все ветви власти (законодательная, исполнительная, судебная) ответственности перед обществом не несут. Такого понятия, как конституционное преступление вообще не существует. Из этого факта следует кризисное, лихорадочное политическое состояние в России. Безответственность лиц, временно занимающих должности во власти, перед обществом, пренебрежение правами  - порождает ответную реакцию со стороны  народа.

Всплывает и ещё один вопрос по прошедшим не конституционным  выборам.

Как прозвучало 9 сентября  в эфире на радиостанции «Эхо Москвы» 1,5% голосов всех избирателей (пенсионеров) в Москве (или, это около 5% от числа проголосовавших) было собрано не на избирательных участках, а на квартирах. Москвичи звонили в эфир на радио и рассказывали, что пенсионеров материально подкупали, бесплатно раздавали наборы  продуктов. Это массовый подкуп (взятки). В других случаях за подобные дела несут уголовную ответственность. Здесь избиратель имеет власть распорядиться своим правом  в интересах  взяткодателя  (дать «голос» или нет).

- Где взяли деньги на подкуп избирателей? Из средств избирательного фонда, из  партийного бюджета? А в партийный карман деньги попали из казны государства? Правящая группа (партия) установила себе и другим парламентским партиям  сотни миллионов рублей ежегодного поступления  из бюджета (по 50 рублей за каждого избирателя, проголосовавшего за их партию). Это государственные деньги, которые принадлежат народу.  Получается, что они расходуются на преступные дела?

В соответствии со статьёй  31  Конституцией РФ (комментарии к Конституции РФ, Москва, «Юркнига», 2004 г.) – деятельность политических партий государство не финансирует. Вопреки основному закону России Конституции РФ, группировка (партия), пользуясь моментом временного пребывания у власти, берут из казны деньги.

Отъем  силой - называется грабежом и разбоем. И опять (как было выше сказано) отсутствие реальной уголовной ответственности  за несоблюдение правовых норм   Конституции РФ мешает законным образом назвать грабеж и разбой  своими именами.

Но, если какая-то группа (партия) у власти не установила законами для себя ответственность за несоблюдение положений Конституции, то это совсем не значит, что таким образом нет и преступлений против общества.

В историю России начало 2000-х  годов войдёт под названием - временем  не конституционной групповой власти (жуликов, грабителей и воров).

Несоблюдение властью гражданских прав и Конституции РФ породило в России глубокий  политико-экономический  кризис.

Россия, г. Вологда

10.09.2013

ПИСЬМО

Многоуважаемый Георгий Михайлович!
С огоромной благодарностью Вам пишет радиожурналист "Голоса России" Асия Сафановна Хайретдинова. Неисповедимые пути привели меня однажды глубокой осенью 1992 г. в вологодскую глубинку, родину Владыки Иннокентия (Пустынского), память о котором сохранили местные жители.
Я ничего о нем не знала, но какие-то высшие силы толкали меня на поиски сведений об этом челоевке. Не буду распространяться, но в результате был открыт Музей его памяти в этой самой глубинке, было написано несколько статей, радиоочерков и выпущена книга "Пусть память будет живой". Потом обнаружились его родственники и новые энтузиасты, которые хотели знать о нем всё больше. Вот так и получилось, что я стала будто бы биографом великомученика, расстрелянного в зловещем 1937 г. 3 декабря.
И каждый год приносил всё нове и новые открытия в жизни Владыки, которому РПЦ не может простить поныне его уклонение на несколько лет в обновленчество. Сейчас ведется большая работа по восстановлению его доброго имени.
И вдруг...обгаруживаю Ваш труд (огромный и кропотливый) о Владыке в вашей электронной "Верности"!!! Вы не можете себе представить  мои чувства - ещё бы: в то время, как на его родине РПЦ и знать о нем не желает, в далеком Миннеаполисе собраны воедино документы, статьи, письма, проливающие яркий свет на личность и деяния  100-летней давности (оттого - ценнейшие) на важный период жизни Иннокентия (Пустынского). Будто сам Всевышний призывает вновь и вновь вставать на зашиту попранного его имени. Спасибо бесконечное Вам, Георгий Михайлович!
Кстати, можем ли мы воспользоваться вашим трудом для цитирования?
Я посылаю Вам статью, которую я подготовила для сайта "Великие люди России", но меня уже опередил его земляк Анатолий Васильевич Белов, который раньше меня опубликовал обширный материал - с ним можно ознакомиться, открыв этот сайт. Кстати, в нем принимают охотно статьи о Великих Людях России, которых там ещё нет, а на Ваш взгляд они заслуживают такого высокого звания. (В частности, я предложила статьи о поэтах Николае Рубцове, Владимире Соколове, герое-летчике Михаиле Громове, поэте, певице, композиторе Смирновой-Марли Анне Юрьевне, которую хорошо знают в Джорданвилле, где мне и самой довелось побывать. К моей радости они были размещены на этом сайте. Можете ознакомиться).
Большой привет из Москвы и из вологодской Вохтоги, где находится Музей памяти Владыки.

                асия хайретдинова

*

ИННОКЕНТИЙ (ПУСТЫНСКИЙ), в миру Пустынский Александр Дмитриевич (6 октября 1868 – 3 января 1937) – архиепископ, магистр богословия. Воспитанник Вологодской духовной семинарии и Киевской духовной академии; епископ аляскинский  (1903-1909), якутский и вилюйский (1909-1912), с 1912 г. - епископ туркестанский и ташкентский. Архиепископ (1918). В обновленчестве – митрополит Курский и Обоянский (1922-1923), Киевский и Галицкий (1923-1929), Архангельский и Холмогорский(1932-1933).

«Архипастырь богомудрый. Имел много научных трудов, большой полиглот, блестящий проповедник, уставно и величественно служил Духовный писатель. Талантливый музыкант». (Отзыв еп. Сергия).

Труды:

«Пастырское богословие в России за XIX век», 1899 .

"Пастырское богословие (Мысли по поводу изданной книги: “Пастырское богословие в России”)," Прав. Собес., 1900, февраль, 208.

"Многое и единое (Лук. 10, 41, 42)," Богосл. Вестн., 1898, октябрь, 8.

"Три искушения": Речь, Тверь, 1901.

"Дары земные небесному жителю," Богословский вестник, 1897, ноябрь, 169.

"Два пути," Богосл. Вестн., 1897, октябрь.

Родился 6 октября 1868 г. в семье священника Свято-Троицкой церкви (Александро-Коровинская Пустыня, Грязовецкий уезд, Вологодская волость). Рано оставшись сиротой, был подпаском. Ввиду стараний в церковно-приходской школе и в церковном хоре по ходатайству священника А.В.Авдуевского из глубинки отправляется сначала в Вологодское духовное училище, затем учится в Вологодской духовной семинарии (1882-1887). В 1893 г. заканчивает Киевскую духовную академию со степенью кандидата богословия. В сентябре 1894 г. поступил в Санкт-Петербургский археологический институт. Был командирован псаломщиком кафедрального собора в Сан-Франциско, США. В 1894 г. пострижен в монашество. С 1895 г. - помощник инспектора Новгородской духовной семинарии. Этими годами отмечено начало многолетней переписки и дружбы с митр. Арсением Стадницким, тогдашним епископом Новгородской епархии, впоследствии - членом Госсовета Российской империи от монашествующего духовенства,  митрополитом Ташкентским и Туркестанским, духовным наставником архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого), на руках которого умер в ташкентской больнице.

В 1897 г. был назначен помощником инспектора Московской духовной академии. С 1899 г. - член Санкт-Петербургского духовно-цензурного комитета в сане архимандрита. В 1900 г. за свой труд “Пастырское богословие в России за XIX в.” получил степень магистра богословия. В этом же году был назначен ректором Тверской духовной семинарии. С начала 1903 года - наместник Чудова монастыря Московского Кремля.

14 декабря 1903 года был хиротонисан во епископа Аляскинского, первого викария Алеутской и Северо-Американской епархии. Среди совершивших чин хиротонии в Санкт-Петербургском Казанском соборе был и епископ Алеутский святитель Тихон, будущий патриарх.

Шесть лет, до 1909 года - епископ Аляскинский, викарий Северо-Американской епархии.  Из  статьи д-ра Кириллова в "Русских Ведомостях" (№158,1906 г.) "Преосвященный Иннокентий, Епископ Аляскинский, - как образец для множества миссионеров»: «... Весьма много и часто приходится читать в Американской прессе о великих трудах апостольства Преосвященного Иннокентия, Епископа далекой и жестокой Аляски... Губернаторы, сенаторы, доктора, адвокаты, инославное духовенство, обширный мир коммерции и золотоискателей, масса туристов и проч. и проч. с восторгом вспоминают о своих встречах с Russian Bishop Innocent и о своих беседах с Владыкой... Знаком Владыка Иннокентий и с Президентом Соединенных Штатов и его кабинетом министров».

Встреча с президентом США Т. Рузвельтом состоялась 27.05.1906 г. Основной темой были положение и права коренного населения на Аляске, о просвещении туземцев, незаконной продаже спирта белыми людьми туземцам, о даровании Аляске права иметь в Конгрессе  своих представителей и др. Этот разговор был без переводчиков, так как епископ Иннокентий владел английским языком. В результате губернатор, занимавший недружественную позицию по отношению к Православной Церкви, вскоре  был отозван из Ситки. Новый губернатор с уважением относился к Православной Церкви. Жители Аляски получили право делегировать своего представителя в Конгресс.

С 1907 по 1909 гг. епископ Иннокентий исполняет обязанности Архиепископа Северо-Американского святителя Тихона, которого перевели служить в Россию. Два года о. Иннокентий  замещал иерарха, отвечая за всё, что происходило в заграничной епархии. Это немаловажный факт в его биографии. 

1 мая 1909 г. переведен на Якутскую кафедру. С 1 февраля по 5 апреля 1910 г. совершил инспекторскую поездку в Колымский край. Летом того же года - делегат миссионерского съезда в Иркутске, где руководил одной из секций съезда. Организовал в Якутске отдел Палестинского общества. 3 октября 1911 г. был представлен императору Николаю II и императрице Александре Федоровне, имел с ними получасовую беседу.

С 25 июня 1912 г. - епископ Туркестанский и Ташкентский. Участвовал в Соборе Русской Православной Церкви 1917-1918 гг. Ко дню Святой Пасхи 1918 г. был возведен в сан архиепископа. Владыке Иннокентию наконец-то удалось то, что не получалось у всех его предшественников. Летом 1916 года он выхлопотал указ о перенесении кафедры туркестанских епископов из города Верного в Ташкент. Этот факт позволил владыке Иннокентию в полной мере сохранить управление епархией.

Имя Владыки навсегда связано с именем Святителя Луки, знаменитого врача-хирурга Войно-Ясенецкого В.Ф. Как рассказывал сам Войно-Ясенецкий, однажды он выступил на епархиальном съезде "по одному очень важному вопросу с большой горячей речью". После съезда Ташкентский епископ Иннокентий (Пустынский) сказал ему: "Доктор, вам нужно быть священником". "У меня не было и мыслей о священстве, - вспоминал Владыка Лука, - но слова Преосвященного Иннокентия я принял как Божий призыв архиерейскими устами, и минуты не размышляя: "Хорошо, Владыко! Буду священником, если это угодно Богу!".  Судьба вновь свяжет их пути в Архангельске во время северной ссылки Войно-Ясенецкого. А Арсений (Стадницкий) станет духовным наставником Святителя Луки, которого в лоно  церкви промыслительно ввел архиепископ Иннокентий (Пустынский).

Преосвященный Иннокентий сделал много невозможного в годы богоборчества, когда в Туркестане постановлением ЦК начался «красный террор». В 1922 г., по попустительству большевицких властей, образовалось обновленческое высшее церковное управление (ВЦУ), которое стало диктовать условия православным епархиям. Архиепископ Иннокентий, видя антицерковную сущность этой организации, объявил епархию самоуправляемой. Созванный вскоре съезд духовенства и мирян отверг все притязания ВЦУ. Но местные власти начали жестокую травлю владыки Иннокентия, в результате которой он вынужден был покинуть епархию, получив предписание от чекистов о немедленном выезде из Ташкента.

Далее произошло необъяснимое и неразгаданное по сей день: в 1922 г. Иннокентий (Пустынский) уклонился в обновленчество и был обновленцами назначен архиепископом Курским и Обоянским. Оставался на этом месте до марта 1923 года.  В 1924 г. был назначен митрополитом Киевским и Галицким. Стал первым ректором обновленческой Высшей богословской школы в Киеве (1926). .

С 1929 г. – в 60 лет уходит на покой. Живет на родине -  в Пустыньке, как ласково называет свою деревню, затерянную в Шилегодских лесах вологодской глубинки. Сюда он вернулся, чтобы спастись на закате жизни от бурь, сотрясавших Россию и его паству. Но в 1932 г. его вновь вовлекают в церковные «разборки», назначают митрополитом Архангельским и Холмогорским, Председателем МЦУ Северного края (в него входили Архангельская и Вологодская области). Местом служения Владыки в г. Архангельске стала Соломбальская церковь святителя Мартина Исповедника. (В этом храме сохранились ноты с его автографами).  Через год, 14 марта 1933 г. был арестован, проходил по следственному делу № 914/33 по обвинению в "несогласии с политикой Советской власти по отношению к Церкви". и сослан на 3 года в Казахстан. Из обновленчества к тому времени вышел, поскольку жил при Введенской церкви Алма-Аты, не состоявшей в обновленческом расколе. Вновь арестован осенью 1937 г. и расстрелян 3 декабря того же года по решению тройки УНКВД по Алмаатинской области. http://www.vedikz.narod.ru/VlPort.htm  Реабилитирован на основании Указа ПВС СССР от 16 января 1989 года.

Cм.: А.Хайретдинова «В жерновах русской смуты». Газета «Вера» № 376, декабрь 2000 г. (г. Сыктывкар),  «Пусть память будет живой». Сборник материалов Музея памяти митрополита Иннокентия (1868-1937). Под редакцией А.С.Хайретдиновой.  Изд-во «Глобус». Москва,  2000 и 2010 гг. (В вологодской глубинке - в посёлке Кирпичное в 1994 г. был открыт Музей памяти митрополита Иннокентия).

- "ПРЕОСВЯЩЕННЫЙ ЕПИСКОП ИННОКЕНТИЙ (Пустынский) и Аляскинское Викариатство" 1902-1909, Подвижник Православия в Америке. Сборник писем, статей, отчетов и документов.  (1903-1907).  Под редакцией проф. Г.М. Солдатова, Миннеаполис -  США, 2012

 - «Архиепископ Иннокентий (Пустынский): штрихи к портрету». О.Серафим (Петровский). Дальневосточный центр Московской духовной академии. 2013 г.

Подпись под фотографией:

Архиепископ Ташкентский и Туркестанский Иннокентий (Пустынский) и священник Войно-Ясенецкий В.Ф. 1921 год

===============================================================================================

 Во всём мире осталась только одна газета, следующая заветам истинной Зарубежной Церкви и вождей Белого Движения – «Наша Страна».

     НАША СТРАНА,  не  занимается  торговыми делами,  не жертвует убеждениями   русских православных патриотов,  ради материальных и иных доходов для увеличения тиража. Она издается исключительно за счет подписки и пожертвований тех, кто разделяет ее идеологию и надежду на свободную в будущем Россию.

           Не дайте ей заглохнуть, закрыться. Поддержите её. Не только своей        подпиской и своими пожертвованиями, но и составив завещание в её пользу.        Сделайте всё возможное, чтобы  обеспечить  её  дальнейшее  существование! Не  откладывайте  дело  помощи  на  "завтра"  помогите  "сегодня".

===============================================================================================