Vernost' Number 63

The Editorial Board is glad to inform our Readers that this issue of “FIDELITY” has articles in English, and Russian Languages.

С удовлетворением сообщаем, что в этом номере журнала “ВЕРНОСТЬ” помещены статьи на английском и русском языках.

1. СУЩНОСТЬ ХРИСТИАНСТВА. Епископ Александр (Милеант)

2. СЕРДЦЕМ МУДРЫЕ. Р. Плетнев (К 120-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ А. Л. БЕМА)

4. ДОКУМЕНТЫ: (Продолжение см. "Верность" № 61-62)

№ 12. Копия с письма Товарища Министра Иностранных Дел Гофмайстеру Графу Кассини...

№ 13. Письмо Преосв. Епископу Тихону от Православного Миссионерского Общества

№ 14. Письмо от Имп. Российского Посольства в С.-Американское Духовное Правление

№ 15. Письмо Преосв. Епископа Тихона в С. - Американское Духовное Правление

№ 16. Письмо Преосв. Владыке Тихону от Архимандрита Рафаила, администратора Сирийских приходов.

№ 17. Письмо Арх. Тихону от Наместника Св.-Троицкой Алекс.-Невской Лавры Арх. Корнилия.

№ 18. Письмо О. Настоятелю Лавры от Братства Святыя Троицы

Those who attack the Church of Christ by teaching that Christ's Church is divided into so-called "branches" which differ in doctrine and way of life, or that the Church does not exist visibly, but will be formed in the future when all "branches" or sects or denominations, and even religions will be united into one body; and who do not distinguish the priesthood and mysteries of the Church from those of the heretics, but say that the baptism and eucharist of heretics is effectual for salvation; therefore, to those who knowingly have communion with these aforementioned heretics or who advocate, disseminate, or defend their new heresy of Ecumenism under the pretext of brotherly love or the supposed unification of separated Christians, Anathema!

Gangra, Canon ХХ: "If any one shall, from a presumptuous disposition, condemn and abhor the assemblies (in honour) of the martyrs, or the services performed there, and the commemoration of them, let him be anathema".

Гангский Собор правило ХХ: "Аще кто, пришедши в надменное расположение, гнушаясь, осуждает собрания в честь мученников, и совершаемые в оных служения и памяти их: да будет под клятвою".

+ Епископ Буэнос-Айресский и Южно-Американский Александр (Милеант)

(Продолжение см. № 61-62. Печатается по благословению автора.)

"Умоляю вас: подражайте мне, как я Христу" (1 Кор. 4:16).

Содержание: Подвижничество - кто придумал его? Подражание Христу. Высокая цель. Приложение: Святые отцы о христианском подвиге.

В древней христианской литературе сохранился рассказ про 18-тилетнего юношу Антония, жившего в Египте на рубеже третьего и четвертого столетий, когда язычество было еще господствующей религией. Родители Антония, будучи христианами, воспитали его в благочестии и приучили по воскресеньям ходить в церковь.

Однажды, по дороге в храм, Антоний размышлял об апостолах и о том, что они, оставив всё, пошли за Христом. Когда он вошел в храм, его поразили слова Евангелия, которые громко читал диякон: Если хочешь быть совершенным, иди, продай имение твое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на Небе, и иди вслед за Мной" (Мт. 19:21). Антоний почувствовал, что эти слова обращены прямо к нему. Вскоре после этого он раздал свое имущество, доставшееся ему от родителей, покинул свой дом и родные места и удалился в пустыню, чтобы здесь, в тишине уединения, служить одному Господу.

Нельзя описать, сколько трудностей и искушений претерпел этот юный подвижник в суровых условиях египетской пустыни. Он страдал от голода и жажды, от холода и зноя. Но самое страшное искушение пустынника, по слову самого Антония, - в сердце: это тоска по миру и волнение помыслов. Ко всему этому присоединились прельщения и ужасы от демонов. Иногда Антоний изнемогал и готов был отчаяться и вернуться в мир, но крепкой верой в Бога он преодолевал все искушения.

Уже двадцать лет жил Антоний в своем уединении, когда некоторые из его друзей, узнав об его местопребывании, решили навестить его. Они думали, что встретят его крайне изможденным, умирающим, может быть несколько "свихнувшимся" от продолжительного одиночества. Но вместо этого они встретили его совершенно здоровым, без малейших следов изнурения. Небесный мир царствовал в его душе и отражался в глазах. Спокойный и сдержанный, ко всем одинаково приветливый, Антоний сразу пленил их своей чуткостью, любовью и духовной мудростью. Друзья Антония вернулись домой внутренне преобразившимися и воодушевленными. Вскоре весть о молодом подвижнике быстро разнеслась по всему Египту, и люди в большом количестве стали стекаться к нему - кто за советом и наставлением, кто с целью обогатиться веющей от него благодатью. Некоторые же из посетителей стали селиться неподалеку от Антония, подражая его святой иноческой жизни.

Так, в середине четвертого столетия, возникло мощное монашеское движение, которое из Египта перебросилось на Ближний Восток, в Византию, на Запад, а потом - в Россию.

Преподобный Антоний не придумал монашество: его корни уходят к первому столетию христианства. Однако интересно заметить, что расцвет его совпал с общим ослаблением христианской жизни в городах, когда после прекращения гонений на Церковь, христианство вдруг стало "модным" и крещение бывших язычников приняло стихийный характер. Естественно, что многие крестились не столько по убеждению, сколько следуя общему примеру, сохраняя свои языческие привычки и взгляды. Тогда многие ревностные христиане, жаждущие духовной жизни, из шумных городов стали уходить в пустыни и монастыри.

Монашество наложило глубокий отпечаток на Православную Церковь: оно породило обширную духовно-аскетическую литературу, выработало церковный устав с его кругом постов и праздников, украсило богослужения вдохновенными молитвами и песнопениями. После мучеников за веру оно дало наибольшее количество угодников Божиих.

Монашество предназначено для людей "не от мира сего," которые подобно преподобному Антонию Великому, тяготятся житейской суетой и всем злом, которое господствует в мире. Они жаждут неразвлеченно служить единому Богу. В принципе назначение монастыря - создать условия благоприятные для духовной жизни, чтобы человек самым кратким и прямым путем достиг духовного совершенства, единения с Богом. Здесь все житейское отодвигается на последний план, а молитва, богомыслие и подвиг одухотворения - на первый.

Современным людям, выросшим в среде выхолощенного нео-христианства, трудно оценить достоинства монашеского подвига. Если человек спасается только верой, как утверждают протестанты, то всякий подвиг - излишен. Банальность такого утверждения вытекает из непонимания сути христианства. Цель его - духовное обновление человека и уподобление Христу, а не просто переселение души в более благоприятные условия: "Кто во Христе, тот новая тварь" (2 Кор. 5:17).

Основные элементы монашеского подвига, как то: добровольная нищета и девство, пост и непрестанная молитва, включая уход в пустыню (фактическую или в переносном смысле) - освящены примером Господа Иисуса Христа. Действительно, сразу после Своего крещения в Иордане, Господь "был веден Духом в пустыню" и здесь постился в течение сорока дней, будучи искушаем сатаною (Мр. 1:13). Важно заметить, что Иисус удалился в пустыню не по собственному решению только, но повел его туда Дух Святой, сошедший на Него при крещении. Какой же был результат пребывания Христа в пустыне? - "И возвратился Иисус [из пустыни] в силе духа в Галилею; и разнеслась молва о Нем по всей окрестной стране" (Лк. 4:14). Иными словами, в суровых условиях строжайшего поста и уединенной молитвы, в борьбе с искушениями от дьявола, человеческая природа Иисуса Христа достигла высшей степени крепости духа. Очевидно, ради восстановления Своих внутренних сил, Господь Иисус Христос и во время Своего общественного служения время от времени удалялся в пустынные места и здесь всю ночь проводил в молитве (Мт. 14:23; Мк. 1:35; Лк. 5:16).

"Имея вокруг себя такое облако свидетелей [праведников], свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех и с терпением будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия" (Ев. 12:1-2).

ХРИСТОС - ИДЕАЛ СОВЕРШЕНСТВА. В лучшие моменты жизни, когда нас посещает вдохновение начать жить для добра, всех любить и всем делать добро, нам не найти более высокого примера для подражания, чем Господь Иисус Христос. Праведники всех времен - пророки, апостолы, мученики, преподобные и другие подвижники веры -сияют духовной красотой в той мере, в какой они уподоблялись Христу. "Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись," - поется при крещении человека (Гал. 3:27, 4:19). Как дождевые капли, переливаясь цветами радуги, отражают сияние солнца, так каждый верующий христианин должен отображать нравственную красоту Христа. Мы не только можем, но и должны подражать Христу:

· В чистой и всецелой любви к Богу, когда мы от всего сердца желаем все свои мысли, чувства, слова и поступки направлять к славе Божией, когда мы жаждем непрерывно пребывать с Ним.

· В полном послушании Богу, когда мы стараемся делать то, что Бог одобряет и к чему призывает нас, и отвращаться от всего того, что Он запрещает, когда мы готовы ради верности Богу пострадать и потерпеть любые лишения.

· В нравственной чистоте и безупречности, когда мы живем смиренно, честно и целомудренно, стараемся возрастать духом и богатеть добрыми делами.

· В сострадании к людям, когда их скорби и трудности мы воспринимаем как собственные и готовы помочь всякому нуждающемуся, даже в ущерб собственному благополучию.

· Когда мы любим всех - не только близких нам людей и доброжелателей, но и своих врагов, когда кротко переносим обиды и оскорбления и прощаем так, как простил нас Господь Иисус Христос.

Человеку малодуховному и привязанному к земному эти добродетели кажутся непосильно трудными. Однако, если вникнуть, трудность заключается не в природе добродетелей, а в нашей испорченности. Действительно, ангелы на Небе живут добродетельно и исполняют все заповеди Божии совершенно естественно, без нарочитого подвига, и, главное, делают это с радостью. Если бы мы были безгрешными и чистыми, какими Бог нас создал, то и нам было бы легко и приятно добродетельно жить. Но грех нарушил в нас гармонию между душой и телом. Тело, пораженное проказой греха, взяло власть над душой и стало тиранствовать над ней своими беспорядочными и капризными пожеланиями. Возникла необходимость обуздать тело и поставить его на подчиненное место по отношению к душе. Но это легко только на словах. Фактически же человечество оказалось в рабстве греха и дьявола. Понадобилось пришествие на землю Сына Божия и принятие Им нашей природы, чтобы помочь нам освободиться от своего зла и восстановить в себе образ Божий.

Господь Иисус Христос Сам прошел путь человеческих невзгод, все трудности добродетельной жизни в условиях эгоистичного, грешного и порой богоборческого общества. Он сделал это для того, чтобы показать нам путь к духовному обновлению. Своей благодатью Он помогает нам на каждом шагу, Он укрепляет и воодушевляет нас, Он снимает с нас тяжесть грехов, но при всем этом нам не избежать подвига, потому что препятствия к духовному обновлению находятся внутри нас. Мы - главная помеха к своему спасению!

Но не надо отчаиваться и опускать руки. Все праведники, в большей или меньшей степени, поначалу страдали разными недостатками, подвергались внутренним и внешним искушениям, порой изнемогали и падали, потом вставали и снова каялись. И замечательно, как с Божией помощью они достигали большой духовной высоты, набирались мудрости и опытности, так что потом могли помогать тем, которые за ними шли по пути духовного обновления. И Сам Бог свидетельствовал о правильности их пути тем, что наделял их даром совершать чудеса и предсказывать будущее. Среди этих бесчисленных праведников были люди из самых различных жизненных условий и социального уровня - были нищие и богатые, простецы и ученые, рабы и цари. Но при всем внешнем различии всех их объединяет нечто общее, а именно христианский подвиг. Все они шли узким путем, проложенным Христом, все они добровольно лишали себя разных выгод и удовольствий, им предоставляемых жизнью, все они старались "распинать свою плоть с ее страстями и похотями" (Гал. 5:24; Рим. 6:6).

Возьмем для примера апостола Павла. Его жизнь ценна особенно потому, что на него преимущественно ссылаются протестанты, когда утверждают, что подвиги не нужны, потому что человек спасается одной верой. Его автобиографические заметки, рассыпанные в разных его посланиях, дают возможность понять те двигающие мотивы, которыми он руководствовался в своей личной жизни. Во-первых, сама по себе миссия распространения Евангелия, возложенная на него Богом, требовала от него огромного напряжения и полной самоотверженности. Казалось бы, никакие дополнительные другие подвиги ему не нужны. Однако апостол постоянно отягощает себя постами и всенощными молениями. По его собственным словам, он часто пребывает "в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе" (2 Кор.11:27). Чтобы возгревать в себе духовное горение, он постоянно "тренировал" себя духовными подвигами, смотря на свою жизнь, как на состязание на олимпийских играх. "Не знаете ли, - писал он коринфянам, - что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так [и вы] бегите, чтобы получить. Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы - нетленного. И потому я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным" (1 Кор. 9:24-27).

Очевидно, он поступал так потому, что считал себя еще не достигшим нужной меры духовного совершенства: "Говорю так не потому, чтобы я уже достиг, или усовершился; но стремлюсь, не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус. Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе. Итак, кто из нас совершен, так должен мыслить; если же вы о чем иначе мыслите, то и это Бог вам откроет. Впрочем, до чего мы достигли, так и должны мыслить и по тому правилу жить. Подражайте, братия, мне и смотрите на тех, которые поступают по образу, какой имеете в нас" (Фил. 3:12-17).

Несомненно, что апостол Павел, лучше понимал христианство, чем современные сектанты. И если он добровольно порабощал и изнурял себя, то потому, что считал это необходимым для духовного роста. Когда он писал христианам: "Умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, угодную Богу, для разумного служения вашего" (Рим. 12:1-2), он призывал их следовать тому образу жизни, которому сам следовал (Фил. 3:17; 2 Фес. 3:7; Ев. 13:7).

Итак, если бы мы были совершенно безгрешными, свободными от страстей и недоступными искушениям, если бы мы были всецело духовно настроенными и полными любви к Богу и к ближним, словом, если бы мы были духовно-совершенными, то, очевидно, подвиги были бы для нас излишними, как они излишни для ангелов и святых, достигших Царства Небесного. В данном же поврежденном состоянии - это лишь цель, которую надо достичь с Божией помощью, но и при личном усилии.

Апостол Петр так суммирует содержание христианской жизни: "Как Христос пострадал за нас плотию, то и вы вооружитесь тою же мыслью; ибо страдающий плотию перестает грешить, чтобы остальное во плоти время жить уже не по человеческим похотям, но по воле Божией" (1 Пет. 4:1). Здесь преодоление греха поставлено в прямую зависимость от добровольного распятия плоти с ее страстями и похотями (Гал. 5:24).

В сущности все сводится к очень элементарной истине, что по причине греховной поврежденности душа и тело человека находятся в конфликте: когда тело пресыщается, тогда духовные силы человека притупляются и слабеют, и, наоборот, когда человек добровольным воздержанием ослабляет тело, тогда его духовные силы просыпаются и начинают расцветать. Лучшие мыслители издревле установили, что всякое духовное усилие, всякое добровольное лишение, всякий отказ, жертва - немедленно размениваются на духовные богатства внутри нас; чем больше мы теряем, тем больше приобретаем.

Вот почему главной темой Священного Писания является побуждение к подвигу. Сама жизнь христианина уподобляется несению креста вслед Христу: "Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня" (Мт 10:38). На вопрос учеников, многие ли спасутся, Господь ответил: "Подвизайтесь войти сквозь тесные врата, ибо, сказываю вам, многие поищут войти, и не возмогут" (Лук. 13:24). "Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его" (Мт 11:12, смотри также Лк 13:22-30; Мр 8:34-38; Лк 14:25-27; Ин 12:25-26). "Ищите же прежде всего Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мт 6:19-34). И это не только в известные моменты жизни, но должно стать образом жизни: "Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящими" (Лук. 12:32-35, Мр 13:33-37). "В усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите" (Рим. 12:11).

Однако, говоря о необходимости подвига, надо помнить, что в христианстве важно не одухотворение само по себе, а уподобление Христу. Духовность может быть тупой, злой и мрачной, какой является "духовность" демонов. Индуизм, с его упражнениями йоги, тоже развивает "духовность" и известные способности души - но результат здесь противоположен тому, что нужно для спасения. Католицизм, оторвавшись от апостольской традиции, развил свои специфические аскетические методы "умерщвления плоти," но подвиги эти проникнуты мрачным и бессознательным выполнением установленных дисциплинарных требований и тоже далеки от нужной цели.

Христианство есть религия радости. Раздражительность, суровость, мрачность -противоречат православному пониманию подвига. Сама проповедь Христа началась призывом людей к Царству вечного счастья: "блаженны нищие духом... блаженны плачущие... блаженны кроткие ..." (Мт. 5 гл.). Величайшие аскеты всегда отображали в себе светлое и радостное настроение. Беседуя, например, с преп. Серафимом Саровским, старцем Амвросием Оптинским, праведным Иоанном Кронштадтским, преп. Германом Аляскинским и другими подлинными праведниками, люди черпали умиротворение и утешение. Все подлинные подвижники были строгими к себе, снисходительными и ласковыми к другим.

Перед нами великая цель: стать новым творением и уподобиться Христу. Для этого необходимо многое в себе исправить и как бы переломить: из гордых стать смиренными, из страстных - воздержанными, из вспыльчивых и злобных - кроткими и ласковыми, из теплохладных - усердными к добру, из самолюбивых и жадных- жертвенными и сострадательными, из подозрительных и завистливых - доброжелательными, из легкомысленных - мудрыми, из боязливых и малодушных - мужественными и постоянными.

Хотя Бог помогает нам на каждом шагу, однако необходимо и наше самое активное старание. И здесь мы встречаем множество как внешних, так и внутренних препятствий. Порой нам может казаться, что вся наша природа, все существо противятся христианскому образу жизни. Мы готовы отчаяться, вернуться к прежнему образу жизни. Это искушение, несомненно, идет от дьявола. Как Христа он искушал в момент Его крайнего истощения, так и нас он искушает в самые слабые моменты жизни. Хитрый и коварный змий! Поэтому: "бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение" (Мт. 26:41), "Если с Ним страдаем, то с Ним и прославимся" (Рим. 8:17).

Молитва, хождение в церковь, пост, воздержание, исповедь и причащение, изучение Священного Писания, чтение духовной литературы, богомыслие, дела милосердия - все это необходимые средства к внутреннему обновлению, это наши шаги вслед Христа. Когда же забывается цель, то дела сами по себе мало приносят пользы и могут превратиться в бездушное фарисейство.

Надо дорожить своей принадлежностью к Православной Церкви, потому что она сохранила первоначальное понимание сути христианства, в то время как инославные вероисповедания выбросили из христианства все, что казалось им трудным и неприятным. Этим они лишили его возрождающей силы, оставив только красивые, воодушевляющие фразы. Человеку, ищущему вершин духовного совершенства, Православие дает все необходимые средства в своих благодатных таинствах и духовном опыте святых отцов. Конечно, не все призваны стать великими учеными или получить нобелевскую премию. Но трагично, когда принципиально человеку закрывается путь к прогрессу и росту, когда начальная школа - становится единственным учебным заведением, а газеты - единственной литературой.

Итак, "укрепим наши опустившиеся руки и ослабевшие колени" (Ев. 12:12), помня, что каждое доброе усилие с нашей стороны приближает нас ко Христу, и каждое преодоление соблазна - эта победа с Ним. Будем идти за Сказавшим: "Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко" (Мт. 11:28).

"КАК ПЧЕЛА незаметно для людей строит соты в улье, так и благодать тайно созидает свою любовь в сердце человека, изменяя горечь в сладость, а жестокое сердце - в доброе. И как мастер по серебру, делая резьбу на блюде, постепенно покрывает его узорами, и только после окончания своей работы показывает свою работу во всей ее красе. Так и истинный Художник Господь украшает резьбой сердца наши и таинственно обновляет их, пока мы не переселимся из нашего тела, и тогда обнаружится красота нашей души" (Мак. Вел.).

"Такова воля Духа, чтобы возлюбленные Его пребывали в трудах. Дух Божий не обитает в тех, кто живет в покое. Тем и отличаются сыны Божии от прочих, что они живут в скорбях, а мир гордится роскошью и покоем. Не благоволил Бог, чтобы возлюбленные Его покоились, пока они в теле, но хочет, чтобы теперь они пребывали в скорби, в тяготе, в трудах, в скудости, в наготе, в нужде, в унижении, в оскорблениях, в утружденном теле, в печальных мыслях. Так исполняется сказанное о них: В мире будете иметь скорбь (Иоан. 16:33). Господь знает, что живущие спокойно не способны любить Его, и потому отказывает праведникам во временном покое и услаждении" (Исаак Сир.).

"Людям, только начинающим любить благочестие, путь добродетели кажется жестким и страшным. И это не потому, что он по своему существу таков, но потому что люди с детства привыкают жить пространно и в удовольствиях. Для того же, кто благочестиво прожил известную часть своей жизни, путь добродетели представляется благим и отрадным. Потому что, когда недобрые стремления мы подавляем добрыми навыками, тогда одновременно уходит и само пристрастие к плотским удовольствиям. После этого душа уже охотно идет добродетельным путем. Поэтому Господь, призывая нас начать свое спасение, говорит, что тесен и прискорбен путь, вводящий в жизнь, и мало тех, которые идут им (Матф. 7:14). К тем же, кто с усердием желает жить по Его святым заповедям, Он говорит: "Иго Мое благо, и бремя Мое - легко" (Матф.11:30). Следует нам в начале нашего подвига принуждать себя исполнять святые заповеди. Тогда милостивый Господь, увидев наше доброе намерение и труд, даст нам готовность и свободную волю с удовольствием повиноваться его святым велениям все остальное время нашей жизни" (Блаж. Диадох).

"Не думай, будто добродетель превышает твои силы и неисполнима для тебя, но, воодушевившись верой и смело положив начало, яви перед Богом доброе старание, - и увидишь помощь, которую Он подаст тебе для совершения добродетели. Представь себе две лестницы: одна возводит на небо, а другая низводит в ад, а ты стоишь на земле между этими двумя лестницами. Не думай и не говори, как могу взлететь от земли и очутиться вдруг на небе, т.е. наверху лестницы. Ты только берегись спускаться вниз, делая зло. Старайся же понемногу подниматься вверх, делая добро, какое придется. Каждое твое доброе дело будет шагом наверх. Так, поднимаясь с Божией помощью с одной ступени на другую, ты, наконец, достигнешь и верха лестницы" (Авва Дороф.).

"Начинай исполнять заповеди, касающиеся малого, и ты исполнишь заповеди, касающиеся великого: малое везде ведет к великому. Начни исполнять хотя бы заповедь о посте в среды и пятницы, или десятую заповедь, касающуюся худых помыслов и желаний, и ты исполнишь все заповеди, "а неверный в малом и во многом неверен" (Прав. Иоанн Кр).

"Жизнь - великая наука, которую нелегко изучить. Она - тесный путь и узкие врата. Кто с детства не начал изучать науку жизни под руководством Евангелия, не научился верить в Бога, не привык благоговеть перед Ним, ясно не отличает зло от добра, - тому тяжело будет научиться в последующие годы жизни. Хотя другие люди и будут почитать его умным, будут признавать его знания и способности, а в школе жизни он может оказаться полным невеждой. Он может оказаться не способным ни к семейной жизни, ни к общественной деятельности - например, по причине своего неуживчивого характера или дурных привычек. Он может потерпеть крушение в жизни, как нагруженное товарами судно, которое пустили в открытое море без руля, снастей и парусов" (прав. Иоанн Кр.).

"Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мат. 5:16).

Многовековый диспут не утихает; каждая из воюющих сторон прочно окопалась на своих позициях и не уступает ни на дюйм. Римо-католическая церковь утверждает, что спасение - это заслуга человека. Своими делами и трудами человек не только может покрыть свои грехи, но еще собрать избыток, который может пойти на пользу других. В подтверждение правильности своей концепции они приводят те места Писания, где говорится о необходимости добрых дел, как например: "Мы - Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять" (Еф. 2:10). "Я желаю, чтобы ... уверовавшие в Бога старались быть прилежными к добрым делам: это хорошо и полезно человекам" (Тит. 3:8), и другие цитаты.

Отвергая это учение, протестанты учат, что все спасаются заслугами одного Спасителя. Дар прощения грехов и жизни вечной получается одной верой, которой вполне достаточно для спасения. Никаких добрых дел, подвигов или нравственного совершенствования не надо: только верь и ты уже спасен.

В подтверждение правильности своей концепции они, между прочим, ссылаются на следующие слова апостола Павла: "Делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познается грех. Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки, правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия, потому что все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе, Которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде, во время долготерпения Божия, к показанию правды Его в настоящее время, да явится Он праведным и оправдывающим верующего в Иисуса. Где же то, чем бы хвалиться? Уничтожено. Каким законом? Законом дел? Нет, но законом веры. Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона" (Рим 3:20-28). И дальше: "Узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть" (Гал. 2:16).

Кто прав, когда обе стороны имеют подтверждения в Священном Писании? Обидно то, что иногда даже православные богословы запутываются в споре, чем спасается человек, и в полемике с католиками приводят протестантские доводы, а в полемике с протестантами - доводы католиков. Создается впечатление будто Православие не имеет самостоятельного четкого учения о спасении и представляет собой нечто среднее между католицизмом и протестантством. Рядовой же христианин, слушая доводы той и другой стороны, может даже усомниться в истинности Священного Писания. Может быть, подумает он, апостолы что-то не поняли в учении Христа, или не сумели выразить Его учение достаточно четко, или, может быть, в Писание вкрались более поздние еретические добавления, исказившие его содержание. Такого мнения придерживались, например, Мартин Лютер и другие протестантские богословы, которые оспаривали подлинность послания ап. Иакова и послания к Евреям на том основании, что в них более четко, чем в других новозаветных книгах, говорится о необходимости добрых дел.

На самом деле никаких противоречий в Писании нет и быть не может. Спор между инославными богословами зиждется на недоразумении по причине того, что вопрос спасения из духовно-моральной сферы низведен в плоскость формально-юридических категорий. Спасение стало пониматься не как обновление грешной души, как стяжание праведности, а как результат удовлетворения человеком известных условий - или добрых дел (римо-католики), или веры (протестанты). Если человек нарушает требуемые условия, он спастись не может.

На самом же деле учение о спасении или гибель человека есть результат нравственного состояния его души. Рай - это не только "место," но и состояние обновленной души. Христос пришел на землю не для того, чтобы переселить нас в более благоприятные условия, но чтобы духовно возродить нас, исцелить от греховной порчи, восстановить в нас красоту образа Божия, сделать нас детьми Божиими. "Кто во Христе - тот новое творение" (2 Кор. 5:17).

А так как нравственное состояние нашей души зависит от направленности воли, то человеку необходимо делать усилие, чтобы исправить свое сердце (Лук. 17:20; Мат. 11:12). Вот почему учение о спасении нельзя рассматривать в плане сделал-не-сделал, а надо воспринимать как духовный процесс, совершаемый благодатью Христовой при активном участии самого спасаемого. Этот процесс у одних совершается сравнительно быстро, как например, у благоразумного разбойника, покаявшегося на кресте, у других - медленно и извилисто. Кроме того, духовные требования к тому или другому человеку, равно как и уровень духовного совершенствования, которого он может достичь - индивидуальны, что видно из притч о семени и о талантах (Мат. 13:1-23, Мат. 25:14-30).

Чтобы убедиться в том, что Священное Писание свободно от каких-либо внутренних противоречий, необходимо выяснить его терминологию, а именно, что оно подразумевает под делами, а что под верой.

В текстах, приводимых протестантами, где говорится об оправдании верой, речь апостола Павла направлена не против добрых дел, а против дел закона. Дела закона - очень специфический термин, которым апостол Павел обозначает обрядово-ритуальную сторону Моисеева законодательства - с его субботами и праздниками, с его обрезанием, омовениями и обрядами очищения, с его скрупулезным отношением к чистой и нечистой пище, наконец, со всей его перегруженной, веками сложившейся структурой национально-религиозных обычаев. Иудеи, впитавшие дела закона с "молоком матери," воспринимали свою религию, не как нравственно возрождающую силу, а как совокупность предписаний, которые необходимо было строго выполнять, чтобы заслужить оправдание перед Богом. Чем больше исполнишь дел закона, тем большую награду получишь - зависимость чисто арифметическая. Это породило тот утилитарно-меркантильный менталитет, с которым постоянно боролся апостол Павел.

Что же касается добрых дел, как выражения живой веры в Бога, то апостол Павел не только не отменял их, а, напротив, часто призывал христиан с усердием их совершать. Он писал, например: "Сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению" (Рим 10:10). "Доколе есть время, будем делать добро всем" (Гал. 6:10). "Мы - Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять" (Еф. 2:10). "Я желаю, чтобы ... уверовавшие в Бога старались быть прилежными к добрым делам: это хорошо и полезно человекам" (Тит. 3:8). "Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте во славу Божию" (1 Кор. 10:31). Еще категоричнее увещает ап. Иаков: "Кто разумеет делать добро и не делает, тому грех" (Иак. 4:17).

Таким образом, когда мы говорим о добрых делах, то мы самым существенным образом отличаем их от дел закона, которые, действительно, в христианстве потеряли всякое значение. Во-первых, добрые дела не поддаются простому подсчету и "взвешиванию." Их сила не в количестве, а в усердии, с которым они совершаются. Например, лепта бедной вдовы оказалась в очах Божиих дороже крупных даров, которые богачи опускали в церковную сокровищницу. Они клали от своего избытка, а она отдала Богу все пропитание свое (Мк. 12:44).

Кроме того, одно и то же дело может расцениваться или добрым, или плохим - в зависимости от намерения, с которым оно совершается. Евангельский фарисей много постился и молился, но не получил от этого никакой пользы, потому что делал это напоказ, а Анна пророчица постом и молитвой стяжала Духа Святого (Лк. 2:36). Сектанты, которые отвергают посты и церковные молитвы, как ненужные, пусть обратят внимание на то, что эта праведница именно подвигами воздержания и молитвы стяжала благодать Божию тогда, когда она еще была недоступна людям, потому что Дух Святой еще не сошел на апостолов (Иоан. 7:39).

Наконец, добрые дела ценны не столько сами по себе, сколько как проявление добрых качеств человека - его добродетелей. Здесь существует известная закономерность: каждое "дело" (поступок) человека оставляет известный след в его душе - положительный или отрицательный. Более или менее устойчивая деятельность человека постепенно делает его или добродетельным, или порочным. Поэтому важно совершать добрые дела хотя бы ради того, чтобы приобрести добрые навыки (Рим. 12:12; 1 Тим. 4:16). Вот почему сказано в Евангелии: "Блаженны плачущие, блаженны кроткие ... блаженны алчущие и жаждущие правды, блаженны милостивые, блаженны миротворцы ..." - т.е. счастливы будут те, которые постоянно творят добро.

Теперь постараемся выяснить сущность понятия веры. Говоря о необходимости веры, Священное Писание подразумевает под этим термином, не только отвлеченное, теоретическое признание тех или других религиозных истин, а согласие воли подчиниться Богу. Иными словами, вера содержит в себе активный элемент определенной положительной деятельности, и во всех тех случаях в Священном Писании, в котором говорится о спасительности веры, мы неизменно встречаем определенные поступки. Ведь и в обыденной жизни инженеры ценятся не столько по своим теоретическим знаниям, сколько по умению свои знания применять. Таким образом, Бог ждет от нас не отвлеченной, а живой и деятельной веры. Интересно заметить, что одно знание религиозных истин, без соответствующей жизни, не только не принесет пользы человеку, а, напротив, послужит к еще большему осуждению, как сказал Христос: "раб, который знал волю господина своего... и не делал по воле его, бит будет много" (Лк. 12:47-48; Рим. 2:13).

Итак, христианская вера должна включать в себя искреннее желание стать другим, лучшим человеком. А это требует внутренней работы, самопроверки, покаяния, изменения образа жизни так, чтобы наша вера стала сиять ярким светом: "Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мт. 6:16).

Таким образом, вопрос, чем спасается человек - верой или делами -неправильно поставлен, потому что спасение души нельзя разлучать от ее духовно нравственного состояния. Сын Божий пришел на землю с целью восстановить в человеке гармонию между его мыслями, чувствами и деятельностью и этим снова воссоединить его с Собой. Поэтому веру нельзя противопоставлять делам - потому что они должны быть едины, как душа с телом в живом человеке. Чем добродетельнее живет человек, тем крепче становится его вера, и чем крепче вера, тем праведнее его жизнь - они укрепляют друг друга.

Богу не нужны ни холодное признания Его существования, ни механическое исполнение каких-то дел. Он настолько возлюбил нас, что отдал Своего Единородного Сына в жертву искупления. Что может быть выше такой любви! Поэтому и Богу мы должны ответить не половинчатой, а полной любовью, включающей и сердце и жизнь.

Суммируя сущность христианства, апостол Петр пишет верующим: "Как от божественной силы Его [Божией благодатью] даровано нам все необходимое для жизни и благочестия... то вы, прилагая к сему все старание, покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь. Если это в вас есть и умножается, то вы не останетесь без успеха и плода в познании Господа нашего Иисуса Христа." Но как стать воздержанным, если не поститься? Как милостивым, если не помогать нуждающимся? Ясно, что добродетельная душа предполагает добродетельную жизнь. "А в ком нет сего, - пишет дальше ап. Петр, - тот слеп, закрыл глаза, забыл об очищении прежних грехов своих" (2 Пет. 1:2-9). Это краткое наставление замечательно тем, что оно объединяет важнейшие элементы христианства: личное усилие с содействием благодати Божией, добродетельную жизнь с благоприятными изменениями души.

А это, естественно, требует времени и терпения, как наставляет ап. Павел: "Делая добро, да не унываем, ибо в свое время пожнем, если не ослабеем. Итак, доколе есть время, будем делать добро всем" (Гал. 6:9-10). "В усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите" (Рим. 12:11).

Итак, спор инославных о том, чем спасается человек, праздный, потому что "во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью" (Гал. 5:6). Христианин, который не трудится над исправлением своего сердца, это никчемный расточитель полученной благодати, как сказал Господь: "Кто не собирает со Мною, тот расточает" (Мат 12:30).

То настроение, которое нам следует постоянно поддерживать в себе, прекрасно суммировал ап. Павел, говоря: "Радуйтесь всегда в Господе, и еще говорю: радуйтесь...Не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом... И что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте. Чему вы научились, что приняли и слышали и видели во мне, то исполняйте, - и Бог мира будет с вами" (Фил. 4:4-9).

"ВСЯКОЕ ПРЕДПРИНИМАЕМОЕ НАМИ ДОБРОЕ ДЕЛО да совершается во славу Божию, и тогда оно поведет и к нашей славе. Исполнение заповедей бывает свято и чисто только тогда, когда оно совершается с памятью о Господе, со страхом Божиим и по любви к Нему. Враг рода человеческого (дьявол) всячески старается отвлечь нас от такого настроения разными земными приманками, чтобы вместо истинного блага - любви к Богу - мы привязались сердцем к мнимым житейским благам. И вообще все, что ни делает человек доброго, лукавый старается омрачить и осквернить, примешивая к исполнению заповеди семена тщеславия, или сомнения, или ропота, или чего-либо подобного, чтобы наше доброе дело перестало быть добрым. Доброе дело становится истинно добрым только тогда, когда оно совершается для Бога со смирением и усердием. И при таком настроении все веления в заповедях становятся для нас легкими, потому что любовь к Богу устраняет всякое затруднение в исполнении заповедей" (Ефрем Сирин).

"Каждый желающий спастись должен не только избегать зла, но обязан делать добро, как сказано в Псалме: Уклонись от зла и твори добро (Пс. 33:15). Например, если кто был гневлив, не только должен не гневаться, но должен стать кротким; если кто гордился, не только должен не гордиться, но должен стать смиренным. Так, каждая страсть имеет противоположную ей добродетель: гордость - смиренномудрие, скупость - милосердие, блуд - целомудрие, малодушие - терпение, гнев - кротость, ненависть - любовь" (Авва Дорофей.)

"Доброе дело не есть всякое доброе дело, а лишь такое доброе дело, которое делается ради Бога. Внешность дела не есть его сущность, Бог смотрит на сердце. Как должны мы смириться, видя, что ко всякому доброму делу примешивается страсть. Умеренное воздержание полезнее всего. Выгоднее быть в бесчестии и страдать, но на все воля Божья да будет, нельзя самому вдаваться в скорби. Это - дерзость и гордость, и может случиться, что не вытерпишь взятого на себя самовольно. Грех, прикрытый личиной добра, подкрадывается и повреждает души, не проверяющих себя Евангелием. Евангельское добро требует самоотвержения, отречения от своей воли и разума" (стар. Никон).

К 120- ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ АЛЬФРЕДА ЛЮДВИГОВИЧА БЕМА

В 1925-1933 гг. при Русском Народном Университете в Праге (Чехословакия) были проведены семинары по изучению Ф.М. Достоевского. Главным докладчиком и организатором был А.Л. Бем.

Изучением литературного творчества Достоевского занимались уже ранее. Будучи доцентом С.-Петербургской Духовной Академии в 1888 г. Блаженнейший Митрополит Антоний (Храповицкий) написал статью «В день памяти Достоевского», в 1893 г. «Пастырское изучение людей и жизни по сочинениям Ф.М. Достоевского», будучи узником, во время мировой войны в униатском монастыре он написал «Словарь к творениям Достоевского и в период 1929-1934 г. он написал о Достоевском 13 статей. В «Вольной Академии Духовной Культуры» в 1920-21 г. Н. Бердяев провел семинар о писателе и затем в конце 1921 г. опубликовал книгу «Миросозерцание Достоевского».

А. Л. Бем (1886—1945), выдающийся ученый, литературный критик, педагог и общественный деятель, для истории Зарубежной Руси. Выпускник историко-философского факультета Санкт-Петербургского университета, участник Пушкинского семинария С.А.Венгерова, сотрудник Библиотеки Академии наук, член петербургского Общества Толстовского музея, А.Л.Бем, оказавшись в эмиграции, становится одним из наиболее успешных организаторов научной и культурной жизни Зарубежной Руси. С одной стороны, его усилия направлены на сохранение дореволюционных традиций академической жизни, с другой – он чутко реагирует на инновации времени. А.Л. Бем – вдохновитель целого ряда интеллектуальных проектов, которые кардинальным образом повлияли на облик научной и культурной жизни целой эпохи. Инициатор празднования «Дня русской культуры», член Русского педагогического бюро и организатор съездов деятелей русской зарубежной школы, создатель Семинария по изучению Достоевского, собравшего лучшие силы эмигрантского Достоеведения, член Пражского лингвистического кружка, автор многочисленных статей и фундаментальных исследований, организатор и вдохновитель поэтического общества «Скит», – А.Л.Бем поражает многообразием, универсальностью своей деятельности.

Учреждение семинаров по своему характеру походило на научное общество, чем университетские лекции обычного типа. Вокруг него объединились главным образом уже сформировавшиеся ученые, интересовавшиеся творчеством писателя. Этим объясняется и то, что большинство докладов, прочитанных в нем, были затем напечатаны в разных научных изданиях. Но Семинарий выполнял и другую задачу: привлечения к изучению Достоевского молодых научных сил Зарубежной Руси, в то время как в России деятельность писателя с религиозной точки зрения не изучалась и некоторые из его сочинений, даже были недоступны.

За время проведения в Праге Семинария было прочитано 58 докладов на 53 темы. Докладчиков было – 21. Докладчиками были известные научные работники, среди которых, необходимо отметить: А.Л. Бема, С.И. Карцевского, Д.И. Чижевского, С.И. Гессена, А.В. Маклецова, Р.В. Плетнева, Л.А. Зандера, В.В. Зеньковского, И.А. Логовского, И.И. Лапшина, С.В. Завадского, Н.О. Лосского, Н.Е. Осипова, Е.А. Ляцкого, С.Л. Левицкого, Драгутина Прохаска, Б.И. Ирманова, А.В. Флоровского, А.К. Бардиж-Грюнер, П.Н. Савицкого, А.М. Бринкена и П.М. Бицилли,

Под редакцией А.Л. Бема вышли в Праге сборники статей (в 1929 и 1933 гг.) о Достоевском, в которые вошли 16 докладов и «Словарь личных имен у Достоевского». Изданию этих сборников в значительной мере помогло Министерство Иностранных Дел Чехословацкой республики и посланник Прокоп Макс. Тираж сборников был ограничен и, например 2 том вышел всего тиражом в 400 экземпляров, что для Родины звучит мало, но для Зарубежной Руси достаточным количеством.

Семинарий и издание этих сборников свидетельствует о продолжении в Зарубежной Руси серьезного изучения в области русской литературы. Надо, иметь в виду, что в непосредственной связи с работами Семинария стоят и многие другие работы, появившиеся за эти годы в печати. Многие духовные лица, философы и писатели Зарубежья приняли участие в изучении творчества Достоевского. Живший в Праге Н. Лосский написал свою книгу «Достоевский и его Христианское миропонимание» в 1939 г., но потому что началась война, ее удалось издать в переводе на словацкий язык в 1944 г.

Розанов, Мережковский, Шестов, Иванов, Булгаков и другие начали свою творческую деятельность с исследований о Достоевском. Архиепископ Иоанн (Шаховской) сделал разбор «Легенды о Великом Инквизиторе».

Мы познакомим читателей «Верности» с двумя прочитанными на Семинаре в Праге докладами. В этом номере мы приводим:

В одном из своих писем к А.Н. Майкову Достоевский говорит о положительном типе в мировой литературе и о своей мечте создать такой тип. Через все творчество писателя проходит идея о положительном типе, о просветленном лике человеческом. В произведениях его мы не найдем обычного, классического типа нашей литературы XIX столетия – лишнего человека и его противоположности – практика; мы не встретимся ни с Констанжогло, ни со Штольцем, не наткнемся на Соломиных и Рахметовых. Вся жизнь писателя была «буря и беспорядок», но его «Бог мучил» и он установился постепенно на религиозном идеале. Христос стал его альфой и омегой, православие и народ – спасение. Так было в его внутренней личной жизни. Творчество – дело иное и здесь объективный подход обнаруживает сразу множество иных оттенков, но все же религиозный идеал, идеал народный, и по его утверждению – православно-русский, нашел себе место в его творчестве.

Мы вынуждены быть краткими и потому попытаемся лишь наметить проблему положительного, идеального, учительного героя и указать его основные источники.

Создание того или иного типа в литературе зависит от двух факторов: окружающей среды – общественных течений в ней, и литературной традиции. Нет писателя свободного от нее. Достоевский в поисках положительного типа, при своих религиозных исканиях, вступил в связь с духовной литературой и воспользовался богатствами, накопленными веками. Принадлежа к «почвенникам», он искал народный идеал.

Необходимо было обрести тип положительный, русский, жизненно-стойкий и проникнутый одной основной идеей. Идея, движущая этим типом, должна была быть не только окрашена национально, но, будучи чисто русской, иметь и универсальное значение, и непреходящую ценность. Идеальность ее должна быть основной для ее реальности и реализации. Первым опытом в этом роде был роман «Идиот». Достоевский постарался написать роман о положительном типе на религиозной основе. Лик Христа, Евангелия, Все-Любовь и религиозно-этическая идея послужили ему канвой для второй редакции «Идиота». В процессе творчества обнаружились две чрезвычайно важные стороны: князь Мышкин стал играть роль влюбленного рыцаря (Сервантес и Пушкин). Здесь, с нашей точки зрения, следует искать своеобразный срыв романа и конец его. Лев Мышкин не явился типом до конца «твердо стоящим на своей почве», его унесло наплывным ветром страсти. Во время работ над этим романом Достоевский обратился к своей «неподвижной идее» – к мысли о религиозном романе («Атеизм»). Отвлеченный вскоре идеей романа «Бесы», он начал параллельно работать и над темой о «Житии великого грешника», куда вошла частью идея «Атеизма», а при работе обе эти темы скрестились. Выяснились опять два пункта: необходимость вывести «дидактическую фигуру» и невозможность обойтись без традиции, без воспитания героя. Великий грешник частью слился со Ставрогиным, ищущим и не обретающим веры и покоя.

Среди всех бесов и бесенят России писатель хотел поставить тип идеальный и «положительную фигуру» – Тихона Задонского. Почему же эта фигура привлекла особое внимание писателя? Прежде всего, следует искать обоснование к такому интересу в жизни и облике святителя. В 1861 г. были обретены его мощи в городе Воронеже и, вероятнее всего, с этого момента, если еще не в Сибири, Достоевский заинтересовался его творениями и жизнью. Биографические данные невольно останавливали на себе внимание писателя. Тихон Задонский был сыном бедняков, и сам порой добывал себе пропитание и деньги на учение вскапыванием огородов. Св. Тихон принадлежал всецело к народной среде и всегда тяготел к «нищей братии Христовой». Жертвенное служение ближним и полная нестяжательность отличали его в жизни. Оставив епископскую кафедру и уйдя на покой в монастырь, Тихон сделался благодетелем и миротворцем всей округи. Иной раз отправлялся он в сумерки тайно и, оставив повозку за рекой Сосной, посещал Елецкий острог и богадельню, раздавая милостыню, поучая и утешая. «Миротворение почитал он блаженнее самой милостыни». Жизнь Тихона в монастыре была стеснена нерасположением части братии и игумена, который, говорят, даже однажды ударил святителя. Кроме того, самое время – половина XVIII столетия – эпоха борьбы «вольтерианства» с религией, постоянно заставляло Тихона бороться против людского неверия, насмешки и равнодушия. Время, этой стороной, напоминало 1860-70-е годы, когда Достоевский вел борьбу против «писаревщины» и материализма. Тихон был личностью изумительной святой жизни, необыкновенного внутреннего света, но вместе с тем это был человек чрезвычайно нервный и вечно борющийся сам с собой. Эта мука и борение для достижения высшей гармонии влекли к себе писателя. В бесхитростном житии святителя мы читаем, что временами он «чувствовал, что всех бы людей обнимал и целовал», а иной раз ощущал «отвращение от всех». Эти черты очень тонко, чуть-чуть, намечены в облике Тихона в «Исповеди Ставрогина». Достоевский держался чрезвычайно близко к житию. Обмороки, содрогания, случавшиеся с нервнобольным Тихоном и отмеченные в «Исповеди», упомянуты и в житии: нервные припадки и приступы «гипохондрии» случались со святителем; келейник пишет: «нервные припадки причиняли ему бессонницу, содрогания и обмороки».

Тихон же знал на память исключительно много стихов из Священного Писания, так, что сцена чтения наизусть из Апокалипсиса, вероятно, навеяна его житием. Но, думается, кроме того, что в образе Тихона, далеко не законченном, следует искать иные книжные наслоения. Достоевский и при описании его келии, видимо, отступал от "канона» «и творчески сочинял. Так, говоря о библиотеке святителя, он упоминает светские книги. Список книг библиотеки св. Тихона был известен по его житиям, но в их перечне совершенно нет светских произведений.

Однако, общий тон Тихона, его исключительное смирение, вдумчивость и частью самая идея о необходимости страданий – крестного пути, взяты из жития и сочинений. Уже в «Исповеди» впервые упомянуто и старчество. Святитель советует Ставрогину идти к одному старцу в послушание – «под начало его, лет на пять, на семь». Подобно старцу Зосиме, поклонявшемуся будущему страданию Дмитрия, Тихон прозревает будущее: - «Я вижу… я вижу, как наяву, - воскликнул Тихон проницающим в душу голосом и с выражением сильнейшей горести – что никогда вы, бедный, погибший юноша, не стояли так близко к новому и еще сильнейшему преступлению, как сию минуту.

В «Житии великого грешника»: «Тихон. О смирении (как могуче смирение). Все о смирении и о свободе воли». Там же намечена мысль св. Тихона и, главное, Исаака Сирина «о прощении непростимого преступника (что «это мучение всего мучительнее»). А в отделе, озаглавленном «Главная мысль», писатель замечает, что «После монастыря и Тихона великий грешник с тем и выходит вновь на свет, чтобы быть величайшим из людей»., Тихон же говорит (В «Заметках») что «на земле должно быть счастливым», что признает и сам Ставрогин. Монастырь уже намечен, как пристань, как начало и конец, и выведен учительный тип, воспитатель и отец духовный, - сеятель духовного семени в души человеческой. Тихон, однако, сам по себе, будучи фигурой положительной в «Бесах» по первому замыслу и играя главную роль в «Исповеди», как в кульминационной точке романа, был все же фигурой слишком эпизодичной для романа, ибо он не мог стать спасителем, и не был воспитателем Ставрогина. Тем не менее, его образ и его учение оставили яркий, не гаснущий след на всем последующем творчестве писателя.

Учение Тихона и его слова запомнились и, видимо, явились своеобразным откровением для Достоевского. Прежде всего, поразило его и привлекло, видимо, учение о грехе и о борьбе с ним, мысль о «двоякой вечности» и умиленное мироприятие, озаренное стремлением ко Христу. «…Убегая от человеков, не ради человеков, но ради греха убегать должны мы. Грех должно нам ненавидеть, а не человеков; а их любить должно, и не ненавидеть, но молиться за них… Ближнего надо любить, ибо он брат наш, раб Божий, подобие Божие, кровью Христовой искупленный сын и член церкви...». Дерзкий разум наш «кичит, а любовь созидает») и, поучая любовно, постараемся, говорит св. Тихон, «дабы семя посеянное росло и плод творило достойный небесного царствия». Мы должны сердце свое просветить и направить, ибо праздно оно быть не может, или любовь или вражда, будучи в нем. «Глубоко сердце (человеку) паче всех, и человек есть, и кто познает его»? И учит Тихон изгнать из сердца злобу, ибо есть у нас пример великий и образ чего нет «краснейше паче» – Христос: «Ты вражду и злобу в ближнем твоем, аки дело диавольское, не люби; но самого его, поелику Божие создание и раб Божий есть люби… понеже он, когда на тебе враждует, более на себе враждует; когда тебе обижает, более себе обижает». Ведь горькое мучение ожидает нераскаявшегося грешника по ту сторону нашего бытия. В статье «О муке вечной и о животе вечном» св. Тихон, подобно Зосиме, говорит: «Зде убегают люди от смерти: но тамо пожелают ее, и бежит от них; пожелают и ничтоже обратиться и не возмогут, и тако всегда будут умирать, но никогда не умрут… Зельное страдание умножается тем, что страждущему не остается никакой надежды возвратить того добра, которое нерадением потерял». «И будут те, что в аду, сами себя ненавидеть, повествует святитель, и совесть их грызть станет, но не обрящут себе и в том утешения». Есть в аду грешники те, что «злобною гордостью своей питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную сосать из своего тела начал. Но не насытимы во веки веков и прощение отвергают… и будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти и не бытия, но не получат смерти», говорит и Зосима.

Ад, по Достоевскому, есть невозможность для человека более деятельно любить. «Раз, только раз, дано было ему мгновение любви деятельной, живой, а для того дана была земная жизнь, а с нею времена и сроки, и что же: отвергло сие счастливое существо дар бесценный, не оценило его, не возлюбило, взглянуло насмешливо… Хоть бы и жизнь свою рад отдать за других, но уже нельзя, ибо прошла та жизнь, которую возможно было в жертву любви принесть, и теперь бездна между той жизнью и сим бытием». – Иссак Сирин сказался здесь, главное, в вопросе о силе и смысле любви Божией, что здесь опускаю.

Но есть путь спасения, путь покаянного смирения, когда молитвою достигается «утверждение мира», принятие его и примирение с Богом, ибо только гордая душа раба страха, а не раба Христова, ибо прекрасен мир, озаренный любовью – «бездной осияния» (слова Иоанна Лествичника). И тогда «вси создания добры суть, и добры зело» и прекрасен мир, ибо Бог не только добро, «но и есть самая красота всех красот краснейшая, и прочая». «Небеса поведуют славу Божию» и весь мир свидетельствует Его бытие. Познав сие, получим «возгорение сердца» и радость светлую. Но этого достигнуть без Божией помощи не может никто, ибо «Бога без Бога познать невозможно». А коли, познаем, что путь к Богу – Любовь, то удостоимся, начала блаженной жизни, которая «в сем веце начинается, а в будущем совершится». И если бы любили мы друг друга, то и настало бы счастливое житие: «О любы, любы, союз совершенства любы. Коль многих мы благ лишаемся, когда тебе не имеем с тобою все добро и благо, а без тебе все худо и неблагополучно». «Надо нам понять, что не свои мы, но Христовы». И тогда не будет мучений слуг со стороны господ и взаимных столкновений, но любовь.

Говоря не раз о грехе и о его значении, св. Тихон подчеркивает, что нет человека безгрешного, но нет и человека без совести и тоски по блаженству. Всякого грешника мучает совесть, а кого и не мучает, то лишь «спит до времени», замечает Тихон и зовет возлюбить всех – все мы Христовы и братья по Отцу небесному: «Не точию раскольнических сект придержащихся, как простым и заблудшим от христовой ограды овечкам, но и самим туркам и прочиим неверующим во Христа Сына Божия Спасителя нашего, и самим хульникам Божия имени желал бы я, чтобы спасены они были и в вечном блаженстве все бы находились», говорил Тихон, как позже Зосима. И от этой горячности сердечной «…в нем был особенный дар Божий слез, всегда два источника истекали из очей его», как утверждает келейник Тихона. Тихон же во след и св. Писанию и Иоанну Златоусту зовет «горняя мудрствовати», чему находим параллель в обращении старца Зосимы к Ивану: «… Благодарите Творца, что дал вам сердце высшее, способное такою мукой мучиться, горняя мудрствовати и горних искати, наше бо жительство на небесех есть…»

Сам писатель утверждал, что некоторые легенды и, главное, стиль («наивность») взяты им для жизнеописания старца Зосимы из «Сказания о странствии… инока Парфения»), а основные идеи от Тихона Задонского. Но, видимо, здесь наличествует гораздо более сложный комплекс. Тут и учение о церкви А.С. Хомякова и мысли Вл. С. Соловьева, и Жития святых, и Библия, и св. Отцы церкви, и Четьи Минеи и т.д. Но кроме того, и в «Братьях Карамазовых», да и в «Подростке» на стиль речей старцев повлиял в значительной мере стиль и композиция творений святителя Тихона. Начну с мелочи. Чрезвычайно интересно сопоставить способ названия глав в некоторых творениях Тихона с главами «Дневника Писателя» и особенно «Братьев Карамазовых». Это касается преимущественно сочинения «Сокровище Духовное, от Мира собираемое». Названия глав являются куском, основным по идее, кратко и ярко воплотившим содержание главы, или ее центральное событие. Святитель Тихон часто является блестящим учеником своего любимца Иоанна Златоуста, но одновременно стиль и манера Тихона глубоко индивидуальны. Вот несколько, наудачу взятых примеров: «Мир», «Солнце», «Брань», «Путник», «Обед или вечеря», «Воротись! Не туда пошел», «Нигде я от тебя уйти не могу», «Сам зде», «Моровая язва», «И мы туда пойдем», «Горе», «Восстани», «Отец твой давно тебе ждет: не медли», «О муке вечной и о животе вечном», «О должности господ и рабов их». Эти «эпиграфические» названия находят себе своеобразные параллели: «Скандал», «Старцы», «Бунт», «Гимн и Секрет», «С умным человеком и поговорить любопытно», «Не ты, не ты!», «Это он говорил», «Сам еду», «Тлетворный дух», «И на чистом воздухе», «Буди, буди», «Речь защитника. Палка о двух концах», «О аде и адском огне, рассуждение мистическое», «Нечто о господах и о слугах и о том, возможно ли господам и слугам стать взаимно по духу братьями» и т.д. Все это можно было бы, и подкрепить известными фактами: в рукописи «Братьев Карамазовых» читаем: «Сон, как у Тихона, освобождение крестьян».

И Тихон мечтал ведь о царствии Божием, о царстве любви Христовой, когда ни бедных, ни богатых не будет, «не будет воровства, ни разбоя, ни лукавства, ни убийства, ни обиды, ни тюрем, но в любви и мире будут жить и все будут равны». И, конечно, не один инок Парфений, но и Тихон, и Амвросий, и житийный Зосима, и Исаак Сириянин имели дар слезный и восторженно любили все творение Божие. Но сверх этих замечаний слог Тихона, его своеобразные повторы и лирические замкнутые кольца, церковнославянизмы, нагромождение эпитетов и многое другое взято не у одного Парфения. Нужно было дать речевой дидактический тон в форме умиленной «повествовательной» сказовости, пропитанной церковнославянизмами и св. Писанием. Когда Зосима говорит: «Умилилось сердце мое, и созерцаю всю жизнь мою в сию минуту, как бы вновь ее всю изживая», когда сердце Зосимы «поет» хвалу солнечному закату, или ранее, Макар Долгорукий повествует в восторге умиления о конце старца благолепном и о том, как он «из могилы любить будет», то все это один прием. Таковой прием и типическое построение мы обнаружим легко и у Тихона. Все проходит, поет и Тихон, и тихой умиленной и скорбной радостью звенит его «вода мимо текущая». «Был я младенец, и миновало то. Был я отрок, и то прошло. Был я юноша, и отошло от мене. Был я муж совершенный и крепкий, минуло и тое. Ныне седеют власы мои, и от старости изнемогаю; но и то проходит, и к концу приближаются, и пойду в путь всея земли. Родился я на то, чтобы мне умереть. Умираю ради того, чтобы мне жить… И как прешедшие дни наши, аки во сне, видим, и с ними все благополучие и неблагополучие: тако и прочее время при конце жития, как во сне будем видеть; и только помнить будем тогда и мечтать, что тое и тое с нами было».

Это еклезиастическое описание, но без горечи, а с умилением, построено замечательно! Замкнутые интонационные единства самостоятельных предложений делятся внутри падением тона на две части, а целые синтаксические ряды, ими образуемые, сцеплены словестными повторами. Вместе с тем здесь все время идет нарастание в произведении антитезического сравнения. Повтор играет, подчеркиваю, существеннейшую роль, как опора для замкнутых синтаксических целых.

Кое в чем напоминает произведенную выдержку и место, описывающее радость будущего свидания праведников со Господом своим Иисусом Христом «на браке Агничем», «на вечери велией бесконечно увеселяющей». К этой вечери возвращается святитель не раз с великим восторгом, ибо «… и мы недостойнии позваны от человеколюбца Бога к великой оной Вечери. Приимем убо благодарно сию Царя небесного к нам милость, и поспешим с радостию на святую и пресладкую оную Вечерю. Тамо мы увидим Царя небесного лицом к лицу…» «Увидим», продолжает святитель Тихон, «Бога лицом к лицу. Увидим лице Божие и от радости будем восклицати. Увидим Господа и Искупителя нашего Иисуса Христа в Божественной Его славе» и будут сотрапезниками нашими святые и Ангелы». Эти строки, не раз повторенные, отразились кое-где в главе «Брак в Кане Галилейской».

Таковы те параллели и основные пункты, которые представляет нам Собрание Сочинений и Житие Святителя. Тут не только идеология и отражение биографии, но и возможность прямого и несознательного подражания стилистического.

Но и кроме Тихона на Зосиму, на его речи и тип отбросил отраженный свет, через автора, образ Амвросия Оптинского. Да и не он один. Нет случайных имен героев, а все связаны тесно с литературной традицией, или с жизнью автора. Впервые имя Зосимы упомянуто в «Бесах». Когда Ставрогин посещает Лебядкина, то последний, указывая на скудную обстановку своей комнаты, говорит: «… Вот-с живу Зосимой». Зосима имя многих святых православной вообще, да и русской церкви. Жития некоторых из них дают любопытные намеки и параллели. Тут и военные, что бросили оружие ("поверже оружия воинскии"» и стали вдруг служителями Господа, тут и схимники, которым ихний ученик исповедывается, как из гнева за то, что простил его учитель, хотел он ночью мечем его убить, тут и молельщики кроткие, и дар слезный имеющие умиленные хвалители Бога, и прорицатели и сотаинники Марии Египетской, чье житие поразило подростка Аркадия и не раз упомянуто у Достоевского.

Ради краткости я опущу многое и отмечу лишь двух из русских Зосим, особенно автора «Душеспасительных бесед», которого, кстати, так рекомендовал читать оптинский старец Амвросий. Не отразилось ли имя этого святого и его облик на Зосиме? Замечателен, правда, был и нестяжатель, неутомимый труженик, живший как птица небесная – схимонах Зосима Соловецкий. Имел он дар горячей молитвы и слез радостного умиления.

Но гораздо важнее уже упомянутый автор «Душеполезных бесед» старец схимонах Зосима (Верховский). Был он сыном родителей небедных, даже людей именитых, отличался с детства великой чувствительностью и «горячностью сердечной». С 15 лет поступил он с братьями в гвардейский полк, но вскоре все оставил и пошел в монастырь, где обрел учителя в лице старца Василиска. Оба они долго странствовали, ища безмолвия и «пустыни». Наконец выбрали место близ города Кузнецка в Сибири. В своем житии старца Василиска Зосима писал об этом так: «… Кругом лес дремучий, за которым весь мир сокрылся… Но если взоры сии, обратятся и на землю, рассматривая всю тварь, всю природу, то не менее восхищается сердце сладкою любовью к Творцу всяческих, удивлением Его премудрости, благодарением Его благости. Даже приятное пение птиц возбуждает к славословию и песнопению молитвенному. Вся тварь содействует бессмертному духу, хотящему соединиться с Творцем своим…». И была жизнь отшельников там как бы райская: «… За что нам ожидать блаженства вечного, восклицали они, если мы здесь так блаженствуем?…»

На св. Пасху ходили они «по лесу Божьему» и оглашали его «Христос Воскресе». Замечателен рассказ Зосимы о том, как просил он Бога: «Господи! Дай мне познать мучение грешников»… И слова о природе человека: «Отчего человек не может быть ничем доволен? – Оттого, что душа его не сотворена для сего мира. Рожденное от Духа, дух есть…» Т же вспоминает и старец Зосима Достоевского о том, что «семя иных миров» возросло на земле и душа человека стремится в горние выси. И умирал Зосима замечательно: с восторгом и в веселии, ибо «блажен тот, кто получит извещение прежде смерти». И предрек он кончину свою и смерть свою принял не лежа, а полусидя, «точно кого встречая», и воскликнул в восторге в последнее мгновение. Не все, разумеется, могло быть известно Достоевскому, не все его писания, но есть основания думать, что многое было им читано.

Кончина Зосимы в «Братьях Карамазовых» в восторге встречи с Богом и молитвенного экстаза напоминает Зосиму Верховского. Да и не она одна. Любовь к природе, к «пустыне», о которой найдем такие горячие слова Зосимы и Зосимы Верховского, мечта о тихой, светлой кончине и горячность сердечной любви здесь ближе к Макару Долгорукому и к Зосиме, чем редкие упоминания о природе в творениях святителя Тихона, более мрачного и догматического. «Житие и подвиги в Бозе почившего схимонаха Зосимы» во многом по своему тону совпадает с учением и восторгом умиления «Из Жития в Бозе представившегося схимонаха Зосимы»…

Коснемся теперь живого прототипа Зосимы, оптинского старца Амвросия. Я сознательно опущу то, что взято уже для описания Оптиной Пустыни проф. Комаровичем, хотя и «Житие Льва» использовано им не во всем существенном. «Великий оптинский старец иеросхимонах о. Амвросий родился в 1812 г. и лет на десять пережил Достоевского. Звали его в миру Александром Михайловичем Гренковым. В начале жизни старец Амвросий не помышлял о монастыре, очень любил общество, был прекрасным рассказчиком и ценителем пения и музыки. Окончив семинарию, имел он намерение поступить даже на военную службу. После тяжкой болезни дал Гренков обет уйти в монастырь, но и тут не сразу ушел, а лишь стал чаще и чаще молиться. И случилось так, что, гуляя раз в лесу близ города Липецка, услышал он в журчании ручья явственно звенящие слова: "«Хвалите Бога! Храните Бога»! «Долго стоял я, слушал, говорит Зосима, этот таинственный голос природы и очень удивлялся ему». Вскоре уехал он в Оптину, где вначале старец Лев очень не понравился молодому послушнику своим шумным весельем и тучностью. Но потом оба они полюбили друг друга, и Амвросий понял, что «монашество состоит главным образом в отсечении своей воли». В монастыре простудил он желудок, и здоровье его сразу ослабело, стала мучить частая перемежающаяся лихорадка.

Достоевский застал Амвросия больным «со слабыми ногами» и уже заменяющим умершего старца Льва. Анна Григорьевна рассказывает о том «проникновенном» и глубоком впечатлении, которое произвели на Достоевского его три свидания со старцем. Из жития и воспоминаний современников видно, сколь замечательною личностью был старец Амвросий. В бытность его в скиту, какие только люди не посещали его, и какие сердца не искали у него утешения и поддержки, хотя были и ненавистники и холодно-равнодушные «шнырялы». Бывали у него и М. Погодин, и К. Леонтьев, и граф. Протасова, и проф. Юркевич, и Ф. Достоевский, и Вл. Соловьев, и Лев Толстой. Посетила его раз и абиссинская царевна и многие другие.

Всегда и во всем отличала Амвросия необыкновенная ласковая веселость, и ее списал Достоевский с натуры. Любимейшей поговоркой его были слова: «О ласки у людей бывают совсем иные глазки»; к согрешившим, но кающимся «был снисходителен и милостив паче меры». Но никогда не забывал подчеркивать, что «Царствие Божие нудится», что вступить в него можем не иначе, как через множество скорбей и мук. «Мы должны жить на земле так, как колесо вертится, - чуть только одной точкой касается земли, а остальными непременно стремиться вверх; а мы, как заляжем на землю, так и встать не можем». Чтобы достичь блаженства, надо, прежде всего смирение: «Смирятся нужно передо всеми, и считать себя хуже других. Если мы не совершили преступлений, какие совершили другие, то это может быть потому, что не имели к тому случая… Во всяком человеке есть что-нибудь хорошее и доброе; мы же обыкновенно видим в людях только пороки, а хорошего ничего не видим». Надо через смирение придти у убеждению в том, «чтобы считать себя в чувстве сердца хуже и ниже всех людей и всякой твари».

Но с таким отношением к сердечному смирению сочеталось в Амвросии большое благополучие и светлое настроение всегда и во всех случаях. Так даже сложился ответ на вопрос, как здоровье Амвросия, отвечали: «он веселенький».

Амвросий постоянно твердил: «Лишь только смирится человек, так тотчас же смирение поставляет его в преддверии Царства Небесного». Смирение дает любовь, а «любовь покрывает все. И если кто делает ближним добро по влечению сердца, а не движимый только долгом, то таковому диавол мешать не может; а где только по долгу, там он все-таки старается помешать тем или другим».

Коли тоскуем мы о том, что к нам люди злы, то сами, прежде всего, виновны и таковыми должны себя считать в смирении, ибо «если будешь принимать людей Бога ради, то, поверь, все будут к тебе хороши».

Но и «кто имеет дурное сердце, не должен отчаиваться; потому что с помощью Божией человек может исправить свое сердце…», ибо «пока вера сохранена, можно еще все исправить». А силой или наказаниями нельзя ничего добиться, говаривал, подобно Зосиме, Амвросий: «Если на одном конце деревни будут вешать, на другом конце не перестанут грешить, говоря: «до нас еще не скоро дойдут».

В жизни человеческой всякой, поучал старец, встречаем крест и путь страданий. Но «креста для человека Бог не творит. И как ни тяжек, бывает у иного человека крест, который несет он в жизни, а все же древо, из которого он сделан, всегда вырастает на почве его сердца». И для освещения и озарения сердца, для очищения его и вознесения к Богу всегда рекомендовал о. Амвросий «Иисусову молитву». О значении ее в православной мистике мы говорить не будем, но отметим свое глубокое убеждение, что Достоевский не мог не знать и до Амвросия о значении и смысле «Иисусовой молитвы» (хотя бы из инока Парфения), молитвы сердца и славословия глубинного Христа и мира. Достоевский знал то, что любил повторять Амвросий: «Трудящемуся Бог посылает милость, а любящему утешение». От этого утешения в веселии сердца проливал часто Амвросий «слезы радости духовной». Вместе с тем Амвросий поражал всех глубочайшим знанием природы человека и прозорливостью необычайной. Но часто говорил о будущем слегка загадочно или «символически обозначая грядущее». Вспомним Зосиму!

Полагаю не без интересным привести эти краткие сведения о человеке, оказавшем большое впечатление и утешившим светлым умилением мятущуюся и скорбную душу Достоевского, а, кроме того, повлиявшего и на творчество его. И самому старцу Достоевский, видимо, понравился, ибо о нем он дал своеобразно-одобрительный отзыв: «Это кающийся», сказал он на вопрос о Достоевском. Я не буду сейчас касаться многих подробностей, доказывающих, какое сильное впечатление оставило на писателя посещение Оптиной Пустыни. Окружение Зосимы, схимонахи Иосиф и Пафнутий, его келия и многие мелочи взяты с натуры (напр. имена!) и мало претворены по своему.

В учении старца Зосимы у Достоевского есть замечательное место о том, что и в аду можно еще смирением и покаянием получить некое избавление от мук. В православной святоотеческой литературе, поскольку она нам доступна и лишь в той, которую читал Достоевский, мы не нашли этой мысли ни у кого, кроме лишь Иоанна Златоуста, да и то в одном месте в виде легкого намека. Иоанн Дамаскин, имя которого упоминается в рукописи к «Братьям Карамазовым», в своем изложении Православной веры, святитель Тихон Задонский и некоторые другие источники и жития все говорят о вечной муке, о том, что там вечный «плач и скрежет зубов». Ангелам после падения нет покаяния, «как и людям, нет покаяния после смерти». Св. Тихон, мысли которого вместе с Исааком Сирианином послужило и канвой для рассуждений об аде Зосимы в романе Достоевского, тоже не признавал выхода из ада. Пусть будем и каяться, и сожалеть о жизни, но нет и нет уже исхода: «не ожидай более ничего, кроме сего, в котором находишься бедствия…» Нет там уже никакого утешения, а мрак духовной гибели во тьме кромешной.

У Достоевского есть какой-то выход для смирившихся, есть спасение в аду.

На этом примере видно, что Достоевский влагал в уста Зосимы не только общие идеи православия, но и свои мысли, и свою тоску по правде и по милосердию. Он отыскивал жадно в Житиях, у Тихона, в речах Амвросия и в поведении таких странников и молитвенников учения о спасительности искушения, о значении для жизни человека и мира веры и веры свободной, о божественном лике Христа, о пути крестном. Он жаждал святыни, ибо был так создан, по его словам, что «не мог жить без святынь». Нужен был авторитет, традиция, народное, основное и вместе с тем – всемирное. И он обрел это в старчестве. По богословскому определенно «старчество» состоит в искреннем духовном отношении духовных детей к своему духовному отцу, или «старцу», т.е. «окормителю» духовному. Достоевский знал это и стремился по своему воплотить свою мечту о праведнике, о положительной фигуре русской и всемирной. И не было для него иной мечты и иного выхода, как тип, охваченный одной великой и всемирной идеей, все примиряющей идеей любви Христовой.

Но в уста этого героя, отца духовного и учителя «будущего своего героя», он влагал в свои личные наболевшие идеи; и за голосом вселенского православия и через толщу многих литературных житейно-традиционных слоев и оборотов слышится, временами, исступленный, срывающийся голос самого автора.

Тиховейность и житейность отходят вдруг на второй план и пророк и глашатай, журналист-почвенник являет лицо свое: «От народа спасение Руси. Русский монастырь искони был с народом… Если же народ в уединении, то и мы в уединении. Народ верит по-нашему, а неверующий деятель у нас в России ничего не сделает, даже будь он искренен сердцем и умом гениален. Это помните. Народ встретит атеиста и поборет его, и станет единая православная Русь. Берегите же народ и оберегайте сердце его. В тишине воспитайте. Вот ваш иноческий подвиг, ибо сей народ богоносец…» Или в другом месте: «Кто не верит в Бога, тот и в народ Божий не поверит. Кто же уверовал в народ Божий, тот узрит и святыню Его, хотя бы и сам не верил в нее до того вовсе. Лишь народ и духовная сила его грядущая обратит отторгнувшихся от родной земли атеистов наших». Вот еще один пример из многих: «Но спасет Бог Россию, ибо хоть и развратен простолюдин и не может уже отказать себе в смрадном грехе, но все же знает, что проклят Богом его смрадный грех, и что поступает он худо, греша. Так что неустанно еще верует народ наш в правду, Бога признает, умилительно плачет… А Россию спасет Господь, как спасал много раз. Из народа спасение выйдет, из веры и смирения его…»

На этом примере и закончим свое исследование и вернемся к основным темам и идеям учения не только Зосимы, но и Макара Долгорукого и Тихона из «Бесов».

По мнению проф. В. Комаровича, высказанному им в уже упомянутой работе о «Братьях Карамазовых», в основе учения старца Зосимы у Достоевского лежит четыре главных идеи. Собственно – даже одна, из которой вытекают все остальные. Это: 1) присутствие Бога во вселенной, 2) органическое единство мира, 3) всеответственность, 4) идея свободного возврата к Богу. Это мнение проф. В. Комаровича о четырех основных идеях старца Зосимы и Достоевского кажется нам далеко не полным. Позволим себе поэтому, опираясь частью на приведенные выдержки, частью на всю совокупность имеющихся у нас данных, привести свою схему основных идей. Идеи эти нашли свое самое яркое воплощение в старце Зосиме, но встречаются и много ранее. Иногда они, как у Макара Долгорукого, овеяны экстазом «Откровенных рассказов странника…», порой они вложены в уста мудрого монаха, но всюду они есть. Вот наша схема основных идей:

1) Христос – Богочеловек, идеал, цель и венец мира, и этот Христос у нас, это русский, православный Христос.

2) Божественный лик заключен в каждом человеке.

3) Основа всего мира – Любовь: а) Любовью связуется мир, б) Любовь сердечная претворяет мир в рай, в) Любовь основа для чувства смиренной всеответственности одного за всех, г) невозможность деятельно любить – ад.

4) Путем страданий добиваемся, смирения и приобретаем Любовь сердечную.

5) Необходимость свободной веры без чуда – веры сердца.

6) Возможность для верующего мгновенного покаяния – перерождения сердцем.

Заканчивая нашу статью, чувствуем ее крайнюю неполноту, но материал столь громаден, что здесь мы лишь дали конспективный набросок части своей большой работы.

My grandmother had a sister Ludmila, a year and a half older than she. Her hands were covered with eczema from early childhood. Whenever they tried to find help — everything was in vain. They always had to bandage her wrists. Close to their village there was a spring, which was considered holy. People came to visit this spring from the entire province. Once a year, there was a religious procession with singing, holy banners and icons from the village church to the holy spring. It was a huge procession.

I don’t know why they did not use this method of treatment earlier. That year, my grandmother was about 5 or 6, and she remembered everything very vividly. The entire family joined the procession to the holy spring. The dean of the village church, Father Gabriel, the grandfather of my grandmother and her sister, led the procession.

They approached the spring. Father Gabriel led his granddaughter and put her next to the water. My grandmother, clutching her sister, also made her way there, to see everything. They started to read the Gospel and prayers. While the prayers were being read, upon Father Gabriel’s signal, the girl had to plunge her hands into the water and hold them there for a while.

‘Look, Ludushka, pray now. Pray a lot,’ Father Gabriel said to her. She did that. After this, they bandaged her hands again and went home.

In the evening, when the bandages were taken off to apply a new dressing, everyone saw the clear pink hands. There was no trace of eczema or scars. The disease never returned.

I knew one pious family: a husband, wife, and their young daughter. It so happened, that the husband returned home very drunk on Christmas Eve. The upset wife and daughter put him to bed, and he fell asleep straight away. Soon he woke up in the state of great worry and anxiety, absolutely sober, and wished to go to church immediately. To the daughter’s question, what happened to him, (his wife had already gone to church) he answered:

— I just saw the Lord in my dream. He told me: ‘Remember the Holy Feasts, respect your parents, don’t ever smoke or drink.’

I married early. I had faith in God, but my job and every-day fuss placed it on a back burner. I lived without praying to God or fasting. To put it simply, I grew cool towards faith. It never even entered my mind, that God would hear my prayer if I addressed Him.

I was living with my husband and children in Sterlitamak. In January my youngest child, a boy of 5, suddenly fell ill. We sent for the doctor. He examined the child, and said that he had acute diphtheria, and prescribed treatment. We waited for improvement, but it did not come.

The child weakened awfully. He did not recognize anyone anymore. He could not take the medication. Terrible wheezing escaped from his chest, and it was heard in the entire apartment. Two doctors visited him. The looked at the sick child in sorrow, talked to each other with preoccupation. It was obvious that the child would not outlive the night. I could not think about anything, and was doing everything necessary for the sick boy mechanically. My husband was beside the bed, afraid to miss the son’s last breath. It became quiet in the house, only the awful whistling wheeze was being heard.

The church bell started to peal for Vespers. Almost unconsciously, I dressed and told my husband:

— Father, — I told him, — my son is dying of diphtheria. If you are not afraid, serve a molieben at our house.’

— We are required to send off the dying everywhere, and go without fear, wherever we are invited. I shall come to you directly.

I returned home. The wheezing was still heard in all the rooms. His little face was completely blue, and his eyes were rolled up. I touched his legs: they were totally cold. My heart wrung painfully. I do not remember if I cried. I cried so much in those terrible days that it seemed that I cried all my tears out. I lit the votive and prepared the necessary things.

Father Stephan came and started to serve the moleben. I carefully took the child in my arms, together with the feather bed and the pillow, and took him out into the room. He was too heavy to hold while standing, and I sank into an armchair. The service continued. Father Stephan opened the Holy Gospel. With an effort, I rose from the armchair. And then a miracle happened. My boy raised his head and listened to the Word of God. Father Stephan finished reading. I kissed the Gospel; so did the boy. He entwined his arm around my neck and listened to the service that way to the end. I was afraid to breathe. Father Stephan raised the Holy Cross, made the sign of the cross with it over the child, let him kiss it and said: ‘Get better!’

I put the boy to the bed and went to see the priest out. When Father Stephan left, I hurried into the bedroom, surprised that I did not hear the usual wheeze that tore at the soul. The boy slept quietly. His breath was even and calm. With tenderness, I went down on my knees, thanking the Merciful God, then I myself fell asleep right on the floor: my strength had left me.

The next morning, as soon as the bell pealed for matins, my boy got up and with a clear ringing voice said to me:

Is it possible to describe, how joyously my heart began to beat! I immediately warmed some milk, and my boy drank it with pleasure. At 9 o’clock our doctor quietly entered the hall, looked in the front corner, and not seeing a table with a cold little corpse, called me. I answered him in a cheerful voice:

On February 18, Father Stephan held a thanksgiving service at our home. My boy, completely healthy, prayed diligently. At the end of the service, Father Stephan said:

I sincerely hope, that at least one mother, after reading these lines, will not fall into despair in the hour of sorrow, but will keep her faith in the goodness of those mysterious ways, along which the Divine Providence is leading us.

The girl’s name was Sarah; she was the daughter of very rich Jews. There were five more children in the family besides her. The family lived in B. The father had a harsh temperament, and both the children and the mother were afraid of him.

Once the father was leaving on a very important business matter. Remembering something, he put his hand in his jacket’s pocket and took out a piece of paper, folded into quarters.

— Oh, I don’t feel like going back, — he said. — Sarah, take this document, it is very important, and put it in my office, — he called to his daughter, running past him. — Put it on the desk, under a book. But do not lose it, or I will take your head off, — he shouted after her.

Sarah put the paper in the pocket of her dress and had just turned toward the office, when her older sister called her to look at a new hat, the present of her fiancé. After that, Sarah looked out the window and saw that the neighbors’ kids had gathered in the yard, ready to start an interesting game. Forgetting everything, she joined the players.

The paper was in her pocket, and she was jumping and playing till late at night. The maid put the dress in the wash, and the next morning brought her another one.

Everyone started to search, but Sarah knew very well that it was all useless: the paper was in the pocket of her dress and she had not taken it out, and afterwards the dress was taken to be washed. No doubt, the paper was thrown away.

Shaking with fear, she confessed it all to the father. He looked at her and said severely:

— It was a bill of exchange for 10 thousand rubles. In two weeks I was to protest it. I don’t care if it is not here, I must have it. Get it wherever you please — or…

Sarah closed her eyes, horrified. Her father never made empty threats. The futile searching began. At first, everyone in the house was involved in it, but having realized its futility, they abandoned it. Sarah lost her sleep and appetite. She stopped playing with the other kids, and was hiding from everybody in the far corners of the garden. The place she preferred most, was the one adjacent to the yard of an elderly Russian woman. She lived alone in a poor shack; she did not have any property except a multi-colored cat and a greening kitchen garden. The branches of three apple trees were swaying, and three currant bushes were sprawling there.

In the summer, the woman was constantly busy in her wretched yard, but often, leaving the work and standing up straight, she prayed. Her kind face became kinder during the prayer, she often shed tears, but she did not notice them and only crossed herself.

Sarah was observing her through the hole in the fence, and when the woman was praying, she felt lightness and joy. The fear for her father receded. But then, as the woman finished praying, the horrible thoughts started to overcome Sarah again, and she visited the bank of the river to find a place where she could drown herself.

Once, when she felt particularly bad, Sarah went to the cherished corner of the garden and, repeating the movements of the woman, tried to pray herself. She did not know how it should be done, and she crossed herself clumsily and repeated: — Russian God, help me.

Then she started to complain to Him about her troubles and again asked for help. She did this every day, but this did not stop her from going to the river, where she thought to finish her life, for the reprisals of her father were more frightening than death.

Two weeks passed. There came the morning of the fatal day. Sarah did not sleep a single minute, and as soon as it grew light, she dressed, looked at the sisters sleeping in the same room, and quietly left the house. The sun was just starting to rise; there was no one in the yard.

Sarah turned around to see her house, the garden, the large yard, full of out-houses, for the last time and went to the gate. Flinging the bolt aside, she took the door-handle decisively. But what was that? There was a paper, folded into quarters, threaded through the door-handle.

Sarah took it out and mechanically unfolded it. It was the bill of exchange…. The one that her father had given her 2 weeks before. But that bill had become sodden in her dress pocket and was thrown away. How could it appear here?

Having forgotten the fear for her father, forgetting everything, Sarah rushed screaming into the bedroom of her parents. Disheveled, not yet completely awake, the father snatched the paper out of her hands.

Shaking all over, Sarah told him. The father began to examine the document again. Everything was in order, there was nothing to find fault with, but it differed slightly from the one that was lost — as if it was on different paper, with different handwriting.

Everyone in the house woke up and gathered in the bedroom, happy and excited. Only Sarah did not rejoice over this with the others — the new feeling of something great and incomprehensible was filling her soul. She went to her corner in the garden again.

— You did this — Russian God, — she whispered, and she did not want to go home, but wished to be there and silently think about the extraordinary God, Who took mercy on her and performed a miracle.

‘There are many inexplicable things in the world. There can be miracles even in our unbelieving time, — said our host, a former seaman, walking up and down the dining room. He invited us to spend a gloomy autumn night over a cup of tea at his place, and we gathered around his samovar (a typically Russian pot to warm water for tea, used in the 19^th century) in a friendly circle. Our host was a master at telling stories, and we were expecting an interesting story about one of his many sea adventures.

— Yes, I remember this case very well, — he continued, pulling his gray moustache, — an outstanding case. I was only a warrant officer, a young and jolly youth, full of rose-colored dreams and expectations. Our sailing at that time was very hard and dangerous. Autumn came. The sky was low, with leaden clouds. A cold wind was blowing. We were holding our course. The ocean was making somber noises. I remember that evening clearly. We, the youngsters, having fulfilled our daily routine, went to the cabin and were remembering our relatives and friends.

Suddenly we heard the hasty steps of the captain and deduced from his walk that he was irritated by something.

— Gentlemen, — he said, stopping at the door of the cabin, — who allowed themselves to enter my cabin? Answer me!

— Who? Who was there just now? — he repeated fiercely, and probably seeing the perplexity on our faces, turned around quickly and went upstairs. We heard his fearsome voice from there. We still had not come to our senses when we were ordered to go up. There, the whole crew was at attention. Both the boatswains were upset and disturbed.

— Who was in my cabin? Who dared to play such an insolent joke? — the captain shouted. Silence and astonishment were his answer. Then the captain told us, that as soon as he lay down in his cabin, he heard someone’s words in a semi-consciousness state: ‘Keep to the southwest, to save people’s lives. Your speed should be not less than 3 meters per second. Hurry, before it is too late!’ We listened to this story, surprised. The captain’s face grew dark. We were dismissed. All of us were anxious and bewildered. What will the captain do? Sailing southwest — meant abandoning our course and going in the opposite direction. No one slept till late at night. Soon we understood that, after a long discussion with the chief boatswain, a very experienced, tried seaman, the captain decided to follow the mysterious advice. In fact, the deviation was not so significant and not much time would be lost.

— Keep to southwest and put a good sentinel on the mast! — we heard the captain’s order to the boatswain. Our hearts beat anxiously. What would happen? Could it be nothing but a joke, a mockery? But who could play a trick like this? Early in the morning we were all up as usual, and crowded on deck. The helmsman silently pointed out a black object in the distance to the captain. We had sailed all night; the morning was gray and rainy. The visibility was poor in the fog. The captain looked through the telescope a long time, called the boatswain and told him something in a low voice. When he turned in our direction, his face was paler than usual. In an hour and a half we saw, with the naked eye, that the black object was something like a raft, and there were two human figures lying upon it. We dropped a boat in the water. The boatswain himself went for the unfortunates. The waves were overflowing the raft, just a little bit more — and it could be too late. Were the people on the raft alive? After a half-hour struggle with the waves and the wind, the boatswain brought the sufferers. They were a young seaman and a child, both unconscious, with faces, distorted by cramps, stiff, almost dead.

What a fuss began on the ship! All of us, starting with the captain and ending with a lowest seaman, tried to do something for the sufferers. Their mysterious salvation amazed us all; they appeared to us messengers of Providence.

The captain, like a most caring mother, hustled around the child. The seaman came to his senses only two hours later and cried from joy. The child was fast asleep, muffled and warmed.

— Lord! Thank You! — said the seaman, a nice, simple fellow. — Apparently, my mother’s prayer reached God!

We all gathered around him, and he told us the sad story of the ship, broken on the stones underwater and sunk. There weren’t many people, some managed to escape in a boat, the rest drowned. He miraculously managed to survive on a remaining piece of the ship. The child was not his, but it seized the seaman in the moment of danger, and they escaped together.

— My mother, obviously, prays for me! — said the seaman, crossing himself reverently and looking at the sky. — Her prayer saved me! I was so scared when I was conscious, and the child had seized me — I could not leave him; I was stiff from cold, freezing, the water overflowing me… The child was crying… and I started to pray… And the last thing I remember: death was there, and I cried: ‘Mother, dear, pray for me! Pray to the Lord!’ Surely, she was praying ardently for me. I always have her letter here in my pocket… Thanks to my dear!

And he took out the letter, written in the weak, simple handwriting of a semi-literate woman. We reread it several times, and it made a great impression on us. The last words of it I remember even now: ‘Thank you, my son, for your memory and kindness, for not forgetting your old mother. God will not leave you! I pray for you day and night, my son, and a mother’s prayer reaches God. Pray, too, son, and be healthy, and do not forget your old mother, who prays for you. My heart is always with you; I feel all your sorrows and troubles and pray for you! May God bless you and save you and protect you for me!’

The seaman, apparently, loved his mother very much and constantly thought of her. The captain, a childless man, became attached to the rescued child, a seven-year-old boy, and decided to keep him.

The ways of Providence are wonderful! Great is the power of a mother’s prayer! There is much in the world that is mysterious, inexplicable, and incomprehensible for our weak mind.

This happened to my grandmother. She was hiding her faith from the authorities. Once she was walking with her friend, an atheist, and they were passing by a church. There was a service, and people were praying. Her friend decided to mock the believers. She entered the church and, during the singing, cried out loud: ‘Why are you praying to One Who does not exist?’ My grandmother tried to take her out, to persuade her: ‘Don’t do this, let’s go. They are praying, let them pray.’ But her friend would not calm down and said loudly, so that everyone could hear it: ‘If God exists, may I fall and not get up.’

And suddenly she truly fell and could not get up. They took her out, she asked for some water, and there and then she bought an icon. After that, as my grandmother told me, she became a very religious person, but her infirmity remained for the rest of her days.

Metropolitan Cyril (Smirnov) of Kazan and Sviyaz was sent to exile. One night he was thrown out of the train carriage at full speed. It was a snowy winter. Metropolitan Cyril fell into a huge snowdrift, as if into a feather bed, and was not hurt. He struggled out of it and looked around: woods, snow — no sign of a dwelling. He walked a long way in the snow and, growing tired, sat on a tree-stump. The frost was chilling him to the bone through the worn-out vestment. Feeling that he was beginning to freeze, the Metropolitan began to read to himself the prayer for the dying. Suddenly something big and dark approached him, he looked carefully — it was a bear.

‘He will eat me!’ — the thought flashed through his mind, but he had no strength to run, and where to? But the bear approached him, sniffed at him and calmly lay down at his feet. The beast was in good temper, it emitted warmth. He moved, and turning his belly towards His Eminence, stretched out and began to snore. The Bishop hesitated for a long time, looking at the sleeping bear, but then could no longer bear the paralyzing cold and lay down next to the bear, cuddling up to the warm belly. He lay, turning one or the other side to the beast to get warm, while the bear was breathing deeply in its sleep and enveloping him in his hot breath. When it grew light, the Metropolitan heard roosters crowing in the distance. ‘Habitation is near,’- flashed the happy thought in his mind, and he carefully, without waking the bear up, rose to his feet. But the beast got up, shook himself and waddled to the forest. His Eminence soon reached a little village.

After knocking at the first door, he explained who he was, and asked for asylum. He was allowed in, and lived for more than half a year in that village. He wrote to his sister, she visited him, and then they came for the Metropolitan and took him away.

In 1941, when I was 22, I was sent to the front. I was a signalman. I took part in the Leningrad defense. The Nazis were trying to take the city, which was surrounded. Trying to take the city at any cost, they sent an avalanche of fire on us. My battle friends were dying one after another. And then, during one of the bombings, when the barrage swooped on the city and, it seemed, that the end of the world had come, a real miracle happened. The night sky was suddenly illuminated with pink light, and the image of the Savior appeared on the rosy sky. All the soldiers in the dugout, without any mutual agreement, fell on their knees from the suddenness of it, and started to pray… The image of the Savior disappeared. The sky became normal, but the hell on earth stopped. And we could not regain our senses for a long time… I started to believe in God from that moment. With this faith, I survived the entire war and, after the Victory, returned home without a wound. The image of Christ remained in my memory forever.

At the beginning of the Second World War, I was taken prisoner by the Nazis. They locked us in a church, and then started to take us out in groups to shoot us. They took me with the others. At that moment, I remembered Father Alexis Mechev. In despair, I begged: ‘Father Alexis, save me!’ and crossed myself. I saw that the Nazis, who were leading us, started to talk about something, then they separated me from the others and did not take me further.

Everyone was shot, except me. From then on, in any trouble and difficulty, I appealed to Father Alexis for help, in my prayers.

Начиная с № 61, редакция Верности помещает в журнале копии документов касающихся истории Русской Православной Церкви в Америке. Миннеаполис был одним из главных центром Православного миссионерства в Северной Америке. Из этого города раздался призыв Св. Алексия (Товта) к приехавшим в Америку униатам, чтобы они возвращались в веру своих отцов. В этом городе Св. Тихон, Патриарх Всероссийский, организовал Духовную Семинарию. Оригиналы предлагаемых читателям документов находятся в Архивах Американцев Русского Происхождения в Миннесоте. К сожалению, на многих документах чернила полиняли. В виду недостаточного качества имеющейся в редакции техники, мы вынуждены содержание некоторых документов перепечатывать. Текст будет помещаться без каких-либо изменений.

Копия с письма Товарища Министра Иностранных Дел Гофмайстеру Графу Кассини...

(Жизнь многих переселенцев из России и Австро-Венгрии оказалась в Миннесоте и других штатах тяжелой. Они экономически попали в рабство и некоторые, бросив имущество, бежали в Канаду и другие страны. Некоторые из Австро-Венгерских переселенцев, обращались в посольство России, или даже непосредственно к Его Имп. Величеству, принять их в Русское подданство. )

Письмо Преосв. Епископу Тихону от Православного Миссионерского Общества

Письмо от Имп. Российского Посольства в С.-Американское Духовное Правление

Письмо Преосв. Епископа Тихона в С. - Американское Духовное Правление

Письмо Преосв. Владыке Тихону от Архимандрита Рафаила, администратора Сирийских приходов в Сев.- Америке.

Вчера я отправил по экспрессу три метрических книги за 1902 год, а именно: 1) метрическую о родившихся, бракосочетавшихся и умерших, 2) служебный журнал и 3) приходорасходную книгу.

Причиной моего замедления в отправлении этих книг в Северо-Американское Духовное Правление в Сан-Франциско было то, что я с начала нынешнего года состою священником и для всех Нью - Йоркских Греков. Дело в том, что по поводу бесконечных раздоров и несогласий между здешними Греками относительно разных греческих священников, иеромонахов и архимандритов, приезжающих сюда, большею частью, самовольно и без канонического разрешения своих духовных начальников, Святейший Греческий Синод пред началом нового года прислал здешнему Греческому Консулу указ, а затем и две телеграммы, запрещающие церковное служение всем здешним греческим священникам и приказывающие им отправиться немедленно назад на родину. Но, так как Св. Греческий Синод по сие время еще не прислал других священников, то и все здешние Греки обращаются ко мне по всем своим духовным делам.

Покорнейше прошу Ваше Преосвященство велеть Духовное Правление прислать мне назад 1) старую приходорасходную книгу, так как она может еще служить и на 1903 год, 2) новый служебный журнал и (есть место еще и в старом). 3) два новых экземпляра метрической книги.

Что же касается нашего нового храма, то я уже продал купленный три года тому назад участок земли и выплатил все церковные долги, так что, по Вашим Святым молитвам, наш храм не имеет никаких долгов. Из собранной мною суммы, около одиннадцати тысяч долларов, остается у меня до двух сот долларов, которые, по печатании отчета о приобретении церкви и кладбища, я передам в церковную кассу за 1903 год

Владыка сделал приписку: «В Дух. Правление к сведению и в чем следует к исполнению. Е. Тихон».

Письмо Арх. Тихону от Наместника Св.-Троицкой Алекс.-Невской Лавры Арх. Корнилия.

Письмо О. Настоятелю Лавры от Братства Святыя Троицы

=============================================================================

ВЕРНОСТЬ (FIDELITY) Церковно-общественное издание

   “Общества Ревнителей Памяти Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого)”.

      Председатель “Общества” и главный редактор: проф. Г.М. Солдатов.

      President of The Blessed Metropolitan Anthony (Khrapovitsky) Memorial Society and Editor in-Chief: Prof. G.M. Soldatow

     Сноситься с редакцией можно по е-почте: GeorgeSoldatow@Yahoo.com или

      The Metropolitan Anthony Society, 3217-32^nd Ave. NE, St. Anthony Village, MN 55418, USA

      Secretary/Treasurer: Mr. Valentin Wladimirovich Scheglovski, P.O. BOX 27658, Golden Valley, MN 55427-0658, USA

      Список членов Правления Общества и Представителей находится на главной странице под: Contact

      To see the Board of Directors and Representatives of the Society , go to www.metanthonymemorial.org and click on Contact

      Please send your membership application to: Просьба посылать заявления о вступлении в Общество:

      Treasurer/ Казначей: Mr. Valentin Wladimirovich Scheglovski, P.O. BOX 27658, Golden Valley, MN 55427-0658, USA

      При перепечатке ссылка на “Верность” ОБЯЗАТЕЛЬНА © FIDELITY

     Пожалуйста, присылайте ваши материалы. Не принятые к печати материалы не возвращаются.

Нам необходимо найти людей желающих делать для Верности переводы с русского на английский, испанский, французский, немецкий   и португальский языки.

Мнения авторов не обязательно выражают мнение редакции.   Редакция оставляет за собой право редактировать, сокращать публикуемые материалы.   Мы нуждаемся в вашей духовной и финансовой поддержке.

Any view, claim, or opinion contained in an article are those of its author and do not necessarily represent those of the Blessed Metr. Anthony Memorial Society or the editorial board of its publication, “Fidelity.”

==============================================================================================

ОБЩЕСТВО БЛАЖЕННЕЙШЕГО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ

По-прежнему ведет свою деятельность и продолжает издавать электронный вестник «Верность» исключительно за счет членских взносов и пожертвований единомышленников по борьбе против присоединения РПЦЗ к псевдоцеркви--Московской Патриархии. Мы обращаемся кo всем сочувствующим с предложением записаться в члены «Общества» или сделать пожертвование, а уже ставшим членам «Общества» напоминаем o возобновлении своих членских взносов за 2006 год.

Секретарь-казначей «Общества»   В.В. Щегловский

The Blessed Metropolitan Anthony Society published in the past, and will continue to publish the reasons why we can not accept at the present time a "unia" with the MP. Other publications are doing the same, for example the Russian language newspaper "Nasha Strana" www.nashastrana.info (N.L. Kasanzew, Ed.) and on the Internet "Sapadno-Evropeyskyy Viestnik" www.karlovtchanin.com, ( Rev.Protodeacon Dr. Herman-Ivanoff Trinadtzaty, Ed.). There is a considerably large group of supporters against a union with the MP; and our Society has representatives in many countries around the world including the RF and the Ukraine. We are grateful for the correspondence and donations from many people that arrive daily. With this support, we can continue to demand that the Church leadership follow the Holy Canons and Teachings of the Orthodox Church.

=============================================================================================



БЛАНК О ВСТУПЛЕНИИ - MEMBERSHIP APPLICATION

ОБЩЕСТВО РЕВНИТЕЛЕЙ ПАМЯТИ БЛАЖЕННЕЙШЕГО

МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО)

THE BLESSED METROPOLITAN ANTHONY MEMORIAL SOCIETY

     Желаю вступить в члены общества. Мой годовой членский взнос в размере $ 25

с семьи прилагаю. Учащиеся платят $ 10. Сумма членского взноса относится только к жителям США, Канады и Австралии, остальные платят сколько могут.

(Более крупные суммы на почтовые, типографские и другие расходы принимаются с благодарностью.)

     I wish to join the Society and am enclosing the annual membership dues in the amount of $25 per family. Students

       pay $ 10. The amount of annual dues is only for those in US, Canada and Australia. Others pay as much as they can afford.

(Larger amounts for postage, typographical and other expenses will be greatly appreciated)

ИМЯ - ОТЧЕСТВО - ФАМИЛИЯ _______________________________________________________________

NAME—PATRONYMIC (if any)—LAST NAME _______________________________________________________

   АДРЕС И ТЕЛЕФОН:___________________________________________________________________________

   ADDRESS & TELEPHONE ____________________________________________________________________________

Если Вы прихожан/ин/ка РПЦЗ или просто посещаете там церковь, то согласны ли Вы быть Представителем Общества в Вашем приходе? В таком случае, пожалуйста укажите ниже название и место прихода.

If you are a parishioner of ROCA/ROCOR or just attend church there, would you agree to become a Representative of the Society in your parish? In that case, please give the name and the location of the parish:

   ПОЖАЛУЙСТА ВЫПИШИТЕ ЧЕК НА:                                  Mr. Valentin W. Scheglowski

С ПОМЕТКОЙ:                                                                                           “FOR TBMAMS”

И ПОШЛИТЕ ПО СЛЕДУЮЩЕМУ АДРЕСУ:                                        P.O. BOX 27658

CHK WITH NOTATION:                                            Golden Valley, MN 55427-0658, USA

SEND COMPLETED APPLICATION TO:

_________________________________________________________________________                __________

Если Вы знаете кого-то, кто бы пожелал вступить в наши члены, пожалуйста сообщите ему/ей наш адрес и условия вступления.

If you know someone who would be interested in joining our Society, please let him/her know our address and conditions of membership. You must be Eastern Orthodox to join.

=================================================================================================