Vernost' Number 64

The Editorial Board is glad to inform our Readers that this issue of “FIDELITY” has articles in English, and Russian Languages.

С удовлетворением сообщаем, что в этом номере журнала “ВЕРНОСТЬ” помещены статьи на английском и русском языках.

1. К 70-ТИ ЛЕТИЮ БЛАЖЕННОЙ КОНЧИНЫ ОСНОВОПОЛОЖНИКА РПЦЗ.. Протодиакон Герман Иванов-Тринадцатый

2. СУЩНОСТЬ ХРИСТИАНСТВА. Епископ Александр (Милеант)

3. КАК СЛОЖИЛАСЬ ЛЕГЕНДА О ВЕЛИКОМ ИНКВИЗИТОРЕ. Проф. И.И. Лапшина.

5. ДОКУМЕНТЫ: (Продолжение см. "Верность" № 61-63)

№ 19. Письмо Св. Владыки Тихона в С-Американское Дух. Правление.

№ 20. Письмо Св. Владыки Тихона в С-Американское Дух. Правление.

№ 21. Письмо Св. Владыки Тихона священнику о. Петру.

Those who attack the Church of Christ by teaching that Christ's Church is divided into so-called "branches" which differ in doctrine and way of life, or that the Church does not exist visibly, but will be formed in the future when all "branches" or sects or denominations, and even religions will be united into one body; and who do not distinguish the priesthood and mysteries of the Church from those of the heretics, but say that the baptism and eucharist of heretics is effectual for salvation; therefore, to those who knowingly have communion with these aforementioned heretics or who advocate, disseminate, or defend their new heresy of Ecumenism under the pretext of brotherly love or the supposed unification of separated Christians, Anathema!

Remember, O Lord, the city in which we reside, all cities and countries and the faithful who dwell in them. Remember, O Lord, the travellers, the sick, the suffering, the captives, and their salvation. Remember, O Lord, those who serve and do good works in Your holy Churches, and those who remember the poor. Send Your mercy upon us all.

К 70-ти летию блаженной кончины Основоположника Русской Зарубежной Церкви + 10 авг. 1936 / 10 авг. 2006.

Представитель Общества Бл. Митрополита Антония на Францию

В истории Русской Церкви были как светлые, так и тёмные страницы. Вне всякого сомнения, самые ужасные, позорные страницы, с далеко идущими последствиями связаны со сдачей митр. Сергия, по сей день извратившей церковную жизнь и само понятие о Церкви. Но помимо сергианства и неимоверных преследований большевицкого времени, Церковь испытывала тяжёлые времена и при Петре Великом, и в эпоху т.н. Просвещения и в другие времена, но, как правило, каждый раз после зимы наступала весна. Итак, например, весь XIX-ый век был своего рода веком возрождения в лучшем смысле этого слова. Таким же образом, в самые тёмные или тяжёлые времена в противовес пораженцам всегда вставали светлые, яркие фигуры. Так, на противоположном полюсе митр. Сергия, был сонм Святых Новомучеников и Исповедников, в тяжёлые для Церкви петровские времена сияла исповедническая личность св. Митрофана Воронежского, в екатерининскую эпоху Ð св. Тихон Задонский и множество других.

Итак, после зимней стужи XVIII-го века, наступила весна XIX-го. Первые ростки были духовные : св. Серафим Саровский, Паисий Величковский, принесший нам с Афона Добротолюбие и затем, уникальное по своему масштабу явление свв. Оптинских старцев. Так же уникальные по своей свежести Откровенные рассказы странника своему духовному отцу , свидетельствовали насколько Святая Русь существовала не только на словах, но и в душе народа. Наряду с возрождённым монашеством дивные Архиереи : три Филарета Ð Московский, Киевский и Чернигоский, епископ Феофан Вышенский, добровольно ушедший в затвор, как для личного спасения, так и для спасения русского народа принесением ему духовной пищи своими писаниями. Совершенно исключительную личность явил собою А.С. Хомяков, поистине праведник в мiру, ведший тончайшие богословские диспуты на французском языке с католическими и протестантскими богословами, убедительно доказывая им превосходство Православия над этими двумя западными исповеданиями, перед которыми в течении двух веков Православная Церковь раболепно преклонялась, то перед одним, то перед другим, тогда как оба они являются лишь двумя борющимися сторонами одного и того же рационалистического и утилитарного исчадия романизма, которых только условно можно называть Церквами ибо, как говорил Хомяков, нельзя сказать, чтобы вопросы веры когда-либо были в центре их разногласий.

На рубеже веков, глашатаем возрождённого русского богословия очищенного от всех чуждых нанесений, явился Блаженнейший Митрополит Антоний /Храповицкий/, личность и деятельность которого предлагаем рассмотреть в этом же ракурсе.

Приступая к изучению Митрополита Антония, поражаешься многогранностью его деятельности : он и изрядный богослов, и канонист, и духовник, и учитель, и проповедник, и истовый служитель, и любящий и любимый пастырь, и образцовый Архиерей. Обладал энциклопедическим умом, знанием языков, в том числе и мёртвых, был тонким знатоком литературы, но превыше всего был принципиальнейшей натуры прямым человеком. В краткой статье невозможно охватить все стороны его личности и деятельности, о которых можно подробнее ознакомиться, прочитав 17 томов его Жизнеописания и трудов под редакцией приснопамятного Архиепископа Никона /Рклицкого/ и сборник его переписки, собранный его верным учеником и многолетним личным секретарём Епископом Григорием /Граббе/.

Напомним здесь лишь некоторые вехи этой многоплодной жизни.

Владыка Митрополит родился в старинном благородном роде верных служителей трона и, естественно, ожидала его блестящая карьера в мiру, но в совсем юном возрасте он избирает путь служения Церкви и принимает монашеский постриг. Чтобы иметь представление о незаурядной личности будущего Основоположника Зарубежной Церкви и Души восстановленного Патриаршества на Руси укажем, что в возрасте всего 27 неполных лет (!) он, будучи молодым архимандритом, назначается Ректором престижной Московской Духовной Академии. Такого молодого Ректора в Академии не бывало за всю её историю. Известно, что в советский период дано было наблюдать множество головокружительных церковных карьер, но для таких внеочередных продвижений служили совсем иные рычаги и требовались другие "качества". Благодаря тому, что Митрополит был тесно связан с судьбой Московской, Петербургской и Казанской Академий, доктором богословия которых он являлся, он был лично знаком с большинством готовящихся пастырей и будущих Архиереев. В своём пастырско-педагогическом делании, он устанавливал совершенно необыкновенные для того времени дружеские, доверительные отношения с учениками, для которых он представлял собой живой образ православного идеала, благодаря чему удалось ему пробудить среди учащихся сильное влечение к монашеству особого уклона, т.н. "учёному монашеству", совмещавшему учёность с духовностью и аскетизмом. Среди учеников, через его руки, прошла целая плеяда виднейших церковных деятелей, вошедших так или иначе в трагическую и славную историю Русской Церкви ХХ-го века. Назовём только двух : будущего св. Исповедника Патриарха Тихона и ... будущего первого советского патриарха Сергия, учёность которого, тем не менее, никак не может быть поставлена под сомнение. Помимо установленных курсов, Митрополит устраивал неформальные встречи по вечерам и на каникулах, на которых юные идеалисты, горящие желанием служить Церкви, разделяли со своим наставником его желания, мечты и многосторонние планы относительно высокой миссии монашества, реформ богословского образования, очищения православного богословия и, в особенности, чаемого всеми восстановления патриаршества на Руси. Сумел Митрополит передать своим ученикам обитающее его горение пробудить относительную инертность церковных сvнодальных структур, стремившихся усилиями некоторых элементов удержать Церковь в оковах мертвящей схоластики.

Видно, как, с самых первых шагов своей пастырской деятельности, Митрополит Антоний ставил во главу угла не чёрствость авторитета, будь даже самого заслуженного и понятного, но ЛЮБОВЬ. На любви строились все его взаимоотношения с учащимися и с подведомственными пастырями. Богословие не было для него простым предметом учёности : его богословские труды основаны на той же любви Ð любви к Божественной Истине. Церковь для него не институт, не одно из государственных ведомств, а живой организм, живое Тело Христово. Эту же любовь, которою он сиял, передавал он своим ученикам сперва в России, а затем в Сербии, воспитавшейся им тогдашней молодёжи, среди которой был и наш приснопамятный Архиепископ Женевский Антоний, о ком все мы храним благодарную любовную память за то, что приобщил он нас к любви своего Аввы, которую он сам излучал.

Любовью к Истине дышат все его богословские труды. Митрополит Антоний по праву вошёл в историю, как безпощадный борец со схоластикой. Он, истинный апостол любви, всю свою сознательную жизнь вёл непримиримую войну с пережитками католических принципов, наслоивших православное богословие и мiровоззрение, так что православные были порою готовы принимать их за свои. В своих научных статьях, посвящённых А.С. Хомякову, внучатым племянником которого он был, Епископ Григорий /Граббе/ верно отметил : "Хомяков пробил брешь в стене чужеродного схоластического богословствования. Митрополит Антоний развил и завершил эту победу". А сам Митрополит писал : "Руководства, по которым мы учились в школе и которые составляли содержание нашей богословской науки /.../ заимствованы у католиков и протестантов ; у нас только опущены известные всем и осуждённые /.../ прямые заблуждения инославия. /.../ Очевидно, что создавшаяся по западным принципам богословская наука наша, хотя бы и чуждая западных заблуждений, так далека от действительной духовной жизни православных христиан". Чтобы выйти из этого порочного положения необходимо было вернуть русское богословие с академического образования на путь патристики, святоотеческих трудов и мышления. Митрополит Антоний жил со святыми отцами первых веков одной жизнью и в одной Церкви, для которой нет прошлого, а будущее сливается в одно вечное настоящее. Поэтому требовал он от своих учеников установить момент, в который произошёл разрыв со святоотеческим учением. Среди прочих работ отметим, защищенную в 1900 г. диссертацию иеромонаха Тарасия /Курганского/ в Казанской Академии "Перелом в древнерусском богословии" . Перелом этот с точностью устанавливается с XVII-го века в творениях Митр. Петра Могилы, в которых прослеживается налёт римской схоластики, затем распространившейся на всю Русскую Церковь в эпоху Петра I-го. Всё нравственное богословие было более менее заражено схоластическим подходом, но больше всего было им извращено учение о спасении, почему Митрополит Антоний требовал от своих учеников уделять особое внимание догмату Искупления, в котором он усматривал суть расхождения между православным и католическим богословием.

Не зря верхом его богословского творчества считается краткий, но блестящий труд "Догмат Искупления" , написанный, как ни странно, в развитие и дополнение к крупной работе своего талантливого ученика архим. Сергия /Страгородского/ "Православное учение о Спасении" . Несмотря на блестящее и неоспоримое изложение этой жемчужины Митрополита Антония, находятся до сих пор горе-богословы, пытающиеся оспаривать великого Архиерея и богослова, указавшего на ошибочность схоластической т.н. "теории удовлетворения", отцами которой являются никак не Святые отцы, а Фома Аквинатский и Ансельм Кентерберийский. Согласно этой теории, Бог, оскорблённый грехом Адама, получает удовлетворение ("сатисфакцию") за понесенное оскорбление через страдание и пролитие крови обидчика. Митрополит доказал, что эта теория исходит из феодальных представлений о рыцарской чести (породившей богопротивный принцип дуэлей), из чего вытекает, что и в деле Искупления может быть пролита кровь только столь же благородная, что и кровь понесшего оскорбление. Следовательно, Бог посылает на землю Своего Сына и приносит Его в жертву божественному гневу (!), тем самым открывая вновь для человечества врата Царства Небесного ...

Бросается в глаза, насколько такая "юридическая ересь" противоречит понятию о Божественной Любви, что и объясняет, почему Митрополит столь упорно и блестяще с ней боролся. Эта очистительная борьба имела среди прочих другого убеждённого участника, свмч. Илариона /Троицкого/ : "В схоластическом учении о спасении прежде всего должны быть снесены до основания два форта, два понятия : удовлетворение и заслуга. Эти два понятия должны быть выброшены из богословия без остатка, навсегда и окончательно!".

В течении двадцати лет, Митрополит Антоний неустанно выступал истинным проповедником идеи патриаршества, певцом полной свободы Церкви, никак не для дестабилизации сложившегося за два века государственного устройства, а напротив, для укрепления отечества. Из сознания русского народа само понятие о патриархе исчезло и надо было вновь привить интерес и тягу к патриаршеству. Митрополит полагал, что поучительно будет увидеть в России служащего патриарха и с этой целью был инициатором приезда в 1913 году первого православного патриарха, после двухсотлетнего перерыва, Антиохийского Патриарха Григория.

Когда уже гремела революция и большевики обстреливали Кремль, Церковь ощутила необходимость в человеке, ниспосланном самим Провидением, и когда Всероссийский Собор приступил к выборам трёх кандидатов, из которых жребий, вытянутый слепым монахом-затворником, должен был указать Патриарха Московского и Всея Руси, подавляющее большинство голосов было отдано за Митрополита Антония. Человеческий выбор возвёл его на патриарший престол, но Провидение распорядилось по иному : жребий пал на Митрополита Тихона. Видно, что миссия, связанная с восстановлением патриаршества, была полностью завершена, а развернувшиеся события теперь уже требовали истинного столпа для устройства Церкви за пределами России. Митрополит Антоний, пользующийся всеправославным признанием, стал тем человеком, тем истинным Моисеем русской православной диаспоры. Тут открылась новая, не менее славная страница его многоценной жизни. До своей кончины в Белграде 10 августа 1936 года он возглавлял Русскую Зарубежную Церковь, с самого начала поставив её на путь канонической и доктринальной истины, выполнив задачу, над которой трудился пятьдесят лет своей жизни, полностью посвящённой возвращению русского Православия к его первоначальной чистоте.

Вот, что получили мы в залог ... А что сделали с унаследованным сокровищем ... Пусть в день семидесятой годовщины каждый ответит за себя, но нельзя тут не вспомнить, что всего три года назад Сvнод митрополита Лавра, явно в угоду и вероятно по указке советской стороны, официально отрёкся от своего Основоположника, вынеся постановление о том, что его труды являются его "личным мнением" ... С другой стороны, все желающие оставаться верными принципам Зарубежной Церкви, будь они Заграницей или в России, вспоминая духовное богатство нашего ещё недавнего прошлого, с благодарностью и пониманием следят за трудами всех тех, кто сегодня, против течения, искренне пытается высоко нести залог Зарубежной Церкви, как, например и в частности, "Общество Бл. Митрополита Антония" под председательством проф. Г.М. Солдатова, и оставшийся рупор Белой Эмиграции газета "Наша Страна" , продолжающая под неутомимым и самоотверженным трудом её Редактора Н.Л. Казанцева вещать ту истину, которой нас научили наши великие Отцы.

Итак, в наши переживаемые трагические дни, как не вспомнить с благодарностью всё то, что явил и оставил нам Основоположник Зарубежной Церкви, истинный современный "Отец Церкви". Пусть каждый сам себе ответит, или ещё лучше Ð во всеуслышание заявит, с кем он хочет быть : с Блаженнейшим Митрополитом Антонием или с митрополитом Сергием ?

+ Епископ Буэнос-Айресский и Южно-Американский Александр (Милеант)

(Продолжение см. № 61-63 Печатается по благословению автора.)

ВО ДНИ РИМСКОГО ИМПЕРАТОРА ВАЛЕРИАНА (253-259 годы по Р.Хр.) в Антиохии жили два неразлучных друга Никифор и пресвитер Саприкий. Они настолько любили друг друга, что люди принимали их за родных братьев. Но вот врагу рода человеческого, дьяволу, удалось так поссорить их, что они возненавидели друг друга.

Несколько лет спустя вспыхнуло всеобщее гонение на христиан, и пресвитера Саприкия, как служителя Церкви, арестовали в первую очередь. Палачи старались пытками вынудить у пресвитера отречение от Христа, но тот мужественно переносил все страдания.

Узнав о том, что его прежний друг арестован и скоро будет казнен, Никифор пожалел, что поссорился с ним и поспешил к месту казни, чтобы поскорее примириться с этим будущим мучеником за Христа. Но все мольбы о прощении пресвитер игнорировал. Тогда, отчаявшись, Никифор пал на колени и стал умолять Саприкия хотя бы ради Христа простить его. Но тот вместо ответа с презрением отвернулся от него. Даже палачи удивлялись упрямству пресвитера и советовали Никифору перестать унижаться перед этим гордецом.

Но вот, когда Саприкия подвели к плахе и занесли над ним меч, произошло нечто совсем неожиданное: им овладел панический страх, и он, вскочив, стал махать руками и вопить: "Не убивайте меня, я сейчас же принесу жертвы богам!"

Палачи в недоумении остолбенели, а Никифор, видя, что его бывший друг-пресвитер так позорно отрекся от веры, воскликнул во всеуслышание: "Я - христианин и ваших мерзких богов презираю!" Тогда правитель, наблюдавший все происходившее, велел пресвитера отпустить, а вместо него казнить Никифора.

Так венец мученичества, уготованный Саприкию, перешел на главу Никифора, память которого празднуется Церковью 22-го февраля (по нов.стилю).

Как объяснить внезапный страх того, кто до тех пор мужественно терпел все пытки? - Очень просто: Сам Господь укреплял пресвитера. Но когда Саприкий погрузился в тьму злобы и ненависти, Бог отнял от него Свою благодать, и тот оказался беспомощным и жалким, как обычные люди перед лицом насильственной смерти.

В этой работе мы хотим поговорить о духовной силе, которой нет равной в природе - о благодати Божией. Мы постараемся раскрыть ее значение в жизни христианина и способы ее действия, а также указать пути, которыми она приобретается.

Благодатью Божией называется та таинственная духовная сила, энергия, которая, исходя от Бога, оживотворяет, укрепляет и освящает все разумно-нравственные существа.

Современному человеку нет надобности доказывать необходимость обычной физической энергии. Прекратись, например, поступление нефти, и все остановится - все виды транспорта, фабрики и производства, различные способы коммуникации и передвижения. Города и села останутся без электроэнергии, не будет воды в кранах, продукты начнут гнить в холодильниках - словом, наступит всеобщий кризис. А что произошло бы с нами, если, предположим, внезапно солнце перестало бы светить? - Земля погрузилась бы в кромешный мрак и стала замерзать, прекратился бы процесс фотосинтеза, все живое стало бы умирать от холода и голода, и в скором времени наша прекрасная планета, изобилующая жизнью, обратилась бы в гигантское кладбище!

Что солнце для мира, то благодать Божия для людей и всех духовно-разумных существ. Благодать - эта та божественная сила, которая дает нам возможность духовно расти и совершенствоваться.

Действительно, благодать Божия просвещает разум человека, помогая ему увидеть истину и полюбить ее. Она врачует душевные немощи, очищая совесть и освобождая человека от тиранства страстей. Чувства огорчения и озлобленности она преображает в чувства радости и миролюбия. Она успокаивает мятущиеся мысли, помогая человеку увидеть цель своего земного существования. Она обнаруживает перед сознанием человека всю ничтожность и суетность земных благ и великую ценность небесной жизни. Людей легкомысленных и порывистых она делает степенными и мудрыми, боязливых - мужественными, скупых - щедрыми, злобных - миролюбивыми. Она воодушевляет человека любить Бога и людей (даже своих врагов) и вливает в него силы и жажду жить для добра. Словом, благодать Божия простирается на все стороны внутренней жизни человека и является источником мощных духовно-нравственных сил.

Насколько благодать Божия действенна в возрождении людей, можно узнать из библейской и церковной истории. До пришествия Спасителя, хотя Заповеди Божии были известны людям благодаря голосу совести и Священному Писанию, люди были неспособны нравственно расти и совершенствоваться, потому что "рожденное от плоти есть плоть" (Иоан. 3:6). Поэтому "благочестие" даже среди лучших представителей избранного народа Божия сводилось, главным образом, к скрупулезному выполнению религиозных ритуалов. Языческий же мир, по свидетельству ряда писателей дохристианской эпохи, буквально вырождался нравственно, все больше погрязая в материализме и пороках.

Взирая на это плачевное состояние общества, ветхозаветные пророки с горечью уподобляли его безводной пустыне, неспособной производить ничего, кроме мелких горьких трав.

Тем не менее своим духовным взором они проникали в то светлое будущее, когда Бог сжалится над грешным человеческим родом и пошлет ему Свою возрождающую духовную силу: "Возвеселится пустыня и сухая земля! - восклицал пророк Исаия. - Возрадуется страна необитаемая и расцветет, как нарцисс; великолепно будет цвести и радоваться... Тогда [во времена Мессии] откроются глаза слепых, и уши глухих отверзутся. Тогда хромой вскочит, как олень, и язык немого будет петь; ибо пробьются воды в пустыне и в степи потоки. Тогда превратится призрак вод в озеро, и жаждущая земля - в источники вод" (Ис. 35:1-7).

Однако нравственное возрождение людей - приятие ими благодати Духа Святого - ожидало искупления их грехов, как объясняет евангелист Иоанн Богослов: "Еще не было [на верующих] Духа Святого, потому что Иисус еще не был прославлен" (Иоан. 7:39).

Но вот милостивый Господь, воплотившийся Сын Божий, принес на кресте великую искупительную жертву за грехи рода человеческого, и тогда, на пятидесятый день после Его славного воскресения, сошел на учеников Христовых долгожданный Дух Утешитель. Это чудесное событие проявило себя в гласе бурного ветра и огненных языков, которые, спустившись на главы апостолов, облекли их силою свыше (Лк. 24:49) и зажгли в их сердцах духовное горение (Лк. 12:49). Тогда исполнилось то, что обещал Бог через пророка Иоиля, сказав: "Изолью от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши. Старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения" (Иоиль 2:28-32, Деяния 2-я глава).

Дух Святой, сойдя на учеников Христовых, сразу обнаружил Свою божественную мощь в тех значительных внутренних изменениях, которые Он произвел и в них, и в тех, которые по их слову обратились в христианство (Деяния 2 гл.). Апостолы, как мы знаем, были людьми простого происхождения - некнижными, совсем не владеющими словом, робкими. Когда же Дух Святой обогатил их духовные силы, они настолько исполнились мудростью и даром вдохновляющего слова, что стали успешно обращать к вере тысячи, десятки тысяч людей - не только простого, но и знатного происхождения, а также людей ученых. Апостол Павел (хотя получил разностороннее образование и прекрасно владел словом) успех своей проповеди приписывал не своему красноречию, а именно действию Духа Святого, зажигающего веру в людях: "Слово мое и проповедь моя, - пишет апостол, - были не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении Духа и силы" (1 Кор. 2:4).

Насколько мощными были духовные перемены в людях, производимые благодатью Святого Духа, можно проследить по жизни первохристианской общины в Иерусалиме. "[Тогда верующие], - свидетельствует апостол Лука, - пребывали вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и раздавали всем, смотря по нужде каждого. И каждый день единодушно пребывали в храме, и преломляя по домам хлеб, принимая пищу в веселье и простоте сердца, хваля Бога и пользовались любовью всего народа... У множества верующих было одно сердце и одна душа. И никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее ... Не было между ними никого нуждающегося" (Деян. 2:42-47; 4:32-35).

Замечательно, что это вдохновенное горение любви к Богу и людям первых христиан не могли погасить ни гонения, ни тюремные заключения, ни даже казни. Вместо того чтобы пасть духом или озлобиться, верующие иудеи радовались, что страдают за Христа (Ев. 10:34. О духовной радости, производимой Духом Святым смотри еще: Ис. 12:3; Иез. 36:26-27; Мт. 11:28; Ин. 8:36; Ин. 16:22; Рим. 5:1-5; Рим. 8:37; 2 Кор. 1:4-5; Фил. 4:7; 1 Фес. 1:6; Кол. 1:13).

Кроме светлых чувств веры и радости, другим отличительным действием благодати Духа Святого является решительность и мужество, которыми Он наделяет верующих (2 Тим. 1:7). Апостол Петр, например, который при аресте Спасителя испугался обвинявшей его служанки и с клятвой отрекся от Христа, после получения Духа Святого стал настолько мужественным, что на собрании синедриона в лицо обличил иудейских начальников в убийстве Мессии и смело объявил им, что, невзирая ни на какие угрозы, он будет повсюду распространять христианскую веру (Деян. 4:1-22). Замечательно, что когда много лет спустя апостола Петра приговорили к распятию на кресте в римском Колизее, его испугала не перспектива мучительной смерти на глазах ликующей черни, а то, что он недостоин умереть так, как умер Спаситель мира. Поэтому он попросил, чтобы его распяли вниз головой, что и было сделано.

В том же римском Колизее на протяжении нескольких веков погибло огромное количество христианских мучеников. По свидетельству современников многие из них принимали смерть с радостью и хвалебными гимнами на устах. Вот мощь благодати Божией, возвышающей человека над его обычными немощами!

Кроме так называемых общих дарований, которыми Дух Святой обогащает каждого верующего для его нравственного возрождения, существуют еще так называемые чрезвычайные дары, которые Он подает некоторым людям для служения Церкви. Об этих особых дарах мы читаем у апостола Павла: "Каждому дается проявление Духа на пользу. Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков. Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно... Иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями, далее иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки..." (1 Кор. 12:7-11, 28).

Со временем надобность в некоторых чрезвычайных дарованиях ослабела (например, в даре языков и пророчества). С апостольского времени чрезвычайные дарования стали подаваться, главным образом, в таинстве Хиротонии, в котором служители Церкви - епископы, священники и диаконы - наделяются благодатными дарами и полномочиями соответственно своему служению. Несомненно, что каждый желающий потрудиться для общего блага получает от Бога необходимую помощь и руководство. И здесь обилие благодати в том или другом человеке обуславливается не только Подающим, Который "не мерой дает Духа" (Иоан. 3:34), но чистотой сердца и "вмещаемостью" самого принимающего.

Чрезвычайные дарования полнее всего перечислены пророком Исаией, который предсказал, что на грядущем Мессии "почиет Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия" (Ис. 11:2). Всего здесь указаны семь даров Святого Духа, что отцами Церкви понимается, как полнота дарований. Христу, как Бого-человеку, сочетающему в Себе тройное служение - пророческое, первосвященническое и царское - дана вся полнота благодати. Очевидно, остальные служители Божии, посильно участвуя в Его деле создания Царства Божия среди людей, тоже наделяются дарами Святого Духа - соответственно своему служению. Указанные пророком семь даров Духа помещены им в порядке от наибольших к основным:

· Дух Господень - это высший всеобъемлющий (7-й дар), состоящий в самом близком пребывании в Боге.

· Дух премудрости и разума - (6-ый и 5-й дары) распространяется на интеллектуальные качества служителя Божия и состоит в глубоком проникновении в суть вопросов веры и нравственности, в верной оценке духовного состояния людей и в прозрении грядущих судеб общества. (На эту тему смотри еще: Лк. 12:12, Деян. 6:10; 1 Кор. 2:4-13, 1 Кор. 4:20, 1 Кор. 8:3, 1 Кор. 12:7-11; Еф. 1:17-18, 3 Царств 3 гл; Дан. 1:17).

· Дух совета (рассудительности) и крепости - (4-ый и 3й дары) распространяется на деятельные способности служителя Божия и состоит в способности принимать верные решения, а также в силе воли, чтобы их осуществлять.

· Дух ведения и благочестия (или страха Божия) - (2-й и 1-й дары) обнимает собой религиозно-нравственную основу служителя Божия и заключается в познании истин веры и в благочестивой религиозной настроенности, жаждущей все совершать во славу Божию.

В среде современных христианских объединений много говорится о необходимости оживить и выявить в себе различные дары Духа. Разрабатывается ими даже своеобразная "методика" для стяжания сверхъестественных дарований. Во всем этом явно чувствуется неудовлетворенность сухостью изучения библейского текста и бездуховностью сектантских молитвенных собраний. Главная причина отсутствия духовности в протестантизме заключается в том, что оно бездумно отвергло все Богом установленные проводники благодати Духа Святого - апостольское преемство, священство, благодатные таинства Церкви и многовековый опыт духовной жизни. Всё было принесено в жертву лозунгам свободного изучения Библии и достаточности оправдывающей веры.

На практике попытки вернуть утраченную благодать вылились в популярное ныне "харизматическое" движение, возникшее в начале 20-го столетия с легкой руки пятидесятников. Если в древней Церкви благодать Божию воспринимали как духовно-возрождающую силу, необходимую для нравственного роста, то современные харизматики в "дарах Духа" видят источник острых ощущений и видимых знамений. Превратилось уже в рутину, что пятидесятники и подобные им "харизматики" на своих собраниях, перебивая друг друга, выкрикивают какие-то нечленораздельные звуки, бессмысленно бормочут, иные теряют сознание, приходят в исступление, транс, или начинают неудержимо хохотать. В этом хаосе совершаются какие-то исцеления, изрекаются какие-то предсказания - весьма сомнительного содержания. Поборники этого движения объявляют всё это "доказательствами" действия среди них Святого Духа и, следовательно, "истинности" своего движения. На самом же деле все эти языческие и медиумические упражнения - ужасная хула на Духа Святого!

Возьмем хотя бы дар языков. Мы знаем, что апостолы в день Пятидесятницы получили от Бога способность проповедовать на действительных человеческих языках, неизвестных дотоле апостолам. То была содержательная проповедь, которая учила и обращала к вере людей, не понимавших еврейской речи. Звуки же, которые изрыгают сектанты, ничему научить не могут, они - бессмысленны и не поддаются толкованию. Это результат патологической нервной перевозбужденности, которая давно известна медиумам и шаманам. Такого "дара языков" может добиться любой человек путем известных упражнений - независимо от того, какому "божеству" он будет молиться.

Один харизматический "чудотворец" в частном разговоре поделился своим опытом: "Убедить в чуде одного человека с глаза на глаз - очень трудно, даже невозможно. Убедить толпу - легко!" Иными словами, на собраниях харизматиков действует массовый гипноз и истерика - условия благоприятные для падшего духа!

К 120- ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ АЛЬФРЕДА ЛЮДВИГОВИЧА БЕМА

КАК СЛОЖИЛАСЬ ЛЕГЕНДА О ВЕЛИКОМ ИНКВИЗИТОРЕ.

«Великий инквизитор» оригинальность замысла и блеском художественного выполнения так поражает наше воображение, что на первый взгляд кажется, будто это произведение зародилось в творческом горниле Достоевского совершенно самопроизвольно, помимо внешних литературных влияний. Однако, оригинальность философской мысли и мастерство ее художественного воплощения не будут нисколько умалены, а, наоборот, еще более выиграют в нашей оценке от указаний некоторых параллелей историко-литературного и философского характера. Конечно, «Великий Инквизитор» в творческом процессе сложился из литературных и философских элементов, которые были приняты Достоевским извне, главным образом, думается мне, из западной литературы. Мастерство Достоевского, как и всякого другого истинного художника, заключается в неуловимом, неподдающемся никакому учету чуть-чуть в комбинировании этих элементов и их творческой переработке. Однако, установить эти основные элементы с полной достоверностью чрезвычайно трудно. Если мы находим известный литературный мотив Ά сходным с каким-нибудь мотивом, входящим в «Великого Инквизитора», скажем, мотивом А, то такое сходство, как известно, может быть не показателем влияния, но лишь схождения признаков, т.е. того, что в биологии называется конвергенцией. Пресмыкающееся ихтиозавр, рыба акула и млекопитающее кит, находящиеся на совершенно различных линиях развития, обнаруживают в некоторых отношениях по своей форме поразительное сходство. Такой случай может быть и в литературе. Так вот в настоящей статье я имею в виду указать, на несколько случаев сходства между мотивами, из которых складывался «Великий Инквизитор» и некоторыми мотивами западно-европейской литературы. Я предполагаю в данном случае прямое влияние, но так как его строго доказать нельзя, то остается не вполне исключенной и конвергенция.

Я имею здесь в виду три мотива: 1) Самый замысел поэмы – представить первосвященника христианской церкви изгоняющим самого Христа. 2) Идею усмотрения в трех искушениях Христа символа тех трех искушений, которыми соблазнилась католическая церковь, и которые и привели ее вождя к чудовищной мысли о нежелательности и опасности появления Христа для самого христианства. 3) Идею противопоставления строительства жизни на научном свободомыслии и на покорности церкви.

Узнавши о появлении Христа, Великий Инквизитор велит арестовать его и привести к себе. «Зачем пришел ты?», говорит он и далее произносит перед Христом свою пламенную речь. Христос вместо ответа «тихо целует его в его бескровные девяностолетние уста». Инквизитор велит ему удалиться, и Христос уходит в ночную тьму. Вот общий контур сюжета, который заполнен таким удивительным богатством художественной фантазии и проникнут такими волнующими душу читателя философскими идеями. Мне думается, что этому общему контуру соответствует странствующий сюжет очень давнего происхождения. Читая недавно «Историю инквизиции» Ли (т.II, русск. Перевод, стр. 580), вышедшую по-английски в 1888 году, т.е. после смерти Достоевского, я обратил внимание на одну цитату из “Carmina Burana”, которая меня настолько заинтересовала, что я обратился к первоисточнику, т.е. к изданию рукописей монахов XIII в., вышедшему в свет впервые в 1847 году и переизданному в 1894 году. Это – сборник монашеских виршей и пародий на высшее духовенство, найденный в одном монастыре близ Мюнхена. Вот образчик подобных виршей: (“Carmina Burana”, стр. 22-23.)

И вот в таком-то сборнике пародий XXI-й абзац представляет прозаический отрывок, который начинается следующими словами:

“Initium Sancti Evangelii secundum marcas argenti. In illo tempore dixit Papa romanis: “Si Filius hominis venerit ad sedem Majestatis Nostrae dicite: “Amice, ad quid venisti?” et si pulsans perseveraverit nihil dans vobis,ejicite eum in tenebras exteriores”, т.е.

«Начало святого Евангелия от серебрянной марки. Во время оно рече папа римлянам: «Если сын человеческий придет к престолу нашего Величества, спросите его: «Друг, зачем пришел ты?» и если будет, ничего не дав вам, продолжать стучаться, выбросьте его во-вне во мрак».

Если читатель сопоставит подчеркнутые мною слова с повествованием Достоевского, то он увидит, что общая схема католической монашеской пародии и замысла Достоевского сходны. Папа в пародии и Великий Инквизитор у Достоевского обращаются к Христу с теми же словами: "«Зачем пришел? И сцена и там и здесь кончается изгнанием Христа во мрак ночи. Вот текст Достоевского:

«Он (Великий Инквизитор) идет к двери, отворяет ее и говорит ему: «ступай и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда». И выпускает его на «темные стогна града». Пленник уходит.

Я не имею никаких прямых доказательств, что Достоевский читал самые “Carmina Burana”, или какое-нибудь сочинение, в котором приведено цитированное мною место из “Carmina Burana”, но мне представляется совершенно невероятным, чтобы Достоевский не знал о существовании подобного литературного мотива. Быть может, историку литературы, заинтересовавшемуся выяснением этого вопроса, удастся восстановить здесь “the missing link”, - недостающее звено, но и при отсутствии такого звена видеть в сопоставленных текстах случайное совпадение невозможно. Комментаторы Достоевского, напр., Бердяев («Творчество Достоевского») справедливо указывают, что Достоевский здесь вовсе не имеет в виду лишь католичество, что в «Великом Инквизиторе» дано художественное произведение, в котором с замечательной эмоциональной глубиной и философской проникновенностью выражены идеи о судьбах вообще христианской культуры.

Если задаться вопросом, какое современное Достоевскому явление в западной религиозно-философской жизни представляет некоторую аналогию с самым замыслом Великого Инквизитора – католицизм минус христианство (Конгрев о религии позитивизма), то такое явление можно усмотреть в религии человечества Огюста Конта. Я не встречал в литературе о Достоевском никаких указаний на то, как смотрел он на религиозное учение Конта, и было ли ему известно, что Конт, “le grand pontife” позитивизма, на склоне лет обращался к генералу иезуитского ордена с предложением ордену вступить в союз с представителями позитивной религии человечества, причем Конт выражает в письме к генералу Ордена удивление, по поводу того, что Орден связал свое название с именем столь незначительной личности, как Иисус, и советует генералу переименовать иезуитов в игнациан, в память Игнатия Лойолы, которого Конт высоко ценил за его энтузиазм и организаторские способности, Христа же в своем Позитивном Календаре он не упоминает вовсе. Всем людям, которые сохранили в себе наклонность к церковно-религиозным верованиям, не католикам, он советует обратиться в католичество: “Ceux qui croient, qu’ils se fassent catholiques”. Соглашение между иезуитами и позитивистами не состоялось, но самые попытки сближения позитивистов с иезуитами лишний раз показывают, как верно уловил Достоевский тенденции неверующих использовать христианство без Христа. Однако, самый духовный облик Огюста Конта и Великого Инквизитора имеют мало общего. Конт типичный догматик, оптимист, по-видимому, совершенно лишенный чувства трагического – проблема зла, поставленная с такою глубиною Достоевским в «Великом Инквизиторе», для Конта просто не существует. Отношение к Христу к В. Инквизитора и Конта глубоко различное – Конт, по-видимому, не признавал личности Христа никакого значения. Великий Инквизитор глубоко сознает величие Христа. Он только кажется ему в данный момент помехой для устроения человеческого общества на прочных морально-религиозных устоях. Индивидуальность Великого Инквизитора представляет в своей внутренней структуре мучительное разделение в борении противоположных начал, от которого он глубоко страдает; личность Конта, наоборот, совершенно чужда каких-либо сомнений – несомневаемость, выражаясь языком Достоевского, составляла одну из коренных духовных черт Конта и период увлечения социально-религиозным реформаторством, т.е., в последние, примерно пятнадцать лет жизни (1842-1857). Но Конту близка мысль о необходимости строгой, деспотической pouvoir spirituel над «малыми сими». Конт сторонник суровой опеки над умами и душами человеческими – дух критической пытливости он считает вредным отзвучием революционной эпохи.

Обратимся теперь ко второму поставленному нами вопросу: «Что побудило Достоевского усмотреть в трех искушениях Христа символ именно тех трех искушений, которыми соблазнилась католическая церковь?» Возможно предположить, что подобный ход мыслей был подсказан и Достоевскому и Владимиру Соловьеву, у которого, как указывает С.И. Гессен (в докладе: «Достоевский и Соловьев»), развита подобная же мысль, под влиянием чтения книги Давида Штраусса: «Жизнь Христа». Эта книга была хорошо известна в подлиннике Вл. Соловьеву, ее читал и Достоевский во французском переводе – он брал ее из библиотеки Петрашевского. В книге Штраусса по поводу искушений Христа мы находим следующие соображения. Прежде всего, Штраусс отмечает аналогию эпических цифр – 40-дневный пост Христа подобен 40-дневному посту Моисея и Илии. Самый выбор искушений он находит неудачным. Правда, первое мотивировано, но второе совершенно не мотивировано, третье – нелепо – как можно предлагать благочестивому израэлиту поклониться Сатане! Возможно троякое толкование искушений: 1) внешнее – буквальное, 2) внутреннее – психологическое и 3) историческое. Искушения – это символическая передача сказания об искушениях, которым подвергался израильский народ в пустыне. Буквальное, внешнее толкование, т.е. признание, что именно сатана искушал Христа и притом именно так, как это сказано в Евангелии, настолько нелепо, что о таком толковании вообще не стоит разговаривать.

В чем могло бы заключаться внутреннее психологическое толкование? Христос, размышляя о мессианизме, приходит к мысли, что чрезмерное распространение веры в чудеса, злоупотребление чудесами и стремлением к властвованию (Uebertreibung des Wunderglaubens und Herrschaft) представляются злом. Три искушения – это де парабола, притча, придуманная Христом для Его учеников, смысл которой заключается: 1) в том, чтобы не творить чудеса для собственных выгод даже при самых исключительных обстоятельствах, 2) никогда в надежде на сверхъестественное вмешательство Бога не предпринимать никаких дел, 3) не поддаваться злу ни при каких обстоятельствах. Однако такое толкование совершенно несостоятельно. Дело в том, что Христос никогда не выводил себя действующим лицом ни в какой притче. Единственною правильною точкою зрения является трактование рассказа об искушениях, как мифа, символизирующего известное историческое событие. Сатана в персидской религии божество, у евреев соблазнитель – Πειοάξων –искуситель Евы, Иова, Авраама. Пустыня традиционное место искушений. Весь миф построен на аналогии между искушением Христа и искушением израильского народа (= filius Dei collectivus) в пустыне. Противопоставление камней и хлеба традиционно (у нас: «куска лишь хлеба он просил… и кто то камень положил в его протянутую руку»). Три искушения – эпическое число – Гефсиманский сад отречение Петра, искушения Авраама. 40 дней искушений Христа соответствуют 40 годам странствованиям евреев в пустыне. Первое искушение соответствует моменту голода в пустыне, третье соответствует поклонению медному змию в пустыне. В заключение ангелы приносят Христу пищу (как ангелы приносят пищу Илие). Этот заключительный момент соответствует появлению манны в пустыне, где скитался израильский народ.

Все высказанное до сих пор Штрауссом может быть резюмировано в словах: миф об искушениях эквивалентен минувшей судьбе еврейского народа или выразим эту мысль суждением:

Но у того же Штраусса есть указание, что Апостол Павел в своем 1-м послании к Коринфянам (гл. 10 стих 4-6-й) предостерегает христиан от возможности навлечь на себя испытания, подобные тем, которые евреи претерпели в пустыне. Вот самый текст:

Ad Corinth., 1, 10, 4: “Bibebant autem de spiritali, consequente eos, petra, petra autem erat Christus, sed non in pluribus eorum beneplacitum est Deo. Nam prostrati sunt in deserto. Haec autem in figura facta sunt nostri, ut non simus concupiscentes malorum, sicut et illi concupierunt. Neque idololatrae efficiamini, sicut quidam ex ipsis”.

Здесь, как раз указывается на два возможных искушения, угрожающих христианской церкви, как и древним евреям в пустыне – первое и третье. Это можно выразить в других суждениях – искушение евреев эквивалентно искушению христиан:

Откуда получается внесиллогистический вывод, что С эквивалентно А или А эквивалентно С, т.е. искушения Христа являются пророческим символом судьбы христианской церкви – собственно в легенде – римско-католической церкви. Короче сказать, я имею в виду, что вывод, построенный на уподоблении судьбы христианства истории трех искушений, и у Соловьева и у Достоевского мог сложиться при чтении Давида Штраусса описанным нами образом. Разумеется, что коснется только общей схемы, на которой построено это уподобление, а не тех художественных форм, в которые оно отлилось у Достоевского.

Достоевский прекрасно понимал, что деление людей на «верующих» и «неверующих» непригодно для философского анализа религиозных проблем. Он с поразительной проникновенностью оттеняет бесчисленные градации веры и неверия. Прежде всего замечательно то, что его главнейшие атеисты не суть безусловно неверующие. Версилов порой верит в Христа, Ставрогин не вполне чужд веры, Кириллов зажигал лампаду перед образом, Иван Карамазов, написал, как известно, статью, в которой развивал мысль о взаимопроникновении церкви и государства, написал так, что церковный журнал выразил ему полное сочувствие, понимая его мысль в смысле поглощения государства церковью, между тем как его затаенная мысль была скорее как раз обратная – поглощение церкви государством. Однако, Иван Федорович говорит по поводу этой статьи: «Я не совсем шутил», и он говорит несомненную правду. Можно поставить вопрос, был ли Великий Инквизитор – создание Иван-Карамазовской мечты – холодно неверующим атеистом? Я думаю, что внимательное чтение поэмы должно убедить всякого в обратном. Великий Инквизитор высоко почитает идеалы Христа; он считает невозможным обоснование человеческого благополучия на науке, на одной науке, и в этом отношении является безграничным скептиком, вот почему он не может быть догматиком неверия. Наконец, он не спокоен, холоден, равнодушен и просто циничен в своем неверии, но оно имеет у него характер борения, мучения, страдания. Если бы он был простым расчетливым, холодным обманщиком народных масс, лукавым и ловким шарлатаном, то едва ли Христос поцеловал бы его. Достоевский с поразительной глубиной показывает в лице Великого Инквизитора, к чему может привести при известных условиях то учение, которое возникло под влиянием арабских и еврейских писателей еще в XIII-м столетии и стало известным под именем догмы двойной истины. Это учение, провозглашенное епископом Симоном де Турне, утверждало, что истина двойственна, что то, что истинно в области знания, может быть ложное в области веры и наоборот.

В течение веков эта идея продолжала жить, все более и более утончаясь – она нашла выражение у Раймунда Сабундского в XV веке, у Помпонация и у Монтеня в XVI веке, у иезуитов в XVII веке. В своей знаменитой книге: «О бессмертии души» Помпонаций развивает ту идею, что бессмертие души не только недоказуемо с научной точки зрения, но вполне доказуема ее смертность. Однако, в плане веры (а не знания) надо признать, что душа бессмертна, тем более, что это верование является полезным для народа с точки зрения мудрых правителей, руководящих народными массами, ибо с верою в бессмертие связаны страх потустороннего наказания за грехи и чаяние потусторонних наград за добродетель. Такую же полицейскую точку зрения на веру в Бога исповедывал Наполеон Бонапарт. В 1805 г. он пишет Академии Наук: «До меня дошли слухи, что академик Лаланд публично исповедует атеизм. В виду опасности такого взгляда, если не для индивидуума, то, по крайней мере, для общества, предлагаю побудить академика Лаланда отказаться от публичного исповедания атеизма». Однако, отсюда еще не следует, будто Помпонаций, Раймунд Сабундский или Наполеон были догматиками неверия. Мало того, даже догматики неверия нередко не отдают себе отчета в том, какие мотивы руководят их поведением на заднем плане сознания, в смутно сознательной (я не могу употребить нелепого модного термина «подсознательной») области их духа. Мы знаем немало примеров самого причудливого смешения в разных дозах веры и неверия. Лесков рассказывает, как одна старушка революционерка, отправляя своего сына на пропаганду революции и атеизма, сказала: «Я моего Ваню Лассалем благословила», т.е. портретом Лассаля вместо иконы. Paulhan в книге: “Analystes et ėsprits synthėthiques” рассказывет об убежденном позитивисте, пославшем за священником перед смертью. Это очень обыкновенное явление. Мне вспоминается убежденный позитивист М.М. Ковалевский, исповедавшийся и причастившийся перед смертью. И тут, несомненно, играет роль не один страх – «а если сон виденья посетят?» – нет, тут мы имеем дело с таящимся в каждом из нас неразрешенном удивлении перед загадкой смерти. После сказанного нужно признать, что догмат двойной истины не был только ловкой выдумкой для одурачивания простого народа, хотя несомненно, он постоянно применялся вполне сознательно, полусознательно и бессознательно именно с этой целью.

Достоевский также ранее других понял, что воинствующий атеизм есть извращенная форма религиозной веры. Он предугадал слепую веру, проявленную атеистами-коммунистами в самой уродливой форме диких суеверий, теософических бредней и чудотворства гадалок и прорицательниц будущего. Он провидел такие явления, как глупую веру отъявленного атеиста Смердякова и сомнения просвещенного архиерея Тихона по тому же вопросу. Архиерей Тихон не обладает полной верой – он не может сдвинуть гору и ввергнуть ее в море (наброски к «Бесам»), а Смердяков говорит: «Никто… не сможет спихнуть гору в море, кроме разве какого-нибудь одного человека на всей земле, много – двух, да и то, может быть, где-нибудь там, в пустыне египетской и секрете спасаются». Достоевский с поразительной убедительностью показал, что чем грубее, глупее и невежественнее бывает «неверующий», тем иногда ближе он морально и психологически оказывается грубому, глупому и невежественному «верующему» и наоборот, чем умнее, благороднее и просвещеннее является неверующий, тем он порой оказывается духовно ближе к подобному же умному – благородному и просвещенному человеку – их отделяет всего одна ступенька в градациях веры и неверия (см. наброски к «Бесам»). Засодимский в романе «По градам и весям» очень хорошо описывает встречу двух фанатиков – атеиста революционера и архиерея, которые в беседе за чаем (архиерей угощает нигилиста) вдруг осознают свою духовную близость.

Все это я пишу, имея в виду поговорить о Монтене и его возможном влиянии на Достоевского. Разумеется, я употребляю здесь слово влияние не в смысле какого-либо заимствования идей у Монтеня, но лишь в смысле «бокового» импульса который могли дать ходу мыслей Достоевского идеи и рассуждения Монтеня в его знаменитой XII главе II-й книги “Essais”, озаглавленной: «Апология Раймунда Сабундского». Монтеню, по-видимому, совершенно чужды духовные борения Достоевского, по крайней мере, мы не видим их следов в “Essais”. В Монтене причудливо сочетается самый безграничный, самый радикальный скептицизм с самою слепою верою в догмате религии. «Я подобен старой бабе, писал он, которая зараз ставит свечку и Георгию Победоносцу, и дракону, которого Георгий собирается заколоть». Абсолютный скептицизм и слепая вера не только не исключают друг друга психологически, но особенно часто встречаются вместе. Посмотрим же, в каких пунктах идеи Великого Инквизитора и мысли Монтеня соприкасаются. Я не имею документальных данных, показывающих, что Достоевский читал Монтеня, но, если вспомнить, что Монтень был одним из любимых писателей Пушкина, (что было известно Достоевскому), что его знал и цитирует Тургенев (см. «Человек в серых очках»), то можно признать вероятным такое предположение, тем более, что имя Монтеня тесно связано с именем Паскаля, которого Достоевский знал и который часто ссылается на Монтеня, восхваляя его уничтожающую критику науки и рациональной философии. И Достоевский, и Монтень пользуются тем же образом строителей Вавилонской башни, чтобы охарактеризовать бессилие науки в роли единственной основы человеческой жизни: «О, пройдут еще века бесчинства свободного ума, их науки и антропофагии, потому что, начав возводить свою Вавилонскую башню без нас, они кончат антропофагией».

Но свободный ум повергнет человечество в такую бездну отчаяния, что оно снова пожелает покориться авторитету церкви и признать, что его духовные вожди были правы, ибо вспомнят, до каких ужасов рабства и смятения доводила свобода: «Свобода, свободный ум и наука заведут их в такие дебри и поставят перед такими чудами и неразрешимыми тайнами, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят себя самих, другие непокорные, но малосильные, истребят друг друга, а третьи, оставшиеся, слабосильные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопиют к нам: «да, вы были правы, вы одни владели тайной Его, и мы возвращаемся к вам, спасите нас от нас самих».

Монтень указывает, что вера в бессмертие, без которой не может жить человек, не может быть ни опровергнута, ни подтверждена доводами разума, и что только слепая вера в Божию благодать может дать нам опору в самых основа6ниях нашего морального поведения.

“C’est pour le chastiement de nostre fièrté et instruction de nostre misère et incapacité, que Dieu produisit le trouble et la confusion de l'ancienne tour de Babel: tout ce que nous entreprenons sans son assistance, tout ce que nous veoyons sans la lampe de sa grace, ce n'est que vanité etfolie, l'essence mesme de la verité qui est uniforme et constante, quand la fortune nous en donne la possession, nous la corrompons et l'abastardissons par nostre faiblesse”.

Монтень высказывается о чуде, тайне и авторитете, о которых говорит Великий Инквизитор, следующим образом: 1) Он, нисколько не смущаясь, утверждает, что чем нелепее чудо, тем более оно служит пробным камнем нашей веры:

“C'aux aux chrètiens une occasion de croire, que de rencontrer une chose incroyable: elle est d'autaut plus selon raison qu'est contre l'raison; si elle estoit selon raison, ce ne serait plus miracle et si elle estoit selon quelque exemple, ce ne serait plus chose singulière (“Essais”, p. 311).

2) Тайну Монтень понимает, как нечто сверхразумное, открывающееся в сновидениях, в безумии, в экстазе, а не нормальным, рациональным, логическим путем.

3)Подчинение церковному авторитету он понимает, как безусловную рабскую покорность, как простую, бесхитростную, ни о чем божественном не рассуждающую веру?

“Combien et aux lois de la religion, et aux lois politiques se trouvent dociles et ayzés à mener les ésprits simples et incurieux que ces ésurveillants et paidagogues des causes divines et humaines” (“Essais” p. 316).

Монтень слишком умен и слишком учен, чтобы можно было предположить, что эта наивная «вера угольщика» (Köhlerglaube), подобно той вере «бретонского крестьянина», которую исповедывал Пастер, могла его удовлетворить; однако ему, как и Великому Инквизитору Достоевского, нельзя отказать в известной доле искренности, хотя в рассуждениях Монтеня совершенно отсутствует момент внутреннего борения и страдания, какие мы видим у Великого Инквизитора, его “credo quia absurdum” досталось ему, по-видимому, недорогой ценой, а потому его вера лишена глубины и эмоциональной проникновенности.

Вся Апология Раймунда Сабундского представляет апологию слепой веры в чудо и в тайну и апологию рабской покорности авторитету церкви, и в то же время она является обвинительным актом против теоретической состоятельности и практической значимости науки и человеческого знания. Скептицизм Монтеня распространялся одинаково, как на те аргументы, которые приводятся наукой против догматов веры, например, против бессмертия души, так и на те разумные аргументы, которые приводятся философами в защиту известного догмата, например, бессмертия души. Решающим обстоятельством, склоняющим нашу волю именно в ту, а не в другую сторону, являются практические соображения. В этом отношении рассуждения Монтеня о бессмертии напоминают знаменитое пари Паскаля по поводу бытия Божия: для обоих мыслителей одна из чаш весов, находящихся в равновесии, склоняется в сторону выгодного, “car il y a plus de profit à croire ce que la religion enseigne qu'à le nier”, говорит Паскаль. И Монтень, и Великий Инквизитор Достоевского борются против научного свободомыслия потому именно, что оно не может быть так полезно человечеству, как полная покорность: «На месте храма Твоего воздвигается новое здание, воздвигается вновь страшная Вавилонская башня, и, хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все-же Ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, ибо к нам же ведь придут они, промучавшись со своею башнею тысячу лет».

Что же заставляет Великого Инквизитора предпочитать церковную веру свободному знанию? Исключительно то, что человечество практически не может обосновать своего благополучия на полной духовной свободе, «никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными» «никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою», они «малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики». Художественное мастерство Достоевского в изображении Великого Инквизитора, так сказать, перерастает образ мыслей Достоевского писателя и является необычайно ярким художественным воплощением той агонии (- внутреннего борения) христианства, которое так глубоко постиг после Достоевского один лишь гениальный испанец М. Де Унамуно в своих произведениях “Agonie du christianisme” и особенно в книге: “Le sentiment tragique de la vie”, 1921). Если догмат двойной истины мог служить в руках одних людей предметом холодных и хитроумных диалектических упражнений, для других дешевым средством для прикрытия их беспринципности и оппортунизма, для третьих средством мистификации и эксплуатации «малых сил», то для Великого Инквизитора он делается выражением мучительного острого раздвоения его духовного существа, раздвоения, трагизм которого заключается в его безысходности.

VIII

Трактование религии и в частности христианства, как полезной для масс иллюзии, которою мудрейшие пользуются, как грандиозным обманом, полезным для этих масс, необходимым для их же счастья, эта мысль о том, что лишь мудрейшие будут знать, что религия есть один пустой обман, и возьмут на себя страдание, проистекающее из такого знания – все это мысли, которые высказывались, действительно, в семидесятых годах прошлого столетия – и вот яркое подтверждение, которое можно почерпнуть из сопоставления некоторых мест из речи Великого Инквизитора с отрывками из писем Рихарда Вагнера к баварскому принцу, позднее королю Людовику II-му. Эти письма, конечно, были совершенно неизвестны Достоевскому, так как были опубликованы гораздо позднее:

«Мы скажем, что послушны Тебе (Христу) и господствуем во имя Твое. Мы их обманем опять, ибо Тебя мы уж не пустим к себе. В обмане этом и будет заключаться наше страдание, ибо мы должны будем лгать».

«И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч, управляющих ими. Ибо лишь мы, мы хранящие тайну, только мы будем несчастны».

«Природа опутывает иллюзиями всех живущих, общество должно поддерживать такими хитростями – они придают ему прочность… иллюзия патриотическая, иллюзия религиозная. Простой человек, впадая власть этих иллюзий, может вести счастливый образ жизни. Великий исключительный человек, видя жизнь во всем ее ужасе, без покрывала, бывает близок к самоубийству. Принц и его благородная среда предохранены от подобного трусливого искушения». (Цитата взята из книги Галеви о Ницше).

Однако, и здесь было бы ошибочно усматривать в идеях Вагнера одно обдуманное шарлатанство. Ведь, не надо забывать, что через несколько лет после написания приведенного нами письма Вагнер создал своего «Парсифаля», который, несомненно, не был для него одною лишь поэтической сказкой, но заключал в себе известный метафизический смысл, который не являлся для него самого только иллюзией.

В заключение нужно сделать еще два замечания: 1) на способах рассуждения Великого Инквизитора чувствуется местами влияние теоретиков иезуитского морального пробабилизма. Мысль о слабости, низости, глупости, подлости человеческой натуры, о необходимости мирволить слабостям масс, лишь бы они оставались верными церкви, конечно, имеет свои источники у Достоевского в литературе иезуитов и в том, что написано о ней. Центральный пункт «Братьев Карамазовых» – косвенная виновность Ивана в убийстве отца, имеет некоторое соприкосновение с тем тезисом, который был осужден Иннокентием XI в 1678 году, и который гласил: «Можно желать смерти своего отца не в качестве отца, но в качестве обладателя богатством, которое можно унаследовать». Правда, Иван Карамазов, желал смерти отца не из-за богатства, но все-же этот знаменитый тезис, может быть, был известен Достоевскому, и это обстоятельство, может быть, сыграло известную роль в процессе формирования фабулы романа.

II) Любопытно отметить, что целый комплекс образов, играющих важную роль в монологе Великого Инквизитора, уже имеется в: «Зимних заметках о летних впечатлениях», именно в описании впечатления, которое произвел на Достоевского Лондон в 1873 году: «Какими широкими картинами, какими яркими планами, не регулированными под одну мерку планами оттушевался он в моем воображении… Все так громадно и резко в своем разнообразии. Каждая резкость, каждое противоречие уживаются здесь со своим антитезом и упорно идут рука об руку, противореча друг другу и, по-видимому, никак не исключая друг друга. А между тем и здесь борьба упорная, глубокая, застарелая личного начала с необходимостью хоть как-нибудь ужиться, хоть как-нибудь составить общину и устроиться в одном муравейнике, хоть в муравейник обратиться, да только устроиться, не поедая друг друга - не то обращение в антропофагов… «Вы чувствуете страшную силу, которая соединяет всех этих людей, пришедших со всего мира, вы сознаете исполинскую мысль, вы чувствуете, что тут что-то достигнуто, что тут победа, торжество. Вы даже как будто начинаете бояться чего-то – не есть ли это уже «одно стадо»? Это какая-то библейская картина, что то о Вавилоне, какое-то пророчество из Апокалипсиса вечно совершающееся. Вы чувствуете, что надо много вековечного отпора и отрицания, чтобы не поддаться впечатлению, не поклониться факту и не обоготворить Ваала, т.е. не принять существующее за свой идеал. Как горд могучий дух, который создал эту колоссальную декорацию». Далее Достоевский описывает ужасные картины, виденные им в Ист-Энде.

В этом отрывке мы встречаем ряд образов: Вавилон – апокалиптическое пророчество – антропофагия, поклонение Ваалу, гордый могучий дух. Это обстоятельство дает повод думать, что, быть может, именно лондонские впечатления навели Достоевского впервые на думы о непримиримости идеалов «могучего духа» светской культуры с идеалами Христа. Вот почему, быть может, ряд указанных образов всплыл в творческой фантазии Достоевского позднее при композиции легенды о Великом Инквизиторе. В Лондоне Достоевского искушал «гордый могучий дух».

One seaman, fighting against the Nazis at the Baltic Sea, found himself in the ice-cold water. He swam, tiring out. The cold waves were submerging him. His clothes were wet. His arms and legs grew numb, became uncontrollable. Where could he swim? Where was north? South? The fog was like an impenetrable wall. His heart beat at top speed.

He had exploded the enemy’s ships, now they exploded his launch. Nobody survived. He would die, too. He had to face the truth: those were the last moments of his life. Even if any ship passed by, he wouldn’t be noticed: there was impenetrable fog. He was far from shore. The cold was piercing. It was getting harder and harder to breathe. There was nothing to hope for, except a miracle. But all his life he thought, — and he was so taught at the Moscow University, by very intelligent professors, — that miracles did not exist, that there was no God, that all that was a lie and the invention of illiterate fools or swindlers.

In those moments he remembered his dearly beloved grandmother, who had said just the opposite when he was a child: ‘Just say — Our Father. Call God your Father… And can the Father leave His child in trouble?’

And the seaman, hardly recollecting the words of the prayer, gathered his last strength, whispered: ‘Our Father Who art in the Heavens! Hallowed be Thy name…’

Before the seaman even finished the prayer, the dense fog suddenly dissipated, revealing a Soviet ship which was in that region accidentally. They noticed the seaman and took him aboard. This rescue from inevitable death, particularly after he had read the prayer, appeared to the seaman to be so miraculous, that he believed in God.

The Motherland sent me to the front in the very first week of the war. I participated in the fierce battles at Kursk.

I will remember November 23, 1941 all my life. We found ourselves surrounded. The fascists brought a storm of fire down on us. The land shook and smoked from artillery, mortar shells and aviation bombs. The air was densely filled with fumes, the sky — was covered with the smoke of fires.

The howling of the German fighters and bombers, the bursts of bombs and shells, machine-guns’ crackling — it all looked like hell; moreover, it was drizzling, and in the evening it started to snow. Many of my fellow soldiers sprinkled the legendary ground of Kursk with their blood that day, and some found eternal peace in it.

Those left alive, separated, morally depressed, led by the instinct of self-preservation, tried to find shelter and salvation in the forest tracts. That day, we met with a group of soldiers in exactly the same situation, at one forest ravine. There were 13 of us, — exhausted, dirty, cold, and soaking wet.

Among us there was a commander, a native of Novosibirsk. We gathered around him, waiting for some decision. When darkness came, it became really cold, and we did not even dare to set a fire, afraid to give our presence away. It seemed that death was inevitable: if not from an enemy bullet, then of cold and starvation. Suddenly the commander addressed us in a stentorian voice, with no shadow of irony: ‘Brothers, who knows any prayers?’ — ‘I do, — I said, — I am Nicholas Melnikov.’ — "And my name is George. So there are two Guardian Angels, the wonder-workers, with us. Let’s pray for help.’ He started to read a prayer first, and I echoed him loudly. As for all the rest, some were repeating it in a whisper; some knelt, and crossed themselves, bowing to the ground.

When we were done with the prayers, it was already very dark. Suddenly we saw some kind of light to our right, behind the fir-grove, a few meters away from us. We all rushed that way and saw a small peasants’ hut, with a kerosene lamp shining inside. We knocked at the door. A gray-haired old man met us at the doorstep. Without asking curious questions, we unanimously took him for a local forest ranger. The host of the well-heated hovel warned us: ‘Forgive the modest shelter. May I treat you to boiled water and rusks. And there is some straw for you to sleep on.’

Warmed up, we lay down on the straw "down" in a row, huddled close to each other, and slept till the morning. And when we woke up, we found ourselves in the same place in the ravine, where we had grieved the night before. The hut had vanished. The commander thanked God for the miraculous shelter and, making three bows toward the rising sun, said: ‘So, brothers, from now on do not be "Lone Ivans". Do not forget God, protect the Church of Christ, remember each other and pray for each other till the end of your lives.’

We took these words like a second military oath. Unfolding the map case and finding our bearings, we set off. We made around 15 kilometers under the noise of the cannonade, passing through ravines and coppices, in the direction of Poltava. And all 13 of us rejoined our own units.

Aunt Shura was born, and grew up, in a village. She came to Moscow as a young girl, and went to work at a factory. She shared a room in a hostel with the other workers. You can imagine what kind of life it was. ‘I was a prostitute,’- she used to say about herself. Lively, witty, loving singing, dancing and laughing, Shura became the leader of the factory youth. She did not even think about God. Sometimes she went to church, when there were great Holy feasts and commemorative Saturdays — it seemed to be the thing to do. She gave birth to her son without a husband. With a child, she was able to get a room in a communal flat. Time passed: work, jolly company, admirers.

When Shura turned 40, a miraculous event occurred that changed her whole life. It was summer. For some reason she came home from work early, and went to bed early, too. She felt some incomprehensible fatigue. And she saw a dream, that she was walking in a field and many people were descending the hill. ‘I don’t want to go down,’- Aunt Shura said to herself and left them. But off to the side, people were going somewhere, too. She joined them. After a while, they reached a church. There was someone on the doorstep. Aunt Shura looked and could not believe her eyes — it was Lord Jesus Christ Himself! He was in white clothes, just like on an icon. He was blessing everyone. She approached Him for a blessing too. The Lord put His hand on her head and said: ‘Go, my daughter.’ and He gave her a little push toward the church door. At that moment, Shura woke up. ‘ I don’t know what happened to me, but I went to sleep being one person, and woke up completely different,’ — she related afterwards.

In the morning, she called her place of her work and took some days off, luckily it was vacation time. She searched all over Moscow for the church which she saw in her dream. It seemed to her that she had to do that. How she searched, how she went from one kind of transport to another, how she walked the streets and lanes — is a long story. I shall only say that that search did not bring any result at first.

During her last day off, Shura found herself in one of the old districts of Moscow. The trolley was passing through a quiet street, — at that time, in 1963, still not congested with traffic. The branches of the old trees, which had witnessed the revolution and the war, were rustling above. The clouds were floating across the blue July sky.

Shura was looking through the window and thought that she would have to ask for some more days off, even if they used her vacation days. Suddenly, from around the corner, a white church floated out like a ship. Around it there was a clean small square. ‘That’s it, there!’ —exclaimed Shura, astonishing the passengers, and rushed to the exit. That same day she started to work there. Aunt Shura has been here in our church for 30 years now.

‘God does exist,’ — the old man, tall, bent, with grayish hair and expressive features often used to say. His name was Theodore Mikhailovich Makhov. At that time, all the schools and universities taught that God did not exist, and considered believers backward or insane. Theodore Makhov started to believe in the existence of God after he was saved from the waters.

Once, he was going home on the ice across the river Pekhorka, which is in Podmoskovye (a region close to Moscow). It was late evening —it grew dark early in the winter. He could not see the road. Somewhere in the middle of the river he fell into an ice-hole. The river was so deep in that place that, even in summer, not every diver could reach the bottom.

When he found himself under the water, he started to drown. If it had been dark on the ice, there was complete murkiness under it. He began to thrash, in order to swim out. In a few seconds he came up, but did not find the ice-hole, he hit his head on the ice. Then he really began to drown, because he had no idea which way to go to swim out. Sinking to the bottom, he appealed to the Lord with all his might:

— If You exist, save me, help me! — He begged not with words (he had no air), but with his mind — his entire essence cried aloft. At that very moment, the water under the ice lit up.

— I saw no one, only it was like daylight, — he was explaining afterwards. — The light approached me. And some force took me by the hair, it seemed, and started to pull me up. I don’t know how, but I was pushed out onto the edge of the hole. Someone helped me to get out. Most likely God or His Angel saved me from under the ice… First I crawled, and then I got up on my feet and began to walk. My coat was heavy with water, and ice-cold. I got home before I had time to freeze...

In the mountain region of Central Asia there was a church, in which two priests served. Once, a parishioner came, requesting that a priest give Holy Communion to a dying man. One of the priests was sick, the other one refused to go for some reason.

The relative of the one dying returned very sad, thinking that he could not fulfill the last request of the dying.

— Thank you for inviting a priest to visit me, so I that I could confess and receive Holy Communion.

The latter was amazed, and realized that an Angel of God had come to take the confession and give Communion to the dying man in the priest’s stead.

A renowned scholar, a medical man, became very sick. The invited doctors, his friends, found him in such a poor condition, that they saw there was little hope of recovery.

The professor lived only with his sister, an elderly lady. He was not completely atheistic, but did not have much interest in religious questions and did not go to church, though he lived near a small one.

Upon hearing such a medical verdict, his sister became very sad, not knowing how to help her brother. Then she remembered that there was a church nearby, where she could go and ask for Proskomedia prayers for her critically ill brother.

Early in the morning, without a word to her brother, she got ready for the early service, told the priest about her sorrow, and asked him to take out a prosphora piece and pray for her brother’s health. At the same time, her brother had a vision: as if the wall of his room disappeared, and in its place a church sanctuary appeared. He saw his sister talking to the priest about something. The priest approached the Altar, took out a prosphora piece, which fell down on the discos, ringing. In the same moment the sick professor felt, that some force entered his body. He stood up from the bed, which he had not been able to do for a long time.

— Where have you been? — exclaimed the former sick man. — I saw everything; I saw how you were talking to the priest in the church, how he took a piece out for my health.

The professor lived a long time after that incident, never again forgetting about the mercy of God, which He had shown to him, a sinner.

For our summer vacation, our entire family decided to drive round the Golden Ring in our new car. The last city on our route was Vladimir. In Vladimir we separated, agreeing to meet at 7 PM. I walked around the center of the city and came to the Dormition Cathedral. I entered the church….

Remembering what I was like at that time, at the age of 21, — I know that I entered the church like a ‘good-for-nothing’, an atheist, — in a word, a ‘normal’ Soviet student.

I remember that, when I entered, I was struck by the following: in front of me, everything was lit with dazzling light, something was going on — somebody was moving somewhere, it was unclear where. The choir sang in a way that I had never heard before —I was an admirer of rock music. And I forgot everything: forgot about myself, about my troubles and plans. I was standing… and crying without stopping. I remember that there was no constraint, but something melted in my chest, my soul warmed, I felt amazingly light; even crying, I was glad, sweetly relieved.

I do not know how long this lasted. Then I remembered that I should not to be late for the 7 o’clock meeting. I looked at my watch; it was high time that I went.

Have you ever left a warm, cozy house and went into complete, awful dampness? That is how I felt when I left the church, though it was a warm summer evening. I stepped into habitual reality, which had become strange to me, with something unearthly in my soul, with a completely unfamiliar feeling.

Naturally, there was a discotheque close to the church (this was the 1970s). I took several steps toward it, and felt that the music was making me sick, not physically, but somehow internally, in my soul. Throughout my being, I felt how cold and savage and strange it was — the music, and our everyday life, and all our surroundings. All of this was very unclean, unworthy and wickedly mocking us…. It could not be compared to THAT, which was in the church… Then I met my relatives. In our talks and preoccupations THAT receded to the background, was almost forgotten. But It always stays with me — this revealed piece of Supreme Reality. Twelve years later I was baptized in connection with other events, but THAT was the first among them…

There was little joy in our family. I was an only child. I grew alone; my parents were occupied at work. In the evening, when they came home tired, we gathered in the kitchen for supper. Mama and papa often argued. Their irritated voices and offensive, cruel words pierced my heart…I, myself, was an unattractive, unsociable girl with no apparent talents. I did not have friends, though I wished to. A certain constant solitude and sorrow resided in my soul.

I remember that day: my soul was especially cold and depressed. I did not even wish to read, or even to live. I wandered through the city, and saw a notice on the street that an exhibition of ancient books and icons had opened at the museum. I went there. There were almost no people. I remember that I immediately plunged into a special state of concentration and silence. My soul became lighter, brighter.

For an hour, I walked from book to book, from icon to icon. I wanted to stand near each icon for a very long time. I felt, that warmth was exuding from the icons. My soul gradually warmed.

And then — I remember it as if it just happened— I found myself in front of the icon painted by Andrew Rublev ‘The Savior Made Without Hands.’ As soon as I looked at That Face, something miraculous happened: it seemed that everything around me disappeared, and that time itself stopped existing. A Look was fixed on my soul. A Look of such strength penetrated my soul that I myself no longer existed before It, but my life was all about opening up to meeting It. There were no barriers for that Look: It knew everything about me. And it contained such love, such tenderness, the like of which I had never known. The feeling that that Love, which was addressed to me at that moment, could never be compared to any human love, remained in my heart forever.

This continued for an eternity, and when I came to, there was that wonderful icon in front of me, from which I could not walk away for a very long time. But I had become different. The golden stream warmed that eternal permafrost which lay in the depth of my heart. That look cured my soul, and united it. Now I had something to live for. I felt joy, beatitude, because I was necessary and dear to Him. To Whom? I still did not understand. I knew nothing about Him. I only knew that He is infinitely more wonderful than all people, that He can forgive all, that there was no coldness in Him, that He could send an ocean of warm golden waves of joy and warmth into a soul and revive it. It was a shock, but the shock was not horrifying, but salutary... Remembering that look became my secret life, and helped me to undergo all troubles until He brought me to Church for Holy Baptism.

When my son was three months old, he was ill with bilateral staphylococcal bronchial pneumonia. We were urgently hospitalized. He grew worse and worse. After a few days, the head of the hospital department transferred us to a private room, and told me that my small son would not live long. There was no limit to my sorrow. I called my mother: ‘The child is dying unbaptized, what should I do?’ My mother immediately went to the church to see the priest. He gave my mother some Theophany water and told her what prayers to read during Baptism. He said that, in cases of emergency, when the person is about to die, a lay person could perform the Baptism. My mother brought me the Theophany water and the texts of the prayers.

There were glass doors to the room; the nurses scurried through the corridor all the time. Unexpectedly, they had a meeting at three o'clock. Our nurse charged me to watch my son’s condition while she was at the meeting. I baptized my son quietly, without obstacles. After the Baptism, the child immediately came to his senses.

The doctor returned after the meeting and was very surprised: "What happened to him?

I answered: ‘God helped us!’ A few days later we were discharged from the hospital, and soon I brought my son to church, and the priest completed the Sacred Baptism.

I grew up in a faithless family. I knew nothing about Church and God. In 1972, I was 16 years old, and went to the Resurrection Church in Sokolniki to be baptized. It should be mentioned that this was the first time I was in a functioning church. Now, I can say that God called me, but at the time there was no explanation: suddenly, I just went. Twenty years passed. I was as atheistic as my relatives. Moreover, I laughed at those who went to church. Certainly, I never went there, nor did I wear my pectoral cross. I made many mistakes in my life, went through a great personal tragedy. And then came that black day. Before that day, I tried to understand for nearly a year how I had come to such total ruin. I simply could not understand it.

One day at work, I began to talk to an elderly woman, and she said something about church. I asked her whether she really believed in God. To this day, I remember her smile and her answer, full of dignity, happiness, joy: ‘Yes, I believe in God.’ Something moved inside of me. The next day she brought me some brochures. They warmed me a little, though I did not understand much, reading them.

Then that day came. I felt the hopelessness of my life, the loneliness, very deeply. All this is hard to describe. I shall only say, that it was like a flash of light lit up my soul, and I understood, that the root of evils was in egoism, pride, and thence indifference to others, anger, insensibility, etc. The answer to my internal question appeared — only one word: God.

The relief, which I felt, cannot be described. My happiness was immeasurable. Now I, too, could say that I believe in God. I am taking a long time to describe this, but everything happened so quickly, it is impossible to measure it with time. I firmly believe, that the Sacrament of the Baptism, performed twenty years before, rescued me. I am glad when I see how people are going to get baptized, carrying their children. I know that they will be under the powerful protection.

My acquaintance, an elderly woman, became passionately fond of talking with ‘voices.’

The ‘voices’ told her different facts about her relatives, as well as other planets. Some of what they told were lies, or never came about. But my acquaintance did not consider that to be very convincing and continued to believe them. Time passed. She began to feel ill. Apparently, doubts had entered her soul. Once she asked them directly: ‘Why do you often tell lies?’ ‘We never tell the truth,’ — said the ‘voices’ and began to laugh. My acquaintance was horrified. She immediately went to church, confessed, and never did it again.

Nun Xenia told the following about her nephew. Her nephew was a young man of 25, a sportsman, bear-hunter, karate expert, a recent graduate from one of the Moscow institutes — in general, he was a modern young man. At one time, he became keen on the Oriental religions, and then began to communicate with ‘voices from space.’ Mother Xenia and her sister, the mother of the young man, tried to dissuade him from doing those things, but he stuck to his guns. For some reason, he was not baptized in childhood and rejected it later. Finally — it was in 1990-1991 — the ‘voices’ scheduled a meeting at one of Metro ring stations. He was supposed to enter the third carriage of the train at 18.00. Of course, the family tried to dissuade him, but he went. At precisely 18.00, he sat down in the third carriage and immediately saw the person he needed. He understood it, because of the extraordinary force coming from him, though externally that person looked normal.

The young man sat opposite to the stranger, and suddenly he became horrified. Afterwards, he said, that even while hunting, one on one with a bear, he had never been so afraid. The stranger looked at him silently. The train was already on the third round of the Metro ring when the young man remembered that, when in danger, one should say: ‘Lord, have mercy on me!’ and began to repeat that prayer. At last he rose, approached the stranger and asked him: ‘Why did you call me?’ ‘And what can I tell you, when you are appealing to God?’— answered the man. At that moment, the train stopped, and the young man jumped out of the carriage. He was baptized the next day.

A marvelous prayer is read during the consecration of water, which asks for curative powers for those using the water. Consecrated objects contain spiritual qualities, which are not common to usual substances. The expression of these properties is comparable to miracles, and testifies to the connection of the human spirit with God. Therefore, any information about the factual expressions of these qualities is very useful to people, especially during times of temptation and doubts about faith, or, in other words, in the spiritual connection of man and God.

This is especially important nowadays, when the erroneous supposition that such a connection does not exist, and that it is proved by science, is widespread.

However, science operates with facts, and denial of facts on the basis that they do not fall into a given outline, is not scientific method.

One more quite authentic case can be added to the numerous displays of the special curative qualities of consecrated water, which took place at the end of the winter of 1960-61.

The elderly teacher-pensioner A.I. had problems with her eyes. She was treated in an eye dispensary, but, despite the diligence of the doctors, became completely blind. She was a believing person. When the trouble happened, she put pieces of cotton wool moistened in Theophany water on her eyes, with prayer, for several days in a row. To surprise of the doctors, on one truly fine morning she began to see clearly.

It is known, that such sharp improvement is impossible for glaucoma patients undergoing usual treatment, and the recovery of A.I. from blindness must be treated as one of the displays of the wonderful curative qualities of Holy Water.

Unfortunately, many miracles are not recorded, even less — published, and we simply do not know about many. The miracle which I have related will, obviously, be known only to a narrow circle of people, but those, to whom God’s mercy gives a chance to know it, we among them, — let us give thanks and glory to God.

In one medical book on psychiatry, which was published at the beginning of the XXth century, its author, a professor, wrote, that he divided insane persons into two categories: those who were possessed, and those patients with physical damage of the nervous system.

He determined the latter in a very simple way. He gave them sacred water to drink: nobody could force the possessed ones to drink it!

Our acquaintance visited mother E., a very old nun of high spiritual life. Many people from different parts of the country visited her for spiritual help.

The nun accepted visitors only in the mornings. She listened to their questions, prayed, and then gave answers (when it was necessary); she also gave them sacred water.

According to witnesses, even people with incurable diseases were cured by this water.

As our acquaintance told us, she and several other people arrived, when the nun had already finished receiving. The nun’s novice told us:

— Find yourselves lodging for the night in the village, the nun will accept you tomorrow.

— I know one old woman who lets people stay at her place for the night, — said one of the women who came to see the nun.

We did not believe her, and persuaded her to go with us. The old woman met us pleasantly, and agreed to give us shelter for the night… When she noticed the woman who had told us about the lodging she waved her hands at her:

Not understanding what was the matter, we began to ask the elderly lady to let the woman spend the night at her place.

— You do not know her, — said the old woman, — why, she never drinks the nun’s water, she pours it out in the forest.

To prove this, the old woman took out a bottle from behind the icons, poured a glass of water and gave it to the woman whom she did not want to let in

The woman took the glass in her hands, held it for some time. We could see from the expression of her face, that some kind of a struggle was taking place in her soul. She returned the glass, not even trying to take a sip out of it.

Most of us, who passed through the Pioneer and Komsomol organizations during their school days, were brought up in atheism. And few and far between begin to believe in God. In daily life, we repeat the name of God in vain and inappropriately: ‘God grant,’ ‘So help you God,’ ‘God knows!’, ‘Swear to God’, etc., not fully understanding, what we are saying.

Many do not believe that Jesus Christ is the Lord, do not believe in the miracles performed by Him. A person wants a miracle, and, besides, one that he can see with his own eyes, — then, maybe, he will believe in God. We live according to the saying: ‘Until it thunders, the peasant will not cross himself.’

I lived about the same way. Though I was baptized in infancy, I started to wear a pectoral cross only about five years ago. I attended church once every six months, had confession even more rarely. I attached an icon of the Holy Mother of God on the front panel of my car. In time, I began to pray to God and His Holy Mother before each trip, with my own words (not knowing any of the traditional prayers).

I was approaching an abrupt turn on the way out from Vysokovsk toward Volokolamsk. My speed was just under forty kilometers an hour. The pavement was wet after the rain. The approaching car, not being able to navigate the turn, hurled out into my lane — and our cars collided almost head-on. Only the two back wheels and the right back door remained undamaged.

I only regained consciousness after they had pulled me out of the car, having broken out the rest of the door. When I saw the condition of the driver's seat, I was amazed. In what position could I have been in there? I got away with several bruises, and the icon of the Holy Mother of God was somehow found clasped in my fist.

That is what one priest told me. On the day of Theophany, he was pouring the newly consecrated water into the parishioners’ vessels in the church. A woman approached him and gave him a bottle. As soon as the priest began to pour water into it, the bottle exploded in his hands and scattered into fine splinters. The amazed priest asked the woman:

— Father, I wanted one youth to marry my daughter. To charm him, I took some magic water from an old woman, but was afraid to give it to my daughter. To be sure, I wanted to add some Holy Water to that water.

Начиная с № 61, редакция Верности помещает в журнале копии документов касающихся истории Русской Православной Церкви в Америке. Миннеаполис был одним из главных центром Православного миссионерства в Северной Америке. Из этого города раздался призыв Св. Алексия (Товта) к приехавшим в Америку униатам, чтобы они возвращались в веру своих отцов. В этом городе Св. Тихон, Патриарх Всероссийский, организовал Духовную Семинарию. Оригиналы предлагаемых читателям документов находятся в Архивах Американцев Русского Происхождения в Миннесоте. К сожалению, на многих документах чернила полиняли. В виду недостаточного качества имеющейся в редакции техники, мы вынуждены содержание некоторых документов перепечатывать. Текст будет помещаться без каких-либо изменений.

Письмо Св. Владыки Тихона в С-Американское Дух. Правление.

Письмо Св. Владыки Тихона священнику о. Петру.

=============================================================================

ВЕРНОСТЬ (FIDELITY) Церковно-общественное издание

   “Общества Ревнителей Памяти Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого)”.

      Председатель “Общества” и главный редактор: проф. Г.М. Солдатов.

      President of The Blessed Metropolitan Anthony (Khrapovitsky) Memorial Society and Editor in-Chief: Prof. G.M. Soldatow

     Сноситься с редакцией можно по е-почте: GeorgeSoldatow@Yahoo.com или

      The Metropolitan Anthony Society, 3217-32^nd Ave. NE, St. Anthony Village, MN 55418, USA

      Secretary/Treasurer: Mr. Valentin Wladimirovich Scheglovski, P.O. BOX 27658, Golden Valley, MN 55427-0658, USA

      Список членов Правления Общества и Представителей находится на главной странице под: Contact

      To see the Board of Directors and Representatives of the Society , go to www.metanthonymemorial.org and click on Contact

      Please send your membership application to: Просьба посылать заявления о вступлении в Общество:

      Treasurer/ Казначей: Mr. Valentin Wladimirovich Scheglovski, P.O. BOX 27658, Golden Valley, MN 55427-0658, USA

      При перепечатке ссылка на “Верность” ОБЯЗАТЕЛЬНА © FIDELITY

     Пожалуйста, присылайте ваши материалы. Не принятые к печати материалы не возвращаются.

Нам необходимо найти людей желающих делать для Верности переводы с русского на английский, испанский, французский, немецкий   и португальский языки.

Мнения авторов не обязательно выражают мнение редакции.   Редакция оставляет за собой право редактировать, сокращать публикуемые материалы.   Мы нуждаемся в вашей духовной и финансовой поддержке.

Any view, claim, or opinion contained in an article are those of its author and do not necessarily represent those of the Blessed Metr. Anthony Memorial Society or the editorial board of its publication, “Fidelity.”

==============================================================================================

ОБЩЕСТВО БЛАЖЕННЕЙШЕГО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ

По-прежнему ведет свою деятельность и продолжает издавать электронный вестник «Верность» исключительно за счет членских взносов и пожертвований единомышленников по борьбе против присоединения РПЦЗ к псевдоцеркви--Московской Патриархии. Мы обращаемся кo всем сочувствующим с предложением записаться в члены «Общества» или сделать пожертвование, а уже ставшим членам «Общества» напоминаем o возобновлении своих членских взносов за 2006 год.

Секретарь-казначей «Общества»   В.В. Щегловский

The Blessed Metropolitan Anthony Society published in the past, and will continue to publish the reasons why we can not accept at the present time a "unia" with the MP. Other publications are doing the same, for example the Russian language newspaper "Nasha Strana" www.nashastrana.info (N.L. Kasanzew, Ed.) and on the Internet "Sapadno-Evropeyskyy Viestnik" www.karlovtchanin.com, ( Rev.Protodeacon Dr. Herman-Ivanoff Trinadtzaty, Ed.). There is a considerably large group of supporters against a union with the MP; and our Society has representatives in many countries around the world including the RF and the Ukraine. We are grateful for the correspondence and donations from many people that arrive daily. With this support, we can continue to demand that the Church leadership follow the Holy Canons and Teachings of the Orthodox Church.

=============================================================================================



БЛАНК О ВСТУПЛЕНИИ - MEMBERSHIP APPLICATION

ОБЩЕСТВО РЕВНИТЕЛЕЙ ПАМЯТИ БЛАЖЕННЕЙШЕГО

МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО)

THE BLESSED METROPOLITAN ANTHONY MEMORIAL SOCIETY

     Желаю вступить в члены общества. Мой годовой членский взнос в размере $ 25

с семьи прилагаю. Учащиеся платят $ 10. Сумма членского взноса относится только к жителям США, Канады и Австралии, остальные платят сколько могут.

(Более крупные суммы на почтовые, типографские и другие расходы принимаются с благодарностью.)

     I wish to join the Society and am enclosing the annual membership dues in the amount of $25 per family. Students

       pay $ 10. The amount of annual dues is only for those in US, Canada and Australia. Others pay as much as they can afford.

(Larger amounts for postage, typographical and other expenses will be greatly appreciated)

ИМЯ - ОТЧЕСТВО - ФАМИЛИЯ _______________________________________________________________

NAME—PATRONYMIC (if any)—LAST NAME _______________________________________________________

   АДРЕС И ТЕЛЕФОН:___________________________________________________________________________

   ADDRESS & TELEPHONE ____________________________________________________________________________

Если Вы прихожан/ин/ка РПЦЗ или просто посещаете там церковь, то согласны ли Вы быть Представителем Общества в Вашем приходе? В таком случае, пожалуйста укажите ниже название и место прихода.

If you are a parishioner of ROCA/ROCOR or just attend church there, would you agree to become a Representative of the Society in your parish? In that case, please give the name and the location of the parish:

   ПОЖАЛУЙСТА ВЫПИШИТЕ ЧЕК НА:                                  Mr. Valentin W. Scheglowski

С ПОМЕТКОЙ:                                                                                           “FOR TBMAMS”

И ПОШЛИТЕ ПО СЛЕДУЮЩЕМУ АДРЕСУ:                                        P.O. BOX 27658

CHK WITH NOTATION:                                            Golden Valley, MN 55427-0658, USA

SEND COMPLETED APPLICATION TO:

_________________________________________________________________________                __________

Если Вы знаете кого-то, кто бы пожелал вступить в наши члены, пожалуйста сообщите ему/ей наш адрес и условия вступления.

If you know someone who would be interested in joining our Society, please let him/her know our address and conditions of membership. You must be Eastern Orthodox to join.

=================================================================================================