Vernost' Number 99

С удовлетворением сообщаем, что в этом номере журнала “ВЕРНОСТЬ” помещены статьи на английском и русском языках.

The Editorial Board is glad to inform our Readers that this issue of “FIDELITY” has articles in English, and Russian Languages.

3. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОСТ И НОВЫЙ ГОД. Священник Евгений Максименко

7. ПОДАРОК НА РОЖДЕСТВО. Рассказы Штабс-капитана Бабкина

10. СВЯТКИ. Быт русского народа, часть VII, соч. А. Терещенки, СанктПетербург, 1848.

ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШИМ ВЛАДЫКАМ РУССКОЙ ЦЕРКВИ, ДУХОВЕНСТВУ, МИРЯНАМ, ВСЕМ ЧИТАТЕЛЯМ И ЖЕРТОВАТЕЛЯМ НА РОДИНЕ И В ЗАРУБЕЖНОЙ РУСИ, ОСНОВАТЕЛИ И ПРАВЛЕНИЕ "Общества Ревнителей Памяти Блаженнейшего Митрополита Антония" И РЕДАКЦИЯ “ВЕРНОСТЬ” С ДУХОВНОЙ РАДОСТЬЮ ВОЗВЕЩАЕТ:

To the Son Who was begotten of the Father before the ages without change, and in these last days was without seed made flesh of the Virgin, to Christ our God let us cry aloud. Holy art Thou, O Lord! (Katavasia of Christ's Nativity, Ode Thre)

May God grant you a Blessed and Holy Feast of the Nativity and may our Good and Man Befriending God grant us the Light of true Knowledge and the Mind of Christ so that all who categorically reject unrepented Sergianism, World Ecumenism and Neo-Sergianist Globalism may soon unite in the common cup of Christ.

**************************************************************************************************

Господи Иисусе Христе Боже нашъ, приими отъ насъ недостойных рабовъ Твоихъ усердное моление сие и, простивъ нам вся согрешение наша, помяни всех врагов наших ненавидящих и обидящих нас и не воздаждь им по делом их, но по велицей Твоей милости обрати их. Отечество наше и церковь Твою святую всесильною Твоею крепостию отъ всякаго злаго обстояния милостивно избави - и престолы православныхъ царей восстави. Воздвигни намъ мужей силы и разума, укрепи, умудри и благослови я и возглаголи въ них благая о Церкви Твоей Святей и о всехъ людехъ Твоихъ.

Огради, Господи, и защити силою Твоею в напасти сущую Святую Твою Церковь, отпадшихъ и заблудшихъ примири и къ познанию Твоея истины и Евангелия приведи: Да якоже древле, тако и ныне въ земли нашей, въ насъ и во всемъ мире Твоемъ прославится пре- честное и великолепое имя Твое во веки вековъ.

**************************************************************************************************

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ПОСЛАНИЕ ВЕРНЫМ ЧАДАМ СЕВЕРО-АМЕРИКАНСКОЙ ЕПАРХИИ

«Христосъ рождается, славите: Христосъ съ небесъ, срящите: Христосъ на земли возноситеся....». Святая Церковь призывает нас, возлюбленные чада, прославить Богомладенца, встретить Его, соединившись с Ним через святое причастие и вознестись духом в этот знаменательный день.

Обратим внимание, что святая Церковь не славословит земное воплощение Сына Божия в прошедшем времени, но в настоящем. Не сказано: «Христос родился, славите». Таким же образом в кондаке не написано: «Дева днесь (в этот день) пресущественного» родила, а «раждаетъ». Это не случайно. Этим Церковь вещает нам, что этот день не является воспоминанием прошлого, чудесного события, которое вошло в историю мира 2008 лет тому назад, а «вечного жития начало.» Этим Церковь призывает нас заново пере-жить это событие не только мысленно, но на деле: призывает каждого из нас коренным образом переродится со Христом в духовного человека! Почему именно сейчас, как никогда, назрело время всем нам переродится?

За существование земного мира никогда не было времени, в котором не было бы ни одного праведника, хотя и были времена, в которые изсякла праведность до одного человека – как было во дни Ноя. Нужно понять (!), что это верно касательно и сегодняшняго дня! Многие из нас помнят благодатные дни, когда мы вращались в среде наших святых святителей и праведных подвижников и наставников, физически, лицом к лицу, испрашивали у них Божьяго благословения и их святых молитв! Но, с уходом в иной мир наших святителей и молитвенников, мы осиротели. Дух наш стал угасать и мы приуныли. А тут, как на зло, диавол воздвиг свою лютейшую брань на Агнца (а это в действительности «на зло»!) Исконный враг нашего спасения не только ударами «снаружи» покорил себе оффициальную Зарубежную Церковь, но и изнутри терзает «неподдавшихся» - с большим усилием потянулся за каждой душой, чтобы совратить каждого до единого. Уныние наше перешло в отчаяние или равнодушие к Христовой Истине. Подавленные духом, многие сейчас ходят как растерянные овцы и спрашивают себя и друг друга: «Что случилось? Почему нас Бог оставил?»

Ответ на этот судьбоносный вопрос лежит в нас самих. Бог нас не оставил - мы ЕГО оставили! Вместо того, чтобы познать, что мы должны переродится, мы привыкли катится, держась за архиерейскую мантию – и вдруг нам не за кого цеплятся. Мы просили святых молитв у наших предшественников, а сами не находили время для молитвы: утром так торопимся на работу, в школу или по другим делам, что едва находим время перекреститься, а вечером так устаём от служению мамоне, что засыпаем без молитвы. Наш святитель митрополит Филарет завещал нам «держать что имеем.» Что именно является этим «что мы имеем»? Нам заповедано хранить и ценить Истину – но мы этого не сделали. Мы ответили на этот вопрос словами Пилата: «Что есть истина?» и пошли на компромис с Церковной Истиной под искажённым понятием о икономии, стали верить лжи и клевете. Приснопамятный Митрополит Виталий увещевал нас соблюдать всё, что Церковь заповедует нам: «Тот, кто не соблюдает посты, не может себя считать Православным Христианином.» Но мы по-прежнему живем по нашей тепло-хладной вере и своё мнение ставим выше церковного - что, мол, соблюдение поста, это моё личное дело. Наше оскудение веры и нравов привело нас к этому печальному состоянию. «Если свет, который в тебе тьма есть, то тьма кольми паче?» (Матф.6:23)

Нам может показатся, что перерождение дело сложное - дело, которое займёт много времени и усилий. Вся остальная жизнь наша может понадобится, чтобы успешно это перерождение осуществить. Это человеческое мышление: «Невозможная у человек, возможна суть у Бога». (Лук.18:25) С Божией помощью наше перерождение может быть чудесным и мгновенным. Бог сый мира и Отец щедрот для этого и пришел в мир, чтобы преобразить нас и дать нам возможность чадом Божиим быть, сыны Света соделовая нас. Тот мир, о котором воспели Ангелы Божии в эту Вифлеемскую ночь, может возродится в наших душах, если мы избавимся от гневного осуждения наших собратьев. Чтобы оградить наше сердце от гнева, нам бы следовало вообще не читать озлобленные слова провокаторов, которые с большим энтузиазмом и бешенными темпами разносят клевету и разногласие по всему миру посредством современной техники.

Разсудим следущее: на месте, называемом «Лифостротон», при дворце Пилата стоял нормальный народ, по большей части можно сказать верующий (пришедший на праздник Пасхи). Но из-за того, что в сердцах их отсутствовала любовь, они стояли лицом к лицу с самим Богом и не познали Его, не оценили Святых Святейшего. «Возми, возми, распни Его» был их вопль. (См: Иоан.19:13-15) Когда мы возобновим в наших сердцах краеугольную заповедь о любви к Богу и ближнему, тогда мы увидим, познаем эту чудесную духовную любовь среди наших современных служителей Истины.

Слава в вышних Богу, и на земли мир: во человецех благоволение. Да водворится в наших душах этот благословенный мир, любовь Божия и благоволение ко всем - и любящим, и ненавидящим нас!

+Епископ Стефан Трентонский 25 декабря 2007/ 7 января 2008

Весь мiр собрался на праздник торжественный—

поздравляем тебя с Рождеством Христовым и наступающим Новым Годом!

От всей души желаем тебе Божией помощи и Света Христова как в учебе, так и во всех твоих делах и помышлениях, здоровья тебе, твоим папе и маме и всем твоим родным и дорогим тебе людям.

В этот праздничный вечер помяни также в сердце своем ребятишек, у которых нет сегодня ни елки, ни дома, ни родителей… Давай пожелаем и им, чтобы Христос согрел их Своею любовью и защитил от всех напастей, чтобы сердца их наполнил радостью и надеждой, что добрый Боженька обязательно пошлет к ним на помощь хороших людей.

Храни тебя Господь! Валентина Дмитриевна Сологуб.

В календарном конце каждого года действительно очень много вопросов у людей, ассоциирующих себя с Православной верой. Задают вопросы о том, как проводить праздник «Новый год» и Рождество. Ведь у нас, говорят люди, Новый год раньше Рождества? У католиков, у тех как бы, все правильно. А у нас не так.

Действительно у нас не так. У нас в свое время, благодаря господину Бланку (Ленину) был принят декрет в угоду Европе об изменении летоисчисления. И направлено это было, прежде всего, чтобы искоренить в людях Веру в Бога, отменить праздники церковные. Вернее, чтобы новый календарь, с новыми праздниками (8 марта; 23 февраля) поглотили в себе праздники церковные. Удалось.

Что сегодня? Сегодня некоторые батюшки говорят постящимся, что можно в Рождественский пост начинать поститься на неделю раньше. Другие в категорической форме запрещают тем, кто, якобы поститься, не садиться за новогодний стол с непостящимися родственниками. Я применил фразу «якобы поститься», потому что часто мы стремимся выполнять лишь внешнюю, ритуальную сторону религии. Но некоторые батюшки благословляют и то, и другое праздновать, советуя только не объедаться за новогодним столом и вместо пьянки новогодней произносить тосты на основании слов Святых Отцов.

Вот ведь как мы научились приспосабливать веру под светские рауты!!!

Я выскажу свое мнение на сей счет, а каждый из вас волен думать по своему усмотрению.

Мирским людям, утверждающим, что они верующие, нужно целый год своим личным примером показывать и детям своим, и соседям, и родственникам свою веру. А если веры нет, так не нужно тогда и пустословить по поводу своей православности. Круглый год нужно учить, будучи сами верующим, своих близких тому, что два самых значимых праздника даны людям - Рождество Господне и Пасха! Это аксиома! Иные, придуманные людьми, святки ни в какое сравнение с Богустановленными Законами идти не могут. А мы все приспосабливаемся, вернее, приспосабливаем церковь под людей. Церковь для людей, но люди обязаны для Бога потрудиться, доказать Богу свое стремление идти к Нему. Можно и посты не соблюдать. Вернее, не требует Бог соблюдать посты.

Человек должен хотеть соблюдать посты. Нужно ли поститься в Великий пост, если у меня что-то болит или забыл, что нельзя мясо есть? Да, вот такой мой будет ответ: на смертном одре пребывает Ваша мать или отец. Да еще и в молодом возрасте. И не могут врачи помочь излечить болезнь, или исцелить после страшной аварии. Вам что, полезет кусок мяса в горло, сидя рядом с больным родственником? Если полезет, тогда Вы не сын умирающему, а так, прохожий, забывший кто тебя родил. нужно ли соблюдать пост рождественский? Не нужно. Не нужно, если Вы совершенный "сухарь" и Вас не возрадует Рождение в грешный мир Самого Сына Божиего! Вот ведь, если Вы мужчина, то торжествовали ли Вы, когда Ваша супруга вот-вот должна была Вам родить ребенка? Вряд ли, если Вы нормальный человек. Вы, скорее всего, носились по врачам, аптекам, магазинам, чтоб помочь своей жене. Чтоб облегчить, пусть хотя бы морально, ее труды, ее муки, вызванные ношением и рождением ребенка. А вот, когда ребенок родился, когда узнали от докторов, что и с мамой все хорошо после родов, тогда уж точно, можно и расслабиться. Но не упиваться, потому, что Вы знаете, что вечером Вам в роддом идти и нести питание маме Вашего ребенка. Вот как все просто Бог устроил на Земле, а мы эти примеры не желаем принимать.

Так что ответ мой на все вопросы о всех постах будет один: каждый волен выбирать себе свой путь. Каждый, если хочет поститься, то должен пост воспринимать, как свое со-бытие, как свое со-участие, как свое со-страдание тем событиям, в честь которых Церковь установила Пост. Православие никого и ни к чему не обязывает и не насилует.

Православие - это не религия. Православие – это самая Жизнь! Православие - это мысль о Боге и жизнь в Боге, это стремление ежесекундно иметь Бога в себе!

Однажды я проснулась знаменитой. Буквально так и было: проснулась и узнала. Тем, кто этого никогда не испытал, скажу сразу — это прекрасно! А произошло это так.

Заканчивался тихий час, и сквозь сон я услышала голос воспитательницы:

— Ребя-я-а-тки, вставайте, пора на полдник, — потом Вера Степановна дошла до меня, потеребила мои волосы и сказала, — вставай, вставай, именинница, просыпайся...

Я открыла глаза, надела платье, носочки, тапочки и еще сонная, не ведая того, пошла в тапочках к славе. Целый день меня сегодня Вера Степановна хвалила, говорила, что я стала умница и молодец, поэтому я не удивилась, что она назвала меня именинницей. Но о дальнейшем я не подозревала.

За полдником, когда мы пили теплое молоко с печеньем, Вера Степановна показала нам раскладную книжку-картинку. В этой книжке, которую воспитательницы называли «нашей газетой», рассказывалось о тех, кто сегодня был лучше всех. Пока мы спали, они рисовали картинки и придумывали рассказ о самом интересном событии в нашем саду и самом хорошем человеке за этот день. Вера Степановна раскрыла книжку и, ласково поглядывая на меня, сказала:

— Давайте, ребятки, заканчивайте полдник, Нина, допивай молоко, ну и что же, что пенки, они тоже полезные, Женя, я все вижу, не клади печенье в карман, дежурный Вова помогает тете Глаше собирать посуду... не беспокойся, Вова, без тебя читать не начнем... кто поел — молодец, Ляля, она опять первая! — кто поел, задвигает за собой стульчик и мы все идем в залу...

В зале мы расселись полукругом к Вере Степановне, она раскрыла картонки и, заговорщицки поглядывая на нас, спросила:

— Кто у нас сегодня самый лучший? — выдержала паузу и, протянув руку в мою сторону, громко и празднично объявила, — Ляля Петрова!

Я сидела пунцовая от гордости. Все сорок глаз смотрели на меня. В них было уважение. Это была настоящая слава! Правда, всего один день, но каждый день, когда тебе пять лет, кажется очень длинным. Слава была в детском саду, но в пять лет твои ровесники — это целое общество, это весь мир, ты других не знаешь, о других не думаешь и восхищение этого общества — самая высокая награда. И потому значит, слава моя была настоящая. А восхождение к ней началось накануне.

Вчера за ужином нам дали морковную запеканку, при виде которой меня тут же начинает тошнить, и я ненавижу ее так, как ненавидят самого лютого врага. Я хотела подсунуть ее моему другу Вове, который ест все, но не успела, подошла Вера Степановна.

— Ляля, ты почему не ешь? Уже все заканчивают, а ты сидишь и думаешь.

— Ничего не знаю, если не съешь, не получишь печеное яблоко.

Это была неправда, Вера Степановна знает, что я не люблю вареную морковку, а печеные в сахарном сиропе яблоки наоборот люблю, а говорит, что ничего не знает. Я разозлилась на такой обман:

— Ну и не надо мне яблоко, а запеканку все равно не буду!

— Ах, ты еще и грубишь, — возмутилась Вера Степановна, — и, услышав опять мое «не буду и все!», тут же закончила наш конфликт, — ну тогда отправляйся в угол. — Она взяла меня за руку и повела в раздевалку — там у нас «угол» для провинившихся. Я еще больше разозлилась на Веру Степановну за такое вранье и заплакала от несправедливости. Через некоторое время в раздевалку пришла Вера Степановна и, увидев, что на ее вопрос, буду ли есть запеканку, я отрицательно и зло помотала головой, повернулась и ушла. Потом пришла опять:

Я потрясла головой. Через некоторое время Вера Степановна принесла яблоко на блюдце:

— Посмотри, какое оно вкусное, румяное, иди, поешь, потом с ребятами поиграешь, они там поезд затеяли.

Через дверь я слышала хоровое гудение «ту-ту-ту-у-у», ритмичное топанье ногами, крики «поезд отправляется, просим пассажиров занять свои места», мне очень хотелось играть со всеми, очень соблазняло яблоко, но обида была сильнее, и я, распухшая от слез, упрямо мотала головой и зло говорила одно и то же:

— Не хочу, не буду, ну и пусть играют, не хочу, и яблоко не хочу!

Тогда и Вера Степановна рассердилась окончательно:

— Ну, раз ты такая упрямая, отправляйся спать, больше я тебя уговаривать не буду, — и отвела меня в спальню.

Лежа в кровати, я слышала, как бегают и смеются ребята, и мне стало еще обидней. Вот и Вова со всеми играет, про меня забыл. Все живут хорошо и весело, а меня всегда ругают. Всегда я хуже всех и никто меня не любит. То ругают, что я долго ем кашу, когда уже и в столовой никого не осталось, а я все сижу, вожу ложкой по тарелке, не знаю, с какой стороны у меня рот, каждый раз думаю.

— О чем ты думаешь? — подойдет ко мне тетя Глаша, — все уже давно поели.

Никто меня, конечно, не спрашивал, о чем я думаю, это просто у взрослых присказка такая, а я думала, что им интересно, о чем я думаю, поэтому охотно рассказывала.

— Я думаю, хорошо бы мама купила оранжевый абажур, — мечтательно улыбаюсь я.

Но тетя Глаша, боясь, что я заговорю ее, тут же перебивает:

— Ешь скорее, ничего не знаю, мне посуду убирать надо!

Или когда собираемся на прогулку, тоже подойдет ко мне:

— Я думаю про теремок, — грустно вздыхаю я, — зверюшек жалко.

— Зверюшек! Ты ребят пожалей, они аж взмокли, тебя дожидаючись!

То отругают, что на прогулке потерялась, потому что хожу медленно, да и не в ту сторону, куда остальная группа поворачивает.

— Ты видишь, куда все идут? — дернет меня за воротник Вера Степановна, — а ты куда отправилась?

— За какой кошкой? — закипает Вера Степановна.

— А здесь одна кошечка пошла, — отвечаю я, безмятежно улыбаясь, — такая хорошенькая, я хотела ее погладить.

— Горе ты мое, одно недоразумение! — закричит Вера Степановна и потащит к уходящим ребятам.

А то в лесу, когда летом на даче жили, никак меня найти не могли. Все волнуются, хором кричат:

— Сейчас, сейчас, — отвечаю я сама себе, а все сижу под кустиком, не могу оторваться от муравейника: очень мне интересно, как муравьи бегают, соломинки тащат. За это тоже попало.

Вот и зимой тоже было: на морозе лизнула я медную ручку у входной двери — очень она блестела на солнце, хотелось попробовать — язык у меня и прилип. Вера Степановна зовет меня со всеми играть, а я от двери отойти не могу, боюсь, что язык оторвется. Она подбежала ко мне и за воротник дернула:

— Ты что здесь делаешь? Что молчишь, язык проглотила?

А я ответить не могу, хотя язык во рту, но жжется, кровь идет. Она увидела, ахнула, опять отругала, потащила в санчасть.

И весной мне тоже попадало. Зашла я как-то за дом — посмотреть, что там происходит. А стало уже таять, с крыши капель льется. Я и встала под струю — представила, что это горный водопад, как на картинке видела. Вода льется мне на шапку, стекает за воротник, по рукавам, в валенки. А я ничего не замечаю, подставила лицо под струю — мечтаю. Прибежала Вера Степановна, всплеснула руками, замотала головой и отправила меня в группу:

— Три дня не будешь гулять, сиди, пока высохнешь!

А недавно собрались мы в Уголок Дурова, взяла меня Вера Степановна за руку, чтоб я при ней была, не потерялась. Тут и все, приноравливаясь ко мне, пошли медленно-медленно. Я-то мечтаю, как нас зверюшки встретят, а ребята на ходу засыпают. Из-за этого мы на спектакль опоздали, а мне опять досталось. И вчера отругала, что три часа одеваюсь, все ребята в шубах и валенках стоят, преют, головами в шапках крутят, потому что под шапками мокро, а я только рейтузы натягиваю.

— Ну что ты у нас такая копуша, Ляля, — тормошит меня Вера Степановна, — горе с тобой, да и только, давай поторапливайся!

Вот только и слышу: «копуша», да «копуша». И про морковную запеканку Вера Степановна сказала: не ем, потому что копуша, а ела бы вареную морковку, так и копушей не была бы. В общем, обиды накопилось полно, на Веру Степановну я разозлилась сильно, а себя жалко стало. Вот, думаю, умру, тогда все узнают, какая я хорошая. Будут потом меня жалеть, плакать, но уже поздно будет. Интересно, будет плакать Вера Степановна? Вера Степановна носит очки, за толстыми стеклами у нее большие, карие добрые глаза. Я представила ее лицо и поняла — будет. Ну и пусть, подумала я, так ей и надо, никого мне не жалко! Я стала воображать, как все плачут, жалеют меня, и мне стало приятно. Потом представила, как я лежу под толстым слоем прозрачного льда и сквозь него вижу, как наверху сияют огни, ребята катаются на санках, играют в снежки, смех, музыка. А я тут, глубоко внизу, одна и всеми забытая, как сейчас. Мне стало одиноко и холодно, и так себя жалко, что опять полились слезы. А скоро Новый Год, елка, подарки, девочки нарядятся белочками, мальчики зайчиками, а Вова будет медведем... Нет, не хочу умирать, передумала, не буду я их мучить, пожалею. Но что же сделать? Морковную запеканку я все равно есть не буду, но всем им докажу, никто меня больше копушей звать не будет. Думала, думала и придумала! У меня созрел план, и я спокойно заснула. Во сне я слышала, как Вера Степановна подходила ко мне, трогала лоб, укрывала одеялом.

И вот, сегодня утром, когда мы стали собираться на прогулку, я взяла из шкафчика все свои вещи и отошла в уголок, чтобы никто не видел. Процедура одевания зимой — длинная и сложная. Надо надеть много вещей и в определенной очередности. Сначала надо снять тапочки и носки, потом надеть колготы, потом надеть кофту и застегнуть ее на все пуговицы. Или, например, свитер, когда влезаешь в него головой, глазам становится темно, и ты никак не можешь найти, куда надо совать голову. Потом надеть толстые штаны, потом рейтузы, потом шерстяные носки, потом валенки, а валенки сунуть в галоши, потому что галоши стоят отдельно, чтобы просыхали валенки. Потом взять свои варежки на резинке, протянуть их из одного рукава в другой и не перепутать правую и левую варежку, потом надеть шубу, ее тоже надо застегнуть на четыре пуговицы, потом шапку и завязать под подбородком тесемки. Потом поднять у шубы воротник, взять шарф, подойти с ним к Вере Степановне и встать к ней спиной. Вера Степановна накидывает на тебя шарф и сзади завязывает узел. Теперь ты одета. Ну, разве может нормальный человек сделать это быстро? Я не могу. Я каждый раз забываю, что теперь нужно делать — мне это скучно, я мечтаю. А все могут. Обычно Вера Степановна заканчивает всем завязывать шарфы, а я еще натягиваю рейтузы.

Но сегодня у Веры Степановна я была первой! Вера Степановна стала привычно завязывать шарф, вдруг быстро повернула к себе лицом и не поверила своим глазам — это была я! В шапке, шубе, валенках, рейтузах. Про галоши, почему их нет, я объяснила, что они мне жмут. От такой неожиданности, что я первая, Вера Степановна, наверное, растерялась, потому поверила и разрешила гулять без галош.

— Ребята, смотрите, наша Ляля сегодня оделась первой, ка кая молодец! А нука, поторапливайтесь, копуши, Ляля сегодня всех обогнала!

Конечно, торжество я испытала. Но все же полностью насладиться добытой мною победой пока еще не могла, потому что стою и жду самого главного момента. Вот сейчас все оденутся и надо идти на улицу, надо делать шаги, а как же я пойду? Ведь под шубой у меня только рейтузы, а в рейтузах между ног комом набиты все остальные вещи: кофта, варежки, штаны, шерстяные носки, чулки и… галоши. В этот момент они мне действительно сильно жали, и я не обманула Веру Степановну, но сделать шаг я уже не могу. И тогда я, мелко-мелко перебирая ногами, доковыляла до стены и стала по стене передвигаться к двери: как только откроют дверь, я уже на улице. Там, правда, еще ступеньки. Но и это дело разрешимое. В общей куче, когда будет много народу и все будут вылетать на улицу, я незаметно присяду и по ступенькам съеду. Так я и сделала. Но у крыльца застыла намертво. Вова звал меня играть в снежки, звали ребята, уговаривала Вера Степановна, но я гордо отказывалась: нет, мол, не хочу, мне и так нравится. А сама стою и думаю, как бы у меня не лопнула на рейтузах резинка, и тогда мой обман откроется. Вскоре опять подбежал Вова, стал тянуть меня за рукав — ребята лепили снежную бабу. А когда дернул, у меня из-под шубы выпал носовой платок. Я испугалась — вдруг Вова заметил. Смотрю на него украдкой: взбудораженный от игры он, кажется, ничего не заметил, не замечает даже и того, что из носа у него бегут две дорожки.

— Вова, ты потерял платок, — показываю я на снег рядом с собой.

—Нет, это не мой, — честно отказывается Вова. Платочек красивый, с розовой каемкой, мой любимый, но отступать нельзя.

— Нет, твой, — говорю я настойчиво. — Сопли текут у тебя, вот и платок твой! Давай я тебе нос вытру, — сказала я строго с интонацией Веры Степановны, — а то нос отморозишь.

Вова поднял платок, передал мне, я вытерла ему нос и вернула обратно — навсегда. Какой платочек, но ничего не поделаешь !

— Спасибо, — сказал Вова. — А я вчера в поезд не играл, тебя ждал. Пошли? — попросил Вова.

— Нет, Вова, — сказала я так же строго, хотя мне приятно было услышать и хотелось сказать «да», — я одна гулять буду, я буду думать.

И оставшись опять стоять столб столбом, поеживаясь от холода, я стала обдумывать, как жить дальше, как мне попасть в группу. И тут я почувствовала, что рейтузы под тяжестью запихнутых в них вещей начинают сползать на коленки.

— Вера Степановна, — со страху, что обнаружится мой обман, закричала я, — я помаленькому хочу!

Я откинула полы шубы, схватилась руками за съезжающие рейтузы и неуклюже, но быстро заковыляла в группу. В раздевалке махом вывалила вещи в шкафчик и выбежала на улицу — теперь можно с Вовой и в снежки поиграть, и снежную бабу лепить. Легко стало, хорошо!

Когда вернулись с прогулки, я, конечно, и разделась первой. Вера Степановна снова меня похвалила, всем в пример поставила. Впервые в жизни меня хвалили, впервые в жизни я поняла, как это сладостно, когда тебе говорят такие слова, которые другим не говорят. Все самые лучшие слова — о тебе, тобой любуются, тобой восхищаются. Ты уже не такая, как все, ты единственная! Душа моя пела целый день. Но то, что ждало меня вечером, я не представляла.

И вот мы сидим вокруг Веры Степановны, и она в книжке про меня читает, какая я стала хорошая, послушная, научилась быстро одеваться. Какая я добрая и честная — нашла носовой платок, но не взяла его себе, а отдала хозяину, как я Вове вовремя помогла. 0ткуда она об этом, узнала, видела что ли? И картинку Вера Степановна стала всем показывать, а на картинке нарисовано, как я Вове вытираю нос, потому что у него в это время руки заняты: в одной он держит лопатку, а в другой снежок. Все картинку внимательно разглядывают, и мне она нравится, и Вове тоже, потому что там он нарисован в своей красной шапке с помпоном. И поэтому Вова тоже гордо всех оглядывает.

Я была невероятно счастлива! Если бы меня в этот момент спросили, что я выберу — шоколадку с клубничной начинкой или чтобы мне еще раз повторили эти слова из книжки, я бы легко отказалась от шоколадки, хотя ела ее только по праздникам. А эти слова мне хотелось все слушать и слушать, и хотелось оставить их при себе навсегда.

— Вера Степановна, подарите мне, пожалуйста, книжку, я хочу ее маме в субботу показать.

Но, по правде говоря, мне не столько хотелось показать маме, сколько как можно дольше насладиться самой. Обычно книжку после того, как прочитывали, прятали в шкаф, а на эти картинки наклеивали новые. Но видимо, я так нежно попросила, что Вера Степановна сразу согласилась. И мне показалось, что праздник сегодня был не только у меня, но и у Веры Степановны, потому что она тоже радовалась и веселилась, и тоже, как и я, всех гордо оглядывала как победительница. Потом все пошли играть, а мы сидели вместе с Вовой, любовались картинкой и по складам разбирали слова: «хо-ро-ший по-сту-пок …, по-слуш-на-я…, доб-ра-я де-воч-ка...» . Хорошо написано, приятно!

Чуть-чуть, конечно, я догадывалась, что слава моя не совсем заслуженная, но все же она была выстрадана честно: и с галошами, и постоять на морозе — не так-то просто. И потому я считала, что принадлежит она мне по праву. «Ну и что же, что я не умею быстро одеваться, — примерно так думала я, — зато меня похвали, а тех, кто умеет, не замечают. А хорошо бы завтра по-настоящему получилось», — помечтала я, но чувство мне подсказало, что этого никогда не будет, ни завтра, ни послезавтра... Мне стало неприятно об этом думать, и я опять принялась перечитывать слова: «ак-ку-рат-но и быс-тро...». Мне не хотелось думать про завтра, мне хотелось подольше покупаться в славе сегодня.

Вот тогда-то я и поняла, какое это сильное и сладкое чувство: казалось, я завоевала весь мир, и весь мир создан для того, чтобы меня любить. Как хорошо, что это можно узнать при жизни, и совсем не обязательно для этого умирать.

General Theodore Arturovich was born on October 12, 1857 in Kursk into an artistocratic military family. He was a count. During the First World War he distinguished himself in many battles, and a cavalry division under his command destroyed several Austro-Hungarian mounted regiments. As General-Lieutenant and commander of the Dragoon guards regiment he was a hero of the Galician campaign in 1915. His name became renowned throughout Russia, and Tsar Nicholas II gave him a memorial sword with his name on it, the first such award in the war. He was also a hero of the Trans-Dniester campaign in 1916.

On hearing of the February revolution, and the text of the new oath, he declared he would not impose it on the soldiers under his command since “he does not understand the essence and juridical basis of the supreme power of the Provisional Government”. Baron Mannerheim, the future ruler of independent Finland, tried to persuade him “to sacrifice his personal political convictions for the good of the army”, but was met with a firm refusal: “I am a Christian. I think that it is sinful to betray one’s oath.” The court commandant V.N. Voeikov, who knew Theodore Arturovich personally, wrote in his notes that he was “truly Russian, a man of crystal purity, penetrated to the marrow of his bones with a sense of duty and love for the Homeland”. He told his troops: “Today I received a despatch about the abdication of his Majesty and some kind of Provisional Government. This is the telegram that I have sent to the Tsar: ‘The Third Mounted Corps does not believe that You, Your Majesty, have voluntarily renounced the Throne. Give the order, Tsar, and we shall come and defend You.’” The troops thundered in reply: “Hurrah! Hurrah! We shall not allow the Emperor to be offended!” It was only when the commander of the Romanian front threatened to declare him a rebel that General Keller was forced to submit to the order, and to the sound of the hymn, “God save the Tsar!” gave up his corps. The general was escorted in profound sorrow and with tears by warriors who sincerely loved him. After the Bolshevik revolution he thought about taking part in the Volunteer Army of Generals Alexeyev and Denikin, but refused because, as a convinced monarchist, he thought that the struggle with the Bolsheviks could be undertaken only “in the name of the Autocratic Tsar of All Rus’ and following the path of repentance by the whole people and the re-establishment of the old Tsarist Army”. He wrote: “The union of Russia is a great work, but this banner is too indefinite. Declare that you are following the lawful Sovereign, and the whole people that pines for firm authority and all that remains in Russia that is best will follow you without wavering.”

In 1918 there gathered in Kiev those rightist politicians who wanted to create a monarchist Army of the South to struggle against Bolshevism with the aid of the Germans. They suggested to Theodore Arturovich that he head this army. But he refused, saying: “Here a part of the intelligentsia has adopted an Allied orientation, others, the majority, are supporters of a German orientation, but both have forgotten their Russian orientation.”

Then the Pskov monarchists arrived in Kiev in the name of the Army of the North, which was preparing to introduce an oath “to the lawful Tsar and the Russian State”. In this army they were reintroducing the old rules and uniforms with the addition of a white cross sown on the left sleeve. They suggested that Theodore Arturovich head this army. He agreed, and said that he intended “to raise the Imperial standard above the Kremlin in two months’ time.” In Kiev a monarchist Council of Defence was formed under a new commander. Theodore Arturovich addressed his military comrades with an “Appeal to the Old Soldiery”: “The time has come when I again call you to follow me. Remember and read the prayer before battle – that prayer which you read before our glorious victories. Sign yourselves with the sign of the Cross, and with God’s help we go forward for the Faith, for the Tsar and for our undivided Homeland Russia.” When Theodore Arturovich was about to head the Army of the North, Patriarch Tikhon sent him a prosphora and a little icon of the Reigning Mother of God through Bishop Nestor of Kamchatka.

In the autumn of 1918 the soldiers of Petlyura (socialists of a primitive kind, headed by Ataman Petlyura) burst into Kiev. They began to capture officers on the street and subject them to torture. The German soldiers, honouring the reputation of Theodore Arturovich, suggested that he go into hiding. But they set a condition: that he must agree to give up his weapons and take off his military uniform. He refused.

Theodore Arturovich and two of his adjutants were put into the Mikhailovsky monastery in Kiev. The followers of Petlyura then appeared at the monastery. The monks suggest that Theodore Arturovich escape by a secret exit, but he refused. On the night of December 8, 1918 the three men were taken along the walls of the Sophia cathedral, past the monument to Bogdan Khmelnitsky and into the square beyond. There they were shot many times and bayoneted. General Keller fell, pierced by eleven bullets.

In the last entry into his diary, Theodore Arturovich wrote: “It has always seemed to me revolting and despicable when people, for their personal good or profit or personal security, are ready to change their convictions. Such people are in the majority.”

The remains of General Theodore Arturovich Keller, the only general who remained faithful to the Tsar, rest in the Pokrov monastery in Kiev.

Quite often, all the gifts we receive from God that is essential for our subsistence, are accepted without any expression of gratitude from us. We accept the warmth of the sun; we receive all the harvests that are grown in fields and gardens, and accept all that is caught in the oceans and rivers – as though it is our right. We even forget to thank God daily for the incalculable gift of His love for us. After all, His suffering on the Cross was for us! For our salvation!

Its impossible for us to enumerate all the gifts that God bestows upon us. Consequently, we must express our gratitude – daily – “for those blessings that I failed to mention”. God’s love for us far transcends our ability to express our gratitude to Him. This love is evidenced in the inimitable creation of Heaven and Earth. God’s design for Man is to be the crowning glory of His creation, and to have a participation in His triumph even greater than those of the Angels.

It is for this reason that the devil and his subordinates, having fallen away from the Lord, continue with their endeavours to influence those that are faithful to God, enticing them with material and other enticements.

One of the blessings received by the Slavs and in part to us Russians, is the Holy Scripture and the Church Services that were translated by the brothers Saints Cyril and Methodius - creators of the Slavonic alphabet. They and their followers translated the Bible and Church Services, which were brought to Russia (during Saint Prince Vladimir’s reign in 988) during her baptism into Christianity. Subsequently, when it was realised that some Old Testament writings were missing, steps were taken by the then Grand Duke John Vassilievich and Metropolitan Gennadius to have these books translated from the Vulgate. In 1581, Prince K. Ostrozhsky printed the first Slavonic Bible from this hand-written copy. In 1663, during the reign of Aleksei Mixailovich, a second edition was published with minor amendments, while in 1751, during the reign of Empress Elizabeth Petrovna, a third edition came out after this Bible was examined by a college of scholars and certain revisions implemented from the writings of the Vulgate and the Septuagint of the 72 translators. It is this publication that is in current use – with the replacement of some outdated words. Applying the Greek texts of the 72 translators and the collation of Jewish transcripts, the Russian translation was completed in 1876. This was followed by the publication of the complete Bible, with the blessing of the Holy Synod.

Orthodoxy has particular words that are inherent to it, which cannot be combined with those of the heterodox faiths. As an example, church is an exclusively Orthodox place of prayer, while the Roman Catholics and Lutherans, have a “kirka” (Russian word for a place of worship for these heterodox faiths), the Jews have their synagogue, the Muslims have their mosque etc.. The word “priest” relates only to Orthodoxy, while the Roman Catholics and the Protestants have their pastor and “ksends” (Russian word for Roman Catholic priest), the Jews their rabbi, the Muslims their mufti etc.. Church Services: Divine Liturgy is exclusively Orthodox, while the Roman Catholics have their Mass. Likewise, you cannot identify or sinfully equate religious feast days and many other aspects that relate to Orthodoxy with Heterodoxy, which is made up of heretical, sectarian and false religions.

There is only one true Church – and that is the one Catholic and Apostolic Church.

In view of the fact that many Orthodox faithful live in many countries and their faith is in the minority, they are especially spiritually obligated to observe uncompromisingly the Orthodox Teachings.

When the brothers Saints Methodius and Cyril were undertaking their translations, they introduced many new words and terminology to the Slavs, which have endured to this day.

Because of the prolonged residence in foreign countries, Russian immigrants and their offspring, while retaining their Orthodox Faith, have lost the ability to speak their native tongue, and are incapable of understanding Church-Slavonic Liturgy and the readings of the Holy Scripture. It is for this reason that translations of the Divine Liturgy, the Holy Scripture, lives of Saints etc.. were produced.

When the Bible was first translated into the Russian language, there was a commission of theologians that had worked on the translation for 20 years. Such an opportunity did not exist for the overseas immigrants. Apart from this, other factors exist, such as in North America there are diverse, national Orthodox Churches; Greek, Rumanian, Bulgarian, Russian and others, which are distinguished from one another through their cultures and traditions while retaining the fundamental Orthodox dogmas and Church Canons.

In 1917, before the revolution, all these Churches were bound together administratively into one diocese. Saint Patriarch Tikhon offered the Holy Synod to create a separate body in North America, which would unite a number of ethnic dioceses that would be administered by the All-Russian Synod. Unfortunately, ensuing political developments disrupted his missionary plans. After the Second World War, attempts were made to return the unity of the Churches under the one Primate. However, they were met with resistance from the Patriarch of Constantinople.

The new generation that was born in North America, didn’t witness those national obstacles that divided their ancestors, and their aspirations for unity and preservation of Orthodoxy. Under their influence, diverse religious and secular organisations were formed. In 1980, parish schools were supplied with text books in English and in the same year, a working group was formed to translate the Holy Scripture. While part of it was already translated during the times of Saint Tikhon, there were many sections left that were not in the English language.

Undoubtedly, these beginnings should be applauded and bring gratification in the knowledge that Orthodoxy is being preserved among the new generation, as well as allowing those who wish to join the true faith, an opportunity to become acquainted with it.

However, due to the lack of resources for this important effort of translating, it was performed in constrained circumstances. Finally, in 1997, through the combined efforts of the Academy of Saint Athenasius, the New Testament and the Psalter was published in the English language as a “Textbook Bible”. The book is beautifully bound with coloured illustrations, with annexments of morning and evening prayers, directions how to study the Bible, where to find information on the feast days for every day of the year, a short narrative about the Church, a dictionary of religious terminology, melodies, index of parallel texts, geographical maps etc.. It looks solid and at first glance, to be beneficial to the Orthodox believer.

However, notwithstanding the fact that the translating committee included 11 Archbishops, 6 priests and 7 laymen, extensive deficiencies were noticed. Although the publishers had a genuine desire to help the English speaking Orthodox believers, unfortunately many of the translating participants were themselves converts to Orthodoxy and as a consequence, invariably included in the text terminology and explanations that are foreign to the Orthodox faithful. They took the already translated King James’ version of the New Testament, and then made lengthy explanations of the text.

We shall now present some examples of these deficiencies contained in this publication:

Inasmuch as the publication had been produced specifically for the English speaking faithful, the newly joined and those that are interested in familiarising themselves with Orthodoxy, it is would be essential that the Orthodox Teachings be presented in the same state as it was received by the Apostles from Jesus Christ, without any foreign insertions and terminology. Otherwise, this generates a feeling of similarity between Orthodox teachings and those of the Heterodox. A significant deficiency lies in the insertion of modernistic and non-Orthodox deductions, which should have been compatible with the Orthodox Teachings. The inclusion of the Protestant Psalter is quite unacceptable: the numbering of the Psalms are different. The translation of the Psalter has already been achieved and should have been used in this publication.

Sadly, in giving explanations of the passages in the Holy Scripture, the editors seldom referred to the Holy Fathers of the Church. Instead, they used opinions of theologians that often applied modernistic deductions, which agreed with the Western theology - and with that – without the extant moral edification of the Holy Fathers.

This type of explanatory approach, produces an impression that the compilers are writing about Orthodoxy as though they are casual observers and historians, while they themselves are not Orthodox. This invariably provokes confusion among the Orthodox faithful. This feeling is further heightened through the added use of American familiarity (which is totally unusual to an Orthodox believer) when referring to Jesus Christ or Lord Jesus Christ as simply, Jesus; or mentioning Saints simply by their names without the prefix Saint – including Apostles and particularly the Mother of God, where for example on page 135, She is called simply “Mary”.

Orthodox believers are unaccustomed to such treatment of the Saviour, Mother of God and the Saints, and such familiarities are warping their thinking and turning them away from the missionary and well-intentioned translation of the Bible.

It must be noted that formerly, the use of Heterodox theological terminology and informality in use of names were not practiced among the Russian émigré. Unfortunately, the newly arrived clergy from the former USSR to use non-Russian theological terminology.

At the end of the book, morning and evening prayers were included. But once again, their composition is unfamiliar to Russians, for example, prayers to the Mother of God and to the Guardian Angel are omitted. This exclusion is more in line with Protestant thinking and it does distort the teachings of the Orthodox Church. What creates more confusion is the use of Roman Catholic references to the “Advent” – four Sundays before Christmas (24^th December) – as well as to the word “Christmas”, which is translated into English as a “Mass to Christ” instead of the Birth of Christ, or the correct Orthodox translation – “Nativity of Christ”.

Fast days, which are an essential part of the Orthodox Teaching (regarded as dispensable by the Protestants and simplified by the Roman Catholics), have not been explained sufficiently. The glossarists made their own conclusions regarding the feeding of 5000 people (Matt. 14:14-21), and in doing so, placed the authenticity of the Gospel in doubt. Their interpretations carry many unnecessary theories instead of firm determinations of the Orthodox Church.

Consequently, the translation of the Gospel carry many errors that attract attention eg. “If anyone desires to come after Me, let him deny himself and take up his cross and follow Me” (Luke 9:23). In the English translation, after the word “cross”, the words “each day” has been added. There are many more similar neo-renovationist additions and alterations, which in turn are reflected in the guidance given by priests in their sermons during Church Services.

This edition of the Bible, as with some other pan-orthodox publications in North America, have appeared within the parishes of ROCA-MP only since their union, and as a consequence, their faithful will now be subjected to a Protestant-Catholic influence. For example: the interpretation of Timothy’s Epistle (2-12) where he speaks of the importance of women, citing Blessed Mother of God, Mary Magdalene and others. This interpretation underscores the fact that some of the women within the Church were “deaconesses”, although not priests, from which one may construe that in our time, women too may be ordained as deaconesses.

На четвертый день подполковник Волховской вернулся в батальон. Заехал сначала в штаб дивизии. Начальник штаба, генерал К-ич обнял его:

Волховской посмотрел генералу в глаза. Они знали друг друга еще по Петербургу, еще до Русско-японской. Вместе учились в Николаевском училище. Только Волховской был на два класса старше. Усы подернуты сединой. Седина в висках. Палочка в руке. После ранения еще не оправился.

- Дозволь принять мой батальон, Александр Петрович.

- Принимай, Василий Сергеевич. Он сейчас на хуторе Татарском.

Он приехал в расположение батальона под вечер. Мы удивились его худобе и погасшему взгляду. Василий Сергеевич никогда не был особенно красноречивым или пламенным. Но в это его возвращение мы его не узнавали. Отставил палочку, сел на табурет. И молчал.

Мы собрались в штабной хате, офицеры, командиры рот и артдивизиона. Ординарец внес самовар. Мы пытались вести себя, как раньше. Но Василий Сергеевич словно ничего и никого не замечал.

Мы стали докладывать, что случилось под Островатой. О том, как был убит Саша, мы не решались сказать. Докладывали обо всем. Как брали эту Островатую, как ушли казаки справа, как батальон отразил четыре контр-атаки. Василий Сергеевич слушал, казалось бы, внимательно. Но на самом деле он ничего не слышал.

После доклада штабс-капитана Соловьева о делах на батареях, он махнул.

- Хорошо, господа. Завтра к вечеру общий смотр. Приведите роты в порядок.

Я вернулся к столу. Когда последний офицер вышел, подполковник Волховской сказал:

Хотя мы договорились с другим командирами, в такой ситуации я не мог солгать. Да, Саша оставался в прикрытии. Он и еще два юнкера. С пулеметом «Максим». Красные хлынули в открытую брешь. Чертовы казаки! Хоть бы предупредили. Роты выдержали три атаки, но стали сдавать назад. Потом побежали. А его Саша выкатил пулемет под взгорочек и залег. И еще юнкера Смысловский и Попов. Я находился с третьей ротой за ручьем. Когда первые из отступавших подбежали к ручью, мы сначала ничего не поняли. Кто, кавалерия? Пехота? Матросы? Но офицеры, как и солдатики, бежали, ничего не умея объяснить. А потом мы услышали таканье пулемета.

Кое-как остановив бегущих, я приказал штабс-капитану Лихоносу поднять его третью роту. Сам продолжал собирать отступающих. Штабс-капитан Соловьев снял с передков все четыре пушки. Ударил по красной лаве прямой наводкой. Пулемет еще такал. Но пока мы развернулись в цепи, он умолк. Мы не знали, что его Саша там. Соловьев снарядов не жалел. Просто смел всех, кто двигался на нас с Островатой. И мы пошли назад, в контр-атаку.

- Что они с ним сделали? - спросил Василий Сергеевич.

- Нет, Иван Аристархович, скажи мне всю правду.

Его сердце отца нельзя было обмануть. Да, Василий Сергеевич, они отрубили ему руки. Те самые, которыми он держал рукоятки пулемета. Отрубили ему голову. И юнкерам Смысловскому и Попову. Все трое пали героями.

Василий Сергеевич молчал. Муторно и противно стучали жестяные ходики на стене. Подполковник потер свой седой висок ладонью.

Мы выехали уже в ночь. Шли по звездам. Звезды горели холодно и чуждо. Медленно поднималась луна. Степь была пустынна и черна. Шли на рысях. Два раза остановились. Холодный ветер ледянил взмокший лоб. При свете спички, прикрытой полой, подполковник сверялся с картой. Он мог не сверяться. Я отступал с батальоном и помнил все эти шестьдесят верст. Хутор Гумянной. Потом пятнадцать верст голой степи. Разбитый большак. Роща. Большое село Красивое справа. Батареи красных разрушили и сожгли его дотла. Вместе с церковью, школой и земской больничкой. Ничего не оставили. Река здесь делает петлю. Подполковник здесь никогда не был, но двигался совершенно верно.

Это все слова, какими мы обменялись за пять часов хода.

Гора Островатая была курганом. Здесь повсюду оставались следы нашего пребывания и боев. Ходы сообщения, ячейки, воронки от снарядных разрывов. Луна светила вовсю. Мы тихо ехали среди канав и ямин. Убитых не видели. Мы своих схоронили либо увезли. Красные, похоже, сделали то же самое. На расстоянии многих верст ни огонька. Странным казалось: за что же тогда мы дрались здесь целую неделю? Уложили две трети батальона. И красных перебили сотни, если не тысячи.

К могилам под откосом мы подъехали все так же молча. Три почти незаметных холмика. Три креста мы воткнули тогда. Большевики наши кресты выдернули. Один из них валялся неподалеку.

Я взял поводья обоих его коней. Тронул своего шенкелями.

Спустя пять минут, в распадке, до меня донеслось не то рыдание, не то глухой рык. Кони всхрапнули. Мне стало стыдно. Словно я подслушал что-то. Ночь снова была мертвенно-озарена огромной луной. Но я не подслушивал. Может быть, это ветер прошелся по осыпавшемуся окопу. Может, степной волк издали подал голос, да ветер перебил его. При свете луны я стал переседлывать лошадей. Свежих под седло, уставших - вольно.

Подполковник возник из темноты. Прихрамывая, подошел ближе. Что-то вложил себе в нагрудный карман. Словно бы узелок маленький. Сел на сменную кобылу. Тяжело вскинулся и будто опал в седло. Тронул прочь. Я следовал за ним.

Прошло несколько дней. Батальон был отведен на отдых и переформирование. Я снова занял должность начальника штаба. Нам дали пополнение. Мальчики из Ставрополя, гимназисты и реалисты. Они горели желанием сразиться с красными. Каждый день я слышал одни и те же вопросы: «Господин штабс-капитан, когда же в дело?»

Но прежде роты нужно было выучить. Подполковник Волховской потребовал от нас минимум муштры, максимум - реальных умений. С самого начала приучить каждого стрелка к боевой обстановке. По двадцать раз в день из колонны в рассыпной строй. Часами учения по удару штыком, рукопашному бою. А главное - стрельба. Лежа, с колена, стоя, на ходу. Из ячеек, в атаке, при отступлении.

Сам стоял с адъютантом в отдалении и наблюдал. Часами ротные и взводные командиры гоняли мальчишек по мерзлому полю. Часами занимались ружейными приемами, наводкой со станка, стрельбой повзводно и поротно на стрельбище, метанием муляжей ручных бомб. Пулеметчики, обрезав концы перчаток, на холодом ветру разбирали и собирали свои «Гочкисы» и «Максимы».

Тут даже старые солдаты заворчали. К чему это все? Да на таком морозе. Да в таком обмундировании - шинели третьего срока, сапоги со своих же убитых. Кому от этого польза? Свыше будет приказ помереть и помрешь, как миленький. Никакие ружейные приемы не помогут...

Однажды фельфебель Копылов высказал это прямо за спиной Волховского. Подполковник неожиданно резко обернулся:

Потом был первый бой нашего переформированного батальона. Он все так же назывался Офицерским. Но бывалых офицеров, тех, кто начинал, в ротах почти не оставалось. Мальчишки тонули в снегу, рассыпаясь по огромному белому полю. С железной дороги слышалось сопение бронепоезда. Мы должны были вместе с бронепоездом взять станцию. Бронепоезд ударил из своих трехдюймовок. Стал поливать из пулеметов. Мальчишки поднялись в атаку.

Подполковник Волховской шел в цепи позади меня. Я постоянно чувствовал, что он позади. Идет, опираясь на свою палочку. И держит наган в правой руке. Красные ответили ружейно-пулеметным огнем. Вторая рота слева от нас залегла. Цепь позади нас продолжала мерно шагать. И мы продолжали мерно шагать. Бронепоезд бил и бил по красным позициям. А мы шагали и шагали.

Ту станцию взяли практически без потерь. Двое легко раненых. Зато захватили два пулемета и человек двадцать красноармейцев. Пленные были одеты в новые, только что со складов шинели. На ногах - валенки. Лица сытые и наглые. У трех или четырех большие суммы денег по карманам рассованы. Еще был комиссар между ними. В матросском бушлате.

- Кто хочет встать в ряды Добровольной армии, перекрестись и два шага вперед.

Пленных увели. Охраной поставили казаков. Казаки были кубанские, серьезные дядьки. У многих Георгиевские крестики. Их нам дали как последний резерв. В бой они идти не хотели, но охранные задачи выполняли.

На следующее утро мы проснулись от стука молотков. Выглянули из хат. На площади перед станцией мужики строили... виселицу. Потом под конвоем кубанцев провели пятерых. Из тех вчерашних пленных, у которых деньги нашли. Они были раздеты и разуты. Их лица были испуганы и озлоблены. Матрос-комиссар пытался что-то сказать, но было так холодно, что его слова падали замерзшими ледышками.

Мальчики стояли перед виселицей. Им было страшно, это я видел. Они никогда не думали, что гражданская война это еще и казни.

- Перед вами - коммунисты, - сиплым твердым голосом объявил подполковник Волховской. - Они убивали ваших братьев и отцов, они насиловали ваших сестер и матерей. Они продали нашу родину вот за эти деньги.

Подполковник швырнул на помост охапку советских бумажек. Они разлетелись грязными хлопьями по белому снегу.

- Сегодня они понесли наказание... - закончил Волховской. - Господа ротные командиры, уведите роты!

В тот же день два десятка мальчишек получили хорошие шинели. Сукно было толстое, добротное. В такой шинели при любом морозе было тепло и уютно. Человек пятнадцать красноармейцев, также взятых в плен, были отпущены.

Фельфебель Копылов заведовал выдачей им старых бушлатов вместо шинелей.

- Идите, ироды Царя Небесного! И не попадайтесь больше, дурни. В другой раз наш батальонный велит вас всех...

Потом были новые тяжелые переходы, легкие стычки с красными, атаки, контр-атаки, затяжные арьегардные бои. Оставляли на хуторах и станицах своих раненых, умирающих, тифозных. Батальон медленно, но верно таял. Роты и дивизион больше не пополнялись. Вот уже казачья сотня стала полусотней, всего 37 клинков. Настрой у казаков смутный. Подполковник Волховской держит их в прикрытии. На самый крайний случай. Вся тяжесть боев все равно ложится на нас, стрелковые роты.

Брали деревню Вербенку, что верстах в тридцати от Ставрополя. И все повторялось. Две роты рассыпались боевым порядком, я с третьей ротой шел позади. Подполковник Волховской, опираясь на палочку, со своим наганом - в центре.

Красные пулеметы били. Красная конница пыталась пересечь и смять ряды Офицерского батальона. Резкая команда Волховского: «Цепи - в каре!» Я повторяю ее, за мной кричит ротный штабс-капитан Лихонос, затем - взводные.

Все действует, как хорошо отлаженный механизм. Третья рота выстраивается в каре и залповым огнем останавливает конницу. Красные конники визжат, ревут, задние давят передних. Мы снова даем винтовочный залп. Красная лава разделяется, одни метнулись вправо, другие топчутся на месте. Третий залп. Красные рассыпаются по полю и уносятся прочь, оставляя на белом снегу десятка два убитых и раненых лошадей и столько же сбитых кавалеристов.

А роты, тут же рассредоточиваясь, продолжают свое движение на деревню. Красные побежали, отстреливаясь. В этот момент ружейной пулей подполковник Волховской был ранен в грудь по касательной. Он упал, потом поднялся. Фельдшер Попов подбежал к нему. Василий Сергеевич дал ему заложить кусок марли под гимнастерку. Когда я подскочил, он сказал мне флегматично:

Фельдшер Попов мял в руках грязный, напитанный кровью самого подполковника, узелок. Он не знал, что с ним делать. Я сразу вспомнил этот узелок - в нем была земля с могилы Саши. Подполковник отнял у Попова его, сунул в карман брюк. Потом посмотрел в бинокль, как развивается атака.

- Иван Аристархович, голубчик, иди назад к третьей роте. Там что-то неладное. Я сейчас тоже прибуду...

Под Вербенкой наши потери были тяжелые. В ротах по восемь-десять человек было выбито. Это при том, что роты уже сократились до 30-35 человек. Погибли два старейших офицера, штабс-капитан Лихонос и поручик Артамонов. Полкового священника у нас давно уже не было, и Василий Сергеевич сам читал заупокойную над могилами павших. Спокойно, словно всю жизнь этим занимался. Мы все заметили: после гибели сына он стал совсем другим.

Потом привели пленных. Это были два рабочих-железнодорожника, оба большевики, и сельсоветчик, тоже член их партии. Они посмотрели в неживые глаза нашего командира. Все поняли. Один рабочий заплакал. Другой выматерился. Василий Сергеевич подошел к нему:

Подполковник не дал ему доматериться. Выстрелил в упор. Железнодорожник упал и задергал ногами. Двое казаков в лохматых папахах утащили его. Другие увели оставшихся двух. Сельсоветчик просил, чтобы его полушубок передали жене. Казаки отвечали, что передадут. Потом сухо щелкнули выстрелы.

Я не помню, чтобы до гибели Саши подполковник казнил пленных. Теперь он словно затворил в себе какую-то дверь. Пощады к коммунистам и комиссарам больше не было. Не было и злобы. Просто что-то умерло в нашем командире. Что-то такое, что лучше бы не умирало в нем.

И еще одно, что вдруг стало проявляться. После того ночного рейда глубоко в тыл красным, к Островатой, отношение Василия Сергеевича ко мне как-то изменилось. Их-за потерь батальон по кадру стал меньше роты полного состава. Штаб Василию Сергеевичу больше не требовался. Он упразднил должность начальника штаба. Я принял третью роту штабс-капитана Лихоноса.

Теперь Василий Сергеевич часто и подолгу оставался в моей, третьей роте. Обедал с моими взводными и стрелками. Следил, чтобы кашевары вовремя подвозили кухню. Проверял, чтобы квартирмейстеры моей роте предоставляли лучшие хаты. Требовал, чтобы патроны и гранаты в первую очередь выдавали нам.

Но в то же время приказывал с пленными комиссарами и коммунистами разбираться именно моим ребятам.

Так было под деревней Коновылки. Там наш батальон сначала был атакован силами до двух пехотных и одного конного полков. Но эскадроны красных увязли в снегах, да еще штабс-капитан Соловьев так сноровисто вжарил по ним шрапнелью, что красных конников только и видели. Не успели красные опомниться, как Василий Сергеевич уже поднялся. Опять со своей палочкой, с наганом на вытянутой руке.

Что было непостижимо, это совершенная безопасность рядом с ним. Справа и слева могут быть самые отчаянные положения: бьет артиллерия красных, наши закапываются в снег, а то и бегут... Но там, где идет Василий Сергеевич, словно бы все затихает. Останавливаются кони. Глохнут пулеметы противника. Замерзают винтовки. Даже снаряды, прилетев издалека, шлепаются рядом с подполковником. И не разрываются. Да, шальная пуля может задеть его самого. Но не стрелков рядом с ним.

В Коновылках в плен попали исключительно коммунисты. У всех партбилеты. Либо мандаты политотделов. Рядовых красноармейцев почти не было. И снова Василий Сергеевич вышел перед их шеренгой.

Зашевелились. Стали оглядываться. Но никто не вышел.

Рядовые чины из моей полуроты стали в конвой. Отвели пленных в конюшни. Потом была обычная работа. Стрелки и казачья сотня разместились в теплых домах. Квартирьеры проехались по улицам, скупая сено и овес. Мы хорошо поели, выпили и были в самом благодушном настроении. Впереди нас ожидала, возможно, спокойная долгая ночь, крепкий сон и отдых. Но в это время подполковник зашел ко мне в хату.

- Иван Аристархович, нужно пять человек на экзекуцию. Распорядись-ка.

Трое офицеров сразу вызвались. Еще двоих я найти не мог, хотя обошел все роты. Офицеры отнекивались. У того натерта нога. Этого озноб бьет, как бы не начался тиф. Третий, капитан Видеман, просто вышел в соседнюю комнату: «Нет, господин штабс-капитан, увольте!»

Экзекуции не были в почете. Но кто-то должен был взять на себя и это.

- Иван Аристархович, я просил пять человек, - подполковник Волховской стоял в своей длинной кавалерийской шинели, слева пробитой осколками.

Мы расстреляли всех одиннадцать коммунистов. Выставляли в связке по двое-трое. Завязывали им глаза. И залпом били в голову или в сердце. Последний пытался петь «Интернационал». Подполковник Волховской дал ему пропеть первый куплет. Потом скомандовал:

После залпа, когда оба казненных повалились кулями, он спокойно закурил папироску.

- Дрянная песня... Бессмысленней «комаринского»...

На следующий вечер он пришел ко мне. Приказал моему деньщику выйти. Мы остались вдвоем. За окном мела пурга. В хате весело трещала чугунка и было тепло.

- Иван Аристархович, - сказал он. - Ты меня прости за вчерашнее.

- Кому-то нужно было взять винтовку, - сказал я.

- Знаю, Иван Аристархович, знаю. Потому и прошу прощения. Прости ты меня...

В Сочельник получили приказ: батальон, получив подкреплением роту казачьих пластунов, выступает. Переход в двадцать с лишком верст. Задача - сходу атаковать красные позиции в селе Грушевое, занять село и по возможности поддержать соседей справа. Вышли в туман. Мороз и туман - такое только на юге. Под ногами то грязь, то снег, то жижа ледяная. И все в гору, в гору. Под сильным боковым ветром. Шинели покрылись инеем. Башлыки, усы, бороды - все в инее. Весь батальон, рота за ротой, артиллерийский парк, патронные двуколки, обоз, коноводы, две полевые кухни, четыре лазаретные крытые фуры - будто сказочные снежные человечки.

Злые, помороженные, мы рвались в это Грушевое. В селе нас ждали натопленные хаты, горячая пища, возможно, сон в тепле. В двух верстах от села батальон развернулся боевым порядком. Роты рассыпались в цепи.

Красные бой не приняли. Только заметили наши передовые разъезды, так и побежали. Им было куда - к железной дороге. Оттуда - в вагонах на север. Под прикрытие своих несметных орд и бронепоездов.

Но кубанцы-«охотники» взяли пленного. Это был невысокого роста мужик лет тридцати. Русая борода, усы. Крупные рабочие руки. Пытался вывезти на телеге свое добро вместе с женщиной. Женщину местные грушевцы опознали как полюбовницу. А самого мужика - как присланного коммуниста. В подкладке полушубка найдены были документы: партийный билет на имя Игнатьева Леонтия Пантелеевича, мандат от комиссара 11-ой красной армии: «Прошу содействовать подателю сего мандата Игнатьеву Л.П...»

Подполковник Волховской сам допрашивал коммуниста. Я присутствовал вместе с командиром первой роты Шишковым и командиром артдивизиона Соловьевым.

На телеге найдено, - методично читал подполковник, - два самовара, три пары сапог, серебряное блюдо, материалу ситцу две штуки, таганок чугунный, постельное белье... Ты, что же, заработал все это?

- Нет, господин подполковник, - отвечал коммунист. - Это все принадлежит жене моей, которая была арестована вместе со мной. Она со мной уже полгода ездит.

- А чего же она ездит, а не сидит дома и не варит щи твоим детям?

- Нет у нас детей, господин полковник. И дома нет.

- Я был рабочим до войны. По мебельному делу. Потом фронт. Имею ранения. А супружница моя... она вдовая, солдатка... Двое детей у нее тифом умерли. Нет у нас ни детей, ни дома...

Подполковник Волховской задал тогда свой обычный вопрос:

- Верую во Христа, Господа нашего, во Святую Троицу и Богоматерь-утешительницу...

Я посмотрел на Василия Сергеевича. У него не было сомнений, что коммунист лжет. И сейчас он наблюдал за пленным как бы сыскоса, слегка повернув свою седую, стриженную под бобрик голову. Всем видом своим он словно говорил: «Ну-ну, придумай еще что-нибудь!» Потом он дал приказание казакам увести пленного. Кубанцы, стукнув прикладами винтовок, выполнили.

Хозяйка дома, несколько испуганная, но доброжелательная, вышла из своего закута:

- А как же, батюшка? Первая давно уже нам светит...

Василий Сергеевич поднялся. Перекрестился на образа в углу.

- Пойдемте, господа офицеры, удостоверимся, правду ли хозяйка сказала.

Туман рассеялся. Ночь была ясная морозная и звездная. Звезды горели ясно и чуждо, как и в ту ночь, когда мы с ним шли рысью. Туда, на Островатку. Где остался его Саша.

Мы замерли. Окна ближних домов были освещены. Где-то играла гармошка. Это уже начали праздновать Рождество солдаты и офицеры. Кто-то развел костер в саду. Доносился запах жареного мяса. Наверное, казаки жарили барана. По ночной улице прочавкали сапоги. Потом в угол света вплыли двое местных, оба пожилые, оба пьяненькие.

- С Рождеством Христовым, ваше высокоблагородие! - хрипло и радостно приветствовали они подполковника.

Мы постояли на крыльце. Так было тихо и радостно, что не хотелось идти назад в дом. За нами вышел хозяин, таровитый пожилой казак.

- Ваше высокоблагородие, все готово. Милости прошу! И господ офицеров так же, не погребуйте малым нашим угощением...

Мы вернулись в дом. Стол был покрыт праздничной скатертью. На нем была немудреная, но радующая глаз пища: холодец в деревянной миске, каша в чугунке, гусь печеный, колбаса, квашеная капуста, моченые яблоки, свежий хлеб, нарезанный крупными ломтями. Четвертная бутыль с самогоном венчала стол.

- Чистая как слеза, - нахваливал самогонку хозяин в скором времени. - Я ее из отборной пшенички...

Мы поднимали тосты и пили. И закусывали то моченым яблочком, то куском колбасы, то зажевывали хлебом. Стали разговаривать. Тревоги дня ушли куда-то в небытие. Осталось расслабленное и доброе состояние, которое так дорого любому Русскому человеку. Подполковник Волховской выпил свою меру - маленькую рюмку. Он никогда не пил больше того. Потом слушал байки есаула Забелина, командира сотни - мы даже не заметили, когда он присоединился к нам. Улыбался похвальбам штабс-капитана Соловьева - водилось за нашим славным артиллеристом такое. И были серые глаза Василия Сергеевича словно бы ожившие. Впервые за многие месяцы.

- Господа офицеры, надо сказать, не доделали мы одного важного дела.

- Какого, Василий Сергеевич? - спросил капитан Шишков.

Он простучал палкой по полу. Как есть, не одеваясь, в мундире внакидку, прошел к выходу. Что-то нехорошее заныло у меня под сердцем. В такую ночь! Неужели? Но он - наш начальник. Пусть он не приказал, а скорее будто бы пригласил. Однако не можем мы его ослушаться. Офицеры переглянулись, залпом хлопнули по последнему стаканчику, стали подниматься, потянулись за ним.

С семилинейной керосиновой лампой мы прошли к дровяннику. Там у запертой двери стояли кубанцы. Лохматые папахи, большие и теплые бурки на плечах, шашки наголо.

- Что пленный? - спросил строго подполковник Волховской.

- Молился, ваше высокоблагородие. Псалом пел, - сказал один казак.

- А вот знаете: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей...»?

Бородач выполнил приказание. Дощатая дверь отворена. Мы входим в низкий дровянник-арестантскую. Игнатьев, услышав шум, поднялся. Рубаха навыпуск, полушубок сползает с плеча. Семилинейкой освещено его небритое лицо. На нем усталость, страх, боль. И смирение...

- Мне караульный сказал, что ты молился тут, - первый нарушил молчание Василий Сергеевич.

Игнатьев молчал. В глазах тоска. Красный, да еще коммунист, да еще с мандатом какого-то Аронштама - и перед Белыми офицерами!

- Что ж, Леонтий, c Рождеством Христовым тебя!

- Спасибо, кха... - перехватило голос у пленного, кашлянул, докончив: -... ваше высокоблагородие! И вас с пресветлым праздником.

Недоумение у нас росло. Как мы можем выполнить приказ после таких слов. Православный он, этот Игнатьев! Дурак, но наш ведь, русский! Не матрос ощерившийся, оскотинившийся. Не латыш, которому золотыми монетами платят за сожженные хутора. Не интернациональная сволочь в кожане... Как же нам его теперь расстреливать?

- Таких, как ты, Леонтий, мы казним. Всегда. - Снова негромко заговорил подполковник Волховской. - Но сегодня Рождество. Господь в этот день пришел к нам, милость Свою оказать, покаянию и милосердию научить. Поэтому я тебя отпускаю. Иди, брат, на все четыре стороны.

- Иван Аристархович, завтра выдай ему пропуск, чтобы через наши и казачьи заставы свободно шел.

Пленный отшатнулся. Лицо все искривилось. Вдруг из глаз слезы - так и брызнули:

- Ваш-ш... высок-к... Ваш... покорнейше благодарю...

- Не меня, Бога нашего благодари, Леонтий. Ему ты своим спасением обязан... Ему, слышишь?..

И резко повернувшись, заковылял на своей палочке из дровянника. Мы за ним. Забелин своим кубанцам приказ дает:

- Пленный освобожден, караул снят. Идите, братцы, пославьте нашего Господа.

Казаки переглянулись. Шашки в ножны втолкнули.

Ой да попили мы в эту ночку! Хозяин к той четверти выставил еще три бутылки настоящей водки, старой, царской, с гербами. Да вина удельного, пенистого. Василий Сергеевич свою меру преисполнил с верхом и пальцем грозил старику: «Это где ж такое видано, после дрянной самогонки гербовую водочку выставлять?» Хитрован только головой тряс да в бороде скреб, глазки свои щуря. А хозяюшка его все новые угощения выставляла, солонину с хреном, пироги с картошкой, да капусткой, да морквой, а под конец, когда мы и это все подъели, то пожарила наускорках огромную сковороду яишни с салом, полста яиц разбила.

Под яишню винцо еще легче пошло. И пели мы песни с есаулом Забелиным. Оказался он большой любитель и знаток старинных казачьих песен. И курили, выйдя на свежий воздух, в ночь. А потом пили еще чай с медом гречишным. Уснули уже под утро, кто где.

На следующий день вышел я на крыльцо. Ясное и морозное позднее утро было. Солнышко над степью стояло высоко. Если б не ветер, наверное, пригревало бы. Но ветер с гор дул пронзительно холодный. Смотрю, бывший пленный, Игнатьев с какой-то женщиной маячит. На женщине потертый бурнус, потрепанная шерстяная юбка, грубые чоботы на ногах.

- Нет, ваше благородие, не за пропуском, - отвечает Игнатьев. - Разрешите у вас остаться.

- Так точно. В вашем полку... Неправдой жил, господин штабс-капитан, неправде служил... Дозвольте доказать... По чести служить буду... А Вера, она сестрой милосердия... или кашеваркой... да хоть бинты и рубахи стирать... она все может...

А я что? Я всего лишь штабс-капитан, на нынешний день командир третьей роты, крепко повыбитой в последних боях. Не мне решать такие вопросы. Есть у меня непосредственное высшее начальство.

Доложил подполковнику Волховскому. Так и так, Василий Сергеевич, а только вчерашний пленный не хочет уходить, просится в наш батальон. Вместе с женой просятся.

Василий Сергеевич потер свой высокий лоб, взъерошил бобрик. Тоже после празднества не отошел еще. Хозяйка тут ему ковшичек пива поднесла:

Приложился Василий Сергеевич, утер усы ладонью.

- Что тут с ним поделать? В роты не могу пустить: господа офицеры и юнкера прознают - может выйти скверная история...

- Вот что, Иван Аристархович, возьми мою бричку, поезжайте к Соловьеву, в артиллерийский парк... Там ему ездовые нужны... Если примет, так сему и быть...

С ним мы бились под Орлом, с ним отступали к Таврии. Отбивались от красной Первой Конной. Громили Махно и Жлобу. За умелые и героические действия под Грюнвальдом, немецкой колонией, Леонтий был награжден. Произведен в унтер-офицеры. Стал командовать пулеметной командой. В самых отчаянных и безвыходных ситуациях вдруг, как из-под земли выкатывались его телеги и шарабаны с пулеметами.

- Во-время, Леонтий, ах, как ты во-время! - хвалил потом его полковник Волховской, произведенный в новый чин за Льгов. - Благодарю за службу!

Потом меня свалил тиф. Пытался держаться, но после трех дней боев последние силы оставили меня. Все вокруг кружилось, голоса незнакомые чудились. Как во сне видел я Василия Сергеевича: пуля пропорола ему бедро. Как во сне слышал его будничный, точно ничего не случилось, голос: «Что ж, семнадцатая дырка...»

Унтер-офицер Игнатьев подхватил нашего славного полковника (он по-прежнему командовал батальоном и по-прежнему батальон был неполный, слабого состава, но живучий и неудержимый), и погнал на своем шарабане прочь, в тыл.

Не помню, чем закончился тот бой. Но кажется, отбились. Потому что я остался жив. Меня вывезли в Мелитополь. Там я отлеживался около месяца. Потом просто отъедался и отлеживался в Джанкое. На фронт не торопился. Там по-прежнему была смерть. Если честно, то я играл труса. Не был готов к тяжелейшим переходам, к атакам, к изматывающей усталости, к бессонным ночам, к бивакам под проливным дождем, к дневкам под палящим солнцем. Там бывает с каждым.

Только летом 1920-го я набрался сил и снова оказался в нашей дивизии, в очередной раз переформированной. Однако полковник Волховской по-прежнему командовал батальоном. Не понимаю, почему его держали в батальонных. Он давно перерос даже полк. Ему должно было бригаду или дивизию водить. Когда я спросил его о Леонтии, он сказал, что унтер-офицер Игнатьев был ранен под Асканией Новой. Отправлен в тыл.

Потом был переход батальона в Крым. Был Перекоп. Было отступление к Севастополю. Погрузка на французский крейсер. Галлиполи, Турция. Белград, Югославия.

Много лет спустя, в Париже, просматривая газету, я наткнулся на объявление «Цех Игнатьева Л.П. Лучшая мебель. Классический стиль. Перетяжка старой мебели. Пошив чехлов. Звонить по тел. в Медоне...»

Я поехал в Медон. Конечно, это был он, Леонтий, постаревший, погрузневший. Меня узнал сразу же. Мы обнялись. У него потекли слезы по рыхлым щекам. Как назло и у меня тоже, кажется, ресница загнулась, слезу выбила. Стояли мы и трясли друг друга за плечи. И сказать ничего не могли. Потом он дал распоряжения своим рабочим. Закрыл конторку.

- Иван Аристархович, такой день да не отметить?

Мы пошли в кафе на углу. Там просидели до самого вечера. Бередили душу воспоминаниями о России, помянули полковника, который умер в Белграде за пять лет до того.

- Он до последнего дня тосковал по сыну, - сказал я.

ВАРТИМЕЙ

У метро есть много недостатков.
Во-первых, в нем не видно солнца. Во-вторых, люди под землей очень быстро начинают друг на друга раздражаться, ругаться, толкаться.
Но есть в метро такие пассажиры, которые всего этого не делают - не спешат, не ругаются, не толкаются. Это бабушки. Есть, конечно, и которые ругаются, но это не бабушки, это старухи. Бабушек легко отличить по вечно кроткому выражению лица.
У бабушек обычно затуманенный взгляд - под ноги или вперед, но на самом деле - куда-то очень далеко, в другое измерение, другое время и другую жизнь. По их взгляду понятно, что видят они там очень многое.
Когда я замечаю в вагоне метро таких бабушек, я пытаюсь поймать их взгляд. Мне хочется вместе с ними заглянуть туда, куда смотрят они. И еще хочется дать им понять, как они мне нравятся. Иногда бабушки замечают это и улыбаются в ответ.
Некоторые бабушки мне особенно запомнились.
Одну из них я встретила на станции "Курская", возле перехода на синюю ветку. Бабушка была в черном болоньевом пальто и синем платке с люрексом и цветами. Она стояла и вглядывалась в толпу, двигающуюся по лестнице. Взгляд ее был беспомощным и растерянным. Я подумала, что она ждет кого-то и не может дождаться.
И все же что-то в ее растерянности настораживало. Я рискнула подойти: "Вам помочь?"
"Деточка, как мне до "Щелковской" доехать?" - чуть не плача говорит.
"Вот по этой лестнице поднимайтесь и направо - на электричку".
Она так и просияла всеми морщинками: "Спасибо, спасибо, родная!" А потом вдруг схватила мою руку и... поцеловала. "Да что вы!.." - я ужасно смутилась. А она все повторяла: "Спасибо, дочка, спасибо!"
Она стала подниматься - медленно, сторонясь людского потока, прижимаясь к краю, где перила. Я пошла на свою электричку, пылая от стыда и пряча руку в карман, и все думала: сколько стояла здесь эта бабушка, никого не решаясь спросить? Ни с кем не совпадая по скорости, она боялась задержать людей, бегущих по важным делам, отвлечь их на свой "неважный" вопрос.
Вторую бабушку я встретила через две недели на другой станции. На этот раз растерянность бабушки была еще очевиднее. Или у меня уже глаз был наметан? Бабушка была совсем другая: маленькая, худенькая, интеллигентная. Она была не в платочке, а в вязанной шапочке и драповом коричневом пальто в клетку. В руках она держала какую-то бумажку, пытаясь сверить с ней названия станций на вывеске.
Подходящий вопрос у меня уже был: "Вам помочь?"
Она так обрадовалась, что мне показалось: вокруг нас все до единой бабушки только и ждут, когда мы к ним подойдем.
Бабушка, запинаясь, стала говорить: "Вы понимаете, я не знаю, как мне доехать домой. Вот мой адрес" - и протянула мне бумажку. Там крупным старческим почерком было написано имя, отчество, фамилия и подробный адрес: станция метро, номер автобуса, улица, дом, подъезд, квартира. Я знала, что это называется болезнь Альцгеймера. Что без бумажки бедная бабушка может никогда не попасть к себе домой, потому что не вспомнит, где живет и как ее зовут. И она поняла, что я поняла, и стала оправдываться: "Я работаю, вы знаете, я ведь еще работаю, но я вот... забываю иногда..."
Я проводила ее до электрички, объяснила, где сойти. А потом несколько дней все вспоминала ее - растерянную, худенькую, в вязаной шапочке, с бумажкой в руках. Бедная моя, хорошая...
Недавно у меня произошла еще одна встреча в метро. На этот раз - в вагоне.
Я ехала сидя. Вокруг была одна молодежь, чему я втихомолку радовалась: пусть себе стоят, я досплю пока. Прикрыла глаза, открыла, смотрю - вошла бабушка, встала недалеко. Пытаюсь взгляд ее поймать, чтобы пригласить: садитесь, мол, на мое место. Нет, не смотрит. Пришлось сонное тело с сиденья соскрести, сделать шаг к бабушке, окликнуть. Она поворачивается, смотрит как-то странно и говорит: "Нет, спасибо, я скоро выхожу". "Ну и что, - говорю, - вас тут затолкают, пока доедете". Бабушка плечами пожала, поблагодарила и села. Я на нее посматриваю потихонечку - типичная бабушка: добрые глаза, волосы собраны в узелок, а на узелке - синий беретик. Она сидит и нет-нет - и тоже взглянет на меня беспокойно. Чем же я ее, так напугала?
На следующей остановке толпа схлынула, и рядом с бабушкой освободилось место. Она мне руками замахала: "Садитесь, садитесь скорей!" Я села. "Я, - говорит, - так переживала: вы вот встали, а может, у вас ноги болят. Всякое ведь бывает".
Сколько в метро езжу - первый раз такое слышу. От этого ласкового сочувствия не по адресу я заерзала на сиденье. А бабушка продолжает: "Вы знаете, я ведь до последнего времени не садилась, когда уступали". - "Да почему же?" - "Привычка. Я всю жизнь литературу преподаю и эстетику и своих детей всегда учу уступать. И сама, поэтому всегда уступаю. А как сама состарилась - не заметила! Теперь уж на меня люди коситься начинают, когда я перед ними вскакиваю", - и засмеялась!
Мы сидели и разговаривали. Было радостно на душе. Когда я выходила, мы тепло попрощались, и я весь день чувствовала себя счастливой.
Потому что у меня самые замечательные в мире бабушки.

Примечание: Дорогие читатели – вспомните о своих бабушках и об их любви к вам. Самые лучшие кусочки пирога всегда были у них для вас. И для вас они прятали печенье. Самая лучшая каша в мире варилась для вас. И ласковое слово от бабушек тоже всегда было для вас. С вами они гуляли и рассказывали самые интересные сказки, когда мама и папа были на работе. Многих из вас они учили молиться и креститься. А теперь они пред престолом Господним молятся о своих внуках и внучках! Вспомните и вы, придя в церковь, и помолитесь о своих бабушках в эти Святые Рождественские Праздники.

1) Святочные обряды 2) Святочные увеселения. 3) Святочные гадания и переряживания.

Никакой народ не представляет нам столько забав, на Рождественские праздники, как наш Русский, который, благодаря Богу! Еще не очужеземился. Дотоле он будет своим, доколе будет одушевлен народным чувством.

Некоторые мнимые просветители наши, постоянно трубят о распространении народности, а между тем вводят иностранное; умы юношей напитывают противным и нашему воспитанию и нашим нравам. В высокопарных своих выражениях, они даже не стыдятся присваивать незаслуженную им честь, тогда как она принадлежит развитию века и потребности государства.

Наш народ, верный своей земле, сберег еще обычаи своих предков; он вспоминает об них с простосердечно-неподдельной радостью; он один, среди многих превратностей своей судьбы, сохранил прежнюю свою веселость и наклонность к забавам.

Из разнообразных его увеселений, в коих он познается, это суть святки, доставляющие всем сословиям истинное наслаждение. Не только дворянство, живущее в городах и деревнях, но даже столичные жители любят предаваться святочным удовольствиям. Разнообразные в своих действиях, они представляют пространное поле для всех родов забав и увеселений.

Восточные народы соблюдали строго приношение жертв солнцу, в честь зимнего его поворота, который совпадал с нашим декабрьским месяцем. – В Египте праздновали его в память Изиды (богини земли и луны), Озириса (бога солнца), и Ора (бога звезд). – Там постились за три дня до торжественных обрядов, и накануне праздника звали ночью громогласно, в печальных песнях, потерянного Озириса. На другой день молились и приносили жертвы, а потом начинали радостные забавы: пели, плясали и гадали о будущей своей судьбе.

При Константинопольском дворе употреблялись еще в 5 веке, готские игры, имеющие связь с святочными забавами. На Рождество Христово являлись ко двору наряженные, которые бегали, плясали и пели под музыку песни. – Вельможи и чиновники, пожелав многолетия Императору, пели: Дева днесь Пресуществленного рождает.

У Скандинавских и Германских племен, отправлялись на Р.Х. готские игры, под другими названиями. – В Саксонии они известны под именем Рупертовых слуг. В продолжении 12 дней Рождества Христова, они одевались в звериные шкуры, натирали лицо сажей, украшали голову рогами, во рту носили раскаленные уголья, и бегали по улицам с криком, пением, и плясали под музыку. В других местах проводили канун Р.Х. , в чувственном пресыщении и пении стыдливых песен.

В Скандинавии святки известны под именем Юуль или Иоль (Juul et Jol), а в скандинавских сагах уже говорится о иолевых днях. В Норвегии он праздновался зимой, в честь Тора, а в Дании в честь Одина. Празднество продолжалось три недели: первые три дня проводили в благотворениях; а последние в пиршествах и веселии. В празднестве Юуль или Иоль убивали, в присутствии короля, в честь Фрейера (солнца), большого кабана, и все подданные, положив на него руки, клялись в ненарушимой верности. Потом предавались веселию: плясали, играли, пели, и ели. Поныне закалывают там свиней и пекут пироги, в виде этих животных.

В некоторых местах северовосточной России, бьют также на Рождественские праздники свиней и пекут пироги; убитого кабана окропляют водой, окуривают и обризгивают огонь кровью, на коем обжигали его. Это делают в том предубеждении, чтобы нечистая сила не ходила по скотным хлевам, накануне Рождества Христова, и не портила бы их домашний скот.

Во всей Европе канун Рождества Христова, и первый день Рождества Христова, сопровождался суеверными замечаниями. В Северной Германии долго праздновали Фаллии, как Юуль в Скандинавии, а теперь же заменили их играми, пением и гаданием.

Там существует поверье, что на кануне Рождества Христова говорят скоты. – Простой же народ любит наряжаться в Рождественские дни, и посещать своих знакомых.

В Голландии был обычай, что сторож, восемь дней до Р.Х., и восемь дней по Р.Х., возвещая по утру о пробитии часов, советовал жителям есть кашу с изюмом и медом.

В Англии играют и поют по улицам, несколько ночей сряду. Об Рождестве Христовом кланяются яблоням, чтобы родилось много яблок, или совершают обходы по садам, и кланяются одному какому нибудь дереву; потом орошают его яблочным соком. Приготовляют еще особые толстые свечи, которые горят всю ночь, и если погаснут при горении, то предзнаменуют великое несчастье.

В Северной Шотландии лавочники дарят покупщикам Юлевые свечи, которые зажигаются на всю ночь, с теми же приметами, как в Англии, только оставшиеся огарки берегут для предохранения своего от разных недугов. В других же местах замечают, кто первый отворит дверь, в праздник Иоля и Юуля, тот будет счастлив во весь год. Существует еще поверье, что если войти во время полночи в хлев, то найдешь весь скот на коленях. Многие уверены, что в

Это время пчелы поют в ульях. Тоже самое думают в Малороссии.

Женщины не оставляют кудели на прялках, чтобы дьявол не съел прясть вместо их. Такое поверье господствует во всей Западной России, где еще думают, что если не допрядут кудели, то она будет ходить за ними. Девушки так настращены этим, что от души верят, что кудель пойдет за ними в церковь во время их венчания, дабы показать мужьям: какие они лентяйки и лежни. Останутся ли нитки на мотовиле, то не снимают их, а перерезывают.

В Англии кто нибудь из домашних, должен встать ранее прочих, и заняться печением пирогов на яйцах, для каждого в семействе по пирогу. Чай пирог разлезится во время печения, или развалится, тому не дожить до будущего праздника. Приготовленные пироги едят в постели. В старину первое блюдо, у каждого Англичанина, состояло из кабаньей головы на уксусе; в пасти кабана торчал лимон. У нас на Руси было непременным кушаньем, в Рождество Христово, начиненный поросенок кашею или кабанья голова с хреном. Датские мужики доселе делают из теста кабанов, ставят их на стол с прочими кушаньями и не трогают во весь Рождественский праздник, полагая, что от этого зависит благополучие целого дома.

Нет в Европе места, где бы не было пред Рождественским днем своих примет, и если они ныне не так резко бросаются в глаза, то это зависит от образованности народа.

Многие жертвоприношения у Римлян, образовали гражданские праздники; в числе их появились Календы, которые так сильно вкоренились в народе, что Константин Великий не мог истребить их. Церковь Христианская, стараясь заменить суеверный обычай празднования Мирфы или Митры (декабря 24 и 25 дня), которой поклонялись под именем Вру-Малий (солнца), и этот обычай совпадал с декабрьским Рождественским праздником. – Церковь учредила празднование декабря 24, в воспоминание предшествовавшего торжества Рождения Спасителя мира.

Кроме декабрьских календ, были январские, совершавшиеся почти также как и декабрьские: во время этих дней, производили забавы и гадания. В эти дни никто не подавал постороннему огня, и никому из домашних не дозволялось выносить его из дому, в том мнении, что невидимые духи ищут повсюду огня, для сожжения домов.

Из календских празднований образовались, под разными названиями, народные забавы, в коих участвовало самое духовенство.

В Римско-Католической церкви существовало празднество, под именем декабрьской вольности (libertas decembrica): она дозволяла епископам и всему духовенству пировать, плясать и бегать в личинах (масках). Во Франции долгое время совершался праздник дураков, который приходился в иных местах в день Обрезания Господня, в других в день Богоявления, а в иных в день избиения младенцев. Он состоял в том, что духовенство, избрав из среды себя папу, архиепископа и епископа, провожало их с великолепием в церковь. Избранного папу, называли папой дураков. Во время священнодействия, они плясали в женских шутовских одеждах; надевали на себя личины страшные, облекались в шкуры зверей; пели постыдные песни, ели на алтаре жирную пищу (offa pinguis), скакали и бегали в изступлении по храмам, играли на алтаре в шашки, жгли вместо ладана кожу из старых своих башмаков, совершали непристойные телодвижения и кривляния. Неуважение к папе, было поводом к учреждению этого праздника. Парижский собор два раза запрещал такое безчинство (1212 и 1444 гг.), но никак не мог, пока просвещение не смягчило нравы, что подражалось до XVI века. Петр I, выставляя всенародно злоупотребления духовенства, в наряжении и потехах, хотел вдруг истребить слепую к нему преданность. Великий Монарх любил истину.

Не менее гнусный праздник, это праздник ослов, учрежденный в воспоминание бегства Божией Матери в Египет. Избирали прекрасную молодую девушку, сажали ее на богато убранного осла, дав в руки младенца: девушка представляла Богородицу, а младенец Христа. Окруженная епископом и всем духовенством, она ездила от одной церкви к другой, въезжала в храм на осле и останавливалась у алтаря, - тогда начиналась служба. Пели: Jntroit, Kyrie, Gloria и Credo; после оканчивали ослинным ржанием и читали похвалу ослинным достоинствам, оканчавая каждую строку этими стихами: Et sire ane! Ca chantez belle bouche, rechignez. Vous aurez du foin assez et de l’avoine a plantez.- Потом преклоняли колена с произнесением: аминь, аминь! Вместо слов: ita missa est, священник ржал по ослинному три раза, а за ним все повторяли: игого! игого! игого!.[2]

В Рождественские праздники становили столы с кушаньями, которые не снимали целую ночь, думая, что этим способом могут умилостивить злых духов, и что целый год будет изобилие в их доме; бегали в личинах и плясали, представляли, по словам Блаженного Августина, оленей с рогами, и тем самым осмеивали неверность супружеской любви, ибо роги означают прелюбодеяние.

Известно, что Греки и Римляне изображали супружесую неверность рогами; их имели не только смертные, но самые боги. – Юпитер называется рогатым любовником, потому что он похитил Европу в виде быка, и предавался чувственному удовольствию под разными образами. Венера приставила рога Вулкану, - потому еще в древности вошло в пословицу: ставить рога, делать рога, и всегда относилось к женам, ставившим рога своим мужьям. – Тоже самое разумеется и ныне. – Не мужской пол сделался первым нарушителем верности, а прекрасный пол, в этом свидетельствует вся история человеческого рода и все деяния богинь. – Преступивших верность, наказывали Греки и Римляне, известную часть тела, не розгами, а редькою.[3]

Языческо-Римский мир считал календы первыми числами каждого месяца, и если Христианские проповедники старались уничтожить календские праздники, то это от того, что суеверный народ, смешав их с церковными праздниками, отправлял их за одно. Доныне видим повсюду остатки языческих обыкновений, совершаемых накануне Рождества Христова и на святках. Восточные Императоры: Константин Великий и Валентиан IV ( конца IV. В.), строго повелевали наблюдать праздничные дни, не смешивая их с календами. Каждому Христианину было вменено в священную обязанность знать Рождество Христово, Богоявление Господне и Пасху. Константину Великому стоило великих усилий и трудов, чтобы заставить гордый Рим, ниспровергать свои кумиры. Перенесение столицы в Византию, победило упорный дух язычников; но протекали с того времени столетия, а Европа еще блуждала в хаосе поверий.

Наша Коляда, которую несправедливо производят от сходства с Римским празднеством Календе (Kalendæ), совершалась и ныне совершается накануне Р.Х. и в Рождественские праздники. От чего происходит коляда? И что она значит?

Некоторые из наших писателей думают, что Русские язычники славили Коляду, бога торжеств и мира, и что в Киеве стоял ему кумир.[4] Ни бога мира и торжеств, ни идола в Киеве, никогда не было, и все наши святочные забавы ничего не имеют общего с праздником Римского Януса, бога мира.

Ближе всего можно думать, что Коляда произошла от Польского Коленда, значущая поздравление.

Допустить можно, что Латинское слово Календе, усвоено Славянскими племенами, как это бывает со всяким языком, но отнюдь нельзя смешивать Календские празднества с нашими Колядскими обрядами.[5]

Колядованье вошло в обычай прежде на юге России, а потом распространилось по всей России, с значительными изменениями.

Ничего нет похожего у наших колядований, с празднеством восточных народов: Египтян, Индейцев, Греков и Римлян.[6] В которое время появились колядования на юге, и когда перешли отсюда на север России? – вовсе ничего неизвестно. – Никаких не осталось памятников, ни исторических воспоминаний. – Если бы коляда праздновалась во время летописца Нестора, то нет сомнения, что он упомянул бы об ней в своей летописи. Даже ни в продолжителях его летописи, ни в других летописях, до половины XVI в., не встречаем названия коляды. Это доказывает, что коляда отнюдь не была божество; но составляла одне народные увеселения. Если Польский летописец Стрыйковский говорит о боге коляде, то он сам его выдумал, потому что до него (жившего в конце XVI в.), мы нигде не встречаем даже названия. Архимандр. Киево-Печер. Лавры, Инокентий Гизель, поверил ему, а другие, как-то: Глинка, Кайсаров, Попов, Чулков не только списывали с него слово в слово, но выдумали такое число новых богов и богинь, что ввели в заблуждение знаменитого Историографа Русской Истории.

Многие стали искать значения коляды у языческих праздников, и оказалось, что она не соответствует нашему празднеству. Писали большие по сему предмету разсуждения, и внесли новые погрешности.

Пробежим предрождественские обычаиСлавян, совершаемых под разными названиями.

Коляда у Словаков, обратившаяся в церковный обряд, составляет поздравление на Рождество Христово и новый год. Священник с своим причетом, и мальчики, ходят по городам и деревням поздравлять на новый год, хозяинов домов, и поют: Рок новы за се к нам пришел. Один из поющих носит на плечах мешок, для собирания подарков. Мужчины дарят их деньгами, хлебным зерном, овощами, калачами; женщины полотном и нитками. Песни, обыкновенно духовного содержания, поются под открытым небом.

У тех же самых Словаков, мальчики, девицы, женщины, молодые мужчины, а иногда пожилые, собираются вместе, и как довольно смеркнет, идут петь щедрый вечер (śtŕdzy wècer) который иными празднуется довольно роскошно. Иногда ходят по улицам по несколько вместе, а иногда толпою, и поют громким голосом песни, в честь святого вечера или нового года. – По окончании песней, получают в награду калачи, деньги и тому подобное. Если поющим не дают долго, то они говорят:

У Венгерских Словаков ходят с деревянным ужем, который сжимается и раздвигается по произволу; пасть его красная, на лбу корона из позолоченной бумаги. Нынешние Греки ходят и теперь, как во времена Гомера, с ласточкою, и поют песни, совершенно подобные нашим Колядским.

Чехи и Моравы также ходят толпою на святой вечер, от дома к дому, и поют коляду, за что получают разные подарки. У Чехов известны немногие колядские песни; представляемые здесь, суть более причитания.

У Славян задунайских: Кроатов и Далматов, празднуют накануне Р.Х. бедай, у Карпато-Россов крачун, а у Герцеговинских Славян полажайник.

В горах Кроации и Далмации празднуют, накануне Р.Х. бедай. У некоторых задунайских Славян, канун Р.Х. называется бедным или бадним днем, потому что в тот вечер сожигают истукан бедай. Поселяне отправляются в лес рубить дубовые чурбаны, называемые бадняком, привозят домой и кладут несколько их в печь, в тот же день. Вносящие бадняк в избу, приветствуют дебар вечер и честит вам бадний день. - Их осыпают зерновым хлебом и отвечают: дао ты Бог сретний и честитый. – (Дай Бог тебе счастья и благословенья).

Карпато-Россы совершают, накануне Р.Х. Крачун, который у них есть покровитель домашних животных и птиц. Крачун происходит от крачу, выдергиваю шерсть из животных.

Домашние животные у Карпато-Россов, начинают линять с Р.Х., как в России, с поворота солнца на лето, и это линянье известно под именем искраканья. Если великим постом в искраканных животных появляется новая шерсть, то это признак, что скоту занемочь, хозяину обеднеть, и думают, что всему виной Крачун, который истребляя животных, карает вольнодумных и негостеприимных хозяев. Летом насылает он на стада медведей и волков. Для защиты от бедствий, хозяева дают пир Крачуну. До вечерней звезды ничего не едят; целый день приготовляют постные и даже безрыбные кушанья, до двадцати блюд, и разливают по кружкам разные напитки, для вечернего стола.

Из хлебных яств занимает главное место огромной величины белый хлеб с коркою, называемый Крачуный или Крачун. Его сажают в печь, около третьего часу, и обставляют вокруг калачами, подкалачами, калачиками и подкалачиками. – Когда начинает смеркаться, тогда приступают к принятию Крачуна. От порога сеней до главного стола, покрытого полотном, устилают дорогу чистой соломой. – На стол ставят большую миску, наполненную домашними овощами и хлебным зерном; после выносят приготовленные кушанья, убирают ими стол, а в середине их ставится большой Крачун, окруженный мелкими Крачунами. С появлением звезды, возвещают шествие Крачуна. Если же за непогодой невидно звезды, то обявляют шествие Крачуна, когда довольно смеркнется. – Двое почтительно выносят большой овсяный или ячменный сноп, и ставят его в угол избы; прочие встречают его осыпкою зерновым хлебом из миски. Все присутствующие садятся, во время шествия Крачуна, за один стол, не исключая работников, хотя бы это происходило в доме господ; едят без чинов и оканчивают пир шумной попойкою, которая заключается пистолетными выстрелами в окошко, но честь стрелять, предоставляется преимущественно домохозяину. Женский пол начинает потом гадать, а мальчики поют.

Песнь оканчивается изгнанием волка в горы, а коза спасается.-

Накануне Р.Х. привозят в Герцеговине бадняк (чурбан) шестью быками; везут его в дом, через особо устроенные ворота. Для избежания неприятных предзнаменований, приглашают в дом гостя, за несколько дней до праздника, а иные имеют постоянного своего гостя, которой называется полажайником. – Он посещает на Р.Х. домохозяев, которые по его действиям толкуют о счастьи и несчастию, на целый год. - Полажайник, поздравляет с Р.Х., посыпает избу зерновым хлебом, и говорит: Христос се роди. Ему отвечают: ва истину се роди, и осыпают его взаимно зерновым хлебом. Потом он берет кочергу, разбивает головни догорающего бадняка, чтобы летели от них искры. При всяком ударе приговаривает: оволико говеда, оволико коня, оволико коза, оволико овца, оволико кармака, оволико кошница, оволико сретья и напредки (столько рогатого скота, столько лошадей, столько коз, столько овец, столько кабанов, столько ульев, столько счастья и успеха). Наконец разгребает золу, и бросает туда несколько денег; из присутствующих бросают также кто сколько может. - Иные вешают на своих воротах повеемо (связку льна). Полажайника сажают, накидывают ему на плеча покрывало, чтобы у коров были густыя сливки и молоко, и подчивают его водкою и завтраком. – Позавтракавши он уходит домой, но после обеда опять возвращается сюда. – Тогда угощают его до глубокой ночи. Когда уходит домой, тогда дарят его платком, чулками или исподним платьем и калачем.[9]

Канун Рождества Христова у Черногорцев называется бадний дань, и совершается почти так же, как полажайник. После солнечного захождения привозят из леса, в каждый дом, чурбан, называемый бадняк, украшенный венками. Его кладут на очаг, льют на огонь масло и вино, бросают потом гореть соли и муки. Когда загорится бадняк, зажигают от него свечи и лампаду пред иконами, а главарь читает молитву: о благосостоянии семейства и всех христиан. После он берет кубок, отведывает вино, и передает старшему; тот другому и так далее, пока кубок не обойдет всех. За тем мужчины выходят на ближние горы, и при восклицаниях: Христос се роди! Стреляют из орудий. Потом идут домой, садятся за стол, засланный соломою, на коем лежат три хлеба, один на другом, а в-верху воткнута лавровая ветвь с апельсином или яблоком; пред каждым из мужчин, лежит из хлеба лук со стрелою.

Первый посетитель, в первый день Рождества Христова, служит предметом особых истолкований: если приходит прежде всех, любимый человек; то он приносит в дом счастье и благословение; если не добрый, то за ним неминуемое горе. Таковые посетители называются полазники и полажайники. Полажайник сеет по избе зернистым хлебом, и говорит: Христос се роди. Хозяин осыпает его самого зернами, и говорит: во истино роди. За тем следуют взаимные поздравления и желания. После полажайник подходит к очагу, в коем горит бадняк, ударяет по нем кочергою. За каждым ударом, когда сыплются искры, приговаривает: оволико говеда, оволико коза, оволико овца, оволико кармака, оволико кошница, оволико сретья и напредки. Далее разгребает жар, и бросает туда несколько мелких денег, а кто тароватее, тот червонец. В некоторых местах полажайники и вешают повеемо. Как он сядет за стол, ему вешают на плеча ковер, чтобы у коров были густые сливки. После завтрака полажайник уходит, но по полудни опять приходит и получает в подарок платки, чулки, рубашки и непременно калач. Но если к бедному приходит богатый с поздравлением, то он приносит ему пищу и подарки. Пред кушаньем все молятся, держа в руках зажженные свечи. По совершении молитвы, все целуются, неисключая женщин, приговаривая: мир Божий! Христос се роди, во истину роди. Покланяймо се Христу и Христову рожанству. – Целование у них при сем обряде, означает примирение и забвение всех обид.- В продолжении восьми дней, не убирают со стола и не метут комнат.[10]

В Польше, Галиции и Червонной Руси, совершение колядского обряда, почти тоже самое.- Вместо древних языческих песней, поют весьма часто духовного содержания.

Коляда начинается на кануне Рождества Христова, после солнечного захода. Того же вечера поселяне устилают, внутренность изб, соломою или сеном; по углам ставят снопы; под образом и на столе, сеном покрытым, кладут пред каждым человеком головку чесноку, для отогнания всех болезней. – В некоторых местах кладут на стол, земледельческое орудие от плуга, чтобы мыши и кроты не портили нив. Хозяин приглашает всех домашних к столу, и угощает их наперед водкою, потом ломает коржи и желает всем дожить нового года. – Пшеничный хлеб или калачи с чернушкой (тмином), которые подаются по обычаю в сей вечер, едят с особыми приметами, и никто не должен осуждать поданного на столе угощения. – После ужина выдергивают несколько колосьев из снопов, и ворожат ими на полете. – Хозяин пересчитывает с заботливостью: сколько полных и неполных в снопе колосьев, и по ним предсказывает будущий урожай. – Того же вечера и на другой день, ходят поздравлять с Р.Х., и носят с собою изображение ясель или звезды. Если колядуют пред домом, где есть невесты, или колядчикам известно, что девушка скоро выйдет замуж, то поют:

Если поют в честь девушек, и от них ничего не получают, то приговаривают:

У католиков Gromnic, есть Сретение Господне, (февр. 2), после коего перестают колядовать. – В Белоруссии и Литве поныне Gromnic, называется Сретением.

В других местах празднуют (декабря 23) субботу, с особой таинственностью. Домашним животным дают немного свяченаго (Священной Пасхи), и с большим рачением затворяют двери сараев, чтобы не проникали сюда злые чары. Небо, по мнению простолюдинов, разверзается в полночь, и только один благословенный свыше человек, может видеть небесный рай.

По деревням ворожат девицы: около полночи они выходят на двор, и с которой стороны залает собака, с той должны ждать суженных. На другой день праздника, ходят мальчики, от дома к дому, с поздравительными стихами:

Молодцы, убранные в праздничное платье, водят за собою в вечеру этого дня, чучело быка или волка, с коим останавливаются пред домами хозяев, играют и поют, за что получают от них в награду что нибудь из кушанья, что приготовлено на святой вечер. Обычай водить за собою волка, известен был в Польше, еще в 16 веке.

Во время колядских дней, забывали застарелую вражду, примирялись и вступали в новую дружбу; повсюду господствовало гостеприимство, взаимообразные обдаривания и приглашения на пиршества.

Дети также поют, свойственные их возрасту песни. Любопытные из них:

В новый год поют также колядские песни, и дарят взаимно.

Даренье яблоками девочек и мальчиков, есть древний обычай южных Славян. Молодой мужчина в Сербии, ищущий руки девушки, посылает ей чрез свата наилучшее яблоко с воткнутыми в него мелкими серебрянными деньгами.

Если девица приймет яблоко, то это добрый знак; в противном случае, он должен искать руки другой.

У подкарпатских Мазуров занимает яблоко с ветвью, главное украшение на свадьбах, а Цешиньские яблоки, как самые превосходные, вошли между ними в поговорку.[11] Моравцы представляли богинею любви Красопану, держащую в одной руке три яблока.

У Черногорцев, брошенное яблоко между соперниками, служило знаком к взаимной битве.

Из вышеприводимых песней видно, что коляда означала то подарок, то поздравление, то славление, и она ни у каких других, кроме Славянских народов, не составляла народную забаву, и такими веселыми обрядами.

Если у Греков и было нечто похожее, то оно различествовало во времени и действии.

На другой день Рождества Христова, ходят чером в Черной и Червонной России, под окнами домов и колядуют; домашная прислуга колядует пред дверьми своих господ. Иногда крестьяне являются на господском дворе, с кукольной комедией и вертепом. Некоторые поют колядские вирши, по- польски; другие на своем природном, чернорусском языке. Червонорусцы поступают почти также, и колядуют на своем языке. Вот дошедшие до нас их песни:

Колядчики вставляют имя или звание той девушки, в честь которой поют, а потому последний стих: я дочка ротмистрова, прибавлен здесь для полноты.

В России коляда, также известна с давних времен. Она появилась прежде на юге, а потом перешла на север. В некоторых местах северной и восточной полосы России, коляда называется авсенем и таусеном, а в Малороссии, Белоруссии и Литве удержано древнее название; однако в некоторой части Литвы, иногда она называется вечером колодок или вечер Блокков, и везде готовится кутья из пшеничного зерна, и каша из гречневых круп; по уварке гадают о будущем урожае и неурожае хлебов.

Католические лепешки, и печенья из теста изображения.

Католическое духовенство заготовляет лепешки из теста, с изображением Рождества Христова, и накануне этого праздника разсылает по домам. В день праздника разламывают в семействе лепешку, по числу домашних; каждый съедает свою часть, и поздравляет друг друга с праздником Рождества Христова. Преломление лепешки, напоминает им преломление хлеба Иисусом Христом, за Тайной Вечерью.

В некоторых уездах Вологодской и Архангельской губернии, доныне приготовляют из пшеничного теста различные изображения животных, как-то: овец, коров, быков, различных птиц и пастухов. Их посылают в подарок родным, друзьям и знакомым; столы и окна, изукрашены этими изображениями.

В Малороссии также остался в употреблении, хотя не повсюду, подобный обычай. Делают из ржаного или пшеничного теста коников, ягненков, коров, быков и проч. и дарят ими детей. Ныне это обыкновение выводится.

Из Стоглава известно, что накануне Р.Х. и Св. Крещения, мужчины и женщины сходились на нощное плещованье, игры, глумленье и бесовские песни. –

Простолюдины замечают, что если в ночи на Р.Х. и Богоявление, не бывает небо ясное, то не будет урожая в этом году; но канун Богоявления, есть общая примета на весь год. В Архангельской и Вологодской губернии замечают: если звезды горят ярко, а месяц, освещая поля, образует на них сияние, подобное окружающему самый месяц; то они поздравляют друг друга с урожайным годом. – Напротив того, небо темное, заставляет их призадумываться. Тяжелый год, говорят они, ни звездочки на небе! – Не жди теперь ни хлеба, ни ягод. – Как то прожить пособит Бог.!

Иные по выходе из крещенской заутрени, запрягают сани; в них насаживают ребятишек, и с ними скачут во весь дух по деревне. Причина этому та, чтобы уродился хороший и долгий лен. – Этому обычаю следуют переселенцы – Малороссияне, живущие в Балашовском уезде, Саратовской губернии.

На Р.Х. не должно выпускать домашнего скота из хлевов, для безопасности от нечистой силы и знахарей. Мордва приносит в этот день в жертву: птиц, пироги и напитки, нашим святым, о коих никакого не имеют понятия, - для умилостивления. Другие замечают (в Саратовской губернии Хвалынского уезда), что если на небе много звезд, то родится в этот год много ягнят и гречихи.

Коляды в России две: одна перед новым годом, Васильевская; другая перед Богоявлением, Крещенская или водокрещей. Первая еще известна под именем богатой, а вторая под именем постной.-

В Малороссии, напротив, вместо богатой коляды бывает богатая кутья, тоже пред Рождеством Христовым, а вместо постной коляды, голодная кутья, пред Крещением.

Почти во всей России, накануне Богоявления, после освящения воды, пишут мелом кресты: на дверях, внутри дома, по скотным хлевам и всем хозяйственным заведениям. – Во весь день, до вечерней зари, ничего не едят и не пьют. В день Богоявления тоже постятся, до освящения Богоявленской воды. В больших городах строят при реках крещальню, называемую Иорданом, в воспоминание Крещения Спасителя в реке Иордане. В столице тот-же обряд, и сверх того, воздвигают богатый балдахин, над прорубом реки Невы, противу Зимняго Дворца. По окончании обедни во дворце, духовенство выходит на реку для освящения воды. Митрополит обыкновенно священнодействует; очередные митрополиты, архиепископы и епископы окружают его. Драгоценные их одежды, пышность и торжественное совершение, поражают каждого. Императорский Дом, окруженный первейшими государственными сановниками, гражданскими и военными, многочисленная посольская свита, придворные, гражданские чины, генерал штаб и обер-офицеры, - и все в блестящих золотых мундирах, - представляют глазам ослепительную картину величия. Тысячи людей стоят по обеим сторонам реки; даже улицы набиты ими. Глубочайшая тишина господствует повсюду: одно духовное пение, только нарушает благоговейное молчание. Но коль скоро погрузится крест в воду, мгновенно раздаются громовые перекаты пушек с Петропавловской крепости. С шумом и радостным волнением, бросается народ черпать Иорданскую воду, и все возвращаются домой с восторженным чувством небесной радости.

Древнее обыкновение бросаться в прорубь воды, давно здесь неизвестно, и тут живет оно в одном воспоминании. Если верить сказанию иностранца Маржерета, нач. XVII в., то Царь и вельможи погружались в нее. Я сам видел, говорит он, как Царь окунывался в воду.[13] До него еще Императорский посол барон Герберштейн, бывший в Москве в нач. XVI в., говорит, что в Иорданском прорубе купались, не одни здоровые, но отчаянно больные, не имевшие никакой надежды на выздоровление. Это самое повторяли все иностранцы, описывавшие нравы России, до конца XVIII века. Еще по ныне, во многих местах России, существует это обыкновение. Я был однажды сам свидетелем в Малороссии, что по освящении воды, казак сбросив с себя верхнее платье, погрузился спокойно в воду. Но больных уже не купают; им только пить Богоявленскую воду, которая излечивает от многих недугов. Домашний скот, во время его падежа или других болезней, окропляют этой водою или дают пить по немногу. Иные хранят воду дотоле, пока она не испортится.

Погружение больных в воду, произошло от верования, что дух свыше исцелит их. В Крещенский сочельник многие не едят до появления вечерней звезды, и это строго соблюдается между простолюдинами. Некоторые верят, что накануне Богоявления волнуется в самую полночь вода, в ознаменование того, что в это время крестился Иисус Христос. Многие ходят черпать тогда эту воду, и уверяют, что видели, как колыхалась она; но те, которые не могли видеть этого явления, оправдываются тем, что они не дождались полночи, или проспали ее. Почерпнувшие эту воду, хранят ее до следующего года, думая, что она, по особой своей силе, помогает от многих недугов, и сама по себе не портится: таже свежая, чистая и здоровая.

В некоторых местах Литвы, дворянство и простой народ, в сочельник перед Крещением, пишут на всех дверях латинские буквы: G.M.B. (Гаспар, Мельхиор и Балтазар), означающие имена царей волхов, приходивших с дарами в Вифлеем, поклониться младенцу Христу. Кто не умеет написать этих букв, тот пишет три креста. В церквах висят тогда на ленте, около престолов, люльки, в коей лежит в пеленах вылитый из воска младенец. Вокруг люльки стоят восковые изображения: Богородицы, Иосифа и трех волхов; у изголовья младенца стоят осел и вол. Подходящие к люльке, качают ее три раза, и потом молятся. На Крещенье ходят со свечами по улицам, и поют пред домом хозяина:

Хозяин должен принять колядовщиков, и их щедро угостить. Если прием нравится волхвам, то они гостят долго, в противном случае идут далее колядовать.[14]

В самый же сочельник Рождественский, девушки, парни и мальчики, ходят колядовать под окна домохозяев, которые дарят их пирогами или деньгами.

В половине XVII в. было в обыкновении, что знатные люди славили Царя, который, в свою очередь, ездил славить их, и это обыкновение продолжалось до времен Петра I, но Великий Монарх сам любил славить.

Славление – означающее хваление, начиналось в то время по полудни. Если Царь ездил славить, то поезд его совершался следующим образом: двое их чиновников шли впереди, с барабанами в руках и обернутыми в сукно палочками; за ними ехал Царь на санях, окруженный придворными, боярами и князьями. При входе в дом, кого-либо из вельмож, пели: Тебе Бога хвалим; потом поздравляли хозяина. Хозяин подносил Царю денежный подарок, и угощал его с прибывшими. После они отправлялись к другому, пока не обойдут знатных особ. Английский путешественник Брюн рассказывает, что наши Государи, пред праздником Богоявления, ездили славить заслуженнейших из своих бояр и чужестранцев, которые угощали их со всем поездом. Петр I, сопровождаемый толпою царедворцев, начал первое свое славленье с иностранца Брама, в 9 часов утра (1702 г. января 3). С Царем приехало на санях и верхом, около 300 человек; столы были покрыты разными лакомствами, сначала подавали холодные, а потом другия кушанья. Веселость была непринужденная, а напитки лелись рекою. Около трех часов Государь поехал, со всем своим поездом, к другому иностранцу, где такое же было угощение; потом в другие домы, а наконец весь поезд отправился отдыхать в нарочно построенные домы.

Отклонявшиеся от славления, подвергались наказанию кнутом и батогами. Некто Григорий Камынин, был высечен плетьми за то, что быв внесенный в список славления, не ходил славить.[15]

В Царствование Императрицы Елизаветы давалась певчим, об Рождестве Христовом, дача, под именем славленой дачи.

Долго господствовал обычай, между воспитанниками духовных заведений, что они ходили по домам по несколько вместе, славить Рождество Христово. При этом отличались они своими высокопарнобезсмысленными диалогами, рацеями и виршами, которые произносили иногда на греческом и латинском языках, не понимая их сами.

Славление Христа совершают ныне мальчики, в первый день Р.Х. Ходя по-утру со звездою или вертепом, они восхваляют Рождение Спасителя пением из священных песней, или нарочно сочиненными для этого празднества стихами.

В иных местах ходят еще целую неделю, с первого дня праздника Рождества Христова, со звездою, которая делается из разноцветной бумаги, в различную величину, и освещена свечами. Обращая кругом звезду, поют: Христос раждается, и проч.

Общее обыкновение во всей России, чято в день Р.Х. ходят священники после обедни, поздравлять с праздником, или как говорится в простонародии, славить Христа, и это продолжается иногда в течение всех святок. Разсказывают, что в старые годы, по прославлении Христа, священники по просьбе женщин сажались на порог или на разосланную шубу пред порогом для того, чтобы водились куры.

По разным местам не одинаково отправляют славление. В Петербургской губернии и в самой столице, ходят мальчики со звездою только накануне Р.Х. и в первые три дня Р.Х. Звезду делают из бичайки, оклеенной желтой и пропитанной маслом бумагою: на одной стороне ее изображено лице, а на другой поклонение пастырей; весь круг окаймлен бахрамою из желтой бумаги, и обведен шестью рогами, на подобие лучей, вырезанных из бумаги и украшенных бумажной цветной бахрамою. Между изображениями, посредством устроенного в бичайке отверстия, ставят зажженную свечу, от коей рисунок и лучи делаются прозрачными. Звезду вносят в комнату, или останавливаются с нею под окном, и поют:

Потом поздравляют с праздником, за что получают несколько копеек денег.

Крестьяне Смоленской Губ. Ожидают с радостью торжественного дня Р.Х.; жены их с удовольствием смотрят на убывающие горшки. Многие из них, не умея читать, ведут особый сво2й счет по горшкам. Чем меньше остается их в доме, тем ближе время праздника, пред коим обыкновенно закупают новые горшки. Вот уже счет приходит к концу, и праздник валится на двор. Беготня и заботы в доме. Хозяин осматривает праздничные кафтаны, молодые люди приготавливают новую упряжь. В первый день праздника крестьяне ездят к обедне, на невыезжанных молодых лошадях, и надевают на них новую сбрую: мальчики, забравшись в угол, спеваются славить коляду. Хозяйка и девушки, начиняют колбасы при пении песен:

Эта песнь называется чукать (звать) коляду, и ее поют несколько раз в вечер. Сначала зовут к себе коляду, этой песнею; потом разговаривают или поют посторонние песни, и начинают чукать, пока не начинят колбас. По окончании работы, приготовляют вечерю, ужин. В этот день занимает первое место между кушаньями, кутья, - разваренные пшеничные зерна и подслащенные сытою. Когда окончат приготовление к ужину и помолятся Св. иконам, тогда хозяин берет чашку с кутьей, влезает на печь, отдвигает волоковое оконко, - выбрасывает за окно три ложки кутьи, и говорит: мороз! Мороз! Поди к нам кутью есть; кутью ешь, а пшеницу не трогай! – Женщины выходят в то время на двор, посмотреть на небо: звездно ли небо, или нет? Если оно звездно, то это означает грибородное лето; если нет, то не будет грибов. Выполнив каждый свое, садятся за стол, и едят сначала кутью, потом следующие кушанья. Этим оканчивается предшествующий день сочельнику, самый же сочельник отличается от обыкновенных дней, тем только, что вечером в сочельник, ходят мальчики в соседние домы славить коляду:

В Саратовской губернии ходят, на кануне Р.Х. молодые люди толпою, под окнами и величают коляду. Подошедши к окну, говорят: чанные ворота, посконная борода, не кричат ли каледа? Если позволит хозяин, то поют:

В ашметочке 9изношенной старой лапоть) Каледа!

По окончании каледы, толпа кричит: кокурка! Кокурка! В печи сидела, на нас глядела, в кошель захотела. – Хозяин подает кокурку, нарочно для того приготовленную:

Из колядских песней, употребляемых в северной России, суть:

По окончании коляды, поздравляют хозяина и хозяйку с праздником.

В окрестностях Москвы возят в санях, на кануне Рождества Христова, в белой рубашке девушку, которая называется колядою и поют:

Эта песнь перешла, без сомнения, от южных Славян, потому что в ней упоминаются: река Дунай и имя Зензевей, которое только в тех местах употребительно. Все прочее приделано к Русским обычаям.

Благодарствуй хозяин! На хлеб, на соли и на жалованьи,

В югозападных странах России: Малороссии, Белоруссии и Литвы до ныне в обычае колядованье.

У Литвинов отправлялось в древности особое празднество, в честь бога Оккапирмоса, что приходилось в половине марта, а с переменою месяцослова бывает оно теперь декаб. 25, и известно уже под именем вечера колодок. Оккапирмос сопровождался ворожбою, загадыванием и примирением, но с тем, чтобы не ссориться впредь. Угощения и поздравления, украшали это празднество. Ныне на кануне коляды, таскают из селения в селение колодки, перескакивают чрез них, и потом сожигают при пении и обрядах. У Латышей сохранилось предание о Блокковом вечере или вечере колодок, который бывал на Р.Х. [19]

Между Жмудью в Литве, празднуют канун Р.Х. кутьей, но кроме ее приготовляют еще изобильный стол, состоящий из рыбы, студеней и сладких кушаньев. За стол садятся не прежде появления первой зари; под скатерть настилают сено, в память того, как Спаситель родился в яслях на сене; на другой день оно раздается всему домашнему скоту. Там думают, что ночью в тот самый час, когда Иисус Христос родился, вода превращается в одно мгновенье, но не возможно уловить минуты этого чудесного превращения. На другой день Р.Х. предаются увеселению, называемому важявимс ий каралучию, т.е. прогулка в Королевец (Кенигсберг). Для этого пекут большой крендель, который засушивают посреди избы, на нитке. Один, принимающий на себя название купца, садится с жгутом подле кренделя; прочие подъезжают к нему на скамеечке, и спрашивают: «как поживаете, господин купец?» – Здоров, благодаря Бога! А вы откуда, господа? – «Из Самогиции» – «За чем сюда приехали?» – «За товаром» – «Какого вам надобно?» – «Пригошей девушки, как калина, а сладкой как малина» – «Пожалуй, у меня есть пригожая и сладкая» – «Хорошо, нельзя ли отведать?» – «С удовольствием, - в цене сойдемся». Каждый старается отведать крендель, которого никто не должен дотрогиваться руками; если же коснется, то купец гонит и бьет жгутом. Успевший отведать, получает от купца в награду поцелуй.

Прогулка в Королевец называется в иных местах кушанье сыра (surmatkis), а в других местах (skajsti mergieli), и почти также совершается, как прогулка в Королевец.

Малороссияне, за несколько дней до Р.Х., приготавливаются к великому празднику, с шумной радостью.- Чистят и убирают хаты, перемывают до чиста всю домашнюю посуду, покупают новые наряды и запасаются на целую неделю всеми съестными припасами, лакомствами, настойками и наливками, которые своим отличным вкусом превосходят многие иностранные вина. Кто их не пивал на месте, тому трудно поверить. В богатый вечер пекут паляницы, пироги: из маку, гороху, груш, капусты и пр.; в тот же день варят кутью из сарочинского пшена или из пшеничных круп; приготовляют медовую сыту и варят узвар. Он делается из сушеных плодов: яблок, груш, слив, вишень и изюму; жарят и варят разную рыбу, но все готовят постное. Образа украшают херувимчиками и ангелами, вырезанными из разноцветной бумаги, и обставливают высокими цветными свечами, которые зажигаются потом вечером. Иные ставят на стол церковные свечи, и освещают ими ужин.

По приготовлении кутьи и узвару, ставят их на сене под покутом (место под образом), где они стоят до вечерней зари. В богатый вечер или богатую кутью, не обедают, но позволяется есть; напротив в голодную кутью, - которая пред Крещением, - ничего не позволяется есть в течении всего дня, до вечерней зари. Стол застилают чистым полотном, кладут ложки, по числу обедающих. Иные кладут подле ложек, по головке чесноку, для предохранения себя от нечистой силы. Девушки и женщины, стараются нарядиться прежде вечера; если не успеют, то это дурное для них предзнаменование: - в первом случае не выйдут за богатых женихов, а во втором не будут любимы своими мужьями.

По наступлении вечера освещают избу, и ставят на стол приготовленное для ужина. Хозяин садится на покуте, с правой руки его жена, а дети кругом. Прежде, нежели сядут за стол, молятся Богу и благодарят Его, что дождались святого вечера. Ужин начинают водкою, который продолжается довольно долго; взваром и кутьей, пресыщаются до крайней возможности, так что от них болят долгое время животы.

По окончании ужина, мужчины выносят на двор опороженные горшки, и разбивают их об землю, или поставив на землю, бьют издали палками, чтобы изгнать из дому всякой недостаток. Другие стреляют из пистолетов, в знак провожания богатой кутьи или богатого святого вечера. Такою потехою, занимались прежде помещики.

Иные после ужина, ходят к родственникам с поздравлением. Поднося старшему в семействе хлеб-соль, с поклоном в пояс, говорят: «прислав батько и маты хлиб с силью; на, тоби вечерю (ужин)». Приняв от них, ставят на стол и благодарят: «спасибо батькови и матери, за хлиб, за силь и за вечерю». Принесших сажают за стол, и подчивают пивом, медом и водкою. Мальчиков же дарят пряниками и деньгами.

В первый день Р.Х. ходят мальчики со звездою, - поздравлять с праздником. Пришедши в чужой дом, они становятся у дверей, кланяются хозяину или пану в пояс, и спрашивают позволения на славление Христа, говоря: благословите Христа славить. Если отвечают им: добре, то они начинают. Это славление сопровождается часто произнесением виршей, сочиненных искусными грамотеями, или вместо виршей, произносят церковные стихи: Рождество Твое, Христе Боже наш и т.д. Вот некоторые вирши.

В течение Рождественских праздников, ходят еще мальчики со звездою и вертепом. Звезда также делается как в России, а вертеп, это деревянной о двух верхах ящик, освещенный не большими восковыми свечами. Помещенные в них деревянные изображения на проволоке, представляют знамения Рождества Христова: появление звезды на востоке, Рождение Спасителя в яслях, явление ангелов, поклонение мудрецов, бегство Иосифа с Божией Матерью в Египет -–

Появляется пир и музыка во дворце Ирода, царя иудейского. Бал открывают деревяшки, как водится; они скачут, вертятся, кружатся и падают в обморок. – Ирод, очарованный красотою танцовавшей с ним Иродиадой, приказывает отсечь голову Иоанну Крестителю, и принесть ее на блюде; за тем выскакивает смерть. Выпрыгнув из за угла, тонкая и высокая, на однех костях, с предлинной косою, она рубит голову Ироду, который, упавши на землю, дрыгает ногами и кричит: Оце ж, лихо мыни! Як бы я знав, що всему причиной дивчата, то бы не таньцовав, и не жартовов б ни з однею. – Карае за них Царь небесный! - Часто вертеп не оканчивается этой забавою, которая сопровождается музыкою и пением духовного содержания: иногда представляют разные действия из частной жизни.

В первый вечер Рождества Христова, мужчины, женщины, девушки и дети, ходят колядовать под окна, а на кануне нового года щедровать (щедровать значит желать во всем изобилия и богатства). Домохозяев и господ, восхваляют или поздравляют с святым и щедрым вечером.- Есть колядчики, которые при пении бьют в бубны, звонят в колокольчики и именуют в своих песнях хозяев, их детей, или величают их особыми прозваниями. Колядуют до полночи.- Девушки, ходя под окна, стараются подойти тихо и прислушиваются, что говорят, и из этих слов выводят разные для себя предзнаменования. Колядские песни поют протяжно, и за каждым стихом произносят святый вечир и добрый вечир, а иногда отдельно. По окончании песни поздравляют с праздником и святым вечером, или Рождеством Христовым.

Иные из колядчиков, подходя под окно, говорят: чи колядовать? или благословите вечирь славить, им отвечают: добре. Иногда один из колядчиков произносит громко и скоро:

Иные из клядчиков поют на два голоса, но пред начатием бросают из за угла камень или палку, для соответствия предстоящей колядки.

Когда им выносят что нибудь, тогда благодарят:

В заключении говорят: доброй вечер и всем на здоровье.

По окончании песни говорят: поздравляем вас пане добродию, и паниматко, и всих ваших з Святым вечером. Дай Боже вам довго жити да веселиця. Колядовщикам высылают денег, или дарят чем другим. Если долго им не дают, то продолжают петь, пока не вышлют. Случается, что им ничего не дают, тогда говорят, что хозяин и хозяйка скупиндяги (скупые).

Следующие песни поются во время праздничных забав:

Колядованье и щедрованье, не есть одно и тоже. Многие из наших писателей соединили их вместе. – Колядованье бывает в первый день Р.Х., а в иных местах продолжается и несколько дней сряду; между тем, как щедрованье или щедривки, всегда однажды, пред новым годом. Это есть собственно праздник мальчиков и девушек, которые щедруют вечером под окнами. Случается, что участвуют в щедровании молодые женщины и парубки, но в таком случае они подвергаются посмеянию и им ничего не дают.- Чтобы получить что нибудь от домохозяев, они притворяются под голос детей. Однако их голос узнают.- Это они делают из одной шалости.

Мальчики щедруют и поют везде единообразно: или очень протяжно или скоро:

В Черной России также в обыкновении щедровать. Парни и девушки, ходят под окна домохозяев и поют песни, за что богатые дают им деньги, а недостаточные книши (долгой хлеб) и пироги:

Колядские забавы хотя совершаются во всей России, однако в местах, где живут иностранцы, особенно в столице, вошла в обыкновение елка. В Европе существовал с давних времен обычай дарить детей, какими нибудь подарками, пред Рождеством Христовым и на новый год.

Для празднования елки избирают преимущественно дерево елку, от коей детское празднество получило наименование; ее обвешивают детскими игрушками, которые раздают им после забав. – Богатые празднуют с изысканной прихотью. Один из петербургских богачей, заказал искуственную елку вышиною в 3 ½ арш., которая была обшита дорогой материей и лентами; верхушка елки была испесщрена ленточками разных цветов; верхние ветви ея были увешаны дорогими игрушками и украшениями: серьгами, перстнями и кольцами; нижние ветви цветами, конфектами и разнообразными плодами. В десять часов вечера, стали съезжаться дети; их привозили маменьки и взрослые сестрицы. Комната, где находилась елка, была освещена большими огнями; повсюду блистала пышность и роскошь. После угощения детей, заиграла музыка. Танцы начались детьми, а кончились сестричками. По окончании вечера, пустили детей срывать с елки, все то, что висело на ней.

Детям позволяется взлезать на дерево; кто проворнее и ловчее, тот пользуется правом брать себе все, что достанет; но как эта елка была высокая, и не многие отваживались взлезать, то им помогали их миленькие сестрицы: они подставляли стулья и указывали на вещи преимущественно заманчивые.

Елка эта стоила около 50,000 рублей. – Одни Русские сорят деньгами. Недаром иностранцы думают, что у каждого Русского золотые горы. – Кто живет на чужой земле скромно, о том думают, что он притворяется бедняком.

Нет семейного дома в Петербурге, где бы не праздновали елки. Есть еще обычай, что дети в этот день и новый год, говорят поздравительные стихи своим родителям, в коих выражают непритворную к ним свою любовь, желают им наслаждаться здоровьем, долго жить и заключают тем, чтобы их дарили.

В Германии ставят дерево обвешанное плодами, конфектами и игрушками, которые представляют историю Рождения Спасителя.

Елка доставляет детям веселое препровождение времени. Она первоначально сделалась известною в Москве, с половины XVII века; оттуда перешла в Петербург, ву царствование Петра I.

Канун нового года известен во всей России, под именем Васильева вечера, в который проводят старый год с возможным веселием, чтобы новый был счастливой. В орловской губернии жарят в этот вечер годоваго поросенка, и съедают целым семейством.

[1] Быт русского народа, часть VII, соч. А. Терещенки, СанктПетербург, 1848.

[2] Болтин: Примеч. На Леклерка, ч. 1, стр. 169-171.

[3] Cattul: podici moechorum injici solebat raphanus vel mugil.- В Дельфийском храме так уважали редьку, что говорили: raphanus ex auro, beta ex argento, rapum ex plumba.

[4] Кар. И.Г.Р. т.1. стр. 91.; Чулков: Абев. Руск. Суев.; Гизеля Синпсоис; Попов: Крат. Опис. Религии Славян; Кайсаров: Славянская и Российская Мифология; она же переведена на немец. яз.

[5] На всех Славянских наречиях, Коляда означает поздравление; см. словари: Юнгманна, Бернолака и Вука Стефановича; у Словаков она означает еще славление, а колядовать – славить. Кроаты, Босняки употребляют в том же самом смысле. Коллар: Narodn. Zpiewanky, ч.1. с.410, изд. Буд., 1834 г., производит коляду от Кроатского слова колдуш, нищий; колдунство, бедность, коледуем, нищенствую. Он еще более наделал ошибок, когда последовал слепо неосновательному сочинению Кайсарова, и ему подобным. Линде, см. его словарь, неспроведливо производит коленду от колено-давания. Вероятно хотел сказать от колено-преклонения. Его увлек стих, который поется в западной церкви: collaudemus, collaudemus, Christem regem, и Греческое слово коллавдо, воспеваю, хвалю. Он нашел еще у Кроатов koelda, подарок, подносимый в новый год. У Боснийцев он нашел календу, означающую песнь в честь идола или на новый год; у Краинцев коленду, богиню цветов. Потом он начал выводить от Греческого такаландина, Латинского календалия, календы, первые три числа каждого месяца. – Таким словопроизводством он ничего не доказал, а только затемнил и заставил нас думать, что он производил по произволу, что было созвучно с колядою. По известию Валвасора, коленда значит у Далматов тоже самое, что Иванов день. Некоторые производили коляду от Индейского слова кали, час, зачаток; другие от колена и преклонения колена пред изображением Креста. Г. Гнедич, см. его введение к новогреческим пениям, решился произвесть коляду от коладис (χολαδείς ), кишки, потому что из кишок делаются колбасы и раздаются в Малороссии и России тем, которые ходят поздравлять на Рождество Христово. Многие стали утверждать еще, что правильнее произвесть от коло, по сходству с греческим киклось, колесо, и от килио, калиндио, катаю, - основываясь на том, что год обращался в это время колесом.

Когда многим понравилось слово коло, тогда начали доказывать, что окончание его ада, еда, произвело коляду, коледу. Окончание же ада и еда объяснили обходом, торжественным вокруг хождением, сопровождаемым пением и поздравлением, а напоследок заключили, что все это означает собрание!! Не довольствуясь этим, вывели следствие: что все слова, как например: грома-ада, мокри-ада, бесе-да, сере-да, имеют окончания и значения Латинские, а начала Славянские!!! Этим бы следовало кончить толкование, но словопроизводители противуреча самим себе, сознались наконец, что они сами не знают: от чего происходит коляда, а думают, что она сначала была народный обычай, потом обратилась в божество и в честь его составили молитвы. – Коллар: Narodn. Zpiew. C. 409-411.

После многих словопроизводств, увидели еще, что коледы, коледуем и коледованье, близко с колдованьем. Снегир. Русск. пРост. Праздн. И проч., вып. II с. 28. – Словопроизводителям не доставало вывесть коляду, от американского танца календы. Roberts: Hist. of America. кн. IV. С.128, изд. 1828 г.

[6] Успенск. Опыт о древн. Русск. Стр. 417.

[7] Словацкия песни. Харьков 1832 г.

[8] Эти песни помещены у Челяковского: Zbirce slow. pisny. - К колядским песням духовного содержания, принадлежат: 1) Моц божи давна. 2) Кристус сын Божий. 3) Народил се Кристус Пан. 4) Iезу Кристе Пане милы. 5) Третьего дне. – Kollar. Narodn. Zpiew. C. 7 и 409-411; Paul. piesn. Lud. Polsk. W Galicie.- Жаль, что мы не можем сообщить вполне сих песней, потому что только это известно об них.

[9] Венел: Древн. И нынешние Болгаре, и проч. т. II. с. 137-145; и собственные замечания, собранные мною в путешествии около Карпато-Росских гор.

[10] Боричевский: Пов. и пред. нар. Славянск. плем. ч. 2 с.123-125, изд. 1841г.; и собственные замечания, записанные мною в бытность у Карпато-Россов.

[11] Pauli: Piesn. ludu polsk. w Galic., c. 1-9.

[12] Малорос. и Червоннорус. народн. Думы. С.П.Б. 1836 г.

[13] Marger. Eslat de l’Empire de Russie et Gr. Duche de Moscovie.

[14] Романович, см. его статью: обычаи и игры литовския, в Сын. Отеч. 1839 г. мес. окт., No. Х. С 116-117

[15] Bruyn: Travels into Moscovy, Persia and Eastindiens, Lond. Inf; Голик. Деян. Петра Вел., Снегир. Русск. Прост. Пр. вып. C/ 56-58/

[16] Всегда величают из девушек младшую в доме.

[17] Разведение виноградных лоз сделалось известным в России, не ранее 1613 г., и первые лозы посажены около Астрахани, монахом.

Рыбьи зубы, особенно моржовые, имели высокую ценность; из них выделывали для разных вещей украшения. Здесь рыбьи зубья, должно разуметь дорогие, - моржовые.- Щучьи зубья собирались суеверами с особым рачением, для предохранения себя от укушения змей. Один из наших писателей, (Сказ. Русск. Народ.) удивляется: почему наш народ предпочитает большие зубы малым, и в числе их считает лучшими моржовые? Это очень ясно: большие всегда имеют большую ценность пред малыми, а моржовые были так дороги, что равнялись ценностию слоновой кости, и из них выделывали дорогие вещи. В.К. Ростислав подарил (в 1159 г.) Черниговскому Князю Святославу, несколько соболей, горностаев, черных куниц, песцов, волков белых и рыбьих зубьев, а Святослав подарил Великому Князю: леопарда и двух коней с окованными седлами. – Киев. Лет. – Рыбьи зубы могли быть принимаемы в денежном счете, подобно куне и векше. В старинных наших сказках, часто говорится о дорогих рыбьих зубах, напр. в собр. Древн. Русск. Стихотворений. – с. 2.

В чердаке была беседа,

Дорог рыбий зуб.

Герберштейн говорит, что у нас назывались рыбьими зубами, моржовые клыки. De reb. Moskov. C. 85. Патриарх Иосиф прислал в Соловецкий1 монастырь, в 1641 г., пять рыбьих зубов весом в 11 ф., а ценою в 11 тогдашних серебрянных рублей, стоющих более 200 руб. на ассигн.

[18] Чулков: Абев. Русск. Суевер. См. коляда; Фриз: Руководст. К физическ. Опис. Областного города Устюга-Великого, изд. 1793 г., Снег., Русск. Простонар. Празд. И проч., вып. II. с. 65-70; Мясников: Сведения о народн. Праздн. В Шейкурском и Вельском округах, рукопись.

[19] Golebows. Lud. Polsk. i jego zwycz. War.1830 г.

[20] Исько, - сокращенное слово от Иосип, по-русски Иосиф. Здесь Исько разумеется Иосиф, обручник Божией Матери.

[21] Goleow. Lud. Pols. jeg. zwycz. zabobony. Ч. 2. С. 281

[22] В простонародии господствует мнение, что родившийся Христос невидимо ходит на святой вечер и в новый год, к добрым людям, и ниспосылает на них благословение, поэтому здесь и сказано: от вам Христос буде.

[23] В издании Малорос. песн. г. Максимовича, 1827 г. с. 178 причислена к щедривки следующая песнь.

Улетив сокол из улицы в двор.

Ой сив же вин на оконеньку,

Кватырочку одчиняе,

У свитличку заглядае:

Ще свитличка не метена,

Ще Марусинька не чесана;

Не чесалась, не вмылась,

На батинька розгнивалась:

Сукню пошили, - покоротили,

Черевики зшили, - да помалили.

По содержанию она вовсе не соответствует щедривкам, имеющим в виду поздравление пред новым годом.

[24] Эту песнь щедруют девушки, но она здесь не полная.

[25] Слово дзенкатор, по значению песни, должно быть карман в шубе. -

Где Сам будешь, и мене там возьмешь, Добродию.

Абысь дал нам в Твоем царстве – во век веков живи.

Благодарим всех приславших на Рождество Христово поздравления и письма. К сожалению нет возможности на них ответить или поместить в Верности. Помещаем только несколько из них.

С наступающим Праздником Вас и всех, кто рядом!

Один из тех редких и благословенных дней в году, когда мы имеем право не вспоминать о церковных неурядицах и получаем возможность обратить внимание на Того, Кто больше храма здесь. Хотя и вмещается Он в вертепе и в яслех и приходит послужить всем нам и Церкви Своей. Но все же она - для Него, и мы все тоже - для Него, а не Он для нас и наших проблем. Когда в редкие праздничные дни мы это снова ощущаем, то и проблемы эти легче решаются.

Счастливого Вам праздника и всякого утешения в сей день.

Взаимно поздравляю Вас со Светлым Праздником Рождества Христова!

Я полностью согласен с Вами и в эти святые дни празднования Рождества Христова отказываюсь думать о тех, кто желает совратить нас от пути к Истине. Такие лукавые люди существуют, заблуждаясь, находясь под плохим влиянием, но я предпочитаю думать о добрых и хороших людях, о тех, у кого доброе сердце, человеческая натура щедрости и сострадания к другим людям, кто стремится помочь нуждающимся.

Я хочу думать о тех, кто является нашими истинными друзьями в жизни, кто нас будет вести к спасению душ.

Наш новый Архипастырь РПЦЗ в Америке Преосвященный Епископ Стефан (обращение которого к пастве в Америке помещено в этом номере Верности), мы можем быть уверены, будет истинным предстоятелем пред Господом. К нему верующие могут смело обращаться со своими жизненными вопросами, скорбями, недоумениями, и он будет внимательно, слушать как молодых, так и старых, не только слухом, но и сердцем.

Он принял свое Архипастырское послушание, когда мы в Америке были уже в отчаянии в виду того, что нас прежние пастыри покинули, перейдя в МП.

Наша надежда и молитвы были на Господа, и Он не покинул нас, послав нам одного из лучших воспитанников Свято Троицкого монастыря в Джорданвилле.

Но верующие не должны только надеяться на Владыкины молитвы к Господу за них, но должны также молиться о нем, дабы Господь дал ему здоровье и силы и многая лета в его Святительском служении.

+ Хочу добавить еще два слова. В разделе "Нам пишут" Вы поместили письмо Н.Э. Вот там действительно истинная правда о русском народе, в отличие от этого Музафарова. У меня откликается каждое его слово: боль и страдание - вот, что вызывает отношение к нашему народу и Путина, Ридигера - правящей хозарской клики, захватившей власть и в Кремле, и в Церкви! И правильно он говорит, в России два народа, один - русский - уничтожают, другой - советский - шабесгои и коллаборационисты приспосабливаются. У нас нет будущего, мы погибаем!

Взаимно поздравляем Вас с Праздником Рождества Христова!

Русские люди всегда помнят о братском Сербском народе и о его героическом подвиге в защите Православной Церкви и Родины.

Сербскому народу также как и Русскому Господь послал тяжелое испытание и мы верим в то что достойно его выдержим.

Господи! Помоги славянским православным народам Сербии и России!

... Последний № 98. Как всегда, замечательно написана статья прот. Германа Иванова-Тринадцатого, правильно поставлен вопрос об армии в ст. "Двойная мораль...".

Замечательный рассказ "На живца" штабс-капитана Бабкина, за душу берет! Нельзя ли о нем сообщить, кто он такой, откуда эти рассказы, читаю всегда с большим удовольствием.

Ваша статья "Для них каноны не писаны!" затрагивает очень важную тему канонизации новых святых, жаль, что короткая и сведено в итоге к Румынской Церкви, хотя, конечно, полный кошмар - Буш и Горбачев, невозможно даже вообраить! А у нас, как говорят, готовится канонизация Сергия. Интересно, как "канонически" будет обоснована его Декларация? И всегда интересно читать "Нам пишут".

Но хочу остановиться на статье Музафарова с греющим душу заголовком: "Возвращение к русскости". Проблемы там обозначены верно, но потом было довольно странно это прочитать:

"Сейчас в стране есть только одна организация, которая постепенно медленно и кропотливо работает над восстановлением русского самосознания. Эта организация одна из немногих, кто никогда не исключала из своего название слово "Русский". Речь идет о Русской Православной Церкви. Только Церковь, заново воцерковляя народ, возвращает ему основу русского национального самосознания - Православие. В сущности, от успеха деятельности Церкви зависит сейчас возрождение и русского народа и по мере этого возрождения, возрождение русского государства.... Только Церковь предлагает сейчас адекватные, хотя и трудные решения в национальном вопросе. Только ее деятельность сможет привести к полноценному восстановлению русского самосознания".

Здесь возмущает каждое слово: это кто - Ридигер и Ко работает над восстановлением русского самосознания? По-моему как раз наоборот, они, как черт от ладана шарахаются от русскости, им бы интернационал подавай, да еще чурок побольше! Кто такой Александр Музафаров, не знаю, но начав статью во здравие русского народа, закончил он ее за его упокой, статья получилась совершенно лживая и угодническая, с лживым духом эмпээшного прихлебателя...

Согласно счетчику "Верность" читается в 29 странах - 151 городах.

===============================================================================================

(Более крупные суммы на почтовые, типографские и другие расходы принимаются с благодарностью.)

I wish to join the Society and am enclosing the annual membership dues in the amount of $25 per family. Students

pay $ 10. The amount of annual dues is only for those in US, Canada and Australia. Others pay as much as they can afford.

(Larger amounts for postage, typographical and other expenses will be greatly appreciated)

ADDRESS & TELEPHONE ____________________________________________________________________________

Если Вы прихожан/ин/ка РПЦЗ или просто посещаете там церковь, то согласны ли Вы быть Представителем Общества в Вашем приходе? В таком случае, пожалуйста укажите ниже название и место прихода.

1.	United States
2.	Australia
3.	Russia
4.	Canada
5.	United Kingdom
6.	Ukraine
7.	France
8.	Germany
9.	Norway
10.	Bulgaria
11.	Greece
12.	Argentina
13.	Switzerland
14.	Denmark
15.	Venezuela
16.	China
17.	Serbia and Montenegro
18.	Chile
19.	Ecuador
20.	Bosnia and Herzegovina
21.	Mexico
22.	Estonia
23.	Poland
24.	South Korea
25.	Belarus
26.	Israel
27.	New Zealand
28.	Brazil
29.	Japan

ВАРТИМЕЙ

THE BLESSED METROPOLITAN ANTHONY MEMORIAL SOCIETY

Желаю вступить в члены общества. Мой годовой членский взнос в размере $ 25