СЛОВО ПРЕД ПЛАЩАНИЦЕЮ

               СЛОВО В ДЕНЬ СВЯТОЙ ТРОИЦЫ

10.  МОЛИТВА.  Архимандрит Филарет. [В будущем Первоиерарх Русской  Зарубежной Церкви] 

11.   НОВАЯ КНИГА: "ЧЕСТЬ НИКОМУ!"

12.  ХРОНИКА РАСПАВШЕГОСЯ ВРЕМЕНИ. (О романе "ЧЕСТЬ НИКОМУ!"). Андрей Можаев.

13.  РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ "ЧЕСТЬ НИКОМУ!" Елена Чудинова

МОЛИТВА СВЯТИТЕЛЮ ФИЛАРЕТУ

    О святителю отче наш Филарете, Богом избранне, последних времен исповедниче, истиннаго Православия Первоиерарше, предводителю и поборниче, и всех истинно-православных христиан добронадежный пред Богом заступниче, иже престолу Божию предстояй и за ны моляйся: умоли всещедраго Бога, да дарует нам грехов прощение, омыв нас от них покаянием. Спасай ны молитвами твоими от наветов безбожных, даруй нам страх Божий и сподоби нас, да до конца верными чадами Истинной Церкве Христовой пребудем. Укрепи ны во исповедании веры, и да не устрашимся гонений и страданий, но якоже достоит даруй нам пострадати за веру православную, да не отвергнемся Христа, и да не приимем печати проклятаго антихриста.

    Не таим мног труд и зной яже подъял еси истиннаго Православия ради, благопохваляем же и проповедуем добрая дела твоя: Царственных Мучеников и новых Исповедников Российских прославление, апостольскаго преемства истинным православным христианом по всей вселенней преподание, всеереси экуменизма анафематствование и непоколебимое слова Христовой истины правоправление.

    Помощи, благодати и заступления твоего присно взыскующе, просим молитв и предстательства за ны, повергающе к ногама твоима моление сие.

    Не престай творити молитву к Человеколюбцу Богу за малое стадо истинных православных, да дарует мир Церкви Своей, избавляя ю от ересей и расколов, да нас избавит от тьмы греха и страстей, от ловлений сокровенных лукаваго антихриста, да пребудем до смерти неколебими во исповедании святаго Православия, и во еже до конца неосужденно причащатися нам Святаго Тела и Крове Господних от истинных священнослужителей: по кончине же да обрящем милостива и милосерда Господа, Имже сотворени и живем и есмы, Емуже подобает всякая слава, хвала и похваление, честь и поклонение, с Безначальным Отцем и Всесвятым Духом, ныне и присно, и во веки веков.     Аминь.

* * *

ПОЛОЖИВШИЙ ЖИЗНЬ ЗА ВЕРУ И ИСТИНУ

к биографии святителя Филарета (Вознесенского)

Николай Смоленцев-Соболь

    Среди сонма святителей и святомучеников, в земле Русской и за пределами нашей порабощенной страны просиявших, имя митрополита Филарета, третьего Первоиерарха РПЦЗ, занимает особое место. Духовный подвиг его проходил в течении более, чем полувека, на глазах сотен тысяч людей. Но и посейчас многие из тех, кто знал его лично, был его духовным чадом, служил и работал с ним, помнит его строгий аскетизм и неожиданно добрую улыбку, его обширнейшие знания не только церковного, но энциклопедического характера, его глуховатый голос и неторопливую богатую русскую речь, хотят знать о нем больше, глубже, дабы полнее восприять его личность и осознать его церковную значимость.

    Святой Митрополит Филарет (Вознесенский) родился в Курске, 22 марта 1903 года, в семье протоиерея Николая Вознесенского и матушки Лидии Васильевны, людей исключительно набожных и сильных в своей вере. Во святом Крещении он был наречен Георгием. Отец будущего Первоиерарха был выпускником Московской Духовной Академии, блестящее образование в нем сочеталось с редкими личными качествами: непреклонностью характера, талантом педагога, способностью говорить и убеждать, стоять за малых и сирых против сильных. Он преподавал в Курской семинарии, в Сумском кадетском корпусе, а переехав в Харьков, служил там священником и преподавал в реальном училище.

    В 1909 году шло переселение русских людей из центральных губерний в Сибирь и на Дальний Восток. Протоиерей Николай Вознесенский получил назначение в город Благовещенск на Амуре, куда и переехал со всей семьей. С тех пор вся судьба его и его семейных была связана с Дальним Востоком. Здесь он будет проповедовать слово Божье, примет монашество с именем Димитрий, а затем получит титул архиепископа Хайларского.

    С ранних лет маленький Георгий был окружен церковной благодатной средой, впитывал древнюю православную культуру вместе с литургиями и другими церковными службами и требами. Прислуживал отцу вместе со старшим братом Николаем, как полагалось детям священника, тогда как их три сестры подпевали в церковном хоре.

    Страшные, трагические события в жизни русского народа, начавшиеся в 1917 году с отречения Государя Николая II с последующей гражданской войной и террором большевицкой власти против всего, что было основой русского государственного устроения, заставили семью о.Николая Вознесенского искать убежища в сопредельном Китае, в городе Харбине.

    Это была крупная узловая станция, через которую осуществлялась связь огромного Китая через Сибирь с Россией. Сам город был построен русскими при прокладывании Китайско-Восточной железной дороги. Для обслуживания КВЖД были построены ремонтные мастерские, депо, склады, конторские учреждения. Население Харбина быстро росло. Здесь были открыты училища, гимназии и высшие учебные заведения, больницы и гостиницы, было множество церквей и храмов.

    Сюда, в Харбин, после поражения Белых на Востоке страны, в начале 1920-х потянулись сотни эшелонов с беженцами. Измученные, голодные, больные, утратившие последнюю надежду, а многие потерявшие семьи, они прибывали бесчисленными волнами человеческого горя. Город был переполнен ими. Особенно трудно было сиротам, детям, которые потеряли родителей. Они умирали от тифа, от голода, от тяжелой формы гриппа – «испанки». Маленькие холмики на кладбищах множились. Так было не только в Харбине, но и повсюду в городах азиатского Дальнего Востока, куда докатились волны беженцев. Так, только за два с половиной месяца 1920-го года в одном корейском Гензане было схоронено более 300 русских детей – целое кладбище.

    Не лучше дело обстояло с военными, которые после периода интернирования китайские власти распустили. Оставшись без работы, без профессий, без средств к существованию, в чужом краю, бывшие офицеры и ратники с трудом сводили концы с концами. Многие были изранены в боях, ослабевшие от тифа, разочарованные после поражения в войне, потерявшие родных и близких. Харбин, Шанхай, Цицикар, Кульджа, Хайлар, Чань-Чунь, Гирин, Пекин были вожделенной целью для тысяч и тысяч беженцев, там можно было найти хоть какую-то временную работу. Однако и это не спасало людей, оставшихся без родины. Так, только в Шанхае в первые четыре года эмиграции погибло до 80 процентов всех русских мужчин: умирали от болезней, от голода, от алкоголизма, от самоубийств.

    В таком положении нужда в духовном окормлении русской эмиграции была огромна. Церкви и храмы заполнялись тысячами людей. Бывшие белые воины, казаки, чиновники, рабочие, крестьяне, мастеровые, торговцы, предприниматели, интеллигенция, с их семьями и домочадцами, - все шли к Богу со своим плачем, мольбами, верой.

    Так было и в Харбине, в последнем русском городе на земле, где на многие годы осела и семья Вознесенских. Отец Николай окормлял многочисленную паству вместе с такими крупными церковными деятелями, как архиеп. Харбинский Мелетий (Заборовский), епископ (позже – митрополит) Камчатский Нестор (Анисимов), архиеп. Мефодий (Герасимов), еп. Ханькоуский Иона (Покровский), протоиерей Леонид Викторов (будущий архиеп. Никандр) и многие др. Среди этих огромных величин в православном мире о.Николай не остался незаметным, а сразу заслужил славу духовного вождителя, способного организатора, исповедника и строителя церкви.

    Большим ударом по семье была неожиданная смерть матушки Лидии Васильевны в 1921 году. О.Николай продолжал в одиночку поднимать пятерых детей, показывая пример жизненной стойкости и христианского смирения перед волей Господа. Он не переставал духовно окормлять харбинцев, а также развил огромную просветительскую деятельность: писал и издавал книги по православию, в частности «Сокращенный Православный Христианский Катихизис», «Краткия сведения из истории Христианской церкви», «Православно-христианское богослужение : учебник для гимназий, реальных и высших начальных училищ», а также «Детский молитвенник с простейшими разъяснениями текста молитв». Прекрасно понимая роль сказочного мира для воспитания детей в правильном, православном воспитании, он составлял, обрабатывал и издавал... сказки для детей.

    В 1923 году отец Николай принял настоятельство в одной из самых красивых и благолепных 22 церквей Харбина – Свято-Богородицкой Иверской церкви. Сюда его направил епископ Нестор Камчатский, сам очень любивший эту красивую, семиглавую, с двумя приделами, выполненную в старо-ярославском архитектурном стиле церковь. Опытный проповедник, одаренный миссионер, человек с богатым жизненным и духовным опытом, отец Николай вдохнул новую жизнь в созданное при церкви Иверское братство. В него вошло множество бывших белых воинов, офицеров и простых ратников, церковных деятелей, монахов, светской профессуры, а также подрастающая русская молодежь.

    Все двадцатые годы прошлого столетия харбинская и вообще русская эмиграция жила только одной мыслью – о возвращении в Россию, о ниспровержении безбожного режима большевиков, о народном анти-большевистском движении и помощи ему всеми силами. Появлялись бело-офицерские организации, землячества солдат и офицеров, работало Белое подполье, создавались отряды из патриотов, производились бело-партизанские налеты на советскую территорию. Отряды набирались как из старых испытанных бойцов, так и среди подрастающего поколения. Те, кто в годы гражданской войны был подростком, через несколько лет становились юношами, горевшими одним желанием – продолжить дело отцов и старших братьев.

    В окружении молодого Георгия Вознесенского, будущего Первоиерарха РПЦЗ митрополита Филарета, было немало таких чистых помыслами и горячих сердцами русских молодых людей. Многие окормлялись у его отца, приходили к ним в дом, делились политическими новостями, обсуждали пути русского национального возрождения, из которых путь вооруженной борьбы не считался исключением.

    Напротив, некоторые члены Иверского братства, даже монахи, были участниками продолжавшейся борьбы. Перед глазами их проходило житие Ионы Ханькоуского, монаха-белого рыцаря, который был главным священником в войсках атамана Дутова, а после поражения и трагического исхода дутовцев из России, оставался в отрядах белых партизан. Основавшись в г.Манчжурия, владыка Иона раскрылся как великий молитвенник, талантливый богослов-проповедник, на чьи проповеди собирались тысячи людей. Как писал позже сам арх. Димитрий Хайларский о проповедях Ионы:

    «В них всегда чувствовался огромный подъем, какая-то мощь, захватывавшая и приподнимавшая над нашей серенькой будничной действительностью слушавших. Особенно в последние месяцы слышно было о таком действии его проповедей на всех. Люди опыта говорят, что такое напряжение, такой подъем - это удел людей, отмеченных на краткое делание здесь на земле».

    По примеру Ионы Ханькоуского повсюду в местах расселения русских стали особое внимание уделять детям. Создавались приюты, дома призрения, открывались школы для неимущих детей. В Харбине еп.Нестор Камчатский открыл Дом Милосердия, в который принимались старые и малые. Там же приводили в порядок себя израненные белые воины, часто со сломленной психикой. Исцеление их было в воле Божьей, священство могло только дать им временный приют и молитвы.

    Историей укрыто, участвовал ли сам Георгий Вознесенский в вооруженной борьбе, однако доподлино известно, что в обучении и подготовке юного поколения он принял самое непосредственное участие. Вместе с отцом трудился в Доме Милосердия. Много времени отдал, работая в скаутских организациях. В скаутских отрядах ребята приучались к дисциплине, совершали походы на большие, более 100 верст расстояния, в которых молодежь получала навыки бивачной жизни. Разжечь костер под проливным дождем, переправиться через вспухщую от паводка реку, легко ориентироваться на местности, поймать рыбу или подстрелить утку, а затем сготовить походный ужин, - всему этому и многому другому учились дети русских эмигрантов.

    Духовная основа всего этого, православие, было ничуть не менее важным, чем физическая закалка. Дети приучались правильным отношениям между собой, у них воспитывалось православное мировоззрение. По воспоминаниям, молодой наставник Георгий даже  вкушать малину, собранную в лесу, учил их с благодарностью Господу, и дети были этим восхищены. Молитва становилась постоянным деянием, Божье слово - частью их жизни.

    Сам Георгий Вознесенский со своими друзьями постепенно определялся в жизненном выборе. Они были самые обычные русские ребята, оказавшиеся на чужбине, но сохранившие все лучшее, что принадлежало нашему народу. Они учились, работали, молились, интересовались событиями в мире, много читали, спорили, встречались с девушками, посещали танцы. Несомненно, жизненный выбор должен был лежать в русле отеческой веры, вне которой они не мыслили себе существование. Однако что? Продолжение вооруженной борьбы? Или сохранение русских устоев в семье, в профессиональном росте, в общественных делах? Или отдача всего себя служению Богу?

    Сам владыка Филарет вспоминал, как однажды, «еще в Харбине, словно громовым ударом, поразили слова святителя Игнатия Брянчанинова, прочитанные мною в его творениях: "Гроб мой! Отчего я забываю тебя? Ты ждешь меня, ждешь, и я наверно буду твоим жителем; отчего ж я тебя забываю, и веду себя так, как бы гроб был жребием только других человеков, отнюдь не моим?"

    Молитвенные единомышленники Георгия разделяли эту идею, более того, сами стали готовиться к уходу от мирского. Первым из них был Василий Львов, сын обер-прокурора Священного Синода кн. В.Львова. Они оба, Георгий и Василий, совершали рискованные поездки к советско-китайской границе, устанавливали связи с православными общинами на той стороне. В 1929 году Василий Львов принял монашество с именем Нафанаил (в будущем – арх.Нафанаил). Другим был иеромонах и выдающийся проповедник Мефодий (в миру – Кирилл Йогель), которого все очень любили, но который рано скончался. С о.Мефодием Георгий был очень дружен и особенно духовно близок. Позже к ним присоединился совсем молодой монах, о.Нил (в миру Константин Носов), который несмотря на свое монашество и иеродиаконский сан, продолжал ходить на советскую сторону с антибольшевистскими заданиями до середины 1930-х годов.

    Как рассказывал один из близко знавших Митрополита Филарета духовных лиц, отец его воспротивился решению сына уйти в монахи. Сначала выучишься, получишь гражданское образование, профессию, потом будем об этом говорить, - такое условие поставил о.Николай

    Верный своему сыновнему долгу, Георгий не противился воле отца, а выбрал Политехнический институт, довольно легко поступил в него, став студентом. Закончил в 1927 году с дипломом инженера-электромеханика. И по свидетельству того же духовного лица, однажды пришел к отцу, подал ему диплом и сказал: «Я вашу волю исполнил, теперь я хочу исполнить Его волю».

    О.Николай в это же время явился большим сторонником создания в Харбине высшего духовного образовательного заведения: Пастырско-Богословских Курсов, а затем стал председателем их Педагогического совета, читал лекции по Священному Писанию, по церковной истории, по апологетике.

    Вместе с самыми близкими друзьями Георгий Вознесенский стал посещать эти курсы, все более укрепляясь в желании отдать Господу свою жизнь. На Курсах он быстро выдвинулся в ряд лучших учеников и окончил их с отличием в 1930-ом. Продолжал работать в Доме Милосердия, приюте для детей-сирот и убежище для престарелых.

    В 1930 году он обратился к отцу с прежней просьбой, и о.Николай больше не противился. Вскоре Георгий Николаевич был рукоположен в сан диакона целибатом, т. е. не женясь и не становясь монахом, а несколько месяцев спустя, во иерея. Служил в храме в честь иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радосте» при Доме Милосердия.

    В том же году до Харбина добрались бежавшие из советской России два насельника Свято-Троицкого (так называемого Шмаковского) монастыря, разоренного большевиками. Со своим другом монахом Нафанаилом (Львовым), и этими двумя монахами Георгий Вознесенский создали иноческую общину Дома Милосердия. В 1931 году он был пострижен в монашество с именем Филарет, и в том же году рукоположен в иеромонаха. Через несколько лет эта община насчитывала уже 9 монахов. Духовное горение их привлекало множество молодежи.

    Жизнь русской общины в Манчжурии постепенно входила в спокойное русло. Отношения с китайскими властями урегулировались. Церковная жизнь процветала. Так, в Харбине, с населением до 200 тысяч человек, было 22 православных русских церквей и храмов, до полутора десятков средних учебных заведений, шесть вузов. Церковь широко занималась благотворительной деятельностью: при приходах создавались столовые для бедных, за церковный счет содержались четыре детских приюта, было две церковных больницы.

    Правда, беспокоили нападения хунхузов, китайско-монгольских бандитов, да на севере, в районе Трехречья постоянно была опасность советских бандформирований – они переходили через границу, вырезали казачьи поселки и хутора. Русские отвечали на вылазки хунхузов посылкой «охотников», которые разгоняли банды. Против советских карателей действовали совместно с китайскими вооруженными силами, хотя полностью полагаться на китайские армейские подразделения было нельзя.

    В 1933 году в семье Вознесенских произошли важные события. О. Николай был пострижен в монахи с именем Димитрий и тогда же возведен в достоинство архимандрита. Менее, чем через год о. Димитрий был хиротонисан во епископа Хайларского для вновь образованного Хайларского викариатства, с оставлением его настоятелем Свято-Иверской церкви. Теперь он духовно окормлял как раз те полупустынные и степные места Трехречья, населенные казаками. Его сын, о. Филарет, в 1933 году стал игуменом в Харбине.

    Очевидно через общение с такими крупными богословами и православными миссионерами, как еп. Камчатский Нестор (Анисимов), митр. Харбинский и Манчжурский Мелетий (Заборовский), еп. Синьцзянский Ювеналий (Килин), а особенно святой-чудотворец Иона Ханькоуский, будущий митрополит Филарет получил особое наставление на служение людям и Богу. Тысячи людей приходили в церковь при Доме Милосердия, чтобы услышать молодого игумена, поделиться с ним своими бедами, выслушать наставления. Сотни и сотни их, потеряных и разочарованных после перенесенных тягот и мытарств, снова вернулись к Богу, будучи наставлены им на истинный путь ко спасению.

    Большое значение имело знакомство о.Филарета с вновь прибывшим из Европы молодым епископом Иоанном (Максимовичем), который был послан в Китай в 1934 году по настоянию Блаженнейшего Митр. Антония (Храповицкого). Вот что писал Блаженнейший владыке Димитрию Хайларскому:

     «Друг, я уже настолько стар и слаб, что не могу думать ни о каком путешествии, кроме путешествия на кладбище… Но вместо себя я, как мою душу, как мое сердце, посылаю к вам Владыку Епископа Иоанна. Этот маленький и слабый человек, почти ребенок с виду, является каким-то чудом аскетической стойкости и строгости в наше время всеобщего духовного расслабления…»

    Между о.Филаретом и владыкой Иоанном сразу установились тесные, теплые и единомысленные отношения. Эти отношения они пронесли неизменными через годы и события, которыми изобиловала история нашей Церкви. Провидением Господним их личная дружба и духовное единомыслие во временем сыграли благознаменательное влияние на судьбу всей Церкви.

    Строгий к себе самому, бесконечно добрый к верующим, сочувствующий страждующим, о.Филарет радел «о пастве своей в странствии ея, сердцем ко всем распространяясь». К нему приходили не только за верным словом или молитвенной защитой. Нередко к нему обращались за материальной помощью, и он, монах, ничего не имевший своего, не мог отказать.

    Один из духовных лиц рассказывает, что однажды о.Филарет навестил отца и ему нужно было ехать от Иверской церкви до Дома Милосердия, находящемся на приличном расстоянии от первой. На поездку у о. Филарета было 10 центов. Но при выходе из дома к нему подошел нищий, прося хоть что-то. О.Филарет отдал ему 10 центов и пошел пешком, размышляя о том, что не надо жалеть этих 10 центов, так как Господь воздает за любую малость сторицей.

    Придя домой, он увидел множество людей и вспомнил, что как раз в этот день был назначен обряд венчания в его «Скорбященской» церкви.  К его удивлению, после венчания, что он совершил, новобрачные ему дали 10 долларов, говоря: «Батюшка милый, пожалуйста, возьмите эти десять долларов лично вам, от нашей большой к вам любви».

    Взяв эти деньги, о.Филарет выразил свою радость: получил в сто крат больше того, что дал сам, но как же тут не верить в Бога? И тотчас же посетовал: «За сегодняшнее доброе дело я ничего не получу в Царстве Небесном, так как полностью получил в веке сем».

    Другое духовное лицо, хорошо знавшее митр.Филарета, рассказывает совершенно удивительную историю о его готовности пожертвовать. В тот день о.Филарет вышел из церкви в облачении, с золотым крестом на груди. К нему подошли верующие и сказали, что они собирают начальный капитал для кухни для бедных. О.Филарет стал искать хоть что-то в карманах своей рясы, и ничего не нашел. Тогда он попросил их подождать, сам пошел в ломбард, находящийся неподалеку, там снял с себя золотой крест и заложил за какую-то сумму. Вышел из ломбарда и дал деньги неимущим.

    О.Мефодий (Йогель), прослышав об этом, побежал по богатым прихожанам и, быстро собрав деньги, выкупил крест, пока хозяин ломбарда не перепродал его или не отдал на переплавку...

    В 1932 году японцы, воспользовавшись благоприятной для них военно-политической обстановкой, вторглись в Китай и оккупировали его северо-восток, то есть Манчжурию, создав на этой территории вассальное государство Манжчу-Го.

    Первоначально, русские эмигранты не увидели в этом ничего дурного. Они еще помнили, как японские экспедиционные части в Забайкалье помогли каппелевцам, волжанам, уральцам и многим другим уйти за рубеж. Помнили о помощи японского правительства и военного командования последним остаткам русского государственного образования в Приморье и на Дальнем Востоке. Теперь же вместе с японцами пришел порядок, были введены новые и понятные законы, была установлена новая администрация, китайские взяточники попрятались.

    Однако японская оккупация вскоре показала совсем другое лицо. В Харбине и в других городах и поселках Манчжу-Го, русские эмигранты вскоре обнаружили, что все они разделены на тех, кто «за» японцев и тех, кто «против». Те, кто против, очень быстро оказались в одних рядах с советской агентурой. Японцы таких искали, вылавливали, арестовали, пытали. Тем, кто держался своего Белого наследия, оставалось идти «за» японцами.

    Это был тяжелый период для Харбинской епархии: за годы жизни в Китае миссионерство дало свои богатые плоды, тысячи китайцев перешли в православие, в смешанных браках, как правило, преобладало мнение православной стороны, дети от смешанных браков были, как повелось, православными. Тысячи русских, политически не принявших японскую оккупацию, тем не менее оставались Белыми. И они теряли работы, оказывались за решеткой, бывали избиты японской военной жандармерией или контрразведкой.

    Японцы тоже изменились со времен Русско-японской войны. Оказалось, что благородный дух самураев в их обществе почти полностью исчез. Они заводили сеть осведомителей, жантажируя, играя на слабостях, а то и запугивая русских. Они набирали в каратели эмигрантов, не гребуя уголовниками и просоветскими активистами. Они активно насаждали распри между общинами и организациями. Впоследствии, когда Вторая мировая война перекинулась на азиатские фронты, они перестали скрывать, что считают большинство русских сторонниками Сталина и коммунистов.

    Среди русских начался разброд. Они приходили в церкви и старались перетянуть священство на свою сторону. В этой атмосфере у церковных служителей должно было развиться отторжение любого режима: со времен прихода Господа к людям древнего Израиля все помнили об отношении самого Иисуса Христа к государству. Ибо сказал Господь: «отдавайте кесарево кесарю, а Божие - Богу» (Мтф. 22: 21).

    В 1937 году о.Филарет был возведен в сан архимандрита. На него таким образом теперь усиливалась тяжесть ответственности за паству. В каждом отдельном случае он должен был решать по совести и своему религиозному чувству. В 1939 году он публикует одну из блистательных статей «Спасутся ли инославные?» в журнале "Хлеб Небесный", издаваемом при прямом участии его отца, еп.Димитрия Хайларского. Продолжает сослуживать с архиеп. Нестором Камчатским. Много работает в Доме Милосердия.

    Настоящее испытание веры и верности Иисусу пришло со стороны японских властей. Желая преобороть православное мировоззрение и сделать из русских эмигрантов послушных исполнителей их воли, японцы возвестили в 1943 году, что во всех учреждениях, как светских, так и церковных, должны быть водружены скульптуры и изображения японской богини Аматэрасу, символа успеха и  благоденствия.

    По православному учению это считалось недопустимым, как попытка заставить христиан поклоняться идолу. На стороне японцев была военная и административная мощь, готовность сокрушить любое сопротивление, объясняемая законами военного времени. Русские православные могли только взывать к Господу. Они уже на себе испытали, что японцы на полумерах не останавливаются. В эмигрантских кругах усилилось брожение. Даже часть священства выразила свою покорность требованиям идолопоклонников.

    Однако церковные иерархи, за исключением архиеп. Нестора (Анисимова), возвысили свой голос против идолопоклонства, обратились с официальным письмом к японскому командованию, указывая на недопустимость подобного насилия над чувствами верующих. Митрополит Мелетий с еп. Дмитрием Хайларским и еп. Ювеналием Цицикарским выступили с «Архипастырским посланием православному духовенству и мирянам Харбинской епархии», в котором запрещали духовенству и мирянам участвовать в языческих поклонениях.

    Наступило время сомнения: Архиерейское послание могло быть воспринято верующими, а могло быть ими отвергнуто, особенно из страха преследований, ареста, пыток и самой смерти. В эти дни целый ряд монашествующих и священников развернули настоящую битву за Христа. Архимандрит о. Филарет был одним из самых значимых в этой битве. Не будучи архиереем, он делал свое большое православное дело среди клириков и прихожан. Его глубокий голос смело и убедительно гремел на проповедях против идолопоклонничества. С другом и учителем архиеп. Нестором, который не поставил свою подпись под Архипастырским посланием, он порвал отношения – это был вопрос веры, а не личного благорасположения.

    Жандармерия и контр-разведка быстро выяснили, кто и что стояло за «Посланием». Они не тронули архиереев, но архимандрит Филарет был арестован, препровожден в узилища, там над ними издевались и пытали, ему рвали сухожилия рук, уродовали лицо. По свидетельствам священника, который лично хорошо знал митр. Филарета, пытки достигли высшего накала, когда палач стал жечь спину о.Филарета, так что он мог обонять запах горелого мяса. Святитель же в ответ только молился, и Господь дал ему силы не ощущать боли, так что палач не выдержал и бежал. Полумертвого, о.Филарета отдали родственникам. Позже он скажет об этом эпизоде: «Я был в самом аду». Японские власти вскоре отменили свое распоряжение о поклонении Аматэрасу в русских церквях.

    Излечившись после пыток, с Божьей помощью, о.Филарет вернулся к проповедничеству и служению. Он был назначен настоятелем Свято-Иверской церкви, той самой где ранее был настоятелем его отец, еп. Дмитрий Хайларский, котрый в то же время стал архиепископом.

    Паства с восторгом приняла переход о.Филарета из Дома Милосердия к ним. Вместе с тем, сам святитель с тревогой наблюдал изменения в настроениях русской эмиграции. Он видел, как меняются люди, в том числе даже такие казалось бы, неповалимые столпы православия, как архиеп. Нестор, в ближайщем окружении которого теперь подвизались советские агенты – они регулярно поставляли архиепископу сведения из СССР, вели пропаганду и создавали просоветские убеждения у харбинцев.

    Разгром японцев и советская оккупация Манчжурии, в том числе Харбина летом 1945 года явилось новым испытанием на пути святителя. Молодое поколение русской эмиграции часто не представляло, во что превратился народ, отказавшийся от Бога. Еще меньше они думали о том, что ожидает их после ухода японцев.

    Первым откровенным преступным деянием советской военной администрации был арест всей Харбинской элиты. Советское командование объявило о своем желании провести праздничный вечер по поводу освобождения города – лучшие люди города получили приглашения в Хоккуман-Отель. Руководство городской и железнодорожной администраций, чиновники, предприниматели, банкиры, торговцы, адвокаты, журналисты, директора высших школ и гимназий, ученые, священничество, бывшие военные поспешили на «вечер» в парадных мундирах, вечерних смокингах и торжественных облачениях. Оттуда их всех прямиком посадили в товарные вагоны для перевозки скота и отправили на смерть в СССР.

    После этого СМЕРШ и комендатура занялась вылавливанием и арестом тех, кто не попал на «вечер». В течение трех недель было арестовано до 10 тысяч человек. Они были частью увезены на баржах и кораблях Амурской флотилии, вошедшей в воды Сунгари, частью – по железной дороге. Подавляющее большинство их с тех пор исчезло.

    Затем пришла очередь библиотек, архивов, газет и журналов – весь Харбин затянуло дымом сотен костров. Все, что составляло память русских, было предано огню: сжигались книги и журналы, подшивки газет как дореволюционного времени, так и изданные в Зарубежье. Высшие учебные заведения были закрыты, многочисленные организации распущены, их руководители арестованы. Большевизация набирала обороты.

    Несмотря на факт, что вся иерархическая верхушка Харбинской епархии, во главе с престарелым митр. Мелетием, обратилась в Московскую патриархию с просьбой о принятии их под свой омофор, роль отдельных иерархов и клириков в организации бело-православного подполья до сих пор замалчивается или преподносится в неверном свете.

    Если митр. Нестор приветствовал советские войска, передавал списки прихожан и затем получил в дар от маршала Р.Малиновского шикарный лимузин, то тысячи русских эмигрантов всеми путями старались выскользнуть из ловушки. Советские патрули и заставы получили приказ стрелять в таких беглецов без предупреждения. Десятки их, в том числе целые семьи, были расстреляны при попытке выбраться из Харбина и других городов.

    Но были и другие клирики. Имеются данные, что о.Филарет, по согласию со своим отцом, архиеп. Димитрием, оказывал помощь сотням харбинцев, которые решились на побег из зоны советской оккупации. Сеть приходов, церквей, православных общин вдоль КВЖД и по местам расселения русских, оказалась подпольной дорогой к свободе. Целью был определен Шанхай, где несколько русских военных и гуманитарных организаций взяли на себя заботу о приеме беглецов, о сборе средств и подготовке документов на выезд из страны. Этому бешено сопротивлялись просоветские элементы, а также китайские власти Шанхая. Однако на стороне Белых в этот ответственный час оказался истый молитвенник и духовный вождь владыка Иоанн Шанхайский, который поднял свой голос в защиту церквей и приходов против советского режима.

    Обращает на себя внимание факт, что как в Манчжурии часть церковного руководства, для видимости подчиняясь требованиям коммунистических властей, сохранила свое влияние на паству, разъясняя пагубность пути с безбожными советчиками, так в Шанхае еп. Иоанн при поддержке офицерских и белоэмигрантских организаций обеспечивал спасение тысяч русских православных. Зачастую всего лишь упоминания имени о. Филарета или архиеп. Димитрия было довольно, чтобы беглецам дали убежище, накормили, одели, начали выправлять документы на выезд.

    О.Филарет, наверное, одним из первых разгадал настоящие замыслы коммунистов в отношении русских в Китае. Повальные аресты, костры в Харбине и частая стрельба в окрестностях города не оставляли никаких сомнений – Белая эмиграция обречена на уничтожение. По замыслам советского антирусского режима в Москве, она должна исчезнуть с лица земли. Всякие следы материального и духовного процветании ее должны быть стерты из истории цивилизации. Память о ней должна раствориться в дыме небытия. Лучше, чем кто бы то ни было, это осознал о. Филарет, сохраняющий постоянную живую связь со своим народом.

    Всем известно, какой твердо-каменной частью Русской белой эмигарции в Китае были так называемые «каппелевцы». Это они, еще уходя в изгнание, не оставили своего командира, трагически погибшего в знаменитом Ледяном походе и покоившегося на кладбище в Чите, а вывезли его останки в Харбин, где с почестями перезахоронили. Память о генерале В.О. Каппеле, они пронесли через все десятилетия изгнания. Союзы каппелевцев оказались той живой плотью, которые питались духом этой памяти. На могиле генерала возле Свято-Иверской церкви ежегодно проводились панихиды.

     Просоветская агентура не скрывала, что лишить русских самих символов их борьбы – наиглавнейшая задача. Они похвалялись, что священная могила Каппеля разделит судьбу могилы генерала Корнилова. Это было в духе звериного обличья большевизма. Каппелевцы помнили, как оскверняли могилы павших Белых бойцов и командиров большевики – они раскапывали останки, отделяли головы, насаживали их на пики, кости разбрасывали или сжигали на кострах.

    Один из старых харбинцев, бывших прихожан Свято-Иверской церкви свидетельствовал, что по согласию с настоятелем прах генерала Каппеля был извлечен из могилы тремя русскими офицерами-каппелевцами и двумя православными китайцами. Сама могила тут же была приведена в порядок, чтобы не возникло никаких подозрений. Все дороги вокруг Харбина были заблокированы, и русским офицерам было невозможно было выбраться, однако к китайцам, которые везли гроб на телеге, у советских вопросов не было, и они выбрались с останками славного героя, а затем перезахоронили их в обусловленном месте.

    Вездесущая просоветская агентура не узнала об этом и продолжала свою работу. Могила Каппеля была советскими осквернена, взорвана динамитом, надгробный камень расколот на куски. О том, что славный Белый генерал не дался красным даже после своей смерти, не было известно рядовым прихожанам. Они продолжали приходить на могилу, восстановив ее.  Впоследствии, уже по приказу китайских коммунистических властей, но с ведома и по инициативе Московской Патриархии, эта могила была срыта бульдозером, разделив участь тысяч русских могил в Харбине. Могильные камни были использованы китайцами для укрепления берегов реки Сунгари.

    Все это проходило на глазах святителя, который оставался для многих последней нитью духовной связи со старой, доброй, боголюбивой, богатой и щедрой святой Русью. Для о.Филарета не было секретом, что последует за этим. Следующим этапом было принуждение русских эмигрантов к принятию советского гражданства.

    Было объявлено, что паспорта будут выдаваться в харбинском генеральном консульстве СССР. Те, кто не возьмут советских паспортов, становились людьми вне закона, они подлежали увольнению в первую очередь, лишались продуктовых карточек, любой патруль мог их задержать и препроводить в арестный дом. Улицы заполнились очередями. Десятки тысяч русских были вынуждены стать советскими гражданами.

    Как говорил сам Владыка Филарет:

    «Советское правительство предлагает эмигрантам взять паспорта. Агитация - умелая, тонкая, ловкая - на полном ходу, и обманутые русские люди, уставшие к тому же от совсем не легкой эпохи японской оккупации, подавлявшей все русское, и поверившие в то, что "в Союзе теперь все по-другому, и полная свобода религии" - стали массами брать паспорта...»

    Многие эмигранты не осознавали, что взяв советские паспорта, они юридически становились рабами советского режима. Теперь их могли на законных основаниях «возвращать» в СССР.  Там их сортировали в зависимости от того, что за ними находили органы госбезопасности. Одних расстреливали, других отправляли в тюрьмы и лагеря. Третьих, наиболее безобидных, расселяли в безводных степях Казахстана, отправляли на «социалистические стройки» в Сибири, советского Дальнего Востока и Средней Азии – валить лес, добывать руду, рыть каналы.

    В эти тяжелые и горестные месяцы только особенно сильные духом клирики сохраняли ясность мысли и волю к действиям наперекор новой власти. Среди них были владыка Димитрий Хайларский и о. Филарет.

    Подписав архиерейское обращение к Алексию I, с пожеланием принять дальневосточные епархии в лоно Московского Патриархата, архиеп. Димитрий, находившийся в постоянной и тесной связи с еп. Иоанном Шанхайским, ни в коей мере не самообольщался о настоящем положении верующих в СССР. Однако была у него потайная мысль – заступиться за тех несчастных, которых арестовали и вывезли на катерах, баржах и в товарных вагонах в первые месяцы советской оккупации. С длинным списком этих людей он отбыл осенью 1946 года в СССР, надеясь на провиденье Божье и заступничество Богоматери, спасительницы и споручницы.

    Эта последняя миссия архиеп. Димитрия окончилась принятием им мученической смерти. Официально, едва он прибыл в Москву, как руководством МП был отправлен на покой. Местом пребывания ему был определен Псковско-Печерский монастырь. Однако до монастыря он не доехал, так как неожиданно заболел и ему была сделана операция на горле. Один из близких митр. Филарету духовных лиц свидетельствовал, что архиеп. Димитрия попросту «зарезали» на операционном столе.

    О. Филарет остался продолжать великое исповедническое дело своего отца в русской диаспоре. Все последующие годы вплоть до 1962-го он находился под омофором РПЦ-МП, пребывая со своими духовными чадами, в том же харбинском приходе Свято-Иверской церкви, с которой его теперь так много связывало.

    В наши дни находятся люди, которые словно бы не видят подлинного смысла того, что митр.Филарет добровольно обрек себя на 17 лет формального подчинения псевдо-церковным представителям противобожной власти. То ли не по уму радеющие о чистоте Церкви, то ли с другими, гораздо менее достойными целями, они пытаются не замечать очевидного.

    Подобно тому, как во все времена появлялись на Руси печальники и страдальцы за веру православную, как другие уходили в юродство Господа ради, а иные затворялись в пустынях и даже замуровывались в кельях, так и 43-летний архимандрит Филарет, выдержавший нечеловеческие пытки во славу Христа, избрал путь духовного одиночества и мученичества – для спасения паствы.

    Критики святителя ныне вменяют ему в преступление то, что он на протяжении 17 лет обязан был поминать предстоятелей МП, однако они не хотят видеть другого факта – самой жизнью своей святитель свидетельствовал Истину Господню: он отказался брать советский паспорт, подобно тому, как это делали в подъяремной России катакомбники, отказался становиться советским гражданином, не признавая за той властью никакого авторитета над собой. Собственным примером он указывал верующим другой выход, нежели подчиняться «советам».

    Он не страшился проповедовать против безбожных властей, а когда прочитал в Журнале МП славословия в адрес Ленина, то выступил с амвона перед многолюдной паствой о недопустимости этого. О его выступлении сообщили, куда следует. Со стороны епархиального начальства последовало запрещение проповедовать с церковного амвона. Под этим запрещением святитель находился довольно долгое время.

    Бесстрашие святителя против богоборцев-коммунистов приводило их в особую ярость, и враги архимандрита решили его сжечь живым, поджегши его келью и подперев дверь снаружи колом. Однако снова Господь хранил его: хотя и с сильными ожогами, но святитель Филарет вышел живым из огня.

    Тысячи русских эмигрантов в эти годы находились под постоянным давлением сначала от советских оккупационных властей, затем от китайских коммунистов. Школы были советизированы, средства массовой информации несли ложь, открыто работала идеологическая машина, вытравливающая Господа из сознания людей, несущая ложные ценности коммунистического режима. Одной из таких ценностей был так называемый советский патриотизм, любовь к советской родине, что должно было привести русских эмигрантов к отъезду в СССР.

    Советский режим, заплатив за победу над нацистской Германией жизнями десятков миллионов русских людей, нуждался в дармовой рабсиле. Во второй половине 40-х годов ГУЛАГ снова стал наполняться заключенными, бывшими власовцами, украинскими и прибалтийскими националистами, эмигрантами из стран порабощенной Восточной Европы и Китая. Режиму требовалось все больше рабсилы. Московские идеологи объявили о так называемой «целине» - пропагандистская машина в Харбине заработала в угоду своим московским хозяевым. Людям обещали жилье, трудоустройство на родине. После некоторого времени работы на целинных землях, они  якобы могли бы вернуться в свои родные места.

    Святитель Филарет «не считал возможным молчать и не только в частных беседах, но и с амвона разъяснял, что добровольная поездка туда, где строится коммунизм и преследуется религия, есть измена Богу и Церкви». Он наотрез отказался служить кому бы то ни было из отъезжавших в СССР напутственные молебны. Вместе с тем, он продолжал помогать тем русским, которые намеревались выбраться из коммунистического Китая в страны, где религия не преследовалась. Сотни и сотни русских православных таким образом попали в Австралию, Новую Зеландию, США, Канаду, страны Латинской Америки.

    К началу 1960-х годов русская диаспора в Китае сократилась до почти полного исчезновения. Только тогда архимандрит Филарет принял решение оставить Харбин. Он перебрался сначала в Гонг-Конг, откуда направил письмо Синоду РПЦЗ с раскаянием в том, что он с 1945 г. состоял в ведении Московской Патриархии. Письмо сопровождалось покаянным заявлением по форме, установленной Собором Епископов.

    Зарубежная Церковь с радостью приняла святителя в свое лоно. Слава о нем разнеслась к этому времени по всему православному миру. Из Гонг-Конга он в 1963 году был переведен в Австралию. Здесь его встречали толпы его бывших прихожан, спасенных им от коммунистического рабства. В этом же году он был хиротонисан во епископа Брисбенского, викария Австралийской епархии.

    Критики и открытые враги Зарубежной Церкви делают вид, будто сталкиваются с вопиющей несправедливостью, вопрошая: как же так, отслуживши 17 лет в МП, человек сразу становится епископом РПЦЗ? Что это за церковь такая? Они выходят из себя, переходя к следующему факту к жизни владыки Филарета: в следуюшем, 1964 году, он будет избран Первоиерархом РПЦЗ.

    Вместе с тем, сам жизненный и духовный путь святителя объясняет такой стремительный взлет и переход из архимандрита в предстоятели Зарубежной церкви. Господним провидением простой монах из маленькой обители при Доме Милосердия в Харбине исполняется служением Богу, разнося свет Христовой любви и прощения, он избегает соблазнов и самой смерти, будучи истязаем, выдерживает мучения во славу Христа, а после принимает подвиг веры, оставаясь среди врагов Православия, борясь за каждую православную душу.

    Несомненно, об этом подвиге владыки Филарета знали его единомышленники, и прежде всего его друг владыка Иоанн Шанхайский, который к тому времени стал возглавлять Сан-Францисскую епархию в США. Многие другие клирики Зарубежной Церкви, особенно знакомые со святителем по Китаю, подтверждали его исповедное и жертвенное служение Церкви.

    Когда в 1964 году Первоиерарх РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский), чувствуя свою физическую немощь и близость земного конца, попросился на покой, то встал вопрос о преемстве. Зарубежная церковь разделилась на два равносильных лагеря. Половина клириков, прихожан и архиереев стояла за кандидатуру аввы Никона Рклицкого, архиерея крайне твердых и консервативных воззрений, великого молитвенника и исповедника, автора многочисленных богословских трудов, глубокого знатока Православия.

    Другая половина высказывалась  за владыку Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского, уже заслужившего славу святого за подвиг спасения 5500 человек с острова Тубабао, за непреклонное заступничество за верующих и стояние в Истине перед сильными мира сего, за провидческий дар, чистую веру, душевную открытость и личное бессребреничество.

    Увидев, что разделение в церкви по поводу Первоиераршества может привести к более тяжелому расколу, архиеп. Никон и еп. Иоанн встретились и, обсудив положение, приняли единственно верное и удивительное по мудрости решение: оба снимают свои кандидатуры, а в качестве Первоиерарха предлагают... самого младшего по хиротонии епископа. Таким образом, выбор пал на владыку Филарета.

    Архиерейский Собор, состоявшийся 27 мая 1964 года, единогласно одобрил предложение духовных водителей, и владыка Филарет – нет сомнений, что по воле Господней! – возглавил РПЦЗ.

    Последующие 20 лет в истории нашей церкви было временем истинного расцвета русского православия в Зарубежье. Огромная многотрудная работа, которую ранее провели Первоиерархи Блаженнейший митр. Антоний и митр. Анастасий с сонмом архиереев, священников, дьяконов и мирян, при митр.Филарете дала свои восхитительные плоды: были выстроены многочисленные храмы, и храмы эти наполнились православной паствой, были устроены монастыри, духовно-православные центры, приходские школы, церковные издательства, образованы новые епархии, уврачеваны разлады и нестроения.

    Однако мир изменялся неудержимо, и вместе с ним в церковную жизнь превносились новые поправки. Так, с середины 1950-х годов РПЦ-МП, по решению безбожного руководства из Кремля, от отрицания экуменического движения обратилась к его одобрению и даже участию в нем: кремлевским властителям нужны были новые рычаги для межгосударственного вмешательства.

    Выход РПЦ-МП на международную арену был фикцией, за которой скрывались истинные цели – внедрение в сознание мировой общественности идей, будто в СССР религия не под строжайшим контролем партийно-советских органов. В связи с этим, разумеется, обелялась Декларация 1927 года митр.Сергия (Страгородского), незаконно восхитившего церковную власть при посредстве богоборческих властей.

    Этот выход РПЦ-МП на арену международных, межконфессиональных переговоров давал также советской разведке и пропагандистской машине особые возможности по влиянию на политиков Запада и Востока, по вербовке агентуры, по сбору данных не только религиозно-конфессионального характера, но военно-политических сведений, особенно, с учетом, что во многих странах военные русского происхождения и православные по вере были не редкость.

    Митрополиту Филарету не потребовалось много времени, чтобы увидеть новую угрозу и роль в ней «чекистов в рясах». Ему не потребовалось много времени, чтобы распознать в «экуменистах» все тех же детей дьявола, которые разжигали революции и гражданские войны, устраивали мировые бойни, наживались на горе сотен миллионов людей, уничтожали христианский мир.

    Его выступления против экуменизма были провидческими. Он сразу указал на болезнетворную функцию так называемого Мирового Совета Церквей, призванного по замыслам лидеров нового мирового порядка, объединить все христианские конфессии. В ряде своих посланий главам православных церквей он разъяснял пагубность пути МСЦ – уничтожение Православия в угоду неправославной доктрине. Он строго увещевает православных епископов, князей различных поместных церквей, «продававших первородство Церкви за чечевичную похлебку рукоплесканий внешнего мира».

   Святитель и здесь был верен себе, еще за 30 лет до того, опубликовавшему статью «Спасутся ли инославные?», только теперь он обращался ко всему православному клиру на земле. Громко, ясно он возвещает: «Органическая принадлежность православных к объединению современных еретиков последних не освящает, а вступающих в него православных отторгает от кафолического православного единства».

    В том же Скорбном Послании 1969 года митр.Филарет обращается к теме русского православия:

    «Мы еще считаем долгом заявить, что Русскую Православную Церковь невозможно признать законно и правильно представленной на Всеправославных Совещаниях, созываемых Его Святейшеством Патриархом Афинагором. Те епископы. которые выступают на этих совещаниях от имени Русской Церкви, во главе с Митрополитом Никодимом, представляют не подлинную Русскую Церковь, а только тех иерархов, которые по благоволению атеистической власти носят титулы известных епархий Русской Церкви. Об этом мы уже имели случай писать более подробно Его Святейшеству Патриарху Афинагору. Участие этих лиц в заграничных собраниях имеет место постольку, поскольку это выгодно гражданской власти, самой жестокой в истории мира. Перед нею бледнеют жестокости Нерона и ненависть к христианству Юлиана Отступника».

    Митр. Никодим (Ротов), упомянутый святителем, был не только высокопоставленным иерархом РПЦ-МП, но и чиновником КГБ высокого ранга, о чем было очень хорошо известно в Зарубежной Руси. Его веропопрание не прошло мимо Господа, несколько лет спустя он скончается прямо на приеме у папы Римского, у его ног, или как говорили, испустит дух, имея перед глазами подошвы ересиарха.

    Первым помощником и соратником митр.Филарета в его стоянии против экуменизма стал многолетний секретарь и управляющий делами Синода епископов РПЦЗ, протопресвитер Георгий Граббе. Будучи секретарем двух предыдущих Первоиерархов, Блаженнейших митр. Антония и митр. Анастасия, о. Георгий (впоследствии – еп. Григорий) оказал существенную поддержку митр. Филарету при ознакомлении с делами Церкви. Его авторитет, энергичность и организаторские способности, помноженные на глубокую веру, провидчество и молитвенность митр. Филарета создали ту основу, на которой расцвела РПЦЗ.

    Они оба были чадами своей Церкви и своего русского народа-изгнанника. Оба обладали духовной прозорливостью и ясностью взгляда на состояние русской эмиграции, на процессы в православных церквях и в христианстве, в целом. Оба не скрывали своей приверженности той части русской национальной эмиграции, которая была не просто «белогвардейской», но даже монархически настроенной. Можно сказать, что при митр. Филарете возродилось и стало набирать силу очищенное от наростов «непредрешенчества» и прочих квази-демократических идей православное учение о самодержавии.

    Третий Всезарубежный собор, долго готовившийся и ожидаемый, был проведен под руководством митр. Филарета осенью 1974 года, с участием клириков и мирян, в Джорданвилле, в штате Нью-Йорк. Это был представительный форум, задачей которого было определить главные направления церковного развития. На Соборе выяснилось, что в Церкви остается кем-то поддерживаемое разделение. Позиция митр.Филарета по экуменизму, сергианству, непризнанию советской власти и МП получила оппозицию в лице архиеп. Антония Женевского и Западно-Европейского (Бартошевича), который публично заговорил об изоляции Зарубежной Церкви в православном мире. Вину за эту так называемую самоизоляцию, он возлагал на резкие формулировки «Скорбных посланий» митр.Филарета ко главам православных церквей. Его в той или иной мере поддержали некоторые другие, в том числе еп. Лавр (Шкурла), требовавшие смягчить тон.

    Пройдет время, и станет известно, к чему вели несогласные с митр. Филаретом. Архиеп. Антоний (Бартошевич) окажется в полном взаимопонимании с экуменистами, а митр. Лавр (Шкурла), заручившись согласием большинства архиереев, проведет в 2007 г. так называемое «объединение» церквей, отдав РПЦЗ во власть сергианской безблагодатной РПЦ-МП, играющей заметную, если не ведущую, роль в мировом экуменическом движении.

    Святитель видит катастрофическое перерождение части клириков. В Синоде, в центре РПЦЗ, он чувствует себя одиноким среди «своих». Часто уезжает либо в Ново-Дивеево, к своему другу и духовному собрату еп. Андрею (Рымаренко), то в Махопак, в тишину обители, то во Францию, в Леснинский монастырь. Большой прозорливец нашего времени о. Серафим Роуз писал о митр.Филарете: «Подобно св. Отцам древности, он выше всего ставит чистоту Православия и, верный духу Вселенских Соборов, остается посреди всеобщей религиозной растерянности одиноким защитником истины... к величайшему сожалению, лишь немногие из православнаго духовенства и мiрян вполне осознали серьезность предупреждения владыки Филарета..».

    Те же, которые не осознали, будучи умно кем-то направляемы, старались извести митр.Филарета мелкими пакостями. То молитвенник его спрячут, то митру прямо перед богослужением сломают. Были также публичные выступления, имеющие цель опорочить имя Первоиерарха и его верных сторонников, архиереев и священников. Обвиняли их как раз в том, против чего они выступали: в экуменизме, благорасположению к сергианству и т.д. Так, ряд листовок и рассылок шел из городка Си-Клифф, что неподалеку от Нью-Йорка. Когда нападки стали невыносимы, то большая группа семинаристов, профессоров Джорданвилльской семинарии, а также мирян обратилась с открытым письмом к Синоду и этим лицам из Си-Клифа: мы сами к вам приедем и выясним все, в чем вы обвиняете нашего Владыку-Митрополита. Клеветники сразу стали заметать следы.

    Эти частные случаи показывают, с каким изощрением старались враги Церкви подавить волю Первоиерарха. С тем большим упорством продолжал святитель вести корабль Церкви по верному курсу.

    Важнейшими вехами в деятельности Церкви в тот период стало возвращение к прославлению святых и святомученников. Первым был причислен к лику святых праведный Иоанн Кронштадтский (1964), затем – преподобный Герман Аляскинский (1970) и блаженая Ксения Петербургская (1978). Этими актами прославления святых, в Земле Русской просиявших, РПЦЗ однозначно давала понять, за кем стоит историческая и духовная правда.

    Изумляет, с какой точностью Церковь определила последовательность и важность каждого прославления. Св. Иоанн Кронштадтский при жизни был близок как к последнему российскому Государю Николаю II и высшему свету столицы, так и к простому русскому люду, мещанам, торговцам, ремесленникам, пролетариям, солдатам и матросам. Великая любовь к Господу объединяла их всех в его сердце. Прославление Германа Аляскинского, чей подвиг крещения алеутов приблизил православие к благословенным берегам Америки, привлекло к истинной Церкви тысячи современных американцев. А пример Ксении Петербургской, юродивой Христа ради, был как нельзя полезным в назидание тем русским, которые с довольстве, богатстве и безоблачности своей эмигрантской жизни стали забывать о нуждах малых сих.

    Однако упомянутые прославления были как бы подготовкой к самому главному делу Митр. Филарета – к прославлению Святомученика-Государя Николая II и Его Семьи и Слуг, невинно убиенных безбожными и богоборческими большевиками. Прославлению предшествовала большая и кропотливая работа тысяч мирян, священников и архиереев, ученых, адвокатов, общественных деятелей по изучению вопроса о казни Царственных Мучеников.

    Эта работа привлекла к себе внимание широкой мировой общественности. Она заставила пересмотреть многие ранее искаженные исторические факты о самодержавном правлении Николая II и, в целом, о монархическом государственном устройстве, а также о сути преступной власти коммунистов, поработивших русский народ и продолжающих уничтожать духовность, историческое наследие и саму православную христианскую культуру русской нации.

    Акт канонизации Царственных Мучеников состоялись 31 октября – 1 ноября 1981 года в Нью-Йорке. На него собрались тысячи русских православных людей с участием епископата, рядового духовенства, представителей уцелевшей части Семьи Романовых. Это было подлинное торжество Православия, и митр. Филарет по праву остался бы в истории человечества только за одно то, что при его Первоиераршестве были прославлены Государь Николай II, Государыня Александра Феодоровна, их Дети, Великие Княжны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и Наследник, Великий Князь Алексей Николаевич, принявшие мученическую смерть от рук богоборческих чекистов-карателей.

    Значение этого акта трудно переоценить, особенно в свете событий последуюших 20 лет, уже после кончины святителя. Прославление Царских Мучеников оказалось словно бы преддверием для изменений в порабощенной России. Оно стало как бы толчком для окончательного развала тоталитарной политической секты КПСС. Оно оказалось словно бы исходным пунктом для пересмотра роли самой РПЦ-МП, верной служанки богоборческого режима. И потребовалось еще около 20 лет, чтобы РПЦ-МП хотя бы частично признала духовную правоту Зарубежной Церкви и также канонизировала Царскую Семью в чине страстотерпцев (2000).

    Это не единственный случай, когда провидческий дар митр.Филарета словно бы пронзил тьму грядущих времен ярким лучом света. Такими фактами изобилует вся жизнь святителя. Иногда этот дар касался исключительно частного случая, однако последствия оказывались знаменательными.

    Один из духовных лиц, знавший митр.Филарета еще по Австралии, а позже несколько лет проработавший с ним в Синоде, рассказывает, что когда пришло его время возвращаться в Австралию, святитель вызвал его и после доброй пастырской беседы вдруг подал ему... четыре антиминса, им самим подписанных. «Владыко, зачем мне целых четыре? – спросил ошеломленный священник. – Будет довольно и одного!» - «Бери, бери, - отвечал митр.Филарет. – Еще пригодятся. И возьми-ка вот эти два флакона с миром. Придет время – понадобится...»

    Прошли не годы – десятилетия. Ушел из земной жизни святитель Филарет, случился после его ухода закат Зарубежной Церкви при Митрополите Виталии. Затем произошли события начала 2000-х годов – изгнание митр. Виталия, Предательский 4-й Всезарубежный собор, так называемое «объединение» РПЦЗ с РПЦ-МП, образование многочисленных «осколков» для тех зарубежников, кто объдиняться с МП не захотел.

    Как истинный «филаретовец», тот священник претерпел многое, остался верным заветам своего великого аввы, ни на какое объединение с МП не согласился, вошел первоначально в состав одного «осколка» и с ужасом осознал, что сделал ошибку, так как не церковная, а интригантско-политическая жизнь вне Христа, жизнь по лжи, царила в этом образовании. Поднял свой голос священник, поддержал его еще один священник-единомышленник – тотчас последовало наказание и прещение. «Осколочное» начальство отобрало у них антиминсы, не дало больше служить литургии.

    И тогда вспомнил священник о давно запрятанных антиминсах святителя Филарета. Достал их, отдал один своему единомышленнику, другой сам принес в церковь. Когда недоброжелатели стали спрашивать, откуда у него антиминс, он ответил сущую правду: «От святого Филарета, третьего Первоиерарха нашей Зарубежной Церкви. И не вами он мне дан, не вам и отнимать!» Так и продолжает служить в Австралии, окормлять верных.

    В других случаях, провидчество митр.Филарета оказало влияние, можно сказать, всемирного значения. Это касается как новоявленной доктрины экуменизма, так и оформившейся в особый вид измены Заповедям Христа под названием «сергианство».

    Историки церкви давно используют такое понятие, как сервилизм. В определенные периоды церковного развития сервилизм становился главным условием существования не только епархий, но целых поместных церквей. В крайних случаях сервилизм привел к перерождению церквей, к уничтожению Господней благодати в них. Так произошло в среде тех иерархов РПЦ, которые, несмотря на факты вопиющего беззакония и преследования церкви, вслед за митр.Сергием (Страгородским) признали советскую безбожную власть своей родной, а в 1943 году, согласились по пожеланию палача и богоборца Сталина создать «Московскую патриархию».

    Одному из тех, кто позже извинял сервилизм как вынужденную меру, будучи сам священником РПЦЗ, митр. Филарет писал: «[советская церковь] стала восхвалять красную богоборческую власть — восхвалять красного зверя, о котором говорит Апокалипсис».

    Тому же адресату он писал также: «Осмелится ли кто-нибудь утверждать, что Господь и его благодать пребывают в церкви лукавнующих, которая восхваляет Его осатаневших врагов и сотрудничает с ними?...Может ли быть благодатной церковь, которая объединилась с богоборцами?! Ответ ясен!»

    В своих проповедях он нелицеприятно отзывался о РПЦ-МП: «я убежден, что в этой самой советской лжецеркви благодати нет и не может быть, потому что отступила она от верности Христу, и Христа Спасителя там нет и быть не может. Это мое глубокое убеждение. ... я лично допустить, что благодать Божия находится там, в этой самой советской лжецеркви, никак не могу».

    Митр.Филарет провидчески усмотрел связь между экуменизмом и отступническим «сергианством». На Архиерейском соборе 1983 года были приняты замечательная по силе и точности формулировка:

    Против экуменизма: ««Нападающим на Церковь Христову и учащим, яко она разделися на ветви, яже разнятся своим учением и жизнию, и утерждающим Церковь не сущу видимо бытии, но от ветвей, расколов и иноверий соединитися имать во едино тело: и тем, иже не различают истинного священства и таинств Церкви от еретических, но учат, яко крещение и евхаристия еретиков довлеют ко спасению; и тем, иже имут общение с сими еретиками, или способствуют им, или защищают их новую ересь икуменизма, мняще ю братскую любовь и единение разрозненных христиан быти – АНАФЕМА».

    Эти возглашения анафемы с тех пор были приняты к обязательному провозглашению в день Торжества Православия, один из самых страшных для врагов христианства праздников.

    Глубина догматизированной апостасии РПЦ-МП и духовного разложения всего советского общества воспринималась лучшей частью РПЦЗ, в том числе митр.Филаретом, как необратимый процесс. Святитель видел этому подтверждение не только в сообщениях из газет и журналов, не только из официальных выступлений «патриархийных» деятелей, но и из личного общения с теми, кто казалось бы старался обратиться из «Савлов» в Павлы. Перебежчики различного рода у него вызывали настороженность, и это также было благообретенным качеством после 17 лет, что он самоотверженно отдал служению Богу под пятой коммунистов – он знавал многих таких.

    Инициатива некоторых о возрождении епископства в «катакомбной церкви» при помощи РПЦЗ святителем не разделялась. Настоящих катакомбников он встречал во дни своей молодости. В тех, что ему начали приводить примером и пропагандировать в конце 1970-х, он не чувствовал своих духовных собратьев. Своим безошибочным чувством он улавливал, что за настойчивостью того же архиеп. Антония (Бартошевича) скрывается чужая воля и необъяснимые планы. Имеются сведения, что будучи как бы теневой фигурой, архиеп. Антоний «буквально выкрутил руки» митр.Филарету, чтобы решение о хиротонии каких-либо «катакомбников» было принято. Участники этой кампании, Варнава Прокофьев, Лазарь Журбенко, Дмитрий Дудко, впоследствии проявили себя со всей откровенностью как враги РПЦЗ и доказали правоту мнения святителя.

    Последнее громадное по значению дело, который начал святитель, это было возвращение РПЦЗ ее собственности, так или иначе захваченной и незаконно присвоенной той или иной стороной. В 1985 году состоялся прецедент: на государство Израиль, после долгого судебного разбирательства, было возложено обязательство возместить 6 миллионов долларов за собственность РПЦЗ в Святой Земле.

    На Архиерейском соборе в августе-сентябре 1985 года этому событию уделялось много внимания: это была победа, обусловленная международным признанием Церкви. Судебное решение открывало новую эпоху в правовых отношениях с Русской Зарубежной Церковью, которая пользовалась самым высоким авторитетом. Митр. Филарет и его правая рука еп. Григорий (Граббе) шли дальше: следующим этапом должно было стать возвращение или возмещение собственности Церкви со стороны СССР на сумму более 50 миллионов долларов. Адвокаты имели все необходимые для этого документы и были готовы начать процесс. Решение об этом было принято на данном соборе.

    Обращает внимание на себя факт что на этом Архиерейском соборе в качестве одного из пяти секретарей впервые оказался относительно недавно хиротонисанный еп. Иларион (Капрал). Присутствие этого человека в высшем эшелоне РПЦЗ стало отмечаться с тех пор в самые поворотные моменты истории.

    О «странной» смерти митр.Филарета, которая наступила два месяца спустя, 21 ноября 1985 года, многие говорят как об ответном и окончательном решении властей СССР. Слишком много совпадений, как-то: неожиданное отсутствие многолетнего сотрудника и келейника митрополита, о. Никиты Чакирова, которого зачем-то послали в Махопак. Внезапный приступ неизвестной болезни, сопровождавшийся сильной рвотой, у владыки-митрополита, который оказался совсем один в эту минуту. Обнаружение еп. Илариона (Капрала) первым в келье митрополита, причем за весьма своебразным занятием – епископ замывал следы рвоты. Недопущение синодскими проведения вскрытия с целью определения причины смерти.

    Если последний факт легко объяснялся церковной установкой о том, что православные монахи не подлежат посмертному вскрытию, то ничем невозможно объяснить действия Синода РПЦЗ в последующие несколько месяцев. Все ближайшее окружение святителя, включая еп. Григория (Граббе), было отстранено от дел. Келейник митрополита о. Никита Чакиров был удален из Синода. Ряд священников и иерархов поспешили на безопасное расстояние от Нью-Йорка, как если бы от Синода исходила смертельная угроза.

    Вместе с этим развернулась кампания против «семейства Граббе». Номинальное присутствие еп. Григория в качестве секретаря Архиерейского собора января-февраля 1986 года сопровождалось введением двух новых секретарей, еп. Илариона (Капрала) и еп. Марка (Арндта). Затем опытнейший и наиболее стойкий в церковных вопросах еп. Григорий был выведен из секретарей Синода. Новоизбранный Первоиерарх РПЦЗ митр. Виталий (Устинов) не объяснял ничего, не отвечал на письма еп. Григория, зато окружил себя теми, кто впоследствии предадут и его самого, и Церковь. Его Синод больше не возвращался к решению о судебном деле против СССР.

    Таким образом, были и есть все основания признать, что митр.Филарет принял мученическую смерть во славу Христа. Сынам лжи мало теперь убить праведника, они делают все, чтобы сама память о нем была искажена. Это подтвердилось 13 лет спустя, 10 ноября 1998 года, когда, при стечении клириков под руководством архиеп. Лавра (Шкурлы), в Джорданвилле были обретены нетленные мощи святителя.

    Уже шел полным ходом процесс разрушения Церкви, которая была воссоздана зарубежом Блаженнейшими Антонием, Анастасием и Филаретом. Их великое наследие в противостоянии силам зла переписывалось, переделывалось и получало неверные трактовки. Немногие оставшиеся верными испытывали претеснения и гонения. Приходы, пытавшиеся держаться Истины, лишались священников. Священники переводились с места на место или отправлялись на послушание куда подальше. В апреле 1998 года в Синоде был отравлен великий молитвенник и богослов протоиерей Лев Лебедев, прибывший в Нью-Йорк с докладом о невозможности объединения с РПЦ-МП. Страх сковал сотни прихожан, многие из стариков уезжали с насиженных мест или переставали ходить в церковь. В Джорданвилле плодовито трудился пресловутый «инок Всеволод», захвативший власть над всем печатным словом РПЦЗ. Тяжелая взвесь лжи, лицемерия, сбора сведений о людях, двуличия и подлости висела в храмах. Приходы были искусственно заполнены «прихожанами» из бывшего СССР, самый дух Русской Зарубежной церкви изживался и бесследно исчезал.

    В такой обстановке произошло чудо обретения нетленными останков святителя Филарета. Однако обретя их, клирики Синода вместе с архиеп. Лавром (Шкурлой), к изумлению многих зарубежников, тогда же вновь предали их земле. Никаких объяснений своим действиям будущий возглавитель отступнического Синода не дал. Престарелый митр. Виталий (Устинов) также не высказался по этому поводу. Церковь вступила в период не только «странных» смертей, но и не менее странных событий, которые привели к Акту 17 мая 2007 года. Ведущими действующими лицами в этих событиях оказались все те же митр. Лавр (Шкурла), еп. Марк (Арндт), еп. Иларион (Капрал).

    Православный народ прославил митр.Филарета в качестве подлинного русского святого, печальника за судьбы русского народа, неутомимого строителя Церкви Христовой, строгого ревнителя церковного порядка, стойко пребывавшего в истинном святоотеческом Православии, отдавшего всего себя без остатка служению Христовой Истине. Имя святителя постоянно звучит на службах как в Зарубежье, так и в порабощенной стране нашей. Мыслями и молитвами нашими мы остаемся с ним, добрым пастырем, истым и непреклонным монахом, мудрым духовным вождителем, указующим нам путь к Господу.

* * *

METROPOLITAN PHILARET OF NEW YORK.

Dr. Vladimir Moss

Early Years

     Metropolitan Philaret, in the world George Nikolayevich Voznesensky, was born in the city of Kursk on March 22 / April 4, 1903, into the family of Protopriest Nicholas. In 1909 the family moved to Blagoveschensk-on-Amur in the Far East, where the future hierarch finished high school.

     In a sermon at his nomination as Bishop of Brisbane, the future metropolitan said: “There is hardly anything specially worthy of note in my life, in its childhood and young years, except, perhaps, a recollection from my early childhood years, when I as a small child of six or seven years in a childishly naďve way loved to ‘play service’ – I made myself a likeness of a Church vestment and ‘served’. And when my parents began to forbid me to do this, Vladyka Eugene, the Bishop of Blagoveschensk, after watching this ‘service’ of mine at home, to their amazement firmly stopped them: ‘Leave him, let the boy “serve” in his own way. It is good that he loves the service of God.’” In this way was the saint’s future service in the Church foretold in a hidden way already in his childhood.

     In 1920 the family was forced to flee from the revolution into Manchuria, to the city of Harbin. There, in 1921, George’s mother, Lydia Vasilievna, died, after which his father, Fr. Nicholas, took the monastic tonsure with the name Demetrius and became Archbishop of Hailar. Vladyka Demetrius was a learned theologian, the author of a series of books on the history of the Church and other subjects.

     In 1927 George graduated from the Russo-Chinese Polytechnical institute and received a specialist qualification as an electrical engineer and mechanic. Later, when he was already First Hierarch of the Russian Church Outside Russia (ROCOR), he did not forget his friends at the institute. All those who had known him, both at school and in the institute, remembered him as a kind, affectionate comrade. He was distinguished by his great abilities and was always ready to help.

     After the institute he got a job as a teacher; he was a good instructor, and his pupils loved and valued him. But his instructions for the young people went beyond the bounds of the school programme and penetrated every aspect of human life. Many of his former pupils and colleagues after meeting him retained a high estimate of him for the rest of their lives.

     Living in the family of a priest, the future metropolitan naturally became accustomed, from his early years, to the church and the Divine services. But, as he himself said later, at the beginning there was in this “almost nothing deep, inwardly apprehended and consciously accepted”.

     “But the Lord knows how to touch the human soul!” he recalled. “And I undoubtedly see this caring touch of the Father’s right hand in the way in which, during my student years in Harbin, I was struck as if with a thunder-clap by the words of the Hierarch Ignatius Brianchaninov which I read in his works: ‘My grave! Why do I forget you? You are waiting for me, waiting, and I will certainly be your inhabitant; why then do I forget you and behave as if the grave were the lot only of other men, and not of myself?’ Only he who has lived through this ‘spiritual blow’, if I can express myself thus, will understand me now! There began to shine before the young student as it were a blinding light, the light of a true, real Christian understanding of life and death, of the meaning of life and the significance of death – and new inner life began… Everything secular, everything ‘worldly’ lost its interest in my eyes, it disappeared somewhere and was replaced by a different content of life. And the final result of this inner change was my acceptance of monasticism…”

     In 1931 George completed his studies in Pastoral Theology in what was later renamed the theological faculty of the Holy Prince Vladimir Institute. In this faculty he became a teacher of the New Testament, pastoral theology and homiletics. In 1936 his book, Outline of the Law of God, was published in Harbin. In 1930 he was ordained to the diaconate, and in 1931 – to the priesthood, serving as the priest George. In the same year he was tonsured into monasticism with the name Philaret in honour of Righteous Philaret the Merciful. He lived in the House of Charity constructed by the well-known Kamchatka missionary, Bishop Nestor, which combined in itself an orphanage and a work-house for the very old. A small monastic community was formed, where Fr. Philaret lived the happiest years of his life. Among his fellow-monks were the future Archbishop Nathanael (Lvov), with whom he lived “in one cell for eight years without once quarrelling”, Fr. Innocent (Bystrov) and Hieromonk Methodius.

     “Man thinks much, he dreams about much and he strives for much,” he said in one of his sermons, “and nearly always he achieves nothing in his life. But nobody will escape the Terrible Judgement of Christ. Not in vain did the Wise man once say: ‘Remember your last days, and you will not sin to the ages!’ If we remember how our earthly life will end and what will be demanded of it after that, we shall always live as a Christian should live. A pupil who is faced with a difficult and critical examination will not forget about it but will remember it all the time and will try to prepare him- or herself for it. But this examination will be terrible because it will be an examination of our whole life, both inner and outer. Moreover, after this examination there will be no re-examination. This is that terrible reply by which the lot of man will be determined for immeasurable eternity… Although the Lord Jesus Christ is very merciful, He is also just. Of course, the Spirit of Christ overflows with love, which came down to earth and gave itself completely for the salvation of man. But it will be terrible at the Terrible Judgement for those who will see that they have not made use of the Great Sacrifice of Love incarnate, but have rejected it. Remember your end, man, and you will not sin to the ages.”

     He also studied the writings of the holy fathers, and learned by heart all four Gospels. One of his favourite passages of Scripture was the passage from the Apocalypse reproaching the lukewarmness of men, their indifference to the truth. Thus in a sermon on the Sunday of All Saints he said:

     “The Orthodox Church is now glorifying all those who have pleased God, all the saints…, who accepted the holy word of Christ not as something written somewhere to someone for somebody, but as written to himself; they accepted it, took it as the guide for the whole of their life and fulfilled the commandments of Christ.

     “… Of course, their life and exploit is for us edification, they are an example for us, but you yourselves know with what examples life is now filled! Do we now see many good examples of the Christian life?!…. When you see what is happening in the world,… you involuntarily think that a man with a real Orthodox Christian intention is as it were in a desert in the midst of the earth’s teeming millions. They all live differently… Do you they think about what awaits them? Do they think that Christ has given us commandments, not in order that we should ignore them, but in order that we should try to live as the Church teaches?

     “…. We have brought forward here one passage from the Apocalypse, in which the Lord says to one of the servers of the Church: ‘I know your works: you are neither cold nor hot. Oh if only you were cold or hot!” We must not only be hot, but must at least follow the promptings of the soul and fulfil the law of God.

     “But there are those who go against it… But if a man is not sleeping spiritually, is not dozing, but is experiencing something spiritual somehow, and if he does not believe in what people are now doing in life, and is sorrowful about this, but is in any case not dozing, not sleeping – there is hope that he will come to the Church. Do we not see quite a few examples of enemies and deniers of God turning to the way of truth? Beginning with the Apostle Paul…

     “In the Apocalypse the Lord says: ‘Oh if only thou wast cold or hot, but since thou art neither cold nor hot (but lukewarm), I will spew thee out of My mouth’… This is what the Lord says about those who are indifferent to His holy work. Now, in actual fact, they do not even think about this. What are people now not interested in, what do they not stuff into their heads – but they have forgotten the law of God. Sometimes they say beautiful words. But what can words do when they are from a person of abominable falsehood?!… It is necessary to beseech the Lord God that the Lord teach us His holy law, as it behoves us, and teach us to imitate the example of those people have accepted this law, have fulfilled it and have, here on earth, glorified Almighty God.”

     In 1933 Fr. Philaret was raised to the rank of igumen, and in 1937 - to the rank of archimandrite. In these early years of his priesthood he was greatly helped by the advice of the then First-Hierarch of ROCOR, Metropolitan Anthony (+1936), with whom he corresponded for several years. The young pastor was a talented preacher and pedagogue. He performed the Divine services with burning faith, and attracted multitudes to the church. All sections of the population of Harbin loved him; his name was also known far beyond the boundaries of the Harbin diocese. He was kind and accessible to all those who turned to him. Queues of people thirsting to talk with him stood at the doors of his humble cell; on going to him, people knew that they would receive correct advice, consolation and help. He converted many to God and the Holy Church, and had hundreds, if not thousands of disciples who remembered him for the rest of their lives. Fr. Philaret immediately understood the condition of a man’s soul, and, in giving advice, consoled the suffering, strengthened the despondent and cheered up the despairing with an innocent joke. He loved to say: “Do not be despondent, Christian soul! There is no place for despondency in a believer! Look ahead – there is the mercy of God!” People went away from him pacified and strengthened by his strong faith.

     In imitation of his name-saint, Fr. Philaret was generous not only in spiritual, but also in material alms, and secretly gave help to the needy. Many homeless people turned to him, and he refused help to nobody, except in those cases in which he literally had nothing left, when he would smile guiltily and say: “Nothing, my dear!” But then he would find a way out – and give away the things he was wearing.

     Fr. Philaret did not teach others what he himself did not do. He himself, like the saints, whom he called on people to imitate, accepted everything written in the Holy Scriptures and the patristic writings “not as something written somewhere to someone for somebody,” but as a true guide to life. He was exceptionally strict with himself and conducted a truly ascetic style of life. He had a rare memory, keeping in his head not only the words of the Gospel and the holy fathers, but also the sorrows and woes of his flock. On meeting people the holy hierarch demonstrated great interest in all sides of their life, he did not need to remember their needs and difficulties – he himself developed the subject of conversation that interested a man, and gave ready replies to the perplexities tormenting him.

Confessor against Paganism

     From 1931 until 1945 Manchuria with its capital city of Harbin was occupied by the Japanese. Towards the end of this period the Russians were called upon to confess their faith; for the Japanese placed a statue of their goddess Amateras, who according to Japanese tradition was the foundress of the imperial race, directly opposite the Orthodox cathedral of St. Nicholas. Then, in May, 1943, they demanded that Russians going to church in the cathedral should first make a “reverential bow” towards the goddess. It was also required that on certain days Japanese temples should be venerated, while a statue of the goddess was to be put in Orthodox churches.

     The question of the admissibility of participating in such ritual venerations was discussed at the diocesan assemblies of the Harbin diocese on September 8 and October 2, 1943, in the presence of the hierarchs of the Harbin diocese: Metropolitan Meletius, Bishop Demetrius and Bishop Juvenal (Archbishop Nestor was not present). According to the witness of the secretary of the Episcopal conference, Fr. Leonid Upshinsky, “the session was stormy, since some objected that… Amateras was not a goddess but the Ancestress.” It was decided “to accept completely and direct to the authorities” the reports of Bishop Demetrius of Hailar and Professor K.I. Zaitsev (the future Archimandrite Constantine), which expressed the official view of the episcopate that participation in the ritual venerations was inadmissible.

     However, on February 5, 1944 the congress of leaders of the Russian emigration in Manchuria met in Harbin. The congress opened with a moleben in the St. Nicholas cathedral, after which the participants went to the Japanese temple “Harbin-Jinjya”, where they carried out a veneration of the goddess Amateras. On February 12 the Harbin hierarchs responded with a archpastoral epistle, in which they said: “Since any kind of veneration of pagan divinities and temples is forbidden by the commandments of God…, Orthodox Christians, in obedience to the will of God and his Law, cannot and must not carry out this veneration, for such venerations contradict the basic theses of the Orthodox Faith.” Archbishop Nestor refused to sign this epistle.

     In March both vicars of the Harbin diocese, Bishop Demetrius and Bishop Juvenal, were summoned to the police, where they were closely interrogated about the circumstances of the illegal distribution of the archpastoral epistle and about the attitude of the flock to this question. On April 28 Metropolitan Meletius was subjected to interrogation. The conversation, which lasted for several hours, produced no result. Referring to his extreme exhaustion and illness, Vladyka Meletius asked that the conversation be continued on May 1. This again produced no result. Bishop Demetrius, who also took part, categorically and sharply protested against the venerations.

     On May 2, an Episcopal Convention took place (Archbishop Nestor, as usual, was not present), at which this position was confirmed. Several days later, Metropolitan Meletius presented the text of the Episcopal Convention to Mr. Kobayasi. Kobayasi demanded that he give a written promise not to raise the question of venerations until the end of the war. Metropolitan Meletius asked that the words “if there will be no compulsion to venerations” should be added to the text. Vladyka’s demand again elicited a quarrel. However, in the end Kobayasi gave in. On August 31 the Harbin archpastors sent a letter to Archbishop Nestor in which they appealed to him “to unite with us, return, and may your voice sound out in defence of the purity of the Faith and zeal for its confession. Sign (better late than never) our Archpastoral Epistle and announce this publicly – in whatever way and place you can.” In reply, Vladyka Nestor wrote that he did not disagree with his brother archpastors about the inadmissibility of venerating the temples of Amateras.

     An important influence on the Japanese in their eventual climb-down was the courageous confession of Fr. Philaret. The Japanese seized him and subjected him to torture. His cheek was torn and his eyes were almost torn out, but he suffered this patiently. Then they told him: “We have a red-hot electrical instrument here. Everybody who has had it applied to them has agreed to our requests. And you will also agree.” The torturer brought the instrument forward. Then Fr. Philaret prayed to St. Nicholas: “Holy Hierarch Nicholas, help me, otherwise there may be a betrayal.” The torturer commenced his work. He stripped the confessor to his waist and started to burn his spine with the burning iron. Then a miracle took place. Fr. Philaret could smell his burning flesh, but felt no pain. He felt joyful in his soul. The torturer could not understand why he was silent, and did not cry out or writhe from the unbearable pain. Then he turned and looked at his face. Amazed, he waved his hand, muttered something in Japanese and fled, conquered by the superhuman power of the confessor’s endurance. Fr. Philaret was brought, almost dead, to his relatives. There he passed out. When he came to he said: “I was in hell itself.” Gradually his wounds healed. Only his eyes were a bit distorted. And the Japanese no longer tried to compel the Orthodox to bow down to their idol.

Confessor against Communism

     In 1945 the Soviet armies defeated the Japanese army; later the Chinese communists took control of Manchuria. In the first days of the “Soviet coup” the Soviets began to offer Russian émigrés the opportunity to take Soviet passports. Their agitation was conducted in a skilful manner, very subtly and cleverly, and the deceived Russian people, exhausted from the hard years of the Japanese occupation during which everything Russian had been suppressed, believed that in the USSR there had now come “complete freedom of religion”, and they began to take passports en masse.

     50,000 Russian citizens of Harbin, and every third young person, fell into the snare. The reality was soon revealed to them. At Atpor station 14,000 people were shot, and the remaining 36,000 were deported to concentration camps, where most of them perished of hunger and other privations.  

     Metropolitan Valentine of Suzdal writes: “I remember the year 1956, the Dormition men’s monastery in Odessa, where I was an unwilling witness as there returned from the camps and prisons, having served their terms, those hierarchs who returned to Russia after the war so as to unite with the ‘Mother Church’ at the call of Stalin’s government and the Moscow patriarchate: ‘The Homeland has forgiven you, the Homeland calls you!’ In 1946 they trustingly entered the USSR, and were all immediately captured and incarcerated for 10 years, while the ‘Mother Church’ was silent, not raising her voice in defence of those whom she had beckoned into the trap. In order to be ‘re-established’ in their hierarchical rank, they had to accept and chant hymns to Sergianism, and accept the Soviet patriarch. And what then? Some of them ended their lives under house arrest, others in monastery prisons, while others soon departed for eternity.”

     At this time Fr. Philaret was the rector of the church of the holy Iveron icon in Harbin. There came to him a reporter from a Harbin newspaper asking his opinion on the “mercifulness” of the Soviet government in offering the émigrés Soviet passports. He expected to hear words of gratitude and admiration from Fr. Philaret, too. “But I replied that I categorically refused to take a passport, since I knew of no ‘ideological’ changes in the Soviet Union, and, in particular, I did not know how Church life was proceeding there. However, I knew a lot about the destruction of churches and the persecution of the clergy and believing laypeople. The person who was questioning me hastened to interrupt the conversation and leave…”

     Soon Fr. Philaret read in the Journal of the Moscow Patriarchate that Lenin was the supreme genius and benefactor of mankind. He could not stand this lie and from the ambon of the church he indicated to the believers the whole unrighteousness of this disgraceful affirmation in an ecclesiastical organ, emphasising that Patriarch Alexis (Simansky), as the editor of the JMP, was responsible for this lie. Fr. Philaret’s voice sounded alone: none of the clergy supported him, and from the diocesan authorities there came a ban on his preaching from the church ambon, under which ban he remained for quite a long time. Thus, while still a priest, he was forced to struggle for church righteousness on his own, without finding any understanding amidst his brothers. Practically the whole of the Far Eastern episcopate of the Russian Church Abroad at that time recognised the Moscow Patriarchate, and so Fr. Philaret found himself involuntarily in the jurisdiction of the MP, as a cleric of the Harbin diocese. This was for him exceptionally painful. He never, in whatever parish he served, permitted the commemoration of the atheist authorities during the Divine services, and he never served molebens or pannikhidas on the order of, or to please, the Soviet authorities. As he said, “I never sullied my lips and my prayer with prayers for the servants of the Antichrist”. But even with such an insistent walling-off from the false church, his canonical dependence on the MP weighed on him “as a heavy burden, as an inescapable woe”, and he remained in it only for the sake of his flock. When the famous campaign for “the opening up of the virgin lands” was declared in the USSR, the former émigrés were presented with the opportunity to depart for the Union. To Fr. Philaret’s sorrow, in 1947 his own father, Archbishop Demetrius of Hailar, together with several other Bishops, were repatriated to the USSR. But Fr. Philaret, on his own as before, tirelessly spoke in his flaming sermons about the lie implanted in the MP and in “the country of the soviets” as a whole. Not only in private conversations, but also from the ambon, he explained that going voluntarily to work in a country where communism was being built and religion was being persecuted, was a betrayal of God and the Church. He refused outright to serve molebens for those departing on a journey for the USSR, insofar as at the foundation of such a prayer lay a prayer for the blessing of a good intention, while the intention to go to the Union was not considered by Fr. Philaret to be good, and he could not lie to God and men. That is how he spoke and acted during his life in China.

     Such a firm and irreconcilable position in relation to the MP and the Soviet authorities could not remain unnoticed. Fr. Philaret was often summoned by the Chinese authorities for interrogations, at one of which he was beaten. In October, 1960 they even tried to kill him…

     As he himself recounted the story, at two o’clock on a Sunday morning Fr. Philaret got up from bed because of a strange smell in his house. He went to the living-room, in the corner of which was a larder. From under the doors of the larder there was coming out smoke with a sharp, corrosive smell. Then he went to the lavatory, poured water into a bowl, returned to the larder and, opening the doors, threw the water in the direction of the smoke. Suddenly there was an explosion and a flash. The fire burned him, while the wave of the explosion lifted him up and hurled him with enormous force across the whole length of the living-room and against the door leading out. Fortunately, the door opened outwards: from the force of his flying body the bolts were broken, and he fell on the ground deafened but alive. On coming to, he saw the whole of his house on fire like a torch. He understood that the explosion had been caused by a thermal bomb set to go off and burn down the house at a precise time.

     During this night, at about midnight, a certain Zinaida Lvovna, one of the sisters of the church of the House of Mercy, came out of her house, which was situated opposite the church across the street, and saw some fire engines in the street near the church – but there was no fire. This unusual concourse of fire engines surprised her. About two hours later, when the sound of the bomb awoke her, she immediately went out into the street and saw the fire, which the fire-fighters had already managed to put out. Fr. Philaret was standing on the threshold of the church shaking from the cold and suffering from burns and concussion. Zinaida Lvovna immediately understood that the fire had been started by the communists with the purpose of killing Fr. Philaret. She quickly crossed the street and invited him to enter her house.

     But the Chinese firemen, on seeing Archimandrite Philaret alive, accused him of starting the fire and wanted to arrest him. However, the quick-witted Zinaida Lvovna quickly turned to the chief fireman and said: “It looks like you put your fire engines here in advance, knowing that a fire was about to begin. Who told you beforehand that about the fire?” The fire chief was at a loss for words and could not immediately reply.  Meanwhile, Zinaida Lvovna and Fr. Philaret went into her house. She put him in a room without windows because she knew that the communists might enter through a window and kill him.

     The next day, some young people came early to the Sunday service, but the church was closed, and the house in which Fr. Philaret lived was burned to the ground. The twenty-year-old future pastor, Fr. Alexis Mikrikov came and learned from Zinaida Lvovna what had happened during the night. He asked to see Fr. Philaret. Immediately he saw that the saint was extremely exhausted and ill. His burned cheek was dark brown in colour. But the look in his eyes was full of firm submission to the will of God and joyful service to God and men. Suddenly Fr. Alexis heard him say: “Congratulations on the feast!” as he would say “Christ is risen!” Tears poured down the face of Fr. Alexis in reply. He had not wept since his childhood, and here he was, a twenty-year-old man, on his knees before the confessor, weeping and kissing his hand.

     As a consequence of the interrogations and burns he suffered, for the rest of his life Fr. Philaret retained a small, sideways inclination of his head and a certain distortion of the lower part of his face; his vocal chords also suffered.

     Two months passed. Fr. Philaret again began to serve, and within half a year he was able to live on his own in a separate maisonette above the church. But then he again went to Zinaida Lvovna. The reason was that he had gone into his cell after the service, but suddenly saw two big boots sticking out from under the curtain. Understanding that an assassin sent by the communists was standing there, he went to the chest of drawers, took something out to divert attention, and then quickly left the cell, locking it behind him. After this a Chinese policeman came to Zinaida Lvovna and asked her why Archimandrite Philaret did not sleep in his cell. She immediately understood what he was on about, and replied: because of his physical weakness.

     Soon after this Fr. Philaret, through his spiritual sight, discovered a portrait of satan under the altar in the church of the House of Mercy. The portrait was immediately removed…

     Having made contact with Metropolitan Anastasy, from 1953 Archimandrite Philaret made continual efforts to leave China. Finally, in 1962, after almost the whole of his flock had left Harbin, he succeeded. On March 29, 1962 the Hierarchical Synod of the Russian Church Abroad “heard a letter of Archimandrite Philaret (Voznesensky) to the president of the Synod on his arrival in Hong Kong and his repentance over the fact that in 1945 he had entered the jurisdiction of the Moscow Patriarchate, and also a penitential declaration signed by him in accordance with the form established by the Council of Bishops” in 1959.

     The form in question was as follows: “I, the undersigned, a former clergyman of the Moscow Patriarchate, ordained to the rank of deacon (by such-and-such a bishop in such-and-such a place at such-and-such a time) and ordained to the rank of presbyter (by such-and-such a bishop in such-and-such a place at such-and-such a time) and having passed through my service (in such-and-such parishes), petition that I be received into the clergy of the Russian Orthodox Church Abroad.

     “I am sincerely sorry that I was among the clergy of the Moscow Patriarchate, which is in union with the God-fighting authorities.

     “I sweep aside all the lawless acts of the Moscow hierarchy in connection with its support of the God-fighting authorities and I promise from now on to be faithful and obedient to the lawful hierarchy of the Russian Church Abroad.”

     “While striving to guard my flock from Soviet falsehood and lies,” recounted the metropolitan, “I myself sometimes felt inexpressibly oppressed – to the point that I several times came close to the decision to leave altogether, to cease serving. And I was stopped only by the thought of my flock: how could I leave these little ones? If I went and stopped serving, that would mean that they would have to enter into service to the Soviets and hear prayers for the forerunners of the Antichrist – ‘Lord, preserve them for many years,’ etc. This stopped me and forced me to carry out my duty to the end.

     “And when, finally, with the help of God I managed to extract myself from red China, the first thing I did was turn to the First Hierarch of the Russian Church Abroad, Metropolitan Anastasy, with a request that he consider me again to be in the jurisdiction of the Russian Church Abroad. Vladyka Metropolitan replied with mercy and love, and immediately blessed me to serve in Hong Kong already as a priest of the Synodal jurisdiction, and pointed out that every church server passing into this jurisdiction from the jurisdiction of Moscow must give a special penitential declaration to the effect that he is sorry about his (albeit involuntary) stay in the Moscow jurisdiction. I did this immediately.”

     Soon Fr. Philaret flew to Australia and arrived in Sydney, from where he went to Brisbane. Many of his former parishioners were there, and they petitioned the Synod to appoint him bishop of Brisbane. Archbishop Savva of Australia supported this petition enthusiastically. Archimandrite Philaret considered himself weak and unworthy of such a lofty service. However, the experience of monastic obedience did not allow him to decline from the path to which ecclesiastical authority summoned him. On May 26, 1963 he was consecrated Bishop of Brisbane, a vicariate of the Australian diocese, by Archbishop Sabbas of Sydney and Bishop Anthony of Melbourne.

      In his sermon at his nomination as Bishop Archimandrite Philaret said to the Archpastors who were present:

     “Holy Hierarchs of God! I have thought and felt much in these last days, I have reviewed and examined the whole of my life – and… I see, on the one hand, a chain of innumerable benefactions from God, and on the other – the countless number of my sins… And so raise your hierarchical prayers for my wretchedness in this truly terrible hour of my ordination, that the Lord, the First of Pastors, Who through your holiness is calling me to the height of this service, may not deprive me, the sinful and wretched one, of a place and lot among His chosen ones…

     “One hierarch-elder, on placing the hierarchical staff in the hands of a newly appointed bishop, said to him: ‘Do not be like a milestone on the way, that points out for others the road ahead, but itself remains in its place…’  Pray also for this, Fathers and Archpastors, that in preaching to others, I myself may not turn out to be an idle slave.”

     On May 14/27, 1964, having been for many years First Hierarch of ROCOR, Metropolitan Anastasy, for reasons of health and age, petitioned the Hierarchical Council for his retirement. The question arose who would be the new First Hierarch. Some members of ROCOR wanted to see the holy Hierarch John (Maximovich) as their head, but another part was very opposed to this. Then, to avoid any further aggravation of the situation, and a possible scandal and even schism, the Hierarch John removed his candidacy and suggested making the youngest Hierarch, Bishop Philaret, First Hierarch. According to another source, the suggestion was made by Archbishop Sabbas, who had sent Fr. Philaret to New York in his place. This choice was supported by Metropolitan Anastasy: Vladyka Philaret was the youngest by ordination, had mixed little in Church Abroad circles, and had not managed to join any “party”. He himself compared his election to a death sentence: “My position at that time reminds me of the position of one who is being led out to execution,” he said in his Word to the Hierarchical Council. And so he was enthroned as First Hierarch by Metropolitan Anastasy himself in a service that, for the first time in centuries, used the ancient text for the enthroning of a metropolitan of Moscow.

     Almost immediately, in his 1965 Epistle “to Orthodox Bishops and all who hold dear the Fate of the Russian Church”, Metropolitan Philaret made clear his completely uncompromising attitude to the Moscow Patriarchate and his great love for the Catacomb Church. In view of the continuing relevance of his words, when the gracelessness of the Moscow Patriarchate is understood by few, we quote it in full:

     “In recent days the Soviet Government in Moscow and various parts of the world celebrated a new anniversary of the October Revolution of 1917 which brought it to power.

     “We, on the other hand, call to mind in these days the beginning of the way of the cross for the Russian Orthodox Church, upon which from that time, as it were, all the powers of hell have fallen.

     “Meeting resistance on the part of Archpastors, pastors, and laymen strong in spirit, the Communist power, in its fight with religion, began from the very first days the attempt to weaken the Church not only by killing those of her leaders who were strongest in spirit, but also by means of the artificial creation of schisms.

     Thus arose the so-called ''Living Church" and the renovationist movement, which had the character of a Church tied to a Protestant-Communist reformation. Notwithstanding the support of the Government, this schism was crushed by the inner power of the Church. It was too clear to believers that the ‘Renovated Church’ was uncanonical and altered Orthodoxy. For this reason people did not follow it.

     “The second attempt, after the death of Patriarch Tikhon and the rest of the locum tenentes of the patriarchal throne, Metropolitan Peter, had greater success. The Soviet power succeeded in 1927 in sundering in part the inner unity of the Church. By confinement in prison, torture, and special methods it broke the will of the vicar of the patriarchal locum tenens, Metropolitan Sergius, and secured from him the proclamation of a declaration of the complete loyalty of the Church to the Soviet power, even to the point where the joys and successes of the Soviet Union were declared by the Metropolitan to the joys and successes of the Church, and its failures to be her
failures. What can be more blasphemous than such an idea, which was justly appraised by many at that time as an attempt to unite light with darkness, and Christ with Belial. Both Patriarch Tikhon and Metropolitan Peter, as well as others who served as locum tenens of the Patriarchal throne, had earlier refused to sign a similar declaration, for which they were subjected to arrest, imprisonment, and banishment.

     “Protesting against this declaration—which was proclaimed by Metropolitan Sergius by himself alone, without the agreement of the suppressed majority of the episcopate of the Russian Church, violating thus the 34th Apostolic Canon—many bishops who were then in the death camp at Solovki wrote to the Metropolitan: ‘Any government can sometimes make decisions that are foolish, unjust, cruel, to which the Church is forced to submit, but which she cannot rejoice over or approve. One of the aims of the Soviet Government is the extirpation of religion, but the Church cannot acknowledge its successes in this direction as her own successes’ (Open Letter from Solovki, September 27, 1927).

     “The courageous majority of the sons of the Russian Church did not accept the declaration of Metropolitan Sergius, considering that a union of the Church with the godless Soviet State, which had set itself the goal of annihilating Christianity in general, could not exist on principle.

     “But a schism nonetheless occurred. The minority, accepting the declaration, formed a central administration, the so-called ‘Moscow Patriarchate,’ which, while being supposedly officially recognized by the authorities, in actual fact received no legal rights whatever from them; for they continued, now without hindrance, a most cruel persecution of the Church. In the words of Joseph, Metropolitan of Petrograd, Metropolitan Sergius, having proclaimed the declaration, entered upon the path of ‘monstrous arbitrariness, flattery, and betrayal of the Church to the interests of atheism and the destruction of the Church.’

     “The majority, renouncing the declaration, began an illegal ecclesiastical existence. Almost all the bishops were tortured and killed in death camps, among them the locum tenentes Metropolitan Peter and Metropolitan Cyril of Kazan, who was respected by all, and Metropolitan Joseph of Petrograd, who was shot to death at the end of 1938, as well as many other bishops and thousands of priests, monks, nuns, and courageous laymen. Those bishops and clergy who miraculously remained alive began to live illegally and to serve Divine services secretly, hiding themselves from the authorities and originating in this fashion the Catacomb Church in the Soviet Union.

     “Little news of this Church has come to the free world. The Soviet press long kept silent about her, wishing to give the impression that all believers in the USSR stood behind the Moscow Patriarchate. They even attempted to deny entirely the existence of the Catacomb Church.

     “But then, after the death of Stalin and the exposure of his activity, and especially after the fall of Khrushchev, the Soviet press has begun to write more and more often on the secret Church in the USSR, calling it the ‘sect’ of True-Orthodox Christians. It was apparently impossible to keep silence about it any longer; its numbers are too great and it causes the authorities too much alarm.

     “Unexpectedly in the Atheist Dictionary (Moscow, 1964), on pages 123 and 124 the Catacomb Church is openly discussed. '’True-Orthodox Christians,’ we read in the Dictionary, ‘an Orthodox sect, originating in the years 1922-24. It was organized in 1927, when Metropolitan Sergius proclaimed the principle of loyalty to the Soviet power.’ ‘Monarchist’ (we would say ecclesiastical) ‘elements, having united around Metropolitan Joseph (Petrovykh) of Leningrad' (Petrograd) — the Josephites,’ or, as the same Dictionary says, the Tikhonites, formed in 1928 a guiding centre, the True-Orthodox Church, and united all groups and elements which came out against the Soviet order’ (we may add from ourselves, ‘atheist’ order). ‘The True-Orthodox Church directed unto the villages a multitude of monks and nuns,’ for the most part of course priests, we add again from ourselves, who celebrated Divine services and rites secretly and ‘conducted propaganda against the leadership of the Orthodox Church,’ i.e., against the Moscow Patriarchate which had given in to the Soviet power, ‘appealing to people not to submit to Soviet laws,’ which are directed, quite apparently, against the Church of Christ and faith. By the testimony of the Atheist Dictionary, the True-Orthodox Christians organized and continue to organize house, 'i.e., secret, catacomb churches and monasteries... preserving in full the doctrine and rites of Orthodoxy.’ They ‘do not acknowledge the authority of the Orthodox Patriarch,’ i.e., the successor of Metropolitan Sergius, Patriarch Alexis.

     “’Striving to fence off’ the True-Orthodox Christians ‘from the influence of Soviet reality,’ chiefly of course from atheist propaganda, ‘their leaders...  make use of the myth of Antichrist, who has supposedly been ruling in the world since 1917.’ The anti-Christian nature of the Soviet power is undoubted for any sound-thinking person, and all the more for a Christian.

     “True Orthodox Christians ‘usually refuse to participate in elections,’ which in the Soviet Union, a country deprived of freedom, are simply a comedy, ‘and other public functions; they do not accept pensions, do not allow their children to go to school beyond the fourth class...’ Here is an unexpected Soviet testimony of the truth, to which nothing need be added.

     “Honour and praise to the True-Orthodox Christians, heroes of the spirit and confessors, who have not bowed before the terrible power, which can stand only by terror and force and has become accustomed to the abject  flattery of its subjects. The Soviet rulers fall into a rage over the fact that there exist people who fear God more than men. They are powerless before the millions of True-Orthodox Christians.

     “However, besides the True Orthodox Church in the Soviet Union and the Moscow Patriarchate, which have communion neither of prayer nor of any other kind with each other, there exists yet a part of the Russian Church—free from oppression and persecution by the atheists the Russian Orthodox Church Outside of Russia. She has never broken the spiritual and prayerful bonds with the Catacomb Church in the home land. After the last war many members of this Church appeared abroad and entered into the Russian Church Outside Russia, and thus the bond between these two Churches was strengthened yet more—a bond which has been sustained illegally up to the present time. As time goes on, it becomes all the stronger and better established.

     “The part of the Russian Church that is abroad and free is called upon to speak in the free world in the name of the persecuted Catacomb Church in the Soviet Union; she reveals to all the truly tragic condition of believers in the USSR, which the atheist power so carefully hushes up, with the aid of the Moscow Patriarchate, she calls on those who have not lost shame and conscience to help the persecuted.

     “This is why it is our sacred duty to watch over the existence of the Russian Church Outside of Russia. The Lord, the searcher of hearts, having permitted His Church to be subjected to oppression, persecution, and deprivation of all rights in the godless Soviet State, has given us, Russian exiles, in the free world the talent of freedom, and He expects from us the increase of this talent and a skilful use of it. And we have not the right to hide it in the earth. Let no one dare to say to us that we should do this, let no one push us to a mortal sin. For the fate of our Russian Church we, Russian bishops, are responsible before God, and no one in the world can free us from this sacred obligation. No one can understand better than we what is happening in our homeland, of which no one can have any doubt. Many times foreigners, even Orthodox people and those vested with high ecclesiastical rank, have made gross errors in connection with the Russian Church and false conclusions concerning her present condition. May God forgive them this, since they do not know what they are doing.

     “We shall not cease to accuse the godless persecutors of faith and those who evilly cooperate with them under the exterior of supposed representatives of the Church. In this the Russian Church Outside of Russia has always seen one of her important tasks. Knowing this, the Soviet power through its agents wages with her a stubborn battle, not hesitating to use any means: lies, bribes, gifts, and intimidation. We, however, shall not suspend our accusation.

     “Declaring this before the face of the whole world, I appeal to all our brothers in Christ—Orthodox bishops—and to all people who hold dear the fate of the persecuted Russian Church as a part of the Universal Church of Christ, for understanding, support, and their holy prayers. As for our spiritual children, we call on them to hold firmly to the truth of Orthodoxy, witnessing of her both by one's word and especially by a prayerful, devout Christian life.”

Confessor against Ecumenism

     The new metropolitan faced a daunting task. For he had, on the one hand, to lead his Church in decisively denouncing the apostasy of World Orthodoxy, communion with which could no longer be tolerated. And on the other, he had to preserve unity among the members of his own Synod, some of whom were in spirit closer to “World Orthodoxy” than True Orthodoxy…

     While Metropolitan Philaret was first-hierarch, ecumenism finally showed its true face – the mask of a terrible heresy uniting in itself all the earlier heresies and striving to engulf Orthodoxy completely, destroying the very concept of the Church of Christ and creating a universal “church” of the antichrist. An important turning-point came in 1964, when, in defiance of the holy canons, Pope Paul VI and Patriarch Athenagoras of Constantinople prayed together in Jerusalem, and in December, 1965 they “lifted the anathemas” placed by the Roman and Constantinopolitan Churches on each other in 1054.

     At this critical point the Lord raised Metropolitan Philaret to explain to the ecumenist Orthodox the essence of the danger into which they were falling. In the first of a series of “Sorrowful Epistles”, on December 2/15, 1965, he wrote to Patriarch Athenagoras protesting against his action: “The organic belonging of the Orthodox to the union of the contemporary heretics does not sanctify the latter, while it tears away the Orthodox entering into it from Catholic Orthodox Unity… Your gesture puts a sign of equality between error and truth. For centuries all the Orthodox Churches believed with good reasons that it has violated no doctrine of the Holy Ecumenical Councils; whereas the Church of Rome has introduced a number of innovations in its dogmatic teaching. The more such innovations were introduced, the deeper was to become the separation between the East and the West. The doctrinal deviations of Rome in the eleventh century did not yet contain the errors that were added later. Therefore the cancellation of the mutual excommunication of 1054 could have been of meaning at that time, but now it is only evidence of indifference in regard to the most important errors, namely new doctrines foreign to the ancient Church, of which some, having been exposed by St. Mark of Ephesus, were the reason why the Church rejected the Union of Florence… No union of the Roman Church with us is possible until it renounces its new doctrines, and no communion in prayer can be restored with it without a decision of all the Churches, which, however, can hardly be possible before the liberation of the Church of Russia which at present has to live in the catacombs… A true dialogue implies an exchange of views with a possibility of persuading the participants to attain an agreement. As one can perceive from the Encyclical Ecclesiam Suam, Pope Paul VI understands the dialogue as a plan for our union with Rome with the help of some formula which would, however, leave unaltered its doctrines, and particularly its dogmatic doctrine about the position of the Pope in the Church. However, any compromise with error is foreign to the history of the Orthodox Church and to the essence of the Church. It could not bring a harmony in the confessions of the Faith, but only an illusory outward unity similar to the conciliation of dissident Protestant communities in the ecumenical movement.”

     In his second Epistle, written in 1969, Metropolitan Philaret said that he had decided to turn to all the hierarchs, “some of whom occupy the oldest and most glorious sees”, because, in the words of St. Gregory the Theologian, “the truth is betrayed by silence”, and it is impossible to keep silent when you see a deviation from the purity of Orthodoxy – after all, every bishop at his ordination gives a promise to keep the Faith and the canons of the holy fathers and defend Orthodoxy from heresies. The holy metropolitan quoted various ecumenist declarations of the World Council of Churches (WCC) and clearly showed, on the basis of the patristic teaching and the canons, that the position of the WCC had nothing in common with Orthodoxy, and consequently the Orthodox Churches should not participate in the work of this council. He also emphasised that the voice of the MP was not the voice of the True Russian Church, which was persecuted and concealed itself in the catacombs. He called on all the Orthodox hierarchs to stand up in defence of the purity of Orthodoxy.

     On December 16, 1969 the MP Synod decided “that in cases where Old Believers and Catholics ask the Orthodox Church to administer the holy sacraments to them, this is not forbidden.”

     ROCOR’s Archbishop Averky commented on this decision: “Now, even if some entertained some sort of doubts about how we should regard the contemporary Moscow Patriarchate, and whether we can consider it Orthodox after its intimate union with the enemies of God, the persecutors of the Faith and Christ’s Church, these doubts must now be completely dismissed: by the very fact that it has entered into liturgical communion with the Papists, it has fallen away from Orthodoxy [emphasis in the original] and can no longer be considered Orthodox…”

     Metropolitan Philaret agreed with this judgement; and on March 31, 1970, under his presidency the ROCOR Synod passed the following resolution, which for the first time in the history of ROCOR defined the MP as not only schismatic, but also heretical: “to consider the decision of the Moscow Patriarchate granting Roman Catholics access to all the sacraments of the Orthodox Church as in violation of the holy canons and contrary to Orthodox dogmatical doctrines. Entering thus into communion with the heterodox, the Moscow Patriarchate estranges itself from the unity of the holy Fathers and Doctors of the Church. By its action it does not sanctify the heretics to whom it offers the sacraments, but it itself becomes part of their heresy.”

     Eighteen months later, on September 15/28, 1971 a decree of the Hierarchical Council confirmed this decision: “The lack of accord of the decree of the Moscow Patriarchate, concerning the granting of communion to Roman Catholics, with Orthodox dogmatic teaching and the Church canons is completely clear to any person even slightly informed in theology. It was justly condemned by a decree of the Synod of the Church of Greece. The holy canons do permit the communication of a great sinner who is under penance (epitimia) when he is about to die (I Ecumenical 13, Carthage 6, Gregory of Nyssa 2 and 5), but there is not a single canon which would extend this to include persons foreign to the Orthodox Church, as long as they have not renounced their false doctrines. No matter what explanation Metropolitan Nicodemus and the other Moscow hierarchs might try to give of this act, it is completely clear that by this decision, even though with certain limitations, communion has been established between the Moscow Patriarchate and Roman Catholics. Furthermore, the latter have already made the decision to permit members of the Orthodox Church to receive communion from them. All this was particularly clearly demonstrated in the service held on December 14, 1970, in St. Peter's Basilica in Rome, when Metropolitan Nicodemus gave communion to Catholic clerics. It is perfectly clear that this act could not be justified by any need. By this act the Moscow Patriarchate has betrayed Orthodoxy. If the 45th Canon of the Holy Apostles excommunicates from the Church an Orthodox bishop or cleric who has ‘only prayed together with heretics’, and the 10th Apostolic Canon forbids even prayer together with those who are excommunicated, what can we say about a bishop who dares to offer the Holy Mysteries to them? If catechumens must leave the church before the sanctification of the Gifts and are not permitted even at point of death to receive communion until they are united to the Church, how can one justify the communicating of persons who, being members of heretical communities, are much farther away from the Church than a catechumen, who is preparing to unite with her? The act of the Moscow Synod, which was confirmed by the recent Council of the Moscow Patriarchate in Moscow, extends the responsibility for this un-Orthodox decision to all participants of the Moscow Council and to their entire Church organization. The decision to admit Catholics to communion is an act that is not only anticanonical, but heretical as well, as inflicting harm on the Orthodox doctrine of the Church, since only true members of the Church are called to communicate of the Body and Blood of Christ in the Eucharist. The Moscow decree, logically considered, recognizes as her members those who, through their doctrinal errors, in both heart and mind are far from her.”

     The metropolitan wrote a third “Sorrowful Epistle” on the Sunday of Orthodoxy, 1972. In it he noted that although in the last two years hierarchs had made declarations about the heterodoxy of the ecumenical movement, not one Orthodox Church had declared that it was leaving the WCC. His aim in writing this fresh epistle was “to show that abyss of heresy against the very concept of the Church into which all the participants in the ecumenical movement are being drawn”. He recalled the threatening prophecy of the Apostle Paul that to those who will not receive “the love of the truth for salvation” the Lord will send “strong delusion, that they should believe a lie. That they all might be damned who believed not the truth, but had pleasure in unrighteousness” (II Thessalonians 2.10-12).

     A fourth Epistle, written in 1975, was devoted to the so-called “Thyateira Confession” of Metropolitan Athenagoras [of Thyateira and Great Britain], the exarch of the Constantinopolitan Patriarchate in Europe – a document written in a completely heretical spirit, but which did not elicit any reaction from the leaders of the official churches. Evidently Metropolitan Philaret hoped at the beginning that at any rate one of the bishops of ‘World Orthodoxy’ might listen to his words, which is why he addressed them in his epistles as true Archpastors of the Church. Besides, attempts at exhortation corresponded to the apostolic command: ‘A man that is a heretic after the first and second admonition reject, knowing that he that is such is subverted, and sinneth, being condemned of himself’ (Titus 3. 10-11). It was fitting, before anathematizing the apostates, to try and convert them from their error. Alas, no conversion took place, and the ecumenical impiety continued to pour out. And so the saint continued to explain the danger of the new heresy, which encompassed all the old heresies into a heresy of heresies.

     Thus while telling about the zeal of St. Nicholas the Wonderworker, who slapped the face of Arius when he blasphemed against the Son of God, Vladyka said: “O how often we do not have enough of such zeal when it is really necessary to speak for the insulted and trodden-on truth! I want to tell you about one incident that took place not long ago and which it would have been difficult even to imagine several years ago – and now we are going further and further downhill all the time. One man came from Paris and said that the following incident had taken place at a so-called ‘ecumenical meeting’. Of course, you know what ecumenism is; it is the heresy of heresies. It wants to completely wipe out the concept of the Orthodox Church as the guardian of the Truth, and to create some kind of new, strange church. And so there took place this ‘ecumenical meeting’. Present were a so-called Orthodox protopriest from the Paris Theological (more exactly, heretical) Institute, a Jewish rabbi, a pastor and a Catholic priest. At first they sort of prayed, and then began the speeches. And then (forgive me for saying such things from the holy ambon, but I want to show you what we have come to) the Jewish rabbi said that the Lord Jesus Christ was the illegitimate son of a dissolute woman…

     “But that’s not the main horror. The Jewish people has opposed God for a long time… - so there’s nothing surprising in this. But the horror was that when he said this everyone was silent. Later, a man who had heard this terrible blasphemy asked the ‘Orthodox’ protopriest: ‘How could you keep silent?’ He replied: ‘I didn’t want to offend this Jew.’ It’s wrong to offend a Jew, but to insult the All-Pure Virgin Mary is permitted! Look at the state we have come to! How often does it happen to us all now that we do not have the zeal to stand up, when necessary, in defence of our holy things! The Orthodox cleric must zealously stand up against blasphemy, just as the holy Hierarch Nicholas stopped the mouth of the heretic… But now, unfortunately, we have become, as the saying goes, ‘shamefully indifferent to both the evil and the good’. And it is precisely in the soil of this indifference, of a kind of feeling of self-preservation, that the heresy of ecumenism has established itself – as also apostasy, that falling away which is becoming more and more evident… Let us remember, brethren, that Christian love embraces all in itself, is compassionate to all, wishes that all be saved and is sorry for, and merciful to, and loves every creature of God; but where it sees a conscious assault on the truth it turns into fiery zeal which cannot bear any such blasphemy… And so must it always be, because every Orthodox Christian must always be zealous for God.”

     Again he wrote, concerning the comments of certain ecumenist intellectuals: “I must say that it is not the Church that has lagged behind the times, but it is they that have fled to who knows where!"

     “To what lengths of lunacy has contemporary mankind gone! It is not difficult to arrive at this conclusion, if one observes what is transpiring in the world. Recently, there was a press report stating that the organization of the so-called World Council of Churches - which includes nearly all Christian denominations and Orthodox Churches, except one i.e. ROCA - has accepted as a full member, a new religious order that serves satan! Satanism has been embraced by the World Council of Churches!

     “Consequently, this means that the ill-fated person, which heads this frightening and ungodly teaching - Satanism, will be seated at the same table with representatives of Christian faiths, perhaps assisting in the formulation of ecumenical communion and services that will not displease anyone! This means that the WCC has secured a new brother-in-arms, a new colleague - the leader of this insane Satanism.

     “Incidentally, in passing, and as I stated before, nearly all Orthodox Churches have joined the World Council of Churches, the most recent being the partial entry of the American  Red Sovietonomous Church, which has now existed for a number of years.

     “All these developments beg the question - where to now? This is to what extent of madness that humanity has reached! Yet they yell that the Church cannot keep up with them. But keep up with what? I reiterate - it's not the Church that has lagged behind the times, but these people that have created their new lifestyle. They are the ones that have fled from the Church to who knows where, and their demise will be frightening!”

     In addition to issuing his “Sorrowful Epistles”, Metropolitan Philaret and his Synod took concrete measures to guard his flock against the heresy of ecumenism. It was especially necessary to make clear that Catholics and Protestants were not inside the True Church. And so in 1971 it was decreed that all Catholics and Protestants coming to the Orthodox Church should be received by full threefold immersion baptism.

     This re-establishment of the canonical norms in relation to the reception of heretics increased the prestige of ROCOR among all those seeking the truth of Orthodoxy, and many converts from western confessions, as well as Orthodox from other, ecumenical jurisdictions, sought refuge in ROCOR.

     While rebuking the apostasy of the “World Orthodox” who took part in the World Council of Churches, Metropolitan Philaret was zealous to establish relations with other truly confessing Churches. Thus in December, 1969, under his leadership, the Synod of ROCOR officially recognised the validity of the ordinations of the “Florinite” branch of the Greek Old Calendarists. And in September, 1971 communion was also established with the “Matthewite” branch of the same Church.

     On September 20, 1975, Metropolitan Philaret wrote to Metropolitan Epiphanius of Kition, the leader of the Old Calendarist Church of Cyprus: “From the beginning our Russian Church has known that the calendar innovation was unacceptable, and has not dared to move this boundary set by patristic tradition, for the Ecclesiastical Calendar is a support of the life of the Church and as such is fortified by decrees of Holy Tradition.

     “However, it is obvious to all that the calendar innovation caused a schism in the Greek Church in 1924, and the responsibility for the schism weighs exclusively on the innovators. This is the conclusion that will be reached by anyone studying the Patriarchal Tomoi (as that of 1583) and taking into account the wretched and self-evident fact of the schism and the frightful punishments, persecutions and blasphemies which those who have cleaved to the patristic piety of Holy Tradition have undergone.

      “Thinking in this way, our Holy Synod has decreed that we ‘flee’ concelebrations with the new calendarist modernists. We do not concelebrate with them, nor do we give permission or a blessing to our clergy for such a concelebration. In order to assure you of the truth of what we say, we inform you that whenever a community in the diaspora is received into our Church, they are required to follow the patristic Calendar of the Orthodox Church…”

     In 1977 the metropolitan received under his omophorion fourteen priests of the Russian Catacomb Church whose archpastor had died, thereby marking the beginning of the return of ROCOR to the Russian land. He had a lofty estimate of the exploit of the catacombniks and used to cite the example of the catacomb nuns imprisoned in an Arctic camp, who refused to work for the commands of the godless authorities and were put out in the icy wind in order to die -  but through a miracle of God – did not die. He used to say: “If the whole multi-million mass of Russian people were to display such faithfulness as these nuns displayed, and refused to obey the robbers who have planted themselves on the Russian people – communism would fall in a moment, for the people would receive the same help from God as miraculously saved the nuns who went to certain death. But as long as the people recognises this power and obeys it, even if with curses in their soul, this power will remain in place.”

     The decision of the MP to give communion to Catholics put the other Russian jurisdiction in North America, the American Metropolia, into a difficult position; for in the early 1960s the Metropolia (a body in schism from ROCOR since 1946) had been, through Fr. Georges Florovsky, among the most conservative participants in the ecumenical movement. However, this Church had been secretly negotiating with the Moscow Patriarchate for a grant of autocephaly. According to the deal eventually agreed upon, the patriarchate was to declare the Metropolia to be the autocephalous Orthodox Church of America (OCA) in exchange for the Japanese parishes of the Metropolia coming within the jurisdiction of the patriarchate. And yet the MP’s parishes in America did not pass into the OCA, but remained directly under the patriarchate!

     This deal, which was recognized by none of the Local Churches and was to the advantage, in the long run, only of the MP and the KGB (it was engineered by the KGB General Metropolitan Nikodim of Leningrad), was made public in December, 1969 – just at the moment that the patriarchate announced that it had entered into partial communion with the Catholics. Thus the former Metropolia found that it had been granted autocephaly by a Church that was now in communion with the Catholics. Naturally, this dealt a death blow to such anti-ecumenist opinion as still existed in that Church.

     In 1971 the ROCOR Council of Bishops passed over the heretical aspect of the matter, and concentrated on the illegality of the church that had given the autocephaly: “The Council of Bishops, having listened to the report of the Synod of Bishops concerning the so-called Metropolia’s having received autocephaly from the Patriarchate of Moscow, approves all the steps taken in due course by the Synod of Bishops to convince Metropolitan Irenaeus and his colleagues of the perniciousness of a step which deepens the division which was the result of the decision of the Cleveland Council of 1946 which broke away from the Russian Orthodox Church Outside of Russia.

     “The American Metropolia has received its autocephaly from the Patriarchate of Moscow, which has not possessed genuine canonical succession from His Holiness Patriarch Tikhon from the time when Metropolitan Sergius, who later called himself Patriarch, violated his oath with regard to Metropolitan Peter, the locum tenens of the patriarchal throne, and set out upon a path which was then condemned by the senior hierarchs of the Church of Russia. Submitting all the more to the commands of the atheistic, anti-Christian regime, the Patriarchate of Moscow has ceased to be that which expresses the voice of the Russian Orthodox Church. For this reason, as the Synod of Bishops has correctly declared, none of its acts, including the bestowal of autocephaly upon the American Metropolia, has legal force. Furthermore, apart from this, this act, which affects the rights of many Churches, has elicited definite protests on the part of a number of Orthodox Churches, who have even severed communion with the American Metropolia.

     “Viewing this illicit act with sorrow, and acknowledging it to be null and void, the Council of Bishops of the Russian Orthodox Church Outside of Russia, which has hitherto not abandoned hope for the restoration of ecclesiastical unity in America, sees in the declaration of American autocephaly a step which will lead the American Metropolia yet farther away from the ecclesiastical unity of the Church of Russia. Perceiving therein a great sin against the enslaved and suffering Church of Russia, the Council of Bishops DECIDES: henceforth, neither the clergy nor the laity [of the Russian Church Abroad] are to have communion in prayer or the divine services with the hierarchy or clergy of the American Metropolia.”

The Third All-Diaspora Council

     In spite of his strictness in relation to heretical and schismatic churches, ROCOR under the wise leadership of Metropolitan Philaret flourished and grew. True Orthodoxy was preached not only to the Russian émigrés, but also in Alaska, and India and Africa. New monasteries were founded, and the seminary attached to the Holy Trinity monastery in Jordanville, New York State, became the major publisher of books in Church Slavonic, as well as the best publisher of Orthodox English-language texts. Old Russian icon-painting was regenerated under the hand of Archimandrite Cyprian of Jordanville and his disciples. And church schools, orphanages, work-houses and old people’s homes were built in many dioceses.

     In 1974 the Third All-Emigration Council of ROCOR took place in Jordanville. Just as the First Council, held at Karlovtsy in 1921, had defined the relationship of ROCOR to the Bolshevik regime and the Romanov dynasty; and the Second Council, held in Belgrade in 1938, defined her relationship to the Church inside Russia; so the Third Council tried to define her relationship to the ecumenical and dissident movements. As Metropolitan Philaret, president of the Council, said in his keynote address: “First of all, the Council must declare not only for the Russian flock, but for the entire Church, its concept of the Church; to reveal the dogma of the Church… The Council must determine the place our Church Abroad holds within contemporary Orthodoxy, among the other ‘so-called’ churches. We say ‘so-called’ for though now they often speak of many ‘churches’, the Church of Christ is single and One.”

     Here the metropolitan was hinting that faithfulness to the dogma of the One Church was not compatible with communion with “World Orthodoxy”, the Local Orthodox Churches that participated in the ecumenical movement. However, such a vision of ROCOR was not shared by all her hierarchs. Some saw the isolation of ROCOR from other local Churches as necessitated, not so much by the struggle against ecumenism, as by the need to preserve Russianness among the Russian émigrés. They had passively acquiesced in Metropolitan Philaret’s “Sorrowful Epistles”, and in the union with the Greek Old Calendarists. But they began to stir when the consequences of this were spelled out by the “zealots” in ROCOR: no further communion with the new calendarists, the Serbs and Jerusalem. The unofficial leader of this group of bishops turned out to be Archbishop Anthony of Geneva, who was supported by Bishop Laurus of Manhattan, Archbishop Philotheus of Germany and Bishop Paul of Stuttgart.

     In his address to the Council, entitled “Our Church in the Modern World”, Anthony of Geneva declared: “By the example of our First Hierarchs [Anthony and Anastasy] we must carefully preserve those fine threads which bind us with the Orthodox world. Under no circumstances must we isolate ourselves, seeing around us, often imagined, heretics and schismatics. Through gradual self-isolation we will fall into the extremism which our metropolitans wisely avoided, we will reject that middle, royal path which until now our Church has travelled… By isolating ourselves, we will embark upon the path of sectarianism, fearing everyone and everything, we will become possessed with paranoia.”

     This somewhat hysterical appeal not to separate from the World Orthodox at just the point when they were embarking upon “super-ecumenism” was criticised by Protopresbyter George Grabbe: “The report does not mention to the degree necessary, maybe, that life goes on, and the sickness of ecumenism deepens and widens more and more. Condescension, oikonomia, must under different circumstances be applied differently, and to different degrees. In doses too great it can betray the Truth.” Then Archbishop Anthony of Los Angeles recalled that “we have many Greek [Old Calendarist] parishes. Our concelebration with the new calendarists was very bitter for them.”

     Another important issue that divided the hierarchs was the attitude that needed to be taken to the Moscow Patriarchate. In 1971 the MP elected a new patriarch, which drew two resolutions from the Hierarchical Council of ROCOR. The first, dated September 1/14, declared: “The free part of the Russian Church, which is beyond the frontiers of the USSR, is heart and soul with the confessors of the faith who… are called ‘the True Orthodox Christians’, and who often go by the name of ‘the Catacomb Church’… The Council of Bishops recognizes its spiritual unity with them…”

     The second, of the same date, is called “Resolution of the Russian Orthodox Church Outside of Russia Concerning the Election of Pimen (Izvekov) as Patriarch of Moscow”: “All of the elections of Patriarchs in Moscow, beginning in 1943, are invalid on the basis of the 30th Canon of the Holy Apostles and the 3rd Canon of the 7th Ecumenical Council, according to which, ‘if any bishop, having made use of secular rulers, should receive through them Episcopal authority in the Church, let him be defrocked and excommunicated along with all those in communion with him’. The significance that the Fathers of the 7th Council gave to such an offence is obvious from the very fact of a double punishment for it, that is, not only deposition but excommunication as well, something unusual for ecclesiastical law. The famous commentator on Canon Law, Bishop Nicodemus of Dalmatia, gives the following explanation of the 30th Canon of the Holy Apostles: ‘If the Church condemned unlawful influence by the secular authorities in the ordination of bishops at a time when the rulers were Christians, then it follows that She should condemn such action all the more when the latter are pagans and place even heavier penalties on the guilty parties, who were not ashamed of asking for help from pagan rulers and the authorities subordinated to them, in order to gain the episcopate. This (30th) Canon has such cases in view’. If in defence of this position examples are given of the Patriarchs of Constantinople who were placed on the Throne at the caprice of the Turkish Sultans, one can reply that no anomaly can be regarded as a norm and that one breach of Canon Law cannot justify another.

     “The election of Pimen (Izvekov) as Patriarch of Moscow and All Russia at the gathering calling itself an All-Russian Church Council in Moscow the 2nd of June of this year, on the authority of the 3rd Canon of the 7th Ecumenical Council and other reasons set forth in this decision, is to be regarded as unlawful and void, and all of his acts and directions as having no strength.”

     However, ROCOR’s attitude to the MP was complicated by the phenomenon known as “the dissident movement” in the Soviet Union. The dissidents were courageous opponents of the Soviet regime and supporters of human rights whose activity affected both the political sphere (for example, Sakharov and Solzhenitsyn) and the religious sphere (Solzhenitsyn again, the priests Eshliman, Yakunin and Dudko, the layman Boris Talantov).

     One of the most famous dissidents, Alexander Solzhenitsyn, had been expelled from the Soviet Union in 1974 and now turned up at ROCOR’s All-Diaspora Council, although he was a member of the MP, at the invitation of Archbishop Anthony of Geneva. He promptly created a sensation by declaring that he did not believe in the existence of the Catacomb Church. He supported ROCOR’s independent stance, but opposed any condemnation of the MP as graceless.

     This position eminently suited those hierarchs of ROCOR, such as Anthony of Geneva, whose attitude to events in Russia was dictated as much by political as by spiritual or ecclesiological considerations (many West European members of ROCOR, such as the future Archbishop Mark of Berlin, belonged to the NTS, a secret anti-communist political party which was infiltrated by both the KGB and the CIA). They were sincere anti-communists and despised the kowtowing of the MP hierarchs to communism, but did not wish to deny that the MP was a true Church. In other words, their opposition to the MP was political and patriotic rather than strictly ecclesiastical and dogmatic.

     Taking the opportunity presented by Solzhenitsyn’s speech, Archbishop Anthony of Geneva read a report calling on ROCOR to support the dissidents, in spite of the fact that they were ecumenists and in the MP. He was countered by Archbishop Anthony of Los Angeles, who, while respecting the courage of the dissidents, objected to a recognition of them that would devalue the witness of the true catacomb confessors by giving the impression that it is possible to be a true confessor from within a heretical church organization.

     Also, Metropolitan Philaret moved for an official statement that the MP was graceless. According to the witness of a seminarian present at the Council, the majority of bishops and delegates would have supported such a motion. However, at the last minute the metropolitan was persuaded not to proceed with the motion on the grounds that it would have caused a schism.

     The following is an extract from Protocol № 3 of the ROCOR Council, dated October 8/21, 1974: “Bishop Gregory says that to the question of the existence (of grace) it is not always possible to give a final reply immediately. The loss of grace is the consequence of spiritual death, which sometimes does not come immediately. Thus plants sometimes die gradually. In relation to the loss of grace in the Moscow Patriarchate, it would be interesting to make the comparison with the position of the iconoclasts, although the sin of the Patriarchate is deeper. The President [Metropolitan Philaret] says that we cannot now issue a resolution on grace in the Moscow Patriarchate, but we can be certain that grace lives only in the true Church, but the Moscow hierarchs have gone directly against Christ and His work. How can there be grace among them? The metropolitan personally considers that the Moscow Patriarchate is graceless.”

     Voices were heard at the 1974 Council arguing for union not only between the ROCOR and MP dissidents, but also between ROCOR and the Paris and American Metropolia (Orthodox Church of America) jurisdictions. Love, they said, should unite us, and we should not emphasize our differences. But Metropolitan Philaret pointed out that love which does not wish to disturb our neighbour by pointing out his errors is not love but hatred! He continued to regard the Paris and American jurisdictions as schismatic, and did not allow intercommunion with them. This was in accordance with his profoundly felt conviction that there is only One True Church.

     Some years later, on November 26 / December 9, 1979, he returned to this subject in a letter to Abbess Magdalena (Grabbe) of Lesna: “To such a degree do I not believe in the grace of the schismatics’ ‘manipulations’, that in the event that I were dying and it was necessary to give me Communion, I would receive it neither from the ‘Parisians’ nor from the American False-Autocephalites, lest in place of the Holy Mysteries I should swallow a piece of bread and some wine… I am accused of excessive strictness and of ‘fanaticism’. But I have sufficient basis for holding my point of view, for behind me stand great authorities, both ancient and contemporary… What do these clear and categorical words of this Holy Father [John Chrysostom] signify? They indicate nothing other than that schism is graceless! Christ was not divided, and His grace is one. If one is to believe in the ‘state of grace’ of schism, then one must either admit that we do not have grace, those who broke away having taken it with them; or else admit that there are two graces and obviously two true Churches, for grace is given only in the true Church… How correct Vladyka Nektary [of Seattle] is when he always affirms: there is no such thing as ‘different jurisdictions’; but there is only the Orthodox Church Abroad, and outside of her are schisms and heresies.”

Conflicts in the Synod

     The divisions that were beginning to emerge between Metropolitan Philaret and the majority of other hierarchs were expressed by him in a letter to one of his few allies, Protopresbyter George Grabbe, the Secretary of the Synod. Describing a meeting with the hierarchs, he wrote: “I saw how truly alone I am among our hierarchs with my views on matters of principle (although on a personal level I am on good terms with everyone). And I am in earnest when I say that I am considering retiring. Of course, I won’t leave all of a sudden, unexpectedly. But at the next Council I intend to point out that too many things that are taking place in our church life do not sit well with me. And if the majority of the episcopacy agree with me then I will not raise the matter of retiring. But if I see that I am alone or see myself in the minority then I will announce that I am retiring. For I cannot head, nor, therefore bear the responsibility for that with which I am not in agreement in principle. In particular, I do not agree with our practice of halfway relations with the American and Parisian schismatics. The Holy Fathers insistently state that long and obdurately continuing schism is close to being heresy, and that it is necessary to relate to stubborn schismatics as to heretics, not allowing any communion with them whatsoever (how Vladyka Anthony’s hair would stand on end at such a pronouncement! But I remain unyielding)… There are very many other matters, too, in particular about Solzhenitsyn, concerning whom I continue to remain more than just cautious…”

     Another important dissident was the Moscow priest Fr. Demetrius Dudko, who conducted open meetings in his church that attracted many and influenced many more. Unlike Solzhenitsyn, he knew of the Catacomb Church, and wrote of it in relatively flattering terms. However, Fr. Demetrius was infected with ecumenist and liberal ideas, which, of course, he communicated to his followers. The right attitude to him would have been to applaud his courage and the correct opinions he expressed, while gently seeking to correct his liberalism and ecumenism. In no way was it right to treat him as if he were a true priest in the True Church, and an example to be followed that was no less praiseworthy than those of the true confessors in the catacombs. But that is precisely what many in ROCOR, led by Archbishop Anthony of Geneva, now began to do.

     In 1979, in response to a series of protests by Fr. Demetrius against what he saw as excessive strictness on the part of ROCOR towards the MP, Archbishop Anthony, breaking the rule imposed by Metropolitan Anastasy and reasserted by Metropolitan Philaret that ROCOR members should have no contact, “even of an everyday nature”, with Soviet church clergy, wrote to Dudko: “I hasten to console you that the part of the Russian Church which lives in freedom beyond the bounds of the homeland, has never officially considered the Moscow Patriarchate, which is recognised in the USSR, as graceless…. We have never dared to deny the grace-filled nature of the official church, for we believe that the sacraments carried out by her clergy are sacraments. Therefore our bishops received your clergy into the Church Abroad in their existing rank… On the other hand, the representatives of the Catacomb Church in Russia accuse us of not wanting to recognise the Moscow Patriarchate as graceless.”

     However, in 1980, Fr. Demetrius was arrested, which was closely followed by the arrest of his disciples Victor Kapitanchuk and Lev Regelson. Then, on Soviet television, Dudko confessed that his “so-called struggle with godlessness” was in fact “a struggle with Soviet power”. Regelson confessed to having “criminal ties” with foreign correspondents and of mixing religious activity with politics, while Kapitanchuk also confessed to links with Western correspondents, saying that he had “inflicted damage on the Soviet state for which I am very sorry”. Both men implicated others in their “crimes”.

     Metropolitan Philaret had been proved right – although many continued to justify Dudko and denounced the zealots for “judging” him. But it was not a question of “judging”, and nobody rejoiced in the fall of the dissident. It was a question of the correct discerning of the boundaries of the Church and the correct attitude to those struggling outside it. This tragedy overtook Dudko, wrote the metropolitan, because his activity had taken place from within the Moscow Patriarchate – that is, “outside the True Church”. And he continued: “What is the ‘Soviet church’? Fr. Archimandrite Constantine has said often and insistently that the most terrible thing that the God-fighting authorities have done to Russia is the appearance of the ‘Soviet church’, which the Bolsheviks offered up to the people as the True Church, having driven the real Orthodox Church into the catacombs or the concentration camps. This false church has been twice anathematised. His Holiness Patriarch Tikhon and the All-Russian Church Council anathematised the communists and all their co-workers. This terrible anathema has not been lifted to this day and preserves its power, since it can be lifted only by an All-Russian Church Council, as being the canonically higher Church authority. And a terrible thing happened in 1927, when the leader of the Church, Metropolitan Sergius, by his shameful apostate declaration submitted the Russian Church to the Bolsheviks and declared that he was cooperating with them. In the most exact sense the expression of the prayer before confession was fulfilled: ‘fallen under his own anathema’! For in 1918 the Church anathematised all the co-workers of communism, and in 1927 she herself entered into the company of these co-workers and began to praise the red God-fighting authorities – to praise the red beast of which the Apocalypse speaks. And this is not all. When Metropolitan Sergius published his criminal declaration, the faithful children of the Church immediately separated from the Soviet church, and the Catacomb Church was created. And she in her turn anathematised the official church for her betrayal of Christ… We receive clergymen from Moscow not as ones possessing grace, but as ones receiving it by the very act of union. But to recognize the church of the evil-doers as the bearer and repository of grace – that we, of course, cannot do. For outside of Orthodoxy there is no grace; and the Soviet church has deprived itself of grace.”

     Again, writing to Fr. Victor Potapov in 1980, he said: “Will anyone dare to affirm that the Lord and His grace abide in the church of the evil-doers, which praises His demonized enemies and cooperates with them… Can a church be grace-filled which has been united with the God-fighters?! The reply is obvious…. We received clergy from Moscow not as having grace, but as receiving it in the act of union itself. But we cannot of course recognize the church of the evil-doers as the bearer and keeper of grace. For there is not grace outside Orthodoxy, and the Soviet church has deprived itself of grace.”

     Another important cause of conflict between Metropolitan Philaret and Archbishop Anthony of Geneva was the issue of relations with the Serbian Church. The Serbs had joined the WCC in 1965 and were as fully under the control of the communists as the MP. In spite of this, Archbishop Anthony continued to serve with the Serbs in his West European diocese, citing the pre-war hospitality of the Serbs to ROCOR in his justification. He also continued to serve with the new calendarists, which led to several parishes leaving his diocese, and to the Matthewite Greek Old Calendarists breaking communion with ROCOR in 1976.

     The ROCOR Bishops had actually decided to refrain from communion with Serbs as long ago as May 19 / June 1, 1967 in a conciliar resolution marked “Top Secret”: “In addition to the resolution of the present Council of Bishops on relations with the Serbian Orthodox church, the suggestion of his Eminence the First Hierarch and President of the Council of Bishops Metropolitan Philaret has been accepted and confirmed, that all the Reverend Bishops of the Russian Orthodox Church Abroad should refrain from concelebration with the hierarchy of the Serbian Orthodox Church.”

    In connection with the Serbian issue Metropolitan Philaret wrote to Archbishop Anthony: “I consider it my duty to point out to you, Vladyka, that your assertion that we must thank the Serbian Church for her treatment of us, I fully accept, but only as regards her past – the glorious past of the Serbian Church. Yes, of course, we must holy the names of their Holinesses Patriarchs Demetrius and Barnabas in grateful memory for their precious support of the Church Abroad at that time when she had no place to lay her head.

     “There is no denying that a certain honour is due the Serbian Church for her refusing to condemn our Church Abroad at the parasynagogue in Moscow in 1971, and also on later occasions when Moscow again raised the matter. But then, on the other hand, she did participate in the aforementioned parasynagogue, when it elected Pimen, and the Serbian hierarchs did not protest against this absolutely anti-canonical election, when he who had already been chosen and appointed by the God-hating regime was elected. Our Council of 1971 did not, and could not, recognize Pimen, whereas the Serbian Patriarchate recognized and does recognize him, addressing him as Patriarch, and is in full communion with him. And thus she opposes us directly, for we attempt at all times to explain to the “Free World” that the Soviet Patriarchate is not the genuine representative and head of the much-suffering Russian Church. But the Serbian Church recognizes her as such, and by so doing commits a grave sin against the Russian Church and the Russian Orthodox people.

     “How can there be any talk here of a special gratitude to her? Oh, if the Serbian Church would, while recognizing our righteousness, likewise directly and openly, boldly recognize the unrighteousness of the Soviets! Well – then there would truly be something for us to thank her for! But now, as it is, while extending one hand to us, she extends her other hand to our opponents and the enemies of God and the Church. If it pleases you, having shut your eyes to this sad reality, to thank the Serbs for such ‘exploits’ of theirs, then that is your affair, but I am not a participant in this expression of gratitude.

     “How dangerous are compromises in matters of principle! They render people powerless in defence of the Truth. Why is it that the Serbian Patriarchate cannot resolve to sever communion with the Soviet hierarchy? Because she herself is travelling along the same dark and dangerous path of compromise with the God-hating communists. True, she has not progressed along that path to the extent that the Soviet hierarchy has, and she attempts to preach and defend the faith, but if the shades and nuances here are quite different, yet, in principle, the matter stands on one and the same level”.

     Metropolitan Philaret was the humblest and meekest of men. However, when it came to matters of the faith, he showed no partiality to anyone. Thus in 1970 Archbishop Averky of Syracuse and Jordanville, who was a zealot for the faith and close to the views of the metropolitan, permitted some Monophysite Copts to celebrate a service in Jordanville. Metropolitan Philaret, considering that the church in Jordanville had been defiled by the ministrations of heretics, ordered that it be re-consecrated. Then, in a letter to Archbishop Averky, he pointed out all the anticanonicity of this act, emphasising that it could be justified by no economy and expressing the fear that the faithful children of ROCOR would turn away from her if similar incidents were repeated…

Sorrows and Joys

     Metropolitan Philaret had to suffer many slanders and attacks, even physical ones. Once a certain archimandrite in his presence declared to the other hierarchs that it was necessary quickly to remove “such an unfitting Metropolitan”

     In 1976, the holy hierarch came to England and was asked by the ruling hierarch, Archbishop Nikodim of Richmond and Great Britain, why he had criticised the baptism of a group of laypeople in his diocese. The metropolitan said he had no objection and asked to see his letter. On being shown it, he said that he had not written it – his signature had been forged…

     Again, in 1977, to a layman who was protesting against the ecumenist activities of Archbishop Anthony of Geneva, he said that while he agreed with his protest, he could do nothing to help him because he had a gun at his head – and at this point he formed the fingers of his right hand in the form of a revolver and pointed it at his temple.

     According to Fr. Alexis Mikrikov, several attempts were made on his life. One took place when he was returning by ship from the Lesna convent in France to the USA. Suddenly the fire in the ship’s furnace became so powerful that the smoke-stack became white-hot. The captain of the ship, seeing no possibility of quenching the force of the fire, which threaten to melt down the smoke-stack and engulf the whole ship, turned for help to Metropolitan Philaret and asked him to pray, because in his opinion only God could save the ship and its passengers. The saint listened to the captain and immediately began to pray to God. Between 10 and 20 minutes passed, and the smoke-stack began to cool and turn red. And within an hour it had become black again. The ship was saved by the grace of God! The captain again came to the metropolitan, kissed his hand and thanked him for his prayers…

     In spite of the opposition of individual bishops and clergy, as well as the enemies from outside the Church, Metropolitan Philaret was loved by the broad masses of the church people. As during his life in Harbin, the holy hierarch refused nobody help on his becoming First-Hierarch. He took special care over the spiritual enlightenment of the young, whom he very much loved and by whom he was always surrounded.

     He taught people true humility and repentance:  “Sometimes people say about themselves: “Oh, I’m very religious, I’m a deep believer,” – and they say this sincerely, thinking that can in actual fact say this about themselves with good reason… From the life of the Church we see that those who really had true faith always thought about themselves and their faith in a very humble way, and always considered and were conscious of themselves as being of little faith… He who really believes does not trust his faith and sees himself as being of little faith. He who in essence does not have the true faith thinks that he believes deeply…

     “We see a similar ‘paradox’ in the moral, ethical and spiritual evaluation of a person;… righteous men see themselves as sinners, while sinners see themselves as righteous.

     “… In the soul of a sinner unenlightened by the Grace of God, who does not think about the spiritual life, who does not think about correction, who does not think about how he will answer for himself before God, everything has merged together, and he himself can make out nothing in it; only the all-seeing God sees the pitiful condition of the soul of this man. But he himself does not feel it and does not notice it, and thinks that he is not that bad, and that the passages in the Gospel that talk about great sinners have no relationship at all to him. Perhaps he does not think of himself as holy, but he supposes that he is not that bad…

     “Those who were pleasing to God thought of themselves in a completely different way and saw themselves and their spiritual nature in a completely different light. One ascetic wept all the time; his disciple asked him: ‘Father, what are you weeping about?’ ‘About my sins, my son,’ he replied. ‘But what sins can you have? And why do you weep over them so much?’ ‘My son,’ replied the ascetic, ‘if I could see my sins as they should be seen, in all their ugliness, I would ask you to weep for my sins together with me.’ That is how these extraordinary people spoke about themselves. But we, being ordinary people, do not see our sinfulness and do not feel its weight. Hence it turns out as I have just said: a person comes to confession and does not know what to say. One woman arriving for confession just said: ‘Batyushka, I’ve forgotten everything.’ What do you think: if a man has a painful hand or leg or some inner organ, and goes to the doctor, will he forget that he has a pain? So is it with the soul: if it really burns with a feeling of repentance, it will not forget its sins. Of course, not one person can remember all his sins – all to the last one, without exception. But true repentance unfailing demands that a man should be conscious of his sinfulness and feel sincere compunction over it.

     “We pray in the Great Fast that the Lord grant us to behold our sins – our sins, and not other people’s. But it is necessary to pray about this not only in the Fast, but at all times – to pray that the Lord may teach us to see ourselves as we should and not think about our supposed ‘righteousness’. But we must remember that only the mercy of God can open a man’s eyes to his true spiritual condition and in this way place him on the path of true repentance.”

     During the period of service of Metropolitan Philaret as first-hierarch of the Russian Church Abroad many new saints of God were glorified by the Church Abroad: Righteous John of Kronstadt (in 1964), St. Herman of Alaska (in 1971), Blessed Xenia of St. Petersburg (in 1978), the Synaxis of the New Martyrs and Confessors of Russia (1981) and St. Paisius Velichkovsky (1982).

     Of these canonizations the most significant was that of the Holy New Martyrs and Confessors of Russia. Unlike the seemingly similar act of the MP in 2000, this act did not confuse true martyrs with false, true servants of Christ with sergianists and traitors. Its influence within Russia was, and continues to be, very great. Thus in 2008 the Russian True Orthodox Church continued the act of 1982 by canonizing a further 49 catacomb saints – and St. Philaret himself!

     Metropolitan Philaret wrote about this unique event: "Although in the history of the Church of Christ we see examples of martyrdom in all periods of her existence, still, before the Russian Revolution the exploit of martyrdom was something primarily of the first centuries of Christianity., when paganism strove by iron and blood to annihilate the Holy Church.

     "We see something else today. With the appearance and consolidation of God-fighting communism in Russia, there began a persecution of the faith unheard of in its cruelty and broad scale. As one Church writer has defined it, Orthodox Russia has been on Golgotha, and the Russian Church on the Cross .... The Russian Church and people have given an uncounted multitude of cases of the martyric endurance of persecutions and death for faith in Christ... not merely hundreds or thousands, but millions of sufferers for faith--an unheard of and shocking phenomenon!

     "But at the same time the Russian land is being purified of this defilement by the sacred blood of the New Martyrs who have suffered for faith and righteousness. The Russian land has been abundantly watered by this blood--watered, sanctified, and cleansed from the senselessness of the atheists and God-fighters! ....

     "The day draws near of the canonization-glorification of the uncounted choir of martyrs and confessors of the faith which the Russian Church and people have manifested to the world. This will be a day of the greatest solemnity for the Orthodox faith--not only in Russia and in the Russian diaspora, but in the whole World, wherever there are · faithful children of the Orthodox Church....

     "Great and numerous is the choir of the Russian New Martyrs. It is headed first of all by the sacred names of His Holiness, Patriarch Tikhon, the murdered Metropolitans Vladimir and Benjamin; Metropolitan Vladimir occupies a special place of honour in it as the first martyr who placed the beginning of this glorious choir. At the same time, an entirely special place in the choir of the New Martyrs is taken by the Royal Family, headed by the Tsar-martyr, Emperor Nicolas Alexandrovich, who once said: ‘If for the salvation of Russia a sacrifice is needed, I will be this sacrifice…’

     “Members of the Russian Church Outside of Russia! We are preparing for a great solemnity – a solemnity not only for the Russian Orthodox Church, but also for the entire Ecumenical Church, because the whole Orthodox Church in all its parts is one and lives a single spiritual life. Let this solemnity of the Orthodox faith and the beauty of the exploit of martyrdom be not only a general Church solemnity, but also a personal solemnity for each of us! We call all members of the Church Outside of Russia to prepare for it with increased prayer, confession, and communion of the Holy Mysteries of Christ, so that our whole Church with one mouth and one heart might glorify Him from Whom comes every good gift and every perfect gift - God Who is wondrous in His saints!"

     In 1982 a great miracle of the mercy of God was revealed – the wonder-working icon of the Iveron-Montreal icon of the Mother of God, which for fifteen years unceasingly emitted myrrh until its disappearance in 1997…

The Anathema against Ecumenism

     Time passed, and it became clearer and clearer that it was impossible for the Orthodox to have any kind of communion with the “churches” of World Orthodoxy, let alone be in them. In 1980 the ecumenical press-service (ENI) declared that the WCC was working out a plan for the union of the all Christian denominations into one new religion. In 1981 in Lima (Peru) an inter-confessional eucharistic service was devised at a conference during which Protestant and Orthodox representatives in the WCC agreed that the baptism, eucharist and ordination of all the denominations was valid and acceptable. But the greatest scandal was elicited by the Vancouver General Assembly of the WCC in 1983. Present at it were representatives of all existing religions, and it began with a pagan rite performed by the local Indians. Orthodox hierarchs took part in the religious ceremonies together with representatives of all the world’s religions.

     The ROCOR Synod was also meeting in Canada at this time. It condemned this latest and most extreme manifestation of ecumenism: “In its decision of 28 July / 10 August, our Council explained that the Russian Orthodox Church Outside Russia does not participate in the World Council of Churches insofar as the latter attempts to represent those assembled in it, representatives of religions differing in their opinions, as though they had some sort of unity in faith. In reality, though, this very position is a lie, inasmuch as they, members of various confessions and sects, have not given up their points of disagreement with each other, much less with the Orthodox Church, in dogmas and in fundamental attitudes. In the name of unifying formulas, these differences of opinion are not destroyed, but are just set aside. Instead of the unshakable truths of the faith, they try to see only opinions, not obligatory for anyone. In reply to the confession of the one Orthodox Faith, they say together with Pilate: ‘What is truth?’ And the nominally Orthodox members of the Ecumenical Movement more and more deserve the reproach of the Angel of the Church of Laodicea: ‘I know your works: you are neither hot nor cold: O if only you were hot or cold’ (Revelation 3.15). A clear manifestation of such false union was the serving of the so-called Lima Liturgy…”    

     Then the Synod anathematised ecumenism, declaring: “To those who attack the Church of Christ by teaching that Christ’s Church is divided into so-called ‘branches’ which differ in doctrine and way of life, or that the Church does not exist visibly, but will be formed in the future when all ‘branches’ or sects or denominations, and even religions will be united in one body; and who do not distinguish the priesthood and mysteries of the Church from those of the heretics, but say that the baptism and eucharist of heretics is effectual for salvation; therefore to those who knowingly have communion with these aforementioned heretics or advocate, disseminate , or defend their new heresy of Ecumenism under the pretext of brotherly love or the supposed unification of separated Christians, Anathema.”

     Commenting on the anathema, Archbishop Vitaly of Montreal wrote: “Without doubt, the time for discussion and polemics has passed, and the time has come to judge this movement. And, however insignificant our Council of 1983 may seem, it has at last condemned ecumenism and anathematized it…”

     The Anathema against Ecumenism was seized upon with delight by the True Orthodox not only in ROCOR, but also in Greece and on Mount Athos, and may be considered the single most important ecclesiastical act of the True Orthodox Church in the second half of the twentieth century. For many who had been worried that ROCOR was not being firm and clear enough in her dealings with the ecumenists, it put an end to their doubts and reaffirmed their faith in her. The import of the anathema was clear: all Orthodox Churches that were fully participating members of the WCC fell under it and so were deprived of the grace of sacraments. Moreover, those in communion with the ecumenist heretics became participants in the same heresy. De facto, the ecumenists had already fallen away from the Church, and the anathema only witnessed to the faithful at large that they were outside the Church.

     The opponents of this decisive break with “World Orthodoxy” said and say much about the “invalidity” of this anathema – to the extent of saying that the hierarchs of ROCOR accepted no anathema at all, but that certain “evil-minded people” simply introduced it into the text of the Acts of the Council. However, this seems improbable: after all, none of the hierarchs later renounced the anathema (in fact, it was reaffirmed in council in 1998), none of them said that he had not signed it; the anathematisation of ecumenism was introduced into the Synodicon of the Sunday of the Triumph of Orthodoxy…

     Thus the work of Metropolitan Philaret’s whole life found its highest expression in a historical act having universal significance for the whole fullness of Orthodoxy – in the official anathematisation of “the heresy of heresies” and the apostates of our age. It is evident that no exhortation directed at the “Orthodox” ecumenists could have any effect, and a very powerful cauterisation was necessary in order to halt the general infection.

     In one of his sermons, while speaking about those who transgress the teaching of the Church, he explained the significance of the anathema: “The Church declares that they have cut themselves off from communion with the Church, having ceased to listen to her maternal voice. And this is not only for the information of others, so that they should know this, but also for the good of the excommunicates themselves. The Church hopes that this threatening warning, at any rate, will act upon them…”

     “The distinguishing characteristic of our time,” he used to say, “is that people are now more and more possessed by indifference to the Divine truth. Many beautiful words are spoken, but in fact – in reality – people are completely indifferent to the truth. Such indifference was once displayed by Pilate, when the Lord stood before him at his trial. Before Pilate stood the Truth Himself, but he sceptically declared: “What is truth?” – that is, does it exist? And if it does, then it is a long way from us, and perhaps does not exist. And with complete indifference he turned away from Him Who announced the truth to him, Who was the Truth Himself. And now people have become similarly indifferent. You have probably more than once heard supposedly Christian words about the union of all into one faith, into one religion. But remember that what lies behind this is precisely indifference to the truth. If the truth were dear to a man, he would never go on this path. It is precisely because the truth is of little interest to everyone, and they simply want somehow to make simpler and more convenient arrangements in matters of the faith, too, that they say: ‘Everyone must unite’…

     “Brethren, we must fear this indifference to the truth. Our Lord Jesus Christ in the Apocalypse clearly indicates to us how terrible indifference to the truth is. There he turns to the Angel standing at the head of the Laodicean Church and says: ‘I know thy works. Thou art neither cold nor hot. Oh if only thou wast hot or cold! But since thou art neither cold nor hot (but lukewarm – neither the one nor the other, the truth is not dear to thee), I will spew thee from My mouth!’ As an organism cast out of itself something which is absolutely repulsive and harmful to it.

     “Let us remember that this indifference to the truth is one of the main woes of our age of apostasies. Value the truth, O man! Be a fighter for the truth… Place the truth higher than all else in life, O man, and never allow yourself to decline in any way from the true path…”

Repose

     The holy hierarch Metropolitan Philaret passed away to the Lord at about 6.30 a.m. on November 8/21, 1985, on the day of the Chief Captain of the Heavenly Hosts, St. Michael. He had been suffering from cancer. In his typewriter after his repose was found a sheet of paper including the following words from his Spiritual Testament, a quotation from the words of the Lord to the angel of the Church of Philadelphia: “Hold fast that which thou hast, that no man take thy crown” (Revelation 3.11). Truly he was an angel of the Philadelphian Church, the True Orthodox Church of Christ, and the righteous accuser of the Laodicean Church, the church of ecumenist indifference to the truth, the church of the Antichrist…

     Nearly thirteen years passed, and it was arranged that the remains of Metropolitan Philaret should be transferred from the burial-vault under the altar of the cemetery Dormition church of the Holy Trinity monastery in Jordanville into a new burial-vault behind the monastery’s main church. In connection with this, it was decided, in preparation for the transfer, to carry out an opening of the tomb. On November 10, 1998 Archbishop Laurus of Syracuse and Holy Trinity, together with the clergy of the community, served a pannikhida in the burial vault; the coffin of Metropolitan Philaret was placed in the middle of the room and opened. The relics of the metropolitan were found to be completely incorrupt, they were of a light colour; the skin, beard and hair were completely preserved. His vestments, Gospel, and the paper with the prayer of absolution were in a state of complete preservation. Even the white cloth that covered his body from above had preserved its blinding whiteness, which greatly amazed the undertaker who was present at the opening of the coffin – he said that this cloth should have become completely black after three years in the coffin… It is noteworthy that the metal buckles of the Gospel in the coffin fell into dust on being touched – they had rusted completely; this witnessed to the fact that it was very damp in the tomb; and in such dampness nothing except these buckles suffered any damage! In truth this was a manifest miracle of God.

     However, the reaction of Archbishop Laurus to this manifest miracle was unexpected: he ordered that the coffin with the relics be again closed…

     On the eve of the reburial of the relics, November 20, at the beginning of the fourth hour of the day, the coffin of the holy hierarch was taken from the Dormition church to the monastery church of the Holy Trinity in a car. The pannikhida was served by Archbishop Laurus and 20 clergy. None of the other hierarchs of ROCOR came to the translation of the relics of the holy hierarch Philaret (only Bishop Gabriel of Manhattan wanted to come, but he was hindered by a sudden illness). After the pannikhida the coffin with the body of the holy hierarch was placed in the side wall of the church, and at 19.00 the All-Night Vigil began. The next day, November 21, Archbishop Laurus headed the celebration of the Divine Liturgy in the church. With him concelebrated 18 priests and 11 deacons, several more clergy who had arrived prayed with the laypeople in the church itself. About 400 people gathered in the over-crowded church. All those present were greatly upset and grieved by the fact that during the pannikhida, as during the All-Night Vigil and the Liturgy, the coffin with the relics of Metropolitan Philaret remained sealed. In spite of the numerous requests of clergy and laity, who had specially come to Jordanville so as to kiss the relics of the holy hierarch, Archbishop Laurus refused to open the coffin. He also very strictly forbade making photocopies from the shots that had already been taken of the incorrupt relics of the saint or even to show them to anyone. Archbishop Laurus called on those assembled to pray for the peace of the soul of the reposed First Hierarch until the will of God should be revealed concerning his veneration among the ranks of the saints… After the Liturgy a pannikhida was served, and then the coffin with the relics of the holy hierarch Philaret were taken in a cross procession around the Holy Trinity cathedral and then to the prepared place in the burial vault, where Archbishop Laurus consigned the relics of the holy hierarch to the earth.

Miracles

      Several miracles have been recorded since the repose of Metropolitan Philaret:

     1. I.K. writes: “I am writing to you in order to inform you of an unusual occurrence in connection with Metropolitan Philaret. I will try to briefly convey to you all the details.

     “In November of 1994 I had a serious operation after which the doctor gave the diagnosis of cancer in its third stage, i.e., the worst type, which would not successfully respond to treatment. Although they removed much of the malignant growth from the abdomen, still there remained some in microscopic form. After this there was a course of chemotheraphy, the results of which were encouraging.

     “In September of 1996 the cancer returned. The doctors determined that perhaps I might live until spring. Towards Pascha of 1997 my condition became very bad – my abdomen began to fill up with fluids and my strength was failing quickly. The doctors decided to try another course of chemotherapy, beginning on Wednesday of Bright Week.

     “During Passion Week they brought me a shirt of Metropolitan Philaret. The shirt was wrapped in a plastic bag. Upon opening it I smelled the slight fragrance of myrrh.

     “That evening I put the shirt on and stood to pray, first evening prayers and then an akathist for the reposed. During the reading the fragrance of myrrh increased from time to time. That night I was often awakened from the powerful fragrance of myrrh. In the morning, when my family came to my bedroom to see me, they were all struck by the strong fragrance of myrrh which filled the room. This continued for three successive nights.

     “Attending the Paschal services was very difficult, since by that time I had become very weak. I had to sit throughout the entire service. With much effort I walked in the procession, during which time I implored the Lord to have mercy on me. During Liturgy I felt relief and was even able to stand through part of it.

     “On Wednesday I went to my scheduled appointment with the doctor. They took a blood sample. The course of chemotherapy followed, but during the first injection my body rejected the medicine. A serious reaction occurred and they stopped the treatment. In a week I returned for an appointment with the doctor. He was completely bewildered, and said that the analysis of the blood (taken before the attempted treatment the previous week) showed a sharp decrease in the spread of the cancer.

     “I know that many people were praying, and continue to pray, for my health, for which I am deeply grateful and thankful. However, the incident with the shirt of Metropolitan Philaret is indisputable and miraculous. To this day the shirt continues to give off a faint fragrance.”

     2. Sergei Kartavy writes: “On Sunday, November 22, 1998, the feast of Archangel Michael and the day of the translation of the relics of Metropolitan Philaret, I was supposed to receive Communion. I awoke about an hour and a half before the beginning of Liturgy in order to read my morning prayers and the preparatory prayers for Communion. The night before I felt fine, but upon awakening I felt a severe pain in my stomach.

     “Hoping that the pain would subside I remained lying in bed. The pain had not subsided but had in fact increased somewhat, and there was just a little extra time in which to read the prayers for Communion and go to Liturgy. Because of the severe pain in my stomach, I was already considering going to look for Fr. Gabriel in order to get some sort of medicine, but if I did, I would not be able to receive Communion.

     “Prior to this many people were talking about Metropolitan Philaret, requesting prayers for him and somehow to him. Frankly speaking up to then I did not understand how to pray if a saint has not yet been glorified, nevertheless, I decided to somehow pray for him with the hope of receiving some relief from my pain, and mainly so I could read my prayers and receive Communion. I said three times, ‘Lord have mercy on the soul of Metropolitan Philaret’, unsure if I was praying correctly or not. But, in the course of five minutes after this, the pain completely went away. There remained only a feeling of heaviness in my stomach, which also vanished after some time. Therefore, I was able to read my prayers and receive Communion. Glory be to God!”

     3. Matushka Tatiana Fyodorov, the wife of Protopriest Constantine Fyodorov, writes: “During the time of the church troubles shortly after Metropolitan Philaret reposed, my husband was suffering very much over it. Hearing both sides of these sad situations finally ‘got to him’. He prayed to Metropolitan Philaret about it. He was very tired and fell asleep. He had a dream that he was in church, fully vested for the Divine Liturgy, and was told that Metropolitan Philaret was coming unexpectedly. He prepared to meet the Bishop with the Holy Cross on the plate. The altar boy gave Metropolitan Philaret the staff and Metropolitan gave the altar boy his staff. Metropolitan was looking very radiant and young. Then Fr. Constantine put the plate with the Holy Cross on the analoy, which is not customarily done, made a full prostration before the metropolitan and said: ‘Vladyka, it is so difficult for me.’ The metropolitan answered: ‘Yes, I know. But you, Fr. Constantine, should think less and pray more.’  Father tried to get up from the prostration but the metropolitan pinned his head down with the staff. At that moment, Father woke up full of joy and peace, but with a headache where the staff had been placed on his head. Since than, he feels Metropolitan is looking after him, and is always there to help.

     “In December of 2005, soon after the Feast of the Entrance of the Theotokos into the Temple, Father suffered terrible pains in the bones of his legs. He could not even walk. He had severe, excruciating pain. To try to get up he had to use crutches or a wheelchair, all with intense pain.  From the severe pain he could not even sleep. He remained in bed for several days, thinking it would get better if he took some pain killers. That didn't help either. It was the worst he ever suffered, as he does have some bone problems. On Friday he finally called the doctor. He said he would come on Saturday with a specialist. That Friday evening we prayed from the Canon for the Sick and Father asked Blessed Metropolitan Philaret to help him. After the prayers, Father finally fell asleep peacefully for the night without pain. Lo, and behold, the next morning he was relieved of the pain so that he could walk normally! The  doctor came  with the specialist, examined him, asked questions and gave him some medicine. He said it was a bone virus. The pain did not come back and he was able to walk. Thanks be to God!”

     4. Protopriest Constantine Fyodorov (France). “Just before going to Jordanville, on the occasion of the uncovering of the relics of Metropolitan Philaret, Matushka and I made a big trip around France. After two hours (it was necessary to travel seven hour in all), the car stalled. It seemed as if the petrol had run out. No matter how much I pumped the pedal, nothing helped. There was nothing around us, and my matushka panicked. I said: ‘There’s no need to worry so much – I’m wearing the epitrachelion of Metropolitan Philaret, and the main thing is that I have the Life-giving Cross. You’d better get down to praying.’ A couple of seconds passed, and suddenly she said from the heart: ‘Vladyko Metropolitan, help. It’s your child sitting here. Not for my sake, I’m unworthy, but for his sake, help us. Arrange it so that we can go further.’ I turned the key, and the machine started as if nothing had happened. That was a great joy for my matushka.”[1]

     5. Protodeacon Christopher Birchall (Canada). “I was told this story by Lydia Mikhailovna Klar, the wife of Evgenia Iosiphovich Klar, the dean of the Jordanville seminary. In 1994 it was discovered that their daughter-in-law, Irina Klar, was ill with cancer. Her husband, Michael, a doctor by profession, was in despair. He prayed ardently for her recovery, and at times it seemed that the illness was in recession. Recently, however, in 1997, there was a sharp deterioration. Lydia Mikhailovna gave the pious spouses a shirt that had belonged to Metropolitan Philaret, which she in her time had received from the cell-attendant of the hierarch, Protodeacon Nikita Chakirov. Irina put it on and immediately sensed a powerful fragrance; she thought that someone in the room had poured out some perfume. Irina and Michael prayed fervently for the whole evening, and then Irina fell asleep in this shirt. The next morning she felt significantly better and went to the hospital for an examination. As a result of the investigation it became clear that the cancerous tumour had become 70 times smaller! There was no rational explanation for this, and the hospital personnel were amazed. At the end of 1998 Irina’s tumour again began to grow. After the remains of Metropolitan Philaret had been uncovered and found to be incorrupt, Archimandrite Luke from Jordanville became to gather information on miracles. Irina decided that she had to tell him about her healing, and felt that she had not been right when she had been silent about it earlier. After she told Fr. Luke what had happened, she again felt better. Since then (a year has passed) she has been in good health. The cancerous tumour had not completely disappeared, but it has become so much smaller that Irina can carry on a normal life and dedicate herself to the upbringing of her children.”

     6. Priest Stephen Allen (USA). “Above my desk a photograph of Metropolitan Philaret has been hanging for a long time. I attached no particular significance to it.  But suddenly I had the thought that I should light a lampada in front of it and pray to Vladyka. Several days later I was informed that his incorrupt relics had been uncovered in Jordanville. And now I always pray to the holy hierarch Philaret.”

     7. Elena Kudryavtseva (Moscow). “Some time ago, the symptoms of an allergy appeared in our little son. It got worse and worse from day to day. The doctors could give no coherent explanation of the rash, which spread all over his body, and in places was turning into a hard crust. Medicines provided only insignificant relief. Moreover, it was not without harm for the child to take the tablets so often. We didn’t know how to be or what to do. An acquaintance of ours, a pious and sincere person, who venerated Vladyka Philaret (Voznesensky), told a story about a seriously ill person who was taken to hospital. The doctors had already lost hope of curing him. The sick person took a photograph of the hierarch and with faith placed it on the painful place. Soon he improved, an operation was not required, and he was healed from his serious illness. Remembering this story, we took a photograph of the hierarch Philaret (Voznesensky) which had been taken not long before his death by Protopriest Constantine Fyodorov, and put it under the bed of the child. The next day the crusts on the legs of the child had begun to peel off, the rash became less, and after a time the symptoms of the allergy disappeared completely.”

     8. Irina Smirnova (Konigsberg). “I am a journalist. I obtained work in the editorial office of a newspaper, but it was very difficult for me working there: I began to get an allergy from the ordinary dust, since I cannot be in an unventilated place, whereas my neighbour in the office, on the contrary did not like draughts and was always closing not only the hinged pane, but even the door into the office. I was suffocating, I was dying, I ran to inject myself, without pills I couldn’t enter the office. An acquaintance of mine advised me to pray for help to the hierarch Philaret. I began to pray to him, and soon the editor gave me a separate office, and I simply, so to speak, ‘rose from the dead’….”

     9. The following miracle accomplished through the prayers of Metropolitan Philaret took place on the feast of St. Stephen, January 9, 2006 in the True Orthodox women's monastery of New Stenik, Serbia. This monastery has just been built in a very remote part of Serbia in spite of threats to destroy it coming from the false patriarchate of Serbia. The nuns were expelled from Old Stenik a few years ago because of their opposition to the heresy of ecumenism, and are under the omophorion of a hierarch of the “Florinite” branch of the True Orthodox Church of Greece.

     Nun Ipomoni (which means “patience” in Greek) suffers from very severe asthma attacks. On this day, she had the most severe attack yet and suffocated. For 20 minutes she did not breathe and her body was without any sign of life. Now it should be noted that a few days before this, the 10 nuns in this monastery led by Schema-Abbess Euphrosyne had earnestly prayed to the Lord to give them the fear of God.

     During the 20 minutes that she was clinically dead Nun Ipomoni met several demons in a dark tunnel; they got hold of her and were trying to drag her to hell. It was a most terrifying experience. After 20 minutes, Matushka Euphrosyne anointed her dead body with oil from the lampada in front of the icon of Metropolian Philaret of New York. At the moment when the oil touched her head, which felt like an electric shock, she revived and began to move. For some time afterwards, she was still very weak and wept all the time. But the next day Fr. Akakije arrived at the monastery, served the liturgy for three days in a row, communed her and gave her the sacrament of Holy Unction. Now she has fully recovered. She feels well, walks and even prepares food.

     This whole incident has had a very beneficial effect on all of the nuns. Their prayer to receive the fear of God was answered. And they ardently thank God and his great hierarch, Metropolitan Philaret of New York.

     St. Philaret was canonized by the Russian Orthodox Autonomous Church in Suzdal on May 1, 2001, and by the Sacred Council of the Russian True Orthodox Church in Odessa on November 1, 2008.

Holy Father Philaret, pray to God for us!

* * *

(Sources: Tatiana (Nun Cassia) Senina, “’And his lot is among the saints…’”, Vertograd-Inform (English edition), № 15, January, 2000, pp. 6-24; Fiery Pillar. Metropolitan Philaret (Voznesensky) of New York and Eastern America and the Russian Church Abroad (1964-1985); Monk Vsevolod (Filipiev), “Mitropolit Filaret: k dvadtsatiletiu co dnia konchiny, 1985-2005”, Pravoslavnaia Rus’, № 22 (1786), November 15/28, 2005, pp. 1-3; Pravoslavnaia Rus’, June 14, 1981; Bishop Gregory Grabbe, Pis’ma (Letters), Moscow, 1998, pp. 14-15; Tserkovnaia Zhizn’, №1, 1962; Protopriest Alexis Mikrikov, “Unia s MP privedet k dukhovnoj karastrofe” (The Unia with the MP will lead to a spiritual catastrophe), http://metanthonymemorial.org/VernostNo34.html; Monk Benjamin (Gomarteli), “Letopis’ Tserkovnykh Sobytij Pravoslavnoj Tserkvi nachinaia s 1917 goda” (A Chronicle of Church Events of the Orthodox Church beginning from 1917), http://www.zlatoust.ws/letopis.htm; Metropolitan Valentine of Suzdal, Nativity Epistle, 2000/2001; Ivan Ostroumoff, The History of the Council of Florence, pp. 193-199; Archbishop Averky, Sovremennost’ v svete Slova Bozhia. Slova i Rechi (1969-1973) (Contemporary Life in the Light of the Word of God: Sermons and Speeches), Jordanville: Holy Trinity Monastery, 1975, vol. III, p. 216 ; Archbishop Vitaly, in Orthodox Life, vol. 34, no. 4, July-August, 1984 ; Fr. Alexey Young, The Russian Orthodox Church Outside Russia: A History and Chronology, San Bernardino: The Borgo Press, 1993, pp. 117-118; Nun Vassa (Larin) “’Glory be to God, Who did not Abandon His Church’, The Self-Awareness of ROCOR at the 1974 Third All-Diaspora Council”, http://www.russianorthodoxchurch.ws/01newstructure/pagesen/articles/svassasobor.htm; A. Golitsyn, The Perestroika Deception, London and New York: Edward Harle, 1995, p. 175; Protodeacon Basil Yakimov, “Re: Fundamental Question”, orthodox-synod@yahoo.groups.com, 4 June, 2003; Vertograd-Inform, № 11 (68), November, 2000, pp. 52-53; Vertograd-Inform, № 11 (44), November, 1998, pp. 24-27, 28-32; “A Letter from Metropolitan Philaret (Voznesensky) to a Priest of the Church Abroad concerning Father Dimitry Dudko and the Moscow Patriarchate”, Vertograd-Inform, № 4, February, 1999, pp. 16-20; Vestnik Zapadno-Evropejskoj Eparkhii (Herald of the Western European Diocese), 1979, № 14; Tserkovnie Novosti (Church News), № 4 (95), June-July, 2001, p. 9; "A Contemporary Patristic Document", Orthodox Christian Witness, November 14/27, 1983, p. 3; "Encyclical Letter of the Council of Bishops of the Russian Orthodox Church Outside Russia", Orthodox Life, vol. 33, № 6, November-December, 1983, p. 13; “Miraculous Occurrences Associated with Metropolitan Philaret”, Orthodox Life, November-December, 1998, pp. 37-38; Hieroschemamonk Akakije, personal communication, March, 2006; Matushka Tatiana Fyodorov, personal communication, April, 2006; Nun Xenia (Mitrenina), personal communication, April, 2006; K. Preobrazhensky, “Otravlenia v Zarubezhnoj Tserkvi”, Nasha Strana, № 2816, March 23, 2007, p. 8; Bishop Agathangelus of Odessa, August 21, 2007, http://guest-2.livejournal.com/294723.html; Vernost, no. 104, March, 2008, http://metanthonymemorial.org/VernostNo104a.html; Nun Ephrosyne (Molchanova), “Doklad Osviaschennomu Soboru RIPTs o podvige sviatitel’skogo sluzhenia Mitropolita Philareta (Voznesenskogo), http://catacomb.org.ua/modules.php?name=Pages&go=print_pageIpid=1441; “An Important Anniversary”, Orthodox Life, July-December, 2010, pp. 60-65)

* * *

* * *

THE  LOST  PEARL  FROM  THE  TREASURY  OF  THE  THIRD FIRST HIERARCH OF ROCA  - MET. PHILARET (Voznesensky)

Discovery of the lost treasured words of Metropolitan Philaret.

A concerned faithful

    Recently, a cassette found its way into the hands of a faithful member of the former true ROCOR and admirer of Met. Philaret, containing the sermons of this remarkable and memorable prelate. After listening to its contents and comparing them to the text in the  books titled "Sermons and teachings of the Most Eminent Metropolitan Philaret (Voznesensky)" - published in 1989 - a significant disparity was discovered between the words that were actually articulated by Met.Philaret from the pulpit, and those printed in the books. This disparity can be found in the 2^nd tome on page 82, which deals with the sermon on "Love your enemy". As it happened, the significant section uttered by the prelate was mercilessly excised from the book by the editor. The editor of this book was Bishop Hilarion, current Archbishop of Australia and New Zealand!

    We now request our God-loving readers to familiarize themselves with the segment, which fell under Bhp.Hilarion's censorship. The text of this spiritual pearl of enormous significance, which was denied to the Orthodox faithful by the imprudent hand of the erudite Orthodox bishop, can be found after the third paragraph in the book with the concluding submission: "With regard to the current comments uttered by those "intellectual" individuals, I must say that it is not the Church that has lagged behind the times, but it is they that have fled to who knows where!"

    "To what lengths of lunacy has contemporary mankind gone to! It is not difficult to arrive at this conclusion, if one observes what is transpiring in the world. Recently, there was a press report stating that the organization of the so-called World Council of Churches - which includes nearly all Christian denominations and Orthodox Churches, except one i.e. ROCA - has accepted as a full member, a new religious order that serves satan! Satanism has been embraced by the World Council of Churches!

    Consequently, this means that the ill-fated person, which heads this frightening and ungodly teaching  - Satanism, will be seated at the same table with representatives of Christian faiths, perhaps assisting in the formulation of ecumenical communion and services that will not displease anyone! This means that the WCC has secured a new brother-in-arms, a new colleague - the leader of this insane Satanism.

    Incidentally, in passing, and as I stated before, nearly all Orthodox Churches have joined the World Council of Churches, the most recent being the partial entry of the American  Red Sovietonomous Church, which has now existed for a number of years.

    All these developments beg the question - where to now? This is to what extent of madness that humanity has reached! Yet they yell that the Church cannot keep up with them. But keep up with what? I reiterate - it's not the Church that has lagged behind the times, but these people that have created their new lifestyle. They are the ones that have fled from the Church to who knows where, and their demise will be frightening!"

    In a later content of the book, Met.Philaret warns:"But we, brothers, must watch ourselves...."

In conclusion, Archbishop Hilarion's (now Metropolitan in MP) action invariably begs the question: "Why did he delete this priceless gem from Metropolitan Philaret's collection of sermons?"  We did not know then, but now we know it!

* * *

О Катакомбной Церкви

Послание Первоиерарха Русской Православной Зарубежной Церкви Митрополита Филарета о страждущей Истинно-Православной Катакомбной Церкви-Сестре на Родине

   В недавние дни советское правительство в Москве и по разным концам света праздновало новую годовщину приведшей его к власти Октябрьской революции 1917 года.

    Мы же в эти дни вспоминаем начало крестного пути Pyccкой Православной Церкви, на которую с тех пор как бы обрушились все силы ада.

   Встречая отпор со стороны сильных духом Архипастырей, пастырей и мiрян, коммунистическая власть для борьбы с религией с первых же дней стала пытаться ослабить Церковь не только избиением сильнейших духом ея вождей, но и путем искусственного создания расколов.

   Так возникли т. наз. «Живая Церковь» и обновленческое движете, носившие характер навязываемой Церкви протестантско-коммунистической реформации. Несмотря на поддержку Правительства, этот раскол был сокрушен внутренними силами Церкви. Слишком явно для верующих «Обновленческая Церковь» была неканонична и изменяла Православию. Народ поэтому за ней не пошел.

   Вторая попытка, поеле смерти Патриарха Тихона и ареста Местоблюстителя патриаршего престола— Митрополита Петра, имела больше успеха. Советской власти удалось в 1927 году отчасти расколоть внутреннее единство Церкви. Тюремным заключением, пытками и специальной обработкой она сломила волю заместителя патриаршего Местоблюстителя митрополита Серия и добилась от него обнародования декларации о полной лояльности Церкви к советской власти, вплоть до того, что радости и успехи Советского Союза были объявлены митрополитом радостями и успехами Церкви, а неудачи - неудачами Ея. Что может быть более кощунственным, чем такая мысль, справедливо в то время оцененная многими, как попытка совместить свет со тьмою и Христа съ велиаромъ. Подписать подобную декларацию отказались в свое время и патриарх Тихон и митрополит Петр, и другие Местоблюстители Патриаршаго Престола, за что последние и подвергались арестам, заключениям и ссылкам.

   Протестуя против этой декларации, обнародованной митрополитом Сергием единолично, без согласия подавляющего большинства епископата Русской Церкви, в нарушение т. об. 34 апостольского правила, многие епископы, находившиеся тогда в лагерях смерти на Соловках, писали митрополиту: «Всякое правительство может иногда принимать решения безрассудные, несправедливые, жестокие, которым Церковь вынуждена подчиняться, но не может им радоваться и одобрять. В задачу советского правительства входит искоренение религии, но успехи его в этом направлении Церковь не может признать своими успехами» (Открытое письмо с Соловков от 27 сентября 1927 г.). Мужественное большинство чад Русской Церкви не согласилось с декларацией митрополита Серия, считая, что союза Церкви с безбожным советским государством, поставившим себе целью уничтожение христианства вообще, принципиально быть не может.

   Но раскол все-таки произошел. Меньшинство, принявшее декларацию, образовало центральное управление, так называемую «Московскую Патриархию», официально якобы признанную властями, а фактически не получившую никаких юридических прав от тех, которые продолжали, теперь безпрепятственно, жесточайшее гонение против Церкви. По словам Петроградского митрополита Иосифа, митрополит Серий, обнародовав декларацию, стал на путь «чудовищного произвола, человеко-угодничества и предательства Церкви интересам безбожия и разрушения этой Церкви».

   Большинство, отвергшее декларацию, начало иллегальное церковное существование. Почти все епископы были замучены и убиты в лагерях смерти, в их числе Местоблюститель Митрополит Петр, всеми почитаемый Митрополит Казанский Кирилл, Митрополит Петроградский Иосиф, который был расстрелян в конце 1937 года (он сидел в одной камере с Митр. Кириллом, расстреляны они были в один день и час за отказ признать богоборческую власть и советскую церковь, и, главное, за организацию и возглавление тайной Истинно-Православной Катакомбной Церкви – прим. Ред.), равно как многие другие епископы, тысячи священников, монахов, монахинь и мужественных мiрян. Чудом оставшиеся в живых епископы и священнослужители стали жить иллегально, совершать богослужения тайно, скрываясь от властей и положивши таким образом начало КАТАКОМБНОЙ ЦЕРКВИ в Советском Союзе.

    Мало доходило о ней сведений до свободного мiра. О ней долго молчала советская печать, желая представить дело так, что якобы за Московской Патриархией стоят все верующие в СССР. Существование Катакомбной Церкви даже старались вовсе отрицать.

    Но вот, после смерти Сталина и развенчания его деятельности, а особенно после падения Хрущева, советская печать все чаще и чаще стала писать о тайной Церкви в СССР, называя ее «сектой» ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНЫХ ХРИСТИАН. Молчать о ней больше очевидно было невозможно, слишком она многочисленна и слишком много безпокойства она причиняет властям.

    Неожиданно в «Словаре Атеиста» (издательство политической литературы - Москва 1964 год), на страницах 123 и 124, заговорили открыто о КАТАКОМБНОЙ Церкви. «ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНЫЕ ХРИСТИАНЕ (ИПХ), - читаем в словаре, - ПРАВОСЛАВНАЯ секта, возникшая в 1922-24 годах. Оформилась она в 1927 году, когда митрополит Сергий провозгласил принцип лояльного отношения к советской власти». «Монархические» (мы бы сказали церковные) «элементы, объединившиеся вокруг Ленинградского» (Петроградского) «Митрополита Иосифа (Петровых) - ИОСИФЛЯНЕ», или, как говорит тот же словарь, ТИХОНОВЦЫ, «создали в 1928 году РУКОВОДЯЩИЙ ЦЕНТР - ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНУЮ ЦЕРКОВЬ (ИПЦ), объединили все группы и элементы, выступающие против Советского строя». Добавим от себя «безбожного». «...ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ направляла в села множество монахов, и монахинь», главным образом конечно священников, добавим опять от себя, которые совершали тайно богослужения и требы и «вели пропаганду против руководства Православной Церкви, т. е. против сдавшейся Советской власти Московской патриархии, «призывая не подчиняться советским законам», направленным, очевидно, против Церкви Христовой и веры. 

     По свидетельству «Словаря Атеиста», ИСТИННО ПРАВОСЛАВНЫЕ ХРИСТИАНЕ создавали и создают «домашние», т. е. тайные, «КАТАКОМБНЫЕ церкви и монастыри.... полностью сохраняя вероучение и обряды Православия». Они «не признают над собой власти православного патриарха», т. е. заменившего митрополита Серия, патриарха Алексея.

   «Стремясь оградить» ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНЫХ ХРИСТИАН «от влияния советской действительности», главным образом конечно от безбожной пропаганды, «руководители их... используют миф об АНТИХРИСТЕ, который якобы господствует в мiре с 1917 года». Антихристова сущность Советской власти несомненна для каждого здравомыслящего человека, тем более для христианина.

    ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНЫЕ ХРИСТИАНЕ «обычно отказываются от участия в выборах», которые в Советском Союзе - стране лишенной свободы, являются просто комедией, «и других общественных мероприятиях, не принимают пенсий, не пускают своих детей в школы дальше четвертого класса...» Вот неожиданное советское свидетельство об истине, к которому нечего прибавить.

    Честь и хвала ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНЫМ ХРИСТЛАНАМ - героям духа и исповедникам, не склонившимся перед страшной властью, которая может держаться только страхом и насилием и привыкла к подхалимству своих подданных. Советские правители приходят в ярость от того, что существуют люди, которые боятся Бога больше нежели людей. Они безсильны перед миллионами ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНЫХ ХРИСПАН. 

    Однако, кроме находящихся в Советском Союзе ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ и Московской патриархии, не имеющих ни молитвенного, ни бытового общения между собой, существует еще третья часть Русской Церкви - свободная от гонений и преследований безбожниками - Русская Православная Церковь Заграницей. Она никогда не порывала духовной и молитвенной связи с Катакомбной Церковью на Родине. После последней войны многие члены этой Церкви оказались за границей и влились в РУССКУЮ ЗАРУБЕЖНУЮ ЦЕРКОВЬ, чем еще больше укрепили связь между этими двумя Церквами, связь, которая поддерживается иллегально и поныне. Чем дальше идет время, тем все больше она крепнет и налаживается.

     Свободная, зарубежная часть Российской Церкви призвана говорить в свободном мiре от имени гонимой Катакомбной Церкви в Советском Союзе; она раскрывает всем то поистине трагическое положение верующих в СССР, которое так тщательно замалчивает безбожная власть с помощью Московской Патриархии; она зовет не потерявших стыда и совести людей на помощь гонимым.

    Вот почему беречь существование РУССКОЙ ЗАРУБЕЖНОЙ ЦЕРКВИ есть наш священный долг. Господь сердцеведец, попустивший Церкви Своей в Советском безбожном государстве подвергнуться гонениям, преследованиям и лишению всех прав, даровал нам - русским беженцам — в свободном мiре талант СВОБОДЫ, и Он ждет от нас приумножения этого таланта и умелого пользования им. И не имеем мы права зарыть его в землю. Пусть никто не дерзает говорить нам, что мы должны это сделать, пусть никто не толкает нас на смертный грех.

    За судьбы нашей Русской Церкви отвечаем перед Богом мы — русские епископы и никто в мiре не может нас освободить от этой священной обязанности. Никто лучше нас не может понять того, что происходит на нашей Родине, в чем никто не может сомневаться. Много раз иностранцы, даже православные и облеченные высоким церковным саном, делали грубые ошибки в отношении Российской Церкви и ложные заключения о ея теперешнем положении. Бог да простит им это, так как они не ведают, что творят.

   Вот почему - нравится ли это кому-нибудь или нет - РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ ЗАГРАНИЦЕЙ будет существовать и далее и будет возвышать свой голос в защиту веры.

   Мы не перестанем обличать безбожных гонителей веры и тех, кто лукаво содействует им под внешностью якобы представителей Церкви. В этом Русская Заграничная Церковь всегда видела одну из важных своих задач. Зная это, советская власть через своих агентов ведет с нею упорную борьбу, не останавливаясь ни перед какими средствами: ложью, подкупами, подарками и устрашением. Мы, однако, не остановим слова своего обличения.

     Заявляя о сем перед лицом всего мiра, обращаюсь ко всем братьям во Христе -ПРАВОСЛАВНЫМ ЕПИСКОПАМ и ко всем людям, коим дорога судьба гонимой Церкви Русской, как части Вселенской Церкви Христовой, за пониманием, поддержкой и святыми молитвами. Духовных же чад наших призываем твердо хранить истину Православия, свидетельствуя о ней и словом своим и особенно молитвенной, благочестивой христианской жизнью.

+ Митрополит Филарет

1-14/XI 1965. 

* * *

Святейшим и Блаженнейшим Главам Православных Церквей;
Преосвященным Митрополитам, Архиепископам и Епископам
Смиренного Филарета, Митрополита Русской Православной Зарубежной Церкви

СКОРБНОЕ ПОСЛАНИЕ

    Святые Отцы и Учители Церкви наставляли нас, чтобы мы как зеницу ока хранили истину Православия. А Господь наш Иисус Христос, научая Своих учеников соблюдать каждую йоту или черту закона Божия, сказал, что "кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном" (Мф. 5, 19). Он посылал Своих учеников научать все народы преподанному Им учению в чистом и неповрежденном виде, и этот долго затем перешел к каждому из нас, епископов, по преемству от святых Апостолов. Этому научает нас и догматическое определение Седьмого Вселенского Собора словами: "Храним ненововводно все, писанием или без писания установленные для нас Церковные предания". В 1-м правиле того же Собора Святые Отцы добавляют к этому: "Приявшим священническое достоинство, свидетельствами и руководством служат начертанные правила и постановления, которые охотно приемля, воспеваем с Богоглаголивым Давидом, ко Господу глаголюще: "На пути свидений Твоих насладихся, яко о всякмо богатстве" (Пс. 118, 14). Такожде: "заповедал еси правду, свидения Твоя во век; вразуми мя, и жив буду" (Пс. 118, 138 и 144). И аще пророческий глас повелевает нам во век хранить свидения Божия и жить в них, то явно есть, яко пребывают оные несокрушимы и непоколебимы."

    Твердо хранить Веру и правила Святых Отцов каждый из нас торжественно обещает при хиротонии, обязуясь перед Богом незыблемо блюсти Православие от вкрадывающихся в нашу жизнь искушений и заблуждений.

    Если искушение появляется только в одной из Православных Церквей, то и исправление может быть найдено в том же пределе. Но когда некое зло проникает почти во все наши Церкви, то оно становится делом, касающимся каждого епископа. Может ли кто-нибудь из нас бездействовать, если он видит, как одновременно множество его собратий идут по пути, ведущему их и их паству в гибельную пропасть через незамечаемую ими утрату Православия?

    Сказать ли нам в этом случае, что смирение велит нам соблюдать молчание? Посчитать ли для себя нескромным давать советы другим преемникам святых Апостолов, из которых некоторые занимают древнейшие и прославленные кафедры?

     Однако Православие исповедует равенство всех епископов по благодати, полагая разницу между ними только в чести.

    Успокоиться ли нам на том, что каждая Церковь сама отвечает за себя? Но что, если смущающие верных заявления делаются от имени всей Церкви, а следовательно, и от нашего имени, хотя мы никого на них не уполномочивали?

    Св. Григорий Богослов однажды сказал, что бывают случаи, когда "молчанием предается истина". Не будем ли и мы предавать ее, если, видя уклонение от чистого Православия, будем хранить молчание, всегда более удобное и безопасное?

    Однако мы видим, что никто из старейших не поднимает голоса, и это вынуждает нас говорить, чтобы на Страшном Суде не услышать упрека в том, что мы видели опасность экуменизма, угрожающую Церкви, и не предупредили ее предстоятелей.

    Мы, впрочем, уже обращали наше слово и к Святейшему Патриарху Афинагору, и к Греческому Архиепископу Северной и Южной Америки Иакову, высказывая скорбь и смущение по поводу их экуменических выступлений, продававших первородство Церкви за чечевичную похлебку рукоплесканий внешнего мира. Но позиция, занятая православными делегатами на Общем Собрании Мирового Совета Церквей в Упсале, делает озабоченность ревнителей Православия еще более глубокой, вызывая для нас необходимость поделиться нашей скорбью и смущением со всеми братьями, православными епископами.

    Нас могут спросить, почему мы пишем об этом Собрании только теперь, почти через год после его окончания? Ответим на это, что на сей раз мы не имели своих наблюдателей и получали сведения об этом Собрании только из повременной печати, на точность которой не всегда можно положиться.

    Поэтому мы ожидали получения официальных отчетов, по изучении которых и находим себя вынужденными обратиться с настоящим посланием ко всем православным епископам, который Господь поставил блюсти Его св. Церковь на земле.

    Отчет о собрании в Упсале воистину потряс нас, ибо мы увидели из него с еще большей ясностью, насколько экуменическое заблуждение получает формальное одобрение ряда наших Церквей.

    Когда делались первые шаги по организации этого движения, многие из наших стали принимать участие в его конференциях по инициативе Константинопольского Патриархата. Тогда это не вызывало опасений даже у горячих ревнителей Православия. Им представлялось, что не может Церковь потерпеть никакого ущерба от того, что ее представители явятся в кругу ищущих истины протестантов разных толков с тем, чтобы их разнообразным заблуждениям противопоставить истину Православия. Подобное участие в интерконфессиональных собраниях носило бы миссионерский характер.

    Такая позиция, хотя и не всегда последовательно, до известной степени была выдержана еще на Эванстонском Общем Собрании Мiрового совета Церквей в 1954 г. Православные делегаты там общим голосом откровенно заявили, что постановления этого Собрания так далеки от нашего учения о Церкви, что им ни в какой степени невозможно участвовать в них наряду со всеми другими. Вместо того они высказали учение Православной Церкви в особых заявлениях.

    Заявления эти были настолько определенными, что, в сущности, должны были бы при известной последовательности привести к заключению, что православные не могут оставаться членами Мiрового Совета Церквей на общих основаниях.

    Протестанты могли бы сказать им: если вы не разделяете наших основных положений, зачем вы с нами? Нам известно, что в частных беседах некоторые из них так и говорили, но на собраниях этого высказано не было. Т. е. православные остались членами организации, чужеродность которой они только что сами ярко обрисовали.

    Но что же мы видим теперь?

    Всеправославное совещание в Женеве, в июне 1968 г., пошло по иному пути. Оно высказало "общее желание Православной Церкви быть органическим членом Всемiрного Совета Церквей". Об этом Святейший Патриарх Афинагор сообщил означенному Совету особым посланием от 30 июня 1968 г. Никаких оговорок, никакого упоминания о миссионерских целях не было сделано ни в том, ни в другом случае.

    Следует уяснить себе, в каком именно религиозном объединении объявляют Православную Церковь "органическим членом", и каковы догматические последствия такого решения.

    В 1950 г. в Торонто были приняты основные положения Мiрового Совета Церквей, которые были более осторожными, чем то, что заявляется теперь, но они уже противоречили православному учению о Церкви. Тогда в п. 4 значилось, что "Церкви, члены Мiрового Совета Церквей, рассматривают отношение других Церквей к Святой Кафолической Церкви, исповедуемой в Символах веры, как предмет для взаимного обсуждения". Эта формула уже неприемлема для нас, ибо Святая Кафолическая Церковь трактуется тут не как реально существующая в мире, а как некая отвлеченная величина, упомянутая в разных символах веры. Впрочем, тогда уже в п. 3 значилось. что "Церкви- члены признают, что принадлежность к Церкви Христовой более широка, чем принадлежность к телу их Церкви". Поскольку же в предыдущем п. 2 заявлялось, что "Церкви-члены Мiрового Совета Церквей веруют на основании Нового Завета, что Церковь Христова одна", получалось или внутреннее противоречие, или исповедание нового догмата, что к единой Церкви можно принадлежать, не исповедуя Ее догматов и вне литургического общения с нею. Это учение протестантское, но не православное.

    Сделанные в Эванстоне особые заявления от имени всех православных делегатов несколько поправляли дело, ибо они ясно указывали, что православная экклезиология настолько разнится по существу от протестантской, что невозможно совместно составить никакого общего определения. Теперь православные участники Мiрового Совета Церквей поступают иначе. В попытке соединить истину с заблуждением они отступили от заявленного в Эванстоне принципа. Если Православные Церкви входят в Совет Церквей органически, то все с нею...

    Если первоначально их представители являлись участниками экуменических собраний для свидетельства истины, выполняя как бы миссионерское служение среди чуждых Православию исповеданий, то теперь они смешались с ними, и потому каждый из нас имеет основание утверждать, что сказанное в Упсале - сказано и участвующими там Православными Церквами в лице их делегатов. Увы, это сказано от имени всей Православной Церкви...

    Против этого мы считаем долгом решительно протестовать. Мы знаем, что в этом протесте за нами стоят все Святые Отцы Церкви. С нами также не только вся иерархия, клир и мiряне Русской Православной Церкви Заграницей, но и многие согласные с нами из принадлежащих к другим Святым Православным Церквам.

    Мы смеем сказать, что, видимо, до сих пор наши собратья епископы относились к этому вопросу без достаточного внимания, не помышляя о том, как глубоко вводится наша Церковь в область антиканонических и даже догматических соглашений с инославными. На Лозаннской конференции 1937 г. представитель Вселенского Патриархата Митрополит Германос ясно заявил, что восстановить единство Церкви значит, что протестанты должны возвратиться к вероучению древней Церкви Семи Вселенских Соборов. "А какие элементы христианского учения, - говорил он, - должны считаться необходимыми или существенными? По пониманию Православной Церкви, нет теперь нужды определять эти необходимые предметы веры, так как они определены в древних Символах и определениях Семи Вселенских Соборов. Соответственно этому, учение Древней Церкви первых веков должно быть основой воссоединения Церкви".

    Такова была позиция, занятая всеми православными делегатами на Лозаннской и Оксфордской конференциях.

    Что касается нашей Русской Православной Церкви Заграницей, то ее взгляд был высказан с особой определенностью при назначении 18/31 декабря 1931 г. представителя в Комитет Продолжения Конференции о Вере и Порядке.

    Определение это гласит:

    "Сохраняя веру в Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь, Архиерейский Синод исповедует, что Церковь сия никогда не разделялась. Вопрос в том только, кто принадлежит к ней и кто не принадлежит. Вместе с тем Архиерейский Синод горячо приветствует все попытки инославных исповеданий изучать Христово учение о Церкви в надежде, что через такое изучение, особенно при участии представителей Святой Православной Церкви, они в конце концов придут к убеждению о том, что Православная Церковь, будучи столпом и утверждением истины (1 Тим. 3, 15), полностью и без каких-либо погрешностей сохранила учение, преподанное Христом Спасителем Своим ученикам. С этой верой и такой надеждой Архиерейский Синод с благодарностью принимает приглашение Комитета Продолжения Всемирной Конференции о Вере и Порядке".

    Тут все ясно и ничего не оставлено недоговоренным. Это заявление по существу согласно с тем, что в свое время говорили и официальные представители других Православных Церквей.

    Что же изменилось? Отказались ли протестанты от своих заблуждений? - Нет. Они остались теми же, и Церковь не изменилась, а переменились только люди, которые представляют ее в наши дни.

    Если бы представители Православных Церквей продолжали твердо хранить основные начала нашей веры в Церковь, то они не поставили бы Православную Церковь в то двусмысленное положение, которое создается прошлогодним постановлением Женевского Совещания.

    После Собрания Мiрового Совета Церквей в Нью-Дели православные делегаты уже не делают отдельных заявлений, а сливаются в одну массу с протестантскими исповеданиями.

    Все постановления Упсальского Собрания сделаны от имени Церкви, которая всегда упоминается в единственном числе.

    Кто это говрит? Кому предоставлено право провозглашать экклезиологические суждения не только от своего имени, но и от имени Православной Церкви?

    Просим Вас, Преосвященные собратия, просмотрите список Церквей, участвующих в экуменическом движении и во Всемирном Совете Церквей. Возьмите хотя бы первые строчки списка на стр. 444 Отчета под заглавием "The Uppsala 68 Report".

    Там Вы увидите следующие названия:

Евангелическая Церковь на реке Ла Плата,
Методическая Церковь Австралии,
Церковь Христа в Австралии,
Англиканская Церковь Австралии,
Конгрегационный Союз в Австралии,
Пресвитерианская Церковь Австралии...

    Нужно ли продолжать список? Не ясно ли, что уже в первых строчках его значатся исповедания, которые глубоко разнятся от Православия, которые отрицают таинства, священство, церковное предание, священные каноны, не почитают Божией Матери и святых и т.д. Нам надо было бы перечислить почти все наши догматы, чтобы указать на все то, что в Православном учении не принимается большинством членов Мiрового Совета Церквей, но в коем тем не менее Православная Церковь ныне объявлена органическим членом.

    Между тем, от имени этого разнообразного собрания представителей всех возможных ересей Упсальское собрание все время заявляет: Церковь учит, Церковь делает то, Церковь делает другое..

    Об этом смешении заблуждений, далеко ушедших от предания, в постановлении "О Святом Духе и кафоличности Церкви" говорится: "Св. Дух не только сохранил Церковь в преемстве своего прошлого: Он также постоянно присутствует в Церкви, осуществляя ее внутреннее обновление и воссоздание" (стр. 16).

    Спрашивается, где "преемство прошлого" у пресвитериан? Где присутствие Св. Духа у тех, кто не признает таинств? Как можно говорить о кафоличности у тех, кто не приемлет определений Вселенских Соборов?

    Если бы вероучительным постановлением предпосылались слова, указывающие на то, что часть Церкви учит так, а другая иначе, и особо было засвидетельствовано подлинное учение Православной Церкви - то это отвечало бы действительности. Но этого нет, и от лица разнообразных исповеданий говорится: "Церковь учит".

    Это уже само по себе есть исповедание протестантского учения о Церкви, как включающей в себя всех, называющих себя христианами, хотя бы они и не имели общения между собою.

    Между тем, не принимая этого учения, невозможно быть органическим членом Совета Церквей, ибо на нем основывается вся идеология этой организации.

    Правда, резолюция "О Св. Духе и Кафоличности Церкви" сопровождается в отчете рядом примечаний мелким шрифтом, что ввиду бывших прений она является не окончательным решением, а материалом для обсуждения Церквей.

    Однако относительно других подобных резолюций таких примеров нет. Из протоколов не видно, чтобы православные делегаты заявили о невозможности Собранию говорить от имени Церкви в единственном числе, и это делается всюду, во всех определениях, не имеющих никогда подобных оговорок.

    Напротив, Высокопреосвященнейший Архиепископ Иаков, отвечая от имени Общего Собрания на приветствие шведского Архиепископа, сказал: "Как вам хорошо известно, Церковь Вселенной призвана требующим того миром дать полное доказательство и свидетельство своей веры" (стр. 103)

    О какой "Церкви Вселенной" говорит тут Архиепископ Иаков? О Православной? - Нет. Он говорит тут о Церкви, объединяющей все исповедания, о Церкви Всемирного совета Церквей.

    Эта тенденция особенно заметна в отчете по докладу Комиссии о Вере и Порядке. В резолюции по ее отчету, после перечисления успехов экуменизма говорится: "Мы соглашаемся с постановлением Комиссии о Вере и Порядке, принятым в ее Бристольском заседании, чтобы продолжалась ее программа изучения единства Церкви в более широком контексте изучения единства человечества и твари. Мы одновременно приветствуем заявление Комиссии Веры и Порядка, что ее задачей остается "объявлять единство Церкви Иисуса Христа" и ставить перед Советом и Церквами "обязанность проявлять это единство во имя их Господа и для лучшего осуществления Его миссии в мiре" (стр. 223).

    Ясная тенденция всех этих резолюций в том, что, вопреки внешнему разделению Церквей, существует их внутреннее единство. Задача экуменизма в этом свете заключается в том, чтобы это внутреннее единство стало вместе с тем и внешним путем различных проявлений этого стремления вовне.

    Чтобы оценить все это с точки зрения Православной Церкви, достаточно представить себе реакцию, какая могла бы быть на это со стороны святых отцов Вселенской Церкви.

    Может ли кто-нибудь представить себе, чтобы Православная Церковь того времени объявила себя органическим членом общества, объединяющего евномиан, аномеев, ариан, полуариан, саввелиан и апполинариев?

    Отнюдь нет. Напротив. 1 правило II Вселенского Собора зовет не к органическому объединению с ними, а предает их анафеме. Подобным же образом поступают последующие Вселенские Соборы с другими ересями.

    Органическая принадлежность православных к объединению современных еретиков последних не освящает, а вступающих в него православных отторгает от кафолического православного единства. Кафоличность охватывает все поколения святых отцов. Св. Викентий Леринский в своем бессмертном творении пишет, что "возвещать христианам что-нибудь такое, чего они прежде не приняли, никогда не позволялось, никогда не будет позволяться - и анафематствовать тех, которые возвещают что-либо, кроме раз навсегда принятого, всегда должно было, всегда должно и всегда будет должно".

    Скажет ли кто-нибудь, что времена переменились и ереси теперь не такие злостные и разрушительные, как в дни Вселенских Соборов? - Но разве отрицающие почитание Богоматери и святых, не признающие благодатной иерархии протестанты или изобретшие новые заблуждения римо-католики - ближе к Церкви, чем ариане или полуариане?

    Но пусть современные исповедники ересей не столь воинственны по отношению к Православной Церкви, как древние: это не потому, что их взгляды ближе к ней, а потому, что протестантство и экуменизм воспитали в них убеждение, что на земле нет единой истинной Церкви, нет одного истинного исповедания, а есть только общины людей, в разной степени заблуждающихся. Это учение само по себе упраздняет ревность в исповедании того, что признается истиной, и потому современные еретики имеют вид менее ожесточенный, чем у древних. Однако само это равнодушие к истине во многих отношениях хуже, чем способность ревностно защищать заблуждения, принимаемые за истину. Сказавший "что есть истина" Пилат не мог обратиться к вере, но гонитель христианства Савл - стал апостолом Павлом. Потому мы и читаем в Апокалипсисе грозные слова Ангелу Лаодикийской Церкви: "Знаю твои дела: ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч. Но поелику ты тепл, а не горяч и не холоден, то Я извергну тебя из уст Моих" (Апок. 8, 15-16).

    Экуменизм делает Совет Церквей таким обществом, в котором с лаодикийским равнодушием к истине каждый член признает заблуждающимся и себя, и других, заботясь только о том, чтобы найти приемлемые для всех формулы. Место ли там в качестве органического члена Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, всегда исповедовавшей, что она не имеет ни пятна, ни порока, ибо Глава ее Сам Христос? (Еф. 5, 27).

    57 (68) Правило Карфагенского собора говорит о Церкви, что она "есть голубица" (Песнь Песней 2, 10), единственная матерь христиан, и в которой спасительно приемлются все таинства вечные и животворящие, впрочем, пребывающих в ереси подвергающие всякому осуждению и казни".

    Мы еще считаем долгом заявить, что Русскую Православную Церковь невозможно признать законно и правильно представленной на Всеправославных Совещаниях, созываемых Его святейшеством Патриархом Афинагором. Те епископы. которые выступают на этих совещаниях от имени Русской Церкви, во главе с Митрополитом Никодимом, представляют не подлинную Русскую Церковь, а только тех иерархов, которые по благоволению атеистической власти носят титулы известных епархий Русской Церкви. Об этом мы уже имели случай писать более подробно Его Святейшеству Патриарху Афинагору. Участие этих лиц в заграничных собраниях имеет место постольку, поскольку это выгодно гражданской власти, самой жестокой в истории мира. Перед нею бледнеют жестокости Нерона и ненависть к христианству Юлиана Отступника.

    Не влиянию ли посланцев этой власти надо в значительной мере приписать все политические постановления Упсальского Собрания, которые повторяют ряд лозунгов, хорошо известных из коммунистической пропаганды на Западе?

    В заключительной речи председательствовавший др. Пайн говорил о том, что "Церковь Иисуса Христа должна активно показывать сострадание Христово в нуждающемся мире" (стр. 272). Но ни он и никто другой ни одним словом не вспомнили миллионы замученных христиан в СССР, никто не промолвил слова сочувствия их судьбе.

    Хорошо выражать сочувствие голодающим в Биафре, страждущим от постоянных вооруженных столкновений на Среднем Востоке или во Вьетнаме, но разве этим и исчерпываются современные человеческие страдания? Разве членам Мiрового совета Церквей неизвестно о преследовании религии в СССР? Разве им неизвестно, что там царит бесправие? Разве они не знают, сколь многими тысячами исчисляются закрытые и разрушенные храмы? Разве не знают, что там миллионами исчисляются мученики за веру, что не печатается Слово Божие, а за распространение его ссылаются на каторжные работы? Разве неизвестно им о запрещении обучать детей началам веры и даже приводить их на богослужение? Разве неизвестно о тысячах, сосланных за Веру, о детях, отнятых от родителей для того, чтобы они не получали религиозного воспитания?

    Обо всем этом, конечно, хорошо известно каждому, читающему газеты, но об этом не говорится ни в одном постановлении Мiрового Совета Церквей. Экуменические священники и левиты проходят молча и без интереса, даже не бросая взгляда в сторону измученных в СССР христиан. Они молчат о них, потому что официальные представители Русской Церкви, вопреки очевидности, отрицают эти преследования в угоду своей гражданской власти.

    Эти люди не свободны. Хотят они или не хотят, они вынуждены говорить то, что предписывает им коммунистическая Москва. Тяжесть преследований делает их более достойными сожаления, чем осуждения. Но, будучи моральными пленниками безбожников, они не могут быть подлинными представителями Русской Православной Церкви, измученной, бесправной и безгласной, загнанной в темницы и катакомбы.

    Почивший патриарх Сергий и нынешний патриарх Алексий были избраны не по правилам, выработанным Всероссийским Церковным Собором в 1917 г. при восстановлении Патриаршества, а по указке самого жестокого гонителя Церкви в истории - Сталина.

    Можете ли Вы себе представить Епископа Римского, избранного по указанию Нерона? - Но Сталин был во много раз хуже его.

    Избранные Сталиным иерархи должны были обещать свою покорность атеистическому правительству, целью которого по коммунистической программе является уничтожение религии. Нынешний Патриарх Алексий писал Сталину сразу после кончины своего предшественника, что будет соблюдать верность возглавляемому им правительству. "Действуя в полном единении с Советом по Делам русской Православной Церкви и вместе с учрежденным покойным Патриархом Священным Синодом, я буду гарантирован от ошибок и неверных шагов".

    Всем известно, что "ошибки и неверные шаги" на языке Московских властителей значат отступление в чем бы то ни было от указаний коммунистической власти.

    Мы можем жалеть несчастного старца, но мы не можем признавать его каноническим главою Русской Церкви, которой сами мы почитаем себя неразрывной частью.

    К Патриарху Алексию и его сотрудникам сугубо относится прещение 30 Апостольского правила и 3 правила VII Вселенского Собора: "Аще который епископ, мирских начальников употребив, через них получит епископскую в Церкви власть, да будет извержен и отлучен, и все сообщающиеся с ним".

    Епископ Никодим Далматинский в толковании 30 апостольского правила говорит: "Если Церковь осуждала незаконное влияние светской при поставлении епископа в то время, когда государи были христианами, тем более, следовательно, она должна была осуждать это, когда последние были язычниками". А что же сказать тогда, когда поставляют Патриарха и епископов открытые и воинствующие враги всякой религии?

    Когда часть епископата во главе с покойным Патриархом, тогда Митрополитом, Сергием стала на этот путь соглашения с безбожными врагами Церкви в 1927 г., значительная часть и самая авторитетная часть его во главе с Митрополитом Иосифом Ленинградским и первым кандидатом Патриарха Тихона на должность Местоблюстителя, Митрополитом Казанским Кириллом, не согласилась идти по этому пути, предпочитая ссылки и мученичество. Митрополит Иосиф тогда уже пришел к заключению, что при наличии государственной власти, открыто ставящей себе целью искоренение религии всеми мерами, легальное существование церковного управления делается невозможным без слишком больших и греховных компромиссов. Он поэтому приступил к тайным хиротониям епископов и священников, образовав доныне существующую в тайне Катакомбную Церковь.

    О ней редко упоминают безбожники из страха дать ей больше известности. Лишь очень редко проникает в советскую печать сообщение о суде над кем-либо из ее членов. Но о ней говорят справочники для тех, кто работает по распространению атеизма в СССР. Т.н. основные сведения об этой тайной Церкви, под именем "Истинно Православная Церковь", содержатся в справочнике под заглавием "Словарь Атеиста", изданном в Москве в 1964 г.

    Без открытых храмов, в тайных собраниях, подобно катакомбным собраниям древних христиан, эти исповедники Веры совершают свои молитвы, оставаясь невидимыми для внешнего мира. Они-то и являются истинными представителями Русской Православной Церкви, все величие которых станет известно миру только после падения коммунистической власти.

    По этой причине, хотя представители Московской Патриархии участвовали в решениях прошлогоднего Всеправославного Совещания в Женеве, мы признаем все постановления этого совещания и, в частности, постановление о том, чтобы Православная Церковь стала органическим членом Мирового Совета Церквей - принятым без участия Русской Православной Церкви. Эта Церковь вынуждена быть безгласной, а мы, ее свободные представители, скорбим о том, что такое решение было принято. Мы категорически протестуем против такого решения, противного самой природе Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви.

    Яд ереси бывает не так опасен, когда проповедь ее идет только со вне. Во много раз опаснее бывает яд, который постепенно вводится в организм все большими и большими дозами, со стороны тех, кто по положению своему должны быть не отравителями, а духовными врачами.

    Неужели православный епископ будет оставаться равнодушным к этой опасности? Не слишком ли поздно будет защищать наших словесных овец, когда волки будут пожирать их на глазах пастырей в самой овчарне?

    Не видится ли уже занесенный Божественный меч (Мф. 10, 34), разделяющий верных исконному исповеданию Св. Церкви от тех, кто, по словам Святейшего Патриарха Афинагора в его приветствии Упсальскому Собранию, будут трудиться над образованием "нового курса в экуменическом движении", для осуществления "общего христианского обновления и единства" на путях реформаторства и равнодушия к истине?

    Мы, кажется, уже достаточно ясно показали выше, что это кажущееся единство есть единство не в чистоте истины Православия, а в смешении белого с черным, добра со злом, истины с заблуждением.

    Мы уже протестовали ранее против неправославных экуменических выступлений Патриарха Афинагора и Высокопреосвященного Архиепископа Иакова в письмах, которые были широко разосланы епископам в разных странах. Мы получили с некоторых сторон изъявления согласия с нами.

    Но теперь пришло время, когда громче и шире должен идти протест, чтобы остановить действие отравы, пока она не приобрела силы, подобно потрясшим в свое время все тело Церкви древним ересям арианства или несторианства или евтихианства, так что казалось, что ересь может поглотить православие.

    Мы обращаем свой голос ко всем Преосвященным Епископам Православной Церкви, умоляя их, чтобы они изучили предмет нашего послания и встали на защиту чистоты Православной Веры. Просим усердно также их молитв о страждущей от безбожников Русской Православной Церкви, чтобы господь сократил дни ее испытаний и ниспослал бы ей свободу и мир.

    14/27 июля 1969 года
Неделя Святых Отцев
Шести Вселенских Соборов

† Митрополит Филарет
Председатель Архиерейского Синода
Русской Православной Церкви Заграницей.

* * *

Святейшим и Блаженнейшим Главам Православных Церквей;
Преосвященным Митрополитам, Архиепископам и Епископам
Смиренного Филарета, Митрополита Русской Православной Зарубежной Церкви

ВТОРОЕ СКОРБНОЕ ПОСЛАНИЕ

    Каждому епископу верны люди Господни в его епархии и он за них воздаст ответ Богу (Ап. 38). По 34 Апостольскому правилу "епископ творит только то, что касается до его епархии и мест, к ней принадлежащих".

    Однако бывают обстоятельства, когда некоторые явления по своему значению могут оказать влияние на чад не одной только епархии, а даже многих Поместных Церквей одновременно. Такие явления вселенского характера уже не могут не касаться каждого православного епископа, как преемника Святых Апостолов, поставленного ограждать свою паству от разных соблазнов. В особенности это относится к нашему времени, когда при существующей технике так быстро распространяется всякое известие и разные идеи.

    Наша паства, принадлежащая к свободной части Русской Церкви, рассеяна по всем странам мира. Поэтому сказанное выше относится к ней в еще большей мере, чем к кому-либо другому.

    Вследствие этого и епископы наши на своих Соборах не могут ограничивать своих суждений узкими пределами возникающих в их епархиях пастырских и административных проблем, но вынуждены останавливать свое внимание и на вопросах общего для всего православного мира значения, ибо скорбь одной Церкви должна быть и скорбью другой, вызывая в ней живое участие (Фил. 4, 14-15; Евр. 10, 33). И если св. Апостол Павел изнемогал с изнемогающими и воспламенялся с соблазняющимися, то можем ли мы, архиереи Божии, оставаться равнодушными к росту заблуждения, угрожающего спасению душ многих наших братьев во Христе?

    Движимые таким чувством, мы уже обращались однажды со Скорбным Посланием ко всем епископам Святой Православной Церкви. Мы рады были узнать, что, в созвучии с нашим обращением, в недавнее время несколько Преосвященных Елладской Церкви сделали заявления своему Священному Синоду о необходимости иметь суждение об экуменизме как ереси и пересмотреть вопрос о принадлежности к Мировому Совету Церквей. Мы радуемся такой здоровой реакции на распространение т.н. экуменизма, ибо она дает нам надежду на то, что Церковь Христова будет ограждена от нового угрожающего ей потрясения.

    Со времени нашего первого Скорбного Послания прошло два года. Увы, если и раздались ныне в Елладской Церкви новые заявления о неправославии экуменизма, то ни одна Православная Церковь еще не заявила о своем выходе из Мирового совета Церквей.

    В нашем первом Скорбного Послания (1969 г.) мы яркими красками обрисовали, насколько противоречит элементарным началам православной экклесиологии органическая принадлежность Православных Церквей этому Совету, построенному на чисто протестантских началах. Ныне, по уполномочению нашего Собора мы желали бы глубже развить наше предупреждение, показать ту бездну ереси против самого понятия Церкви, в которую влекутся все участники экуменического движения.

    Однако мы видим, что никто из старейших не поднимает голоса, и это вынуждает нас говорить, чтобы на Страшном Суде не услышать упрека в том, что мы видели опасность экуменизма, угрожающую Церкви, и не предупредили ее предстоятелей.

    Содержание его очень ясно определено католическим богословом Ив М. Ж.. Конгар (Ives M. J. Congar). Он пишет, что "это есть движение, которое побуждает Христианские Церкви желать восстановления утраченного единства, а для этого глубоко познать себя и понимать одна другую". Далее он говорит, что "оно составляется в целокупности чувств, идей, дел или учреждений, собраний или конференций, церемоний, манифестаций и изданий, которые направлены к тому, чтобы подготовить воссоединение в новом единстве не только отдельных христиан, но и фактически существующих отдельных Церквей. В действительности слово "экуменизм", - продолжает он, - которое протестантского происхождения, определяет теперь конкретную реальность: совокупность всего перечисленного на основе настроения некоторого количества очень определенных убеждений (если и не всегда очень ясных и определенных). Это не есть желание или попытка соединения почитаемых разделившимися в единую Церковь, почитаемую единственно истинной. Оно начинается там, где признается, что в нынешнем своем состоянии ни одно христианское исповедание не обладает полнотой христианства; что даже если одно из них и истинное, то оно, однако, как исповедание, не обладает полнотой истины, но что есть еще христианские ценности вне его не только у христиан, отделенных от него в вероучении, но и в других Церквах и других исповеданиях как таковых".

    Такое определение экуменического движения, данное римо-католическим богословом 34 года назад, остается точным и доныне, с той разницей, что за эти годы оно еще более развилось, открывая новые и еще более опасные перспективы.

    Увы, последнее время изобилует фактами, которые свидетельствуют о том, что некоторые представители Православных Церквей в своем диалоге с инаковерующими усвоили чисто протестантскую экклесиологию, за которой следует и протестантский подход к вопросам церковной жизни, получивший свое выражение в столь распространенном теперь модернизме.

    Модернизм - это есть равнение человеческой жизни по началам современности и человеческих слабостей. В России он получил свое яркое проявление в начале двадцатых годов нашего столетия в т.н. обновленческом движении или живой Церкви. На учредительном собрании основателей Живой Церкви, 29 мая 1922 года, цели ее были определены как "пересмотр и изменение всех сторон церковной жизни, какие повелительно требуются современной жизнью" (Проф. Б. В. Титлинов, Новая Церковь, Петроград-Москва, 1923, стр. 11). Это было попыткой реформации, приспособленной к условиям коммунистического строя. Модернизм ставит угождение человеческим слабостям выше нравственных и даже догматических требований Церкви. Поскольку мир удаляется от Христовых начал, постольку и модернизм все более и более понижает уровень религиозной жизни. Мы видим, как в западных исповеданиях это ныне влечет за собою упразднение постов, крайнее опустошение и вульгаризацию богослужения и в конце концов полное духовное опустошение, которое иногда связано с потворством противоестественным порокам, не исключая даже тех грехов, о которых Апостол Павел советовал верующим вовсе не упоминать.

    Именно модернизм лежал в основе определений печальной памяти Всеправославного Совещания в Константинополе в 1923 г., по-видимому, не без влияния обновленческой попытки в России.

    После него ряд Церквей хотя и не пошел полностью по пути предлагавшихся там реформ, все-таки принял западный календарь, а в некоторых местах даже западную пасхалию.

    Это было первым шагом по пути модернизма в Православной Церкви, изменяя порядок церковной жизни во имя сближения ее с порядком жизни еретических общин. В этом отношении это явилось нарушением принципов, установленных церковными канонами, которые, напротив, направлены к религиозному обособлению верных от мудрствующих иначе, чем Православная Церковь, а не к сближению с их молитвенной жизнью (Тит. 3, 10; Апост. 10, 45, 65; Лаод. 32, 33, 37 и др.)

    Печальным плодом этой реформы явилось нарушение единства молитвенной жизни православных христиан в разных частях мира. В то время, как одни из них вместе с еретиками празднуют Рождество Христово, другие еще постятся. Иногда такое разделение происходит в одной и той же Поместной Церкви. Допускается иногда даже празднование Пасхи по западной пасхалии. Так во имя сближения с инаковерующими упраздняется принцип, принятый Первым Вселенским Собором, чтобы все православные христиане по всему миру единовременно, едиными устами и единым сердцем радовались и славили Христово Воскресение.

    Попытки вводить реформы, не считаясь с предшествующими общецерковными определениями и обычаями вопреки 2 правилу Шестого Вселенского Собора - создают только смуту. Об этом красноречиво говорил блаженной памяти Патриарх Сербский Гавриил на Церковном Совещании в Москве в 1948 г.

    "В последние десятилетия, - заявил он, - появляются разные стремления в Православной Церкви, которые вызывают оправданные опасения за чистоту ее вероисповедания и за ее догматическое и каноническое единство."

    Созыв Вселенским Патриархом "Всеправославного Конгресса" и Ватопедской Конференции, главной целью которых было подготовить всеправославную предсоборную комиссию (просинод), нарушили единство и сотрудничество Православных Церквей. С одной стороны, отсутствие Русской Православной Церкви на этих собраниях, а с другой стороны, поспешность и односторонние поступки некоторых Поместных Церквей и необдуманные выходки отдельных их представителей, внесли в жизнь Восточной Церкви хаос и аномалии.

    "Одностороннее введение нового Григорианского календаря в некоторых Поместных Церквах и сохранение старого стиля другими поколебали единство Церкви и внесли тяжелые потрясения в жизнь тех из них, которые так легко приняли новый стиль" (Деяния Совещания Глав и Представителей Автокефальных Православных Церквей. Москва, 1949, т. II, стр. 447-448).

    В недавнее время проф. Феодор, один из представителей Елладской Церкви на Совещании в Шамбези в 1968 г., отмечал поспешность календарной реформы в Греции, указывая на то, что последняя до сих пор страдает от вызванного ею разделения (Журнал Московской Патриархии, №1, 1969, стр. 51).

    Чуткая совесть многих чад Церкви не могла не ощутить, что в календарной реформе уже положено начало пересмотра всего того строя православной жизни, который освящен многовековым преданием и утвержден определениями Вселенских Соборов. Уже на константинопольском Всеправославном Конгрессе поднимался вопрос о второбрачии духовенства и др. реформах. На этих днях Архиепископ Северной и Южной Америки Иаков высказался за введение женатого епископата (The Hellenic Chronicle, 23 дек. 1971 г.)

    Сила Православия всегда была в сохранении всех начал церковного предания. Между тем, кроме календаря, в программу будущего Великого собора стараются включить не заботу о лучших путях сохранения этих начал, а пересмотр всего строя жизни Церкви, начиная с упразднения постов, второбрачия духовенства и порч., открывая пути для сближения с порядком жизни еретических общин.

    Увы, в последнее время мы видим признаки такого большого развития экуменизма с участием православных, что он стал серьезной угрозой, ведя к полному уничтожению Православной Церкви путем растворения ее в море еретических общин.

    Вопрос о единстве ставится теперь не в ту плоскость, в которой его рассматривали святые отцы. Для последних, в отношении еретиков речь шла о их воссоединении, которое обуславливалось принятием ими всех православных догматов и возвращением их в лоно Православной Церкви. В экуменическом же преломлении подразумевается, что обе стороны, православные и неправославные, в чем-то неправы, но могут соединиться, ни от чего не отказавшись, причем это относится не только к римо-католикам, но и протестантам. Святейший Патриарх Афинагор ясно высказал это в своей приветственной речи кардиналу Виллебрандс в Константинополе 30 ноября 1969 г.

    Патриарх пожелал кардиналу, чтобы его деятельность "обозначила новую эпоху прогресса не только в том, что касается наших двух Церквей, но всех христиан". Патриарх определяет новый подход к проблеме единства в том, что "никто из нас не призывает другого к себе, но, как Петр и Андрей, мы обоюдно направляемся к Иисусу, единственному и общему Господу, Который нас соединяет воедино" (Томос Аганис, Рим-Истанбул, докум. №274, стр. 588-589).

    Недавний обмен посланиями между Римским Папой Павлом VI и Патриархом Афинагором углубляет и развивает эту неправославную мысль и глубоко нас взволновал.

    Поощряемый разными заявлениями, делавшимися Предстоятелем Константинопольской Церкви, Папа писал ему 8 февраля 1971 г.: "Верующим, собравшимся в базилике св. Петра в неделю единения, мы напоминаем, что между нашей Церковью и достопочтенными Православными Церквами уже существует хотя и несовершенное, но почти полное общение, вытекающее из нашего общего участия в Таинстве Христовом и Его Церкви".

    В этих словах содержится новое для римо-католичества, но старое для протестантства учение о том, что существующее на земле разделение между христианами является в сущности призрачным. До неба оно не доходит. Обетование Спасителя Своим ученикам о значении прещений против непослушных Церкви (Мф. 18, 18) признается таким образом недействительным. Такое учение является новшеством не только для православных, но и для Рима. Изданная в 1928 г. Папой Пием IX энциклика "Mortalium Animos" была совсем иного содержания. Однако римо-католики для нас "внешние", и нас прямо не касаются перемены в их взглядах. Их приближение к протестантской экклесиологии интересует нас лишь постольку, поскольку оно происходит одновременно с усвоением таких взглядов и среди тех, кто продолжает именовать себя православными христианами. Экуменисты из православных и экуменисты из католиков и протестантов приходят к единомыслию в одинаковой ереси.

    Святейший Патриарх Афинагор 21 марта 1971 г. ответил на послание Папы в одном духе с ним. Приводя его слова, мы подчеркиваем в них особенно важные догматические выражения.

    Если Папа, не интересуясь догматическим единомыслием, призывает Патриарха Афинагора "сделать все возможное, чтобы ускорить столь желанный день, когда в форме сослужения мы сможем вместе причащаться из одной и той же чаши Спасителя", то Святейший Патриарх Афинагор ответил ему в том же смысле.

    Называя Папу своим "старшим братом", Патриарх пишет, что хочет подчиняться "божественной воле Господа, который желает, чтобы Церковь была едина всему миру, так, чтобы весь мир мог быть объединен в ней. Мы спокойно предаем себя Святому Духу, ведущему нас для твердого продолжения и усовершения святого дела, начатого и развиваемого Вами в нашем общем и святом желании создать и явить миру единую святую, соборную и апостольскую Церковь."

    Далее Патриарх пишет: " Воистину, даже если Церкви Востока и Запада отделились друг от друга, один Господь ведает по какой причине, то они не были отделены от существования их общения в таинстве Бога и Человека Иисуса и Его богочеловеческой Церкви".

    Патриарх с горечью говорит, что "мы были отделены от любви друг к другу и потому были лишены святого блага единомысленного исповедания веры Христовой". Он пишет, что "от нас было отнято также благословение совместно приступать к тому же алтарю и приобщение того же драгоценного Тела и драгоценной Крови, несмотря на то, что мы не переставали признавать друг у друга действительное апостольское священство и действительное совершение таинства Святой Евхаристии".

    Теперь, однако, Патриарх усматривает с обеих сторон желание вернуться к общению, и он пишет, что "мы призываемся идти к совершенному единству в сослужении и приобщении Тела и Крови Христовых из единой Чаши".

    В этом послании высказано много неправославных мыслей, которые при своем логическом развитии приводят к самым пагубным выводам.

    Ведомые Патриархом Афинагором экуменисты не верят в Церковь в том виде, в каком она была основана Спасителем. Вопреки Его слову (Мф. 16, 18) для них ее больше нет, и Патриарх хочет вместе с Римским Папой "создать и явить" новую Церковь, объединяющую все человечество.

    Не ужасны ли в устах православного Патриарха эти слова "создать и явить"? Не являются ли они отречением то существующей Церкви Христовой? Можно ли создавать новую Церковь, не отказавшись предварительно от той Церкви, которую создал Господь? - Тому, кто принадлежит к ней и верует в нее, никакой новой Церкви создавать не нужно.

    Однако и эта "старая" Церковь святых Апостолов и святых Отцов Папой и Патриархом представляется в искаженном виде для того, чтобы призрачно связать ее в представлении читателя с созидаемой ими новой Церковью. Церкви Христовой они пытаются приписать свойства той новой Церкви, которую они хотят создать.

    Для этого они стараются представить бывшее разделение между Православием и Католичеством, как якобы никогда не существовавшее.

    В своей совместной молитве в храме Св. Петра в Риме Патриарх Афинагор и Папа Павел VI заявили, что находят себя уже едиными "в проповеди Евангелия, в том же крещении и участии в тех же таинствах и тех же харизмах". (Томос Агапис, Рим-Истанбул, 1971, стр. 660). Но если Патриарх и Папа объявили об отмене существовавших более девятисот лет анафем, то значит ли это, что перестали существовать известные всем причины разделения? Перестали ли существовать те заблуждения Рима, от которых требовалось отречение всякого латинянина при его присоединении к Православной Церкви?

    Римо-Католическая Церковь, с которой хочет иметь литургическое общение Патриарх Афинагор и с которой через Митрополита Никодима Ленинградского и других вошла в общение Московская Патриархия - даже уже и не та. с которой отклонил унию св. Марк Эфесский и вслед за ним вся Православная Церковь. Она еще дальше от Православия, чем была в те дни, поскольку ввела еще новые догматы и теперь все больше и больше усвояет начала реформации, экуменизма и модернизма.

    Целый ряд определений Православной Церкви признавал латинян еретиками. Если временами их принимали в общение по тому же чину, как ариан, то в течение ряда столетий и даже до наших дней Греческие Церкви принимали их через крещение. Если в первые века после 1054 г. латинян и в греческой, и в русской Церкви принимали различно, то через крещение, то через миропомазание, то это потому, что все рассматривали их как еретиков, но не имели общеустановленной практики их принятия в Православную Церковь. Так, например, в самом начале XIV века сербский князь, отец Стефана Неманьи, вынужден был крестить своего сына латинским крещением, но потом перекрестил его по-православному, когда возвратился в Расу (Е. Голубинский. Краткий очерк Православных Церквей: болгарской, сербской и румынской. Москва 1871 г., стр. 551).

    Проф. Е. Голубинский, в другом своем капитальном труде, История Русской Церкви (Т. 1/2, стр. 806-807, Москва 1904 г.), делая очерк отношения русских к латинству, приводит много фактов, указывающих на то, что при разных способах приема латинян в лоно Православной Церкви в разное время, т.е. совершая или крещение их или миропомазание, как Греческая, так и Русская Церкви исходили из признания их еретиками.

    Поэтому утверждение, будто бы в течение этих веков "единство в общении таинств и в частности евхаристии несомненно сохранялось" между Православной Церковью и Римом - совершенно не отвечает действительности. Разделение у нас с Римом было и существует, и притом действительное, а не призрачное.

    Оно может представляться призрачным только для тех, кто не верит в силу слов Спасителя, сказанных святым Апостолам, а через них и их преемникам: "Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, будет связано на небе, и что разрешите на земле, будет разрешено на небе" (Мф. 18, 18).

    Спаситель говорит: "Истинно говорю вам", а Патриарх противоречит Ему и сказанное Им объявляет неистинным. По его словам выходит, что хотя латиняне были всею Православною Церковью признаны еретиками, хотя им не давалось причастия, хотя в течение многих веков их принимали через крещение, и мы не знаем определения на Востоке, которое бы это правило отменило - они все-таки оставались членами Тела христова и не были отделены от таинств Церкви. Тут нет логики, тут отрыв от фактической истории Церкви. Тут на практике применяется протестантское учение о Церкви, согласно которому, заблуждение и вызванное им отлучение от Церкви не препятствует принадлежности к ней. Иначе говоря, "общение в таинстве Бога и Человека Иисуса" не обуславливается непременной принадлежностью к Православной Церкви.

    В попытке найти какое-то оправдание этой экуменической теории нас стараются убедить в том, что принадлежность к Церкви без догматического единомыслия с нею уже допускалась в прошлом. Патриарх Афинагор и официальное сообщение Фанара, сопровождавшее опубликование его письма к Римскому Папе, стараются, вопреки приведенным нами фактам, внушить, что Восточная Церковь не порывала общения с Римом, когда там уже появилось разномыслие с нею. В истории можно найти единичные факты общения в отдельных местах даже после 1054 г. Можно заметить и то, что до этого года Восточные Иерархи не торопились заклеймить именем ереси разные ложные учения, появившиеся в лоне Римской Церкви.

    Но длительная болезнь, предшествующая смерти, все-таки болезнь, и вызванная ею смерть остается смертью, как бы поздно она не наступила. Отступление от учения Церкви не всегда развивается сразу. Это есть результат известного процесса. В отношении Рима этот процесс обнаружился уже при жизни Св. патриарха Фотия, но только позднее, в 1054 г., отделение Рима оформилось.

    Переписка Святейшего Патриарха Афинагора с Римским Папой вынудила нас остановиться на отношении Православной Церкви к Риму. Но Патриарх Афинагор, как вождь экуменистов, идет дальше признания римо-католичества наравне с Православной Церковью. Известно его заявление г. Роже Шутц, пастору реформатско-протестантской Церкви в Швейцарии: "Вы - священник, и я мог бы принять из ваших рук Тело и Кровь Христовы". На другой день он добавил: "Я мог бы у Вас исповедоваться" (Le Monde, 21 мая 1970 г.)

    Во имя осуществления такого общения с еретиками экуменисты из православных подрывают значение Вселенских Соборов, как это проявилось при переговорах с представителями монофизитов.

    На совещании с ними в Женеве вполне ясную и православную точку зрения защищали, по сущности, только один или два участника, в то время как другие проявили присущее экуменистам стремление во что бы то ни стало достигнуть общения в таинствах, хотя бы и до достижения со стороны монофизитов полного единомыслия с Православной Церковью. Представитель Греческой Церкви, Романидес, с основанием заявил относительно православных участников Совещания: "Мы все время были объектом экуменической тактики, которая имеет цель осуществить взаимообщение, или общение, или объединение, без соглашения относительно Халкидона и Пятого, Шестого, Седьмого Вселенских Соборов" (Протоколы Совещания в Женеве, The Greek Orthodox Theological Review, Vol. XVI, p. 30).

    В результате этой тактики одно из заключений Совещания (8e) сводится к тому, чтобы выяснить возможность составления объяснительного заявления о соглашении, которое не было бы на уровне исповедания веры или догматического определения, но служило бы основанием, на котором православные и монофизиты могли бы принять шаги для соединения в общей Евхаристии (там же, стр. 6).

    Несмотря на очень категорические заявления монофизитов о невозможности для них принять Вселенские Соборы, начиная с Халкидонского, православные подписали резолюцию (6в), что признавать со стороны православных святым Диоскора, а Папу Льва святым со стороны монофизитов нет необходимости. Но восстановление общения ясно имеет в виду, между прочим, чтобы формальные анафемы с обеих сторон были сняты (там же, стр. 5).

    На другой конференции, в Аддис-Аббебе, неправославные заявления представителей Православных Церквей были поддержаны Митрополитом Ленинградским Никодимом и протоиереем Боровым. Поэтому было признано, что обоюдные анафемы могут быть отброшены. "Должна ли быть официальная декларация или церемония для снятия анафем? Многие из нас думают, что гораздо проще отбросить анафемы потихоньку, как некоторые Церкви уже начали делать" (там же, стр. 211).

    В этом случае опять протестантская концепция Церкви осуществляется на практике. В согласии с нею, догматическое заблуждение и вызванное им отлучение не препятствуют еретикам принадлежать к Церкви. Отец Боровой ясно высказал это в Аддис-Аббебе в докладе, озаглавленном "признание святых и проблема анафем". Боровой утверждает, что монофизиты и римо-католики полноправные члены Тела Христова. Он утверждает также, что православные, римо-католики и монофизиты "имеют одно Священное Писание, апостольское предание и священное происхождение, по существу те же таинства, те же догматы; они являются по существу Церквами с одной верой, с тем же благочестием и с тем же путем спасения" (там же, стр. 246).

    Неудивительно, что при таком подходе компромисс царствует во взаимоотношениях между православными сторонниками экуменизма с римо-католиками, протестантами и антихалкидонцами. Опережая даже Патриарха Афинагора, представитель Московской Патриархии Митрополит Никодим 14-го декабря 1970 года приобщал католических клириков в самом Риме, в соборе Ап. Петра. Там во время совершения им литургии пел хор студентов Понтификального Колледжа, а римо-католические клирики приняли причастие из рук Митрополита Никодима. (Диакония, №1, 1971 г.)

    Но за таким практическим осуществлением т.н. экуменизма виднеются и более широкие цели, направленные к полному упразднению Православной Церкви.

    Мировой Совет Церквей и диалоги между разными христианскими исповеданиями и даже с другими религиями (напр., магометанской и иудейской) являются звеньями цепи, в которую, по замыслу экуменистов, должно включиться все человечество. Эта задача была ясно поставлена уже на Ассамблее Всемирного Совета Церквей в Упсале в 1967 г. (Секция 1).

    Все это должно быть осуществлено, по мнению экуменистов, через особый Собор, который в их глазах был бы подлинно Вселенским, каковыми не признают они в полной мере прежде бывшие Вселенские Соборы. Путь этот указан в римо-католическом журнале "Иреникон" и состоит в следующем:

    "1. Проведение жестов примирения, для которых образцом может служить снятие отлучений 1054 года между Римом и Константинополем.
2. Общение в евхаристии. Иначе говоря, положительное решение проблемы взаимообщения (интеркоммунион)...
3. Ясное сознание, что мы принадлежим ко вселенскому целому (христианскому), которому должно уступить место разнообразие...
4. Этот Собор должен быть знаменем единства людей во Христе"
("Иреникон" 1971 г., №3, стр. 322-323).

    Важно отметить, что понятие этого единства не связывается с принадлежностью к одной истинной Церкви. Там же говорится. что к этой цели ведет свою работу "Католический Секретариат для Единства", как заявил о том Кардинал Виллебрандс в Эвиане. С другой стороны, Ассамблея Отдела Веры и Конституции в качестве центральной темы ставит "Единство Церкви и единство человечества" (там же, стр. 323 и 324). По новому определению, к экуменизму относится "все, что касается обновления и объединения Церкви, как фермента возрастания (croissance) Царства Божия в мире людей, ищущих своего единства" (Service d'Information, №9, февраль 1970 г., стр. 10-11).

    На Конференции Центрального Комитета Мирового Совета Церквей в Аддис-Аббебе Митрополит Георгий Ходрэ сделал доклад, который имеет тенденцию связать все религии с Церковью. Он хочет видеть вдохновение Святого Духа в нехристианских религиях, так что, по его мнению, выходит, что, когда мы причащаемся Тела и Крови Христовых, то мы соединяемся со всеми теми, кого охватывает любовь Господня к людям ("Иреникон", 1971 г., №2, тр. 191-202).

    Вот куда вовлекается Православная Церковь. Внешним проявлением этой работы являются бесконечные "диалоги". Православные представители ведут диалоги с римо-католиками и англиканами. Те, в свою очередь, ведут диалоги друг с другом, лютеранами, другими протестантами и даже иудеями, магометанами и буддистами.

    В самые недавние дни представитель Патриарха Афинагора в Северной и Южной Америке, Архиепископ Иаков, принял участие в диалоге с иудеями. Он отметил, что, насколько ему известно, ни в каком прежнем периоде истории не было случая, "чтобы богословский диалог с евреями имел место под официальным покровительством Греческой Церкви". Кроме вопросов национального характера, "группа также согласилась изучить литургию вместе с греческими православными учеными, предпринимающими пересмотр своих литургических текстов с точки зрения смягчения упоминаний иудеев или иудаизма, когда они оказываются негативными или враждебными" (Religious News Service, 27th Jan. 1972, pp. 24-25).

    Как видим, Патриарх Афинагор и его единомышленники не ограничиваются мыслью об унии с римо-католиками. Они идут гораздо дальше. Мы уже приводили слова Патриарха Афинагора, что Господь желает, "чтобы Церковь была едина видимо для всего мiра, так, чтобы весь мiр был объединен в ней". В том же смысле пишет один греческий богослов, проф. Филиппидес, б. декан Афинского Богословского Факультета. Развивая экуменическое учение о Церкви, он доводит свою мысль до таких же крайних выводов. Он говорит, что противники экуменизма идут против воли Божией. "Бог, - по его словам, - охватывает всех людей нашей планеты как членов Его Единственной Церкви вчера, сегодня и завтра, как полноту этой Церкви" (Бюллетень Типос Бонн Пресс, Март-Апрель 1971 г., Афины).

    Хотя всякому, сколько-нибудь сведущему в догматах Православной Церкви, должно быть ясно, насколько такое понятие о Церкви далеко от исповедуемого нами в Символе веры учения святых отцов, мы не можем не отметить, как глубоко это противоречие. Где и когда Господь высказал обетование, что весь мир может быть объединен в Церкви? - Такая надежда есть надежда хилиастическая, для которой нет почвы в Св. Евангелии. Все люди призываются к спасению, но далеко не все на этот призыв отзываются. О христианах Спаситель говорил как о данных ему от мiра (Ин. 17, 6), и молился Он не обо всем мiре, а об этих данных Ему от мiра людях (Ин. 17, 11). И св. ап. Иоанн противополагает Церковь мiру и призывает христиан: "Не любите мiра. ни того, что в мiре: кто любит мiр, в том нет любви Отчей". (Иоан. 1, 15). О чадах Церкви Спаситель говорил, что "они не от мiра, как и Я не от мiра" (Иоан. 17, 16). В лице Апостолов Спаситель предупреждал Церковь, что в мiре она будет терпеть скорбь (Ин. 16, 38), и объяснял Своим ученикам: "Если бы вы были от мiра, то мiр любил бы свое: а как вы не от мiра, но Я избрал вас от мiра, поэтому ненавидит вас мiр." (Ин. 15, 19).

    Священное Писание указывает на большое различие между чадами Церкви и остальным человечеством. Апостол Петр, обращая слово к верующим во Христа и отличая их от неверующих, говорит им: "Но вы род избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в удел" (1 Петр. 2, 7-9). Слово Божье отнюдь не предвещает нам торжества правды на земле перед концом мiра. Оно говорит нам не о преображении мiра во всеобъединяющую Церковь, как о том мечтают последовательные экуменисты, а предупреждает об оскудении веры в последние дни, о большой скорби и о ненависти к христианам всех народов за имя Спасителя (Мф. 24. 9-12).

    Если в первом Адаме согрешило все человечество, то в Новом Адаме Христе соединяется лишь та часть его, которая "родится свыше" (Ин. 3, 3 и 7). Если в мире материальном Бог "повелевает солнцу восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных" (Мф. 5, 45), то, с другой стороны, Господь неправедных не приемлет в Свое Царство. К ним обращено грозное слово: "Не всякий, говорящий Мне: Господи, Господи, войдет в царство небесное, но исполняющий волю Отца Моего небесного" (Мф. 7, 21). И уже несомненно к еретикам относятся дальнейшие слова Спасителя: "Многие скажут Мне в тот день: Господи, Господи, не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем чудеса творили? и тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие" (Мф. 7, 22-23).

    Итак, Господь говорит еретикам: "Я никогда не знал вас", а Патриарх Афинагор старается убедить нас, что они "никогда не были отделены от существования их общения в таинстве Бога и Человека Иисуса и Его богочеловеческой Церкви"...

    Вера в обновление всего человечества в новой всеобъединяющей Церкви дает экуменизму и характер хилиастической ереси. В экуменических попытках объединить без различия истины и заблуждения и в устремленности к созданию не только новой Церкви, но и нового мiра - хилиазм проявляется все более и более ясно. Проповедники этой ереси не хотят верить в то, что земля и все дела на ней сгорят, воспламененные небеса разрушатся и разгоревшиеся стихии растают (2 Петр. 3, 10-12). Они забывают, что после этого новое небо и новая земля, на которой будет обитать правда, образуются словом Божиим, а не трудами человеческих организаций. Православным христианам надо трудиться не над созданием их, а над тем, чтобы через благочестивую жизнь в единственной истинной Церкви быть участником их после Страшного Суда Божия. Между тем попытки построения Царствия Божия на земле через ложное объединение разных исповеданий с пренебрежением к истине, хранимой только преданием Святой Православной Церкви, увели бы нас от Царствия Божия в царство антихристово.

    Если Спаситель сказал, что "пришед найдет ли веру на земле" (Лук. 18, 8), то положение это подготовляется не только прямой проповедью безбожия, но и экуменизмом.

    История Церкви говорит нам, что христианство распространялось не путем компромиссов и диалогов между христианами и неверующими, а путем проповеди истины, отвержением всякой лжи и всякого заблуждения. Вообще ни одна религия никогда не получала распространения через тех, кто сомневался в ее полной истинности. Создаваемая экуменистами новая всеобъемлющая "Церковь" имеет свойство Лаодикийской Церкви, обличенное в Апокалипсисе. Она не холодна к истине и не горяча, и к ней относятся слова, обращенные к Ангелу Лаодикийской Церкви: "Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, извергну тебя из уст Моих" (Апок. 3, 16). Поэтому вместо религиозного возрождения она, как не принявшая "любви истины для своего спасения", являет на себе предупреждение Апостола: "И за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что будут они верить лжи. Да будут осуждены все не веровавшие истине, но возлюбившие неправду" (2 Фес. 2, 10-12).

    Преосвященные члены нашего Собора Епископов единогласно признали, что все вышеизложенное служит основанием для признания экуменизма опасной ересью. Давно наблюдая за ее развитием, они поручили нам поделиться своими наблюдениями со своими собратьями, православными Епископами всего мира. Мы просим их прежде всего молиться о том, чтобы Господь сохранил святую Церковь от потрясения новой ересью, открывая всем нам духовные очи для уразумения истины перед лицом заблуждения. Да поможет Господь всем нам в полной чистоте и неповрежденности сохранить вверенную нам истину, а паству нашу воспитывать в верности ей и благочестии.

            Нью-Йорк.
            Неделя Православия 1972 г. † Митрополит Филарет
                                    Председатель Архиерейского Синода
                                    Русской Православной Церкви Заграницей.

* * *

ОБРАЩЕНИЕ К ПРЕДСТОЯТЕЛЯМ СВЯТЫХ БОЖИИХ ЦЕРКВЕЙ, ПРЕОСВЯЩЕННЫМ ПРАВОСЛАВНЫМ АРХИЕРЕЯМ
по поводу "Фиатирского Исповедания"
[Третье Скорбное Послание]

    Научая нас твердо хранить во всем заповеданную нам православную веру, Св. Апостол Павел писал Галатам: "Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема" (Гал. 1, 8). Ученика своего Тимофея он учил пребывать в том, чему он им научен и что ему вверено, зная, кем он научен (2 Тим. 3, 14). Это есть указание, которому должен следовать каждый Архиерей Православной Церкви и к чему он обязывается присягой, даваемой им при хиротонии. Апостол пишет, что Архиерей должен быть "держащийся истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и наставлять в здравом учении, и противящихся обличать" (Титу 1, 9).

    В нынешнее время общего шатания, смущения умов и развращения особенно требуется от нас, чтобы мы исповедовали истинное учение Церкви, не взирая на лица слушающих и на окружающее нас неверие. Если ради приспособления к заблуждениям века сего мы будем замалчивать истину или преподавать извращенное учение во имя угождения мiру сему, то ищущим истину мы подлинно давали бы камень вместо хлеба. Чем выше стоит тот, кто так поступает, тем больший порождается им соблазн и тем тяжелее могут быть последствия.

    По этой причине у нас вызвало большую скорбь чтение т.н. "Фиатирского Исповедания", недавно изданного в Европе с особым благословением и одобрением со стороны Св. Синода и Патриарха Константинопольской Церкви.

    Мы знаем, что автор этой книги, Преосвященный митрополит Фиатирский Афинагор, ранее проявлял себя как защитник православной истины, и тем менее могли ожидать с его стороны такого исповедания, которое далеко отстоит от Православия. Однако если бы это было только его личным выступлением, мы не стали бы писать о нем. Нас побуждает к этому то, что на труде его лежит печать одобрения всей Константинопольской Церкви в лице Патриарха Димитрия и ее Синода. В особой патриаршей грамоте на имя Митрополита Афинагора значится, что его труд был рассмотрен особой Синодальной комиссией. После одобрения его этой комиссией Патриарх согласно постановлению Синода дал благословение на опубликование этого, как он пишет, "замечательного труда". Итак, ответственность за этот труд с Митрополита Афинагора переносится уже на всю Константинопольскую иерархию.

    Наши прежние "Скорбные Послания" уже выражали ту печаль, которая охватывает нас, когда с престола Святых Прокла, Иоанна Златоуста, Тарасия, Фотия и многих других Святых Отцов мы слышим учение, которое они, несомненно, осудили бы и предали анафеме.

    Горько писать это. Как хотели бы мы с престола Константинопольской Церкви, родившей нашу Русскую Церковь, слышать слово церковной правды и исповедание истины в духе ее великих святителей! С какой радостью мы приняли бы такое слово и передали бы его в научение нашей благочестивой пастве! Напротив, великую печаль вызывает в нас необходимость предупреждать ее о том, что из этого былого источника православного исповедничества теперь исходит гнилое слово соблазна.

    Если обратиться к самому "Фиатирскому Исповеданию", то, увы, там так много внутренних противоречий и неправославных мыслей, что для перечисления их нам надо было бы написать целую книгу. Мы полагаем, что в этом нет необходимости. Достаточно нам указать самое главное, на чем зиждется и из чего исходит вся содержащаяся в этом исповедании неправославная мысль.

    Митрополит Афинагор в одном месте (стр. 60) пишет с полным основанием, что православные веруют в то, что их Церковь - Единая, Святая, Соборная и Апостольская и преподает полноту кафолической истины. Он также признает, что другие исповедания не соблюли этой полноты. Но дальше он как бы забывает о том, что если какое-либо учение в чем-либо отходит от истины, то тем самым оно является ложным. Принадлежа к религиозному объединению, исповедующему такое учение, люди этим уже отделены от единой истинной Церкви. Митрополит Афинагор готов это признать в отношении таких древних еретиков, как ариане, а говоря о современных, он не хочет их ереси принимать во внимание. И в отношении их он призывает руководствоваться не древним преданием и канонами, а "новым пониманием, которое теперь преобладает среди христиан" (стр. 12) и "знамением нашего времени" (стр. 11).

    Согласно ли это с учением Святых Отцов? Вспомним, что 1-е правило Седьмого Вселенского Собора дает нам совсем другой критерий для направления нашей церковной мысли и церковной жизни. "Приявшим священническое достоинство, - значится там, - свидетельством и руководством служат начертанные правила и постановления..." И далее: "Божественные правила со услаждением приемлем и всецелое и непоколебимое содержим постановление сих правил, изложенное от всехвальных Апостол, святых труб Духа, и от шести святых Вселенских Соборов, и поместно собравшихся для издания таковых заповедей и от Святых Отец наших. Ибо все они, от единого и того же Духа быв просвещены, полезное узаконили".

    Вопреки этому принципу в "Фиатирском Исповедании" все время делается ударение на "новом понимании". "Христиане, - значится там, - теперь посещают церкви и молятся с христианами разных традиций, с которыми ранее им запрещалось общаться, ибо они назывались еретиками" (стр. 12).

    Но кто ранее запрещал эти молитвы? Разве не Священное Писание, не Святые Отцы, не Вселенские соборы? И разве речь идет о тех, кто только назывался еретиками, а не были ими на самом деле? 1-е правило Василия Великого дает ясное определение наименованию еретиками: "Еретиками называли они (т.е. Св. Отцы) совершенно отторгшихся, и в самой вере отчуждившихся" разве не относится это к тем западным исповеданиям, которые отпали от Православной Церкви?

    Св. Апостол Павел научает нас: "Еретика человека после первого и второго вразумления отвращайся" (Тит 3, 10), а "Фиатирское Исповедание" зовет нас к религиозному сближению и молитвенному общению с ними.

    45-е правило Св. Апостолов повелевает: "Епископ, или пресвитер, или диакон, с еретиками молившийся токмо. да будет извержен". О том же говорит 65-е правило Апостольское и 33 правило Лаодикийского Собора. 32 правило последнего возбраняет принимать благословение от еретиков. "Фиатирское Исповедание", напротив, призывает к совместной с ними молитве и идет так далеко, что даже разрешает православным как принимать от них причастие, так и давать им таковое.

    Митрополит Афинагор сам приводит сведения о том, что в "Англиканском Исповедании" большая часть епископов и верующих не признает ни благодатности иерархии, ни святости Вселенских Соборов, ни пресуществления даров на Литургии, ни других таинств, ни почитания св. мощей. Автор "Исповедания" сам же указывает на те члены "Англиканского Исповедания", в которых это выражено. И вот, пренебрегая всем этим, он допускает причащение православных у англикан и католиков и их находит возможным приобщать в Православной Церкви.

    На чем основывается такая практика? На учении Святых Отцов? На канонах? - Нет. основанием для этого указывается только тот факт, что такое беззаконие уже совершалось и что существует "дружба", проявляемая к православным со стороны англикан.

    Однако какое бы положение ни занимал тот, кто допускает акт, запрещаемый канонами, и какая бы дружба ни была для того побудительной причиной, - это не может быть основанием для практики, осуждаемой канонами. Как ответят Небесному Судии иерархи, которые своим духовным чадам советуют принимать вместо истинного причастия то, что часто и сами преподающие его не признают Телом и Кровью Христовыми?

    Такое беззаконие вытекает из совершенно еретического, протестантского или, выражаясь современным языком, экуменического учения "Фиатирского Исповедания" о Святой Церкви. Оно не видит у нее никаких границ. "Дух Святой, - читаем мы там, - действует как внутри Церкви, так и вне Церкви. Поэтому пределы ее всегда расширены, и границ ее нет нигде. У Церкви есть дверь, но нет стен" (стр. 77). Но если Дух Божий одинаково действует как внутри Церкви, так и вне ее, зачем же нужно было Спасителю приходить на землю и ее основывать?

    Забота о соблюдении и исповедании подлинной истины, преподанной нам Господом нашим Иисусом Христом, св. Апостолами и св. Отцами, при этой концепции оказывается излишней. Хотя "Исповедание" и говорит на стр. 60, что Православная Церковь "справедливо признает себя в настоящее время истории единой Церковью, которую Христос, Сын Божий, основал на земле", оно не видит необходимости в неповрежденном хранении ее веры, допуская этим сожительство истины и заблуждения.

    Вопреки словам Апостола, что Христос представил ее Себе "славною Церковью, не имеющей пятна или порок или чего-либо подобного" (Еф. 5, 27), "Фиатирское Исповедание" представляет Церковь, как совмещающую в себе и истину, и то, что само оно признает отступлением от нее, т.е. ересью, хотя тут и не употребляется последнего выражения. Опровержение такого учения ясно высказано в знаменитом Послании Восточных Патриархов о Православной Вере: "Несомненно исповедуем, как твердую истину, что Кафолическая Церковь не может погрешать или заблуждаться и изрекать ложь вместо истины: ибо Дух Святый, всегда действующий через верно служащих Отцов и учителей Церкви, предохраняет ее от всякого заблуждения" (чл. 12).

    Подчиняясь новому догмату угождения современности, автор "Фиатирского исповедания", видимо, забывает наставление Спасителя о том, что если брат твой "и Церкви не послушает, то да будет он тебе как язычник и мытарь" (Мф. 18, 17), и такое же поучение Апостола: "Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся" (Филим. 3, 10).

    Мы пишем это в открытом письме, поскольку выступления Ваши носят всенародный характер, и ради того, чтобы другие святители Православной Церкви и верующий народ знали, что не вся Церковь разделяет избранное Вами пагубное экуменическое направление. Пусть ясно будет для всех, что допущенное Вами совместное служение с инаковерующими является печальным единичным эпизодом, не могущим служить прецедентом или примером для прочих, но вызывающим огорчение и решительный протест верных чад Церкви, как действие явно неправославное и противоречащее св. канонам.

    Итак, с глубокой скорбью приходится нам признать, что в так называемом "Фиатирском Исповедании" из Константинополя раздался не голос православной истины, а голос все более распространяющегося экуменического заблуждения.

    Но что последует ныне со стороны тех, кого "Дух Святой поставил блюстителями пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе кровию Своею" (Деян. 20, 28)? Останется ли это официально объявленное от имени всей Константинопольской Церкви лжеучение без протестов со стороны Архиереев Божиих? Будет ли и далее, по выражению Григория Богослова, молчанием предаваться истина?

    Будучи младшим из предстоятелей Церквей, мы хотели бы слышать голос старейших ранее, чем выступили сами. Но пока этого голоса не слышно. Если они еще не познакомились с содержанием "Фиатирского Исповедания", мы просим их внимательно его прочесть и не оставить без осуждения.

    Страшно, чтобы не отнеслись к нам слова Господа к Ангелу Лаодикийской Церкви: "Знаю твои дела: ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч. Но поелику ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих" (Апок. 3, 14-15).

    Мы ныне предупреждаем нашу паству и мы взываем к нашим собратиям, к их вере в Церковь, к их сознанию нашей общей ответственности за нашу паству перед Небесным Пастыреначальником. Мы просим их не пренебрегать нашим оповещением, чтобы явное искажение православного учения не оставалось без обличения и осуждения. Широкое распространение его побудило нас поведать скорбь свою всей Церкви. Хотелось бы надеяться, что наш вопль будет услышан.

Председатель Архиерейского Синода
Русской Православной Церкви Заграницей
Митрополит Филарет.

(1975 г.)

* * *

 ПРОПОВЕДИ СВ. МИТРОПОЛИТА ФИЛАРЕТА:

ТОРЖЕСТВО ПРАВОСЛАВИЯ

    Когда Господь наш Иисус Христос на Тайной Вечери беседовал со Своими учениками, то предупредивши их в конце этой беседы словами "в мире скорбни будете", Он закончил эту беседу словами "но дерзайте, ибо Я победил мир". И как бы продолжая речь своего божественнаго Учителя, один из тех, кто слышали Его слова на Тайной Вечери, Апостол и Евангелист Иоанн Богослов в своем послании написал "сия есть победа, победившая мир - вера наша". И вот Церковь Православная, в первый воскресный день в Великом Посту, празднует Торжество Православия, празднует свою победу, победу Bеры Православной над всеми заблуждениями, над всеми притеснениями и гонениями, которых так много испытывала она на своем светлом, но и скорбном пути.

    С самаго начала на молодую первохристианскую Церковь обрушились со своей враждой и злобой иудеи, и хотя они самостоятельной власти не имели, но принесли Церкви немало затруднений и скорбей. Вслед за ними обрушились на Церковь со своими гонениями уже могучая римская власть, причем последние гонители напрягали все, свои силы к тому. чтобы совсем уничтожить христианство, но потерпели полную неудачу, т. к. языческий мир, в конце концов, после этих гонений склонился к подножию христианскаго креста.

    Но еще сами апостолы, в особенности св. Ап. Павел, предупреждали христиан, что в их среде появятся люди. неправо мыслящие и учащие, и это сбылось. Сразу же после Апостолов, даже еще и при них, начали появляться первые еретики со своим неправомыслием и лжеучениями; в первое время, в первые века, ереси особенно не волновали Церковь, но когда кончилась эпоха гонений, началась эпоха ересей. Ереси были для Церкви опаснее гонений. Гонения - это притеснение совне, и верные не боятся гонений; Церковь в эпоху гонений мученическою кровию только украшается.

    А ереси разрушают Церковь изнутри.

    Первая из больших и опасных ересей, ересь Ария, волновала Церковь более ста лет - волновала и тогда, когда сам ересеначальник Арий уже умер, уподобившись позорной смертью Иуде Предателю. Были и другия ереси, из которых последней, долго волновавшей Церковь, была ересь иконоборцев. Она была в особенности тяжела для Церкви потому, что появлялись императоры-иконоборцы, которые возставали против почитания св. икон и жестоко преследовали защитников этого почитания.

    Но все это миновало, и на последнем Вселенском Соборе, утвердившем истину почитания св. икон, было установлено Торжество Православия, торжество победы нашей веры над всеми ея врагами, над всеми заблуждениями, над всеми гонениями.

    Нынешний день больше всякаго другого напоминает нам о том, чтобы все мы проверили свою православность. Православен ли ты во всем? Если ты именуешь себя православным и убежден, что ты православный, то торжество православия и твое торжество. Однако же, позаботься о том, чтобы название "православный" применительно к тебе соответствовало действительности.

    Основы нашей веры точно, кратко, сжато и исчерпывающе изложены в нашем Символе Веры, который завтра, во время чина Пpaвocлaвия, будет торжественно возглашаться с этого святого места. В символе веры изложены все основные пункты нашего вероучения и человеку полезно не только теперь, но и вообще почаще проверять себя по этим пунктам и помнить, что если хоть какой-нибудь пункт в Символе Веры им не принимается с полной верой и благоговением, то его православность, как говорят, критики не выдерживает. А ведь есть в нашей вере много такого, в чем сомневаются люди, считающее себя православными.

    Как-то раз уже здесь приводился пример, как богатый купец в Москве держал на свои средства прекрасную неугасимую лампаду у Иверской Иконы Божией Матери. Когда друзья хвалили его за то, что он такой благочестивый и так усердствует, то он говорил: "да, да, конечно, это может пригодиться; может быть там и в самом деле что-нибудь есть". Вот вам и православный! Он совсем не убежден, что там, за гробом, "что-то есть", есть какой-то иной, духовный мир, но "на всякий случай" держит эту лампаду.

    Есть люди, которые сомневаются в других пунктах веры. Есть такие, например, которые не только нарушают посты (это м. б. еще по немощи), но просто не считают, что они обязаны их соблюдать, а это - уже не православно. Преп. Серафим Саровский в свое время не остановился перед утверждением, что человек, не соблюдающей постов, вообще - не христианин. Так преподобный и сказал: "Каким бы православным себя такой человек ни считал, но если он постов не соблюдает, Церкви не повинуется, то он - не христианин". Ведь Сам Господь сказал, что человек, который Церкви не слушает и ей не повинуется - все равно, что язычник и мытарь.

    Так вот, и нужно нам проверять свою православность; а если, действительно, ты чувствуешь по совести, что все богатое и прекрасное содержание нашей веры тобою приемлется с благоговевнием, как святыня, как с неба принесенное учение об истине, то тогда ты, действительно, православен и тогда Торжество Православия будет и твоим праздником и торжеством.

     Аминь.

* * *

THE TRIUMPH OF ORTHODOXY

    When our Lord Jesus Christ at the Mystical Supper conversed with His disciples, having warned them at the end of His talk with the words, In the world ye shall have tribulation, He then concluded with the words, But stand firm: I have overcome the world. The Apostle and Evangelist John the Theologian in one of his epistles in a certain way continued the words expressed by his Divine Teacher by writing, This is the victory that overcometh the world - our faith. Therefore the Orthodox Church on the first Sunday of Great Lent celebrates the Triumph of Orthodoxy, the Church celebrates her victory, the victory of the Orthodox Faith over all false teachings, over persecutions and oppression, that great multitude of which she experienced in her bright but sorrowful path.

    In the very beginning the Jews fiercely and wickedly fell upon the young Church, and although they had no independent government, they still caused the Church no few problems and sorrows. After them the powerful Roman Empire attacked the Church, persecuting her. The last persecutors expended all their strength in order to completely destroy Christianity. They were totally unsuccessful, for in the end, after those persecutions, the pagan world fell down at the foot of the Christian Cross.

    The Apostles, especially St. Paul still warned the Christians that among them people would appear who did not reason or teach correctly, and this also came to pass. Immediately after the Apostles, and even during their times, the first heretics appeared with their incorrect reasoning and false teachings. Initially, heresies did not greatly trouble the Church, but when the period of persecution ended, the era of heresy began. Heresies were more dangerous than persecution for the Church. Persecution was oppression from outside the Church; the faithful had nothing to fear from persecution. The Church during the period of persecutions was merely embellished by the blood of the martyrs. On the other hand, heresies destroyed the Church from within.

    The first of the great and dangerous heresies was the heresy of Arius, which troubled the Church for nearly one hundred years. Arianism disturbed the Church even after Arius died - a death which was like the shameful death of Judas the betrayer. There were other heresies, the last of which troubled the Church for a long period. This was the heresy of iconoclasm. This heresy was especially difficult for the Church because Emperors appeared who were iconoclasts and rose up against the veneration of icons, cruelly persecuting the defenders of icon veneration.

    All of this passed, and at the last ecumenical council which confirmed the veneration of icons, the triumph of Orthodoxy was proclaimed - the victory of our Faith over all of its enemies, over all false teachings and persecutions.

    More than any other day this day reminds us that we all must examine our Orthodoxy. Are you Orthodox in all things? If you call yourself Orthodox and are convinced that you are Orthodox, then the triumph of Orthodoxy is your triumph. You must still strive, however, so that the name Orthodox which has been applied to you corresponds to reality.

    The basis of our Faith is precisely, concisely, and exhaustively contained in our Creed. In the Creed all the essential points of our Faith are expounded. It is useful, not only at this time but as often as possible, to check oneself by these points and to remember that if even one point of the Creed is not accepted by us completely and reverently, then our Orthodoxy, as they say, will not stand up to the test. In fact there are many things in our Faith which people doubt, although they consider themselves to be Orthodox.

    There is an example of a merchant in Moscow who, at his own expense, kept a beautiful perpetually burning lampada before an icon of the Iveron Mother of God. When friends praised him for such piety and zeal he answered, "Yes, yes, of course it just might prove useful, perhaps there really might exist something there in the next life." There is Orthodoxy for you! He was completely unconvinced that there, beyond the grave, "was something," but 'just in case" he kept that lampada burning.

    There are people who doubt other aspects of our Faith. There are those who not only break the fasts (perhaps because of illness), but simply do not consider themselves obliged to keep the fasts - this is already not Orthodoxy. St Seraphim of Sarov in his time did not give up the conviction that the person who did not keep the fasts was simply not Christian. That holy father said, "No matter how Orthodox a person considers himself, if he does not keep the fasts, does not obey the Church, then he is not a Christian." Indeed the Lord Himself said that a person who does not listen to the Church, who does not obey her, is like a publican and a pagan.

    Therefore we must examine our Orthodoxy. If indeed your conscience tells you that you reverently accept all the richness and beauty contained in our Faith as something holy, as the teaching about truth brought from Heaven, then you are really Orthodox and the Triumph of Orthodoxy will be your triumph and victory. Amen.

 

* * *

СВЯТИТЕЛЬ ГРИГОРИЙ ПАЛАМА

    По церковному уставу, во второй воскресный день Великого Поста Православная Церковь, помимо празднования воскресного дня, еще вспоминает одного из великих иерархов и проповедников чистого Православия, Святителя Григория Паламу, который был архиепископом города Солуни, или, иначе, Фессалоник.

    Святитель Григорий принадлежал к числу тех великих благовестников христианской истины, у которых дело с жизнью не расходилось, и поэтому, помимо тех богословских сокровищ знания, которые он оставил в изобилии, как наследство для Православной Церкви, он привлекал к себе души человеческие своею святою и подвижническою жизнью, и, таким образом, его духовное воздействие было двойным: он учил и своим словом, и самой жизнью своею.

   Ему приходилось бороться с еретиками, которые искажали истину православия самыми различными способами.

    Был один вопрос, чисто богословский, из-за которого у него была долгая борьба с исказителями истины. Когда Господь Иисус Христос преобразился на горе Фавор и просиял там, как солнце - по их утверждениям, этот чудесный свет был обычным светом, какой мы постоянно видим в солнце и других источниках света - светом обычного порядка.

    Святитель Григорий Палама, возражая на это, учил, что это был совсем иного порядка свет, ибо он указывал на слова апостольские: "Бог есть Свет и нет в Нем никакой тьмы". А символ веры наш, как вы знаете, говоря о Сыне Божием, о Господе Иисусе Христе и Его воплощении на земле, гласит, что Он есть "Свет от Света, Бог истинный от Бога истиннаго". А о нашем обычном свете Библия говорит, что он не присущ Богу, как вечное свойство самой Его природы, а сотворен Им во времени: "И сказал Бог, да будет свет - и стал свет" (Быт. 1, 3). В конце концов эта чисто православная точка зрения восторжествовала, и противники святителя были посрамлены.

    В наше время теперь часто говорят, что это "отвлеченно-богословская тема". Может быть, конечно, для наших теперешних современников это и так, потому что их обыкновенно интересуют совсем другие вопросы, а что касается истин бытия Божественного, истин духовного порядка, относящихся к тому, что невидимо и что вечно, это, к сожалению, теперь мало кого интересует.

    Сейчас вообще, братие, когда мы наблюдаем окружающую жизнь, то мы видим, какие сбивчивые, какие неправильные представления об истине христианской наблюдаются у теперешних людей, у многих из тех, кто именует себя и, может, искренно считает себя верными чадами Православной Церкви. А в действительности, как приходится часто наблюдать, о православии, об основных истинах православия, они имеют самые сбивчивые и неясные понятия, а часто и вообще никаких не имеют.

    Чтобы убедиться в этом в наше время, достаточно, например, задать православным христианам такой вопрос: назовите три главных догмата нашей православной веры (это - догматы Святой Троицы, воплощения Сына Божия и искупления). Многие ли смогут это сделать? А, к сожалению, сейчас мы слышим и видим, как люди мало церковные и мало сведущие в истинах веры берутся рассуждать и о богословии, и о церковной жизни, о том, как должна жить Церковь, и как нужно Церковью управлять; причем говорят это они чрезвычайно самоуверенно, и чем меньше они в этом деле понимают, тем больше у них самоуверенности…

    Справедливо было сказано несколько времени тому назад в одном православном органе печати, что в последние годы вдруг все себя возомнили знающими все - знающими и православную веру, и богословские истины, и все, что касается церковной жизни и администрирования и т. д. Решили, что они все знают и все понимают и могут всех учить и наставлять. Потому-то так много сейчас путаницы, неразберихи и несогласий внутри церковной ограды. Люди сами не знают и того, что они говорят. Эти слова не мне принадлежат: еще святой Апостол Павел говорил о том, что люди хотят быть учителями, но не понимают того, о чем они говорят, и не понимают как следует даже того, что сами они говорят.

    А когда звучит голос истины, то ему мало внимают.

    Когда жил святитель Григорий Палама, было время иное. Это теперь людям кажется, что тот вопрос, из-за которого он боролся с еретиками, был "отвлеченно богословский" вопрос; а тогда все, что относилось к истине Православия, живо интересовало людей - оно было близко их душе и сердцу, поэтому для них это были не отвлеченные споры. А теперь все это, к сожалению, далеко от сознания и сердца наших современников, поэтому они и считают, что это какие-то оторванные от жизни теоретические положения, а никак не что-то такое, что может душу человека наполнить, заинтересовать и освятить. Но будем с вами помнить, что только Церковь Христова есть столп и утверждение истины, что только Господь Иисус Христос есть источник чистого, истинного учения. Он Сам о Себе сказал: "Я есмь путь и истина и жизнь". Он есть сам воплощенная истина. Только Пилат и ему подобные не умели и не умеют по своему равнодушию эту истину увидать, а тот, у кого очи открыты, чтобы видеть, и уши отверсты, чтобы слышать, знает и чувствует душою своею, что действительно истина - это Христос. И потому-то христианин должен всегда, когда он встречается с каким-либо учением, всегда проверить его истиною Христовою. То, что нас приводит ко Христу, истинно и благословенно, а то, что нас отводит от Христа и от православия, есть только гибельный обман, в какие бы привлекательные виды не облекался этот обман и как бы красиво о нем не говорилось. Еще раз повторяю: помните, все, что отводит нас от Христа Спасителя, от Его учения и от чистой православной церковности, все это только заблуждение и гибель. Поэтому раз и навсегда скажи себе, душа христианская: "Не принимаю никакого учения, кроме Христова, и не знаю никакого другого учителя, кроме Христа Спасителя - не знаю и знать не хочу"…

     Аминь.

* * *

КАНОН СВЯТОГО АНДРЕЯ КРИТСКОГО КАК ПРИЗЫВ К ПОКАЯНИЮ

    Как вы сами видите и слышите, возлюбленные, этот Великий канон святого Андрея Критского исключительно исполнен духом глубокого покаяния, и составивший его великий праведник Церкви Православной святой Андрей Критский, себя самого во всем осуждая, смиряется пред Богом, и, как последний грешник, просит у Него оставления грехов.

    Бывает в жизни так, что у человека вдруг проснется, как говорят, совесть и громко заговорит. И в особенности, это остро бывает тогда, когда человек до этого жил рассеянной жизнью, ни о Боге не думал, ни о своей душе, ни о вечности - ни о чем! А потом - засиял вдруг Свет истинный в его душе и видит он, во свете этой истины, все окаянство свое.

    Тут Церковь идет навстречу грешнику, сознающему свою крайнюю безответственность и вину, с примерами тех, кто принес покаяние и этим покаянием сумел от бездны греховной прямо к небу вознестись. Поэтому никогда не следует кающемуся человеку впадать в отчаянье. Смирить нужно себя, когда грехи язвят совесть, когда душа от них болит, смиряться перед Богом нужно, признавать себя во всем непотребным, никуда не годным, но никак не отчаиваться.

    Мы с вами слышим в этом каноне о преподобной Марии Египетской. Трудно было, кажется, ниже упасть, чем упала она - до полного поругания женской чести и достоинства, а покаяние сделало из нея невесту Христову, как говорит Церковь. Преподобный Зосима, сам великий праведник, видел, как она Иордан переходила как по сухому и на молитве поднималась от земли на небо. Вот, что делает покаяние всем, кто искренно кается!

    Один проповедник говорил, указывая на другой пример... У преподобной Марии покаяние было длительное: как долго она грешила, так еще дольше приносила покаяние, пока действительно не стала «земным ангелом и небесным человеком». Но проповедник указывает на другой пример - на пример разбойника благоразумного, который не принес такого покаяния, как преподобная Мария, а который опомнился только на кресте в лютых страданиях, за несколько часов до кончины, и, однако же - что он слышит? Просит только о том, чтобы Господь его помянул, не забыл о нем, когда придет во Царствие Свое. А так как (мы не раз говорили) Господь наш любит давать больше, чем у Него просят - поэтому услышал ответ: «Днесь - не тогда, когда Я приду, а днесь, сегодня - со Мною будеши в раи»*. Указывая на этот пример, как был принят этот человек, всю жизнь грешивший, а только опомнившийся уже на ея самом конце, проповедник говорил, что православный человек не имеет права отчаиваться, не имеет права опасаться в том, что покаяние его не будет принято, когда было принято покаяние разбойника.

    Также мы здесь приводили слова Златоуста, которого Церковь по преимуществу именует «проповедником покаяния», так как Златоуст любил подчеркивать, что там, где покаяние есть, там не может не быть милости Божией. Господь Свою милость как бы спаял, сочетал с покаянием человека. Недаром, еще в Ветхом Завете, Он говорил, что если к Нему придут с искренним покаянием, то, как говорил Господь: «Если будут ваши грехи багряны, яко снег, убелю; и будут, яко червлены (то есть - темно-красные), яко волну драгоценную убелю»**. Поэтому, сознавая свою греховность, в то же самое время помните, что настоящее покаяние есть чувство не просто скорбное, не унылое, а искреннее сознание своей греховности и непотребства, но вместе с тем есть и радость, потому что мы знаем, что если мы искренно каемся, то Господь не отвергнет нас и примет нас, как Он принял блудного сына.***

        Аминь.

* Лк.23, 43.
** Ис. 1, 18.
***Лк 15, 11-32.

* * *

СЛОВО О ПОКАЯНИИ

    Святое Евангелие нам говорит, что когда в пустыне был глас Божий к Иоанну, сыну Захарии, и он вышел к берегам Иорданским, тогда проповедь Крестителя загремела по всей Палестине. И знаем мы, что начал он свою проповедь призывом к покаянию: "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!"*

    Евангелие же нам говорит, что и Сам Спаситель Мiра, когда вышел на Свое великое служение, то начал Свою проповедь теми же словами: "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!"** Прямое указание на то, что если Царство Небесное и приблизилось, то в него только можно войти чрез покаяние!

    Вот мы с вами сейчас приближаемся к Великому посту, который как раз и есть - пора покаянных молений, время поста, молитвы и покаяния. Кажется - просто покаяться: сознал свои грехи, осудил себя самого, дал Господу обещание не грешить... Чего проще! - как думают некоторые. Но если человек действительно постарается после исповеди и покаяния внести добрую перемену в свою жизнь и отказаться от привычных грехов, то он тут как раз и почувствует, насколько грех уцепился за его сердце, насколько он глубоко проник в него, насколько собою пропитал всю его природу: и душевную, и духовную, и телесную. Вот почему Церковь, как мы только что слышали сейчас, от лица каждого из нас обращается к Господу с молитвою: "Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!"

    - Я-то ведь подошел к этим дверям покаяния, - как бы говорит грешник, - но они закрыты предо мною, и я сам не могу их отворить, ибо сколько раз я уже приносил покаяние, а покаяние мое - бесплодно оказалось.

    В самом деле, вспомни, душа христианская, сколько раз приносила ты это покаяние? Когда человек кается, как будто бы искренне, от всей души, исповедует Господу свои грехи, с желанием от них оторваться, их прекратить... А что дальше? - Вспомни, как снова и снова ты грешил, давши Богу обещание не грешить больше!

    Господь и определеными случаями в жизни, и наставлением добрых людей, и в твоей совести Своей милующей и спасающей рукай тебя останавливал, а ты эту руку отрывал и опять устремлялся на прежнее! Ведь это, по существу, каждый из нас и может и должен сказать о себе!

    Вот, скоро будет читаться в Церкви Евангелие о блудном сыне. Там указано, что когда он опомнился и пришел в себя, и сказал, что я пойду к отцу моему и признаюсь в своей вине, то он не остановился на признании своей греховности, а пошел и исполнил, то, что задумал. И - исправил свою жизнь и был принят по- прежнему, как раньше в объятия отеческой любви.

    Так вот, будем помнить, что врата покаяния - пред нами. Мы туда подходим, к ним, но не можем мы их сами открыть. Потому-то и молимся: "Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!", чтобы Господь Своей силою всемогущей и благодатней Своей милостию открыл пред нами эти заветные двери покаяния, и мы бы могли в них взойти. Потому что, как тут было сказано, иного входа туда, в Царство Божиих обетований - нет, как только - вход покаяния. И вот, когда будет, когда наступит эта пора покаянных молитв, строгого поста, то вспомни, всегда вспоминай, как ты раньше каялся, но не исправлялся, и поэтому моли Господа, чтобы Господь, принимая твое покаяние - и послал тебе силу на исправление себя. Иоанн Предтеча, когда приходили к нему люди, говорил: "Сотворите плоды достойные покаяния!"***

    Великий русский праведник, Оптинский старец Амвросий говаривал: "Какое настало время! Раньше, когда человек исповедуется и покается, то по его жизни видно, что он не напрасно каялся." Не напрасно исповедовался. Видно, как он старается жизнь свою сделать лучше и лучше в духовном отношении. "А теперь, - говорил старец Амвросий (в те еще, далекие уже от нас времена), - а теперь, - как он говорил, - и придет человек, и расскажет свои грехи, и, как будто бы, даже оплачет их с покаянием, а потом опять - за то же принимается без всякой перемены."

    Вот и молись христианин, чтобы Господь, повторяю, принимая твое покаяние, послал тебе силу и решимость на то, чтобы объявит войну своим грехам. Господь не требует от нас безгрешности, ибо знает нашу слабость и немощь. Но Он ждет от нас и искреннего покаяния и ждет, что мы отойдем от равнодушного отношения к своим грехам, вступим с ними в борьбу, и тогда Он нам поможет исправиться к лучшему.

    Аминь.

*Лк. 3, 2-3; Мф. 3, 1-2.
**Мф. 4, 17; Мк. 1, 15
*** Мф. 3,8; Лк. 3, 8.

* * *

БЛАГОВЕЩЕНИЕ ПРЕСВЯТЫЯ БОГОРОДИЦЫ

    Праздник Благовещения Божией Матери - один из самых прекрасных, светлых, радостных и красивых праздников. Русский народ, который так любил Пречистую и Преблагословенную Деву Марию, что прямо называл Русскую землю домом Божией Матери, этот праздник как-то по-особому любил и особенно его отмечал. Именно о Празднике Благовещения Божией Матери русский народ говорил, что в этот день даже и птичка гнезда не вьет, и девушка косы не заплетает, вся природа радуется и торжествует, и, как солнышко играет на Пасху на восходе, так оно играет и на Благовещение.

    Когда мы читаем только в Евангелии святого Евангелиста Луки* о том, как произошло преславное событие Благовещения, нужно иметь в виду, что Евангелист упомянул только самое главное. Вряд ли можно думать, что святой Архангел явился и сказал всего несколько слов; но главное содержание его благовестия нам передано в святом Евангелии, и уже из этого мы видим, насколько радостен и велик был этот день.

    Но Церковь, Ея предание, и святые Отцы Церкви в своих творениях оставили нам некоторые подробности, относящиеся к этому преславному событию. В частности, в Назарете, на святой Земле, есть источник водный, который так и именуется: "источник Божией Матери". И вот, сохранилось трогательное предание о подробности, относящейся к событию Благовещения. По Евангелию получается так: Ангел вошел к Деве Марии, когда Она была в каком-то помещении, предстал пред Нею и приветствовал Ее: "радуйся Благодатная, Господь с Тобою". Но предание, сохраненное у святых Отцов, говорит, что было так:

    Дева Мария, Которая тогда еще была совсем юной девушкой, пошла к этому источнику за водой, как это делают всякие девушки и молодые женщины. И вот там, у этого источника, Она слышит голос: "Ты родишь Сына Моего". Только одна Она слышала этот голос; это не был потрясающий гром с неба, но было ясно, Кто произнес эти слова. Их произнес Тот, Чей Сын родится от Нея, то есть, Сам Бог Отец. И хотя сказаны они были только для Нея, и Она одна только знала их, но, когда творение слышит голос своего Творца - оно трепещет. Ея чистая, святая душа непосредственно воспринимала токи божественной благодати, но здесь, когда Она услышала голос Творца и Владыки своего, Ея девственная и чистая душа затрепетала. В трепете и испуге Она вернулась домой.

    Но - нужно успокоить как-то взволновавшуюся душу, и Она для этого взялась за свое любимое чтение - чтение Священного Писания. А когда Она стала читать, ей открылось место в книге пророка Исайи, где как раз говорится о том, что Спаситель мiра родится от Девы.** Но настолько было глубоко Ея божественное, Ея благоухающее смирение, что, несмотря на те слова, которые Она услышала у колодца, Она все-таки это пророчество и не подумала применить к Себе Самой, а просто - прочитавши о рождении Спасителя мiра от Девы подумала: «как была бы Я рада, если бы только была последней служанкой у этой преблагословенной Девы».

    И вот тут пред Ней предстал Архангел Гавриил и Она слышит его слова: «Радуйся Благодатная, Господь с Тобою. Благословенна Ты в женах». Мы знаем из Ея жизни, что явление Ангела само по себе не было новостью для Нея. До своего переселения в Назарет, от самого переселения во храм, она жила при храме и там, как говорит предание Церковное, Архангел Гавриил являлся Ей, приносил Ей пищу и беседовал с Нею. Так что само по себе его явление не взволновало бы Ея особенно; но она слышит необыкновенное приветствие, которого никогда ни одна дева ни женщина не слыхала; поэтому Евангелист не говорит, что Она увидя его испугалась, а что Она услышавши его слова смутилась от них и стала размышлять, что значит такое приветствие.

    И слышит Она дальше, как Архангел Ей говорит: «Не бойся Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога, Ты родишь Сына и наречешь ему имя Иисус, Он будет велик, Он Сын Вышнего наречется, и даст Ему Господь Бог престол Давида, Отца Его, и царствию Его не будет конца». Причем, церковная служба, опять-таки, сохранила нам трогательное предание, что слова эти были более распространительны, чем они коротко переданы в Евангелии, и что, между прочим, видя Ея волнение, святой Архистратиг говорит Ей: «Что Ты боишься меня, что Ты трепещешь меня, Владычице, пред Которой я сам трепещу, что Ты так благоговейно предстоишь предо мною, когда я сам с благоговейным страхом Тебе предстою...»

    Когда Дева Мария услышала благовестие Архангела, в Ея святейшей душе сразу появилось недоумение: Архангел благовествует Ей о том, что Она будет матерью, но Она дала обет девства, и никогда от него не отступит: как же может это быть? Дева не может быть матерью - матерь не может быть Девою? Как же понять это благовестие? Она и задает свой смиренный вопрос: «Как это будет, когда Я мужа не знаю?» Но когда Архангел Ей сказал: «Дух Святой найдет на Тя и сила Вышнего осенит Тя», и закончил свое благовествование словами «у Бога не изнеможет всяк глагол» - то есть, никакое слово или повеление, данное Богом, не может остаться без исполнения - Ея святая душа успокоилась, и Она поняла, что это будет уже сверхъестественным рождением, и, успокоившись, сказала те чудные слова, которые Московский митрополит Филарет назвал «Благовестием от земли к небу».

    Обратите внимание: Архангел как будто бы сделал свое дело, все Ей сказал, все Ей объяснил - но он чего-то ждет, он не уходит - и, наконец, слышит Ея ответ, о котором великий святитель говорил, что если благовестие ангела было Благовестием от неба к земле, то Ея слова - это благовестие от земли к небу. Ответ Ея был: «Се раба Господня - буди мне по глаголу твоему». То есть, я - раба Господня; раба не рассуждает, ея господин с ней поступает как ему благоугодно, она же только повинуется и исполняет его волю. Смиренное, всецелое послушание и полная преданность воле Божией, возвещенной небесным Благовестником....

    И вот совершилось это взаимное благовестие от неба к земле и от земли к небу и «отыде от Нея ангел». Ея чистая, разумная, просветленная душа понимала, конечно, что это благовестие принесет коренную перемену в Ея жизни. Она думала, вероятно, в безвестности окончить свою жизнь, в преданности Богу и служении Ему. Но тут Она видит, что Ей предрекается тот жребий, по которому Она будет Царицею всех Цариц, по которому Она будет высшей и честнейшей херувимов и серафимов.

    Взволнованная всем этим, и зная от ангела о том преславном событии, которое произошло в жизни Ея старшей родственницы, праведной Елисаветы***, которая, потеряв уже надежду когда-либо иметь сына или дочь, теперь готовится также быть матерью, Она поспешила к ней. И конечно, великой радостью было для Нея то, что когда она вошла к праведной Елисавете и приветствовала ее, то услышала от нея слова, которыми в Назарете приветствовал Ее ангел: «благословенна Ты в женах». Какая радость это была для нея...

    И тут из Ея чистой души и излилась та молитвенная песнь, которую Церковь так любит и всегда повторяет на утрени: «Величит душа Моя Господа и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем...» Дальше Она говорит: «яко призре на смирение рабы своея», то есть, Господь призрел на Ея смирение; а еще далее говорит то, что стало ясным для Нея. Она понимала, как высок теперь Ея жребий: «се бо отныне ублажат Мя вси роди, яко сотвори Мне величие Сильный». Она, неизвестная мiру дева Иудеянка, поднимается этим Благовещением на такую высоту, на такое величие, пред которым всякое земное величие - детские игрушки... Но, сказав - «яко сотвори Мне величие Сильный», Она добавляет: «и СВЯТО ИМЯ ЕГО». Как истинно преданная Богу, Она и здесь переходит к прославлению святости Божией.

    Да будет же все это назиданием для нас - и то Ея смирение, по которому она не могла сразу и принять благовестия, что она станет Матерью Божией, и та Ея преданность, послушание и повиновение Богу, по которому Она и сказала, что Она - раба Господня - пусть будет Ей по глаголу Ангела. Она дала нам высочайший и святейший пример того, как нужно всегда, а особенно - в ответственные и важные моменты своей жизни, прежде всего - заботиться о том, чтобы исполнить волю Божию, как Она Сама ее исполнила в день Своего Благовещения...     Аминь.

* Лк. 1, 26-38.
** Ис. 7, 14.
*** Лк. 1, 5-24; 39-56.

* * *

СЛОВО В НЕДЕЛЮ ЧЕТВЕРТУЮ ВЕЛИКОГО ПОСТА

    Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

    Многие из вас, вероятно, знают, что из христианской древности до нас дошли сведения о той дружбе особой, которая когда-то была между двумя великими угодниками Божиими, равными по дарованию, равными по духовной высоте и одинаково духовными устремлениями жившими - это святителя Василия Великого и святителя Григория Богослова.

    Идеальнейший пример той дружбы, которая должна быть между христианами дали нам эти два великих святителя. Но Григорий Богослов надолго пережил своего друга. Василий Великий скончался сравнительно молодым - всего на пятидесятом году, а Григорию Богослову, когда он умер, было уже шестьдесят с лишним. Но вот, когда Григорий Богослов говорил слово памяти своего друга, он указывал на то, что Василий, как он сказал, - каждый день побеждал какой нибудь грех и приобретал какую-либо добродетель. И, таким образом, постепенно духовно повышался все выше и выше.

    Теперь забыто уже, к сожалению, то, что должно быть всегда в центре внимания христианина: что каждый, какую бы во внешней жизни он ни исполнял должность и работу, внутренне должен всегда работать над своей душою, стараясь насаждать в душе своей, в своем сердце, семена добродетели и вырывать сорные травы всякие всяких пороков и грехов.

    Но здесь, конечно, нужна постепенность: всего сразу не сделать. И вот завтра Церковь прославляет, помимо воскресного дня, великого наставника вот такого христианского духовного делания, преподобного Иоанна Лествичника, который и назван так, потому что главный его вдохновенный труд, "Лествица христианских добродетелей", труд прославивший его навсегда в Православной Церкви, труд, который был любимейшим чтением когда-то наших благочестивых предков, а также был чтением Царской семьи в ея заточении, пред ея страдальческой кончиной.

    И вот так преподобный, сам прошедший опытом духовный путь, обогативший, прежде всего, этим опытом себя, убедительно, просто и понятно указывает, как постепенно должен человек от одной добродетели переходить к другой, все выше и выше поднимаясь, воспитывая себя духовно. Характерно то, что в этой "Лествице" его есть такое выражение, когда речь идет уже о высшей христианской добродетели - любви христианской, преподобный смиренно замечает: "Тот, кто говорит, что Бог есть любовь, и кто говорит о любви, тот о Самом Боге говорить покусился. А это - небезопасно и выше нашей меры". Как смиренно говорил преподобный!

    А помните нашего великого святого наставника духовной жизни, которому посвящен этот благолепный храм! "Убогий Серафим", как он себя называл, один из величайших святых не только Русской, но и Вселенской Церкви, преподобный отец наш Серафим. Когда-то один усердный, но еще малоопытный молодой инок, так сказать, мчался на подвиги с усердием, но без достаточного опыта. И вот, преподобный Серафим ласково, по-отечески ему говорит: " Радость моя, все делай потихоньку, полегоньку и не вдруг. Добродетель - не груша, ее вдруг не съешь и не возьмешься за другую".

    Так вот, нужно помнить каждому, что основная задача наша - это воспитать свою душу в христианском доброделании. Но - именно так, чтобы это не было беспорядочным каким-то образом, а чтобы человек постепенно себя духовно воспитывал. Духовно опытные люди знают, как это важно, а, кроме того, этим и приобретается путь в Царство Небесное. Ибо знаем мы, что ничто скверное и нечистое в Царствие Божие не войдет, как сказано в Священном Писании, а поэтому, для того, чтобы наследовать Царствие Божие, христианин должен работать над собою, чтобы "очищать себя от всякия скверны плоти и духа, творяще святыню в страсе Божием"*, как говорил великий Апостол Павел.

    Аминь.

* * *

СЛОВО НА ВХОД ГОСПОДЕНЬ ВО ИЕРУСАЛИМ

    Мы с вами вспоминаем молитвенно и торжественно Царский вход Царя Славы, Господа Иисуса Христа в Его "стольный град царский", Его столицу, во святой град Иерусалим.

    Шумно волновался народ иудейский, когда Христос входил туда, перед наступлением пасхи. К этому празднику в Иерусалим стекались миллионы людей, и он был уже заполнен народом, когда происходила торжественно-царственная встреча долгожданного Мессии - Спасителя мира.

    Святой Евангелист Иоанн Богослов в своем Евангелии* отмечает, что перед входом Господним в Иерусалим, еще по пути среди народа молниеносно распространился слух о Чуде воскрешения Лазаря, сотворенном Иисусом Христом; весть об этом поразительном Чуде подняла дух у всех, кто почитал и любил Спасителя. После этого, как говорит святой Евангелист Лука, все в радости стали славить Бога за все дивные знамения, которые они видели за это время**. Нужно иметь в виду, что все Апостолы ждали того, что их Учитель придет в Иерусалим, чтобы там прославиться, как прославляется земной царь. Им казалось, что этот момент уже наступил, что Христос входит в Иерусалим с Царскою славою именно для того, чтобы принять Престол и воцариться; и они ликующе возглашали: «Осанна, благословен Грядый во Имя Господне»***. Восторг народа был настолько велик, что люди постилали свои одежды на пути, по которому ехал Спаситель, срезали ветви финиковых пальм и других деревьев, устилая ими Его путь, шли, имея их в руках, как знамение торжества и празднования.

    Велик был восторг и Апостолов, и народа. Но Сам святейший Виновник торжества не принимал участия в этом ликовании; напротив того - как говорит Св. Евангелист Лука - когда они приблизились к Иерусалиму, и открылся вид на красоту этого св. города, Христос Спаситель, вопреки ликованию всех Его окружавших, как бы не видя и не слыша этого ликования, - заплакал, глядя на город, и сказал: «О, если бы ты хоть в этот день понял, что служит к спасению твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих; и придет день, когда враги тебя окружат, осадят, разрушат и камня на камне тебе не оставят за то, что не уразумел ты времени посещения своего…»****

    Господь знал, как непостоянен народ, и как переменчива толпа. Своим всеведением он провидел, что не пройдет и недели, как возгласы «Осанна Сыну Давидову»***** сменятся воплями «Возьми, возьми, распни Его»******, и что эти ужасные слова будет кричать тот самый народ, который только что восторженно встречал Его. Это наполнило глубокой скорбью Его Святейшую Душу. Одно было утешительно и радостно для Спасителя при Его входе в храм: это - чистые детские голоса, от чистой души и чистого сердца восклицавшие Ему: "Осанна Сыну Давидову". Вот этому радовался Господь, ибо это был чистый детский восторг, и дети, - как дети, от всего сердца радовались и торжествовали, не понимая, как должно, всего происходящего, но непосредственно выражая Ему свои восторг и любовь.

    Вот это мы с вами ныне вспоминаем и празднуем; но помним также, что, по словам молитвы церковной, этот день не только праздничный, но и предпраздничный. Ибо, если завтрашнее воскресение именуется "Вербное Воскресение" или "Вход Господень в Иерусалим", то в следующий воскресный день будет праздников Праздник - Святая Пасха Христова, до которой всякая верующая душа надеется по милости Божией дожить и встретить Ее еще более торжественно и радостно.

    А между этими двумя великими Праздниками, между этими двумя воскресными днями - находится Страстная седмица, с ее богатством богослужебных воспоминаний, молитвословий и священнодействий. Так постарайтесь же, возлюбленные, почерпнуть как можно больше из этого богатства Страстной Седмицы. Это особое, благодатное и священное время в церковно-богослужебном году. И прекрасно делает тот, кто пользуется каждой возможностью в дни страстной седмицы, особенно в ее три последние дня, - в четверг, пятницу и субботу, как можно чаще побывать в храме. Тот, кто по каким-либо причинам не бывал раньше в храме в эти святые дни и приходит впервые - поражается красотой молитв и священнодействий, и сплошь и рядом горько упрекает себя за то, что раньше пренебрегал этим, и сам себя лишал этого духовного богатства и укрепления.

    Это богатство Церковь предлагает нам теперь. Постараемся же воспользоваться им и, освятившись и укрепившись святыми службами Страстной Седмицы, - встретим, как должно, и Пасху Святую!

     Аминь.

* Ин. 12, 1-18.
** Лк. 19, 36-38.
*** Мф. 21, 9; Мк. 11,9; Лк.19, 38; Ин. 12, 13.
**** Лк. 19, 41-44.
***** Мф. 21, 9.
****** Ин. 19, 6; 15.

* * *

СЛОВО НА ПАССИИ О СТРАСТЯХ ХРИСТОВЫХ

    Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

    Те, кто был в прошлом году здесь на такой же Пассии, быть может, вспомнят, что тогда, прочитавши Евангелие о страданиях Спасителя по Евангелисту Матфею, беседовали мы здесь о Гефсиманской молитве Спасителя, о том, как Он для искупления грешников принял на Себя греховные вины всего человечества.

    Сейчас мы с вами слышали повествование о страданиях Спасителя Евангелиста Иоанна Богослова. И отметим сейчас характерные особенности именно этого повествования.

    Известно, что первые три Евангелия: Матфея, Марка и Луки значительно сходны одно с другим, а Евангелие от Иоанна значительно отличается от первых трех. О многом, что они говорят, Евангелист Иоанн умалчивает, и наоборот, то, о чем они не говорят, он приводит, и иногда - подробно.

    О молитве в саду Гефсиманском говорит Евангелист Матфей и Евангелист Марк, и Евангелист Лука*. А мы сегодня чтение Евангелия начали с того момента, когда окончилась эта Гефсиманская молитва, и когда Спаситель мiра, укрепленный в этой молитве на тот великий подвиг, на который Он выходил, выходит навстречу Своему предателю и той куче вооруженных людей вместе с врагами Христовыми, которые пришли Его, говоря нынешним языком, арестовать. Но Евангелист сам не говорит о Гефсиманской молитве, он только намек делает на нее, говоря в самом начале, что "Иисус, зная, что будет с Ним, вышел к ним".

    Иуда тут был, и стража была военная, и враги Спасителя - книжники и фарисеи, члены синедриона. И вот, Спаситель, обращаясь к ним, говорит:
- Кого вы ищите?
Те ответили:
- Иисуса Назорея.
Кратко ответил Господь:
- Аз есмь (Это Я).

    Но от этого ответа они попятились назад и попадали на землю. Редко, редко Господь Иисус Христос таким образом давал людям почувствовать Свою страшную безпредельную божественную силу. А здесь - он только сказал два слова: словно страшная молния Божества сверкнула в этом коротком ответе, и они посыпались на землю. Растерянные - встают. Господь снова задает тот же вопрос. Они повторяют свой ответ, и тогда Господь снова им говорит: "Я сказал вам уже, что это Я". Но уже, видимо - совсем другим, обычным тоном. А тут же, заботясь об Апостолах Своих, говорит: "Оставьте их, пускай идут".

    Знаем мы и то, как пытался Симон Петр Его защитить: ударил раба архиерейского, урезал ему ухо, но Господь Петру сказал, чтобы он вложил меч в свои ножны, а раненого раба исцелил.

    Святой Евангелист Иоанн говорит, что Спасителя из сада Гефсиманского повели сначала к первосвященнику Анне. И там первосвященник Его спросил о учении Его и о учениках Его. А Господь ему на это ответил очень характерно. Спрашивая Его, первосвященник нарушал установленный порядок судопроизводства. Полагалось тогда сначала спрашивать свидетелей, а потом уже - обвиняемого. Если б не было тут никого, кто слышал бы учение Спасителя, что он говорил, - тогда первосвященник был бы прав. Но он сразу обращается к Нему, а Господь мягко, тактично указывает на неправильность, говорит: "Я никогда ничего тайно не говорил". Всегда говорил там, где собираются иудеи.
- Что ты Меня спрашиваешь? Вот спроси слышавших - они слышали, что Я говорил.

    Мягко и тактично Господь обращает его на правильный путь судопроизводства, но один из слуг архиерейских, желая выслужится перед своим господином, якобы возмутившись дерзостью ответа, ударил Спасителя по щеке, по ланите, сказавши: "Так ли ты отвечаешь архиерею!"

    Прост был ответ Спасителя нашего. Господь на это кротко ответил:
- Если я сказал плохо, то - докажи, что плохо. А если хорошо, то за что ты Меня бьешь?

    Сохранилось, между прочим, предание, которое, кажется, у кого-то из святых Отцов есть, повторяется: что этот, ударивший Спасителя, был тот, которого Он когда-то исцелил от расслабления. Так он отблагодарил своего божественного Исцелителя.

    Потом Спасителя повели к Каиафе архиерею, уже - к правящему архиерею. Тут, как мы знаем, происходит, в эти часы и страшное отречение Петрово. Отречение Апостола Петра, который совсем недавно клялся и божился, что он пойдет на смерть за Учителя, а тут - испугался служанки, испугался настойчивых допросов, и - с клятвою троекратно отрекся!

    Апостол и Евангелист Иоанн после этого почти сразу же говорит уже о том, как послали Спасителя к Пилату, в Преторию Пилата, на допрос к самому правителю, прокуратору. Представитель Римской власти выходит и спрашивает:
- Какую вину вы приносите на человека Сего, в чем вы Его обвиняете? 

   Иудеи на это ответили с одной стороны грубо, с оттенком дерзости, а с другой стороны - сами расписываясь в собственном безсилии:
- Если бы Он не был злодей - мы бы не предали Его тебе.

   Евангелие говорит, что на это голословное заявление Пилат ответил: "Возьмите Его вы и по закону вашему судите Его". И вот тогда они заявили, что "нам не достоит убити ни кого же", мы не можем никого убивать, предавать смерти. Этим самым - указывая, что их приговор уже сложился, только они не имеют возможности привести его сами в исполнение, поэтому просят об этом прокуратора.

    Пилат тогда уходит в свою Преторию, к нему приводят Спасителя и он Его спрашивает:
- Ты ли еси Царь Иудейский?

   Господь на вопрос - отвечает вопросом:
- О себе ли ты сие глаголеши, или иные тебе рекоша о Мне? То есть, "от себя ты Мне задаешь этот вопрос, или на основании того, что тебе сказали другие?" То есть, другими словами: формальный ли характер носит твой вопрос (только потому, что тебе так сказано о Мне) или ты сам интересуешься этим?

    Пилат на это ответил высокомерно, как римлянин, как высокий чиновник римлян, сознающий свою власть:
- Еда аз жидовин (разве я иудей)? Народ Твой и его руководители предали Тебя мне. Что Ты сделал? И вот тогда Господь, на вопрос, Царь ли Он Иудейский, говорит:
- Царство Мое несть от мiра сего.

    Да запомнит это всякий! Всякий, кто хочет Церковь свести на платформу какой-либо человеческой, пусть - самой возвышенной, самой благонамеренной, но - человеческой организации!
- Царство Мое несть от мiра сего, - категорически говорит Спаситель, - аще от мiра сего было бы Царство Мое, слуги Мои подвизались бы за Меня, да не предан бых был иудеям. То есть, "если бы Царство мое было от мiра сего, как всякое другое, то у меня были бы свои защитники, которые не допустили бы того, что происходит сейчас." Но именно: "Царство Мое несть отсюду,"- говорит Господь.

    Знаем мы, как Господь, беседуя с Пилатом, добавил, обращаясь уже к его внутреннему чувству, его сердцу, его совести:
- Я на то родился и на то пришел в мiр, чтобы свидетельствовать об истине. Это он сказал сразу после того, как дал ответ на вопрос Пилата: "Царь ли ты Иудейский?"
- Ты глаголеши, яко царь есмь аз. То есть, "ты говоришь, что Я - царь". Тогда, по тогдашнему словообороту это означало утвердительный ответ. "Да, Я - царь, но только, - говорит Господь, - Я родился и в мiр на то пришел, чтобы свидетельствовать об истине; и всякий, кто от истины, послушает гласа Моего.

    Мимо Пилата прошло, прошел этот призыв к его нравственному чувству, к его сердцу, к совести его. Пред Спасителем был представитель Римского скептицизма, который изверился решительно во всем, и ни во что уже не веровал, а, в особенности, в какую-то "истину". Пилат, вероятно, услышавши это, думает: "Об истине он заговорил! Да есть ли истина вообще? У каждого о ней - свои представления. А если она где-то есть, то - далеко не до нее". И поэтому, собственно, отстраняя вопрос, только говорит: "Что есть истина?" И с этим отошел от своего Подсудимого.

    Трагический момент, возлюбленные! Ответ - стоял перед Пилатом! Живой, воплощенный ответ! Тот, Кто говорил о Себе: "Аз есмь Путь и Истина и Жизнь". Но не сумел Пилат увидеть в Истине Ея истинности, и с своим скептическим вопросом, отвернувшись от Живой Истины, пошел... И, однако же, сказал:
- Аз ни единыя вины обретаю в человеке Сем. (Я никакой вины в Нем не нахожу).

    Но услышал он от народа, чтобы отпущен был, как отпускали тогда на Пасху, разбойник Варавва. Пилат (у Иоанна Богослова этого нет, но это говорят другие Евангелисты**) задал вопрос народу:
- Кого мне отпустить: Варавву или Иисуса, называемого Христом? Несомненно, Пилат был убежден в том, что народ скажет: "Иисуса", потому что Варавва был убийца и разбойник и мятежник. Но когда они закричали: "Не сего, но Варавву", тогда Пилат - растерялся.

    Евангелист Иоанн говорит, что, услышавши это, он взял Иисуса и стал Его бичевать. Бичевание - ужасное наказание, под которым многие умирали, не выдерживая его. Он только что сказал, что никакой вины он в Нем не находит, за что же он приказал Его бичевать? - Однако, приказал. Покрытый кровью с ног до головы, в багрянице, в терновом венце стоял после бичевания перед ним Спаситель, и, несомненно, и жесткое и грубое сердце язычника содрогнулось, увидевши, что сделали его старательные воины с своей жертвой. И, опять-таки, с надеждой на то, что поймет народ, что происходит, и - пожалеет невинно осужденного и так изувеченного и измученного человека, выводит Пилат Его и говорит: "Се, Человек!" Посмотрите на Него: ведь Он - человек, как и вы - люди...

    Однако врагов Христовых и это не успокоило. Ненасытимые злобой, и - они тогда закричали: "Возьми, возьми, распни Его!" Пилат тогда говорит:
- Поимите Его вы и распните, аз бо не обретаю в нем вины. Вам, так сказать, мало того, что было сделано - берите, сами распинайте: я в Нем вины никакой не обретаю! Он как бы говорит: я и то сделал вам уступку, приказав бичевать человека, которого я считаю невиновным, а если вы хотите еще распятия - возьмите сами Его распните!

    Они не могут это сделать, но они ему говорят:
- У нас есть закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что Он назвал Себя Сыном Божиим.

    Но это произвело действие, которого они, вероятно, не предвидели. Евангелие говорит, что Пилат, слыша это слово, "паче убояся", еще больше испугался. Потому что у римлян были тогда предания о том, что боги могут явиться на землю во образе человека. Испугался Пилат, снова Спасителя провел к себе и спрашивает Его:
- Откуду еси ты?

    При этом, Евангелист Матфей указывает, что когда происходил этот суд, то жена Пилата прислала к нему сказать: " Не делай ничего худого Этому Праведнику, ибо я во сне очень пострадала сегодня из-за Него".*** И это прибавило, конечно, Пилату тревоги, но когда он спросил, откуду еси Ты? то ему, отвернувшемуся от вопроса об истине, Господь не стал отвечать. "Иисус же ответа не даде ему".

    Заговорила гордыня высокого правителя! Он говорит: "Мне ли не отвечаешь? Не веси ли, яко власть имам распяти Тя и власть имам пустити Тя", Ты - в моих руках! Ты - в моей власти и Ты мне не отвечаешь?

    Трогателен ответ Господа Спасителя. Господь говорит: "Ты никакой бы власти надо Мной не имел, если бы не было тебе дано свыше, а поэтому предавший Меня тебе больший грех имеет".

    Обратите внимание, как Господь не отяготить, не подчеркнуть, не усилить вину Пилата хочет: Он видит уже, что Пилат отдаст Его на ту казнь, как это и требуют враги. И, однако же, и здесь Господь как бы старается умалить, ослабить его вину, старается, если не оправдать, так извинить его как-то. И говорит, что не твой главный грех, самый большой, а тот, кто предал Меня тебе, - тот главный грех имеет. И это, видимо, растрогало Пилата; и сказано прямо, что именно с этого момента Пилат в особенности старается Его отпустить.

    Но - не нашел в себе мужества, когда услышал обвинение от иудеев в том, что "если ты его отпустишь, то будешь тогда недруг кесаря". Конечно, это не могло не подействовать на Пилата, потому что кесарем-то был тогда Тиверий, жестокий и подозрительный. Представил себе только Пилат, что будет, если Тиверию донесут о том, что он освободил Того, Который Себя называл Царем... И тогда Пилат убоялся окончательно, попытался еще сопротивляться, вывел Спасителя снова к народу и сказал: "Вот, Царь ваш". И - те первосвященники и книжники, которые так ненавидели власть Римскую, которые спокойно о ней слышать не могли, у которых была одна только мечта: освободиться от этой ненавистной подчиненности, они, как верные граждане Римские, как верноподданные, закричали: "Не имамы Царя, токмо кесаря". Не имеем, не знаем никакого другого царя, кроме кесаря. "Тогда предаде Его им, да распнется". Как пишет Евангелист, дальше тогда "взяли Иисуса и повели".

    Неся Крест Свой, пошел Он на Голгофу. Как говорит Предание, изнемогая от всего пережитого, от страшного бичевания, окровавленный, терял Он уже силы, падал под Крестом, пока наконец воины не доставили богатыря Симона Киренейского - взять Его Крест и нести на себе.

    Распят Спаситель между двух разбойников... Книжники и фарисеи увидели надпись, которую Пилат положил, поместил на Кресте: "Иисус Назареянин, Царь Иудейский". И стали у него требовать, чтобы он изменил ее: это стыд и позор для иудеев, если их царь пригвожден ко кресту, орудию позорной казни! Нет! говорят они: напиши, что Он самозванец, не пиши, что Он - Царь Иудейский, а что Он сказал: "Я - Царь Иудейский"! Сам Себя назвал, самозванец. Но они вывели Пилата, видимо, уже из себя и - своим упорством, и - своей ненасытной злобою, и он им уже [сказал], как отрезал:
- Еже писах, писах. (Что я написал, то написал).

    Знаем мы, как у Креста Христова стояла Преблагословенная Его Матерь, Его ученик возлюбленный, один, который не испугался, не убежал, а шел за Ним до Креста. Жены-мvроносицы, верные, преданные и не изменившие... Знаем мы, наконец, чем окончилась страшная крестная мука Христова. Когда Господь Иисус Христос, перетерпевший невероятные физические страдания, ибо крестная мука была вообще - страшное, огненное страдание. А для Него она была неизмеримо острее и мучительнее, потому что он был безгрешен! Ему не свойственно было страдать так, как не свойственно человеку, который в огне, покрыться в это время ледяной оболочкой. Для Него страдания были противоестественны, поэтому - несравненно мучительнее, чем для всех нас. Он их перетерпел безропотно! И - перетерпел, по существу, неизмеримо более страшное: это - внутренний Крест, страдания за грехи людей, которыя Он взял на Себя, и за которые оставил Его Отец.

    Но когда совершалось это страшное, таинственное оставление Его Отцом, вот тут и Он на Кресте воскликнул: "Боже Мой, Боже Мой! Вскую Мя оставил еси..." Смотрите, Он всегда Его называл Отцом, а тут Он восклицает: "Боже Мой, Боже Мой!" Богом называет, как последний грешник. Как говорил святитель Иннокентий Херсонский: "В эти минуты Божество Сына Божия как бы сокрылось в душе человека Иисуса так, что Он остался как бы Один, перенося эту страшную муку. Сам только Он, да Его Отец, да Дух Святый знают, что Он тогда там выстрадал. Если бы перед нами открылась миллионная часть муки, которую Он тогда понес, то наше сердце разорвалось бы, не выдержавши этого, конечно".

    Но вот, кончается мука крестная. Во исполнение пророчества, Господь восклицает: "Жажду!", ибо Его, как всякого распятого, томила невыносимая физическая жажда. Как говорил один проповедник, этот возглас еще больше означал: "Жажду твоего спасения, грешник! Чтобы совершилось оно наконец..." И вот, Промысел Божий полагает конец, и Спаситель Мiра, испытавши последнюю горечь, вкусивши оцет, с желчью смешанный, наконец воскликнул: "Совершилось!"

    Что совершилось? - Совершилось то, о чем еще говорилось в Раю, о чем предсказывали пророки, что прообразовали многочисленные события ветхозаветные, а, в особенности, - все жертвоприношения Ветхого Завета. Сколько агнцев прообразовательно было заклано в истории еврейского народа, пока, наконец, не был заклан Агнец Божий, вземлющий грехи всего Мiра! Свершилось [исполнение] того, чего ожидал весь Мiр, чего ожидал не только народ иудейский, но, сам того не отмечая, ощущал весь человеческий род. Наконец совершилось! Совершилось то, для чего пришел Сын Божий на землю, совершилось спасение рода человеческого.     Аминь.

Ин. 18, 1-19, 30
* Мф. 26, 36-46; Мк.14, 32-42; Лк. 32, 39-46.
**Лк. 23, 18-19; Мк. 15, 7-11; Мф. 27, 15-21.
***Мф. 27, 19

* * *

СЛОВО В ВЕЛИКУЮ ПЯТНИЦУ

    Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

    Святое Евангелие нам говорит о том, что, когда Господь Иисус Христос появился на Иордане, то Иоанн Креститель, указывая на Него, сказал: "Се, Агнец Божий, вземляй грехи мiра".* И на следующий день снова это повторил.

    Агнец Божий. Агнец в древности была жертва искупительная за грехи. И вот об этом-то и говорит Креститель, что Тот, на Кого он указывает и называет Агнцем Божиим - это и есть искупительная жертва за грехи человечества.

    Легко сказать (и - написать, если угодно), что взял на себя какие-то грехи. Но Господь Иисус Христос, Богочеловек, Сын Божий воплотившийся, оставшийся Богом , как Бог - Всемогущий, и, в то же самое время, соединивший свою Божественную природу с человеческой природой, Он взял на Себя грехи всего Мiра не так, как это можем мы сказать, а взял их по существу.

    Митрополит Антоний любил разъяснять, что тайна искупления - это есть бездна премудрости и благости Божией, и, в то же самое время это есть страшная тайна. Владыка Антоний говорил, что, если бы человек мог бы только увидеть и узнать, что пережил господь Иисус Христос в этом подвиге Искупления Своего, то, как говорил владыка Антоний "человек сгорел бы", не вынес этого. Вот почему для нас это остается тайной. Страшная, неизмеримая бездна страданий, которую мы и представить не можем себе! Становится действительно страшно, когда только подумаешь о том, что пережил тогда Господь.

    Ведь Он, повторяю, взял тогда на себя грехи всего Мiра по существу. мы не можем на себя взять чужие грехи: у каждого они остаются при себе. Но Бог- Всемогущий, не имеет ничего невозможного для Себя. Ему - все возможно. И - непостижимым, непонятным для нас и страшным действием Своего Всемогущества Он действительно сделал то, что только может принять вера, а не рассудок человеческий: Он наши человеческие грехи взял на Себя, как бы сделавши их Своими личными грехами, и вот потому-то Он так страдал и скорбел.

    Мы знаем, как Он говорил Своим Апостолам перед тем как уже идти на этот путь страшных страданий: "Душа Моя скорбит смертельно."** "Прискорбна есть душа моя до смерти". И тут же, чисто по- человечески, понятно нам, просит Своих Апостолов: "Душа Моя скорбит смертельно. Побудьте здесь и бодрствуйте со Мною." Побыть-то они - побыли с Ним, но бодрствовать - не сумели. И в те минуты, когда Он молился Своей страшной, сверхъестественной, как принято называть, молитвой в Гефсимании, в это время он спали, почивали. Когда Господь, произнеся Свою эту молитву, обратился к ним за их дружеской поддержкой, за поддержкой любви - увидал что они спят. Он к Петру только сказал: "Симон, не мог ли ты побдеть хоть немного"***, потому что Петр сам клялся и божился, что он на смерть с Ним пойдет, а тут теперь - заснул, когда Ему было так тяжело.

    Но помните, возлюбленные: когда мы с вами размышляем о том, что Господь сделал для нас, то никогда не следует забывать, что вот именно ради наших грехов Он оказался во гробе. На Кресте и во гробе. Мы Его пригвоздили своими упорными и нераскаянными грехами ко Кресту, и из-за наших грехов Он теперь возлежит, безгласный и недвижимый, мертвецом во гробе. И когда будешь поклоняться Ему, лобызать Его Язвы, делай это как безответно виновный, в том, что вот Он изъязвлен, в том, что Он изранен, в том, что Он измучен, оплеван, позором покрыт и теперь - лежит в гробе. Помни, что мы это сделали: и я, и всякий другой своими упорными грехами и своей неисправленностью. Не даром же сам Господь когда-то, когда почувствовал как-то очень болезненно неверность человеческого рода, воскликнул даже (в Евангелии это записано): "О род неверный и развращенный, доколе Я буду с вами, доколе Я буду терпеть вас!"**** Вот как Ему было вообще тяжко с нами, а тут мы, повторяю, своими грехами пригвоздили ко Кресту и положили во гроб.

    Так и помни, душа христианская, когда будешь поклоняться Божественному Мертвецу в Плащанице лежащему, когда будешь лобызать Его Язвы, как безответно виновный это делай, потому что никто кроме нас не виноват в том, что Господь Иисус Христос, как говорил Апостол, вместо предлежащей Ему славы***** перенес эту срамоту и позор, и эту страшную, позорную и унизительную крестную смерть. Мы с вами знаем, что теперь, после Его смерти, Крест стал нашей драгоценностью и святыней, но пригвоздили ко Кресту Его, повторяю, не воины, а - мы с вами, потому что если бы наших грехов не было на Нем, не было бы Ему что взять на Себя, тогда бы не было ничего этого. Но Он - пошел на этот страшный сверхчеловеческий Подвиг. Помните, как в Евангелии сказано, что Он до пота кровавого боролся в Гефсиманском саду, на этой страшной молитве.

    Почему он был покрыт кровавым страшным потом? Когда-то святитель Димитрий Ростовский в своей вдохновенной проповеди говорил, как бы обращаясь к Спасителю: " Господи! Почему Ты покрыт кровью? Кто Тебя изранил? Не было ни Креста, ни бичевания, - ничего этого еще не было; почему Ты весь в крови?" И сам же отвечает: "Кто изранил? - Любовь изранила!" Потому что знал Богочеловек, столько возлюбивший нас, грешных, что если Он не совершит этого страшного Подвига, то наша участь, навеки! - в геенне огненной, в страшных, нескончаемых и ужаснейших мучениях, которых мы себе и представить не можем. А вот, Он взял на Себя всю эту страшную тяжесть, это тяжкое бремя греховное, и, благодаря Его святому и великому Подвигу, мы имеем возможность уповать на то, что получим прощение наших грехов, именно Им омытых. И тогда можем мы надеяться, что и нас примет Он в Царствие Небесное, так, как Он принял Благоразумного разбойника.

    Аминь.

*Ин. 1, 29-35.
**Мф. 26, 38; Мк. 14, 34.
***Мк. 14, 37;
**** Мф. 17, 17; Мк. 9, 19; Лк. 9, 41.
*****Ев. 12, 2.

* * *

СЛОВО ПРЕД ПЛАЩАНИЦЕЮ

    Святое Евангелие нам говорит о том, что когда над рекой Иордан , над Иорданскими водами раздался «Глас вопиющего в пустыне», и загремела проповедь Иоанна Крестителя, что когда пришел на Иордан, после своего искушения в пустыне соракодневного Господь Иисус Христос, то Иоанн креститель, указавши на Него, сказал своим ученикам: «Се, Агнец Божий, вземляй грехи мiра.»* То есть: вот Тот, кто будет Жертвой за Грехи всего мiра.

    Иоанну Крестителю это было открыто. Вряд ли кому-либо из людей тогда это было открыто в такой полноте, а он - прямо указал, зачем пришел Христос Спаситель на землю: взять грехи мiра.

    Здесь мы с вами, возлюбленные, подходим к великой и страшной тайне нашего искупления. Церковь учит нас, как Сын Божий воплотился, не переставая быть Богом, стал Он человеком, так что был Он на земле как Богочеловек и взял на Себя грехи всего мiра. Это - непостижимо нам, не понять. Когда речь идет о действиях божественных, то человек понять их не может, как и свойств Божества. Мы с вами не понимаем, не можем постигнуть, как Господь - всюду, вездесущ. Непостижимо для нас, как Господь не ограничивается ни пространством ни временем. Для Него нет ни прошедшего, ни будущего, а только - один акт Божественного созерцания всех времен и всех людей. Эти свойства Божественные - совершенно непостижимы для нас. Непостижимо для нас и то страшное действо Всемогущества Божия, по которому Господь мог сделать то, что мы с вами - не можем.

    У нас людей как: сделал что-либо, сам же за это и отвечаешь. А тут Сын Божий в воплощении Своем принял на Себя грехи всего Мiра и принял на Себя ответственность за них, так, как будто Он Сам их совершил. Страшно это. Недаром в саду Гефсиманском, когда молился Господь Иисус Христос Отцу своему, человеческой природой Своей он молился: «Отче, если возможно, да минует Меня чаша сия.»** Так страшна она. Но тут же добавлял: «Впрочем, не как Я, а как Ты. Не моя воля, а Твоя да будет.»

    Помните, что тогда Господь своим Божественным всеведением видел в эти часы Своей тяжкой молитвы Гефсиманской всех нас с вами. Каждого из нас! Пережил Он там наши немощи, наши слабости каждого из нас, взял на Себя именно наши грехи... И так страшен был этот подвиг, когда Он, Чистейший и Святейший принял на Себя всю грязь, которую творят люди на земле. Так это было тяжко, что в конце концов Он покрылся кровавым потом. «Бысть, - был Его пот, как говорит Евангелие, - как капли крови, каплющие на землю»***.

    Так Он там молился. Но, однако же, чаша Его не миновала. Видел Он в любви Своей бесконечной, что если Он не примет на Себя этот подвиг, то род человеческий, безответно грешный, погибнет навсегда. Его любовь не могла это выдержать, и, влекомый этой Своей беспредельной Божественной любовью, Он принимает на Себя этот подвиг, о котором нам с вами страшно и подумать.

    Покойный митрополит Антоний говорил, что тайна Искупления нашего, тайна того, что пережил Господь в саду Гефсиманском, а потом и на Кресте, так велика и так страшна, что если бы человек смог бы в эту бездну страдания заглянуть, то уничтожился бы и сгорел.

    Вот и Крест. Христос Спаситель на Кресте. Он и тут не забывает в Своей любви заботиться о других. Заботится о Пречистой Матери Своей, поручая Ее возлюбленному ученику. «Жено, се сын твой - се матерь твоя...»**** Тут же Он обещает благоразумному разбойнику, покаявшемуся на кресте, что он сегодня будет с ним в раю*****.

    Христос умолк, умолк и разбойник, но природа - заговорила. Та страшная скорбь, которая охватила душу Святейшего и Чистейшего, принявшего на Себя всю грязь человеческих грехов, так была велика, что ее не выдерживала сама природа. Земля затряслась, скалы рассыпались, солнце - померкло, не могло смотреть на это страдание, страшное, бесконечное, беспредельное. А Господь - его нес! В самый лютый, быть может, и страшный момент Он воскликнул: «Боже Мой, Боже Мой! Вскую Мя еси оставил!» (Боже Мой, Боже Мой! Зачем Ты оставил Меня)******.

    Почему так? Потому что Он пред очами Божией правды, пред взором Отца Своего Небесного был покрыт грехами человеческими. А Господь не может быть там, где грех, и Отец Небесный как бы оставил его в эти страшные минуты. И - страждет Он: и час, и другой, и третий длится эта невероятная, сверхчеловеческая мука. Но наконец - она пришла к концу. И когда Господь выстрадал все, что нужно было выстрадать за наши грехи, то Он уже как победитель, торжественно возгласил: «Совершилось!»*******

    Совершилось то, для чего Он пришел, о чем предсказывали пророки, о чем было предсказано еще в Раю. Совершилось спасение рода человеческого через страшный Голгофский Крест, который после этого, орошенный Его Святейшею Кровью, стал величайшей святынею христианской.

    Помни это, душа человеческая, в эти дни и часы, когда Церковь пред нами воспроизводит то, что Господь совершил ради нас, грешных людей. Да исполнится душа твоя беспредельной благодарностью к Нему, столько пострадавшему за нас; и когда сейчас будешь подходить к Святой Плащанице, где изображен Он, возлежащий во гробе, то благоговейно прикладывайся к Его Язвам, помня, что этими Язвами Он даровал тебе прощение грехов и вечную жизнь.

    Аминь.

* Ин. 1, 29-35.
** Мф. 26, 39.
*** Лк. 22, 44.
**** Ин. 19, 25-27.
***** Лк. 23, 42-43.
****** Мф. 27, 46; Мк. 15, 34.
******* Ин. 19, 30

* * *
 

СЛОВО В ДЕНЬ СВЯТОЙ ТРОИЦЫ

    Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

    В этот Великий Праздник, когда Церковь поет: "В Пятидесятницу празднующи Духа пришествие...", когда мы празднуем великое в жизни Церкви событие: сошествие Пресвятаго Духа на Апостолов Христовых, в этот день христианин, размышляя о тайнах Божественных, не может не смирить свой ум, уразумевая, что никакие силы нашего ума, никакие усилия наши умственные не способны подняться до той тайны, тайны великой, которая лежит в основе нашей веры.

    Эта тайна - тайна Пресвятой Троицы. Это великая и страшная тайна, до которой, повторяю, ум человеческий не поднимется никогда.

    Если тут пробует человек как-то осмыслить обычным рассудком своим, как это может быть, что все три Лица Святой Троицы обладают всей полнотою Божества, в то же самое время, так сказать, не совпадая друг с другом, а являются - отдельными, всемогущими, светоносными Божественными Личностями. - Это совершенно непостижимо для нас.

    Пред тайной Святой Троицы, которая лежит в основе нашей веры, как первый и главный ея догмат - истинно первый, - пред ней человек только смиренно может склониться.

    Да, знаем мы, что святые Отцы любили употреблять некоторые сравнения при размышлении о тайне святой Троицы. Например: как в человеке, в одной его личности существуют три душевных силы: ум, чувство и воля, или как в солнце: одно - то самое солнце, другое - тот свет, который от него рождается, и та теплота, которая исходит от него, но это только очень далекие, приблизительные подходы, а уразуметь это не может никто.

    Такой громадный, исключительный ум, христианский ум, как святитель Григорий Богослов с восторгом писал когда-то в своих записях о том, что были - моменты только - когда пред ним, как молния, сияла как-то тайна Пресвятой Троицы, но и скрывалась тут же, как он сам писал.

    Что в бытии Божественном, высшем, чем нашем, непостижимом, непонятном для нас, есть то, что нам и постижимо и понятно? - Это то, что когда-то прекрасно выразил великий ум древности, блаженный Августин, который говорил: "Видишь Троицу - видишь любовь." Ибо "Бог есть любовь". Это сказал Апостол любви, Апостол Иоанн Богослов. Бог - это только любовь. Бог - есть любовь: беспредельная, бесконечная, ничем не ограниченная милующая и спасающая. Проявила она Себя в действии Второго Лица Святой Троицы, Слова Божия, Сына Божия, когда Он отдал Себя на спасение мiра, и претерпел страшные крестные страдания для того, чтобы безответно виновный в грехах род человеческий спасти от проклятия и смерти.

    Нетрудно себе представить теперь такую картину: отец, занимающий высокое положение в государстве, большой на работе чиновник, после трудов целого дня утомленный возвращается домой. Для отдыха. И видит, что его пятилетний маленький сын увлекся на полу игрой в солдатики. Отец присел к нему, забыл про свою усталость, начал с ним вместе этих солдатиков перебирать и расставлять и увлекся так же, как его сын. Этот большой человек в другое время, конечно, и смотреть бы на солдатиков не стал, а тут - он этим занят потому, что любовь в нем заговорила, родительская любовь, по которой то, что дорого его маленькому сыну - дорого и ему стало. И вот он так же с увлечением играет в эти солдатики, а мать - только с любовною улыбкой любуется на них.

    Вот как любовь уничтожает расстояния между теми, кто как будто далек друг от друга. Вот это - крохотный пример, но вот так же бесконечная Божественная любовь - нашего Господа приближает к нам. К нам - недостойным и нечистым и грешным. Велика любовь Божественная! И вот именно, уповая на эту любовь и зная ее, христианин проходит свой жизненный путь, какие бы скорби его не одолевали, будучи уверен, что Господь, как любящий Отец и Наставник, никогда его не оставит, а спасет и помилует и направит туда, куда следует, лишь бы только он сам следовал его отеческом внушениям.

    И вот эта-то тайна Святой Троицы, повторяю, есть тайна любви Божественной, и когда мы думаем о Троице Святой - думаем о бесконечной Божественной любви, и эта любовь нам заповедана Самим Спасителем, которой молил Отца о том, чтобы как Он и Отец - одно в этой бесконечной любви, чтобы и мы так же были друг с другом в единении и с Ним в Его этом Божественном снисхождении и в беспредельной любви.

    Аминь.

                           

                                                   МОЛИТВА

 

Царю Небесный, Отец убогих,                       Придет иной - с своей гордыней,

Защитник слабых и сирот,                              С лукавством,ложью,наглым злом,

Помилуй нас - и в день тревоги                     С насмешкой злобной над святыней,

Нас не лиши Твоих щедрот.                           Над Божьей правдой и добром.

 

 

Так трудно жить, так много горя                   И враг Твой злобный будет принят,

Кругом. Дух немощный устал -                      За ним пойдет весь грешный мир,

Устал страдать в житейском море,                Всем сердцем он тебя отринет

Где "сатана свой правит бал".                         И сотворит себе кумир.

 

 

Ты в мир пришел... Дал миру слово -            Да,день то близок...И тревога

Святой Евангельский глагол;                          Объемлет душу - холод,мрак

Но мир искал вождя иного,                              Кругом - забыли люди Бога,

И за тобой он не пошел.                                    И близок лютый,наглый враг.

 

 

Не блеск,не славу, не порфиру                      Прости нас всех! От нашей злобы,

Ты здесь избрал - не царский трон...            Лукавства,лжи, - избави нас,

Такой , как Ты, не нужен миру,                     Дабы и впредь - до двери гроба

Ты слишком кроток и смирен.                        В сердцах свет веры не погас.

 

                                                                          Архимандрит Филарет

                                                                          [ В будущем Первоиерарх Русской

                                                                            Зарубежной Церкви ]

  НОВАЯ КНИГА: "ЧЕСТЬ НИКОМУ!"

Е.В. Семенова.  «Честь – никому!» ©, Москва  2011, ИПЦ «Традиция, Библиотека журнала «Голос Эпохи, в трех томах: 496, 504, 744 стр. (в последнем томе биографический справочник), твердый переплет, предисловие Андрея Можаева.

Книги можно приобрести на сайте:  www.traditciya.ru,  e-mail: orders@traditciya.ru

ХРОНИКА РАСПАВШЕГОСЯ ВРЕМЕНИ

(О романе «Честь – никому»)

 Андрей Можаев.

    Времена бедствий народных наступают тогда, когда распадается связь времён, по выражению Шекспира. А распадается эта связь в результате отступничества и тяжёлых преступлений носителей власти или против этих носителей и самой власти. Их тяжестью измеряется глубина падения народов, государств.

    Книга Елены Семёновой «Честь – никому» - эпический роман в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Сегодня издаётся достаточно много книг, восстанавливающих историческую справедливость и открывающих идейную правду оболганного Белого дела. И тем не менее, роман видится мне уникальным явлением в этом литературном потоке. Он отличается не просто глубоким изучением, знанием эпохи. Это знание-чувствование, переживание, умное знание. Может быть, это и называется чуткостью. К сказанному следует сразу отметить и образность книги. Прочитав, уже никогда не забудешь образ свиньи-эпохи, пожирающей посреди станичной улицы человеческие останки.

    Прежде, чем развёрнуто характеризовать роман, необходимо представить автора. Елена Владимировна Семёнова человек также уникальный в самом лучшем смысле этого слова, как и её книга. Её следует назвать автором разносторонним, увлечённым и опытным. На её счету – несколько изданных книг и сборников. Она – и острый публицист, и поэтесса, и прозаик. А литературно-общественная деятельность её в интернете огромна! Елена Семёнова создала и ведёт целый ряд очень известных сайтов, где собраны важные и редкие материалы по трагической эпохе русской истории. Она же ведёт крупный портал «Архипелаг Святая Русь», литературно-общественный журнал «Голос эпохи» и является главным редактором печатной версии этого «толстого» журнала. Словом, работа колоссального объёма, и находящая горячий отклик у читателей! Ради чего этот труд автора? Ради восстановления нашего искалеченного исторического, культурного и народного самосознания, без которого не будет у нас достойного будущего, как нет настоящего.

    В этом трудничестве автора роман «Честь – никому» занимает особенное, центральное место. Эта книга в самом полном значении – цель и смысл жизни писателя. Книга выстраданная, вобравшая в себя годы поисков, размышлений, затаённых от посторонних глаз переживаний. Этот роман не мог не быть написан. И вот он выходит в свет!

    Итак, выше я сказал, что это произведение видится мне явлением уникальным. В чём же выражена эта уникальность? Во-первых – истинно эпический размах повествования и охват событий, продолжающий толстовскую традицию в русской литературе. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны. Мы превращаемся в очевидцев рождения Белой армии, её Кубанского Ледяного похода, боёв Каппеля за Поволжье, взятия и оставления генералом Врангелем Царицына, событий, связанных с деятельностью адмирала Колчака в Сибири, наступления на Москву сил генерала Деникина и его отступления, боёв в предгорьях Кавказа, в Малороссии, Великого Сибирского Ледяного похода, эвакуации из Новороссийска, создания в Крыму Русской армии генерала Врангеля, неравных по перевесу сил сражений за Каховку и Перекоп и Великого Исхода.

    Автор Елена Семёнова не просто описывает исторические события, но раскрывает их в тех противоречиях, что препятствовали успеху Белой борьбы, отыскивает их причины и не скрывает просчётов, ошибок и пр. Особенно ярко и сложно эти противоречия эпохи, эти трагические обстоятельства раскрыты автором в их воздействии на характеры вождей Белого движения: Корнилова, Алексеева, Маркова, Краснова и других, уже упомянутых выше. Эти исторические портреты – особенная удача романиста. Семёновой удалось психологически правдиво и объёмно «вылепить» эти образы.

    Особо нужно отметить, что авторский стиль, художественное воображение лишены псевдолитературного романтизма с его выспренностью, мифизацией, экзальтацией, лишены стилизаторства и вообще всякого внешнего украшательства. Автор сострадает происходящему, но и трезво его оценивает в ложных действиях, борьбе амбиций, имевших место. Тем самым книга обретает злободневность. Ведь и сегодня русский мир, общество расколоты, распылены на всё более мелкие фрагменты и, увы, малоспособны к единению на основе твёрдой общей веры и личной чести. И сегодня единству противостоит обольщение ложными идеями, надеждами на возможное прекрасное будущее вне исторического пути Отечества и традиций народной жизни. Противостоят ему также личные амбиции политиков, малодушие, боязнь лишения земных благ и многое другое из этого ряда.

    Поэтому роман «Честь – никому» обращает мысль серьёзного читателя от минувшего к дню нынешнему, а от него - к размышлению над самим собой, к поверке собственной души в свете утверждённого уже в самом заглавии идеала. Эта книга не для слабодушного читателя.

    Из всего вышесказанного читатель может сделать вывод, что повествование в романе ведётся целиком о событиях, о исторических личностях с попыткой автора по своему выразить их. Это лишь отчасти так. Потому, что главное внимание автор уделяет всё же не вождям, а персонажам, как выражаются, рядовым или обычным героям. Судьбы именно этих героев выстраивают сюжетную многолинейность романа. Здесь мы встретим и узнаем мальчиков юнкеров и гимназистов, сестёр милосердия, офицеров, профессоров и юристов, солдат и крестьян. Это позволяет широко раздвинуть рамки повествования о главных событиях и показать народную жизнь в её полифонии, в будничном повседневном трагизме эпохи. Но и в этом трагизме ослепительными искрами вспыхивают любовь и вера, братское самопожертвование, супружеская верность, религиозно-философские откровения людей, нацеленных на поиск идеала и многое другое. Я намеренно не привожу здесь цитат и выдержек из романа. Его нужно читать целиком, в потоке. И тогда каждый сам почувствует и переживёт то, о чём я здесь пишу.

    С этим связано одно из важнейших достоинств романа. Автору замечательно удался художественный язык повествования. Елена Семёнова своим стилем возвращает нас и к живому, и к книжному языку тех времён. Это полнокровный и полноценный, струящийся и журчащий русский язык, который сегодня, увы, многим кажется непривычным, трудным своей полнотой, своим неспешным речестроем и развёрнутостью предложений, прописанностью мыслей и чувств. Язык захватывает и увлекает своей чистоструйностью, вводит в то время.

    И последнее, о чём хочется сказать в предисловии к этой удивительной книге. Эпоха гражданской войны гораздо ближе к нам, чем это может показаться. Тогда начинался разгром традиционного уклада, уничтожение физическое, политическое и моральное лучшей части народа во всех его сословиях. Сегодня – продолжается и близится к завершению уже гораздо более изощрёнными средствами. На вопрос, как и чем этому противостоять, да и следует ли противостоять соблазнам пусть не в форме коммунистической утопии, а какой-нибудь «глобальной модернизации» ради всё того же скорого «рая земного», и пробует ответить роман «Честь – никому» Елены Владимировны Семёновой».

           Андрей Можаев, литератор, сценарист, лауреат международных кинофествалей, доцент кафедры драматургии кино ВГИК. 

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ "ЧЕСТЬ НИКОМУ!"

Елена Чудинова

Давненько мне не доводилось читать по-настоящему мужской прозы. С чисто мужскими достоинствами и, пожалуй, чисто мужскими недостатками.
Кто же писатель, впечатлениями о коем я не могу не поделиться? Елена Семенова — молодая и красивая женщина. (Просьба не путать эту Семенову с автором написанного на онучах фэнтези. Семеновы — фамилия в отечестве не редкая, всякие среди них попадаются.)

Только вчера я дочитала трехтомный роман-эпопею «Честь — никому». (Издательство «Традиция», конец 2010 года.) Чтение заняло более недели. А написание, как сказала мне при личном знакомстве Елена, длилось не больше не меньше, как десять лет. Господи, как же это радостно, что в сегодняшнем дне еще кто-то работает — так, еще кто-то воспринимает смехотворно оплачиваемый писательский труд действительно всерьез! Значит, мы еще люди.

А меньшего срока бы и не достало, чтобы действительно свободно сориентироваться во всех перипетиях Гражданской войны: обоих Ледяных походах (кто сегодня хотя бы знает, что их было два?), боях за Поволжье, взятии и утрате Царицына, правлении Колчака в Сибири, усилиях барона Врангеля в Крыму, значении Каховки и Перекопа, походе на Москву, продвижении СЗА? А следом за этим тянется необходимость знать в подробностях военные биографии белых вождей на фронтах Первой мировой, знать опять же военные кампании и этой огромной войны.

Елена Семенова написала классический роман-эпопею. Роман-противоядие в стране, где столько лет вбивали в читательские головы «Хождение по мукам». Впрочем, эпопея ли творение сталинского лауреата Алексея Николаевича Толстого (или же Алексея Алексеевича Бострома, кто его там разберет)? Да, множество характеров, любови-моркови и прочих разностей, а военных-то действий не так уж и много, да и описаны они не четким умом аналитика, а абы как. Как сказали бы офицеры тех лет — «что со шпака возьмешь?» Как раз эпическая сторона у товарища Бострома и хромает.

А Елена Семенова — не шпак. Она видит не хаотическую массу, где все куда-то вдруг подхватываются, а причины суматошного на первый взгляд движения, волю, его направляющую. Как шахматист, она все пытается мысленно переиграть проигранную партию заново — не той фигурой надо бы пойти, а уж коли там ошибка, так уж здесь бы, здесь.

Скорей в моей памяти всплыли (пусть кто-то тут и ухмыльнется) страницы «Унесенных ветром». Оговорюсь сразу — «душка» Ретт Батлер ничего, кроме зубовного нытья, у меня не вызывает. Не потому, что характер плохо выписан, он выписан куда как хорошо. Но Маргарет Митчелл отнюдь не считала, живописуя Ретта и Скарлетт, что лепит образцы для подражания. Изумительные актеры (Кларка Гейбла и Вивьен Ли даже и сравнить-то нельзя с унылым Лесли Говардом и скучной красавицей Оливией де Хевилленд) — и готово дело. Публика восхитилась вовсе не теми, кто достоин восхищения. Но Маргарет Митчелл прежде всего — человек, пронзительно знающий, постигший динамику войны, ее нерв. Невозможно без томленья душевного читать о боях за железную дорогу, о том, как южане умирали, бросая последний свой взгляд на убегающие вдаль полоски металла — единственную надежду армии. О том, как северяне зажимали Атланту в клещи, о ее осаде и падении.

К сожалению, вымышленные герои Семеновой уступают и митчелловским, и ее же собственным реальным историческим. Вымышленные персонажи — вполне правдоподобны, нимало не выбиваются из контекста эпохи, что тоже довольно важно в наши дни, когда литераторы, ничтоже сумняшеся, помещают в любое время и любое место постсоветских дурно воспитанных невротиков с их мозаичным сознанием. Но все же они несколько схематичны, не выпуклы, условны.

Зато Корнилов, Колчак, Деникин — словно фильм смотришь, и фильм этот — отнюдь не «Адмиралъ».

«Офицеры и штатские, юнкера и студенты, женщины и старики — то была еще не армия, но некий стихийный табор, в мареве беженства не успевший запастись в дорогу даже самым необходимым. И вот, в ночном мраке, старый и больной генерал Алексеев, опираясь на палку, первым перешел застывший зимний Дон, осторожно ступая по начинающему таять льду, вслушиваясь в его недовольный треск.

Перейдя, не удержался, сказал Деникину с горечью:

— Не знаю, будем ли живы».

Скупо, жестко, пронзительно. Елена Семенова — несомненный реалист, что, говоря по совести, немного чуждо такому убежденному приверженцу романтического метода, как автор этих строк. Но не отдать должного — нельзя.

С некоторыми историческими оценками Семеновой хочется спорить. Нет, ничуть не хочется! Не хочется потому, что сотни страниц эпопеи кричат от боли, что Краснов не нашел общего языка с Добровольческой армией, что Деникин не пришел к согласию с теми, кто считал преждевременным поход на Москву. Что состояли Белые силы не из сошедших с небес лучезарных паладинов, а из членов общества, в достаточной мере растленного и разложенного десятилетиями вольнодумства, причем степень разложения этих людей была различна. И если на то, чтобы вместе встать за Отечество, их достало, на то же, чтобы выработать единую идейную платформу, — нет. Когда писатель так печалится о роковых нестроениях внутри одной силы (одной, но не единой, разделившейся в самой себе), с ним как-то совсем не хочется спорить.

Важно не то, в чем Семенова права, в чем, быть может, заблуждается. Важно другое — написан серьезный и основательный труд, в котором без тени сомнения сказано, кто воевал на стороне Добра. Сказано и доказано. За что и хочется молвить спасибо, развернутым вариантом которого и является все написанное выше.

Вот только ни на какие «Букеры» подобные книги сейчас, к сожалению, даже не выдвигают. Впрочем, что нам до них? Пускай тешатся друг дружкой.

=============================================================================================

Многие зачитывались романами о гражданской войне Ген. П.Н. Краснова и М.А. Шолохова, но теперь в Отечество Господь Бог послал талантливую писательницу Елену Семенову, трудами которой также можно увлечься настолько что, не отрываясь, хотелось бы наслаждаться чтением. Роман «Честь никому!» как и другие труды писательницы освещают трагедию России.    Рекомендуем читателям Верности ознакомиться с трудами Елены Владимировны на Сайте

 “АРХИПЕЛАГ СВЯТАЯ РУСЬ'':  http://rys-arhipelag.ucoz.ru/index/0-2

==============================================================================================

      КНИГИ Д-ра Владимира Мосса:

        BOOKS  by Dr. Vladimir Moss:         www.orthodoxchristianbooks.com

===============================================================================================

  (Более крупные суммы на почтовые, типографские и другие расходы принимаются с благодарностью.)

Если Вы знаете кого-то, кто бы пожелал вступить в наши члены, пожалуйста сообщите ему/ей наш адрес и условия вступления.

If you know someone who would be interested in joining our Society, please let him/her know our address and conditions of  membership. You must be Eastern Orthodox to join.

=================================================================================================